Помочь сайту
Поздравления
Воспоминания (продолжение 29)
10 сентября 2015 -
Алексей Лоскутов
В апреле 1966 года нам предложили провести очень важные для завода исследования в городе Рудном, на Соколовско-Сарбайском горно-обогатительном комбинате. К нам в лабораторию пришёл Семён Иделевич Гольденберг - начальник конструкторского бюро, которое занималось расчётом проектируемых электрических машин. Он рассказал, что задерживается пуск в эксплуатацию этого крупного предприятия, причём претензии предъявляются нашему заводу. Завод обвиняется в том, что мощный электродвигатель по перекачке пульпы, поставляемый нашим заводом, не выдерживает механических нагрузок. Из-за сильнейших вибраций перекачивание пульпы становится невозможным.
В процессе проектирования электродвигателя, говорит Гольденберг, технические требования, предъявляемые к нему, были согласованы с поставщиком гидронасосов – Сысертским заводом гидромашин Проектировалось, что валы электродвигателя и гидронасоса жестким креплением будут связаны в один вал. В связи с этим конструкторам гидронасоса был задан вопрос о величине осевой нагрузки вдоль вала гидронасоса. Они ответили, что этой нагрузки практически не будет, во всяком случае, она будет незначительной. Конструкторы электродвигателя всё-таки решили подстраховаться и поставили подпятник для восприятия осевой нагрузки.
Первые же пуски гидронасоса показали, что осевая нагрузка на вал электродвигателя, вопреки заявлениям конструкторов гидронасоса, очень велика. Завод гидромашин отрицает это, заявляя, что осевая нагрузка возникает из-за перекоса зеркала подпятника, и, что механически очень слаб стояк электродвигателя. Внешне всё именно так и выглядит, так как осевую нагрузку через подпятник воспринимает стояк электродвигателя. Мы, говорит Гольденберг, пошли даже на то, что прямо на валу электродвигателя проточили и отшлифовали зеркало подпятника. После этого снова был произведён пуск гидронасоса. Исчезновения или хотя бы снижения вибраций не произошло, тем не менее Гидромаш по-прежнему настаивает на своих претензиях. Вопрос очень серьёзный, им сейчас занимается заместитель премьер-министра Дымшиц. Давайте, говорит Гольденберг, вместе подумаем над тем, как нам в динамике измерить осевую нагрузку, отсутствие перекоса зеркала подпятника, и подтвердить требуемую жёсткость стояка. Гольденберг рассказал, что зеркало подпятника состоит из шести сегментов, которые опираются на головки шести специальных регулирующих болтов. Стояк электродвигателя крепится к полу четырьмя анкерными болтами, диаметром 52 миллиметра, которые затягиваются на расчетное усилие столько-то тонн. Сколько конкретно – сейчас уже не помню.
- Подумайте над этим, а завтра встретимся снова. Я уверен, что виноват здесь не наш завод, найдите неопровержимые аргументы, отвергающие вину нашего завода, - сказал Гольденберг.
На следующий день я попросил у Гольденберга шесть сегментных болтов и четыре анкерных. Объяснил ему, что на этих болтах мы соберём схемы, чувствительные к деформациям растяжения-сжатия. По величине усилий, действующих на сегменты, определим, как нагрузку на подпятник, так и наличие или отсутствие перекоса зеркала подпятника. Затяжку анкерных болтов проконтролируем на соответствие с Вашими расчётами. Сегментные и анкерные болты мы протарируем сразу после их готовности, так что результаты исследований сможем сообщить Вам, если будет нужно, даже в день испытаний.
Гольденберг был доволен и сказал, что завтра нам эти болты доставят, и попросил, чтобы мы побыстрее закончили подготовку к испытаниям.
Через пять дней у нас всё было готово, а на шестой день на двухмоторном военно-транспортном самолете ЛИ-2, видимо, уже списанном в гражданку, мы вылетели в Кустанай. Я лечу на самолёте первый раз в жизни. Полёт мне нравится. Салон самолёта – голая металлическая обшивка и деревянные скамейки вдоль бортов. Солнечный день, летим низко. Я неотрывно смотрю вниз на землю. Земля так красива, чётко видны змейки дорог, поля и домики сёл и деревень. Одно плохо: очень силён рёв двигателей самолёта. Металлическая обшивка, кажется, усиливает этот рёв. Не похоже, что этот самолёт пассажирский, скорее всего, что он в своё время использовался для обучения десантников. Увлекшись наблюдением за землёй, я как-то не сразу понял, что в самолёте стало тихо. Неужели заглохли моторы самолёта? Посмотрел на крыло самолёта – нет, пропеллер вращается. Говорю, сидящему рядом Рудольфу Овчинникову, что я почему-то не слышу шума моторов. Вижу, он что-то говорит мне, но я его совершенно не слышу. Понял, что я оглох от грохота моторов.
Прилетели в Кустанай: небольшой аэродром и маленький аэровокзал, сильный ветер. Гольденберг уже в Рудном, он нас заранее предупредил, что вышлет за нами машину. Ждём, ветер сильный и холодный. К аэровокзалу подкатил микроавтобус «РАФик», шофёр которого громко спросил, -
- Кто тут из Свердловска?
Мы подошли к нему, -
- Наверное, мы. Вас послал сюда Гольденберг?
- Он самый. Садитесь, карета подана.
Погрузили аппаратуру и поехали. Вот здесь пейзаж за окном автобуса совершенно мне не нравится: ни деревьев, ни кустарников – голая земля. В одном месте увидел, торчат из земли несколько прутиков. Смехом говорю Овчинникову и Бояринцеву, -
- Смотрите-ка, лес.
- Где, - переспрашивают они.
Меня услышал шофёр и говорит, -
- Да это так себе, а вот дальше будет лесополоса – настоящий лес. В выходные дни ездим туда отдыхать.
Доехали до этой лесополосы: не широкая, по-моему, не более 50 метров, не понял, что посажено – то ли это кустарники, то ли молодые, не хвойные деревья. Рады здесь люди и этому.
Приехали в Рудный, молодой город при горно-обогатительном комбинате. Нас встретил Гольденберг, проводил в гостиницу. На следующий день, захватив с собой аппаратуру, поехали на комбинат. Наш электродвигатель в корпусе мокрого магнитного обогащения. Отдали Гольденбергу наши болты. Он указал нам место, где можно разместить аппаратуру, и сказал, -
- Сегодня отдыхайте, посмотрите комбинат, город. Слесаря поставят на электродвигатель ваши болты и завтра, если всё будет в порядке, приступим к испытаниям.
