Помочь сайту
Поздравления
ВСЁ НАЧАЛОСЬ ТАК
27 июля 2015 -
Игорь Николаевич Макаров
ВСЁ НАЧАЛОСЬ ТАК
Всё началось так. Всё, однако, когда-то начинается и так же заканчивается. Глубокая философия. Всё началось в понедельник. Как все хорошие дела начинаются в понедельник, так и новая жизнь тоже. Новая жизнь началась в понедельник, так как в понедельник меня выгнали в отпуск. В сущности, я уже был в отпуске, но меня в него не отпустили, а тут, чтобы я не надоедал со своими просьбами о деньгах на фоне глобального финансового кризиса, меня зафинтилили на отдых. Время было неподходящее: стоял февраль месяц. Гонять ботов по компу мне надоело давно и на работе тоже, так что я решил свалить на охоту в деревню. Погода способствовала моим планам. То есть: было тепло до офигения. Снег был мокрый и мягкий. Правда, по крутым склонам он уже успел сойти на нет, но в лесу его было много. Местами, по ложбинам и оврагам, лежал даже выше колен.
Выехал я во вторник в обед. Поскольку на вечерний автобус я не успел, так что прибыл я около трех часов после полудня. До шести было ещё время, а дергать куда-нибудь далее Каменистой смысла вообще не было, а тем более и времени. К тому же там бродили две козы с козлятами и пара старых козлов. Козлов даже по такой погоде было выследить сложно, но козлята легко могли попасть на мушку. Коз я не трогал, тем паче они были тяжелые, а бить верную не родившуюся добычу будущего года, считал западло. Козлов я всё равно рано или поздно выцеплю на солонце. Но мясо бы не помешало, а было бы как раз в пору, поскольку к нам переехал старший внук шестнадцати годов, так как с отчимом и его взбалмошной мамашей, он никак не мог ужиться.
Уже у бомбоубежища я нашёл вчерашние следы. За просекой под ЛЭП, я наткнулся уже на утрение. Тихонько, просматривая всё через бинокль, я стал распутывать их. Но коз я не увидел. Они лежали в куртине молодого не опавшего дубняка на противоположном склоне оврага. Они тоже не видели меня. Коза сразу выскочила из оврага и бросилась в сторону, молодые же побежали вниз. Я гуркнул, и они остановились. Одну молодую козу я не видел, поскольку та забежала в промоину, где росла всякая мелочь, да я её сильно не рассматривал, поскольку её рассматривать и не было надобности. Другая коза стояла на виду, но стояла плохо. Видны были только голова и задняя часть. Выбора не было. Расстояние было метров пятьдесят, а при большой кучности стрельбы моего ружья, на таком расстоянии, даже при таком ракурсе и везении, козу должно было переломать как старый диван, при наезде грузовика.
После выстрела обе козы кинулись вниз. Та, в которую я стрелял, сделав несколько прыжков, сбежала вниз и остановилась у меня на виду метрах в сорока. Задняя нога у неё болталась. Добить её не составляло труда. Здоровая же коза, выскочив из низинки, тоже бросилась в овраг, но отбежала дальше и вновь остановилась. Но стала так, что стрелять её было столь же трудно, как и первую. Но на этот раз сверху можно было лучше рассмотреть её переднюю часть. Тут возобладала моя жадность. Я оставил на потом козу с переломанной ногой, что так и маячила у меня на мушке, зная, что возьму её под любым соусом и при любом раскладе, и выстрелил во вторую, здоровую козу. Картечь сыпанула по деревьям, та рванула из оврага и через несколько прыжков скрылась из виду. Вторая тоже поскакала за ней. Пока я перезаряжал ружьё, она уже выбралась из оврага. Я пальнул ей в след, но в спешке и волнении пропуделял.
Делать было нечего. Нужно было добирать одну козу и посмотреть пострел другой. У меня были случаи, когда звери резво удирали с глаз, но я находил их лежащими в ста или чуть более метрах бездыханными. Но, увы, сей случай был не из тех. Если бы мне повезло, то я мог перебить хребет или поранить серьезно шею, но здесь был полный облом. Крови на следу не было ни капли. Коза шла на махах, после догнала мать, и они вдвоем ушли вниз к ручью. Если зверь не отбился от табуна, то преследовать его бессмысленно. Если он и ранен, то легко, скорее касательно, и может держать темп движения табуна или стада.
Я вернулся на след подранка. С этим товарищем было всё ясно. По хорошему ему надо было дать отлежаться, а потом гнать, но времени у меня оставалось менее часа, так как уже начало смеркаться. Ко всему прочему корячился снег. С некоторого времени я стал чувствовать изменения погоды. Перед снегом меня днем постоянно тянет спать. Да и теперь подкимаривало. Впрочем, азарт брал своё. Как ныне говаривают: адреналин был впрыснут в мои застоявшиеся жилы. Я не спеша, стал следить козу. Скоро я её поднял. По-хорошему козу надо было бросить, но я не внял доводам разума и рванул со всей силой за ней.
Адреналин вещь важная в наших жилах!
Сначала она бросилась вверх в гору. Пыталась лечь, но я её спугнул. Второй раз она стала ложиться не так далеко, рядом с полянами, где некогда был сенокос, и даже пахали участки во времена оные. Коза была на стороже, и не подпустила меня. Поднялась и по полянам кинулась в сторону Заречного. Хотя на полянах снег местами стаял, и мне пришлось сделать несколько кругов, чтобы отследить зверя, но долго я не задерживался нигде. Уже в довольно густых сумерках я поднял его в третий раз. На этот раз он пошёл в обратном направлении, сваливая в долину ручья. Короче, потерял его окончательно уже в темноте, да и не далеко от заимки Унтилова на вытаявшем склоне. Правда, когда я выбирался на дорогу, я вновь пересек какие-то свежие козьи следы, но определить в темноте не смог, были ли они следами подранка.
Следующий день, как я предполагал, начался со снежка. Хорошо, что это был не снег, а так порошка. Следы он присыпал, но не совсем. Только вот разобрать какие следы он припорошил вчерашние или недельной давности никто бы не сказал, кроме как собаки, а собаки, однако, молчат. Но собаки-то у меня и не было. Как умер мой Бим младший или второй, я так и не приобрел себе пса. Своего бы бобика я разговорил, и он бы разобрался с этим трехногим в момент, что другие собаки делали весьма успешно. Но бобика не было, и мне пришлось выступать в роли гончего пса. Приятное занятие. Тем более, кроме перебитой ноги, а по месту перелома было видно, что я отстрелил ему копыто, то есть предстояла гонка на полном серьезе. У меня был случай, когда я перебил ногу, но переднюю, у козы. Я гонял её три дня без успеха, тем более она не отбилась от стада, а таки лихо скакала по долам и весям Приморского края, пока я не оставил её в покое. Хорошо, что под вечер коза стала оставлять на следу кровь, что говорило за то, что выследить её все-таки можно, а догнать тоже.
