Тайная вечеря. Глава двадцать вторая
19 декабря 2012 -
Денис Маркелов
Глава двадцать вторая
Всё было готово для новогоднего пира.
Нелли чувствовала некоторую разочарованность. Ей вдруг показалось, что это всё – нелепая игра, такая же как и та, в которую играла она сама, представляя себя выдуманной кем-то девчонкой. Что завтра будет такой же унылый день, который ни на йоту не будет отличаться от нынешнего вечера.
Мать ещё верила то ли в Деда Мороза, то ли в волшебство дат. Нельзя же и правда быть такой доверчивой, ведь каждый Новый Год приближает нас к смерти - и только.
Вот мне уже семнадцать. Через год я стану совершеннолетней, и этот мир покажется мне ещё скучнее.
За один год ей изменили все. Подруга, мать, отец – просто мир, который больше не видел в ней сказочной Алисы и требовал расплаты за её детские бредни.
Мать выставила на стол бутылку «Российского» шампанского. Она пыталась веселиться, но понимала, что их веселье напоминает скорее пушкинский пир во время чумы.
Мысли Нелли споткнулись об воспоминания о Руфине. Наверняка и эта женщина как-то по-своему празднует новый год. Интересно, что чувствует она, в своей камере. Ведь скоро состоится суд, суд над ней. И её Нелли пригласили в качестве свидетеля по делу.
Суд над Валетом не состоялся. Судить будут саму Королеву Червей. Её, без атласного платья, без верных слуг – голую, лысую и несчастную. Все были уверены, что она окажется в закрытой психлечебнице – тюремном доме скорби, где некогда горделивые создания понимали всю тщету своей жизни, сраженные невидимой косой, словно сухая и вредная трава.
В полутьме угадывалась смазливая и слегка глуповатая девушка в клетчатом платье. Нелли смотрела на неё, как ту прежнюю Нелли, которой нравилось кривляться и жить в своём мире, словно в летящем по небу мыльном пузыре. А теперь ей хотелось уползти в темноту, словно старой наполовину ослепшей и пораженной лишаём кошке.
В дверь неожиданно позвонили. Нелли вскинула голову и мысленно помолилась, боясь, что этот звонок - проделка пробудившегося в ней Невидимки.
Мать пошла открывать. Вероятно, она позвала на вечер какую-нибудь знакомую. Чтобы не сидеть вдвоём за таким шикарным столом. Нелли стало стыдно.
Пришедшие с мороза парень с девушкой казались смущенными. Они слегка раскраснелись от быстрой ходьбы, раскраснелись и стали похожи на персонажей с поздравительной открытки времён Брежнева.
Девушка была ровесницей Нелли. Она вдруг покраснела ещё сильнее и, подавая руку, сказала: «Виолетта Крестовская».
Только теперь Нелли уловила некоторое сходство с историчкой, но совсем небольшое, скорее оно предполагалось, чем угадывалось.
Гости были слегка заторможены, а Виолетта постоянно держала руки у груди, словно собираясь тотчас расстегнуть платяную застёжку…
«Наверное, у нас слишком жарко натоплено. Я привыкла, а им это в новинку…», - подумала Нелли.
Она даже запамятовала о прошлогоднем новогоднем подарке – телеприставка валялась в её комнате, как что ненужное, оставшееся от розового детства, которое ушло без возврата, как уходит девственность и вера в людей.
Они сели за стол и стали есть. Есть всё то, что принесли в жертву новому году. В этом празднике чувствовались отголоски язычества. Нелли не спеша поедала картофельное пюре и готовилась, есть салат из вареной свеклы с грецкими орехами – мать называла это блюдо попросту – «винегрет».
Бой столичных курантов. Ночь стала январской, наступал Новый Год, за окнами гремели хлопушки и петарды, слышались пьяные голоса. Мир радовался ещё одному году в своей истории.
Виолетта вдруг взгрустнула. Она поняла, что сделала ещё один шаг к смерти, к смерти, которая разлучит её с этим миром, заставит сожалеть о пройденном пути. Может быть, она шла совсем не туда, куда надо и теперь утопала в болоте? Кто знает?
Ираида Михайловна мысленно лепила из гостьи будущую Татьяну Ларину – с её здоровым и нежным телом, с её складочками на животе и привлекательным лобком с лёгкой русой порослью, с этой стыдливой, о в то же время откровенной наготой, когда человек не считает свою плоть грязной. Он гордится ею, как гордится мясник свежим куском вырезки.
