Сон (Перекрестки дорог) книга 2 глава 20

О Вечности. 
 
 
С некоторых пор у Кирилла появилось ощущение, что жить он будет  вечно. Правда, пока длину этой вечности он обозначил еще лет этак в пятьдесят. И потом до конца жизни, с благодарностью провожая прожитый день, он будет радостно вычеркивать его из календаря, мысленно приближаясь к намеченному рубежу. И каждый раз он будет  думать только об одном: «Если завтрашний день окажется последним, у меня хватит сил, чтобы достойно встретить эту нечаянную радость. Просто нужно быть к этому готовым».
Вчера утренним рейсом они вылетели из Москвы. Шесть человек: Кирилл, Роман, Егор, Валера, Саня и Вадим. Очень хотел полететь еще и Михач, но Лор в середине апреля родила двойню – мальчика и девочку. Она его отпускала, она его даже упрашивала лететь вместе с ребятами, обещала, что справится, что ей прекрасно поможет мама. Но он понимал, что, во первых, просто обязан быть рядом, а во вторых, дела на фирме теперь складывались таким образом, что и там его присутствие было сейчас крайне необходимо.
- Я думал, что Лор назовет девочку Уланулуной, - сказал как-то Саня, - а она назвала ее Машей...
Все непроизвольно посмотрели на Кирилла.
- Она все правильно сделала, – спокойно ответил он, - не могут быть рядом две сущности, написанные разной рукой. Мне иногда казалось, а теперь еще больше кажется, что она была не с нашей планеты. Просто кто-то непонятно зачем оставил на железнодорожной станции маленькую кареглазую инопланетянку…
 
За это время большие изменения произошли в жизни у Вадика. В том же апреле нотариус огласил завещание Лисимуса, в котором Генрих Неронович изъявил настоятельную просьбу о том, чтобы «Путь к свету» возглавил именно Вадим. И Вадик даже удивился тому, как искренне он обрадовался этому известию.
Издательский дом стал акционерным обществом. Контрольный пакет принадлежал Марии Николаевне, и благотворительный фонд начал получать дополнительную солидную поддержку. Они с Ниной Ивановной теперь все свое время отдавали тому делу, которое так любила когда-то Луна. Лиза ушла из издательства и уже два месяца работала вместе с ними. Маша надеялась, что Лиза займет должность директора, но та сказала, что они с Вадиком решили взять двоих детишек из детского дома, в котором выросла Уланулуна.
- А вот когда дети подрастут, - улыбнулась Лиза – а вы, Мария Николаевна, немного устанете, вот тогда об этом и поговорим.
 
То, что одновременно пять человек ушли на  целых три недели в отпуск, с одной стороны для тех событий, которые начали происходить в их компании, было сейчас совсем некстати. Первые презентации программных продуктов, созданных на базе программы, написанной Егором, действительно оказались сенсационными. Приобрести их, или стать партнерами в бизнесе им теперь предлагали даже многие зарубежные компании. А буквально накануне их отлета предложение о сотрудничестве сделала такая известная корпорация, что ребята из суеверных соображений даже друг с другом старались об этом не заговаривать. С другой стороны, по этим же самым причинам, и откладывать поездку на более позднее время тоже было нецелесообразно.
Только все дело в том, что назад возвращались уже не все. Сразу после новогодних праздников в кабинет к Михачу пришел Егор и сказал:
- Все, Михаил Александрович, больше ничего значимого я для твоей компании сделать не смогу.
- Да за то, что ты уже сделал, тебе, как дважды герою труда, на родине памятник при жизни ставить надо. Ты теперь отдыхай, друг, пожинай, так сказать, плоды труда своего, а когда захочешь к работе вернуться, тогда и приходи.
- Ты забыл, о чем я когда-то говорил. Я не хочу быть обычным программистом – таких и без меня предостаточно. Я хочу стать хорошим священником. Я не знаю, много ли стоящих людей в этой профессии, но думаю, что хороший работник лишним никогда не бывает. Так что летом я буду поступать в семинарию.
- Я отлично понимаю, что ты ко мне не за советом пришел, - вздохнул Михач. – Но если хочешь услышать мое мнение, то я это решение уважаю.
И он крепко пожал Егору руку.
Но если ситуация с Егором была хоть как-то предсказуема, то Роман действительно удивил всех крепко, когда в начале мая он объявил о том, что намерен увольняться. Он все проделал с такой степенью секретности, что даже Михач ни о чем не догадался.
- К тебе на Родину поеду, - сказал ему Роман, -  мы с батей твоим все уже обмозговали: и что для восстановления скита нужно, и как церковь на первое время в порядок привести.
- Зачем это тебе? – не понял Михач.
- Монахом стать хочу, отшельником.
И Рома поведал ребятам необычное окончание той давней истории, которую привез когда-то из таежного поселка Кирилл.
- Дела…, - произнес потрясенный Михач.
- Ром, а девяти месяцев еще не прошло, - напомнил Кирилл, – ты точно уверен, что решение это зрелое?
- На сегодняшний день – да. Я не могу ручаться за целую жизнь, этого ни один разумный человек делать не станет, но свое сегодняшнее состояние постараюсь объяснить. Я когда разумом к этой мысли подхожу, то понимаю, что мне такие знаки были даны, от которых просто так отмахнуться слишком глупо. Хотя…, знаете, в этой ситуации атеист скажет: «Ну, было и было, и слава богу», а тот, кто в этого Бога верит, над этим задумается.
Я когда свое сердце слушать начинаю, то понимаю, что желание-то, конечно, у меня есть, и оно огромное, но только рождается оно не во мне, оно в меня откуда-то приходит. Какая-то непреодолимая сила меня туда гонит. Ни голод, ни жажда, - улыбнулся Роман, – с этим близко не сравнятся. Представьте, что вы очень хотите пить, ну просто умираете от жажды, и вдруг вам говорят, где находится колодец. Вы что, думать будете, рассуждать? Вы бегом туда побежите.
 