Но на следующий день с утречка я пошёл в контору, так как предстояло уплатить за квартиру или чуинчоби, как я в шутку иногда называл мое пристанище, где я обитал в субботу и воскресение в последние лет двадцать. В девять часов или вначале десятого я уже был там, надеясь уложиться в минут двадцать, так как очередей, по моим понятиям, не предвиделось, но я ошибся. Передо мной сидело трое человек. Бабушка, которая принимала платежи, оформляла бумаги со скоростью черепахи Тортилы, и я доблестно просидел более часа, пока вся эта процедура не завершилась славной уплатой денег под названием коммунальный платеж.
Так что вышел я в двенадцатом часу и прибыл на место, где я бросил свою добычу, а точнее следы этой добычи, в первом часу. Как я и предполагал, пришлось проделать массу пустой работы, то есть просеять кучу выходных следов, что намедни оставили козы. То есть не вчера, а с тех пор, как прошёл последний раз большой снег. А снег этот большой прошел давно, так что следов этих было предостаточно. Пришлось проверять каждый выходной след, что я встречал на своем пути. Наконец, почти закончив круг, я нашёл то, что искал. Наступив на след, так я проверял периодически наличия крови, я обнаружил на отпечатке её родимую. Красную или, где её было мало, превратившуюся в желтые разводы. Правда, после этого мне пришлось распутывать следы по вытаявшему участку, где он терялся постоянно, ещё метров двести-двести пятьдесят. Далее козёл, а по следу было ясно, что это именно козёл. Молодой козлик, вышел в долинку, где снег был достаточно глубок, так что проблемы со слежкой у меня все прошли. Да и другие козы, в густом чащобнике, при довольно глубоком снеге, не бродили. Правда, сам этот козёл нарезал несколько кругов, боясь видимо преследования, так что разбираться всё же пришлось. Подойти к нему незамеченным не было никакой возможности и тех кругов, что я успел дать при подходе к его лежке. Таков был расклад.
Когда я все эти теоремы и ребусы привёл в соответствие, то наконец-то обнаружил его последнюю лежку со следами крови на ней, и следы, что направлялись прямо в гору. Крутую таки и уже довольно хорошо обтаявшую. На следах крови уже не было, так что пришлось лезть в эту сопочку вслепую.
Она по своему состоянию была прескверная для покорения. Снег, что лежал ранее на ней, обтаял, оставив о себе в память только небольшие клочки под деревьями, да и то очень мало. То, что было снегом, стало водой, а эта вода легла на листву, а листва лежала на мерзлой земле, так что карабкаться пришлось с большой осторожностью, чтобы не навернуться с его покатого и припекаемого бока в бездну. То есть не съехать на пятой точке, используя её вместо санок или лыж, при пересчете ухабов и камней в низ.
Но добрался я до вершины довольно благополучно, хотя несколько раз споткнулся и даже упал. Вершина была полностью обтаявшая, и на ней я обнаружил весь козий бомонд сопки Расщепленной. То есть: козла, две самки с детенышами и того будет семь голов. То есть я не обнаружил, а увидел следы целого стада коз. Тем паче я не сильно кочевряжился, чтобы быть незаметным, так что данное стадо дунуло в разные стороны. Так что здесь мне вновь пришлось разбираться в набродах, которые они оставили, и их было множество. Хитрый же козёл крутил и вертел в разных направлениях, то сворачивал, то шёл по следам других коз. Склон, кроме всего прочего, тоже был обтаявший, так что и здесь я проковырялся с полчаса. Когда я, наконец, разобрался в них, то выходные следы привели в заросли леспедеции, что густо росли на бывшем огороде. Там тоже было мало снега, а козёл, пока ждал меня, успел совершить по этой леспедеции столько кругов, что я, несколько побродив по этому чапыжнику, решил, не мудрствуя лукаво, обойти его кругом, тем более огород этот был не совсем большой, а уйти зверь мог только с двух сторон.
Скоро я, как и предполагал, нашёл его выходные следы. Он не стал подниматься в гору, а просто перевалил через сопочку и выскочил на дорогу, что протоптали строители ЛЭП своими тракторами и укатали машинами. Видимо его припекало, так как на глубокий снег он старался не забегать. Спустившись с Каменистой, он выскочил на трассу, что соединяла Г-ку с остальным миром.
Мне это шибко не понравилось. Гонять по дороге козла и размахивать ружьем в неурочное для этого время на виду у всех, мне не хотелось, но делать было нечего и я ломанулся в погоню.
Зверь, выскочив на трассу, пробежал в сторону Г-ки метров двести и свернул на Малый Кривой, как величают это место аборигены. По Малому Кривому пробегает ручей и проложена дорога в сторону дендрария. Выскочив на эту дорогу, подранок резво поскакал на экскурсию, чтобы посмотреть на вишню Сержанта, то есть в японском простонаречии - ничто иное, как сакура. Может быть, его внимание привлекли рододендроны, что растопырили свои огромные восковые листья на ветках, не смотря на снег и мороз.
Впрочем, мое путешествие на некоторое время было приостановлено. Из придорожных кустов вылетел рябчик и, долго не думая, сел на землю в метрах двадцати от меня. Правда на виду у него торчала только голова, но это не помешало мне её снести. Это отняло у меня несколько минут. Я, приободренный своим подвигом на поприще охоты, резво рванул в погоню. Впрочем, рябчиков мои чады и домочады не считают за добычу и корчат такую рожу, что хоть выноси. Так что обдирать их мне приходится самому и всегда.
Резво проскакав метров триста по дороге, я обнаружил, что козёл исчез. След был, был, а тут он словно взлетел. Йок! Наверное, это ему не захотелось смотреть на дендрарий и гулять под сакурой. Понятно, ещё до её цветения было три месяца минимум.
Радостный от того, что хоть рябчика-то я убил, я проскочил, то место, где козёл срыгнул с трасы. Пришлось тормозить и давать задний ход.
Козёл лежал почти в том же месте, что я стрелял рябца. Испуганный он дунул в гору и, перевалив через неё, выскочил на злополучную трассу, что покинул совсем недавно. По ней он лупанул в сторону Г-таки. Когда я выполз на неё, то услышал гул машины. Пришлось бросить ружье в канаву и зарыть его в снегу.
Эту процедуру мне пришлось проделывать несколько раз, поскольку машины пилили одна за другой. Хорошее ещё козёл шёл по обочине, где снег был не укатан и следы его были довольно хорошо видны.
Проскакав метров двести, он свернул с дороги и полез в гору, через которую он только что перевалил. В конце подъема он довольно сильно устал и перешёл на шаг, но, перевалив через хребет, он рванул так, словно несколько минут назад едва плёлся. Скоро мы оказались на той же дороге, что вела к дендрариям, но козёл теперь поскакал обратным ходом к трассе. Видимо блуждание по ней ему доставляло большее удовольствие, чем беспробудное лазанье по сугробам, но, выскочив на трассу, он снова исчез.