Пошли посмотреть, как происходит мокрое магнитное обогащение. Оказывается очень просто. Размолотая железная руда заливается водой, хорошо перемешивается. После этого по широкому жёлобу поток этой жидкой грязи, называемой пульпой, течёт под магнитным барабаном, который медленно вращается. Частицы железной руды прилипают к барабану и извлекаются из пульпы. В верхней части барабана руда срезается с него специальным ножом и падает на ленту транспортёра. Оставшаяся грязь выливается в поле, далеко за комбинатом.
Пульпа обладает высокими абразивными свойствами. Здесь мы увидели её
действие на детали гидронасоса. Следы на металле от потока пульпы очень похожи на следы от быстрого потока воды, размывающего плотный грунт. Так что детали, контактирующие с потоком пульпы, быстро изнашиваются.
Рядом с корпусом магнитного обогащения большой корпус ограждён лентой с табличками: «Проход запрещён. Опасно для жизни». Спрашиваем у проходящего рабочего, -
- Почему проход запрещён?
- Разве вы не видите, что корпус скоро рухнет. По середине корпуса крыша уже просела и слышно, как иногда рвутся балки.
Всё было так, и резкие звуки мы слышали, но откуда нам было знать их происхождение. Как-то очень странно, комбинат только что начинает работать, а новый большой корпус вот-вот рухнет.
Пошли в город, не обнаружили в нём ничего интересного. Решили полюбоваться степью. Я читал в книгах про степь ковыльную, как под ветром колышется она волнами ковыля. Так и представлял себе, что степь покрыта густой травой по пояс или по плечо, и бегут по ней волны от ветра, как на наших хлебных нивах. А тут смотрю: земля в трещинах и на ней жалкие кустики ковыля из нескольких стебельков. Очень разочаровала меня картина такой степи.
Прошли немного подальше и вышли к чему-то очень странному: то ли это какой-то ручей или речка, то ли канава прорытая экскаватором, только очень уж неаккуратно. Вернулись в гостиницу и выяснили, что это река Тобол. Никогда бы не подумал, что вот так может выглядеть река Тобол! Меня не удивило, что здесь он небольшая речка – это его верховья. Удивило то, как безжизненны его берега, не доводилось ещё мне видеть такие реки.
Утром пошли на испытания. Слесаря всё уже сделали, но анкерные болты ещё не затянули. Мы подключили к аппаратуре схемы своих болтов, подготовились к испытаниям. Гольденберг говорит, -
- Начнем с анкерных болтов. Как только будет достигнута нужная величина затяжки, крикните: всё, хватит.
Затянули два болта, а вот на третьем вначале всё шло нормально, но потом он повёл себя странно: слесарь, затягивая болт, бьёт по рукоятке большого ключа кувалдой, а луч шлейфа осциллографа вздрогнет и возвращается на прежнее место. Кричу Гольденбергу, -
- Стойте, болт уперся во что-то твердое.
Гольденберг подошёл ко мне и тихо говорит. –
- Этого не может быть. Под болтом достаточно места и упереться ему не во что.
- Нет, Семён Иделевич, болт упёрся. Выверните его, замерьте глубину отверстия до упора и длину болта.
Вывернули болт, измерили что надо. Убедились – болт действительно упирается. Пришлось его немного укоротить. Затянули, как надо все четыре болта.
- Сейчас подготовьте все, произведём пуск двигателя с гидронасосом, - сказал Гольденберг. Оказывается пуск требует подготовки. Когда всё было готово, Гольденберг махнул рукой, –
- Включайте аппаратуру.
Смотрю на экран осциллографа и вижу, что лучи всех шлейфов колеблются, регистрируя нагрузки. У меня в кассете осциллографа пять метров плёнки, израсходовав два метра, выключил осциллограф и сказал Гольденбергу, -
- Все в порядке. Сейчас проявим пленку и определим виновника вибраций.
Но тут ожидал меня очень неприятный сюрприз: кассета с плёнкой оказалась практически пустой. Там был кусок плёнки длиной не более 20 сантиметров: так что ничего мы не зарегистрировали. Такой неприятный конфуз. Говорю Бояринцеву, -
- Володя, ты же сказал мне, что обе кассеты заряжены полностью.
- Кассеты заряжал Бресс. Он сказал мне, что зарядил обе кассеты.
Пришлось это неудачей огорчить Гольденберга. Он отреагировал довольно спокойно, -
- Плохо, конечно, но бывает и хуже. Ничего, ставьте новую кассету и повторим пуск. И вот что, ничего о результатах испытаний не рассказывайте гидромашевцам. Они уже наблюдают за испытаниями и обязательно поинтересуются их результатами.
- А что же секретного в наших испытаниях?
- Секретного нет ничего. Просто, зная результаты испытаний, они к заседанию комиссии, придумают что-нибудь ещё.
Второй пуск сделать не успели. За стеной корпуса раздался грохот, и все бросились на улицу. Соседний корпус превратился в груду скрюченного металла. Спросил мастера из нашего корпуса, -
- В чём причина, почему рухнул только что построенный корпус?
- Рационализаторов нужно «благодарить» за это. В корпусе был склад обогащённой руды, поступающей из нашего цеха. В ней много воды, вот руда и складируется, чтобы вода из неё вытекла. А чтобы эта вода не размочила грунт, пол в корпусе должен был заливаться сорокасантиметровым слоем специального бетона с водоотводными канавами. Рационализаторы посчитали, что это слишком дорого. Хватит и слоя бетона в 20 сантиметров. Так и сделали. Руду в корпусе грузит тяжёлый экскаватор, под ним эта бетонная подушка потрескалась, и вода через трещины просочилась в землю. Грунт размяк, и колонны корпуса разъехались в стороны, как ноги у человека на льду. С большим риском успели всё-таки вывести оттуда экскаватор.
На следующий день мы провели все необходимые испытания. Проявили плёнки осциллограмм и убедились, что перекоса зеркала подпятника нет: нагрузка на диаметрально противоположные сегменты подпятника растёт или убывает одновременно. Осевая нагрузка на подпятник большая, пульсирующая.