Вот и получалось, что обратные билеты до Москвы были только у четверых.
Родные Михача встретили их радушно, привычно накрыли на удице стол, не зря же ребята снова хорошую погоду тысячи километров везли. Они поздравляли родителей с Мишкиным пополнением, обсуждали последние детали предстоящего строительства, а когда ночная прохлада стала слишком чувствительной, москвичей отправили спать на сеновал.
- Александр Фомич, - тихо попросил Кирилл, – Вы не могли бы мне какой-нибудь фонарь дать, я хочу завтра пораньше…
Фомич крепко сжал Кирино плечо. Ни о чем он не прашивал и без слов все понял, мудрый человек. Все, и немного больше.
- Ты на сеновал не ходи, - сказал он, - в доме спи. Пусть уж у них там ночлег будет определен, а тебе в сенях раскладушку поставим.
- Спасибо, - только и ответил ему Кирилл.
Уснуть не получилось. Он встал, когда было еще темно, толкнул незапертую дверь и захлебнулся терпкой прохладой. Конец мая был необыкновенно теплым, однако, прохладные ночи напоминали о том, что лето еще впереди.
Он хорошо помнил тот путь. Фонарь высвечивал молодую зеленую траву под ногами, но потом Кирилл выключил его, и оказалось, что луна и одна замечательно освещает просеку тихим голубым светом.
Он шел довольно долго. Наверное где-то на востоке, спрятанное от него деревьями, начинало сереть небо, но об этом он только догадывался.
Сейчас ему казалось, что рядом с Луной прошла вся его жизнь, а теперь это первая весна без нее.
- Не было никакой жизни,  - услышал Кирилл мужской голос.
 Голос был самый обыкновенный человеческий, только непонятно, откуда он доносился: из тьмы, прятавшейся в гуще зарослей, или кто-то шел сзади?
Кир обернулся – никого.
- Был лишь маленький осколок счастья, - отчетливо звучали слова, - слишком маленький для того, чтобы так громко называть это жизнью.
- Я не буду спорить, - грустно ответил Незримому Кирилл. – Это только мое. И размер моего счастья тоже могу определить только я. Но… возможно, ты прав… Слишком мало… - и внезапно на него начала наваливаться черная беспросветная тоска...
- Хорошо, - надломленным голосом произнес он, - пусть будет по-твоему: это первая весна, которая могла быть с ней.
Но жизнь, та жизнь, что протекает глубоко внутри каждого человека в огромном, как космос, мире, в котором живут радости и печали, предчувствия и ощущения, эта жизнь кричала: «Ты не имеешь права на поражение! Не смей ему подчиняться! Ты стал, наконец, взрослым. Не позавчера, когда тебе исполнилось восемнадцать, не вчера, когда исполнилось двадцать пять. Ты стал взрослым теперь – в тридцать три года. И тебе уже ничего не страшно. И никто, кроме тебя самого, не сможет указывать тебе твой путь и не сможет за тебя решать, какая она, твоя жизнь».
Жизнь кричала это отчаянно, и, как спасательный круг, она бросила ему, нет, не убеждение («то, - почему-то вдруг вспомнил Кирилл – что требует доказательств»), она бросила ему чувство. Абсолютное ощущение того, что он сильнее всех, и уже ничто и никогда не может его сломить.
И тогда закричал он:
- Ты слышишь? Она была со мной всю мою жизнь, от самого начала бесконечности, и будет со мной всегда, до самого конца этой самой бесконечности!
 
Когда он вышел на поляну, солнце уже подобралось неровному гребню леса. Кирилл отомкнул выкрашенные ржавчиной гвозди, открыл тяжелую покосившуюся дверь, ведущую в притвор церкви и вошел в полутемное пространство храма. Пахло мхом и чем-то еще… хорошим.  Это хорошее легко проникло в душу и согрело.
Сквозь пустоту оконного проема под сводами потолка проник одинокий солнечный луч и коснулся рассохшихся ступеней амвона. За ним другой, третий. Лучи наполнили пространство радостным светом, а поднятая сквозняком пыль, неожиданно вспыхнула многочисленными разноцветными искрами.
Неожиданно в хрупкой тишине он услышал еле уловимые звуки. Звуки становились громче, и постепенно он различил, как волшебно играла арфа, а необычный девичий голос пел красивую и такую знакомую песню на непонятном  языке. Только пение еще больше  напомнило соловьиную трель…  
Он никогда не смог бы объяснить, как это произошло, но теперь он точно знал, о чем эта песня.
Она рассказывала о том, что когда-нибудь каждого ждет дорога в даль. И не важно, когда это будет, главное, что она прекрасна – эта неизведанная даль.
                               …
 
