Сундук с приданым. Глава одиннадцатая.

 ГЛАВА одиннадцатая. УЗЕЛ СУДЬБЫ.

Вечеринка закончилась так же весело, как и проходила: напившиеся гости, по очереди, залезали в сундук, стенки сдвигались, и под общие шуточки и прибауточки, запертый вампир комментировал свои ощущения. Ангел только сдержанно улыбался, наотрез отказавшись сесть, вслед за другими, в свою бывшую тюрьму.

Навеселившись, вампиры по одному разошлись, доказав, что даже напившись, могут быть самыми тихими созданиями, если это нужно. Мы не стали ничего убирать, а просто, оставив все, как есть, разошлись спать.

Цветан улегся на диване, а я, взяв Ангела за руку, потянула его за собой, в спальню. На этот раз не понадобились уговоры, - он пошел со мной, как будто это было самым обычным делом, и между нами не было никаких недосказанностей, запретов, или условий… Я ощущала себя совершенно свободной, словно и вправду, все проблемы, разделявшие нас, были решены, и мы были самой обычной парой, идущей спать после удачной вечеринки с друзьями.

Ангел улегся первым, и когда я тоже залезла под одеяло, он уже спал. Я почувствовала это, как чувствовала все, что касалось его, - безошибочно и точно. Убедившись, что его сон достаточно крепок, я тихонько подобралась к нему. Днем я старалась держаться от него на некотором расстоянии, чтобы не смущать его своими чувствами. Но сейчас мне ничто не мешало, и я могла сколько угодно любоваться его лбом, высокими скулами, легкой тенью на подбородке и щеках, прямым, безукоризненным носом, с чуть намеченной горбинкой, четко очерченными губами, идеальной, словно вылепленной ямкой между ключиц, его сильными, но изящными руками, длинными, тонкими пальцами, которые, как раз, когда я смотрела, дрогнули и сжались в кулак.

Он лежал на спине, чуть повернув голову ко мне, одна рука вытянута вдоль тела, другая – под головой. Его ресницы, мечта любой красотки, чуть подрагивали. Я вспомнила, как спрашивала, видят ли вампиры сны, - теперь я сама могла убедиться в том, что сны им снятся.

Ангел слегка дернулся и застонал. Я встревожилась, и придвинулась ближе. Его губы разомкнулись, и я услышала шепот, сначала неясный, а потом все четче и четче:

- Нет… нет… нет… я не стану, ты не заставишь меня… Мне всё равно, ты знаешь…ты все равно умрешь… пожалуйста! Уйди, ведьма…больно…больно…как больно…

Он снова застонал, голова метнулась на подушке. Больше я не могла выдержать: эта садистка мучила его даже во сне, прямо у меня на глазах! Но я не собиралась позволять ему больше страдать, - никогда, насколько это зависело от меня!

Я судорожно вдохнула, задержала дыхание, потом придвинулась еще ближе, и, решившись, словно в омут головой, прильнула к его губам, заставляя его вынырнуть из кошмара, и проснуться рядом со мной.

Ангел замер, потом дернулся, но я не отпустила его, продолжая наш поцелуй. Он распахнул глаза, совершенно пустые, и одну секунду лежал, словно не узнавая меня, но потом я ощутила, как  его пальцы скользнули по моему затылку: он прижал меня к себе так, что я не могла шевельнуть головой. Его губы раскрылись, начали двигаться, отвечать моим… и вдруг что-то случилось: мне показалось, что земля разверзлась, и я полетела прямиком в провал, сталкиваемая туда обжигающим поцелуем прохладных твердых губ. Одновременно что-то взорвалось у меня в голове, в груди и в животе, как будто меня расстреляли очередью из автомата. Стало нечем дышать, потом, наоборот, воздуха стало слишком много, и я начала захлебываться им, а потом я поплыла из пропасти вверх, как воздушный шарик, отпущенный на волю. И, когда шарик исчез в бездонной вышине, я осознала то, что всегда знала, но забыла: я безумно любила, люблю, и всегда буду любить Ангела, только его, во веки вечные, аминь.

Когда я смогла снова дышать, я вдохнула с таким облегчением, словно не дышала целую тысячу лет. Этот поцелуй как будто разбудил меня, я проснулась и, наконец, поняла простую вещь: он мой, этот непостижимый, загадочный, сдержанный, ослепительно красивый вампир! Он мой. И это так же очевидно, как то, что Земля – круглая, Солнце греет, а снег – холодный.

Он был моим, еще до моего рождения, и не имело значения, как много женщин обнимали его до меня, потому что он был моим, и ничьим другим он не мог быть, - это было также непреложно, и очевидно. Каждое его дыхание, каждый удар сердца, каждый взмах ресниц, - были моими. О, Господи, спасибо тебе, что он наконец-то нашел меня, а я нашла его, потому что без него моя жизнь никогда не имела бы смысла, что бы в ней ни происходило! Спасибо, тебе, Господи, за то, что он есть, - мой ранимый, нежный, непредсказуемый возлюбленный, моя жизнь, моя душа, моя плоть, - потому что теперь я знаю, ради чего я живу, и ради чего могу умереть, не задумываясь…

Я улыбнулась: девушка Ангела? Да, тысячу раз: да! Если ему понадобится, - я сама, не задумываясь, вскрою вены, чтобы спасти его. Он пил мою кровь? Я готова отдать ему всю ту, что осталась… Я люблю, люблю, люблю его… Боже, даже если я сейчас умру, я буду благодарить Тебя за то, что я узнала, что такая любовь существует…

Отдышавшись, я снова и снова целовала Ангела. Я не позволила ни единому сомнению встать между нами, я раскрывалась сама, и раскрывала его, пока мы не остались один на один, посреди бесконечного космоса, совершенно опустошенные, свободные от всего, что было, как будто омытые нашим чувством.

Тогда я сделала то, о чем мечтала, но так глупо боялась сделать: я отдала себя ему, и взяла его себе. Я начала ласкать его, - без оглядки, так, как мне всегда хотелось, безошибочно чувствуя его желания, и с радостью выполняя их; освобождая его и себя от одежды, и от ненужной стеснительности; заново узнавая его, и заново, без слов, рассказывая ему о себе; завладевая им, и отдаваясь ему; повелевая и подчиняясь; диктуя, и умоляя…

Это, самое первое занятие любовью, сделало нас другими. Я ощущала это, когда, наконец, он вошел в меня, и каждое его движение рождало во мне блаженство и боль, одновременно. Мы словно рушили свои прежние жизни, чтобы попытаться построить новую. Какой она будет, и будет ли, – мы не знали, но стремились к ней изо всех сил, потому что теперь шансов выжить по-другому у нас не было, - ни у него, вампира, ни у меня, человека. Отныне мы могли существовать только вместе, только слившись, только любя, вопреки всему…