Инженер с гидромаша действительно поинтересовался результатами испытаний. Я сказал, что материалы испытаний нужно еще обработать, и сейчас говорить о чем-либо ещё рано. Гольденберг видел,что я разговаривал с гидромашевцем и спросил меня, -
- О чём ты с ним разговаривал?
- Да так, пустяки. Спросил о результатах испытаний. Я ему объяснил всё.
- Я же просил тебя не рассказывать ничего, и ты обещал не делать этого, - с досадой упрекнул меня Гольденберг.
- Пошутил я, Семён Иделевич, ничего я ему не рассказал. Сказал, что материалы испытаний нужно ещё обрабатывать.
- Спасибо, только зачем меня разыгрывать?
- Хотел посмотреть, как ты отреагируешь на это.
- А что тут смотреть, понятно, что мне это не понравится.
Обратно мы летели на пассажирском самолёте ИЛ-14. В самолёте кресла, а не скамейки, не ревут оглушающе его моторы. Хорошо. И как приятно было смотреть на землю, когда под крыльями самолёта зазеленел лес.
На следующей неделе после возвращения из командировки позвонил Гольденберг, -
- Завтра у Блюхера будет заседание по проблеме Рудного. Нужно быть там к 10 часам. Возьми с собой все необходимые материалы и подготовься к докладу.
- Я готов, Семён Иделевич. Готовы все графики и расчёты, можем продемонстрировать нужные осциллограммы.
Комиссия была весьма представительной, во главе с председателем Совнархоза Блюхером. Кроме нас и гидромашевцев было ещё несколько ведущих инженеров с других крупных предприятий.
Я доложил о результатах испытаний, показал на графиках и осциллограммах величину и направление сил, действующих на электродвигатель. Мне был задан
только один вопрос инженером с гидромаша, -
- Осциллограммы показывают, что нагрузка на подпятник электродвигателя имеет колебательный характер, а из этого следует, что имеется перекос зеркала подпятника.
- Нагрузка действительно переменная, об этом я уже говорил, но не из-за перекоса зеркала подпятника, а от большой переменной осевой нагрузки от гидронасоса. Это хорошо видно на осциллограммах: нагрузка на все сегменты подпятника повышается или снижается одновременно, что указывает на изменение осевой нагрузки. При перекосе зеркала подпятника картина была бы иной. Во-первых, величина нагрузки на сегменты будет изменяться со скоростью вращения вала электродвигателя; во-вторых, когда на одном из сегментов подпятника нагрузка будет максимальной, то на сегменте диаметрально противоположном ему она будет минимальной, - объяснил я.
С моим ответом согласились все. Инженер с Уралмаша спросил у представителя Гидромаша, -
- Какой диаметр вала гидронасоса?
- 200 миллиметров.
- А ширина ступицы, насаженной на этот вал?
- Тоже 200 миллиметров.
- Ширина ступицы должна быть в три раза больше диаметра вала, то есть 600 миллиметров.
Все претензии к нашему заводу были сняты. Завод Гидромаш должен был срочно доработать конструкцию гидронасоса. Гольденберг был очень доволен и выводами комиссии и нашей работой.
С 1965 года мы всей семьёй в отпуск снова стали ездить в гости к матери, уже не в деревню Комары, а в город Калинин. Сейчас просто отдохнуть и повидаться, так как надобность в заготовке дров отпала. Кроме того здесь со своими семьями живут обе мои сестры. Как я уже говорил, мать живёт у Ани, так что во время пребывания в Калинине мы жили преимущественно у неё. Познакомился с мужем Ани. При первой встрече с ним, он подошёл ко мне строевым шагом, бросил руку под козырёк и четко представился. –
- Муж твоей сестры прапорщик Неустроев, для тебя просто Веня.
- Брат твоей жены Лоскутов, для тебя Алёша или Лёша, как тебе удобнее, - рассмеявшись, в тон ему ответил я.
Веня невысокого роста, глаза чёрные, быстрые, даже плутоватые. Посмотрел на стол, -
- Вижу, стол готов. Прошу, уральцы, опорный край державы, к нашему столу.
Выпили за встречу, поделились новостями. Веня рассказал, что он, как и мы, тоже из деревни, соседней с нами Горьковской области, и что его родители и сейчас живут там. На срочной службе был автомехаником, при демобилизации уговорили остаться на сверхсрочную. Уговорили – остался.
- Как видите, - говорит он шутливо, - произведён в прапорщики за успешную и безупречную службу на складе горюче-смазочных материалов.
Мать очень рада нашему приезду, усадила рядом с собой Людочку и Светочку, гладит их, приговаривая, какие у неё хорошие внученьки. Я спросил её, -
- Мам, как тебе понравился Калинин, хорошо тебе тут?
- Хорошо, Леша, хорошо. Обе дочери здесь, вот вы бы ещё переехали сюда, совсем было бы хорошо. Город хороший и такая большая река. Никто меня не обижает, Веня хороший, плохого слова от него не услышишь.
На следующий день все поехали в гости к Гале. Она живёт на противоположном конце города, так что пока ехали туда на трамвае, увидели значительную часть города.
Долгожданной была наша встреча с Галей и Павликом. Он уже майор, начальник штаба полка, и, конечно, уже не Павлик, а Павел Васильевич.
С Галей мы не виделись 16 лет, с тех пор, как приезжал в отпуск во время службы в армии, а с Павлом Васильевичем не виделись уже 22года, с момента призыва его в армию в 1943 году. Конечно, они сильно изменились, но Галя по-прежнему красива. В Павле Васильевиче чувствуется сила и уверенность.
Галя плакала, вспоминая, как она ездила ко мне с передачей в колонию №2, как ей было жалко меня и как трудно было с дорогой. И передача: немного ржаной муки и кусок топлёного масла. Как только мы пережили то время, плача, говорила она.
Павел Васильевич вспоминал службу на Дальнем Востоке, войну с Японией и офицерское училище. При демобилизации, говорит, пришлось решать трудную задачу. Некоторым сержантам, в том числе и ему, предложили окончить годичное офицерское училище. Очень, говорит, хотелось демобилизоваться, но я знал: плохо сейчас живётся в нашей деревне. Написал Гале письмо, поинтересовался её мнением по этому вопросу. Она посоветовала окончить училище. Послушался её совета и стал офицером. Двадцать лет отслужил на Дальнем Востоке, потом получил назначение сюда. У них двое детей: сын Вова, тринадцати лет, и дочка Вера, девяти лет.