 
Черным сморщенным карликом, униженным и разбитым  сидел Рокерра на вершине высокой горы. Где-то внизу расстилалась обугленная долина, усыпанная осколками горных пород.
-  Когда-то там была зеленая роща… - тоскливо подумал он.
Солнце уже катилось по небосклону вниз, и гора укрыла своей тенью последствия недавнего урагана. А еще некоторое время спустя долину окончательно поглотила тьма.
- Вот, Ветер, оказывается, почему мы так любим темноту, - прошептал Рок. – Мы стыдимся плодов своего труда, а она прячет их от наших глаз. А ты говорил: «Стереотип»… Только как мы спрячем это от своей совести?
И будто услышав свое имя, в ту же минуту перед ним возник Учитель. Несмотря на то, что они потерпели очередное поражение, он пребывал в довольно приподнятом настроении:
- Не волнуйся, мы спрячем свою совесть, - жизнерадостно пообещал он.
- Мы проиграли, - все так же печально произнес карлик.
- А плевать на нее, на эту битву, - равнодушно отмахнулся Ветер, – не в первый и не в последний раз. Будут еще и другие, покруче. Главное, что ты тоже совершил, в некотором роде, подвиг. Это был красивый поступок, на который ты потратил свою силу и свою волю, и мужество твое достойно уважения!
Он нагнулся и дунул  карлику в лицо, передавая часть своей энергии. Минуту спустя он с удовлетворением отметил, как снова прекрасен и могуч стал Рокерра. А потом он увидел, что по щекам ученика текут слезы.
А Рок их не стеснялся. Он плакал и больше всего на свете сейчас хотел понять, зачем же нужно, чтобы она жила, когда его уже не будет.
И сквозь затуманенный слезой взгляд ему опять показалось что-то непонятно человеческое в грустной улыбке учителя…
Тот протянул руку и поймал одну слезу на ладонь, понюхал ее и зажмурился от удовольствия. Потом он медленно слизнул ее кончиком языка.
- Настоящая, - сказал он, глядя, как быстро высыхает влажный след на раскрытой ладони. Потом он словил еще одну. Неожиданно она запузырилась и заполнила всю ладонь. Ветер с наслаждением начал пить огненный напиток.
- Не хватает остроты человеческих страданий, - несколько разочарованно сказал он. - Но присутствует совершенно новый аромат – это твое желание, Рок, – он сделал еще несколько глотков, - И, все-таки, горе человека пьянит сильнее.
Через какое-то время Рокерра окончательно пришел в себя. Энергии Учитель передал ему много, сила в ней была великая, и постепенно душу начала приятно заполнять пустота. Только сейчас это ей давалось с особенным трудом.
Но вот он уже ощутил в себе все свои прежние возможности и даже что-то большее…
- А куда же делась наша подруга? – без особого сожаления спросил он.
- Они бросили ее возле ближашей черной дыры в надежде на  то, что та навсегда поглотит сущность Ишрэ, но они недооценили  его способности. Он один из любимчиков Князя, и сейчас он в полной безопасности.
Однако, Ветер хорошо понимал, что скоро все интересующие его мысли Рока  станут надежно скрыты, и поторопился с вопросом:
- Так, что бы ты написал, если бы все-таки нашел этот листок?
-  Не знаю…, не знаю, что бы я написал завтра, ибо есть нечто, что неумолимо влияет на нас. Это Время! Оно обладает великой силой  непредсказуемости, оно корежит и сгибает, оно просветляет и делает возвышенным, оно все разрушает и все создает. Оно всесильно, время. Никто и ничто из простых в том и в этом мирах не может ему противостоять,  потому что время – это не пустота, оно  бесконечно наполнено. 
- Чем? – надменно усмехнулся Ветер.
- Оно наполнено жизнью. Поэтому я знаю только то, что хочу написать там сейчас. Но я не открою свои мысли тебе. У меня есть для этого сила, и я чувствую, что уже имею на это право. Попробуй услышать их сам, …если сможешь.
«Достойно», - подумал учитель и остался доволен своим учеником. Он напрягся, но мысли Рокерры и впрямь были надежно защищены.  И вдруг одна, наверное, самая огненная по желанию, все-таки прожгла так необходимую для учителя брешь. Мысль была слишком короткой, чтобы он смог оценить все последствия, но, услышав ее, Ветер содрогнулся. «Ты пока еще мой, Рокерра, но что-то человеческое уже опасно дышит в тебе. Пожалуй, лучше мне самому отыскать этот листок», - решил он.
А до него донеслось:
«…открылась дверь, и из операционной вышел немолодой  усталый врач. Он тяжело  опустился на стул рядом с Кириллом.
-  Мы сделали все возможное… кризис еще не миновал, но я надеюсь… я почти уверен, что она будет жить.
 
