Помочь сайту
Поздравления
Воспоминания (продолжение 20)
2 мая 2015 -
Алексей Лоскутов
- Хорошо, посидим.
Сегодня Миле везло: поплавок вдруг резко пошел в сторону. Опасаясь упустить добычу, Миля рванула удилище и леска лопнула. На этом и закончилась наша рыбалка: запасного крючка у меня не было. Вернулись домой, отдали матери рыбу. Пообедали и собрались в Тужу. Мать благословила нас со слезами и мы ушли. Почти сразу за деревней Цепаи нас догнал мужик на тарантасе. Спросил, куда мы направились. Узнав, что в Тужу, пригласил, - Садитесь, Людмила Александровна. Оба конечно, не буду же я разлучать вас.
Едем, мужик разговаривает с Милей. Потом лукаво так посмотрел на нас и спросил, - Людмила Александровна, а любовь-то у вас крепкая?
Миля смутилась, не принято было у нас кому-то постороннему задавать девушке такие вопросы.
- У нас крепкая. Мы верим друг другу, - ответил я.
- Это хорошо, но к сожалению каких только курьезов не бывает на этом свете. Желаю вам счастливой жизни. Меня, Алексей, ты, видимо, не знаешь, а я тебя знаю, по родителям твоим знаю.
В Туже мы сразу же пошли в ЗАГС, однако работницы ЗАГСа на работе уже не было. Посмотрел на часы, всего-то четыре часа. К нам подошла какая-то женщина, спросила:
- Вы по какому вопросу?
- Хотим зарегистрировать брак, - ответил я.
- Минуточку, Галина Павловна только что была тут. Сейчас я ее позову.
Женщина ушла, но вскоре вернулась.
- К сожалению она уже ушла домой, у нее болеет ребенок. Как жаль. Ну, ничего, приходите завтра, будем ждать.
Пошли на автостанцию. В село Караванное шел грузовик, причем уже забит людьми, как говорится, под завязку. Забрались в кузов и мы с Милей. Пристроились у заднего борта. Кузов под тентом. Дорога – сплошная пыль. Почему-то дорожную пыль непрерывно затягивает под тент. Когда мы в Караванном вылезли из кузова, то были серыми от осевшей на нас пыли. Мать Мили охала, глядя на нас, - Это как же угораздило вас набрать на себя столько пыли. Что-то задержались, я вас еще вчера ждала.
- Рыбачили, мама, на Немдеже так хорошо.
- Ладно, ладно. Я вас не упрекаю, просто спросила.
Остаток этого дня прошел довольно скучно. Реки в Караванном нет, кругом поля. На другой день утром Миля предлагает мне пойти в клуб.
- Зачем, что там делать, тем более с утра?
- Я сейчас заведующая клубом, надо там хотя бы показаться.
В клубе почти никого, только двое играют в шахматы. Подошел к ним понаблюдать за игрой. Партия у них закончилась быстро. Победитель посмотрел на меня, - В шахматы играешь?
- Немного, разряда не имею.
- Сыграем.
- Давай сыграем.
Парень играл совсем неплохо и, видимо, думал быстро выиграть. Однако партия затянулась. В обоюдоострой позиции я подловил его на очень хорошую связку: за моего слона он вынужден был отдать мне ферзя. Парень был очень расстроен, предложил сыграть еще, но Миля сказала, что нам нужно идти домой. Вышли из клуба, Миля говорит, - Я так за тебя переживала, думала проиграешь. Этот парень участвует в соревнованиях по шахматам на первенство по району, причем весьма успешно. Молодец, поздравляю.
Лиза, Милина мама, смущаясь попросила меня, - Зимой привезли нам машину дров, но они такие сучковатые, что расколоть невозможно. Расколола, которые смогла расколоть, а сейчас вот колотые дрова закончились. Может быть, Алексей, наколешь немного дров.
- Конечно наколю. Я люблю колоть дрова. Давайте колун.
Вышел посмотреть дрова: толстые березовые и еловые сучковатые тюльки. По отметкам от ударов колуна видно, что некоторые тюльки уже пытались расколоть. Потребуется дня два, не меньше, чтобы их расколоть, а через два дня мне нужно уже уезжать в Свердловск – отпуск кончается. И обязательно нужно еще сходить в ЗАГС. Старательно поработал в этот вечер. Начал с тех, которые уже пытались расколоть: ничего поддались, расколол их. После ужина обсудил с Милей сложившуюся ситуацию:
- Миля, дрова не расколоть за один день, а у меня остается всего два дня отпуска. Как быть?
- Я уже думала об этом. Дрова нужно расколоть. Мы не пойдем в Тужинский ЗАГС.
- Миля, мы же договорились!
- Не пойдем в Тужинский ЗАГС, зарегистрируем брак в Свердловске. Как ты на это смотришь?
- А мама твоя согласится на такой вариант?
- Я ее уговорю. Уволюсь с работы и сразу же приеду. Жди телеграмму.
- Я согласен, а чтобы мама твоя согласилась на это, я постараюсь за оставшиеся полтора дня расколоть все дрова.
Я работал усердно, стараясь расколоть дрова в намеченный срок. Работу свою закончил вовремя и, как мне кажется, завоевал благожелательное отношение будущей тещи, так как она без особых возражений согласилась с нашим планом. Миля сказала мне, что она пошлет две телеграммы: одну из Тужи – о своем выезде, вторую из Котельнича – с указанием поезда, времени его отправления и номер вагона.
На третий день нашего пребывания в Караванном, после окончания колки дров, мы с Милей, снова в кузове грузовика, уже ехали в Тужу. На этот раз кузов был без тента и воздух в кузове был чистый. Миля ночевала у нас. На следующий день я уехал в Свердловск. Расставаясь, Миля еще раз напомнила:
- Я скоро приеду, жди.
- А я только об этом и буду думать.
После отпуска снова собираю свои реле минимального напряжения. Все вроде неплохо, только работа все-таки не устраивает меня. Какой же я слесарь – сборщик, такую работу дня за три освоит человек никогда не бывавший на заводе. Возможно я и не прав, но именно так мне кажется. Однажды к моему верстаку подошел солидный, хорошо одетый мужчина. Я его ни разу не видел, он не из нашего цеха. Мужчина приветливо улыбнулся, поздоровался со мной и спросил, - Как Вам нравится Ваша работа?
Думаю, кто он такой, что вдруг заинтересовался, нравится ли мне моя работа. Наверное, какой-нибудь начальник из парткома завода. Ладно, отвечу как есть:
- Нет, эта работа мне не нравится, очень уж проста, подумать не над чем. Я в армии был старшим телеграфным мастером по буквопечатающим аппаратам СТ-35. Смешно даже сравнивать сложность этих аппаратов вот с этим реле.
- Я слышал, что Вы толковый парень, может быть Вы желаете работать в лаборатории.
- Конечно, желаю. Что это за лаборатория?
- Это будет тензометрическая лаборатория. Ее еще по существу нет, она только создается. Лаборатория исследовательская, подумать будет над чем. Сейчас пока у лаборатории нет даже своего помещения. Есть только начальник лаборатории Яроцкая Людмила Николаевна и один электрослесарь. Тензометрические методы исследования только еще внедряются на заводах, причем далеко не на всех. Успешное внедрение нового очень сильно зависит от тех, кто это новое внедряет в производство. Я начальник лаборатории металлов Шапиро очень заинтересован в создании этой лаборатории. После того, что я Вам рассказал, Вы согласны работать в этой лаборатории?
- Согласен. Только слово тензометрия я слышу первый раз в жизни. Это что же за метод исследования?
- Сейчас это долго объяснять. Узнаешь в процессе обучения. Яроцкую найдете в многоамперной лаборатории у Павла Бернардовича Ирания. Это вот там на втором этаже. Ждем, увольняйся из цеха и приходи к нам.
Предложение перейти на работу в тензометрическую лабораторию мне понравилось и я тут же написал заявление об увольнении и пошел с ним к начальнику 18 цеха Пальгову Василию Петровичу. Он прочитал его, тут же медленно со вкусом порвал и обрывки бросил в урну:
- Вы что же считаете наш цех проходным двором? Вы пришли сюда без специальности, Вас здесь обучили, сейчас у Вас уже пятый разряд, а Вы вместо благодарности, приходите ко мне с таким заявлением.
- Василий Петрович, ничему я здесь не научился. В армии был старшим телеграфным мастером, что по сложности не идет ни в какое сравнение с тем, что я делаю сейчас. Да, у меня не было разряда, но о высокой квалификации говорит занимаемая должность.
- Хватит заниматься демагогией, идите работать.
Я ушел, но на другой день пришел с новым заявлением об увольнении. Пальгов был взбешен:
- Вы что разучились понимать русский язык. Я Вам сказал, что 18 цех не проходной двор. Вы будете работать там, где работаете сейчас.
- Василий Петрович, Вы коммунист и не рядовой. Я слышал, что Вы были секретарем райкома, прошу Вас как человека, как коммуниста подпишите мое заявление.
- Выйдите из кабинета, Вы будете работать в нашем цехе, это я Вам говорю, как человек и коммунист.
И снова клочки моего заявления полетели в урну для бумаг.