После обеда пошли на Волгу. Многие дома стоят здесь совсем близко от высокого, крутого берега Волги. Видно, что здесь район новостроек, все дома пятиэтажные, построены недавно. На противоположном берегу Волги – лес.
- Напротив нас в Волгу впадает речка Межурка, а дальше, правее по берегу, вагоностроительный завод, - показал Павел Васильевич на противоположный берег.
Вид отсюда великолепный: влево от нас, вверх по Волге, уже за городом большой мост через Волгу и жёлтое поле на том берегу. Справа – город по обоим берегам реки. Спустились вниз к реке. Внук Вова предложил искупаться. Около кромки воды берег песчаный, не глубоко. Вода в реке чистая, чище той, которую я видел, путешествуя по Волге. Дети рады поплескаться в реке. Мы с Вовой тоже с удовольствием поплавали и поныряли. Вова плавает совсем неплохо, что и не удивительно: река рядом, вышел из дому и уже через пять минут плавай и ныряй. Как у нас когда-то, в нашем Немдеже.
Галя предложила нам несколько дней пожить у них. Мы с Ниной согласились, а Людочка даже рада: хотя внучка Вера и постарше Людочки, но вместе им интересно. Веня с семьёй уехали домой, а мы с Ниной, детьми и племянниками поехали осматривать город. Съездили в парк на берегу Волги. В черте города два моста через Волгу: один старый, с высокими фермами, во время войны был взорван один его пролёт, второй – новый, современный. Прошлись по этим мостам. Не далеко от моста, вниз по течению, красивый речной вокзал, до него по Волге плавают теплоходы. Это для них конечная пристань. Выше Калинина плавают только катера.
Вообще-то проводить отпуск в городе мне не нравится. Если в этом городе находишься первый раз, то знакомство с ним представляет некоторый интерес. Поэтому мы в последующие дни отпуска искали красивые места. Понравилась набережная Волги с памятником Афанасию Никитину, тихая, с плавающими утками, речка Тьмака и более солидная речка Тверца. Удивил яблоневый сад почти в центре города. Радовало общение с матерью, сёстрами, зятьями и племянниками.
Отпуск 1966 года запомнился поездкой в Москву. К Павлу Васильевичу зашёл офицер, москвич. Во время разговора он поинтересовался, бывали ли мы в Москве. Я ответил ему, что бывали только проездом.
- Это не считается. Если желаете, я позвоню родителям, и вы можете пожить у них, как желанные гости. Живут они в центре Москвы, на улице Гоголевский Бульвар, недалеко от станции метро Кропоткинская. Соглашайтесь, вам будет удобно.
Мы с Ниной согласились. На следующий день Павел Васильевич сказал нам, что вопрос с поездкой в Москву решен, нас там ждут.
Оставив детей под присмотром матери и Ани, мы с Ниной поехали в Москву. Здесь встретили нас, как желанных гостей. Удивились, что у нас есть родственники в Калинине, а мы ещё ни разу не побывали в Москве. Посоветовали, что нам в первую очередь следует посмотреть: Кремль, Третьяковку, ВДНХ, Ленинские горы.
Знакомство с Москвой начали с Кремля. Конечно, Кремль впечатляет. Он произвёл бы на меня сильное впечатление, даже в том случае, если бы я ничего о нём не читал и не слыхал. Но зная, какое место занимает он в истории страны и в мировой истории, уже с трепетом смотришь на кремлёвские башни и стены, на Красную Площадь и мавзолей Ленина, на усыпальницы российских царей в Соборе и на храм Василия Блаженного.
В мавзолей Ленина большая очередь, решили, что сходим туда в следующий раз. Хотелось побывать в Оружейной Палате, но сюда тоже огромная очередь. Должен сказать, что разочаровала меня Могила неизвестного солдата: слишком уж скромно. Это же символ – память о всех безвестно погибших в жестоких боях за свою родину. Мне кажется, что они заслуживают более монументального и величественного памятника, такого, чтоб глядя на него щемило сердце.
Третьяковка – прекрасная картинная галерея, много посетителей. Что интересно: в залах с картинами прошлых веков посетителей много, и люди подолгу останавливаются перед картинами, восхищаясь искусством художников. А вот в залах абстрактной и прочей новой живописи посетителей мало и проходят они мимо этих картин, едва скользнув по ним взглядом. Я тоже не понимаю и не воспринимаю эту живопись, более того, думаю, что и воспринимать здесь нечего. Объясняют, что таково виденье художника. Только вот зритель-то видит то, что видит, и, посмотрев на такую картину беглым взглядом, равнодушно проходит мимо.
ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства, великолепная во всех отношениях выставка. Там я с восхищением рассматривал всё, что видел. Особенно меня поразила ракета, на какой совершил первый в мире космический полёт Юрий Гагарин. Вспомнил день, когда я с замиранием сердца слушал сообщение об этом полёте. Как потрясающе велики были достижения науки и техники нашей страны, чтобы впервые в мире совершить такой взлёт! Подняться в космос, преодолевая притяжение земли, в космической пустоте облететь вокруг земли и благополучно приземлиться, и всё это проделать в течение двух часов! От такого рывка в будущее – дух захватывало. Долго стоял я около этой ракеты, смотрел на неё, задрав голову. Удивительно, такую махину отрывают от земли и сообщают ей космическую скорость огненные струи газа, рвущиеся из её сопел. Удивительно, несмотря на то, что я прекрасно знаю, что так и должно быть, таковы законы физики. Удивил меня и космический домик с двумя космонавтами. Но удивил уже тем, как невелик он был. Даже не верилось, что в нём летали в космосе два космонавта? Заглянул в иллюминатор – убедился, что космонавтов действительно двое.
Ленинские Горы. Великолепный вид на Москву открывается отсюда: река Москва, двухэтажный мост через неё, стадион Лужники и дома, дома до самого горизонта. А за спиной Московский Государственный Университет – красота и масштаб, действительно храм науки. Глядя на здание университета, понимаешь, что в Советском Союзе науку любят.