                              …
 
Олег открыл глаза. Рядом стоял улыбающийся Хранитель. Не было серебристой машины, отъезжающей электрички, горечь потери прошла безвозвратно, а последний сон стал понятен, как прожитый вчера день. И только еще звучала в глубине его сердца знакомая песня. Но и она постепенно растаяла, пообещав скорую встречу с любимой.
- Здравствуй, - сказал Хранитель и протянул свою большую сильную ладонь.
- Я очень рад снова видеть тебя, - ответил Олег, ощущая его крепкое рукопожатие, но неожиданно он испытал осрую тревогу, – с Луной все в порядке? – спросил он, но еще до того, как успел договорить, он уже понял сам, что все и у всех хорошо.
И вообще все, что он сейчас ощущал, он никак  не мог осознать до конца. Он обнаружил в себе бескрайнее море силы, радости, света и еще много чего-то другого - непонятного. Это непонятное не открывалось ему сразу, оно только подсказывало: будет полезнее, чтобы ты узнавал обо всем  постепенно. Или об этом говорили мудрые глаза Хранителя?
Кто знает? Только произнес Хранитель совсем другое:
- Я понимаю, что ты очень хочешь ее увидеть. Это обязательно случится, но чуть позже. Будет правильнее, чтобы сначала мы отправились к воинам.
Это предложение оказалось не менее замечательным. «Счастье – это красивый букет, который дарит тебе жизнь, - подумал Олег, – он не может радовать только одним своим цветком, он прекрасен именно потому, что цветов много. И незачем пытаться уловить каждый отдельный аромат, только все вместе они приносят настоящую радость. И какая, по большому счету, разница, на какой из цветов ты посмотришь раньше, если все они уже и так принадлежат тебе».
Когда через несколько мгновений, они вышли из связи, незнакомая Олегу планета встретила их ослепительным светом. Они оказались в узком горном ущелье, но, пройдя с десяток шагов, их взору открылась большая долина, на которой расположилось огромное воинство.
У самого берега этого человеческого моря, спиной к ним, стоял высокий мощный человек в небесно голубом ладно скроенном костюме. По его плечам рассыпались мелкие спирали огненно рыжих волос. Эти рыжие кудри, показались Олегу знакомыми.
- Да, - сказал Хранитель, – это мой помощник и он все время был рядом с тобой, только права не имел на то, чтобы стать для тебя чем-то большим, чем случайным человеком. Так же, как и я не имел там права на дружбу.
Тем временем, рыжеволосый жизнерадостным голосом рассказывал сидящим на земле воинам какую-то, видимо, очень веселую историю. Однако, прислушавшись, Олег без труда догадался, о чем идет речь.
- Эта красотка уже давно лезла в сферу наших интересов и постоянно норовила помешать исполнению намеченных нами планов. Верите, сон из-за нее потерял, - отчего-то еще больше оживился рассказчик, – постоянно приходилось быть начеку. Вот и теперь, смотрю, стоит она возле двери вся такая бледная, в чем только душа теплится? Пять минут назад до такой степени здоровая была, что на ней ни один гектар пашни можно было бы вспахать, а тут – холодный пот по лицу струится.
- Будьте так любезны, - произносит она, когда наш общий друг к этой же двери подошел – помогите мне в сумочке таблеточку отыскать, а то руки так дрожат, что, как бы скорую вызывать не пришлось…
 Ну, вы же «нашего» знаете, он ведь парень чуткий, отзывчивый. И только он к ее сумке потянулся, я – тут, как тут. «Мадам, - говорю, - будет лучше, если вам помогу я. Я чувствую, молодой человек очень  торопится», - а сам в это время ее плечом от двери оттесняю. Еле сдвинул, ну и сильная стер… милая женщина оказалась.
Но это еще только начало было. Что она потом вытворять начала, когда за нашим приятелем дверь захлопнулась. Верите, молнии в безоблачном небе вспыхнули и, что естественно, громы загремели. Это куда же годится? Это что люди подумать бы смогли, если бы такое днем произошло? Хорошо, что дело было ночью, когда широкая общественность на небо уже не смотрит, она, если вы, конечно, помните, в это время все больше сны свои созерцает. А вот некоторые специалисты, думаю, головы себе еще поломают.
Но мы с ней быстро управились – я чувствую, что она в меня, как стаффордширский терьер, вцепилась, - в этот момент рассказчик на секунду обернулся, и Олег увидел его синие глаза. Только теперь он смог понять, почему тогда, возле офиса, они показались ему знакомыми. В той, первой его жизни, в его детстве, юности, этот человек тоже всегда был где-то поблизости, и, наверное, пару раз их взгляды вот также встречались.
- Я ее спрашиваю, - тем временем продолжил рыжий, – мадам, почему вам так хочется, чтобы именно этот молодой человек искал в вашей сумке спасительную таблетку? Взгляните на меня! Я-то чем хуже?
Вижу, что при этих словах она начинает зеленеть от злости. И прямо на моих глазах эта потрясающая красавица превращается в древнюю старуху. Я таких страшных морщин, пожалуй, уже лет восемьсот  не видел.
- Успокойтесь, - говорю, - посмотрите лучше на себя в зеркало, и вы сами убедитесь, как ваш дурной характер портит вашу прелестную внешность.
И тут она как зарычит! Какой стаффордшир, тигры в клетке, если разом рычать начнут, новорожденными котятами рядом с ней покажутся. Все, думаю, время позднее, тишину нарушать нельзя. Это у них там порядок такой, - пояснил он воинам, – после одиннадцати часов вечера шуметь запрещено. Ну, что ж, думаю, а не прогуляться ли нам с вами, мадам, через границу мироздания?
Тут, ребята, вот какой нюанс: я ведь понял, что она - засланец из темного мира, а они же в ту жизнь на планету только по особым ходам пробираются, а если напролом пойдут, через эту самую защитную границу, то сразу же возникает конфликт энергетических сущностей бытия.
Олег еле сдержался, чтобы не рассмеяться, когда в этот момент он увидел, какое выражение приобрели лица у большинства воинов. Очевидно, что рыжий рассмотрел то же самое, потому что сразу же начал объяснять:
- Когда они через эту самую границу проходят, то от соприкосновения с защитной энергией их собственная энергия начинает сгорать, как ожог, понимаете?
 Так вот, таскаю я ее туда-сюда… Поэтому-то молнии и вспыхнули, - несколько виновато пояснил он. – Она сначала покраснела вся, потом волдырями покрылась, потом уже местами обугливаться начала, а все за меня держится. Минуты три я с ней так промучился, пока она дух не испустила.
- А зачем сам-то умер? – спросил кто-то из воинов.
- Так я не сразу, я сначала дождался, пока наш брат до конца защиту на программу установит, а уже только потом дышать перестал.
- Все равно непонятно, ты же мог ему и дальше помогать?
- Нет, - голос рассказчика неожиданно стал твердым – дальнейший путь он должен был пройти сам. Никто не может принимать за человека его решения. Ему предстояло победить самого себя, а это подвиг ничуть не меньший, чем спасение всего человечества.
- А зачем тела украли?
- Понимаете, мы там не совсем то же самое, что они. За внешним сходством скрываются некоторые существенные различия. Так, что лучше лишний раз уберечь человеческое сознание от ненужной информации.
- А женщину ту куда дели?
- Аристарх оставил ее возле ближайшей черной дыры, и она, наверное, уже стала добычей ненасытной утробы.
- Я не согласен! – неожиданно прогремел голос Сигурда, – ты не должен был оставлять его там одного до наступления его космического совершеннолетия.
- Не беспокойся, - в голосе рыжего зазвучали теплые ноты, – ты же знаешь, что все уже хорошо, и он сейчас где-то рядом. И потом, там еще Хранитель оставался. Он ведь гораздо позже вместе со своим самолетом в ущелье свалился. Вот что значит, привычка все время полагаться только на собственные силы. Нет, я все-таки настаиваю на том, что мы должны идти в ногу с достижениями передовых цивилизаций и просто обязаны хорошо владеть навыками управления их транспортными средствами.
В этот момент Хранитель негромко кашлянул, и все взоры сразу же обратились в их сторону. И только  один синий взгляд рыжего остался при этом совершенно спокоен.
- Георгий, ты, как всегда, забываешься, но сегодня тебе это простительно, -  добродушно сказал Хранитель, - Ты ведь еще не знаешь, что эта «милая» женщина был никто иной, как Ишрэ.
Олегу, как и основной части воинов, это имя ни о чем не говорило. И только самые старые из них восхищенно загудели. Но больше всего в этот момент Олега удивил Сигурд. Целое мгновение он смотрел не на него, Олега, - он окаменел, глядя на Георгия.
Но тут же знание о необыкновенной мощи этого черного демона передалось от одних воинов к другим, да и сам Олег уже через секунду знал всю его страшную биографию.
При этом на лице Георгия не дрогнул ни единый мускул, и только одна, наверное, самая отчаянная синяя искра, вспыхнула в его глазах, сумев-таки пробить непреодолимую броню его воли.
 
…Кто умеет любить и дружить, тот и без слов сможет понять то, что происходило там в следующие мгновения. А для того, кто не умеет, и слов подходящих на земном языке не найдется.
Сказать можно только одно - столько радостной энергии выплеснулось в космос, что какая-нибудь небольшая звездочка в этой  части галактики из нее наверняка  зародилась.
 