На следующий день меня вызвали к начальнику цеха. Я зашел в кабинет и подал Пальгову третье заявление об увольнении. Пальгов бросает его в урну и, с трудом сдерживая гнев, говорит:
- Вы меня убедили, за строптивость следовало бы Вас наказать, но я не зловреден и перевожу Вас на работу, требующую высокой квалификации. Я перевожу Вас на инструментальный участок. С сегодняшнего дня.
Я хорошо знаю, что это за инструментальный участок: мелкий ремонт приспособлений и оснастки и изготовление простейшей оснастки.
- Василий Петрович, я не слесарь – инструментальщик и не смогу выполнять эту работу.
- Сможете, я разговаривал с рабочими вашего участка, все они заявили, что с этой работой Вы справитесь. Все желаю удачи.
Что же такое мне нужно предпринять, чтобы Пальгов подписал мое заявление. Я решил не приступать к работе на инструментальном участке. Оправдание у меня есть: я не слесарь-инструментальщик и учиться этой специальности, переходить на ученическую зарплату, не могу. Так и сделал: забастовал на рабочем месте. Мастер сочувствует мне, но говорит, что ничего я не добьюсь: Пальгов очень упрям. Однажды Пальгов, преисполненный достоинства, сопровождал по цеху какую-то важную делегацию. Заявление у меня было в кармане и я прямо перед членами делегации вручил его Пальгову. Он растерялся, держит заявление в руках и смотрит на меня уничтожающим взглядом. Я говорю:
- товарищ Пальгов подпишите мое заявление.
- Я Вам все уже разъяснил, все сделал для Вас.
- Товарищ Пальгов, я прошу Вас, как советского человека, как коммуниста, подпишите мое заявление.
Члены делегации с интересом смотрят на нас.
- Товарищ Лоскутов, я сделал для Вас все возможное. Возьмите Ваше заявление и не мешайте.
- Тогда, Василий Петрович, Вы не советский человек и уж, тем более, не коммунист.
От такого оскорбления, да еще при членах делегации, Пальгов чуть не подпрыгнул и быстрым шагом пошел дальше, делегация за ним.
На другой день мастер сказал мне, что Пальгов не подпишет мое заявление до тех пор, пока я не начну работать. Ну уж нет, начну я работать и я лишусь своего козыря, того, что меня заставляют работать не по специальности. Наверное, дня через три после этого мастер велел мне отвезти металлическую стружку на склад металлических отходов производства. От этой работы я отказаться не могу, специальность здесь не нужна. Подозвал кран, поставил ящик со стружкой в кузов автомашины, на складе высыпал стружку из ящика и привез пустой ящик в цех.
Через некоторое время меня вызывает начальник цеха. Захожу в кабинет. Пальгов довольно улыбается и говорит:
- Я свое слово держу, сказал подпишу заявление, как только начнешь работать, мастер вот сообщил, что сегодня ты работаешь и я сразу же вызвал тебя. Давай заявление.
Я подал ему заявление и он начертал: «В отдел кадров и подпись».
- Спасибо, Василий Петрович.
- До свидания. Желаю успехов на новом месте.
Он изменился после той встречи в цехе, где он сопровождал какую-то делегацию. Вполне возможно, что эта делегация и помогла мне. В тот же день я оформился в тензометрическую лабораторию. Яроцкая встретила меня очень приветливо. Подробно расспросила, где и кем я работал, насколько хорошо я знаком с электротехникой. Внимательно выслушала мои ответы и сказала:
- Сейчас нам предстоит освоить новый метод исследования. Наверное это будет непросто: пока что нам не удалось скомпенсировать ни одну собранную нами схему, причем при исследовании в статике, а нужно будет освоить и динамику.
Она тут же прочитала мне небольшую лекцию по тензометрированию. Мне не верилось, что датчик из очень тонкой константановой проволоки, наклеенный на металлическую деталь может изменить свое сопротивление при нагрузке этой детали. Я знаю, что сопротивление проводника зависит от удельного сопротивления, длины проводника и площади его поперечного сечения. Но деталь-то при нагрузке не растягивается и не сжимается. Как же может измениться сопротивление датчика? Спросил об этом Людмилу Николаевну. Она рассмеялась:
- Вот как хорошо. Уже появились вопросы. Прекрасно, будем учиться. Для начала прочитайте внимательно вот эту книжку. Это пока и будет Вашей работой. Будут вопросы, обращайтесь в любое время.
Я взял довольно тонкую книгу по основам тензометрирования и исследованиям статических и динамических нагрузок. Познакомился со своим напарником Юрой Медведевым. Расспросил его, что они делают. Юра, о работе, которую они осваивают, отозвался пренебрежительно:
- А, муть какая-то, наклеиваю на балачку какие-то бумажные датчики, с двумя выводами, из них собирается схема и подключается к прибору. Потом, как говорит Людмила Николаевна, схема должна компенсироваться, чтобы установить стрелку гальванометра на нулевое деление шкалы, но этого никогда не получается. Мура все это, не по мне эта работа.
- Ладно, Юра, я сначала почитаю эту книжку, надо понять, что к чему.
С интересом прочитал книгу по тензометрии, понял, что такое тензодатчик, как он работает, что такое мостовые схемы и какой высокой чувствительностью они обладают, особенно при нулевом методе отсчета и, что особенно важно, как тщательно должен быть выполнен монтаж измерительных схем, чтобы измерения дали достоверный результат. Посмотрел, что там напаял Юра и понял, что ни о какой компенсации этих схем не могло быть и речи. Поговорил с Людмилой Николаевной, сказал ей, что нам нужен двужильный экранированный провод с двойной изоляцией, чтобы не изменялась частичная емкость между жилами кабеля при его перемещении.
Нужный кабель был получен, я наклеил на балку равного сопротивления десять датчиков и собрал из них пять схем. Хорошо паять научил меня наш радиотехник старший лейтенант Акимов, большое ему спасибо. Подключил схемы к десятиканальному аппарату для статических испытаний и спокойно скомпенсировал все пять схем. Позвал Людмилу Николаевну и продемонстрировал, как легко и надежно компенсируются схемы. Она явно не ожидала такого скорого результата и очень обрадовалась этому достижению.
- Замечательно, с момента организации лаборатории первый раз удалось скомпенсировать схемы. Не будем терять время и попробуем протарировать датчики. Нагружай, Леша, балку нагрузкой в один килограмм (она сразу стала называть меня по имени) и замерь на всех схемах на сколько делений отклонялась стрелка гальванометра, а я запишу результаты измерений в журнал.
Я сделал это.
- А сейчас последовательно проделайте тоже самое для двух, трех, четырех и пяти килограмм.
Я сделал и это.
- Сейчас я возьму миллиметровку и построю график тарировки.
Она ушла в кабинет к Иранию, начальнику многоамперной лаборатории. Вернулась радостная:
- Все точки измерений располагаются практически на одной прямой, можно даже не рассчитывать среднее значение тарировки. Можем браться за выполнение первой работы. Начальник ЦЗЛ давно уже ждет этого от нас.
Так и началась моя работа в тензометрической лаборатории ЦЗЛ. Позже я расскажу кое-что о моих работах в этой лаборатории, а сейчас расскажу пока о других событиях моей жизни, наступивших вскоре после моего выхода из отпуска.
С наступлением учебного года пошел учиться уже в десятый класс, сейчас я уже уверен, что среднее образование у меня будет. Насчет института трудно пока загадывать: во-первых, очень большие конкурсы для поступающих в Вузы, во-вторых, работать и учиться все-таки трудно. Свободного времени почти нет, да и с питанием нередко возникают проблемы: кончатся занятия в школе, а магазины уже закрыты и ты знаешь, что в тумбочке твоей в общежитии нет ничего съестного. Останешься без ужина, а утром проснешься и увидишь, что позавтракать в столовой уже не успеешь – опоздаешь на работу. Так и ждешь до обеда. А институт заочно – это шесть лет такой напряженной жизни. Правда, вот, вот приедет Миля и проблемы с питанием не будет, тогда и об институте можно будет подумать.
У нас сейчас новый математик – Гилоц Владимир Христофорович. Отличный математик, не хуже Льва Семеновича. Везет мне на преподавателей математики, а вот на преподавателей физики – не везет. Физик Семен Ильич удивил меня уже в самом начале первой четверти. Рассказывая, что такое, проводник, полупроводник и диэлектрик он объяснил: проводник, это такой материал, при приложении к которому электрического потенциала, последний мгновенно распространяется по всему проводнику; в диэлектрике, где потенциал приложили, он там и останется, не распространяясь по диэлектрику. Полупроводник занимает промежуточное положение, приложенный потенциал распространяется по нему, но медленно. Полупроводником, говорит, является, например, сырое дерево. Когда он спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы по только что прочитанному материалу, я задал ему вопрос, - Семен Ильич, если я, например, срублю в лесу жердь, прикоснусь этой жердью к проводу высоковольтной линии электропередачи, подержу ее немного на проводе, чтобы потенциал не успел распространиться до моих рук, а потом брошу ее, то током меня не ударит?
Семен Ильич не ожидал такого вопроса и как-то даже растерялся. Выручил его звонок об окончании урока.