Два дня гостили мы у хлебосольных родителей офицера, москвича. Два дня бродили по улицам Москвы. Есть на что посмотреть в столице нашей родины, и не два дня для этого нужно. Приехать сюда, чтобы посмотреть достопримечательности, восхититься ими – это я принимаю с удовольствием, а вот жить в Москве мне не хочется. Не принимает моя душа такие большие города. Я люблю природу, и мне хочется быть к ней поближе.
В процессе проектирования электродвигателя, говорит Гольденберг, технические требования, предъявляемые к нему, были согласованы с поставщиком гидронасосов – Сысертским заводом гидромашин Проектировалось, что валы электродвигателя и гидронасоса жестким креплением будут связаны в один вал. В связи с этим конструкторам гидронасоса был задан вопрос о величине осевой нагрузки вдоль вала гидронасоса. Они ответили, что этой нагрузки практически не будет, во всяком случае, она будет незначительной. Конструкторы электродвигателя всё-таки решили подстраховаться и поставили подпятник для восприятия осевой нагрузки.
Первые же пуски гидронасоса показали, что осевая нагрузка на вал электродвигателя, вопреки заявлениям конструкторов гидронасоса, очень велика. Завод гидромашин отрицает это, заявляя, что осевая нагрузка возникает из-за перекоса зеркала подпятника, и, что механически очень слаб стояк электродвигателя. Внешне всё именно так и выглядит, так как осевую нагрузку через подпятник воспринимает стояк электродвигателя. Мы, говорит Гольденберг, пошли даже на то, что прямо на валу электродвигателя проточили и отшлифовали зеркало подпятника. После этого снова был произведён пуск гидронасоса. Исчезновения или хотя бы снижения вибраций не произошло, тем не менее Гидромаш по-прежнему настаивает на своих претензиях. Вопрос очень серьёзный, им сейчас занимается заместитель премьер-министра Дымшиц. Давайте, говорит Гольденберг, вместе подумаем над тем, как нам в динамике измерить осевую нагрузку, отсутствие перекоса зеркала подпятника, и подтвердить требуемую жёсткость стояка. Гольденберг рассказал, что зеркало подпятника состоит из шести сегментов, которые опираются на головки шести специальных регулирующих болтов. Стояк электродвигателя крепится к полу четырьмя анкерными болтами, диаметром 52 миллиметра, которые затягиваются на расчетное усилие столько-то тонн. Сколько конкретно – сейчас уже не помню.
- Подумайте над этим, а завтра встретимся снова. Я уверен, что виноват здесь не наш завод, найдите неопровержимые аргументы, отвергающие вину нашего завода, - сказал Гольденберг.
На следующий день я попросил у Гольденберга шесть сегментных болтов и четыре анкерных. Объяснил ему, что на этих болтах мы соберём схемы, чувствительные к деформациям растяжения-сжатия. По величине усилий, действующих на сегменты, определим, как нагрузку на подпятник, так и наличие или отсутствие перекоса зеркала подпятника. Затяжку анкерных болтов проконтролируем на соответствие с Вашими расчётами. Сегментные и анкерные болты мы протарируем сразу после их готовности, так что результаты исследований сможем сообщить Вам, если будет нужно, даже в день испытаний.
Гольденберг был доволен и сказал, что завтра нам эти болты доставят, и попросил, чтобы мы побыстрее закончили подготовку к испытаниям.
Через пять дней у нас всё было готово, а на шестой день на двухмоторном военно-транспортном самолете ЛИ-2, видимо, уже списанном в гражданку, мы вылетели в Кустанай. Я лечу на самолёте первый раз в жизни. Полёт мне нравится. Салон самолёта – голая металлическая обшивка и деревянные скамейки вдоль бортов. Солнечный день, летим низко. Я неотрывно смотрю вниз на землю. Земля так красива, чётко видны змейки дорог, поля и домики сёл и деревень. Одно плохо: очень силён рёв двигателей самолёта. Металлическая обшивка, кажется, усиливает этот рёв. Не похоже, что этот самолёт пассажирский, скорее всего, что он в своё время использовался для обучения десантников. Увлекшись наблюдением за землёй, я как-то не сразу понял, что в самолёте стало тихо. Неужели заглохли моторы самолёта? Посмотрел на крыло самолёта – нет, пропеллер вращается. Говорю, сидящему рядом Рудольфу Овчинникову, что я почему-то не слышу шума моторов. Вижу, он что-то говорит мне, но я его совершенно не слышу. Понял, что я оглох от грохота моторов.
Прилетели в Кустанай: небольшой аэродром и маленький аэровокзал, сильный ветер. Гольденберг уже в Рудном, он нас заранее предупредил, что вышлет за нами машину. Ждём, ветер сильный и холодный. К аэровокзалу подкатил микроавтобус «РАФик», шофёр которого громко спросил, -
- Кто тут из Свердловска?
Мы подошли к нему, -
- Наверное, мы. Вас послал сюда Гольденберг?
- Он самый. Садитесь, карета подана.
Погрузили аппаратуру и поехали. Вот здесь пейзаж за окном автобуса совершенно мне не нравится: ни деревьев, ни кустарников – голая земля. В одном месте увидел, торчат из земли несколько прутиков. Смехом говорю Овчинникову и Бояринцеву, -
- Смотрите-ка, лес.
- Где, - переспрашивают они.
Меня услышал шофёр и говорит, -
- Да это так себе, а вот дальше будет лесополоса – настоящий лес. В выходные дни ездим туда отдыхать.
Доехали до этой лесополосы: не широкая, по-моему, не более 50 метров, не понял, что посажено – то ли это кустарники, то ли молодые, не хвойные деревья. Рады здесь люди и этому.
Приехали в Рудный, молодой город при горно-обогатительном комбинате. Нас встретил Гольденберг, проводил в гостиницу. На следующий день, захватив с собой аппаратуру, поехали на комбинат. Наш электродвигатель в корпусе мокрого магнитного обогащения. Отдали Гольденбергу наши болты. Он указал нам место, где можно разместить аппаратуру, и сказал, -
- Сегодня отдыхайте, посмотрите комбинат, город. Слесаря поставят на электродвигатель ваши болты и завтра, если всё будет в порядке, приступим к испытаниям.
