В приюте «Солнышко» все ждали праздника. Ждала его и Роксана. Ей было страшно. Она так и не нашла понимания у других девочек и относилась ко всему, как затянувшемуся страшному сну.
Ей говорили, что вот-вот отправят очень далеко в детский дом, поскольку никто не вспоминает о ней – даже брат. Но Роксана сама не желала видеть Рахмана. Она часто краснела, вспоминая о своём баловстве на кровати, понимая, что брат подло обманул её.
Мальчишки в приюте догадывались о её грехе. Знали и посмеивались. Особенно один наглый и пахнущий взрослыми Ваня, которого боялись даже самые боевые девчонки.
В тот декабрьский день Роксана смотрела в окно. Она первая заметила, как к зданию подъезжает маленький, похожий на автобус автомобиль. Он был какой-то странный, не похожий на всем привычную «Газель» - и от того казался несчастным маленьким ишачком.
Из автомобиля вышли довольно полные женщины в черных одеяниях. Они вынесли довольно большие ящики.
- Ура! Гумманитарку привезли! – завопила та самая нахалка, что унижала Роксану в первый день. – Ура!
Роксана отошла от окна. Ей хотелось одного – сбежать отсюда, вновь запереться в детской и повернуть время вспять.
Она хорошо помнила, как узнала о смерти отца. Тогда он спешил за ней, собираясь забрать из скучной школы. Но ненавистная цистерна, как мазло оказалась на пути.
Роксана не понимала, зачем ей идти в медпункт. Но там ей предложили «витаминку», после которой весь мир стал просто неинтересным и глупым фильмом. Она смотрела на тело отца, и понимала, что должна плакать – но отчего-то не плакала, а смотрела, как смотрела бы на музейную витрину.
Сейчас ей захотелось отомстить всем. Сделать что-нибудь мерзкое, такое мерзкое, чтобы вытошнить свой страх. Она вспомнила о подарке матери, той ненавистной теперь книге, которая так резко изменила её привычный мир.
В коридоре пахло больницей. Роксана побрела по коридору, словно бы одинокий юнит в компьютерной игре. Она видела крашеные стены и скучные двери, видела такие же скучные окна в белых рамах и была готова разреветься.
Ей стало страшно. Все готовились к карнавалу, готовились изображать радость. Плясать и петь, стараясь поверить в то, что наступающий год будет лучше, чем этот, уже прошедший.
Ване хотелось поближе познакомиться с новенькой. Он привык повелевать девчонками, особенно такими вот сыкухами, как эта смуглокожая нищенка. Роксана не знала, что её все считали цыганкой. Но девчонки разболтали, что она сопля и нюня, и он решился.
Сейчас она была похожа на потерявшуюся дочь индийского раджи.
В туалете, куда ей втолкнул этот хулиган, было еще более мерзко.
Роксана вдруг поняла, что боится этого веснушчатого паренька. Она была мягкой и податливой, словно подтаявшая на солнце пластилиновая фигурка.
- Значит, так… Разденешься догола и пойдёшь на ёлку голой.
- Не пойду… Зачем?
- Пойдёшь. А то я воспиталке всё расскажу.
- Про что?
- Про то, что ты - шлюха.
Ваня торжествовал. Он чувствовал, что прав – что на фото в газете была именно эта девчонка.
Он сам не понимал, что заставило его вырезать это дурацкое фото, но теперь, теперь…
- Ты же – Валя? А где, твой братик. К муравьиному льву на обед попал, да?
Роксана заплакала. Она вдруг осознала, что хочет, чтобы Ваня трогал её, трогал, как трогал брат, как трогал Вениамин, боясь от страха удовольствия случайно обмочиться.
Воспитательницы были не в себе. Новенькая, словно сквозь землю провалилась.
Им не приходило в голову заглянуть в туалет для мальчиков.
Роксана понимала, что боится и не хочет, чтобы её обнаружили. Но ненавистное платье царапало тело, а стоящий рядом Ванька был страшнее, самого отмороженного разбойника.
- Пора… - прошептал ей прямо в покрасневшее ухо.
Роксана закивала и сбросила всё до нитки. Ваня также избавился от своих ношенных штанов, рубашки и неказистого белья.
Теперь они мало чем отличались от Карика и Вали. Ваня приоткрыл дверь и поманил Роксану.
Ей ужасно хотелось стать лилипуткой, забиться в чью-нибудь сумку и вернуться домой в своё уютное детство.
- Иди… А то нас застукают.
Она сделала шаг, другой, а потом почти побежала за Ванькой, видя перед собой только его голую спину и смешные прыщавые ягодицы.
В зале пахло хвоей и казенной радостью. Дети, одетые в какие-то яркие обноски, в картонных масках и без оных ждали появления Дед Мороза и Снегурочки.
В зале в толпе затерялись женщины в тёмных одеяниях.
В приоткрытую дверь Ванька видел всё. Он протиснулся в щель между дверью и косяком и поманил свою «Валю».