«Каким-то непонятным образом прописаны законы, по которым живет время, - подумал Олег, когда краски эмоций сменили яркие цвета на пастельные. -  Они совершенно лишены логики. Как может быть, что течет время медленно, а потом ты не понимаешь, почему оно так быстро прошло. Я здесь уже довольно долго, а кажется, что только несколько мгновений назад мы с Хранителем вышли из ущелья»…
В этот момент он услышал вопрос Хранителя, обращенный к Георгию. Олег точно знал, что никто кроме него, больше не может слышать их разговор.
- После победы над Ишрэ ты, наверное, понимаешь, что твое  сегодняшнее служение уже не соответствует тому уровню силы, которую ты набрал?
- Я чувствую, что мне пора уступать свое место идущему следом,  - спокойно согласился Георгий. - Я только не решаюсь спросить, что предназначено теперь для меня.
- Ты удостоен чести стать всадником Конницы Времен.
Несмотря ни на какую волю, Георгий в этом момент напомнил Олегу скульптуру, в которую не так давно превращался Сигурд. И еще Олег почувствовал, что только величайший восторг мог вызывать подобную реакцию. Он уже собирался спросить у Хранителя, что это за Конница, но тот успел ответить первым:
«Ты прав, Олег, законы времени прописаны очень сложным образом, непостижимым для нашего разума. И одна из самых главных его загадок в том, что оно  безвозвратно и возвратно одновременно. Все зависит от собственных возможностей каждого, пребывающего во времени, потому что стрелы времени направлены в такое количество измерений, что нет числа, которое ограничило бы их счет.Ты уже знаешь, как охраняют конец Времен воины. Но они делают это только в сегодняшнем дне. А конец может случиться не сегодня, не завтра, не на окраине вселенной, он может случиться во вчерашнем, уже давно прожитом дне, вопрос только в том, когда стрела этого дня поразит свою цель, ибо законы таковы, что стрела времени может лететь быстрее или медленнее, чем проходит ее время.
Для охраны границ как прошедших, так  и еще не наступивших дней и существует в вечности эта Конница".
И тут Олег отчетливо ощутил Вечность, он почувствовал ее в себе, как место, где времени просто нет. И, тем не менее, он точно знал, что время постоянно проходит рядом.
- Как это может быть? – спросил он.
- Вечность, она не вокруг, она внутри тебя, - немного туманно ответил Хранитель, и Олег понял, что сегодня он уже больше ничего об этом не скажет.
 А в следующую минуту, произошло чудесное. Все увидели, что с горы в долину слетел крылатый конь. Он был прекрасен. Неуловимо отливало золотом его темно-коричневое тело. И такие же его темные большие крылья вспыхнули по краям ослепительно белым.
 Медленно, будто еще не веря своему счастью, Георгий пошел навстречу новому другу. И Олег поразился тому, с какой преданностью и любовью смотрели на хозяина такие же, как у него, отчаянно синие конские глаза.
В тот момент, когда Георгий вскочил в золотое седло, его одежды стали совсем другими, и теперь уже за его спиной вспыхнули  ослепительные белоснежные крылья. Все стало совсем по-другому. И конь – не конь, и Георгий уже не такой, как прежде. Они были одновременно и живыми, и будто сотканными из света.
- Он стал ангелом? – восхищенно спросил Олег.
- То, о чем ты спрашиваешь – невозможно. Люди всегда были выше, чем ангелы. А теперь он стал выше, чем человек – он немного поднялся над небом.
Из произнесенного Олег сделал собственный вывод: «Стрела мысли не всегда должна обгонять стрелу времени. Иногда нужно пропустить время вперед. Для того чтобы что-то понять, время должно пройти, а, точнее, оно должно прийти, но не с пустыми руками – оно должно принести с собой дары в виде знаний».
Он успел еще подумать и о том, что оно не приносит эти дары просто так, даром…
 …Но в этот момент перед ним неожиданно возник другой конь – пего-коричневый, но с такой же ослепительностью белизны по краям крыльев.
- Это мой! – понял Олег. – А как же мое предназначение давать воинам силу? – вопросительно посмотрел он на Хранителя.
- А кто тебе сказал, что с тебя, как с Георгия, слагаются прежние обязательства? – улыбнулся Хранитель. – Кому многое дается, с того и многое спросится. Тебе придется бывать везде, тем более, что твое Воинство голубых планет сегодня будет расформировано.
Ты многому научил их, и теперь они уже сами понесут твой свет всем остальным голубым воинствам. Но твоя просьба, которую ты захочешь сейчас озвучить, уже исполнена – твои друзья всегда будут вместе.
А теперь вы можете познакомиться.
Олег также медленно, как Георгий, двинулся навстречу коню. Он смотрел в его серые глаза и не понимал, из чего они.
- Из твоей мудрости, - тихо подсказал Хранитель.
Олег тронул тело коня, и не почувствовал ни тепла его, ни холода, он как будто дотронулся до самого себя. Только необычайную крепость мышц ощутила его рука.
- Эти мышцы отлиты из твоей воли, - снова раздался голос Хранителя.
Олег провел рукой по золотисто шелковой гриве, стремительно развивающейся на невидимом ветру.
 - Из моих мыслей, - догадался он, а Хранитель одобрительно кивнул.
И только когда он вскакивал в седло, и услышал громкий стук конского сердца, то снова  вопросительно посмотрел на Хранителя.
- Из твоего света, - произнесли в ответ всезнающие глаза.
И тут Олег почувствовал, как взметнулись два белых крыла и за его собственной спиной, а потом он услышал голос. Голос  показался очень знаком.
- Здравствуй! – привычно сказала тишина.    
- Это ты говоришь со мной? – спросил он у коня.
- Да, - ответил конь, – я очень рад, что наша встреча состоялась, потому что я не только твой друг, а еще потому, что ты мой отец. Только от того, что в тебе есть необыкновенная сила, стало возможным мое рождение. Я – часть тебя, не самая большая, но, все-таки, часть.
- Значит, ты – это я, а я – это ты? – догадался Олег.
- Да, и когда тебе не будет хватать энергии, я буду отдавать тебе свою. Мне не страшно, я могу стать волком, орлом, ласточкой, даже каплей дождя в твоей ладони. Но это все равно буду я. И даже в этой капле будет океан необходимых тебе знаний.
Ты можешь, оседлав меня, охранять границы Времен один или вместе с Конницей, а можешь находиться совсем в других местах, и все равно ты будешь все время там, где буду в этот момент я.
- А ты можешь стать точно таким, как я? – неожиданно спросил Олег, – можешь ли ты принять  мой  образ?
- Нет, - ответил ему конь, – мироздание не терпит задвоенности. Я могу стать только очень похожим, но таким, как ты - никогда.
- Ты родился только сегодня?
- Я родился тогда, когда ты услышал свою первую мысль. Сначала я был смышленым жеребенком, потом горячим молодым конем, а недавно я достиг абсолютного порога своей мудрости.
- И твоя жизнь бесконечна?
- Она будет длиться ровно столько, сколько будешь пребывать в Ввечности ты. Я уйду из бытия, только если из него уйдешь ты, или потеряешь последнюю кроху своей силы, что, впрочем, почти одно и то же.
- А если ты – это я, то откуда в тебе есть знание, которого нет во мне?
- Я все время буду собирать его для тебя – это одна из моих обязанностей перед тобой.
- А какая же обязанность перед тобой у меня? – ласково спросил Олег, поглаживая рукой развивающуюся гриву.
- Быть! – коротко ответил конь.
- Последний вопрос, - сказал Олег, – у тебя уже есть имя?
- Только одно, - ответил конь, – Ристократор. Но в Книге Тайн, и у тебя и у меня, их должно быть по два, поэтому второе мне должен дать ты, как когда-то давно мы вместе придумали твое имя Кирзым Кангарлык. И когда-нибудь, ты расскажешь мне, что такое Кирзым, а я покажу тебе, что такое Кангарлык. Так какое же имя даешь мне ты?
- Я бы назвал тебя Тишиной, - немного виновато ответил Олег. - Но если это кажется тебе не очень звучным…
- Я не ожидал ничего другого, - улыбнудся конь, – я уже давно привык к этому имени. Все абсолютно правильно - Ристократор будет твоим помощником в делах, а Тишина будет твоим советчиком в размышлениях.
 И в этот момент Олег ощутил абсолютное счастье, и какое-то еще другое, ничем не передаваемое чувство, которое, на самом деле очень просто передать с помощью всего трех слов:
-Я все могу!
И сразу же он услышал громкий шелест множества крыльев и гулкий стук конских копыт. Он увидел чудесное зрелище, и сердце его забилось в такт  с сердцами огненных всадников.
- Нас никто не сможет победить! – уже вместе выстукивали их сердца.
При виде этой огромной силы к Олегу пришла еще одна короткая мысль: «Наверное, чтобы победить вчерашний день, сила должна быть непобедимая».
- Сегодня я улечу с ними, - сказал ему конь, и мощное тело его все сильнее стало наполняться огненным светом, – но ты знай - я всегда буду рядом.
Олег соскочил на землю, еще раз собрал в ладони золотой шелк, а потом конь, кивнув на прощание, умчался вслед за ускользающей по небу конницей.
 Олег осмотрелся вокруг – огромная долина была пуста.
- Мы не успели проститься! – растерянно обернулся он к одиноко стоящему Хранителю.
- А разве ты испытываешь грусть? Разве ты чувствуешь, что эта разлука надолго? – удивленно спросил он.
И Олег совершенно отчетливо ощутил, что расставание уже не может быть грустным, потому что разлука, по сравнению с вечностью, скоротечна, а счастье постоянно и абсолютно равно бесконечности.
А еще потому, что здесь нет места для скуки, безделья и праздности, и у каждого есть свои очень важные обязательства перед жизнью, которые необходимо и очень хочется исполнять.
- Я должен лететь к Луне, - сказал он Хранителю, но у меня есть еще пара очень важных для меня вопросов, на которые вряд ли сможет найти ответ Тишина. Мне кажется, что ответить на них можешь только ты.
Хранитель согласно кивнул головой.
- Скажи, та женщина в издательстве, и еще потом, в электричке – это же …
- Конечно, это была твоя мать.
- А как же мои родители, которые были со мной больше тридцати лет в моей непрожитой жизни, они что, были ненастоящие?
- Почему? Для непрожитой жизни они были самые настоящие. Помнишь, как однажды ты сказал, что параллельные миры не могут пересекаться, но они могут иногда соприкоснуться. Вот и было это соприкосновение, когда встретились ваши глаза, затосковали сердца, переплелись воспоминания.
- То есть, ни при каких обстоятельствах я не смог бы с ней заговорить, ни, тем более, дотронуться до нее или обнять?
- Ни при каких, - согласно качнул головой Хранитель.
- А с тобой или с Георгием?
- Тоже нет, но уже по правилам совсем других законов.
 - А как же тогда Уланулуна?
- Ей было дозволено, потому что она принесла жертву. Она знала, что за краткое счастье быть в этом сне рядом с тобой она заплатит очень дорого, и все равно была согласна.  
- Я не понимаю, зачем? Зачем, если мы все равно уже навсегда счастливы, ей разрешили так мучиться? Какой смысл был в том, чтобы страдать вдвоем, если только я должен был пройти это испытание? Лучше бы я тысячу раз умирал там от химических процедур и горел в аду болевых кошмаров, чем один раз увидел, как она падает из того окна, а потом тихо умирает в машине скорой помощи. Чем же она мне помогла?
- Она избавила тебя от тоски одиночества, она подарила тебе счастье любить. Она на несколько мгновений превратила твой огонь в радугу.
Олег молчал.  Он никак не мог найти в себе согласие с тем, о чем говорил Хранитель. И никак не получалось уравнять чаши весов, на одной из которых лежала боль и страдания любимой, а на другой его собственное, пусть даже такое необыкновенное, счастье. Чаша со страданием неизменно оказывалась тяжелее.
- Все так! Твоя мудрость правильно поступает, заставляя тебя сомневаться, - улыбнулись синие глаза Хранителя. – Правда совсем в другом. Правда в том, что Луна помогла тебе увидеть дорогу, которая приведет к самому главному перекрестку. И теперь в той жизни ты уже никогда не пройдешь мимо, ты всегда будешь знать, ради чего стоит жить, и Кто ждет тебя здесь, за гранью звездности. Но, даже если бы этого не произошло, никогда нельзя отказывать человеку в праве, помогать другому человеку. Это один из высших Законов бытия. Он часто нарушается на планетах, но, к счастью, безупречно работает здесь, в мироздании. Лишить человека этого права, значит, назначить ему одно из самых страшных наказаний Вечности.
Послушай, - улыбнулся Хранитель, - а ты не очень увлекся поисками ответов?
 - До встречи! – махнул ему рукой Олег, и мгновенно исчез в связи.
 