Пошли посмотреть, как происходит мокрое магнитное обогащение. Оказывается очень просто. Размолотая железная руда заливается водой, хорошо перемешивается. После этого по широкому жёлобу поток этой жидкой грязи, называемой пульпой, течёт под магнитным барабаном, который медленно вращается. Частицы железной руды прилипают к барабану и извлекаются из пульпы. В верхней части барабана руда срезается с него специальным ножом и падает на ленту транспортёра. Оставшаяся грязь выливается в поле, далеко за комбинатом.
Пульпа обладает высокими абразивными свойствами. Здесь мы увидели её
действие на детали гидронасоса. Следы на металле от потока пульпы очень похожи на следы от быстрого потока воды, размывающего плотный грунт. Так что детали, контактирующие с потоком пульпы, быстро изнашиваются.
Рядом с корпусом магнитного обогащения большой корпус ограждён лентой с табличками: «Проход запрещён. Опасно для жизни». Спрашиваем у проходящего рабочего, -
- Почему проход запрещён?
- Разве вы не видите, что корпус скоро рухнет. По середине корпуса крыша уже просела и слышно, как иногда рвутся балки.
Всё было так, и резкие звуки мы слышали, но откуда нам было знать их происхождение. Как-то очень странно, комбинат только что начинает работать, а новый большой корпус вот-вот рухнет.
Пошли в город, не обнаружили в нём ничего интересного. Решили полюбоваться степью. Я читал в книгах про степь ковыльную, как под ветром колышется она волнами ковыля. Так и представлял себе, что степь покрыта густой травой по пояс или по плечо, и бегут по ней волны от ветра, как на наших хлебных нивах. А тут смотрю: земля в трещинах и на ней жалкие кустики ковыля из нескольких стебельков. Очень разочаровала меня картина такой степи.
Прошли немного подальше и вышли к чему-то очень странному: то ли это какой-то ручей или речка, то ли канава прорытая экскаватором, только очень уж неаккуратно. Вернулись в гостиницу и выяснили, что это река Тобол. Никогда бы не подумал, что вот так может выглядеть река Тобол! Меня не удивило, что здесь он небольшая речка – это его верховья. Удивило то, как безжизненны его берега, не доводилось ещё мне видеть такие реки.
Утром пошли на испытания. Слесаря всё уже сделали, но анкерные болты ещё не затянули. Мы подключили к аппаратуре схемы своих болтов, подготовились к испытаниям. Гольденберг говорит, -
- Начнем с анкерных болтов. Как только будет достигнута нужная величина затяжки, крикните: всё, хватит.
Затянули два болта, а вот на третьем вначале всё шло нормально, но потом он повёл себя странно: слесарь, затягивая болт, бьёт по рукоятке большого ключа кувалдой, а луч шлейфа осциллографа вздрогнет и возвращается на прежнее место. Кричу Гольденбергу, -
- Стойте, болт уперся во что-то твердое.
Гольденберг подошёл ко мне и тихо говорит. –
- Этого не может быть. Под болтом достаточно места и упереться ему не во что.
- Нет, Семён Иделевич, болт упёрся. Выверните его, замерьте глубину отверстия до упора и длину болта.
Вывернули болт, измерили что надо. Убедились – болт действительно упирается. Пришлось его немного укоротить. Затянули, как надо все четыре болта.
- Сейчас подготовьте все, произведём пуск двигателя с гидронасосом, - сказал Гольденберг. Оказывается пуск требует подготовки. Когда всё было готово, Гольденберг махнул рукой, –
- Включайте аппаратуру.
Смотрю на экран осциллографа и вижу, что лучи всех шлейфов колеблются, регистрируя нагрузки. У меня в кассете осциллографа пять метров плёнки, израсходовав два метра, выключил осциллограф и сказал Гольденбергу, -
- Все в порядке. Сейчас проявим пленку и определим виновника вибраций.
Но тут ожидал меня очень неприятный сюрприз: кассета с плёнкой оказалась практически пустой. Там был кусок плёнки длиной не более 20 сантиметров: так что ничего мы не зарегистрировали. Такой неприятный конфуз. Говорю Бояринцеву, -
- Володя, ты же сказал мне, что обе кассеты заряжены полностью.
- Кассеты заряжал Бресс. Он сказал мне, что зарядил обе кассеты.
Пришлось это неудачей огорчить Гольденберга. Он отреагировал довольно спокойно, -
- Плохо, конечно, но бывает и хуже. Ничего, ставьте новую кассету и повторим пуск. И вот что, ничего о результатах испытаний не рассказывайте гидромашевцам. Они уже наблюдают за испытаниями и обязательно поинтересуются их результатами.
- А что же секретного в наших испытаниях?
- Секретного нет ничего. Просто, зная результаты испытаний, они к заседанию комиссии, придумают что-нибудь ещё.
Второй пуск сделать не успели. За стеной корпуса раздался грохот, и все бросились на улицу. Соседний корпус превратился в груду скрюченного металла. Спросил мастера из нашего корпуса, -
- В чём причина, почему рухнул только что построенный корпус?
- Рационализаторов нужно «благодарить» за это. В корпусе был склад обогащённой руды, поступающей из нашего цеха. В ней много воды, вот руда и складируется, чтобы вода из неё вытекла. А чтобы эта вода не размочила грунт, пол в корпусе должен был заливаться сорокасантиметровым слоем специального бетона с водоотводными канавами. Рационализаторы посчитали, что это слишком дорого. Хватит и слоя бетона в 20 сантиметров. Так и сделали. Руду в корпусе грузит тяжёлый экскаватор, под ним эта бетонная подушка потрескалась, и вода через трещины просочилась в землю. Грунт размяк, и колонны корпуса разъехались в стороны, как ноги у человека на льду. С большим риском успели всё-таки вывести оттуда экскаватор.
На следующий день мы провели все необходимые испытания. Проявили плёнки осциллограмм и убедились, что перекоса зеркала подпятника нет: нагрузка на диаметрально противоположные сегменты подпятника растёт или убывает одновременно. Осевая нагрузка на подпятник большая, пульсирующая.
Инженер с гидромаша действительно поинтересовался результатами испытаний. Я сказал, что материалы испытаний нужно еще обработать, и сейчас говорить о чем-либо ещё рано. Гольденберг видел,что я разговаривал с гидромашевцем и спросил меня, -
- О чём ты с ним разговаривал?
- Да так, пустяки. Спросил о результатах испытаний. Я ему объяснил всё.
