Сундук с приданым. Глава восемнадцатая.

 ГЛАВА восемнадцатая. ЗАНАВЕС РАСКРЫВАЕТСЯ.

Слава Богу, что Ангел – эмпат, и мне не пришлось придумывать объяснения, почему я в пять утра торчала на кухне, с его братом, да еще и, мягко говоря, неодетая… Цветан довольно кратко объяснил ему, что мне приснился кошмар, что он, Цветан, меня разбудил, и мы пошли несколько … экстренным образом на кухню, выпить кофе, и поговорить.

Я была немало удивлена такой сокращенной версией произошедшего, но промолчала, рассудив, что, раз я все равно не понимаю, что происходит, то и лезть пока ни с вопросами, ни с пояснениями не буду, лучше подожду, пока не отловлю Цветана в одиночестве, и не заставлю все объяснить…

Ангел несколько раз посмотрел на меня искоса, видимо, почувствовав  мое недоумение, но от комментариев тоже воздержался. Он выглядел, как ни странно, вполне спокойным, и отдохнувшим. На мой вопрос о его самочувствии, ответил, с некоторым даже изумлением, что чувствует себя прекрасно, можно сказать, замечательно!

Цветан усмехнулся, и заговорщицки подмигнул мне за его спиной. Я скромно улыбнулась, и взяла себе на заметку спросить при случае Ангела о причинах столь благоприятного воздействия на вампиров секса во сне. Мало ли…

После того, как все выпили кофе, я стала мыть посуду, и, глядя на старые, треснувшие чашки, и блюдца с отбитыми краями, сказала:

- Вот чего я никак не понимаю…Ведь Леокадия считала себя необыкновенной, особенной, чуть ли не королевой, явно гордилась собой, своей внешностью. Как же она могла пользоваться такой посудой? Ведь это просто жуткое старье, не говоря уж о том, что все битое… Как будто его из какой-то столовой натащили…

Ангел задумчиво кивнул головой и сказал:

- Ты знаешь, я тоже не могу отделаться от ощущения, что это все, - он показал рукой на кухню, - ненастоящее. Как будто какие-то декорации…

Тут Цветан внезапно встрепенулся, посмотрел на Ангела с интересом, и спросил:

- Декорации, говоришь?.. – а потом уставился перед собой, как будто что-то напряженно обдумывая. Буквально через несколько минут он внезапно вскочил, издав торжествующий вопль:

- Ч-черт! Ну, конечно! Как же я сразу не понял… Вот идиот! Да мы все – сборище идиотов! Ведь все лежало прямо на поверхности, - конечно, декорации! Ей нужно было, чтобы мы поверили, и мы поверили! Вот только вопрос: зачем? Зачем ей понадобилось это время? Что-то должно было случиться, пока мы ковыряемся в ее хламе… Но что?

Я бросила посуду, Ангел встал из-за стола, и мы с удивлением уставились на Цветана, который, запустив пальцы в волосы, лихорадочно бормотал:

- Время, время… На что ей нужно было время?.. Адвокат? Но он, скорее всего, предупредил бы… Кто-то должен появиться? Вряд ли, да и какой смысл? Так чего же она хотела?..

Ангел, наконец, не выдержал, и спросил:

- Брат, может, поделишься своими соображениями? А то мы ничего не поняли пока.

 Цветан, взъерошив свою гриву, нетерпеливо сказал:

- Да ведь ты сам только что сказал: это декорации. Все, что есть в этой квартире – это декорации. Рада права: Леокадия, насколько я успел ее узнать, никогда бы не стала жить в таком свинарнике, есть с таких тарелок, и носить такую одежду. Это – бутафория! Не знаю, где она набрала столько разного тряпья, может даже, в той клинике, где работала, но это не ее вещи. Ее настоящих вещей здесь, - раз, два, и обчелся. Вот полотенца, - может быть, холодильник, телевизор, видеомагнитофон… А главное, здесь должен быть компьютер! Вот там-то и должна быть настоящая Леокадия! На самом деле, это – первое, что мы должны были здесь искать, но она задурила нам голову, и мы повелись на ее уловки…

- Подожди, а как же все эти записи, пентаграммы, рисунки? – удивилась я. – Зачем бы ей нужно было прятать их в разных местах?

