Вера
Аркадьевна была рада вырваться из душного помещения на свежий воздух.
Была
привычная предвесенняя оттепель.
Уже
чувствовалось дыхание весны.
Мать
Алисы содрогалась от стыда. Она вышла из кабинета директора, словно бы нагая теперь
стыдилась каждого случайно брошенного на неё взгляда. С ней разговаривали
вежливо, но дали понять, что и здесь её девочка пришлась не ко двору.
Алиса
прогуливала занятия. И к тому же вела себя слишком развязно для
девочки-подростка.
Вера
Аркадьевна кивала на каждое слово директора и чувствовала, что ей ужасно
хочется заголить попку и лечь грудью на стол, как она уже делала в детстве,
получая в дневник очередного «алого лебедя».
Но
этот строгий человек не спешил любоваться её оголенным седалищем. Он пытался воззвать
к её родительской совести, а сама Вера Аркадьевна больше всего желала стать
неразумной и совершенно безответственной девочкой.
Она
отдала бы всё на свете, чтобы стать вновь просто Верочкой. Перестать смотреть
на мир сверху вниз и вновь изо всех сил держаться за мамину руку. Но увы!
Ноги
сами вывели её к небольшому двухэтажному зданию. Во времена её юности тут
располагался горком КПСС. А теперь, теперь именно здесь учились музыке,
рисованию и балету
Она
издалека увидела яркую афишу. Яркие алые буквы призывали проходящих пойти на
концерт, послушать в переложении для двух роялей знаменитый «Второй фортепьянный
концерт» Сергея Рахманинова.
Вере
Аркадиевне нравилось это произведение. Звуки музыки могли отвлечь её от дум о
дочери – Алиса явно напрашивалась на хорошую трёпку.
В
этот миг она орально ублажала своего господина. Алекс выключил проводной
телефон, зашторил окна и притих, как мышь.
От
мыслей о неизбежном разоблачении его отвлекало лишь наивное сопение Алисы. Та успевала
возбуждать и себя, отчаянно полируя ствол Алекса и играя стакатто на своей
исходящей соками дырочке.
Что-то
сломалось в ней, как в старой механической кукле. Она была рада, что никто не
спугнёт её неуместным звонком – мать не знала адреса Алекса.
Она
надоела дочери со своими страстными ласками. Словно бы мстила ей за своё
незапланированное вдовство.
Алиса
понимала, что и Лидия не могла обойтись без этих отупляющих движений, что и её
язык елозил по межножному предмету гордости Битлджуса.
«Отсасывать
у мертвеца, что может быть проитвнее?!» - подумала она, готовясь принять в себя
очередной выплеск спермы.
Ей
больше не хотелось полоскать рот.
Ей
вообще не хотелось ничего. Даже смерти. Мир стал слишком предсказуемым и
плоским. Она удивлялась, как раньше не поняла этого – мир плосок и гадок,
словно раздавленное дерьмо.
В
колледже было ничуть не лучше, чем в школе. Она вдруг представила себя
бухгалтером и засмеялась. Засмеялась про себя, боясь подавиться тем, что сейчас
было в её рту.
-
Вот и всё крошка. Ты теперь свободна.
-
Ты гонишь меня? – промямлила Алиса, поднимаясь с колен, и глядя на Алекса, как смотрит
бездомная кошка на доброго прохожего.
-
Нет.. Просто я отдал таблетки твоей однокласснице. Она теперь будет козлом
отпущения.
-
А как же я?
-
Ты что разве не успела отомстить всем?
Алиса
замотала головой.
Она
лихорадочно принялась пальцы, мысленно произнося девичьи имена. Имён было
много, и она начинала сначала.
-
Крошка, но ведь ты не хочешь попасть в тюрьму.
Алиса
замерла и от ужаса слегка испортила воздух.
Она
вдруг вспомнила о той странной девушке – своей четвероюродной сестре. Той, что
возмущалась её желанием походить на Лидию Дитц.
В
фойе школы собирались будущие слушатели.
Они
были всех возрастов – и старые, и совсем юные.
Вдоль
стены, на которой висели в паспарту детские рисунки, важно прохаживалась
девочка лет десяти. Вера Аркадьевна невольно залюбовалась этим ребёнком –
незнакомая девочка походила на её дочь, как две капли воды.
Алиса
была такой. Но это было слишком давно. Девочка подходила к рисунку и долко
взгядыалась в него.
От
нечего делать Вера Аркадиевна начала рыться в своей дамской сумке. Рука первым
нащупала что-то продолговатое, заполненное – это она поняла, только вытащив предмет
на свет – какими-то странными драже.
Те,
словно сказочные пилюли радостно требовали: «Съешь меня!»
-
Тётя, можно мне. А то я сейчас хот-дог съела и от меня сосиской пахнет!».
Кругляшок
из тубы скользнул в девчачью ладонь.
Вера Аркадьевна развернулась на сто
восемьдесят градусов и пошла в зал.
Она
пыталась не думать о двойнике своей дочери. Но мысли вновь скатывались на неё. Она
даже не спросила имени этой девочки. Просто дала ей то, о чём вообще не имела
никакого понятия.
…Глядя
на сцену, она не сразу поняла причину шума за своей спиной. Люди громко
возмущались.
Она
обернулась и застыла от ужаса. Эта на первый взгляд благонравня девочка
вышагивала по яркой ковровой дорожке совершенно голая и босая.
-
Что это с ней. Неужели это из-за этих драже. Нет, это мне просто снится, просто
снится.
Девочка
казалась слепой и глухой. Её глаза видели что-то другое, что радовало этого
ребёнка, а не вгоняло его в краску.
Какя-то
рассерженная тётка из персонала успела ухватить её за плечт и развернув к себе
лицом брезгливо ударить по левой щеке.
Ребёнок
вскрикнул и очнулся от приятного морока.
Девочка
смотрела на неё. Прямо на неё. И вдруг громко и плаксиво закричала: «Это эта тётя дала мне таблетки! Это она во всём
виновата!»
«Маленькая
ябеда. Сучка!» - застучало в голове Веры Аркадьевны.
Она
почувствовала себя загнанной в угол крысой. Почувствовала, что ей самой ужасно
хочется раздеться, только бы не чувствовать на себе злых и презрительных
взглядов.
-
Вызовите милицию.
-
Задержите эту даму. Я всё видела, всё, всё…
Вере
Аркадьевне разом стало всё равно.
Она
думала только об одном – о дочери, которая должна была остаться на свободе. Она
не представляла, как та будет жить – возможно, станет проституткой, но будет
свободна и по-своему счастлива.
-
Вот мы мне объясните, зачем вы это сделали?
-
Просто так…
Она
подняла голову и улыбнулась. С портрета над головой следователя на неё строго и
внимательно смотрел тот же человек, что и в кабинете директора колледжа. Только
теперь он был в форме.
-
Так, вам нравится раздевать догола детей. Возможно, вы перенесли это в детстве.
Она
была готова сознаться в чём угодно, даже в убийстве президента Кеннеди. Сознаться,
чтобы больше не возвращаться в пустую квартиру и вновь выть от непереносимого
одиночества.
Когда-то
ей казалось, что со смертью мужа она оживёт. Но он словно бы в насмешку
превращал её в жалкий сухостой.
Помочь сайту
Поздравления