Станислав хмуро пил уже наполовину выдохшееся шампанское. Он чувствовал себя предателем. Ираида Михайловна собиралась выставить его невесту на всеобщее обозрение словно бы витринную куклу, а он, он…
- А у тебя в семье кто-нибудь занимался живописью? – спросила Ираида Михайловна, глядя на дно своей тарелки, где свекольный сок оставил небольшие лужицы похожие на затейливые лилипутские моря.
- Один мамин родственник писал картины. Он был… в общем, мама говорит, что его забрали в НКВД и потом расстреляли, наверное… Папа нашёл его картину. Там Иисус Христос и какие-то люди с головами животных. Мама говорит, что дядя иногда пил, вероятно, это была белая горячка. Ведь не могли на головах у апостолов быть звериные головы.
- Но тогда они были учениками, - возразила Ираида Михайловна.- А будучи учениками, они обладали страстями, сомнениями, всем тем звериным, что есть в нас.
- Может быть, - дипломатично согласилась Виолетта.
Ей вдруг стало невыносимо стыдно. Мочевой пузырь напомнил о себе. Словно трехлетний ребёнок, которому захотелось новой игрушки. Виолетта не собиралась выглядеть так и не повзрослевшей детсадовкой, она стыдливо отвела взгляд от Станислава.
- Пойдемте, я провожу Вас, - пришла на помощь Нелли.
Пока Виолетта облегчалась, Нелли думала, думала о том, что грядёт в её судьбе. Сёстры в обители часто говорили ей об искушениях мира. Нелли становилось страшно, словно бы она внезапно заметила, что плавает не в чистом бассейне, а в грязном зловонном коллекторе, где распадаются на части человеческие фекалии.
Теперь ей было страшно вдвойне. Ведь то, что она пережила в том особняке, было всего лишь цветочками по сравнению с грядущими испытаниями. Девушка могла завертеться на одном месте или полететь в сторону и упасть в ещё более мерзкую грязь.
Виолетта была такой же заблудшей странницей. Она шла наугад, и теперь так же боялась оступиться. Нелли возненавидела все возможные искусы на свете.
Ираида Михайловна была также на распутье. Она желала попасть на выставку, очень желал вновь влиться в привычное общество, желала, чтобы её заметили и похвалили. Но…
Писать Татьяну Ларину обнажённой. Как удержаться на топкой грани между реализмом и натурализмом? Как не скатиться в пошлость?
Да и Виолетта. Она была ещё ребёнком, ребёнком, в котором взрослость лишь угадывается, как аромат в свёрнутом в бутон цветке. Нельзя было спешить, заставляя время бежать быстрее, а то оно могло обидеться и замереть навсегда.
А Виолетта в своём уединении так же не решалась быть откровенной с собой. Её мутило от приступов страха, словно она должна была сдавать экзамен, но была совершено, не готова к нему.
Ираида Михайловна чувствовала себя преступницей. Она вдруг посмотрела на себя со стороны и ужаснулась. Виолетта должна была возненавидеть её за такую навязчивость. Даже лежащие на тарелке эклеры лежали там не просто так, а с умыслом.
Виолетта уже давно не бывала в оперном театре, она читала стихотворный роман Пушкина, но ни письмо Татьяны, ни гибель на дуэли слишком романтичного для провинциала Ленского на неё не произвели впечатления. Да она бы ни за что не решилась открывать свою душу, как тело.
Станислав так же сидел, как на иголках, очарование новогодней ночи улетучилось, и её место заняла странная усталость и пьяная скука. Скука, от которой не было спасения…
«Ираида Михайловна, я согласна. Когда приходить?», - вполголоса произнесла Виолетта, ощущая вновь скуку и какое-то стыдливое отчаяние, словно бы ей предлагали не позировать, а прямо сейчас, здесь, на столе танцевать стриптиз.
- Ну, хочешь, приходи третьего к десяти. Я буду ждать.
- Хорошо…
Утро уже царило в мире, первое утро нового года. Виолетта и Станислав, прикорнувшие на полчасика уже проснулись и собирались уходить, а Нелли сосредоточенно пила кофе и смотрела на когда-то очень привычные предметы, находя в них всё больше незнакомых черт.
Праздник явно не удался. Она даже не вспомнила о подарках, да и какие подарки могла ей предложить уставшая от своих неприятностей мать?!
Надо было на что решаться. Уходить из этого тревожного мира или оставаться в нём. Играть ли дальше в свои игры, или подчиняться обстоятельствам и быть их рабыней.
«Ничего, всё образуется. Я что-нибудь придумаю»,
Хлопнула входная дверь. То ушли Виолетта и Станислав. А Нелли, Нелли заперлась в своей детской и погрузилась в сон…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0103222 выдан для произведения:
Глава двадцать вторая
Всё было готово для новогоднего пира.