- На Ваш вопрос я отвечу на следующем уроке, - сказал он и вышел из класса.
Учиться, в смысле усваивать преподаваемый материал, мне легко. Дома никогда не занимаюсь, выполняю домашние задания и все.
Сейчас не помню точно, но где-то около 20 сентября, получил от Мили телеграмму, что из Тужи она выехала, и чтобы ждал я сейчас ее телеграмму со станции Котельнич. Телеграмма очень обрадовала меня. Совсем неплохо складывается моя жизнь: работа сейчас мне нравится, с учебой никаких затруднений, а тут еще такая радость – приезжает Миля, кончается холостяцкая жизнь и даже проблем с питанием не будет. Завтра уже получу телеграмму из Котельнича. Но телеграмма со станции Котельнич не пришла. Сходил на почту – телеграммы не было. Поехал на железнодорожный вокзал. Вернулся оттуда с последним трамваем, так и не встретив Милю. Когда возвращался в общежитие, думал, может быть мы разошлись на вокзале и Миля уже ждет меня в общежитии. Нет, в общежитии ее не было. День за днем я ждал ее целую неделю. Потом написал ей письмо – ответа не получил. Написал письмо ее матери – тоже без ответа. Как-то все враз померкло, не знаю, что случилось, неужели стряслась с Милей какая-то большая беда. Дней через двадцать после этого, наконец-то, получил я от Мили письмо. От того, что сообщила мне Миля в этом письме, у меня перехватило дыхание. Она вышла замуж! Дала мне телеграмму: жди, выехала из Тужи, а сама, видимо, в это время готовилась к свадьбе. Никак не ожидал я от нее такой подлости. Я был уверен, что она замечательная девушка, что мы любим друг друга. То, что она сделала не укладывалось в моем сознании. Пусть полюбила, так внезапно, другого человека, но зачем же так издеваться надо мной, я же не обидел ее ни одним словом. Порвал все ее фотографии, чтобы ничто больше не напоминало мне о ней. Написал ей ответное письмо, пожелал счастливой семейной жизни и упрекнул только в том, что не заслужил я такой издевки: жди, выезжаю. Грешен, может быть за это и наказан судьбою, но любил я одно время двух девушек: Лию Тиунову и Милю Шевелеву, даже сам не знаю, какую из них любил больше. Лия сказала однажды, что мы не можем пока встречаться, и я расстался с нею навсегда: у меня была еще не менее любимая Миля. Сейчас и она, уже единственная моя любовь, вышла замуж за другого, порадовав меня напоследок телеграммой «жди, выезжаю». Не мало уже невзгод выпало мне в жизни, но я их пережил, перетерпел, придется пережить и эту. Переживу. Сейчас у меня интересная работа, очень неплохая репутация в школе, да и девушки не отворачиваются от меня. Когда была Миля, не нужна мне была другая девушка, пока не нужна она мне и сейчас – перегорело что-то в сердце.
Работа в тензометрической лаборатории интересная, никаких методик исследования нет, кроме указания, как наклеивать тензодатчики. Нам только ставится задача, например, исследовать распределение деформаций и определение напряжений в конструкциях или деталях какой-либо машины или аппарата. Мы сами должны найти способ решения этой задачи. Первой задачей, предложенной нам, было изготовление динамометра на 50 тонн. Работа эта, конечно, не сложная, но все-таки первая. Динамометр мы сделали быстро, съездили с ним в институт метрологии и протарировали его. Рассказываю об этом только потому, что тогда я убедился насколько чувствителен к восприятию деформаций тензометрический датчик.
Перед тем, как начать тарировку динамометра нужно было определить, какой чувствительности шлейф нужно было поставить в шлейфовый осциллограф: поставили восьмой, самый чувствительный. Я взял динамометр в руки и, шутки ради говорю Людмиле Николаевне:
- Людмила Николаевна, смотрите за лучом шлейфа, сейчас я так растяну динамометр, что луч шлейфа выйдет за пределы экрана.
И с этими словами стал растягивать динамометр.
Людмила Николаевна удивленно воскликнула:
- Леша, так луч шлейфа действительно отклонился, примерно, миллиметра на два.
Я не поверил и говорю:
- А сейчас для проверки я его сожму.
- Все верно, сейчас тоже примерно на два миллиметра луч шлейфа отклонился в другую сторону, - сказала Людмила Николаевна.
Вот это чувствительность! Датчик чувствует деформацию металла, которую я своей силой создаю на 50 тонном динамометре. Я был очень удивлен, Людмила Николаевна – тоже.
Поставили гораздо менее чувствительный третий шлейф, но при нагрузке в 50 тонн и с этим шлейфом луч выходил за пределы экрана. Протарировали динамометр со вторым шлейфом.
Следующей для меня была работа с аспирантом УПИ Иосифом Вульфовичем Тарлинским. Для защиты кандидатской диссертации ему нужно было определить распределение деформаций и их величину в баках с плоскими дном и крышкой. Выполнить эту работу было поручено мне.
Баки высотой 1400 и диаметром 700 миллиметров были сварены из трехмиллиметрового стального листа. Напряжения в металле измерялись в местах с ожидаемой наибольшей деформацией. Давление в баке создавалось с помощью ручного гидравлического насоса. Давление поднимали ступенчато, после каждого измерения деформаций, увеличивая его на пять атмосфер. До давления в сорок атмосфер на глаз деформация бака почти не заметна, хотя тензодатчики показывали уже большие деформации. При дальнейшем повышении давления в баке начались пластические деформации: насос качает, давление растет медленно, а деформации растут быстро. При давлении 55 атмосфер возле крышки бака появилась белая полоска металла. Иосиф Вульфович говорит мне:
- Смотри, Леша, как мелкими частичками отскакивает окалина и белая полоска без окалины распространяется возле и вдоль сварного шва соединяющего крышку со стенками бака.
Я смотрю: полоска не широкая и бежит вдоль шва довольно быстро. Медведев качает ручку насоса, давление медленно, но растет. И вдруг – сильный взрыв! Меня окутал густой туман, вокруг ничего не видно. Слышу из своего кабинета выскочил Ираний, начальник многоамперной лаборатории и испуганно кричит:
- Что взорвалось?
Туман рассеялся быстро. Смотрю – Иосиф Вульфович весь мокрый. Павел Бернардович Ираний в бешенстве:
- Быстрее собирайте воду с полу, не первом этаже под нами распределительная подстанция. Вы еще устроите там короткое замыкание.
Воду собрали. Нам с Иосифом Вульфовичем крупно повезло. К моменту взрыва он уже распрямился и не смотрел на белую полоску без окалины, а я перемещался, следя за бегущей полоской. Когда под давлением 59 атмосфер взрывом распахнуло крышку бака, струя воды ударила в грудь Иосифу Вульфовичу, а меня только чуть, чуть задело брызгами по левому виску. Удар, выброшенной взрывом воды, был очень силен. Струя воды ударила вначале в стену, отбив в этом месте штукатурку. Отразившись от стены, вода ударила в потолок и даже там повредила штукатурку. Павел Бернардович гневно отчитал Иосифа Вульфовича за вопиющую безалаберность:
- Иосиф Вульфович, Вы же грамотный человек, как могли Вы допустить такое? Взрыв под давлением 60 атмосфер – это же почти бомба, и Вы работали без ограждения бака! Вам очень повезло, что, к удивлению, все обошлось благополучно. Здесь работать я Вам больше не разрешаю, ищите другое место.
Когда все успокоились Иосиф Вульфович поделился своими впечатлениями:
- Я только что распрямился, перестав рассматривать белую полоску пластической деформации и вдруг – взрыв! Очень сильный удар в грудь и я ничего не вижу. Думаю, видимо, меня убило, жив ли Леша? Когда туман рассеялся вижу – Леша жив и невредим. Это меня очень обрадовало. Если бы мы смотрели на эту белую полоску, нам выбило бы глаза. Прав Павел Бернардович, нам действительно очень повезло.
Новое место для испытаний нам оборудовали в цехе. Здесь бак располагался в стальной кабине и мы благополучно разрушили еще семь баков. Проведенные исследования позволили Иосифу Вульфовичу успешно защитить кандидатскую диссертацию.
Позже на базе центральных заводских лабораторий (ЦЗЛ) был образован Свердловский научно-исследовательский электротехнический институт – СНИЭТИ и мы переехали в построенное для института здание, где и разместились вполне вольготно. Лаборатория расширялась. Людмила Николаевна была назначена начальником отдела информации, а начальником нашей лаборатории был назначен Мехонцев Юрий Яковлевич, родной брат знаменитого на всю страну токаря Леонида Яковлевича Мехонцева, Героя Социалистического труда. Юрий Яковлевич не прославился так, как его брат, но это был инженер с большой буквы.
Не помню точно, но кажется в январе этого года меня навестил сват Василий. После работы я уже собрался идти в школу, как вдруг постучали в дверь нашей комнаты. В комнату вошел сват Василий с каким-то мужчиной. Я был удивлен этим неожиданным визитом, спросил:
- Сват Василий, как ты меня нашел?
- Да, вот собрался навестить свата Сергея. Знаю, что ты живешь в Свердловске, попросил у свахи Марьи твой адрес. Это Сергей Михайлович – муж моей сестры. Ты сват куда-то собрался?