- Да именно для того, чтобы подогревать наш интерес к разборке всего этого мусора. Если бы она не разложила везде эти треклятые листочки и записочки, то мы бы давным-давно сделали то, что должны были сделать: выкинули весь этот хлам в первую же неделю своего пребывания здесь. Да-а, сильна, старушка… Хорошо она нам мозги прокомпостировала! И ведь сами же все время твердили: она не сумасшедшая, она понимала, что делала, она хитрая, расчетливая, предусмотрительная… Да посмотрите вы вокруг: ну разве может быть, чтобы такая женщина жила в этом хлеву?! Это не дом, это филиал мусорной свалки…

Я испытала странное чувство, как будто у меня с глаз сняли повязку: я посмотрела на горы грязи и хлама вокруг, и поняла, что Цветан прав, ну, конечно, прав! Ведь я тоже подсознательно чувствовала именно это: полное несоответствие того, что я о ней знала, и того, что я вокруг видела! В этой квартире могла бы жить только тронувшаяся умом бабулька, а Леокадия такой не была, о нет! Значит, это все – для отвода глаз. Но тогда, действительно, непонятно: зачем она устроила этот свинарник? Зачем заставила нас потерять почти целый месяц на бессмысленное перебирание всего этого мусора?

Тут Цветан вдруг сорвался с места, и ринулся в гостиную, бормоча на ходу:

- Все дело в компьютере, помяните мое слово, все дело окажется именно в этом, - что-то там связано с компьютером… Надо срочно его найти! Бросайте все, и давайте, за дело… И дай Бог, чтобы мы не опоздали уже…

Мгновенно согласившись с его выводами, мы с Ангелом рванули следом. Следующий час прошел в лихорадочных поисках: мы переворачивали все, что еще осталось неразобранным, безжалостно разбрасывая бумаги, коробки, тюки, и все остальное, что не подходило по размеру под компьютер, или его части.

Первому повезло Ангелу, - вороша коробки, засунутые под буфет, он вытащил одну, которая была обклеена скотчем со всех сторон. Когда он разорвал упаковку, оказалось, что это – процессор.

- Йес!!! – хищно прошипел Цветан, и принялся копаться в старье с утроенной силой.

Совместными усилиями мы, практически, свели к нулю свои собственные успехи по уборке квартиры, наведя совершенно грандиозный беспорядок, но зато нашли все остальные части компьютера. Цветан принялся соединять их, бормоча себе что-то под нос, и ругаясь на пяти языках (это я потихоньку уточнила у Ангела). Почему-то у него никак не получалось, что-то не подходило друг к другу, провода не соответствовали разъемам, монитор не желал оживать, и вообще ничего не получалось.

Разразившись под конец яростной тирадой, в которой,  судя по всему, были только непечатные слова, Цветан плюхнулся на диван и стер пот со лба.

- Боюсь, что моих познаний маловато для этой рухляди, - сказал он, наконец, глядя с отвращением на неработающий агрегат.

- Жаль, что от меня никакого толка, - извиняющимся тоном сказал Ангел. Цветан только махнул рукой.

Я присела на корточки перед непослушной железякой.

- А что, если вызвать мастера по компьютерам? Из какой-нибудь конторы? – предложила я, проводя рукой по холодной крышке процессора.

Вампиры переглянулись, и Цветан задумчиво сказал:

- Мысль недурная… Но есть сложности.

- Какие? – поинтересовалась я.

- Такие. Месяц еще не истек, здесь никого не должно быть, кроме тебя. Так что, нас тут нет, и мастера быть тоже не должно. Это во-первых. Во-вторых, никто не знает, что именно нужно искать в этом компьютере: может быть, его придется взламывать, подбирать пароли, или делать еще что-нибудь столь же подозрительное. Для хозяйки компьютера, не знать, что у нее на дисках, и какой пароль она использует, - довольно странно, не находишь? Лучше не искушать судьбу. А в-третьих, если мастер увидит, или прочтет что-нибудь … лишнее, то у нас могут быть дополнительные проблемы с тем, чтобы заставить его все забыть. Вопрос: оно нам надо?