На укатанном снегу дороги были отчетливо видны следы зверя, который, выскочив, кинулся на право, пересекая трассу. На том всё и заканчивалось. Ни на противоположной, стороне, не вправо по дороге следов не было. Я спрятал ружье в кустах у дороги и стал тщательно исследовать её. Пройдя метров на двести на право, осматривая сначала левую обочину, за тем правую, уже на обратном пути. Зверь испарился. Я проделал подобную процедуру осмотра трассы, пройдя влево. Входные следы были. Отчетливо были видны следы, по которым коза пришла, но выходных следов не было. Козёл просто исчез. Я крутился минут пятнадцать, пока на середине дороги не увидел четкий след, ведущий в противоход первоначальному движению. Оказалось, что козёл, крутанувшись на дороге, сразу повернул и побежал мне на встречу. Но спрыгнул с дороги в месте, где лежала труба диаметром с метр или несколько более, так что заметить с дороги его следы было сложно. Кроме того, он первым большим прыжком заскочил в пучок осоки, что торчал в русле ручья из-под снега. Все остальное было дело делом техники, но я потерял слишком много времени.
Далее он не пошёл вверх по склону, а перевалил отрог горы, спустился на просеку, затем на трассу и вернулся обратно в леспедецию на огороде, из которой я выгнал его утром. За тем по своим следам вернулся в то место, где я его поднял. Теперь следить, было легче, тем более свежих следов других коз не было, да и подранок кровил довольно сильно. Но..
Но день был ныне неудачный. Я выгнал его из поймы, и он поскакал по проселку, который вёл к усадьбе Унтилова. Скорее к хутору из одного дома перед поворотом на трассу, ведущую в У-к. Следы этого придурка вели именно туда. Если бы большой унтиловский пёс был бы отвязан, то я бы давно услышал его предсмертный вой, но услышал я только лай небольшой черной собачки. Светится перед кем-нибудь, мне не хотелось, но делать было нечего, и я пошёл к усадьбе.
Следы поворачивали прямо в ограду. Вот этого мне и не хватало. Но я резонно решил, что там его не было, а он должен очередной раз пересечь злополучную дорогу и уйти от собачонки в лес, чернеющий за ним.
Собачонка разорялась сначала на козла, затем на меня. Так что это привлекло внимание самого старого Унтилова, вслед выполз и его сын, но я уже пересёк дорогу, и если они что-то и рассмотрели, то мою спину и приклад ружья.
Козёл сначала шёл резво, но метров через двести перешёл на шаг, но, услышав меня, поднажал и поднялся на вершину довольно крутого отрога сопки. Противоположный склон его был южным, крутым и совершенно обтаявшим. Так что я не стал кувыркаться в поисках его следов, а взял направление, в котором он должен был уйти, и спустился вниз. Скоро я оказался на той трассе, что вела именно к У-ку. Уже было часов семь и начало смеркаться, так что машин на ней было не очень много. Я быстро нашёл следы зверя. Он вновь двинулся по трассе и проскакал метров триста, до того места, где впадала в него другая дорога из Г-ки, то есть та, по которой я топтался весь день, точнее по которой вил петли или нарезал круги, как будет вам угодно.
Козёл вновь исчез. Я обследовал обе трассы, но сходов с неё моего подопечного не было. День уже заканчивал, и я не стал дальше морочить одно место, которое берегут янки и уносят при случае подальше. До дому было километра три по трассе, хотя на указателе стояла два, а на верстовом столбике прямо против моего дома - три. По горам это выливалось во все пять.
День был такой. Ну не суждено мне было просто его убить сегодня, но я знал, что я его достану. Сон мне приснился. Всё в нем соответствовало текущей охоте. Только про нож в этом сне мне не всё было ясно. Была в этом сне и пальба, чуть ли не очередями, и погоня, и нож.
Про нож я понял утром. Встав на рассвете, я упаковал ружьё в рюкзак, но рюкзак как-то не соответствовал его габаритам. Да и сильно выпирал ствол. Тогда я просто его оставил, решив, что на хрен оно мне нужно, поскольку подранок будет на стороже, и гонять его придется до тех, пока он не сдастся. То есть мне придется пройти на сто или двести метров больше, чем я бы стрелял его из ружья. Оставил я и рюкзак. Но даже не снял патронташ с ремня.
Через полчаса я был на перекрестке, через две минуты я уже знал, куда ушёл козел. День был уже не тот. Не вчерашний. Он вновь добежал до трубы, проложенной под дорогой, и спрыгнул в мелкий кустарник, росший на дне промоины. Вот и вся хитрость. Первый раз он лёг метрах в пятидесяти от дороги, но его вспугнул проезжавший по просёлку мужик на джипе, что ранее соединяла Г-ку с селом Долины, но насыпь моста была размыта, при последнем большом наводнении, а после того никто не привёл его в порядок. Кроме того, параллельно нынешней трассе была ещё одна дорога, шедшая вдоль реки. Эта была старая, наверняка ещё начала прошлого века дорога. Ею иногда пользовались, для прогулок местные поселенцы, что застроили окрестности коттеджами. Один из них и спугнул подранка. Он, было, пытался натравить собаку, но та, никогда не видевшая зверя, просто несколько раз вышла на следы и бросила преследование, не пройдя и двухсот метров, хотя хозяин и шёл некоторое время по следу, видимо увидев зверя.
Снег в долине был довольно глубокий. Посему следы я нигде не терял, да и старых козьих набродов в этом месте было мало. Что и были, то были припорошены снежком. Сбиться было весьма трудно.
Бродить по глубокому снегу подранку не понравилось, и он вышел на поляну поросшую тростником. Тростник был высокий, метра два, но редкий. С одной стороны был виден поселок энергетиков, с другой, в километре, были видны дома села Долины.
Козёл стать путать следы, так как здесь долго бродили его сотоварищи, но давно. Снег был неглубокий, как я и говорил ранее, что следить пришлось с некоторым напряжением, но, поскольку козёл не птичка, хоть об этом и говорят генералы, испариться он не мог. Лежал он в куртине ивняка, забравшись под корягу, так что мне местами пришлось ползти на карачках, чтобы не потерять его след.
Скоро я его вновь загнал в глубокий снег. Он вернулся к реке и решил использовать её в том же качестве, в каком он использовал дороги. Но, бодренько разогнавшись на припорошенном снежком льду, он выскочил на наледь и с размаха раза три довольно прилично долбанулся о сию твердую консистенцию воды. Кроме того ноги у него стали разъезжаться. Так что ему пришлось ковылять к бережку, где вновь лежал глубокий снег.
Он ещё был свеж, но бодрое скакание по сугробам, скоро превратилось в простое хождение по ним. Он сбавил темп и перешёл на шаг, и я стал его нагонять. Скоро он опять вышел к реке, но, крутанувшись по льду, он выбрался на берег и двинулся мне на встречу, видимо надеясь, вернутся на поляну, с которой я выгнал его давеча, но вынужден был повернуть обратно, услышав мое приближение.
Сделав круг, он все-таки обошёл меня, но путь к поляне преградил другой коттеджный посёлок, что тянулся вдоль Комаровки со стороны села Дубовый ключ. Собаки его облаяли, и ему вновь пришлось повернул мне на встречу и выйти на берег реки. Но там он не стал задерживаться, видимо помянуя свое лихое скакание по льду, пошёл к трассе по старой дороге. Скоро он добрался до неё и там вновь исчез. Снег стаял, и на дресве не было видно никаких следов. Здесь я подзадержался. Сначала я прошёл в одном направлении по дороге метров на триста, за тем в другом, тщательно обследуя обочины.