Роксана уже не верила, что это она, а не Валя стоит нагишом. Она поспешила уйти с продуваемого коридора в тёплый зал.
На них никто не обращал внимания. Все смотрели на ёлку, смотрели на яркие шары, на внушительного сказочного Деда Мороза.
Праздник собирался катиться по привычным рельсам.
- Вера Ивановна! А новенькая нашлась, - зашептала большеглазая и хитровзглядая Мальвина.
Она любила наушничать. И теперь, заметив несчастную Роксану, поспешила заложить её.
Мальвину не трогали. Ею брезговали. А сама Мальвина верила, что за ней приедут родители аж из самой Америки.
Других девчонок она считала дурами и грязнулями.
Ванька был второй головной болью Мальвины. О его проделках были наслышаны все в их группе. И теперь его фрондёрская нагота была очередным волнующим моментом.
«Сволочь… Нашёл с кем выставляться!» - кружились в голове ябеды злые мысли.
Она ревновала. Ванька отчего-то побаивался её. И даже не пытался приставать. А самой Мальвине ужасно хотелось, чтобы её слегка потискали.
- Вот она - с Ванькой… И они – голые!
- Как – «голые»? Что ты врёшь?
Но ангельский взор Мальвины доказывал, что она не лжёт. Измученная работой женщина стала вглядываться в пёструю толпу, и вдруг – о, ужас!
Они, действительно, были розовыми. Особенно этот хулиган Неверов. Он стоял, как нагловатый подросток, возомнивший себя пионером-героем времён Великой Отечественной войны.
Роксана двигалась за Ванькой, как канонерская лодка за крейсером. Уши предательски горели. Она вдруг поймала на себе чей-то напряженный взгляд, затем - другой и поняла, что вот-вот упадёт на такой жёсткий пол.
Под её пятками, словно угли горячие был насыпаны. Она шла, подпрыгивая, как обычно ходят босые курортницы по полуденному пляжу. Шла и чувствовала, что становится меньше, тает, словно кусок сливочного масла на сковородке.
Неверов застыл напротив воспитательницы:
- Что это значит, Неверов?
- А это наши карнавальные костюмы! – нагловато произнёс он, глядя на ненавистную ему женщину так, как будто это - она, а не он - была голой.
- И кто же ты? И эта, как её – Гафурова? Адам и Ева?
- Я – Карик, а она – Валя.
Роксана действительно почувствовала себя Евой. Она была готова скользнуть за ель, завернуться в портьеру, вновь оказаться в туалете. Но никто не собирался пускать вспять киноплёнку её жизни.
В кабинете директрисы было стыло. Так по крайней казалось испуганной Роксане. Её колотила дрожь. Ванька казался спокойным, он сидел на стуле, качал ногой и делал вид, что вот-вот плюнет на чистый ковёр.
Роксана хотела стать прежней –маленькой затворницей. перед её внутренним взором проходила недавняя жизнь – наглый брат, его сопостельница, и ещё ненавистный и непонятный дядя Омар.
Прошлое нельзя было вернуть. А будущее было также призрачно.
- Теперь тебя в детдом отправят. Зуб даю… - пробасил Ванька.
Он довольно легко соскочил со стула и вразвалочку подошёл к довольно чахлой ёлке, стоящей в большом пластмассовом ведре и стал равнодушно, с наглостью истинного хулигана поливать несчастное дерево своей желтоватой струёй.
Роксана также хотела сходить по-маленькому, но она не знала, как это сделать – их заперли в кабинете.
Она ещё не знала, что именно сейчас решалась её судьба. Что те женщины в чёрном, что именно они и станут её воспитательницами.
Приехавшие из монастыря инокини были готовы приютить на время эту странную девочку. Роксана казалась им очень несчастным ребёнком.
- Хорошо, хорошо… Я разрешаю. В конце концов, ведь это будет на пользу девочке.
- Возможно, удастся найти её близких.
- Да, возможно… Девочка сложная, вы сами видели ей странности.
Роксана была ещё перед внутренним взором директрисы. Она понимала, что очень скоро эта куколка покатится под уклон и окончит свою жизнь в какой-нибудь грязной луже. Ей уже приходилось видеть, как другие воспитанницы стараются третировать несчастную.
- Хорошо…
Роксана не верила своим глазам.
Из кабинета её отвели в душевую, а затем, когда она смыла пот и грязь и высушила волосы, то лежащие на скамье чистое платье и бельё почти уверили её в том, что мама вернулась за ней – и всё страшное в Прошлом.
Ванька не смог её проводить. Он смотрел из окна изолятора, смотрел и горько плакал.
Ему совсем не хотелось возвращаться домой, не хотелось вновь хулиганить. Он дал себе слово, что обязательно сбежит, и найдёт Роксану.
А Роксана сидела на потёртом кресле, как куколка, которая потеряла свой завод. Она даже не пыталась смотреть в окно, она молчала, не зная, что сказать.
РАФик отвозил её в другую жизнь. В совсем другую жизнь
Помочь сайту
Поздравления