Мы отрицательно помотали головами.

- Вот и я думаю, что нам нужен кто-то из нашего круга, - продолжил Цветан, с сомнением глядя на запчасти, разложенные на полу. – Похоже, самое время поднимать свои связи.

- А что, у тебя есть кто-то, в смысле, вампир, который занимается компьютерами? – поразилась я.

- У меня кого только нет, - рассеянно ответил Цветан, доставая свой мобильник и начиная методично перебирать телефонную книгу. Выбрав номер, он нажал кнопку дозвона, и ушел на кухню.

 Мы с Ангелом остались сидеть около растерзанного компьютера, посреди хаоса, устроенного нами во время поисков. Я залезла на диван с ногами, свернулась в клубок в объятиях своего ненаглядного, положила голову ему на грудь, и предалась грезам о том, что будет, когда мы, наконец, разберемся со всеми этими проблемами, которые нам устроила Леокадия, и сможем жить так, как нам хотелось бы.

- Ангел, а скажи, ты хотел бы куда-нибудь поехать, потом, когда все закончится? – спросила я, перебирая его тонкие, длинные пальцы.

- Да. Например, на родину. Я не был там уже … лет двести, наверное.

- А почему ты не приезжал туда?

- Я хотел, но как-то все не складывалось… Наверное, тогда еще время не пришло. А вот теперь я хотел бы показать тебе те места, где я вырос, где был ребенком, где я помню себя человеком…

- А ты не знаешь, ваша деревня еще цела?

- Не знаю… Столько времени прошло. Мне всегда было страшно приезжать туда, словно едешь в семейный склеп, на похороны. Но с тобой, - я бы рискнул. Теперь я чувствую себя по-другому, - как будто у меня есть надежда…

- На что?

- Не знаю… На что-то хорошее. Может, на счастье? Самое обыкновенное счастье, с которым я пока еще не встречался.

- За все четыреста лет?

- Угу. Да что там четыреста лет, - это разве срок… Я был знаком с вампиром, которому было в два раза больше лет, чем мне, сейчас ему должно быть около восьмисот, - так он тоже жаловался, что счастлив никогда не был… Странно, да? Вечная жизнь есть, вечная молодость есть, почти полная неуязвимость есть, - а счастья нет.

- Стало быть, счастье заключается вовсе не в этом, - сделала я потрясающий по своей оригинальности и глубине вывод.

- Это точно, - согласился мой возлюбленный, и притянул меня, чтобы поцеловать. За этим занятием для нас всегда время летело незаметно, поэтому, когда Цветан, наконец, вернулся из кухни после своих переговоров, мы не проявляли ни малейших признаков нетерпения. Наоборот, это ему пришлось призывать нас к порядку, чтобы рассказать новости.

- Я созвонился кое с кем, и выяснил, что у Жана есть тот, кто нам нужен: знакомый, который работает в компьютерной фирме, и очень хорошо разбирается в компьютерах.

- Вампир? – уточнила я.

- Само собой. Я договорился, что он приедет к нам завтра, с самого утра, и поможет реанимировать этот труп, - он слегка ткнул ногой процессор. – А потом, если потребуется, то и займется содержимым. Я надеюсь, что будет еще не поздно.

- Хорошо, - согласился Ангел. – А что мы будем делать со всем остальным? Со всеми этими листочками, баночками, порошками и т.д.? – он указал подбородком в сторону стола, на котором были свалены все наши «находки».

- Думаю, пока – ничего, - ответил Цветан, поразмыслив, - вот когда мы будем точно знать, что все, что нам нужно, находится в компьютере, тогда можно будет это выкинуть. А пока пусть еще полежит, попылится.

