Сундук с приданым. Глава пятнадцатая.

 ГЛАВА пятнадцатая. УЖАСЫ С КОММЕНТАРИЯМИ.

Я, вскочив, бросилась к нему, обхватила его изо всех сил руками, и прижалась, стараясь не разрыдаться снова. Он стоял, не шелохнувшись, словно не чувствуя меня, не слыша и не видя. Испугавшись, я оторвалась от его груди и взглянула ему в лицо. Ангел продолжал смотреть в телевизор с застывшим лицом, словно увидел ворота в ад. Впрочем, наверное, так оно и было. Я пыталась почувствовать его, ощутить его эмоции, но… Это было похоже на выжженную пустыню, голую и мертвую. Я испугалась уже не на шутку. Мне нужно было вернуть его к жизни! Да будь она проклята, эта ведьма, за то, что сделала с ним!

Всхлипнув, я потянула его за собой к кровати, заставила сесть, села рядом, и взяла его лицо дрожащими руками, бормоча объяснения:

- Ты не волнуйся, любимый… Это просто записи, я случайно нашла… Это все уже прошло, ничего нет, это только записи…

Рядом появился Цветан, присел на корточки и требовательно спросил:

- Какие записи? Что ты нашла?

Я путано принялась объяснять, поминутно замолкая, судорожно сжимая руку Ангела, который продолжал сидеть молча. Наконец, он вздохнул, закрыл глаза, и несколько секунд так сидел, словно собираясь с силами. Потом посмотрел на меня, и его глаза стали потихоньку оживать.

- Рада, ты дрожишь, тебе холодно? Может, разжечь камин? Хочешь?

Я не смогла сдержаться. С глубочайшим отвращением я замотала головой, словно он предложил мне что-то немыслимое.

- Н-нет, н-нет, пожалуйста! Не надо! – от переполняющих меня эмоций, я начала заикаться, - я его разберу…или з-заколочу, к черту… Видеть не могу этот камин!

Ангел снова окаменел на мгновенье, а потом тихо спросил:

- Ты что…и это видела?

Я только с трудом кивнула, меня трясло все сильнее.

Ангел снова закрыл глаза и что-то беззвучно процедил сквозь зубы. Цветан, нахмурившись, смотрел на нас, словно пытаясь разгадать ребус.

- Так, – сказал он, наконец. – Давайте немножко успокоимся, и все решим. Прежде всего, Рада, - по-моему, у тебя сейчас истерика начнется. Не спорь, я же вижу! Давай, несколько капель, а? – и он протянул ко мне руку.

Я отшатнулась в ужасе, как будто он предложил мне змею. Неистово замотав головой, я прохрипела:

- Ни за что! Уж лучше я умру, но делать, как эта… - я кивнула на телевизор, – не буду! Извини, Цветан, спасибо, конечно, но… не надо. Господи, ничего не надо! – Я обхватила Ангела руками и зарыдала:

- Прости меня, любимый, прости, пожалуйста! Господи, как мне стыдно…

Он, наконец, вышел из транса, тоже обнял меня и принялся утешать:

- Рада, о чем ты говоришь? Причем здесь ты? Ты ни в чем не виновата.

Я почти не слушала его.

- Прости меня, мне стыдно, что я… тоже человек! Эта… эта… она еще и моя родственница! Господи, это просто ужас! Все равно, что узнать, что у тебя в роду – монстры, нелюди, чудовища… Как могло так получиться?! Почему? Я даже подумать не могла… даже не представляла… Меня просто тошнит от нее…от того, как она издевалась над тобой…

- Тссс… Тише, маленькая, не надо… - Ангел прижал меня сильнее, и стал покачивать, убаюкивая.

Не знаю, как долго я рыдала, но постепенно слёзы иссякли, и я сидела, спрятав лицо у него на груди, опустошенная и раздавленная всем тем, что узнала.

Откуда-то вынырнул Цветан с чайной ложечкой и сказал:

- Так, открой рот, Рада…

Я опять замотала головой, стиснув зубы, но Цветан потихоньку повернул меня к себе, и принялся уговаривать:

- Да брось, Рада, не сравнивай себя с ней… Я тебе сам предлагаю, навязываю, можно сказать, ценный продукт… Давай, тебе станет легче, брату станет легче, и мне станет легче. А потом мы спокойно все обсудим.

Ангел тоже тихонько прошептал мне на ухо:

- Выпей, Рада, пожалуйста… Я тебя прошу.

Я потрясенно уставилась на него:

- Ты? Ты… меня просишь, чтобы я сделала это? После того, как она… тебя?..