Следов не было. Я раза два проделывал эту процедуру увеличивая плечо, но вновь не находил свежих козьих следов. На третий раз, отмотав лишних километра три, я, наконец, нашёл, что искал. Козёл доскакал почти до мостика, что был проложен через ручей текущий из Кабаньего, и свернул в горы, несколько не доходя до хутора, что оставался левее.
Перейдя поле, он лёг в густом кустарнике находящимся за ним. Через поле зверь прекрасно видел, как я подхожу к нему, да я и не скрывался, полагаясь на ноги.
Олень уже вынужденно пошёл в горы, и я надеялся, что загоню его дальше в тайгу и не буду гоняться за зверем на виду у всех. Но.. Но наст на горах, хоть местами и обтаявших, был жесткий. Кровь на следах стала попадаться чаще.
Спустившись с горы на трассу, он сошёл с неё почти в том же месте, где вышел на нее в первый раз.
Все повторилось заново, за исключением одной оказии. Переходя через речку, я провалился под лёд и набрал полные сапоги воды. Это было не смертельно, но это даже задержало меня ненадолго. Быстро выжав носки, я рванул в погоню за явно сдававшим подранком. Теперь зверь просто брёл, почти не переходя в галоп. И уткнулся в те же коттеджи. Маленькая собачонка, что бродила без привязи, бросилась за ним. Убегал зверь от неё галопом всего метров пятнадцать, и будь собачка не помесью болонки с неизвестностью, то непременно догнала его. Но неизвестность была тоже мелкая, так что снег этому уродцу от человеческой прихоти, был выше ушей.
Зверь уже «поплыл» конкретно. Переходя через старицу, козёл попытался было заскочить на бережок с метр высотой, который он преодолевал ранее шутя, ударился об него грудью и сполз обратно.
Обойдя препятствия он, двинул дальше. Чувствовалось, что погоня моя близится к концу. Скоро, следуя за ним, я оказался вновь на реке. Здесь он, видимо ободрившись, перешёл на галоп, но, не добежав до моста метров триста, резко повернул и вновь пошёл к трассе.
Здесь я тоже немного проковырялся, но не столь долго, так как олень бежал по своим следам обратно, и я не сразу нашёл место, где я скололся со следа.
Метров триста я брёл по глубокому снегу вдоль трассы, пока след не повернул к дороге. Преодолев глубокий сугроб, я оказался на ней. Косуля больше не крутила. Она тоже просто перешла дорогу. За ней находилась дамба, а перед ней неглубокая канава, из которой брали землю для её строительства. Эта яма поросла ивняком и прочей пойменной мелочью. Далее тянулось поле. Я высматривал зверя на этом поле, посему не увидел его у себя под носом. Олень лежал в шести метрах от дороги. Когда я стал переходить сугроб, что лежал в кювете, он соскочил. Бежать ему было особенно некуда, и он кинулся вверх к дороге, придерживаясь этой канавы, но, увы, силы его покинули. Я вновь увидел его стоящим в кустах, подойдя к нему метров на десять. Он кинулся от меня и забился под лежавшее дерево. Добраться до него сквозь кусты было трудно, и я стал его обходить. Козёл выскочил и бросился от меня. Но отбежал метров шесть и спрятался за другое павшее дерево. Я пошёл обратно, направляясь к нему. Повторилось всё до наоборот. Он вновь укрылся под деревом, под которым оказался первый раз, но с одним исключением. Теперь я перешёл завал. Когда я приблизился к нему, то бежать ему было некуда. Он вскочил и остановился.
Слабонервных и любителей животных прошу сего не читать.
Я просто поймал зверя за уши, повалил его на снег, прижал круп со стороны спины и перерезал горло.
В тридцать метрах от меня была дорога. Как назло проехало несколько машин, но поскольку человек есть существо малонаблюдательное, то никто не обратил внимания на две неподвижные фигуры в канаве у них под носом.
Зверь скоро успокоился, дернулся раза два или три и вытянулся. Теперь предстояло тащить добычу домой. В охоте это самое неприятно. Разделывать зверя и переть его по горам и весям на своем хребте. Часто и по глубокому снегу.
Разделывать в канаве у всех на виду было бы редкой глупостью, так что я решил оттаранить его подальше с глаз. Взяв за ногу, я выволок его на дамбу. По ней тоже была проложена дорога, к тому же укатанная. Зверь, хоть в нем было больше двадцать килограммов, катился по ней, как на саночках, но тащить за ногу было неудобно, поскольку та постоянно выскакивала из моих рук.
Дамба шла сначала вдоль дороги, а затем вдоль сопок поворачивала в Кабаний. Отойдя подальше, я решил ускорить и модернизировать сей процесс таскания моей недвижимости. Если бы я был с рюкзаком, то непременно открыл задний карман и извлек бы из него веревочку метра полтора длинной, на которой периодически болтались собратья моего козла, когда я снимал с них штаны, и привязал бы её к задним ногам. Но, рюкзака не было, а был только нож, патронташ и куртка, в которую предусмотрительные китайцы навешивали кучу никчемных шнурков. Один шнур, довольно толстый, стягивал мой воротник-стойку. Поднатужившись, я вырвал его с насиженного места. Он был не столь длинный, что веревка в моем рюкзаки, и не столь прочным, так как порвался в процессе извлечения его из воротника, после чего стал ещё короче. Я его связал, привязал к козьей ноге и бодренько покатил его в Кабаний.
Видимо Син-Син решил отдать этого нагрешившего козла, вознаградив меня за упорство. Всё слаживалось пучком. Катить козла было даже приятней, чем катать на саночках малолетних лоботрясов, которые требуют постоянно: то разогнать их до предельных скоростей, то крутить и вновь разгоняться. Этот пассажир даже не вякал, так катился на свое шкуре и катился.
Переехав через мостик, я оказался в Кабаньем и скоро прикатил моего козла к ЛЭП, которая пересекала не только Малый Кривой но и сей распадок. Здесь тоже была проложена дорога, но какая-то пупырысчатая. Просто её укатывали не машины, а бульдозеры с шиповаными гусеницами. Так что, не делая крюк, оказывался я почти возле Г-ки. Жаль, что до него приходилось одолеть два хороших подъема. Но если первый был ещё ничего таки по крутизне, но длинный тягун, то второй был местами градусов под шестьдесят, даже с учетом того, что бульдозера пропилили дорожку для себя, но короче.
Я дотащил козла волоком до середины первого подъема, после чего мне пришлось его взвалить на плечи и до вершины переть его на загривке. Несколько отдышавшись, я бодренько скатил свой груз в ложбину перед вторым подъемом, там его пришлось взять на плечи уже сразу. На удивление я довольно бодро преодолел самый крутой участок подъема и здесь решил разделать козла. Я только снял шкуру с задней ноги, но на горе по вершине дул такой ветер, что пришлось вновь его взвалить на плечи и тащить наверх, благо подъем стал не столь крутой. Минут через пятнадцать я был уже в районе Малого кривого. Через минут сорок я разделал зверя и зарыл его в снег, чтобы вынести его по темноте.
Вот и всё. Может эта охота была не столь добычлива, как многие мои охоты, но едва ли уступала им по страсти. Да и будь у меня собака, как я уже говорил раньше, то она завершилась простой не долгой травлей.