                           …
 
 
В бесконечности космоса летит большая огненная птица, излучая теплый ласкающий свет. Внутри, в самом ее сердце вспыхивает чудесный цветок. Он окрашивается в цвета проплывающих мимо светил, и до них, этих  старых, как мир, звезд доносится удивительный голос, поющий о том единственном, только ради чего и стоило им когда-то зажигаться.
 Они летят сквозь миры и галактики, мимо ярких туманностей и черных пустот, мимо выпуклостей и вогнутостей времен, и во всей многослойности пространства, в каждом его уголке соткана для них прекрасная материя с таким простым и понятным именем Счастье…
Недавно Олег и Уланулуна были на Земле. Там в белой кроватке спал новорожденный мальчик, и они пели ему колыбельные песни.
Как и всем малышам на всех планетах ему снится  один и тот же тревожный сон. Он ведет рожденную душу от первых мгновений сотворения мира, к завтрашнему дню. Он ведет через боль и страдания, войны и предательства, но каждый раз объясняет примерами правды, подвига и любви, какой прекрасной, благодатной и счастливой обязана быть жизнь.
И не ясно чутким материнским сердцам, отчего так безутешно плачут их сухие и сытые дети. Не понять им, что не успокоить заботливыми руками и не согреть любящим сердцем человеческую скорбь тысячелетий. Он, малыш, когда-нибудь успокоится сам, когда придет к нему светлый разум и осознание сегодняшнего дня. Тогда навсегда уснет его генетическая память, но только в чьем-то сердце останется увиденный свет, сохранится обретенная мудрость, а кто-то так и пойдет по жизни слепым, спотыкаясь на ее ухабах, получая душевные синяки и ссадины. И на этой трудной дороге ему уже самому придется зажигать в себе забытый свет. 