- Да, в школу. Я учусь в вечерней школе.
- Как мы не вовремя зашли. Ладно, не будем тебя задерживать.
- Ничего, сват Василий, часика два можно и пропустить. Снимайте пальто, а я сбегаю в магазин.
Я купил колбасы, бутылку коньяку и бутылку ликера «Шартрез», сели за стол. Я налил сватам по стакану коньяка и немного налил себе: неудобно пьяному идти в школу. Выпили за встречу. Вижу мой коньяк сваты выпили как-то тяжело, особенно Сергей Михайлович. Посидели, поговорили. Оказывается Сергей Михайлович живет тоже на Эльмаше, на улице Баумана.
- Уезжают люди из деревни, вот и Сергей Михайлович живет уже в городе, и нас с Фетисьей Павлик с Галей тоже зовут в город, к себе в Калинин. Не соглашаемся: деревня нам милее города.
- Я, сват Василий, тоже зову мать сюда и она тоже не соглашается.
- Ты пойми, сват Алексей, что нам делать в городе. В деревне у нас все родное, наше, а здесь все чужое и никто с тобой даже не поздоровается. Конечно, когда столько народу, то и кивком головы всех не поприветствуешь – голова отвалится.
Налил сватам по стакану ликера, а он крепкий – 43 градуса. Сват Василий с трудом, но выпил до дна, а Сергей Михайлович осилил только полстакана. Остатки ликера я вылил в стакан Свата Василия и они, явно без удовольствия, из чувства уважения к хозяину, допили ликер.
- Ну, сватушко, задержали мы тебя. Иди в школу.
Они оделись. На улице было холодно и у шапки свата Василия были распущены уши. Он надел шапку и она закрыла ему глаза. Потянул уши шапки вверх – глаза стало видно, но уши шапки торчат вперед на высоте носа. Он поправил их в нужное положение, но шапка снова закрыла ему глаза.
- Сват Василий, ты надел шапку задом наперед, - рассмеявшись подсказал я.
Он повернул шапку, убедился, что сейчас она не закрывает глаза и проговорил:
- Вот сейчас хорошо, а то не вижу ничего.
Я проводил их до трамвайной остановки и пошел в школу.
О моей учебе в десятом классе вспоминать особенно нечего, кроме, разве что, проблем с немецким языком. Я не хотел изучать немецкий язык, как впрочем и любой иностранный язык. Однажды, когда добрая Зинаида Николаевна, упрекнула меня в том, что она не может понять, как ученик прекрасно успевающий по всем предметам не может иметь таких же успехов в изучении немецкого языка? Я ответил на этот упрек обидными для Зинаиды Николаевны словами:
- Зинаида Николаевна, я немецкий язык не знал, не знаю и знать не хочу. Он мне не нужен.
Зинаида Николаевна гневно на меня посмотрела и произнесла:
- Была бы я твоей матерью, я так бы выпорола тебя за это ремнем, чтобы ты понял, зачем нужно изучать иностранный язык.
За вторую и третью четверть у меня были тройки по немецкому языку. Все-таки тройки, а не двойки: жалела меня добрая Зинаида Николаевна, да и я все же кое-что знал.
Частенько обижалась на меня Ирина Диомидовна, наша классная руководительница и преподаватель русского языка и литературы. Ей не нравилось, что я часто не соглашаюсь с тем, как преподносятся нам биографии писателей и как оцениваются их произведения. В четвертой четверти довелось мне доставить радость нашему замечательному математику Владимиру Христофоровичу. Однажды в четвертой четверти при повторении пройденного материала он предложил нам решить задачу и пояснил откуда он ее взял:
- Вы заканчиваете десятый класс, вероятно многие из вас будут поступать в институт, вот чтобы усилить у вас уверенность в своих силах, я каждый год беру задачи, которые предназначались на вступительных экзаменах абитуриентам, поступающим на физико-математический факультет МГУ.
Вызвал к доске Янцена, одного из лучших учеников нашего класса и добавил:
- В прошлом году я уже предлагал своим десятиклассникам эту задачу и наш методист нашел решение этой задачи лучшее, чем показали абитуриенты физмата МГУ. Посмотрим найдет ли кто-нибудь из вас это лучшее решение. Кто может решайте самостоятельно.
Он зачитал нам условие задачи.
Я никогда в таких случаях не смотрю на доску, решаю самостоятельно.
Задачу я решил быстро. Сижу, смотрю, как решает ее Янцен. Владимир Христофорович заметил, что я не решаю задачу, а только сморю на доску и спрашивает меня:
- А Вы, Лоскутов, почему не решаете задачу?
- Я уже решил, Владимир Христофорович.
Он встал из-за своего стола, подошел ко мне и взял мою тетрадь. Посмотрел мое решение и я увидел, как он был удивлен этим решением. С моей тетрадью он подошел к своему столу, взял журнал и что-то в нем записал. Когда Янцен закончил решение задачи, Владимир Христофорович растроганно произнес:
- Сегодня вы порадовали меня, очень порадовали. Во-первых, Янцен нашел то лучшее решение, о котором я вам говорил, но, самое главное, Лоскутов нашел третье, совершенно замечательное решение. За одно это решение я поставил ему пятерку за четвертую четверть.
На следующий день Галя Волкова, одна из наших учениц, которая со своими родителями проживала в одной коммунальной квартире с Владимиром Христофоровичем рассказала:
- Твое вчерашнее решение так понравилось Владимиру Христофоровичу, что он весь вечер на кухне об этом только и разговаривал со своей женой, тоже математиком, но не в нашей школе.
Короче говоря, десятый класс я закончил вполне успешно, правда без медали. Добрая Зинаида Николаевна все-таки поставила мне четверку за год по немецкому языку, да Ирина Диомидовна тоже поставила четверку по русскому языку, тем самым лишив меня медали, впрочем к медали я и не стремился. Интересно получается, как будто я одинаково хорошо владею русским и немецким языками, хотя фактически русским языком я все-таки владею, а о знании мною немецкого языка не стоит даже заикаться.
После выхода Мили замуж я довольно долго не заводил знакомств с девушками, хотя и видел явное желание некоторых завести такое знакомство. Одна из них, ученица нашего класса Галя Лужинина, после школы обязательно пристраивалась идти рядом. До нашего общежития дороги из школы домой у нас почти совпадали. Я поворачивал в свое общежитие и она провожала меня удивленным взглядом. А однажды не выдержала и сказала:
- Проводи меня, до нашего барака еще далеко.
Когда дошли до ее барака она предложила:
- Зайдем к нам, сегодня родители работают во вторую смену. Посидим.
- Не могу, Галя. Сегодня у Павлика Шарова день рождения, договорились вечером отметить.
Конечно, она обиделась на меня и не предлагала больше проводить ее до дому. В девичье общежитие с парнями я ходил, без намеренья познакомиться с какой-нибудь девушкой, а просто поболтать о том, о сем, поиграть в карты, провести повеселее свободное время. В одно из таких посещений в комнате у девушек произошел неприятный случай, причем с моим участием. Гена Панкратьев, четвертый жилец нашей комнаты пригласил меня проводить его друга. Тот закончил УПИ и уезжал куда-то по распределению. Друга проводили, выпили на прощание и Гена пригласил меня зайти в общежитие в комнату к знакомым ему девушкам. Зашли, посидели, поиграли в карты и вдруг, не знаю почему, Гена потянул со стола скатерть. Графин упал со стола и разбился. Мне стало очень неудобно, я встал и говорю Гене:
- Пошли домой.
Он встал, как мне показалось, чтобы пойти со мной. Я извиняюсь перед девушками и вдруг вижу, как от страху у них округлились глаза и взгляды их устремились мне за спину. Я резко оборачиваюсь и вижу, что мне на голову опускается стул. Я успел его перехватить и вырвать из рук Гены. Он, уже без стула бросился на меня в драку. Я схватил его за грудки и бросил от себя. Не ожидал даже - Гена перелетел через стул и скрылся под кроватью в переднем углу комнаты, а стояли мы почти у дверей. Покрывало на кровати, колыхнувшись, опустилось и скрыло Гену, как будто его и не было. В комнате тишина, девушки ошарашено смотрят, то на меня, то на кровать, под которой скрылся Гена. Через некоторое время покрывало приподнялось и Гена вылез из под кровати. И снова ко мне, но уже не в драку, а, видимо, с извинениями. Я не мог на него смотреть и сказал, - Отойди от меня, я не хочу тебя больше видеть.
- Леша, Леша я…
- Я сказал, отойди.
Гена ушел. Позже я узнал, что будучи пьяным был он задиристым и любил покуражиться. Однако случай в женском общежитии, видимо, запомнил, так как в дальнейшем у нас с ним не было ни одной ссоры.
О пустяковой драке с Панкратьевым рассказал я только потому, что за всю мою жизнь было только три случая, когда я не смог удержаться от драки: это на Воркуте – с Устюганиным, в цехе – с Жиделевым и в женском общежитии – с Панкратовым. Как-то так получалось, что никто не лез в драку на меня, и у меня не возникало желания подраться с кем-нибудь.