Нелли чувствовала некоторую разочарованность. Ей вдруг показалось, что это всё – нелепая игра, такая же как и та, в которую играла она сама, представляя себя выдуманной кем-то девчонкой. Что завтра будет такой же унылый день, который ни на йоту не будет отличаться от нынешнего вечера.
Мать ещё верила то ли в Деда Мороза, то ли в волшебство дат. Нельзя же и правда быть такой доверчивой, ведь каждый Новый Год приближает нас к смерти - и только.
Вот мне уже семнадцать. Через год я стану совершеннолетней, и этот мир покажется мне ещё скучнее.
За один год ей изменили все. Подруга, мать, отец – просто мир, который больше не видел в ней сказочной Алисы и требовал расплаты за её детские бредни.
Мать выставила на стол бутылку «Российского» шампанского. Она пыталась веселиться, но понимала, что их веселье напоминает скорее пушкинский пир во время чумы.
Мысли Нелли споткнулись об воспоминания о Руфине. Наверняка и эта женщина как-то по-своему празднует новый год. Интересно, что чувствует она, в своей камере. Ведь скоро состоится суд, суд над ней. И её Нелли пригласили в качестве свидетеля по делу.
Суд над Валетом не состоялся. Судить будут саму Королеву Червей. Её, без атласного платья, без верных слуг – голую, лысую и несчастную. Все были уверены, что она окажется в закрытой психлечебнице – тюремном доме скорби, где некогда горделивые создания понимали всю тщету своей жизни, сраженные невидимой косой, словно сухая и вредная трава.
В полутьме угадывалась смазливая и слегка глуповатая девушка в клетчатом платье. Нелли смотрела на неё, как ту прежнюю Нелли, которой нравилось кривляться и жить в своём мире, словно в летящем по небу мыльном пузыре. А теперь ей хотелось уползти в темноту, словно старой наполовину ослепшей и пораженной лишаём кошке.
В дверь неожиданно позвонили. Нелли вскинула голову и мысленно помолилась, боясь, что этот звонок - проделка пробудившегося в ней Невидимки.
Мать пошла открывать. Вероятно, она позвала на вечер какую-нибудь знакомую. Чтобы не сидеть вдвоём за таким шикарным столом. Нелли стало стыдно.
Пришедшие с мороза парень с девушкой казались смущенными. Они слегка раскраснелись от быстрой ходьбы, раскраснелись и стали похожи на персонажей с поздравительной открытки времён Брежнева.
Девушка была ровесницей Нелли. Она вдруг покраснела ещё сильнее и, подавая руку, сказала: «Виолетта Крестовская».
Только теперь Нелли уловила некоторое сходство с историчкой, но совсем небольшое, скорее оно предполагалось, чем угадывалось.
Гости были слегка заторможены, а Виолетта постоянно держала руки у груди, словно собираясь тотчас расстегнуть платяную застёжку…
«Наверное, у нас слишком жарко натоплено. Я привыкла, а им это в новинку…», - подумала Нелли.
Она даже запамятовала о прошлогоднем новогоднем подарке – телеприставка валялась в её комнате, как что ненужное, оставшееся от розового детства, которое ушло без возврата, как уходит девственность и вера в людей.
Они сели за стол и стали есть. Есть всё то, что принесли в жертву новому году. В этом празднике чувствовались отголоски язычества. Нелли не спеша поедала картофельное пюре и готовилась, есть салат из вареной свеклы с грецкими орехами – мать называла это блюдо попросту – «винегрет».
Бой столичных курантов. Ночь стала январской, наступал Новый Год, за окнами гремели хлопушки и петарды, слышались пьяные голоса. Мир радовался ещё одному году в своей истории.
Виолетта вдруг взгрустнула. Она поняла, что сделала ещё один шаг к смерти, к смерти, которая разлучит её с этим миром, заставит сожалеть о пройденном пути. Может быть, она шла совсем не туда, куда надо и теперь утопала в болоте? Кто знает?
Ираида Михайловна мысленно лепила из гостьи будущую Татьяну Ларину – с её здоровым и нежным телом, с её складочками на животе и привлекательным лобком с лёгкой русой порослью, с этой стыдливой, о в то же время откровенной наготой, когда человек не считает свою плоть грязной. Он гордится ею, как гордится мясник свежим куском вырезки.
Станислав хмуро пил уже наполовину выдохшееся шампанское. Он чувствовал себя предателем. Ираида Михайловна собиралась выставить его невесту на всеобщее обозрение словно бы витринную куклу, а он, он…
- А у тебя в семье кто-нибудь занимался живописью? – спросила Ираида Михайловна, глядя на дно своей тарелки, где свекольный сок оставил небольшие лужицы похожие на затейливые лилипутские моря.