Всё началось так. Всё, однако, когда-то начинается и так же заканчивается. Глубокая философия. Всё началось в понедельник. Как все хорошие дела начинаются в понедельник, так и новая жизнь тоже. Новая жизнь началась в понедельник, так как в понедельник меня выгнали в отпуск. В сущности, я уже был в отпуске, но меня в него не отпустили, а тут, чтобы я не надоедал со своими просьбами о деньгах на фоне глобального финансового кризиса, меня зафинтилили на отдых. Время было неподходящее: стоял февраль месяц. Гонять ботов по компу мне надоело давно и на работе тоже, так что я решил свалить на охоту в деревню. Погода способствовала моим планам. То есть: было тепло до офигения. Снег был мокрый и мягкий. Правда, по крутым склонам он уже успел сойти на нет, но в лесу его было много. Местами, по ложбинам и оврагам, лежал даже выше колен.
Выехал я во вторник в обед. Поскольку на вечерний автобус я не успел, так что прибыл я около трех часов после полудня. До шести было ещё время, а дергать куда-нибудь далее Каменистой смысла вообще не было, а тем более и времени. К тому же там бродили две козы с козлятами и пара старых козлов. Козлов даже по такой погоде было выследить сложно, но козлята легко могли попасть на мушку. Коз я не трогал, тем паче они были тяжелые, а бить верную не родившуюся добычу будущего года, считал западло. Козлов я всё равно рано или поздно выцеплю на солонце. Но мясо бы не помешало, а было бы как раз в пору, поскольку к нам переехал старший внук шестнадцати годов, так как с отчимом и его взбалмошной мамашей, он никак не мог ужиться.
Уже у бомбоубежища я нашёл вчерашние следы. За просекой под ЛЭП, я наткнулся уже на утрение. Тихонько, просматривая всё через бинокль, я стал распутывать их. Но коз я не увидел. Они лежали в куртине молодого не опавшего дубняка на противоположном склоне оврага. Они тоже не видели меня. Коза сразу выскочила из оврага и бросилась в сторону, молодые же побежали вниз. Я гуркнул, и они остановились. Одну молодую козу я не видел, поскольку та забежала в промоину, где росла всякая мелочь, да я её сильно не рассматривал, поскольку её рассматривать и не было надобности. Другая коза стояла на виду, но стояла плохо. Видны были только голова и задняя часть. Выбора не было. Расстояние было метров пятьдесят, а при большой кучности стрельбы моего ружья, на таком расстоянии, даже при таком ракурсе и везении, козу должно было переломать как старый диван, при наезде грузовика.
После выстрела обе козы кинулись вниз. Та, в которую я стрелял, сделав несколько прыжков, сбежала вниз и остановилась у меня на виду метрах в сорока. Задняя нога у неё болталась. Добить её не составляло труда. Здоровая же коза, выскочив из низинки, тоже бросилась в овраг, но отбежала дальше и вновь остановилась. Но стала так, что стрелять её было столь же трудно, как и первую. Но на этот раз сверху можно было лучше рассмотреть её переднюю часть. Тут возобладала моя жадность. Я оставил на потом козу с переломанной ногой, что так и маячила у меня на мушке, зная, что возьму её под любым соусом и при любом раскладе, и выстрелил во вторую, здоровую козу. Картечь сыпанула по деревьям, та рванула из оврага и через несколько прыжков скрылась из виду. Вторая тоже поскакала за ней. Пока я перезаряжал ружьё, она уже выбралась из оврага. Я пальнул ей в след, но в спешке и волнении пропуделял.
Делать было нечего. Нужно было добирать одну козу и посмотреть пострел другой. У меня были случаи, когда звери резво удирали с глаз, но я находил их лежащими в ста или чуть более метрах бездыханными. Но, увы, сей случай был не из тех. Если бы мне повезло, то я мог перебить хребет или поранить серьезно шею, но здесь был полный облом. Крови на следу не было ни капли. Коза шла на махах, после догнала мать, и они вдвоем ушли вниз к ручью. Если зверь не отбился от табуна, то преследовать его бессмысленно. Если он и ранен, то легко, скорее касательно, и может держать темп движения табуна или стада.
Я вернулся на след подранка. С этим товарищем было всё ясно. По хорошему ему надо было дать отлежаться, а потом гнать, но времени у меня оставалось менее часа, так как уже начало смеркаться. Ко всему прочему корячился снег. С некоторого времени я стал чувствовать изменения погоды. Перед снегом меня днем постоянно тянет спать. Да и теперь подкимаривало. Впрочем, азарт брал своё. Как ныне говаривают: адреналин был впрыснут в мои застоявшиеся жилы. Я не спеша, стал следить козу. Скоро я её поднял. По-хорошему козу надо было бросить, но я не внял доводам разума и рванул со всей силой за ней.
Адреналин вещь важная в наших жилах!
Сначала она бросилась вверх в гору. Пыталась лечь, но я её спугнул. Второй раз она стала ложиться не так далеко, рядом с полянами, где некогда был сенокос, и даже пахали участки во времена оные. Коза была на стороже, и не подпустила меня. Поднялась и по полянам кинулась в сторону Заречного. Хотя на полянах снег местами стаял, и мне пришлось сделать несколько кругов, чтобы отследить зверя, но долго я не задерживался нигде. Уже в довольно густых сумерках я поднял его в третий раз. На этот раз он пошёл в обратном направлении, сваливая в долину ручья. Короче, потерял его окончательно уже в темноте, да и не далеко от заимки Унтилова на вытаявшем склоне. Правда, когда я выбирался на дорогу, я вновь пересек какие-то свежие козьи следы, но определить в темноте не смог, были ли они следами подранка.
Следующий день, как я предполагал, начался со снежка. Хорошо, что это был не снег, а так порошка. Следы он присыпал, но не совсем. Только вот разобрать какие следы он припорошил вчерашние или недельной давности никто бы не сказал, кроме как собаки, а собаки, однако, молчат. Но собаки-то у меня и не было. Как умер мой Бим младший или второй, я так и не приобрел себе пса. Своего бы бобика я разговорил, и он бы разобрался с этим трехногим в момент, что другие собаки делали весьма успешно. Но бобика не было, и мне пришлось выступать в роли гончего пса. Приятное занятие. Тем более, кроме перебитой ноги, а по месту перелома было видно, что я отстрелил ему копыто, то есть предстояла гонка на полном серьезе. У меня был случай, когда я перебил ногу, но переднюю, у козы. Я гонял её три дня без успеха, тем более она не отбилась от стада, а таки лихо скакала по долам и весям Приморского края, пока я не оставил её в покое. Хорошо, что под вечер коза стала оставлять на следу кровь, что говорило за то, что выследить её все-таки можно, а догнать тоже.
Но на следующий день с утречка я пошёл в контору, так как предстояло уплатить за квартиру или чуинчоби, как я в шутку иногда называл мое пристанище, где я обитал в субботу и воскресение в последние лет двадцать. В девять часов или вначале десятого я уже был там, надеясь уложиться в минут двадцать, так как очередей, по моим понятиям, не предвиделось, но я ошибся. Передо мной сидело трое человек. Бабушка, которая принимала платежи, оформляла бумаги со скоростью черепахи Тортилы, и я доблестно просидел более часа, пока вся эта процедура не завершилась славной уплатой денег под названием коммунальный платеж.