Сегодня Миле везло: поплавок вдруг резко пошел в сторону. Опасаясь упустить добычу, Миля рванула удилище и леска лопнула. На этом и закончилась наша рыбалка: запасного крючка у меня не было. Вернулись домой, отдали матери рыбу. Пообедали и собрались в Тужу. Мать благословила нас со слезами и мы ушли. Почти сразу за деревней Цепаи нас догнал мужик на тарантасе. Спросил, куда мы направились. Узнав, что в Тужу, пригласил, - Садитесь, Людмила Александровна. Оба конечно, не буду же я разлучать вас.
Едем, мужик разговаривает с Милей. Потом лукаво так посмотрел на нас и спросил, - Людмила Александровна, а любовь-то у вас крепкая?
Миля смутилась, не принято было у нас кому-то постороннему задавать девушке такие вопросы.
- У нас крепкая. Мы верим друг другу, - ответил я.
- Это хорошо, но к сожалению каких только курьезов не бывает на этом свете. Желаю вам счастливой жизни. Меня, Алексей, ты, видимо, не знаешь, а я тебя знаю, по родителям твоим знаю.
В Туже мы сразу же пошли в ЗАГС, однако работницы ЗАГСа на работе уже не было. Посмотрел на часы, всего-то четыре часа. К нам подошла какая-то женщина, спросила:
- Вы по какому вопросу?
- Хотим зарегистрировать брак, - ответил я.
- Минуточку, Галина Павловна только что была тут. Сейчас я ее позову.
Женщина ушла, но вскоре вернулась.
- К сожалению она уже ушла домой, у нее болеет ребенок. Как жаль. Ну, ничего, приходите завтра, будем ждать.
Пошли на автостанцию. В село Караванное шел грузовик, причем уже забит людьми, как говорится, под завязку. Забрались в кузов и мы с Милей. Пристроились у заднего борта. Кузов под тентом. Дорога – сплошная пыль. Почему-то дорожную пыль непрерывно затягивает под тент. Когда мы в Караванном вылезли из кузова, то были серыми от осевшей на нас пыли. Мать Мили охала, глядя на нас, - Это как же угораздило вас набрать на себя столько пыли. Что-то задержались, я вас еще вчера ждала.
- Рыбачили, мама, на Немдеже так хорошо.
- Ладно, ладно. Я вас не упрекаю, просто спросила.
Остаток этого дня прошел довольно скучно. Реки в Караванном нет, кругом поля. На другой день утром Миля предлагает мне пойти в клуб.
- Зачем, что там делать, тем более с утра?
- Я сейчас заведующая клубом, надо там хотя бы показаться.
В клубе почти никого, только двое играют в шахматы. Подошел к ним понаблюдать за игрой. Партия у них закончилась быстро. Победитель посмотрел на меня, - В шахматы играешь?
- Немного, разряда не имею.
- Сыграем.
- Давай сыграем.
Парень играл совсем неплохо и, видимо, думал быстро выиграть. Однако партия затянулась. В обоюдоострой позиции я подловил его на очень хорошую связку: за моего слона он вынужден был отдать мне ферзя. Парень был очень расстроен, предложил сыграть еще, но Миля сказала, что нам нужно идти домой. Вышли из клуба, Миля говорит, - Я так за тебя переживала, думала проиграешь. Этот парень участвует в соревнованиях по шахматам на первенство по району, причем весьма успешно. Молодец, поздравляю.
Лиза, Милина мама, смущаясь попросила меня, - Зимой привезли нам машину дров, но они такие сучковатые, что расколоть невозможно. Расколола, которые смогла расколоть, а сейчас вот колотые дрова закончились. Может быть, Алексей, наколешь немного дров.
- Конечно наколю. Я люблю колоть дрова. Давайте колун.
Вышел посмотреть дрова: толстые березовые и еловые сучковатые тюльки. По отметкам от ударов колуна видно, что некоторые тюльки уже пытались расколоть. Потребуется дня два, не меньше, чтобы их расколоть, а через два дня мне нужно уже уезжать в Свердловск – отпуск кончается. И обязательно нужно еще сходить в ЗАГС. Старательно поработал в этот вечер. Начал с тех, которые уже пытались расколоть: ничего поддались, расколол их. После ужина обсудил с Милей сложившуюся ситуацию:
- Миля, дрова не расколоть за один день, а у меня остается всего два дня отпуска. Как быть?
- Я уже думала об этом. Дрова нужно расколоть. Мы не пойдем в Тужинский ЗАГС.
- Миля, мы же договорились!
- Не пойдем в Тужинский ЗАГС, зарегистрируем брак в Свердловске. Как ты на это смотришь?
- А мама твоя согласится на такой вариант?
- Я ее уговорю. Уволюсь с работы и сразу же приеду. Жди телеграмму.
- Я согласен, а чтобы мама твоя согласилась на это, я постараюсь за оставшиеся полтора дня расколоть все дрова.
Я работал усердно, стараясь расколоть дрова в намеченный срок. Работу свою закончил вовремя и, как мне кажется, завоевал благожелательное отношение будущей тещи, так как она без особых возражений согласилась с нашим планом. Миля сказала мне, что она пошлет две телеграммы: одну из Тужи – о своем выезде, вторую из Котельнича – с указанием поезда, времени его отправления и номер вагона.
На третий день нашего пребывания в Караванном, после окончания колки дров, мы с Милей, снова в кузове грузовика, уже ехали в Тужу. На этот раз кузов был без тента и воздух в кузове был чистый. Миля ночевала у нас. На следующий день я уехал в Свердловск. Расставаясь, Миля еще раз напомнила:
- Я скоро приеду, жди.
- А я только об этом и буду думать.
После отпуска снова собираю свои реле минимального напряжения. Все вроде неплохо, только работа все-таки не устраивает меня. Какой же я слесарь – сборщик, такую работу дня за три освоит человек никогда не бывавший на заводе. Возможно я и не прав, но именно так мне кажется. Однажды к моему верстаку подошел солидный, хорошо одетый мужчина. Я его ни разу не видел, он не из нашего цеха. Мужчина приветливо улыбнулся, поздоровался со мной и спросил, - Как Вам нравится Ваша работа?
Думаю, кто он такой, что вдруг заинтересовался, нравится ли мне моя работа. Наверное, какой-нибудь начальник из парткома завода. Ладно, отвечу как есть:
- Нет, эта работа мне не нравится, очень уж проста, подумать не над чем. Я в армии был старшим телеграфным мастером по буквопечатающим аппаратам СТ-35. Смешно даже сравнивать сложность этих аппаратов вот с этим реле.
- Я слышал, что Вы толковый парень, может быть Вы желаете работать в лаборатории.
- Конечно, желаю. Что это за лаборатория?
- Это будет тензометрическая лаборатория. Ее еще по существу нет, она только создается. Лаборатория исследовательская, подумать будет над чем. Сейчас пока у лаборатории нет даже своего помещения. Есть только начальник лаборатории Яроцкая Людмила Николаевна и один электрослесарь. Тензометрические методы исследования только еще внедряются на заводах, причем далеко не на всех. Успешное внедрение нового очень сильно зависит от тех, кто это новое внедряет в производство. Я начальник лаборатории металлов Шапиро очень заинтересован в создании этой лаборатории. После того, что я Вам рассказал, Вы согласны работать в этой лаборатории?
- Согласен. Только слово тензометрия я слышу первый раз в жизни. Это что же за метод исследования?
- Сейчас это долго объяснять. Узнаешь в процессе обучения. Яроцкую найдете в многоамперной лаборатории у Павла Бернардовича Ирания. Это вот там на втором этаже. Ждем, увольняйся из цеха и приходи к нам.
Предложение перейти на работу в тензометрическую лабораторию мне понравилось и я тут же написал заявление об увольнении и пошел с ним к начальнику 18 цеха Пальгову Василию Петровичу. Он прочитал его, тут же медленно со вкусом порвал и обрывки бросил в урну:
- Вы что же считаете наш цех проходным двором? Вы пришли сюда без специальности, Вас здесь обучили, сейчас у Вас уже пятый разряд, а Вы вместо благодарности, приходите ко мне с таким заявлением.
- Василий Петрович, ничему я здесь не научился. В армии был старшим телеграфным мастером, что по сложности не идет ни в какое сравнение с тем, что я делаю сейчас. Да, у меня не было разряда, но о высокой квалификации говорит занимаемая должность.
- Хватит заниматься демагогией, идите работать.
Я ушел, но на другой день пришел с новым заявлением об увольнении. Пальгов был взбешен:
- Вы что разучились понимать русский язык. Я Вам сказал, что 18 цех не проходной двор. Вы будете работать там, где работаете сейчас.
- Василий Петрович, Вы коммунист и не рядовой. Я слышал, что Вы были секретарем райкома, прошу Вас как человека, как коммуниста подпишите мое заявление.
- Выйдите из кабинета, Вы будете работать в нашем цехе, это я Вам говорю, как человек и коммунист.
И снова клочки моего заявления полетели в урну для бумаг.
На следующий день меня вызвали к начальнику цеха. Я зашел в кабинет и подал Пальгову третье заявление об увольнении. Пальгов бросает его в урну и, с трудом сдерживая гнев, говорит:
- Вы меня убедили, за строптивость следовало бы Вас наказать, но я не зловреден и перевожу Вас на работу, требующую высокой квалификации. Я перевожу Вас на инструментальный участок. С сегодняшнего дня.