- Один мамин родственник писал картины. Он был… в общем, мама говорит, что его забрали в НКВД и потом расстреляли, наверное… Папа нашёл его картину. Там Иисус Христос и какие-то люди с головами животных. Мама говорит, что дядя иногда пил, вероятно, это была белая горячка. Ведь не могли на головах у апостолов быть звериные головы.
- Но тогда они были учениками, - возразила Ираида Михайловна.- А будучи учениками, они обладали страстями, сомнениями, всем тем звериным, что есть в нас.
- Может быть, - дипломатично согласилась Виолетта.
Ей вдруг стало невыносимо стыдно. Мочевой пузырь напомнил о себе. Словно трехлетний ребёнок, которому захотелось новой игрушки. Виолетта не собиралась выглядеть так и не повзрослевшей детсадовкой, она стыдливо отвела взгляд от Станислава.
- Пойдемте, я провожу Вас, - пришла на помощь Нелли.
Пока Виолетта облегчалась, Нелли думала, думала о том, что грядёт в её судьбе. Сёстры в обители часто говорили ей об искушениях мира. Нелли становилось страшно, словно бы она внезапно заметила, что плавает не в чистом бассейне, а в грязном зловонном коллекторе, где распадаются на части человеческие фекалии.
Теперь ей было страшно вдвойне. Ведь то, что она пережила в том особняке, было всего лишь цветочками по сравнению с грядущими испытаниями. Девушка могла завертеться на одном месте или полететь в сторону и упасть в ещё более мерзкую грязь.
Виолетта была такой же заблудшей странницей. Она шла наугад, и теперь так же боялась оступиться. Нелли возненавидела все возможные искусы на свете.
Ираида Михайловна была также на распутье. Она желала попасть на выставку, очень желал вновь влиться в привычное общество, желала, чтобы её заметили и похвалили. Но…
Писать Татьяну Ларину обнажённой. Как удержаться на топкой грани между реализмом и натурализмом? Как не скатиться в пошлость?
Да и Виолетта. Она была ещё ребёнком, ребёнком, в котором взрослость лишь угадывается, как аромат в свёрнутом в бутон цветке. Нельзя было спешить, заставляя время бежать быстрее, а то оно могло обидеться и замереть навсегда.
А Виолетта в своём уединении так же не решалась быть откровенной с собой. Её мутило от приступов страха, словно она должна была сдавать экзамен, но была совершено, не готова к нему.
Ираида Михайловна чувствовала себя преступницей. Она вдруг посмотрела на себя со стороны и ужаснулась. Виолетта должна была возненавидеть её за такую навязчивость. Даже лежащие на тарелке эклеры лежали там не просто так, а с умыслом.
Виолетта уже давно не бывала в оперном театре, она читала стихотворный роман Пушкина, но ни письмо Татьяны, ни гибель на дуэли слишком романтичного для провинциала Ленского на неё не произвели впечатления. Да она бы ни за что не решилась открывать свою душу, как тело.
Станислав так же сидел, как на иголках, очарование новогодней ночи улетучилось, и её место заняла странная усталость и пьяная скука. Скука, от которой не было спасения…
«Ираида Михайловна, я согласна. Когда приходить?», - вполголоса произнесла Виолетта, ощущая вновь скуку и какое-то стыдливое отчаяние, словно бы ей предлагали не позировать, а прямо сейчас, здесь, на столе танцевать стриптиз.
- Ну, хочешь, приходи третьего к десяти. Я буду ждать.
- Хорошо…
Утро уже царило в мире, первое утро нового года. Виолетта и Станислав, прикорнувшие на полчасика уже проснулись и собирались уходить, а Нелли сосредоточенно пила кофе и смотрела на когда-то очень привычные предметы, находя в них всё больше незнакомых черт.
Праздник явно не удался. Она даже не вспомнила о подарках, да и какие подарки могла ей предложить уставшая от своих неприятностей мать?!
Надо было на что решаться. Уходить из этого тревожного мира или оставаться в нём. Играть ли дальше в свои игры, или подчиняться обстоятельствам и быть их рабыней.
«Ничего, всё образуется. Я что-нибудь придумаю»,
Хлопнула входная дверь. То ушли Виолетта и Станислав. А Нелли, Нелли заперлась в своей детской и погрузилась в сон…
Рейтинг: +1
363 просмотра
Комментарии (2)
Людмила Пименова # 12 января 2013 в 17:46 +1 | ||
|
Денис Маркелов # 12 января 2013 в 23:54 0 | ||
|
Новые произведения