- Да, именно, прошу. Выпей. Я не хочу, чтобы еще и ты мучилась. Мне себя самого хватило с лихвой.

Не сводя с него глаз, я покорно открыла рот, и Цветан ловко влил в меня содержимое ложечки. На этот раз крови было мало, - наученный горьким опытом, вампир постарался дозу не превышать. Я проглотила и замерла, ожидая последствий. Но ничего сверхъестественного не случилось: я только почувствовала прилив бодрости, спокойствия и сил. Глубоко вздохнув, я села прямо, и сказала:

- Спасибо, Цветан. Ты, как всегда, был прав. Мне гораздо лучше.

Многозначительно хмыкнув, он кивнул, потом сунул палец в рот на пару секунд, и спросил:

- Так что ты тут натворила, пока нас не было?

Я, наконец, внятно рассказала, откуда взялись телевизор, видеомагнитофон и кассеты. Потом попыталась объяснить, что было на кассетах, но сбилась, и замолчала. Даже действия вампирской крови было недостаточно, чтобы я могла говорить об этом. Братья помолчали, потом Ангел задумчиво сказал:

- Я знал, конечно, что она снимает чуть ли не каждое «свидание». Но она говорила, что все записи уничтожила… Я сам видел, как она это делала. Не знал, что она что-то сохранила. И, главное, зачем?!

Цветан, коротко взглянув на брата, сказал:

- Похоже, никуда не денешься, - нам придется… просмотреть их все.

Ангел поморщился, но ничего не возразил. Я встала, и сказала, что подожду их в гостиной.

Цветан вышел следом за мной и, коснувшись руки, попросил:

- Рада, пожалуйста, останься… Если можешь.

Я потрясенно остановилась.

- Ты хочешь… Господи, ты правда хочешь, чтобы я опять все это видела?!

- Не хочу. Но это придется видеть моему брату. Ты можешь помочь ему? Подумай о нем, - я знаю, что ему будет легче, если ты будешь рядом.

Я, осекшись, застыла на месте. Мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы понять, что Цветан опять был прав.

Вернувшись в спальню, я села рядом с моим возлюбленным, взяла его за руку и поклялась самой себе, что буду сильной. Ради него, - того, который здесь и сейчас, сидит рядом со мной, и ради него, - другого, который не знал обо мне, и мучился долгие годы. Я останусь ради них обоих, и буду сильной.

Успевший присоединиться к нам Цветан кивнул, и спросил меня:

- С какой нужно начинать?

Первая кассета опять заставила меня мучиться: смотреть, как истязают того, кого ты любишь, - тоже своеобразная пытка. Недаром многие ломаются именно на этом… Я старалась не особенно глядеть на экран, потому что уже знала, что там будет. Сейчас меня гораздо больше занимал Ангел, который сидел рядом, и смотрел, не отрываясь.

Я боялась, что ему будет плохо, но он, на удивление, держался, - только когда Леокадия на экране начала поить его кровью, он передернул плечами, как будто ему стало холодно.

Экран погас, и Цветан повернулся к нам. Его лицо ничего не выражало, он просто казался… застывшим. Мы все помолчали, потом брат Ангела спросил его тихо:

- И долго вы так… коротали вечера?

Ангел ответил спокойно, как будто все, увиденное нами, не имело к нему отношения:

- Это, похоже, запись первого года. Уже после того, как она поняла, что добровольно я ее не обращу. Моральное давление тоже закончилось, и она… перешла к физическому.

Цветан как-то судорожно вздохнул, и спросил:

- А нельзя было ее как-нибудь… пристукнуть?

Ангел медленно покачал головой и ответил:

- Она не выпускала меня, по крайней мере, первые три месяца вообще, пока не убедилась, что я не представляю для нее опасности. Только когда я уже не мог стоять, только тогда она начала… вытаскивать меня из сундука.

- А как часто?

- Примерно, раз в три-четыре дня. Точнее не скажу, - у меня с восприятием  времени тогда уже плохо было, все путалось.

- И что, каждый раз она тебя…так избивала?

- Почти.

- О, Гос-споди!.. – прошипел сквозь зубы Цветан, и повернулся к телевизору, чтобы поменять кассету.

Когда пошла вторая запись, Ангел едва заметно вздрогнул, я почувствовала, как участилось его сердцебиение, и по лицу прошла невольная судорога, как от ожога. Почти сразу он опустил глаза, и на экран больше не смотрел, только переплел пальцы с такой силой, что костяшки побелели.