Мы согласились, и решили заняться уборкой, поскольку комната вновь стала труднопроходимой.  В общей сложности, это заняло у нас несколько часов, но своего мы добились, - по гостиной снова стало можно передвигаться, не рискуя сломать ноги.

День тянулся до вечера необычно долго. Хотя никто не говорил об этом вслух, но мы все с нетерпением ждали завтрашнего утра, надеясь, наконец, получить ответы на все вопросы. Я, по крайней мере, надеялась.

Я ужинала в одиночестве, поскольку вампиры ушли на балкон, подышать свежим воздухом. Они перетащили туда какой-то старый матрас, бросили его прямо на пол, и теперь иногда сидели на нем, «гуляя». Цветан, конечно, уходил довольно часто, но вот Ангел предпочитал оставаться со мной, поэтому выходил редко.

А мне не хотелось гулять, почему-то больше всего мне хотелось покончить с Леокадией, вернее, с ее тенью, которая висела над нами, как дамоклов меч. Иногда мне казалось, что я уже никогда не смогу почувствовать себя спокойно и легко, как раньше. Впрочем, это я только сейчас поняла, что раньше мне было спокойно и легко. Как говорится, все познается в сравнении… Видимо, теперь я так и буду постоянно ждать неприятностей, проблем и опасностей.

На самом деле, мне очень мешало отсутствие информации: вампиры щадили меня, и не говорили всего, но это меня не успокаивало, а, наоборот, напрягало, вот как с кошмаром Цветана.

Почему-то меня очень расстроило, что он мне приснился. И дело было даже не в том, что я вообще против того, чтобы видеть кошмары, хоть свои, хоть чужие, - мне казалось, что тут замешано что-то еще. Что-то еще было не так во всей этой истории, - и неприятным сюрпризом для меня стало то, что Цветан явно скрывал подробности от своего брата. Почему? Чтобы не расстраивать, или… чтобы не испугать? Чем больше я об этом думала, тем сильнее мне хотелось вытрясти правду из этого скрытного вампира.

Закончив ужин, я вымыла посуду, и потихоньку побрела в гостиную, сама не зная, зачем. Впрочем, возможно, что все дело было в том, что Ангел неудержимо притягивал меня, - я много раз замечала, что машинально стараюсь быть к нему как можно ближе. Пока я напрягалась и контролировала свое состояние, - я могла удержаться, но стоило мне расслабиться, или вот, как сейчас, - углубиться в свои мысли, как я обнаруживала, что немедленно поворачивала туда, где было мое сердце, - туда, где был он.

На этот раз я бездумно дошла почти до середины гостиной, когда поняла, что на балконе их… нет. Насторожившись, я выглянула из дверей, и убедилась, что мои чувства меня не обманули, - их не было. Зато я услышала голоса. Судя по всему, они стояли совсем рядом, где-то под балконом. Я отчетливо слышала все, что они говорили, и, вдобавок, чувствовала запах сигарет, которые курил Цветан. Я уже собралась выйти и позвать их, когда услышала кое-что, заставившее меня застыть на пороге и задержать дыхание.

- Скажи правду, брат, - ведь дело было не только в лекарствах? – спросил Цветан.

- Ну, какая теперь разница? – с досадой ответил Ангел. – Ведь все уже закончилось… почти.

- Разница есть, и не притворяйся, что ты ее не чувствуешь. Одно дело – просто не иметь возможности освободиться, и совсем другое – позволять издеваться над собой. Так что? Я хочу услышать от тебя правду. Я и так, практически, уверен, но я хочу, чтобы ты сказал мне это сам: ты ведь мог убить ее? Правда?

Я почувствовала, как мое сердце заколотилось, как сумасшедшее.

Некоторое время они молчали, потом я услышала голос Ангела. Он неохотно ответил:

- Мог. Четырежды, за все тридцать лет, и не в последние годы. Но… мог. Ты прав.

- Та-ак, – протянул Цветан, и под балконом снова повисла тишина.