Так что вышел я в двенадцатом часу и прибыл на место, где я бросил свою добычу, а точнее следы этой добычи, в первом часу. Как я и предполагал, пришлось проделать массу пустой работы, то есть просеять кучу выходных следов, что намедни оставили козы. То есть не вчера, а с тех пор, как прошёл последний раз большой снег. А снег этот большой прошел давно, так что следов этих было предостаточно. Пришлось проверять каждый выходной след, что я встречал на своем пути. Наконец, почти закончив круг, я нашёл то, что искал. Наступив на след, так я проверял периодически наличия крови, я обнаружил на отпечатке её родимую. Красную или, где её было мало, превратившуюся в желтые разводы. Правда, после этого мне пришлось распутывать следы по вытаявшему участку, где он терялся постоянно, ещё метров двести-двести пятьдесят. Далее козёл, а по следу было ясно, что это именно козёл. Молодой козлик, вышел в долинку, где снег был достаточно глубок, так что проблемы со слежкой у меня все прошли. Да и другие козы, в густом чащобнике, при довольно глубоком снеге, не бродили. Правда, сам этот козёл нарезал несколько кругов, боясь видимо преследования, так что разбираться всё же пришлось. Подойти к нему незамеченным не было никакой возможности и тех кругов, что я успел дать при подходе к его лежке. Таков был расклад.
Когда я все эти теоремы и ребусы привёл в соответствие, то наконец-то обнаружил его последнюю лежку со следами крови на ней, и следы, что направлялись прямо в гору. Крутую таки и уже довольно хорошо обтаявшую. На следах крови уже не было, так что пришлось лезть в эту сопочку вслепую.
Она по своему состоянию была прескверная для покорения. Снег, что лежал ранее на ней, обтаял, оставив о себе в память только небольшие клочки под деревьями, да и то очень мало. То, что было снегом, стало водой, а эта вода легла на листву, а листва лежала на мерзлой земле, так что карабкаться пришлось с большой осторожностью, чтобы не навернуться с его покатого и припекаемого бока в бездну. То есть не съехать на пятой точке, используя её вместо санок или лыж, при пересчете ухабов и камней в низ.
Но добрался я до вершины довольно благополучно, хотя несколько раз споткнулся и даже упал. Вершина была полностью обтаявшая, и на ней я обнаружил весь козий бомонд сопки Расщепленной. То есть: козла, две самки с детенышами и того будет семь голов. То есть я не обнаружил, а увидел следы целого стада коз. Тем паче я не сильно кочевряжился, чтобы быть незаметным, так что данное стадо дунуло в разные стороны. Так что здесь мне вновь пришлось разбираться в набродах, которые они оставили, и их было множество. Хитрый же козёл крутил и вертел в разных направлениях, то сворачивал, то шёл по следам других коз. Склон, кроме всего прочего, тоже был обтаявший, так что и здесь я проковырялся с полчаса. Когда я, наконец, разобрался в них, то выходные следы привели в заросли леспедеции, что густо росли на бывшем огороде. Там тоже было мало снега, а козёл, пока ждал меня, успел совершить по этой леспедеции столько кругов, что я, несколько побродив по этому чапыжнику, решил, не мудрствуя лукаво, обойти его кругом, тем более огород этот был не совсем большой, а уйти зверь мог только с двух сторон.
Скоро я, как и предполагал, нашёл его выходные следы. Он не стал подниматься в гору, а просто перевалил через сопочку и выскочил на дорогу, что протоптали строители ЛЭП своими тракторами и укатали машинами. Видимо его припекало, так как на глубокий снег он старался не забегать. Спустившись с Каменистой, он выскочил на трассу, что соединяла Г-ку с остальным миром.
Мне это шибко не понравилось. Гонять по дороге козла и размахивать ружьем в неурочное для этого время на виду у всех, мне не хотелось, но делать было нечего и я ломанулся в погоню.
Зверь, выскочив на трассу, пробежал в сторону Г-ки метров двести и свернул на Малый Кривой, как величают это место аборигены. По Малому Кривому пробегает ручей и проложена дорога в сторону дендрария. Выскочив на эту дорогу, подранок резво поскакал на экскурсию, чтобы посмотреть на вишню Сержанта, то есть в японском простонаречии - ничто иное, как сакура. Может быть, его внимание привлекли рододендроны, что растопырили свои огромные восковые листья на ветках, не смотря на снег и мороз.
Впрочем, мое путешествие на некоторое время было приостановлено. Из придорожных кустов вылетел рябчик и, долго не думая, сел на землю в метрах двадцати от меня. Правда на виду у него торчала только голова, но это не помешало мне её снести. Это отняло у меня несколько минут. Я, приободренный своим подвигом на поприще охоты, резво рванул в погоню. Впрочем, рябчиков мои чады и домочады не считают за добычу и корчат такую рожу, что хоть выноси. Так что обдирать их мне приходится самому и всегда.
Резво проскакав метров триста по дороге, я обнаружил, что козёл исчез. След был, был, а тут он словно взлетел. Йок! Наверное, это ему не захотелось смотреть на дендрарий и гулять под сакурой. Понятно, ещё до её цветения было три месяца минимум.
Радостный от того, что хоть рябчика-то я убил, я проскочил, то место, где козёл срыгнул с трасы. Пришлось тормозить и давать задний ход.
Козёл лежал почти в том же месте, что я стрелял рябца. Испуганный он дунул в гору и, перевалив через неё, выскочил на злополучную трассу, что покинул совсем недавно. По ней он лупанул в сторону Г-таки. Когда я выполз на неё, то услышал гул машины. Пришлось бросить ружье в канаву и зарыть его в снегу.
Эту процедуру мне пришлось проделывать несколько раз, поскольку машины пилили одна за другой. Хорошее ещё козёл шёл по обочине, где снег был не укатан и следы его были довольно хорошо видны.
Проскакав метров двести, он свернул с дороги и полез в гору, через которую он только что перевалил. В конце подъема он довольно сильно устал и перешёл на шаг, но, перевалив через хребет, он рванул так, словно несколько минут назад едва плёлся. Скоро мы оказались на той же дороге, что вела к дендрариям, но козёл теперь поскакал обратным ходом к трассе. Видимо блуждание по ней ему доставляло большее удовольствие, чем беспробудное лазанье по сугробам, но, выскочив на трассу, он снова исчез.
На укатанном снегу дороги были отчетливо видны следы зверя, который, выскочив, кинулся на право, пересекая трассу. На том всё и заканчивалось. Ни на противоположной, стороне, не вправо по дороге следов не было. Я спрятал ружье в кустах у дороги и стал тщательно исследовать её. Пройдя метров на двести на право, осматривая сначала левую обочину, за тем правую, уже на обратном пути. Зверь испарился. Я проделал подобную процедуру осмотра трассы, пройдя влево. Входные следы были. Отчетливо были видны следы, по которым коза пришла, но выходных следов не было. Козёл просто исчез. Я крутился минут пятнадцать, пока на середине дороги не увидел четкий след, ведущий в противоход первоначальному движению. Оказалось, что козёл, крутанувшись на дороге, сразу повернул и побежал мне на встречу. Но спрыгнул с дороги в месте, где лежала труба диаметром с метр или несколько более, так что заметить с дороги его следы было сложно. Кроме того, он первым большим прыжком заскочил в пучок осоки, что торчал в русле ручья из-под снега. Все остальное было дело делом техники, но я потерял слишком много времени.