Я, напомнив себе свое обещание быть сильной, пыталась не отворачиваться от экрана… Но, когда я опять увидела, как его тело выгибается вверх, я не выдержала, и уткнулась в плечо Ангела, чтобы ничего не видеть.

Он прижал мою голову к себе, но не сказал ни слова.

Запись закончилась, на экране появился «снег», Ангел открыл глаза, но мы продолжали молчать. Наконец, Цветан повернулся и спросил брата:

- А это… когда было?

Ангел ответил, не сводя невидящих глаз с телевизора, словно все еще пересматривая кадры своего кошмара:

- Это… первые пять лет, я думаю…Нет, раньше, - второй год. Я тогда пытался вывести ее из строя, хотя бы ненадолго… укусил за руку, но не рассчитал, - она оказалась сильнее, гораздо сильнее… Получилась просто вампирская метка… Она стала чувствовать… все, что чувствовал я. Так она поняла, что бить меня почти бесполезно, и сменила тактику… Я сам ей подсказал.

Он опять закрыл глаза и, до боли знакомым жестом, потер лицо. Я почувствовала, как внутри что-то сжимается: когда я нашла его, он постоянно так делал. Но уже пару недель, как минимум, я не замечала больше этой привычки… И вот, она вернулась. Я не выдержала, прижалась к нему, потом подняла его руку, и поцеловала несколько раз подряд.

Он вздрогнул от моих поцелуев, открыл глаза и посмотрел на меня, словно выныривая из непроглядной глубины своего кошмара:

- Рада… Тебе не противно… целоваться со мной, держать меня за руку… после этого?

Я округлила глаза.

- Противно?! Что ты говоришь? Да я… я могу исцеловать тебя с головы до ног, я люблю тебя, понимаешь? Мне больно, что ты столько вытерпел от этой… гадины! Но… противно?! Господи, нет, конечно, нет! Я хочу поцеловать тебя, прямо сейчас…Можно?

Я потянулась к его губам, как умирающий от жажды – к источнику воды. Мы никогда раньше не целовались так отчаянно и самозабвенно, растворяясь друг в друге. Мне казалось, что Ангел пытается смириться с тем, что я теперь знаю о нем то, что он не хотел говорить, старается отгородиться от боли и горечи, которые снова пробудились в нем, молча просит меня о любви, способной исцелить эту боль… И я обещала, так же, без слов, любить его вечно, таким, какой он есть, со всеми его тайнами, страданиями, ошибками, потерями. Я клялась ему, что мне не нужен никто, только он, что я всегда ждала его, и никогда от него не откажусь…

Наконец, наш молчаливый диалог завершился, Ангел оторвался от меня и прошептал:

- Спасибо…

Я улыбнулась, сглотнула комок в горле, и ответила:

- Сколько угодно, в любое время дня и ночи, для тебя я свободна с этой минуты, и до бесконечности…

Его глаза потеплели, ожили и заискрились, словно в камне отразился лучик солнца. Мы тихонько засмеялись, и поцеловались еще раз, коротко и легко.

Удивительно, но Цветан, не упускавший ни одной возможности подколоть нас, или съязвить насчет наших чувств, не проронил ни слова, сделав вид, что он ничего не видел, и не слышал.

Третья кассета пошла легче, наверное, потому, что все уже примерно представляли, чего следует ждать. Мы просмотрели запись в полном молчании, - в конце концов, для нас не являлось новостью, что Леокадия – нелюдь…

Ангел, не дожидаясь вопросов, заметил, что это должен был быть второй год заточения, когда он хотел покончить жизнь самоубийством. А, поскольку единственный, доступный ему способ, заключался  в том, чтобы уморить себя голодом, то именно это он и пытался сделать, но не преуспел, как мы и видели.

- Она еще полгода потом кормила меня только со связанными руками, чтобы не мешал, – сказал он в заключение.

Я тихонько спросила:

- А за что она тебя хлестала?

Ангел пожал плечами, и ответил, что не помнит, - это происходило столько раз, что невозможно сказать, за что его били именно тогда. Я содрогнулась.

Цветан подумал, и спросил:

- Брат, я видел, что она чуть не каждый раз пьет твою кровь… Откуда она узнала, что можно это делать?

- Экспериментировала. Она, как и все,  начиталась всякой ерунды насчет того, как можно превратиться в вампира, а там везде фигурирует наша кровь. Вот она и пыталась превратиться. Ну, превратиться не превратилась, а вот свойства крови поняла, почти сразу. И с тех пор… пользовалась. И, заодно, продолжала экспериментировать.

Цветан передернул плечами.