Я хорошо знаю, что это за инструментальный участок: мелкий ремонт приспособлений и оснастки и изготовление простейшей оснастки.
- Василий Петрович, я не слесарь – инструментальщик и не смогу выполнять эту работу.
- Сможете, я разговаривал с рабочими вашего участка, все они заявили, что с этой работой Вы справитесь. Все желаю удачи.
Что же такое мне нужно предпринять, чтобы Пальгов подписал мое заявление. Я решил не приступать к работе на инструментальном участке. Оправдание у меня есть: я не слесарь-инструментальщик и учиться этой специальности, переходить на ученическую зарплату, не могу. Так и сделал: забастовал на рабочем месте. Мастер сочувствует мне, но говорит, что ничего я не добьюсь: Пальгов очень упрям. Однажды Пальгов, преисполненный достоинства, сопровождал по цеху какую-то важную делегацию. Заявление у меня было в кармане и я прямо перед членами делегации вручил его Пальгову. Он растерялся, держит заявление в руках и смотрит на меня уничтожающим взглядом. Я говорю:
- товарищ Пальгов подпишите мое заявление.
- Я Вам все уже разъяснил, все сделал для Вас.
- Товарищ Пальгов, я прошу Вас, как советского человека, как коммуниста, подпишите мое заявление.
Члены делегации с интересом смотрят на нас.
- Товарищ Лоскутов, я сделал для Вас все возможное. Возьмите Ваше заявление и не мешайте.
- Тогда, Василий Петрович, Вы не советский человек и уж, тем более, не коммунист.
От такого оскорбления, да еще при членах делегации, Пальгов чуть не подпрыгнул и быстрым шагом пошел дальше, делегация за ним.
На другой день мастер сказал мне, что Пальгов не подпишет мое заявление до тех пор, пока я не начну работать. Ну уж нет, начну я работать и я лишусь своего козыря, того, что меня заставляют работать не по специальности. Наверное, дня через три после этого мастер велел мне отвезти металлическую стружку на склад металлических отходов производства. От этой работы я отказаться не могу, специальность здесь не нужна. Подозвал кран, поставил ящик со стружкой в кузов автомашины, на складе высыпал стружку из ящика и привез пустой ящик в цех.
Через некоторое время меня вызывает начальник цеха. Захожу в кабинет. Пальгов довольно улыбается и говорит:
- Я свое слово держу, сказал подпишу заявление, как только начнешь работать, мастер вот сообщил, что сегодня ты работаешь и я сразу же вызвал тебя. Давай заявление.
Я подал ему заявление и он начертал: «В отдел кадров и подпись».
- Спасибо, Василий Петрович.
- До свидания. Желаю успехов на новом месте.
Он изменился после той встречи в цехе, где он сопровождал какую-то делегацию. Вполне возможно, что эта делегация и помогла мне. В тот же день я оформился в тензометрическую лабораторию. Яроцкая встретила меня очень приветливо. Подробно расспросила, где и кем я работал, насколько хорошо я знаком с электротехникой. Внимательно выслушала мои ответы и сказала:
- Сейчас нам предстоит освоить новый метод исследования. Наверное это будет непросто: пока что нам не удалось скомпенсировать ни одну собранную нами схему, причем при исследовании в статике, а нужно будет освоить и динамику.
Она тут же прочитала мне небольшую лекцию по тензометрированию. Мне не верилось, что датчик из очень тонкой константановой проволоки, наклеенный на металлическую деталь может изменить свое сопротивление при нагрузке этой детали. Я знаю, что сопротивление проводника зависит от удельного сопротивления, длины проводника и площади его поперечного сечения. Но деталь-то при нагрузке не растягивается и не сжимается. Как же может измениться сопротивление датчика? Спросил об этом Людмилу Николаевну. Она рассмеялась:
- Вот как хорошо. Уже появились вопросы. Прекрасно, будем учиться. Для начала прочитайте внимательно вот эту книжку. Это пока и будет Вашей работой. Будут вопросы, обращайтесь в любое время.
Я взял довольно тонкую книгу по основам тензометрирования и исследованиям статических и динамических нагрузок. Познакомился со своим напарником Юрой Медведевым. Расспросил его, что они делают. Юра, о работе, которую они осваивают, отозвался пренебрежительно:
- А, муть какая-то, наклеиваю на балачку какие-то бумажные датчики, с двумя выводами, из них собирается схема и подключается к прибору. Потом, как говорит Людмила Николаевна, схема должна компенсироваться, чтобы установить стрелку гальванометра на нулевое деление шкалы, но этого никогда не получается. Мура все это, не по мне эта работа.
- Ладно, Юра, я сначала почитаю эту книжку, надо понять, что к чему.
С интересом прочитал книгу по тензометрии, понял, что такое тензодатчик, как он работает, что такое мостовые схемы и какой высокой чувствительностью они обладают, особенно при нулевом методе отсчета и, что особенно важно, как тщательно должен быть выполнен монтаж измерительных схем, чтобы измерения дали достоверный результат. Посмотрел, что там напаял Юра и понял, что ни о какой компенсации этих схем не могло быть и речи. Поговорил с Людмилой Николаевной, сказал ей, что нам нужен двужильный экранированный провод с двойной изоляцией, чтобы не изменялась частичная емкость между жилами кабеля при его перемещении.
Нужный кабель был получен, я наклеил на балку равного сопротивления десять датчиков и собрал из них пять схем. Хорошо паять научил меня наш радиотехник старший лейтенант Акимов, большое ему спасибо. Подключил схемы к десятиканальному аппарату для статических испытаний и спокойно скомпенсировал все пять схем. Позвал Людмилу Николаевну и продемонстрировал, как легко и надежно компенсируются схемы. Она явно не ожидала такого скорого результата и очень обрадовалась этому достижению.
- Замечательно, с момента организации лаборатории первый раз удалось скомпенсировать схемы. Не будем терять время и попробуем протарировать датчики. Нагружай, Леша, балку нагрузкой в один килограмм (она сразу стала называть меня по имени) и замерь на всех схемах на сколько делений отклонялась стрелка гальванометра, а я запишу результаты измерений в журнал.
Я сделал это.
- А сейчас последовательно проделайте тоже самое для двух, трех, четырех и пяти килограмм.
Я сделал и это.
- Сейчас я возьму миллиметровку и построю график тарировки.
Она ушла в кабинет к Иранию, начальнику многоамперной лаборатории. Вернулась радостная:
- Все точки измерений располагаются практически на одной прямой, можно даже не рассчитывать среднее значение тарировки. Можем браться за выполнение первой работы. Начальник ЦЗЛ давно уже ждет этого от нас.
Так и началась моя работа в тензометрической лаборатории ЦЗЛ. Позже я расскажу кое-что о моих работах в этой лаборатории, а сейчас расскажу пока о других событиях моей жизни, наступивших вскоре после моего выхода из отпуска.
С наступлением учебного года пошел учиться уже в десятый класс, сейчас я уже уверен, что среднее образование у меня будет. Насчет института трудно пока загадывать: во-первых, очень большие конкурсы для поступающих в Вузы, во-вторых, работать и учиться все-таки трудно. Свободного времени почти нет, да и с питанием нередко возникают проблемы: кончатся занятия в школе, а магазины уже закрыты и ты знаешь, что в тумбочке твоей в общежитии нет ничего съестного. Останешься без ужина, а утром проснешься и увидишь, что позавтракать в столовой уже не успеешь – опоздаешь на работу. Так и ждешь до обеда. А институт заочно – это шесть лет такой напряженной жизни. Правда, вот, вот приедет Миля и проблемы с питанием не будет, тогда и об институте можно будет подумать.
У нас сейчас новый математик – Гилоц Владимир Христофорович. Отличный математик, не хуже Льва Семеновича. Везет мне на преподавателей математики, а вот на преподавателей физики – не везет. Физик Семен Ильич удивил меня уже в самом начале первой четверти. Рассказывая, что такое, проводник, полупроводник и диэлектрик он объяснил: проводник, это такой материал, при приложении к которому электрического потенциала, последний мгновенно распространяется по всему проводнику; в диэлектрике, где потенциал приложили, он там и останется, не распространяясь по диэлектрику. Полупроводник занимает промежуточное положение, приложенный потенциал распространяется по нему, но медленно. Полупроводником, говорит, является, например, сырое дерево. Когда он спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы по только что прочитанному материалу, я задал ему вопрос, - Семен Ильич, если я, например, срублю в лесу жердь, прикоснусь этой жердью к проводу высоковольтной линии электропередачи, подержу ее немного на проводе, чтобы потенциал не успел распространиться до моих рук, а потом брошу ее, то током меня не ударит?
Семен Ильич не ожидал такого вопроса и как-то даже растерялся. Выручил его звонок об окончании урока.
- На Ваш вопрос я отвечу на следующем уроке, - сказал он и вышел из класса.
Учиться, в смысле усваивать преподаваемый материал, мне легко. Дома никогда не занимаюсь, выполняю домашние задания и все.