Далее он не пошёл вверх по склону, а перевалил отрог горы, спустился на просеку, затем на трассу и вернулся обратно в леспедецию на огороде, из которой я выгнал его утром. За тем по своим следам вернулся в то место, где я его поднял. Теперь следить, было легче, тем более свежих следов других коз не было, да и подранок кровил довольно сильно. Но..
Но день был ныне неудачный. Я выгнал его из поймы, и он поскакал по проселку, который вёл к усадьбе Унтилова. Скорее к хутору из одного дома перед поворотом на трассу, ведущую в У-к. Следы этого придурка вели именно туда. Если бы большой унтиловский пёс был бы отвязан, то я бы давно услышал его предсмертный вой, но услышал я только лай небольшой черной собачки. Светится перед кем-нибудь, мне не хотелось, но делать было нечего, и я пошёл к усадьбе.
Следы поворачивали прямо в ограду. Вот этого мне и не хватало. Но я резонно решил, что там его не было, а он должен очередной раз пересечь злополучную дорогу и уйти от собачонки в лес, чернеющий за ним.
Собачонка разорялась сначала на козла, затем на меня. Так что это привлекло внимание самого старого Унтилова, вслед выполз и его сын, но я уже пересёк дорогу, и если они что-то и рассмотрели, то мою спину и приклад ружья.
Козёл сначала шёл резво, но метров через двести перешёл на шаг, но, услышав меня, поднажал и поднялся на вершину довольно крутого отрога сопки. Противоположный склон его был южным, крутым и совершенно обтаявшим. Так что я не стал кувыркаться в поисках его следов, а взял направление, в котором он должен был уйти, и спустился вниз. Скоро я оказался на той трассе, что вела именно к У-ку. Уже было часов семь и начало смеркаться, так что машин на ней было не очень много. Я быстро нашёл следы зверя. Он вновь двинулся по трассе и проскакал метров триста, до того места, где впадала в него другая дорога из Г-ки, то есть та, по которой я топтался весь день, точнее по которой вил петли или нарезал круги, как будет вам угодно.
Козёл вновь исчез. Я обследовал обе трассы, но сходов с неё моего подопечного не было. День уже заканчивал, и я не стал дальше морочить одно место, которое берегут янки и уносят при случае подальше. До дому было километра три по трассе, хотя на указателе стояла два, а на верстовом столбике прямо против моего дома - три. По горам это выливалось во все пять.
День был такой. Ну не суждено мне было просто его убить сегодня, но я знал, что я его достану. Сон мне приснился. Всё в нем соответствовало текущей охоте. Только про нож в этом сне мне не всё было ясно. Была в этом сне и пальба, чуть ли не очередями, и погоня, и нож.
Про нож я понял утром. Встав на рассвете, я упаковал ружьё в рюкзак, но рюкзак как-то не соответствовал его габаритам. Да и сильно выпирал ствол. Тогда я просто его оставил, решив, что на хрен оно мне нужно, поскольку подранок будет на стороже, и гонять его придется до тех, пока он не сдастся. То есть мне придется пройти на сто или двести метров больше, чем я бы стрелял его из ружья. Оставил я и рюкзак. Но даже не снял патронташ с ремня.
Через полчаса я был на перекрестке, через две минуты я уже знал, куда ушёл козел. День был уже не тот. Не вчерашний. Он вновь добежал до трубы, проложенной под дорогой, и спрыгнул в мелкий кустарник, росший на дне промоины. Вот и вся хитрость. Первый раз он лёг метрах в пятидесяти от дороги, но его вспугнул проезжавший по просёлку мужик на джипе, что ранее соединяла Г-ку с селом Долины, но насыпь моста была размыта, при последнем большом наводнении, а после того никто не привёл его в порядок. Кроме того, параллельно нынешней трассе была ещё одна дорога, шедшая вдоль реки. Эта была старая, наверняка ещё начала прошлого века дорога. Ею иногда пользовались, для прогулок местные поселенцы, что застроили окрестности коттеджами. Один из них и спугнул подранка. Он, было, пытался натравить собаку, но та, никогда не видевшая зверя, просто несколько раз вышла на следы и бросила преследование, не пройдя и двухсот метров, хотя хозяин и шёл некоторое время по следу, видимо увидев зверя.
Снег в долине был довольно глубокий. Посему следы я нигде не терял, да и старых козьих набродов в этом месте было мало. Что и были, то были припорошены снежком. Сбиться было весьма трудно.
Бродить по глубокому снегу подранку не понравилось, и он вышел на поляну поросшую тростником. Тростник был высокий, метра два, но редкий. С одной стороны был виден поселок энергетиков, с другой, в километре, были видны дома села Долины.
Козёл стать путать следы, так как здесь долго бродили его сотоварищи, но давно. Снег был неглубокий, как я и говорил ранее, что следить пришлось с некоторым напряжением, но, поскольку козёл не птичка, хоть об этом и говорят генералы, испариться он не мог. Лежал он в куртине ивняка, забравшись под корягу, так что мне местами пришлось ползти на карачках, чтобы не потерять его след.
Скоро я его вновь загнал в глубокий снег. Он вернулся к реке и решил использовать её в том же качестве, в каком он использовал дороги. Но, бодренько разогнавшись на припорошенном снежком льду, он выскочил на наледь и с размаха раза три довольно прилично долбанулся о сию твердую консистенцию воды. Кроме того ноги у него стали разъезжаться. Так что ему пришлось ковылять к бережку, где вновь лежал глубокий снег.
Он ещё был свеж, но бодрое скакание по сугробам, скоро превратилось в простое хождение по ним. Он сбавил темп и перешёл на шаг, и я стал его нагонять. Скоро он опять вышел к реке, но, крутанувшись по льду, он выбрался на берег и двинулся мне на встречу, видимо надеясь, вернутся на поляну, с которой я выгнал его давеча, но вынужден был повернуть обратно, услышав мое приближение.
Сделав круг, он все-таки обошёл меня, но путь к поляне преградил другой коттеджный посёлок, что тянулся вдоль Комаровки со стороны села Дубовый ключ. Собаки его облаяли, и ему вновь пришлось повернул мне на встречу и выйти на берег реки. Но там он не стал задерживаться, видимо помянуя свое лихое скакание по льду, пошёл к трассе по старой дороге. Скоро он добрался до неё и там вновь исчез. Снег стаял, и на дресве не было видно никаких следов. Здесь я подзадержался. Сначала я прошёл в одном направлении по дороге метров на триста, за тем в другом, тщательно обследуя обочины.