- Я же просил тебя не рассказывать ничего, и ты обещал не делать этого, - с досадой упрекнул меня Гольденберг.
- Пошутил я, Семён Иделевич, ничего я ему не рассказал. Сказал, что материалы испытаний нужно ещё обрабатывать.
- Спасибо, только зачем меня разыгрывать?
- Хотел посмотреть, как ты отреагируешь на это.
- А что тут смотреть, понятно, что мне это не понравится.
Обратно мы летели на пассажирском самолёте ИЛ-14. В самолёте кресла, а не скамейки, не ревут оглушающе его моторы. Хорошо. И как приятно было смотреть на землю, когда под крыльями самолёта зазеленел лес.
На следующей неделе после возвращения из командировки позвонил Гольденберг, -
- Завтра у Блюхера будет заседание по проблеме Рудного. Нужно быть там к 10 часам. Возьми с собой все необходимые материалы и подготовься к докладу.
- Я готов, Семён Иделевич. Готовы все графики и расчёты, можем продемонстрировать нужные осциллограммы.
Комиссия была весьма представительной, во главе с председателем Совнархоза Блюхером. Кроме нас и гидромашевцев было ещё несколько ведущих инженеров с других крупных предприятий.
Я доложил о результатах испытаний, показал на графиках и осциллограммах величину и направление сил, действующих на электродвигатель. Мне был задан
только один вопрос инженером с гидромаша, -
- Осциллограммы показывают, что нагрузка на подпятник электродвигателя имеет колебательный характер, а из этого следует, что имеется перекос зеркала подпятника.
- Нагрузка действительно переменная, об этом я уже говорил, но не из-за перекоса зеркала подпятника, а от большой переменной осевой нагрузки от гидронасоса. Это хорошо видно на осциллограммах: нагрузка на все сегменты подпятника повышается или снижается одновременно, что указывает на изменение осевой нагрузки. При перекосе зеркала подпятника картина была бы иной. Во-первых, величина нагрузки на сегменты будет изменяться со скоростью вращения вала электродвигателя; во-вторых, когда на одном из сегментов подпятника нагрузка будет максимальной, то на сегменте диаметрально противоположном ему она будет минимальной, - объяснил я.
С моим ответом согласились все. Инженер с Уралмаша спросил у представителя Гидромаша, -
- Какой диаметр вала гидронасоса?
- 200 миллиметров.
- А ширина ступицы, насаженной на этот вал?
- Тоже 200 миллиметров.
- Ширина ступицы должна быть в три раза больше диаметра вала, то есть 600 миллиметров.
Все претензии к нашему заводу были сняты. Завод Гидромаш должен был срочно доработать конструкцию гидронасоса. Гольденберг был очень доволен и выводами комиссии и нашей работой.
С 1965 года мы всей семьёй в отпуск снова стали ездить в гости к матери, уже не в деревню Комары, а в город Калинин. Сейчас просто отдохнуть и повидаться, так как надобность в заготовке дров отпала. Кроме того здесь со своими семьями живут обе мои сестры. Как я уже говорил, мать живёт у Ани, так что во время пребывания в Калинине мы жили преимущественно у неё. Познакомился с мужем Ани. При первой встрече с ним, он подошёл ко мне строевым шагом, бросил руку под козырёк и четко представился. –
- Муж твоей сестры прапорщик Неустроев, для тебя просто Веня.
- Брат твоей жены Лоскутов, для тебя Алёша или Лёша, как тебе удобнее, - рассмеявшись, в тон ему ответил я.
Веня невысокого роста, глаза чёрные, быстрые, даже плутоватые. Посмотрел на стол, -
- Вижу, стол готов. Прошу, уральцы, опорный край державы, к нашему столу.
Выпили за встречу, поделились новостями. Веня рассказал, что он, как и мы, тоже из деревни, соседней с нами Горьковской области, и что его родители и сейчас живут там. На срочной службе был автомехаником, при демобилизации уговорили остаться на сверхсрочную. Уговорили – остался.
- Как видите, - говорит он шутливо, - произведён в прапорщики за успешную и безупречную службу на складе горюче-смазочных материалов.
Мать очень рада нашему приезду, усадила рядом с собой Людочку и Светочку, гладит их, приговаривая, какие у неё хорошие внученьки. Я спросил её, -
- Мам, как тебе понравился Калинин, хорошо тебе тут?
- Хорошо, Леша, хорошо. Обе дочери здесь, вот вы бы ещё переехали сюда, совсем было бы хорошо. Город хороший и такая большая река. Никто меня не обижает, Веня хороший, плохого слова от него не услышишь.
На следующий день все поехали в гости к Гале. Она живёт на противоположном конце города, так что пока ехали туда на трамвае, увидели значительную часть города.
Долгожданной была наша встреча с Галей и Павликом. Он уже майор, начальник штаба полка, и, конечно, уже не Павлик, а Павел Васильевич.
С Галей мы не виделись 16 лет, с тех пор, как приезжал в отпуск во время службы в армии, а с Павлом Васильевичем не виделись уже 22года, с момента призыва его в армию в 1943 году. Конечно, они сильно изменились, но Галя по-прежнему красива. В Павле Васильевиче чувствуется сила и уверенность.
Галя плакала, вспоминая, как она ездила ко мне с передачей в колонию №2, как ей было жалко меня и как трудно было с дорогой. И передача: немного ржаной муки и кусок топлёного масла. Как только мы пережили то время, плача, говорила она.
Павел Васильевич вспоминал службу на Дальнем Востоке, войну с Японией и офицерское училище. При демобилизации, говорит, пришлось решать трудную задачу. Некоторым сержантам, в том числе и ему, предложили окончить годичное офицерское училище. Очень, говорит, хотелось демобилизоваться, но я знал: плохо сейчас живётся в нашей деревне. Написал Гале письмо, поинтересовался её мнением по этому вопросу. Она посоветовала окончить училище. Послушался её совета и стал офицером. Двадцать лет отслужил на Дальнем Востоке, потом получил назначение сюда. У них двое детей: сын Вова, тринадцати лет, и дочка Вера, девяти лет.
После обеда пошли на Волгу. Многие дома стоят здесь совсем близко от высокого, крутого берега Волги. Видно, что здесь район новостроек, все дома пятиэтажные, построены недавно. На противоположном берегу Волги – лес.