Они молчали так долго, что я решила, что они уже закончили разговор. Но тут брат Ангела снова заговорил:

- Значит, ты ее… пощадил. Здорово. Просто прекрасно. А то, что она издевалась над тобой, - не в счет? Зачем ты сделал это? Зачем ты терпел этого монстра?!

- Затем, что во всем этом была и моя вина.

- Твоя?! В чем? Ты что, учил ее пыткам, или пообещал, что сделаешь ее вампиром?

- Господи, конечно, нет!

- Тогда что? Что ты там себе навоображал очередной раз, что превратился в мальчика для битья у маньячки?!

- Я ничего не воображал! Я точно знаю, в чем моя вина, и она есть, это не плод моего воображения! Я просто… не смог остановить ее, когда это было еще возможно… можно сказать, что я обманул ее, и именно поэтому она возненавидела меня.

- Возненавидела? Ты лучше скажи, что она сошла с ума от любви к тебе! И именно поэтому, ты, чертов Ромео в помеси с дон Кихотом, не смог причинить ей вреда, да? Так ты себе это объяснял?!

- Цветан…- с досадой начал Ангел, но брат перебил его.

- Да, черт тебя побери, я – Цветан! А ты – мой полоумный братец, который вечно вляпывается в истории с женщинами! Ну, когда ты, наконец, поумнеешь?! Что за страсть, постоянно создавать проблемы, одна хуже другой!

- Но я-то тут при чем?! Можно подумать, я специально выбираю…

- Да!! Именно, догадливый ты мой!!! Ты их специально выбираешь, у тебя прямо-таки нюх на женщин, способных любить не просто сильно, а до потери пульса! Таких, которые готовы жизнь за тебя отдать! Или взять. Твою, например! Хочешь подтверждений?

- Спасибо, не надо. – Голос Ангела прозвучал как-то… тускло, как будто он вдруг потерял ко всему интерес, или сильно устал от разговора. – А что ты от меня хочешь, брат? Чтобы я, как ты, имел дело исключительно со шлюхами?

- А что в них плохого? – невозмутимо поинтересовался Цветан. – Они, по крайней мере, не опасны. Ни одна из них еще не додумалась меня… запереть, или убить. Или что там у тебя теперь по плану?

- Цветан! – Ангел даже не сказал, а просто-таки прорычал это, и я не на шутку испугалась, потому что никогда не слышала прежде, чтобы он так злился. – Не смей больше так говорить!

Впрочем, на его брата это не произвело такого сильного впечатления, как на меня, потому что, помолчав, он спокойно ответил:

- Дело не в том, что я говорю, а в том, что ты делаешь… Неужели тебе недостаточно? Неужели вся эта канитель, с сидением в сундуке, ничему тебя не научила? Неужели ты опять примешься приносить все и вся в жертву своей больной совести?

Ангел опять долго молчал, так долго, что я засомневалась, что он ответит что-нибудь, но он, наконец, сказал, медленно, делая большие паузы между словами, словно преодолевая сам себя:

- Я… Ты прав, конечно. Тридцать лет – вполне достаточный срок, чтобы подумать… и начать смотреть на многие вещи по-другому. Я надеюсь… Я очень постараюсь, чтобы в этот раз всё было так, как нужно. Я хочу… скорее даже мечтаю, просто любить, без всяких придуманных сложностей, без чувства вины, и без оглядки на то, что уже прошло, и без воспоминаний. Я не знаю, смогу ли, но попытаюсь… Пожалуйста, брат, помоги мне! Ведь ты знаешь, что пока я один не справлюсь. Я … обещаю, что отпущу тебя в ту самую секунду, когда пойму, что смогу обходиться без тебя. Я чувствую, что мой долг уже оплачен, теперь я могу идти дальше. И, может быть, теперь у меня получится быть счастливым…

Цветан вздохнул, а когда заговорил, его голос звучал не менее устало, чем у Ангела:

- Ну, дай-то Бог! И подумать только, что понадобилось всего-то двести пятьдесят лет жизни, и тридцать лет пыток, чтобы ты понял, что нужно просто жить дальше, а не изводить себя за все ошибки, которые ты когда-либо совершал. Просто не верится! – Цветан фыркнул и зашуршал травой. – Ну что, обратно на балкон нам не влезть, теперь придется делать крюк, через входную дверь. Хорошо, что у меня ключи с собой… Вот Рада удивится! Скажет, что мы опять выпендриваемся…

Голоса стали удаляться, а я все не могла оторваться от балконной двери. В голове было пусто и невесомо, и, словно назойливые мухи, жужжали две мысли: Ангел позволил Леокадии себя мучить; а Леокадия без ума его любила. Во как! Это надо же, до чего все страньше и страньше становится, как говорила незабвенная Алиса… Вот бы ее в мою Страну Чудес! Что бы она тогда еще сказала…

Вампиры задерживались, - видимо, у подъезда кто-то сидел, и они честно ждали, когда освободится лавочка, чтобы не подводить меня.

Я некстати вспомнила, что вчера на улице ко мне подошла соседка, бабулька-божий одуванчик, и начала боязливо выспрашивать, кто я, что я, что здесь делаю. А, когда я спросила, к чему эти расспросы, она, оглянувшись, прошептала мне на ухо, что «про меня тут всякие дознаются, да-да! Вот и в двадцать третью, на втором этаже, уже ходили, и к соседке с третьего наведывались, все им надо знать, кто тут приходит, кто уходит …»

Я, онемев, слушала старушку, со страхом думая, не прокололись ли мы где-нибудь, и не мчится ли сюда адвокат с помощниками, чтобы выселить меня из квартиры? Вот это точно была бы проблема! Правда, старушка уверила меня, что никто ничего худого про меня сказать не мог, я, вроде бы, всем нравилась, сидела тихо, «как мыша», по ее выражению…

Поблагодарив бабульку от всей души, я заверила ее, что буду самой спокойной соседкой и впредь, и побежала домой. Закрутившись, я забыла рассказать об этом Цветану сразу, как вернулась, ну, а когда я увидела Ангела, у меня и вовсе все из головы вылетело, так что вспомнила я об этом только сейчас. Что ж, будем надеяться на вампирское благоразумие, ведь до окончания срока еще два дня.

Я попыталась заняться чем-нибудь, но у меня, с завидным постоянством, все валилось из рук. Когда я уронила третью по счету бутылочку, которую зачем-то переставляла со второй полки буфета на третью, я поняла, что если не хочу показывать им, что подслушала их разговор, то надо успокоиться и взять себя в руки. Или я проколюсь тут же, как только они войдут в дверь.

 Впрочем, о чём это я?! Проколюсь в любом случае: вампиры – эмпаты, а Ангел и вовсе чувствует меня, как себя самого, - ему даже спрашивать ни о чем не надо будет. Может, он уже в курсе того, что со мной происходит… И что же мне делать?! Я была абсолютно не готова сейчас встретиться с ним. В моей душе бушевала такая буря, что мне необходимо было побыть одной, хотя бы немного, хотя бы полчаса … Нет, в таком состоянии мне нельзя встречаться с Ангелом!

Заметавшись, я решилась на совершенно безумный поступок: схватила мобильник и ключи, и выпрыгнула на улицу, через ограждение балкона, как до этого сделали близнецы. Почти прямо перед окнами росли большие, старые тополя, поэтому мои передвижения оставались незаметными для большинства соседей. Остановившись на мгновенье, чтобы проверить, нет ли кого поблизости, я торопливо побежала через двор.

У меня не было определенного плана, не было даже мысли о том, куда идти, я просто шла и шла, пытаясь избавиться от боли и недоумения, которые раздирали мне сердце: он позволил ей себя мучить, а она любила его до беспамятства…

Да это все бред, бред! Как можно любить, и при этом пытать того, кого любишь?! Вот я люблю Ангела, именно до беспамятства, разве я смогла бы причинить ему боль? Да мне становится худо при одной только мысли об этом! А Леокадия смогла, и не просто смогла: она еще и кайф от этого ловила! Господи, если это – любовь, то что же тогда ненависть?!