- Ладно, - сказал он. – Поехали дальше.

Четвертая кассета заставила нас всех содрогнуться. С самого начала, когда на экране появилось изображение Ангела, спящего около камина, сам вампир, сидящий рядом со мной, заметно напрягся и сжал челюсти. Похоже, что именно этот день он, хотя бы частично, помнил.

По мере развития событий, я чувствовала, как растет его тревога. Когда пошел «допрос», напряжение Ангела достигло апогея. После того, как Леокадия получила все-таки ответ на вопрос о том, как заставить его нарушить свою клятву, Ангел тихонько застонал, как от боли. Я погладила его по щеке, он машинально прижал мою ладонь к лицу, но глаз от экрана не отвел. Только когда стало понятно, что он так и не ответил на последний вопрос, мой возлюбленный понемногу начал расслабляться.

Сцена с прижиганием его кочергой заставила меня дёрнуться, Цветан тихо выругался, а Ангел встряхнул головой, словно пытаясь выбраться из воспоминаний, но выглядел чуть ли не таким же измученным, как на экране.

После его последнего вопроса все застыли. Я почувствовала, как по щекам опять побежали слезы. Я ничего не могла с собой сделать, - они лились сами собой, бесконтрольно.

Ангел обнял меня, а потом неуверенно сказал:

- А это… я даже не знаю, - то ли третий, то ли пятый год. Она уже всерьез занималась магией, каждый день. И несколько раз пыталась выяснить, как можно стать вампиром. Но этого, - он кивнул на телевизор, - я не помню. Плохо. Что, спрашивается, я еще мог разболтать таким же образом?

Цветан хмыкнул и ответил:

- Да все, что угодно! Когда тебя так уговаривают… Тут не только то, что есть, расскажешь, но и лишнего наплетешь, лишь бы не расстраивать такую обаятельную женщину…

Ангел вздохнул, и снова потер лицо рукой. Я обняла его и горячо зашептала на ухо:

- Все закончилось, больше никто, никогда не будет мучить тебя, любимый, я тебе обещаю, никто и никогда! Я никому не позволю и пальцем тебя тронуть! Я буду защищать тебя, вот увидишь, теперь все будет хорошо… - Я говорила все это, не очень задумываясь, что именно говорю, мне просто нужно было отогреть его, убедить в том, что все уже в прошлом, все, наконец-то, закончилось. Я целовала его, гладила его лицо, плечи, руки, пыталась согреть ледяные пальцы, вызвать хоть тень улыбки на сжатых губах.

В какой-то момент я случайно встретилась взглядом с Цветаном, сидевшим напротив. Он тут же отвернулся, но что-то в его лице удивило меня, хотя в тот момент я не обратила на это внимания, - меня интересовал только Ангел.

Наконец, он улыбнулся мне, - вымученной, бледной улыбкой. Я улыбнулась в ответ, и предложила последнюю кассету оставить на потом. Но Ангел решительно отказался:

- Пожалуйста, давайте покончим с этим сегодня, - попросил он,  – тогда я, хотя бы, со спокойной совестью лягу спать.

Цветан пожал плечами, я вздохнула, и последнюю кассету вставили в видеомагнитофон.

Ангел насторожился при виде первых кадров, потом наклонился вперед, и смотрел, не отрываясь, до самого конца. Его не очень впечатлил процесс рисования сердца на спине, но вот буквы, которые появлялись там, похоже, вызвали у него шок. Когда запись окончилась, и экран запестрел «снегом», мы молча переглянулись.

Ангел задумался на несколько минут, а потом сказал:

- Похоже, это происходило лет за пять-шесть до ее смерти. Я, кажется, помню этот день… Помню, как все начиналось, помню, как она мне что-то воткнула в затылок…

Ангел машинально потёр то место, о котором говорил.

- Ну, это вы сейчас сами видели. А потом всю спину исколола… У меня еще месяц после этого все болело, и никак не хотело заживать, я думал даже, что все, - нашлась управа и на вампира… Но вот самого ритуала я не помню, я даже не помню, чтобы я так кричал… Что же это могло быть?

Цветан медленно, задумчиво ответил:

- Сдается мне, мы только что видели, как она узнала о тебе, - его палец почти уперся в меня, - а заодно получили представление о ее знаниях и возможностях, как ведьмы. Честно скажу: впечатляет!

Ангел промолчал, глядя куда-то внутрь себя, я тоже ничего не ответила, потому что мне нечего было сказать. Похоже, Цветан был прав, Леокадия была очень даже не слабой ведьмой. К сожалению.