- Напротив нас в Волгу впадает речка Межурка, а дальше, правее по берегу, вагоностроительный завод, - показал Павел Васильевич на противоположный берег.
Вид отсюда великолепный: влево от нас, вверх по Волге, уже за городом большой мост через Волгу и жёлтое поле на том берегу. Справа – город по обоим берегам реки. Спустились вниз к реке. Внук Вова предложил искупаться. Около кромки воды берег песчаный, не глубоко. Вода в реке чистая, чище той, которую я видел, путешествуя по Волге. Дети рады поплескаться в реке. Мы с Вовой тоже с удовольствием поплавали и поныряли. Вова плавает совсем неплохо, что и не удивительно: река рядом, вышел из дому и уже через пять минут плавай и ныряй. Как у нас когда-то, в нашем Немдеже.
Галя предложила нам несколько дней пожить у них. Мы с Ниной согласились, а Людочка даже рада: хотя внучка Вера и постарше Людочки, но вместе им интересно. Веня с семьёй уехали домой, а мы с Ниной, детьми и племянниками поехали осматривать город. Съездили в парк на берегу Волги. В черте города два моста через Волгу: один старый, с высокими фермами, во время войны был взорван один его пролёт, второй – новый, современный. Прошлись по этим мостам. Не далеко от моста, вниз по течению, красивый речной вокзал, до него по Волге плавают теплоходы. Это для них конечная пристань. Выше Калинина плавают только катера.
Вообще-то проводить отпуск в городе мне не нравится. Если в этом городе находишься первый раз, то знакомство с ним представляет некоторый интерес. Поэтому мы в последующие дни отпуска искали красивые места. Понравилась набережная Волги с памятником Афанасию Никитину, тихая, с плавающими утками, речка Тьмака и более солидная речка Тверца. Удивил яблоневый сад почти в центре города. Радовало общение с матерью, сёстрами, зятьями и племянниками.
Отпуск 1966 года запомнился поездкой в Москву. К Павлу Васильевичу зашёл офицер, москвич. Во время разговора он поинтересовался, бывали ли мы в Москве. Я ответил ему, что бывали только проездом.
- Это не считается. Если желаете, я позвоню родителям, и вы можете пожить у них, как желанные гости. Живут они в центре Москвы, на улице Гоголевский Бульвар, недалеко от станции метро Кропоткинская. Соглашайтесь, вам будет удобно.
Мы с Ниной согласились. На следующий день Павел Васильевич сказал нам, что вопрос с поездкой в Москву решен, нас там ждут.
Оставив детей под присмотром матери и Ани, мы с Ниной поехали в Москву. Здесь встретили нас, как желанных гостей. Удивились, что у нас есть родственники в Калинине, а мы ещё ни разу не побывали в Москве. Посоветовали, что нам в первую очередь следует посмотреть: Кремль, Третьяковку, ВДНХ, Ленинские горы.
Знакомство с Москвой начали с Кремля. Конечно, Кремль впечатляет. Он произвёл бы на меня сильное впечатление, даже в том случае, если бы я ничего о нём не читал и не слыхал. Но зная, какое место занимает он в истории страны и в мировой истории, уже с трепетом смотришь на кремлёвские башни и стены, на Красную Площадь и мавзолей Ленина, на усыпальницы российских царей в Соборе и на храм Василия Блаженного.
В мавзолей Ленина большая очередь, решили, что сходим туда в следующий раз. Хотелось побывать в Оружейной Палате, но сюда тоже огромная очередь. Должен сказать, что разочаровала меня Могила неизвестного солдата: слишком уж скромно. Это же символ – память о всех безвестно погибших в жестоких боях за свою родину. Мне кажется, что они заслуживают более монументального и величественного памятника, такого, чтоб глядя на него щемило сердце.
Третьяковка – прекрасная картинная галерея, много посетителей. Что интересно: в залах с картинами прошлых веков посетителей много, и люди подолгу останавливаются перед картинами, восхищаясь искусством художников. А вот в залах абстрактной и прочей новой живописи посетителей мало и проходят они мимо этих картин, едва скользнув по ним взглядом. Я тоже не понимаю и не воспринимаю эту живопись, более того, думаю, что и воспринимать здесь нечего. Объясняют, что таково виденье художника. Только вот зритель-то видит то, что видит, и, посмотрев на такую картину беглым взглядом, равнодушно проходит мимо.
ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства, великолепная во всех отношениях выставка. Там я с восхищением рассматривал всё, что видел. Особенно меня поразила ракета, на какой совершил первый в мире космический полёт Юрий Гагарин. Вспомнил день, когда я с замиранием сердца слушал сообщение об этом полёте. Как потрясающе велики были достижения науки и техники нашей страны, чтобы впервые в мире совершить такой взлёт! Подняться в космос, преодолевая притяжение земли, в космической пустоте облететь вокруг земли и благополучно приземлиться, и всё это проделать в течение двух часов! От такого рывка в будущее – дух захватывало. Долго стоял я около этой ракеты, смотрел на неё, задрав голову. Удивительно, такую махину отрывают от земли и сообщают ей космическую скорость огненные струи газа, рвущиеся из её сопел. Удивительно, несмотря на то, что я прекрасно знаю, что так и должно быть, таковы законы физики. Удивил меня и космический домик с двумя космонавтами. Но удивил уже тем, как невелик он был. Даже не верилось, что в нём летали в космосе два космонавта? Заглянул в иллюминатор – убедился, что космонавтов действительно двое.
Ленинские Горы. Великолепный вид на Москву открывается отсюда: река Москва, двухэтажный мост через неё, стадион Лужники и дома, дома до самого горизонта. А за спиной Московский Государственный Университет – красота и масштаб, действительно храм науки. Глядя на здание университета, понимаешь, что в Советском Союзе науку любят.
Два дня гостили мы у хлебосольных родителей офицера, москвича. Два дня бродили по улицам Москвы. Есть на что посмотреть в столице нашей родины, и не два дня для этого нужно. Приехать сюда, чтобы посмотреть достопримечательности, восхититься ими – это я принимаю с удовольствием, а вот жить в Москве мне не хочется. Не принимает моя душа такие большие города. Я люблю природу, и мне хочется быть к ней поближе.
Рейтинг: +2
509 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