© Copyright: Светлана Чабанюк, 2015

Регистрационный номер №0273839

от 26 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0273839 выдан для произведения: О Вечности. 
 
 
С некоторых пор у Кирилла появилось ощущение, что жить он будет  вечно. Правда, пока длину этой вечности он обозначил еще лет этак в пятьдесят. И потом до конца жизни, с благодарностью провожая прожитый день, он будет радостно вычеркивать его из календаря, мысленно приближаясь к намеченному рубежу. И каждый раз он будет  думать только об одном: «Если завтрашний день окажется последним, у меня хватит сил, чтобы достойно встретить эту нечаянную радость. Просто нужно быть к этому готовым».
Вчера утренним рейсом они вылетели из Москвы. Шесть человек: Кирилл, Роман, Егор, Валера, Саня и Вадим. Очень хотел полететь еще и Михач, но Лор в середине апреля родила двойню – мальчика и девочку. Она его отпускала, она его даже упрашивала лететь вместе с ребятами, обещала, что справится, что ей прекрасно поможет мама. Но он понимал, что, во первых, просто обязан быть рядом, а во вторых, дела на фирме теперь складывались таким образом, что и там его присутствие было сейчас крайне необходимо.
- Я думал, что Лор назовет девочку Уланулуной, - сказал как-то Саня, - а она назвала ее Машей...
Все непроизвольно посмотрели на Кирилла.
- Она все правильно сделала, – спокойно ответил он, - не могут быть рядом две сущности, написанные разной рукой. Мне иногда казалось, а теперь еще больше кажется, что она была не с нашей планеты. Просто кто-то непонятно зачем оставил на железнодорожной станции маленькую кареглазую инопланетянку…
 
За это время большие изменения произошли в жизни у Вадика. В том же апреле нотариус огласил завещание Лисимуса, в котором Генрих Неронович изъявил настоятельную просьбу о том, чтобы «Путь к свету» возглавил именно Вадим. И Вадик даже удивился тому, как искренне он обрадовался этому известию.
Издательский дом стал акционерным обществом. Контрольный пакет принадлежал Марии Николаевне, и благотворительный фонд начал получать дополнительную солидную поддержку. Они с Ниной Ивановной теперь все свое время отдавали тому делу, которое так любила когда-то Луна. Лиза ушла из издательства и уже два месяца работала вместе с ними. Маша надеялась, что Лиза займет должность директора, но та сказала, что они с Вадиком решили взять двоих детишек из детского дома, в котором выросла Уланулуна.
- А вот когда дети подрастут, - улыбнулась Лиза – а вы, Мария Николаевна, немного устанете, вот тогда об этом и поговорим.
 
То, что одновременно пять человек ушли на  целых три недели в отпуск, с одной стороны для тех событий, которые начали происходить в их компании, было сейчас совсем некстати. Первые презентации программных продуктов, созданных на базе программы, написанной Егором, действительно оказались сенсационными. Приобрести их, или стать партнерами в бизнесе им теперь предлагали даже многие зарубежные компании. А буквально накануне их отлета предложение о сотрудничестве сделала такая известная корпорация, что ребята из суеверных соображений даже друг с другом старались об этом не заговаривать. С другой стороны, по этим же самым причинам, и откладывать поездку на более позднее время тоже было нецелесообразно.
Только все дело в том, что назад возвращались уже не все. Сразу после новогодних праздников в кабинет к Михачу пришел Егор и сказал:
- Все, Михаил Александрович, больше ничего значимого я для твоей компании сделать не смогу.
- Да за то, что ты уже сделал, тебе, как дважды герою труда, на родине памятник при жизни ставить надо. Ты теперь отдыхай, друг, пожинай, так сказать, плоды труда своего, а когда захочешь к работе вернуться, тогда и приходи.
- Ты забыл, о чем я когда-то говорил. Я не хочу быть обычным программистом – таких и без меня предостаточно. Я хочу стать хорошим священником. Я не знаю, много ли стоящих людей в этой профессии, но думаю, что хороший работник лишним никогда не бывает. Так что летом я буду поступать в семинарию.
- Я отлично понимаю, что ты ко мне не за советом пришел, - вздохнул Михач. – Но если хочешь услышать мое мнение, то я это решение уважаю.
И он крепко пожал Егору руку.
Но если ситуация с Егором была хоть как-то предсказуема, то Роман действительно удивил всех крепко, когда в начале мая он объявил о том, что намерен увольняться. Он все проделал с такой степенью секретности, что даже Михач ни о чем не догадался.
- К тебе на Родину поеду, - сказал ему Роман, -  мы с батей твоим все уже обмозговали: и что для восстановления скита нужно, и как церковь на первое время в порядок привести.
- Зачем это тебе? – не понял Михач.
- Монахом стать хочу, отшельником.
И Рома поведал ребятам необычное окончание той давней истории, которую привез когда-то из таежного поселка Кирилл.
- Дела…, - произнес потрясенный Михач.
- Ром, а девяти месяцев еще не прошло, - напомнил Кирилл, – ты точно уверен, что решение это зрелое?
- На сегодняшний день – да. Я не могу ручаться за целую жизнь, этого ни один разумный человек делать не станет, но свое сегодняшнее состояние постараюсь объяснить. Я когда разумом к этой мысли подхожу, то понимаю, что мне такие знаки были даны, от которых просто так отмахнуться слишком глупо. Хотя…, знаете, в этой ситуации атеист скажет: «Ну, было и было, и слава богу», а тот, кто в этого Бога верит, над этим задумается.
Я когда свое сердце слушать начинаю, то понимаю, что желание-то, конечно, у меня есть, и оно огромное, но только рождается оно не во мне, оно в меня откуда-то приходит. Какая-то непреодолимая сила меня туда гонит. Ни голод, ни жажда, - улыбнулся Роман, – с этим близко не сравнятся. Представьте, что вы очень хотите пить, ну просто умираете от жажды, и вдруг вам говорят, где находится колодец. Вы что, думать будете, рассуждать? Вы бегом туда побежите.
 