Я дошагала до прудика в парке, и тут только почувствовала, что совсем запыхалась. Я дышала так, как будто пробежала марафон. Обнаружив, что больше идти не могу, я машинально подошла к берегу, и присела на травяной откос, окаймлявший берег амфитеатром. Вокруг шли люди, многие смотрели на меня с удивлением, но мне было глубоко наплевать. Так же сильно, как только что бежать куда-нибудь, теперь я хотела сесть, закрыть глаза и перестать думать, совсем, хоть на несколько минут, перестать мыслить, превратиться в растение, в стрекозу, в блик на воде…

…Он позволял ей себя мучить, а она любила его, до беспамятства…

Нет, надо заставить себя остановиться, надо прекратить это бессмысленное прокручивание одной и той-же фразы в голове, а то так и свихнуться недолго… Я опустила голову на колени, и закрыла глаза.

И что-то там еще про чувство вины Ангела, который утверждал, что это он сделал Леокадию такой! Как это возможно?! Как можно сделать из человека монстра, если он – человек?

- Ну, например, через страдание. Одних страдание лечит, других – калечит… - вдруг прозвучал над ухом знакомый голос.

Я вздрогнула и открыла глаза. Совсем рядом со мной сидел Цветан, как будто возникший из ниоткуда. Прямо привидение, а не вампир, - подошел, а я даже не услышала.

- О чем ты говоришь? – устало спросила я.

- Отвечаю на твой вопрос, - ответил он, и тоже закрыл глаза.

- Я, вроде, ни о чем не спрашивала, - неуверенно сказала я.

- Спрашивала. Я, конечно, эмпат, но не телепат. Мысли читать не умею. Ты говорила вслух, когда я подошел.

- Ясно, - вяло ответила я, и замолчала.

- И много ты слышала? – наконец, поинтересовался он, не открывая глаз.

- Достаточно, чтобы у меня крыша поехала, – ответила я честно. – Что за ерунду вы говорили? Как Леокадия могла любить Ангела, когда она его чуть не убила?!

- Ты еще маленькая и глупая, - спокойно ответил вампир, подставляя бледное лицо под лучи солнца. – Любовь – понятие растяжимое, и включает в себя много больше, чем ты думаешь. Любовь может сделать человека героем, поэтом, мудрецом, мыслителем, мессией, наконец. И она же может сделать его мерзавцем, негодяем, предателем, или… монстром, как в нашем случае. Все зависит от того, какой любовью любить.

Я смотрела на его лицо, смотрела, как солнце зажигает золотые искры на его неправдоподобно длинных ресницах, и пыталась понять  то, что он хотел мне объяснить.

- А я? Моя любовь, она какая? Неужели ты считаешь, что я смогла бы причинить Ангелу вред?!

- В данных обстоятельствах – нет. Но представь на секунду, что ты Ангела любишь, а он тебя – нет… Что тогда?

Я честно попыталась представить себе это, и вздрогнула.

- То-есть ты хочешь сказать, что если бы я… была не нужна Ангелу, то я бы… обозлилась?

- А ты бы обозлилась?

Я подумала, потом также честно ответила:

- Наверное, нет… Мне было бы безумно больно, я, может быть, даже жить бы не захотела. Но принуждать его я бы ни стала, никогда. Какой смысл, если он не любит?!

- Вот видишь, - Цветан усмехнулся, по-прежнему не открывая глаз. – Ты бы страдала одна, а Леокадия предпочла, чтобы Ангел составил ей компанию.

- А… А что это за чувство вины, о котором говорил Ангел? И что ты имел в виду, когда сказал, что нельзя рушить все из-за больной совести?

- Ну-у, это долгая история…

- А я, как раз, никуда не спешу.

- Ладно, ладно. В общем, была у Ангела одна грустная история, с влюбленной в него девушкой. Она вбила себе в голову, что жить без него не может.

- А он? – спросила я с замирающим сердцем.

- А он… тоже вбил себе в голову, что не может… Но дело не в этом. Она тайно стала его девушкой, - я тебе, помнится, уже объяснял, что это значит.