Следов не было. Я раза два проделывал эту процедуру увеличивая плечо, но вновь не находил свежих козьих следов. На третий раз, отмотав лишних километра три, я, наконец, нашёл, что искал. Козёл доскакал почти до мостика, что был проложен через ручей текущий из Кабаньего, и свернул в горы, несколько не доходя до хутора, что оставался левее.
Перейдя поле, он лёг в густом кустарнике находящимся за ним. Через поле зверь прекрасно видел, как я подхожу к нему, да я и не скрывался, полагаясь на ноги.
Олень уже вынужденно пошёл в горы, и я надеялся, что загоню его дальше в тайгу и не буду гоняться за зверем на виду у всех. Но.. Но наст на горах, хоть местами и обтаявших, был жесткий. Кровь на следах стала попадаться чаще.
Спустившись с горы на трассу, он сошёл с неё почти в том же месте, где вышел на нее в первый раз.
Все повторилось заново, за исключением одной оказии. Переходя через речку, я провалился под лёд и набрал полные сапоги воды. Это было не смертельно, но это даже задержало меня ненадолго. Быстро выжав носки, я рванул в погоню за явно сдававшим подранком. Теперь зверь просто брёл, почти не переходя в галоп. И уткнулся в те же коттеджи. Маленькая собачонка, что бродила без привязи, бросилась за ним. Убегал зверь от неё галопом всего метров пятнадцать, и будь собачка не помесью болонки с неизвестностью, то непременно догнала его. Но неизвестность была тоже мелкая, так что снег этому уродцу от человеческой прихоти, был выше ушей.
Зверь уже «поплыл» конкретно. Переходя через старицу, козёл попытался было заскочить на бережок с метр высотой, который он преодолевал ранее шутя, ударился об него грудью и сполз обратно.
Обойдя препятствия он, двинул дальше. Чувствовалось, что погоня моя близится к концу. Скоро, следуя за ним, я оказался вновь на реке. Здесь он, видимо ободрившись, перешёл на галоп, но, не добежав до моста метров триста, резко повернул и вновь пошёл к трассе.
Здесь я тоже немного проковырялся, но не столь долго, так как олень бежал по своим следам обратно, и я не сразу нашёл место, где я скололся со следа.
Метров триста я брёл по глубокому снегу вдоль трассы, пока след не повернул к дороге. Преодолев глубокий сугроб, я оказался на ней. Косуля больше не крутила. Она тоже просто перешла дорогу. За ней находилась дамба, а перед ней неглубокая канава, из которой брали землю для её строительства. Эта яма поросла ивняком и прочей пойменной мелочью. Далее тянулось поле. Я высматривал зверя на этом поле, посему не увидел его у себя под носом. Олень лежал в шести метрах от дороги. Когда я стал переходить сугроб, что лежал в кювете, он соскочил. Бежать ему было особенно некуда, и он кинулся вверх к дороге, придерживаясь этой канавы, но, увы, силы его покинули. Я вновь увидел его стоящим в кустах, подойдя к нему метров на десять. Он кинулся от меня и забился под лежавшее дерево. Добраться до него сквозь кусты было трудно, и я стал его обходить. Козёл выскочил и бросился от меня. Но отбежал метров шесть и спрятался за другое павшее дерево. Я пошёл обратно, направляясь к нему. Повторилось всё до наоборот. Он вновь укрылся под деревом, под которым оказался первый раз, но с одним исключением. Теперь я перешёл завал. Когда я приблизился к нему, то бежать ему было некуда. Он вскочил и остановился.
Слабонервных и любителей животных прошу сего не читать.
Я просто поймал зверя за уши, повалил его на снег, прижал круп со стороны спины и перерезал горло.
В тридцать метрах от меня была дорога. Как назло проехало несколько машин, но поскольку человек есть существо малонаблюдательное, то никто не обратил внимания на две неподвижные фигуры в канаве у них под носом.
Зверь скоро успокоился, дернулся раза два или три и вытянулся. Теперь предстояло тащить добычу домой. В охоте это самое неприятно. Разделывать зверя и переть его по горам и весям на своем хребте. Часто и по глубокому снегу.
Разделывать в канаве у всех на виду было бы редкой глупостью, так что я решил оттаранить его подальше с глаз. Взяв за ногу, я выволок его на дамбу. По ней тоже была проложена дорога, к тому же укатанная. Зверь, хоть в нем было больше двадцать килограммов, катился по ней, как на саночках, но тащить за ногу было неудобно, поскольку та постоянно выскакивала из моих рук.
Дамба шла сначала вдоль дороги, а затем вдоль сопок поворачивала в Кабаний. Отойдя подальше, я решил ускорить и модернизировать сей процесс таскания моей недвижимости. Если бы я был с рюкзаком, то непременно открыл задний карман и извлек бы из него веревочку метра полтора длинной, на которой периодически болтались собратья моего козла, когда я снимал с них штаны, и привязал бы её к задним ногам. Но, рюкзака не было, а был только нож, патронташ и куртка, в которую предусмотрительные китайцы навешивали кучу никчемных шнурков. Один шнур, довольно толстый, стягивал мой воротник-стойку. Поднатужившись, я вырвал его с насиженного места. Он был не столь длинный, что веревка в моем рюкзаки, и не столь прочным, так как порвался в процессе извлечения его из воротника, после чего стал ещё короче. Я его связал, привязал к козьей ноге и бодренько покатил его в Кабаний.
Видимо Син-Син решил отдать этого нагрешившего козла, вознаградив меня за упорство. Всё слаживалось пучком. Катить козла было даже приятней, чем катать на саночках малолетних лоботрясов, которые требуют постоянно: то разогнать их до предельных скоростей, то крутить и вновь разгоняться. Этот пассажир даже не вякал, так катился на свое шкуре и катился.
Переехав через мостик, я оказался в Кабаньем и скоро прикатил моего козла к ЛЭП, которая пересекала не только Малый Кривой но и сей распадок. Здесь тоже была проложена дорога, но какая-то пупырысчатая. Просто её укатывали не машины, а бульдозеры с шиповаными гусеницами. Так что, не делая крюк, оказывался я почти возле Г-ки. Жаль, что до него приходилось одолеть два хороших подъема. Но если первый был ещё ничего таки по крутизне, но длинный тягун, то второй был местами градусов под шестьдесят, даже с учетом того, что бульдозера пропилили дорожку для себя, но короче.
Я дотащил козла волоком до середины первого подъема, после чего мне пришлось его взвалить на плечи и до вершины переть его на загривке. Несколько отдышавшись, я бодренько скатил свой груз в ложбину перед вторым подъемом, там его пришлось взять на плечи уже сразу. На удивление я довольно бодро преодолел самый крутой участок подъема и здесь решил разделать козла. Я только снял шкуру с задней ноги, но на горе по вершине дул такой ветер, что пришлось вновь его взвалить на плечи и тащить наверх, благо подъем стал не столь крутой. Минут через пятнадцать я был уже в районе Малого кривого. Через минут сорок я разделал зверя и зарыл его в снег, чтобы вынести его по темноте.
Вот и всё. Может эта охота была не столь добычлива, как многие мои охоты, но едва ли уступала им по страсти. Да и будь у меня собака, как я уже говорил раньше, то она завершилась простой не долгой травлей.
Рейтинг: 0
567 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