Сейчас не помню точно, но где-то около 20 сентября, получил от Мили телеграмму, что из Тужи она выехала, и чтобы ждал я сейчас ее телеграмму со станции Котельнич. Телеграмма очень обрадовала меня. Совсем неплохо складывается моя жизнь: работа сейчас мне нравится, с учебой никаких затруднений, а тут еще такая радость – приезжает Миля, кончается холостяцкая жизнь и даже проблем с питанием не будет. Завтра уже получу телеграмму из Котельнича. Но телеграмма со станции Котельнич не пришла. Сходил на почту – телеграммы не было. Поехал на железнодорожный вокзал. Вернулся оттуда с последним трамваем, так и не встретив Милю. Когда возвращался в общежитие, думал, может быть мы разошлись на вокзале и Миля уже ждет меня в общежитии. Нет, в общежитии ее не было. День за днем я ждал ее целую неделю. Потом написал ей письмо – ответа не получил. Написал письмо ее матери – тоже без ответа. Как-то все враз померкло, не знаю, что случилось, неужели стряслась с Милей какая-то большая беда. Дней через двадцать после этого, наконец-то, получил я от Мили письмо. От того, что сообщила мне Миля в этом письме, у меня перехватило дыхание. Она вышла замуж! Дала мне телеграмму: жди, выехала из Тужи, а сама, видимо, в это время готовилась к свадьбе. Никак не ожидал я от нее такой подлости. Я был уверен, что она замечательная девушка, что мы любим друг друга. То, что она сделала не укладывалось в моем сознании. Пусть полюбила, так внезапно, другого человека, но зачем же так издеваться надо мной, я же не обидел ее ни одним словом. Порвал все ее фотографии, чтобы ничто больше не напоминало мне о ней. Написал ей ответное письмо, пожелал счастливой семейной жизни и упрекнул только в том, что не заслужил я такой издевки: жди, выезжаю. Грешен, может быть за это и наказан судьбою, но любил я одно время двух девушек: Лию Тиунову и Милю Шевелеву, даже сам не знаю, какую из них любил больше. Лия сказала однажды, что мы не можем пока встречаться, и я расстался с нею навсегда: у меня была еще не менее любимая Миля. Сейчас и она, уже единственная моя любовь, вышла замуж за другого, порадовав меня напоследок телеграммой «жди, выезжаю». Не мало уже невзгод выпало мне в жизни, но я их пережил, перетерпел, придется пережить и эту. Переживу. Сейчас у меня интересная работа, очень неплохая репутация в школе, да и девушки не отворачиваются от меня. Когда была Миля, не нужна мне была другая девушка, пока не нужна она мне и сейчас – перегорело что-то в сердце.
Работа в тензометрической лаборатории интересная, никаких методик исследования нет, кроме указания, как наклеивать тензодатчики. Нам только ставится задача, например, исследовать распределение деформаций и определение напряжений в конструкциях или деталях какой-либо машины или аппарата. Мы сами должны найти способ решения этой задачи. Первой задачей, предложенной нам, было изготовление динамометра на 50 тонн. Работа эта, конечно, не сложная, но все-таки первая. Динамометр мы сделали быстро, съездили с ним в институт метрологии и протарировали его. Рассказываю об этом только потому, что тогда я убедился насколько чувствителен к восприятию деформаций тензометрический датчик.
Перед тем, как начать тарировку динамометра нужно было определить, какой чувствительности шлейф нужно было поставить в шлейфовый осциллограф: поставили восьмой, самый чувствительный. Я взял динамометр в руки и, шутки ради говорю Людмиле Николаевне:
- Людмила Николаевна, смотрите за лучом шлейфа, сейчас я так растяну динамометр, что луч шлейфа выйдет за пределы экрана.
И с этими словами стал растягивать динамометр.
Людмила Николаевна удивленно воскликнула:
- Леша, так луч шлейфа действительно отклонился, примерно, миллиметра на два.
Я не поверил и говорю:
- А сейчас для проверки я его сожму.
- Все верно, сейчас тоже примерно на два миллиметра луч шлейфа отклонился в другую сторону, - сказала Людмила Николаевна.
Вот это чувствительность! Датчик чувствует деформацию металла, которую я своей силой создаю на 50 тонном динамометре. Я был очень удивлен, Людмила Николаевна – тоже.
Поставили гораздо менее чувствительный третий шлейф, но при нагрузке в 50 тонн и с этим шлейфом луч выходил за пределы экрана. Протарировали динамометр со вторым шлейфом.
Следующей для меня была работа с аспирантом УПИ Иосифом Вульфовичем Тарлинским. Для защиты кандидатской диссертации ему нужно было определить распределение деформаций и их величину в баках с плоскими дном и крышкой. Выполнить эту работу было поручено мне.
Баки высотой 1400 и диаметром 700 миллиметров были сварены из трехмиллиметрового стального листа. Напряжения в металле измерялись в местах с ожидаемой наибольшей деформацией. Давление в баке создавалось с помощью ручного гидравлического насоса. Давление поднимали ступенчато, после каждого измерения деформаций, увеличивая его на пять атмосфер. До давления в сорок атмосфер на глаз деформация бака почти не заметна, хотя тензодатчики показывали уже большие деформации. При дальнейшем повышении давления в баке начались пластические деформации: насос качает, давление растет медленно, а деформации растут быстро. При давлении 55 атмосфер возле крышки бака появилась белая полоска металла. Иосиф Вульфович говорит мне:
- Смотри, Леша, как мелкими частичками отскакивает окалина и белая полоска без окалины распространяется возле и вдоль сварного шва соединяющего крышку со стенками бака.
Я смотрю: полоска не широкая и бежит вдоль шва довольно быстро. Медведев качает ручку насоса, давление медленно, но растет. И вдруг – сильный взрыв! Меня окутал густой туман, вокруг ничего не видно. Слышу из своего кабинета выскочил Ираний, начальник многоамперной лаборатории и испуганно кричит:
- Что взорвалось?
Туман рассеялся быстро. Смотрю – Иосиф Вульфович весь мокрый. Павел Бернардович Ираний в бешенстве:
- Быстрее собирайте воду с полу, не первом этаже под нами распределительная подстанция. Вы еще устроите там короткое замыкание.
Воду собрали. Нам с Иосифом Вульфовичем крупно повезло. К моменту взрыва он уже распрямился и не смотрел на белую полоску без окалины, а я перемещался, следя за бегущей полоской. Когда под давлением 59 атмосфер взрывом распахнуло крышку бака, струя воды ударила в грудь Иосифу Вульфовичу, а меня только чуть, чуть задело брызгами по левому виску. Удар, выброшенной взрывом воды, был очень силен. Струя воды ударила вначале в стену, отбив в этом месте штукатурку. Отразившись от стены, вода ударила в потолок и даже там повредила штукатурку. Павел Бернардович гневно отчитал Иосифа Вульфовича за вопиющую безалаберность:
- Иосиф Вульфович, Вы же грамотный человек, как могли Вы допустить такое? Взрыв под давлением 60 атмосфер – это же почти бомба, и Вы работали без ограждения бака! Вам очень повезло, что, к удивлению, все обошлось благополучно. Здесь работать я Вам больше не разрешаю, ищите другое место.
Когда все успокоились Иосиф Вульфович поделился своими впечатлениями:
- Я только что распрямился, перестав рассматривать белую полоску пластической деформации и вдруг – взрыв! Очень сильный удар в грудь и я ничего не вижу. Думаю, видимо, меня убило, жив ли Леша? Когда туман рассеялся вижу – Леша жив и невредим. Это меня очень обрадовало. Если бы мы смотрели на эту белую полоску, нам выбило бы глаза. Прав Павел Бернардович, нам действительно очень повезло.
Новое место для испытаний нам оборудовали в цехе. Здесь бак располагался в стальной кабине и мы благополучно разрушили еще семь баков. Проведенные исследования позволили Иосифу Вульфовичу успешно защитить кандидатскую диссертацию.
Позже на базе центральных заводских лабораторий (ЦЗЛ) был образован Свердловский научно-исследовательский электротехнический институт – СНИЭТИ и мы переехали в построенное для института здание, где и разместились вполне вольготно. Лаборатория расширялась. Людмила Николаевна была назначена начальником отдела информации, а начальником нашей лаборатории был назначен Мехонцев Юрий Яковлевич, родной брат знаменитого на всю страну токаря Леонида Яковлевича Мехонцева, Героя Социалистического труда. Юрий Яковлевич не прославился так, как его брат, но это был инженер с большой буквы.
Не помню точно, но кажется в январе этого года меня навестил сват Василий. После работы я уже собрался идти в школу, как вдруг постучали в дверь нашей комнаты. В комнату вошел сват Василий с каким-то мужчиной. Я был удивлен этим неожиданным визитом, спросил:
- Сват Василий, как ты меня нашел?
- Да, вот собрался навестить свата Сергея. Знаю, что ты живешь в Свердловске, попросил у свахи Марьи твой адрес. Это Сергей Михайлович – муж моей сестры. Ты сват куда-то собрался?
- Да, в школу. Я учусь в вечерней школе.
- Как мы не вовремя зашли. Ладно, не будем тебя задерживать.