- Да, - согласилась я.

- Ну, вот. Они были вместе уже несколько месяцев, и всё было прекрасно, как вдруг выяснилось, что она забеременела.

- Что?! – вскинулась я. – За… забеременела? От Ангела?!

- Ну, не от меня же! – огрызнулся раздосадованный Цветан. – Слушай, если ты на каждом  слове будешь меня перебивать, то я лучше вообще рассказывать не стану!

- Нет, нет, Цветан, миленький, извини… - взмолилась я. - Я больше не буду, правда! Ну, так и что произошло?

- А то и произошло, чего нужно было ждать. Я его, идиота, предупреждал, да что толку… Короче, после того, как стало заметно, что она в положении, к ней подступились родители, и дознались, что к ней ходит… кто-то. Они устроили засаду, Ангел почти попался, но в последний момент ухитрился удрать. Но… ему пришлось кое-кого убить, причём так, что все догадались, что она связалась не с кем-то из шалопаев-соседей, а с вампиром… Ну, конечно, было разбирательство, церковный суд… На Ангела объявили охоту… Под общим давлением её отец отказался от родной дочери, и выдал её на расправу. Тогда не очень-то церемонились с пособниками дьявола и ведьмами, поэтому её сожгли через три дня, прямо перед собственным домом. Вместе с нерожденным ребенком Ангела.

Я слушала, онемев от ужаса, уставившись на Цветана круглыми глазами. О, Боже! Да тут, куда ни сунься, - везде кошмар, смерть, предательство…

- А… как же Ангел? Он не знал, что с ней случилось?.. – шепотом спросила я, потому что горло перехватило, и голос не слушался.

Цветан чуть повернулся, чтобы солнце не слепило, и посмотрел на дальний берег прудика. Его глаза были непроницаемо-чёрными, как всегда, когда вампиров одолевали эмоции.

- Ангел знал. Даже больше того: все видел своими глазами. Он думал попытаться спасти её… Но я не дал. Если бы я не успел тогда вмешаться, то у меня уже двести пятьдесят лет как не было бы брата. Я не пустил его, но не смог помешать смотреть. После этого он и начал мучиться угрызениями совести. Мог он, не мог он ее спасти, должен или не должен он был погибнуть вместе с ней, ну и так далее. Именно поэтому он так… неоднозначно отнёсся к Леокадии.

Я встрепенулась, услышав ее имя.

- Подожди, а при чем тут Леокадия? Эта девушка погибла, как ты говоришь, двести пятьдесят лет назад. К Леокадии она никакого отношения не имела… Или имела?

- Да нет, родственных связей между ними точно не было, если ты об этом. Дело в другом.

- Да в чем? – недоумевала я. – Неужели из-за того, что когда-то погибла его девушка, он, столько времени спустя, решил позволить Леокадии делать с собой, все, что ей вздумается?! Да это бред!

- Это не бред. Это – любовь. Только она сделала из Ангела жертву, а из Леокадии – палача. Эта парочка оказалась просто создана друг для друга! Он мечтал о наказании, а она – о полной власти над тем, кого любила…

- Не верю, - сказала я, с отвращением отбрасывая саму мысль о том, что Ангел мог сознательно оставаться с Леокадией, из чувства ложной вины. – Не верю, не верю, не верю!

- Дело твое, - отозвался Цветан, снова закрывая глаза, - только это правда. И тебе придется с этим смириться, если ты хочешь оставаться с Ангелом.

Я снова всмотрелась в невозмутимое, безупречно красивое лицо вампира, испытывая сильнейшее желание встряхнуть его, как липку, чтобы стереть эту безмятежность и спокойствие, которые казались мне просто оскорбительными.

- Лучше не надо, - пробормотал он, снова подставляя лицо солнцу.

- Чего не надо? – слегка опешила я. – Я, вроде, ничего не говорила!

- Бить меня не надо, - усмехнувшись, ответил брат Ангела. – Честное слово, я здесь ни при чем. Это не я, это жизнь такая…