- Ничего, сват Василий, часика два можно и пропустить. Снимайте пальто, а я сбегаю в магазин.
Я купил колбасы, бутылку коньяку и бутылку ликера «Шартрез», сели за стол. Я налил сватам по стакану коньяка и немного налил себе: неудобно пьяному идти в школу. Выпили за встречу. Вижу мой коньяк сваты выпили как-то тяжело, особенно Сергей Михайлович. Посидели, поговорили. Оказывается Сергей Михайлович живет тоже на Эльмаше, на улице Баумана.
- Уезжают люди из деревни, вот и Сергей Михайлович живет уже в городе, и нас с Фетисьей Павлик с Галей тоже зовут в город, к себе в Калинин. Не соглашаемся: деревня нам милее города.
- Я, сват Василий, тоже зову мать сюда и она тоже не соглашается.
- Ты пойми, сват Алексей, что нам делать в городе. В деревне у нас все родное, наше, а здесь все чужое и никто с тобой даже не поздоровается. Конечно, когда столько народу, то и кивком головы всех не поприветствуешь – голова отвалится.
Налил сватам по стакану ликера, а он крепкий – 43 градуса. Сват Василий с трудом, но выпил до дна, а Сергей Михайлович осилил только полстакана. Остатки ликера я вылил в стакан Свата Василия и они, явно без удовольствия, из чувства уважения к хозяину, допили ликер.
- Ну, сватушко, задержали мы тебя. Иди в школу.
Они оделись. На улице было холодно и у шапки свата Василия были распущены уши. Он надел шапку и она закрыла ему глаза. Потянул уши шапки вверх – глаза стало видно, но уши шапки торчат вперед на высоте носа. Он поправил их в нужное положение, но шапка снова закрыла ему глаза.
- Сват Василий, ты надел шапку задом наперед, - рассмеявшись подсказал я.
Он повернул шапку, убедился, что сейчас она не закрывает глаза и проговорил:
- Вот сейчас хорошо, а то не вижу ничего.
Я проводил их до трамвайной остановки и пошел в школу.
О моей учебе в десятом классе вспоминать особенно нечего, кроме, разве что, проблем с немецким языком. Я не хотел изучать немецкий язык, как впрочем и любой иностранный язык. Однажды, когда добрая Зинаида Николаевна, упрекнула меня в том, что она не может понять, как ученик прекрасно успевающий по всем предметам не может иметь таких же успехов в изучении немецкого языка? Я ответил на этот упрек обидными для Зинаиды Николаевны словами:
- Зинаида Николаевна, я немецкий язык не знал, не знаю и знать не хочу. Он мне не нужен.
Зинаида Николаевна гневно на меня посмотрела и произнесла:
- Была бы я твоей матерью, я так бы выпорола тебя за это ремнем, чтобы ты понял, зачем нужно изучать иностранный язык.
За вторую и третью четверть у меня были тройки по немецкому языку. Все-таки тройки, а не двойки: жалела меня добрая Зинаида Николаевна, да и я все же кое-что знал.
Частенько обижалась на меня Ирина Диомидовна, наша классная руководительница и преподаватель русского языка и литературы. Ей не нравилось, что я часто не соглашаюсь с тем, как преподносятся нам биографии писателей и как оцениваются их произведения. В четвертой четверти довелось мне доставить радость нашему замечательному математику Владимиру Христофоровичу. Однажды в четвертой четверти при повторении пройденного материала он предложил нам решить задачу и пояснил откуда он ее взял:
- Вы заканчиваете десятый класс, вероятно многие из вас будут поступать в институт, вот чтобы усилить у вас уверенность в своих силах, я каждый год беру задачи, которые предназначались на вступительных экзаменах абитуриентам, поступающим на физико-математический факультет МГУ.
Вызвал к доске Янцена, одного из лучших учеников нашего класса и добавил:
- В прошлом году я уже предлагал своим десятиклассникам эту задачу и наш методист нашел решение этой задачи лучшее, чем показали абитуриенты физмата МГУ. Посмотрим найдет ли кто-нибудь из вас это лучшее решение. Кто может решайте самостоятельно.
Он зачитал нам условие задачи.
Я никогда в таких случаях не смотрю на доску, решаю самостоятельно.
Задачу я решил быстро. Сижу, смотрю, как решает ее Янцен. Владимир Христофорович заметил, что я не решаю задачу, а только сморю на доску и спрашивает меня:
- А Вы, Лоскутов, почему не решаете задачу?
- Я уже решил, Владимир Христофорович.
Он встал из-за своего стола, подошел ко мне и взял мою тетрадь. Посмотрел мое решение и я увидел, как он был удивлен этим решением. С моей тетрадью он подошел к своему столу, взял журнал и что-то в нем записал. Когда Янцен закончил решение задачи, Владимир Христофорович растроганно произнес:
- Сегодня вы порадовали меня, очень порадовали. Во-первых, Янцен нашел то лучшее решение, о котором я вам говорил, но, самое главное, Лоскутов нашел третье, совершенно замечательное решение. За одно это решение я поставил ему пятерку за четвертую четверть.
На следующий день Галя Волкова, одна из наших учениц, которая со своими родителями проживала в одной коммунальной квартире с Владимиром Христофоровичем рассказала:
- Твое вчерашнее решение так понравилось Владимиру Христофоровичу, что он весь вечер на кухне об этом только и разговаривал со своей женой, тоже математиком, но не в нашей школе.
Короче говоря, десятый класс я закончил вполне успешно, правда без медали. Добрая Зинаида Николаевна все-таки поставила мне четверку за год по немецкому языку, да Ирина Диомидовна тоже поставила четверку по русскому языку, тем самым лишив меня медали, впрочем к медали я и не стремился. Интересно получается, как будто я одинаково хорошо владею русским и немецким языками, хотя фактически русским языком я все-таки владею, а о знании мною немецкого языка не стоит даже заикаться.
После выхода Мили замуж я довольно долго не заводил знакомств с девушками, хотя и видел явное желание некоторых завести такое знакомство. Одна из них, ученица нашего класса Галя Лужинина, после школы обязательно пристраивалась идти рядом. До нашего общежития дороги из школы домой у нас почти совпадали. Я поворачивал в свое общежитие и она провожала меня удивленным взглядом. А однажды не выдержала и сказала:
- Проводи меня, до нашего барака еще далеко.
Когда дошли до ее барака она предложила:
- Зайдем к нам, сегодня родители работают во вторую смену. Посидим.
- Не могу, Галя. Сегодня у Павлика Шарова день рождения, договорились вечером отметить.
Конечно, она обиделась на меня и не предлагала больше проводить ее до дому. В девичье общежитие с парнями я ходил, без намеренья познакомиться с какой-нибудь девушкой, а просто поболтать о том, о сем, поиграть в карты, провести повеселее свободное время. В одно из таких посещений в комнате у девушек произошел неприятный случай, причем с моим участием. Гена Панкратьев, четвертый жилец нашей комнаты пригласил меня проводить его друга. Тот закончил УПИ и уезжал куда-то по распределению. Друга проводили, выпили на прощание и Гена пригласил меня зайти в общежитие в комнату к знакомым ему девушкам. Зашли, посидели, поиграли в карты и вдруг, не знаю почему, Гена потянул со стола скатерть. Графин упал со стола и разбился. Мне стало очень неудобно, я встал и говорю Гене:
- Пошли домой.
Он встал, как мне показалось, чтобы пойти со мной. Я извиняюсь перед девушками и вдруг вижу, как от страху у них округлились глаза и взгляды их устремились мне за спину. Я резко оборачиваюсь и вижу, что мне на голову опускается стул. Я успел его перехватить и вырвать из рук Гены. Он, уже без стула бросился на меня в драку. Я схватил его за грудки и бросил от себя. Не ожидал даже - Гена перелетел через стул и скрылся под кроватью в переднем углу комнаты, а стояли мы почти у дверей. Покрывало на кровати, колыхнувшись, опустилось и скрыло Гену, как будто его и не было. В комнате тишина, девушки ошарашено смотрят, то на меня, то на кровать, под которой скрылся Гена. Через некоторое время покрывало приподнялось и Гена вылез из под кровати. И снова ко мне, но уже не в драку, а, видимо, с извинениями. Я не мог на него смотреть и сказал, - Отойди от меня, я не хочу тебя больше видеть.
- Леша, Леша я…
- Я сказал, отойди.
Гена ушел. Позже я узнал, что будучи пьяным был он задиристым и любил покуражиться. Однако случай в женском общежитии, видимо, запомнил, так как в дальнейшем у нас с ним не было ни одной ссоры.
О пустяковой драке с Панкратьевым рассказал я только потому, что за всю мою жизнь было только три случая, когда я не смог удержаться от драки: это на Воркуте – с Устюганиным, в цехе – с Жиделевым и в женском общежитии – с Панкратовым. Как-то так получалось, что никто не лез в драку на меня, и у меня не возникало желания подраться с кем-нибудь.
Рейтинг: +1
309 просмотров
Комментарии (2)
| Дмитрий Криушов # 3 мая 2015 в 00:55 +1 | ||
|
| Алексей Лоскутов # 8 мая 2015 в 16:03 +1 | ||
|