Вот и получалось, что обратные билеты до Москвы были только у четверых.
Родные Михача встретили их радушно, привычно накрыли на удице стол, не зря же ребята снова хорошую погоду тысячи километров везли. Они поздравляли родителей с Мишкиным пополнением, обсуждали последние детали предстоящего строительства, а когда ночная прохлада стала слишком чувствительной, москвичей отправили спать на сеновал.
- Александр Фомич, - тихо попросил Кирилл, – Вы не могли бы мне какой-нибудь фонарь дать, я хочу завтра пораньше…
Фомич крепко сжал Кирино плечо. Ни о чем он не прашивал и без слов все понял, мудрый человек. Все, и немного больше.
- Ты на сеновал не ходи, - сказал он, - в доме спи. Пусть уж у них там ночлег будет определен, а тебе в сенях раскладушку поставим.
- Спасибо, - только и ответил ему Кирилл.
Уснуть не получилось. Он встал, когда было еще темно, толкнул незапертую дверь и захлебнулся терпкой прохладой. Конец мая был необыкновенно теплым, однако, прохладные ночи напоминали о том, что лето еще впереди.
Он хорошо помнил тот путь. Фонарь высвечивал молодую зеленую траву под ногами, но потом Кирилл выключил его, и оказалось, что луна и одна замечательно освещает просеку тихим голубым светом.
Он шел довольно долго. Наверное где-то на востоке, спрятанное от него деревьями, начинало сереть небо, но об этом он только догадывался.
Сейчас ему казалось, что рядом с Луной прошла вся его жизнь, а теперь это первая весна без нее.
- Не было никакой жизни,  - услышал Кирилл мужской голос.
 Голос был самый обыкновенный человеческий, только непонятно, откуда он доносился: из тьмы, прятавшейся в гуще зарослей, или кто-то шел сзади?
Кир обернулся – никого.
- Был лишь маленький осколок счастья, - отчетливо звучали слова, - слишком маленький для того, чтобы так громко называть это жизнью.
- Я не буду спорить, - грустно ответил Незримому Кирилл. – Это только мое. И размер моего счастья тоже могу определить только я. Но… возможно, ты прав… Слишком мало… - и внезапно на него начала наваливаться черная беспросветная тоска...
- Хорошо, - надломленным голосом произнес он, - пусть будет по-твоему: это первая весна, которая могла быть с ней.
Но жизнь, та жизнь, что протекает глубоко внутри каждого человека в огромном, как космос, мире, в котором живут радости и печали, предчувствия и ощущения, эта жизнь кричала: «Ты не имеешь права на поражение! Не смей ему подчиняться! Ты стал, наконец, взрослым. Не позавчера, когда тебе исполнилось восемнадцать, не вчера, когда исполнилось двадцать пять. Ты стал взрослым теперь – в тридцать три года. И тебе уже ничего не страшно. И никто, кроме тебя самого, не сможет указывать тебе твой путь и не сможет за тебя решать, какая она, твоя жизнь».
Жизнь кричала это отчаянно, и, как спасательный круг, она бросила ему, нет, не убеждение («то, - почему-то вдруг вспомнил Кирилл – что требует доказательств»), она бросила ему чувство. Абсолютное ощущение того, что он сильнее всех, и уже ничто и никогда не может его сломить.
И тогда закричал он:
- Ты слышишь? Она была со мной всю мою жизнь, от самого начала бесконечности, и будет со мной всегда, до самого конца этой самой бесконечности!
 
Когда он вышел на поляну, солнце уже подобралось неровному гребню леса. Кирилл отомкнул выкрашенные ржавчиной гвозди, открыл тяжелую покосившуюся дверь, ведущую в притвор церкви и вошел в полутемное пространство храма. Пахло мхом и чем-то еще… хорошим.  Это хорошее легко проникло в душу и согрело.
Сквозь пустоту оконного проема под сводами потолка проник одинокий солнечный луч и коснулся рассохшихся ступеней амвона. За ним другой, третий. Лучи наполнили пространство радостным светом, а поднятая сквозняком пыль, неожиданно вспыхнула многочисленными разноцветными искрами.
Неожиданно в хрупкой тишине он услышал еле уловимые звуки. Звуки становились громче, и постепенно он различил, как волшебно играла арфа, а необычный девичий голос пел красивую и такую знакомую песню на непонятном  языке. Только пение еще больше  напомнило соловьиную трель…  
Он никогда не смог бы объяснить, как это произошло, но теперь он точно знал, о чем эта песня.
Она рассказывала о том, что когда-нибудь каждого ждет дорога в даль. И не важно, когда это будет, главное, что она прекрасна – эта неизведанная даль.
                               …
 
 
Черным сморщенным карликом, униженным и разбитым  сидел Рокерра на вершине высокой горы. Где-то внизу расстилалась обугленная долина, усыпанная осколками горных пород.
-  Когда-то там была зеленая роща… - тоскливо подумал он.
Солнце уже катилось по небосклону вниз, и гора укрыла своей тенью последствия недавнего урагана. А еще некоторое время спустя долину окончательно поглотила тьма.
- Вот, Ветер, оказывается, почему мы так любим темноту, - прошептал Рок. – Мы стыдимся плодов своего труда, а она прячет их от наших глаз. А ты говорил: «Стереотип»… Только как мы спрячем это от своей совести?
И будто услышав свое имя, в ту же минуту перед ним возник Учитель. Несмотря на то, что они потерпели очередное поражение, он пребывал в довольно приподнятом настроении:
- Не волнуйся, мы спрячем свою совесть, - жизнерадостно пообещал он.
- Мы проиграли, - все так же печально произнес карлик.
- А плевать на нее, на эту битву, - равнодушно отмахнулся Ветер, – не в первый и не в последний раз. Будут еще и другие, покруче. Главное, что ты тоже совершил, в некотором роде, подвиг. Это был красивый поступок, на который ты потратил свою силу и свою волю, и мужество твое достойно уважения!
Он нагнулся и дунул  карлику в лицо, передавая часть своей энергии. Минуту спустя он с удовлетворением отметил, как снова прекрасен и могуч стал Рокерра. А потом он увидел, что по щекам ученика текут слезы.
А Рок их не стеснялся. Он плакал и больше всего на свете сейчас хотел понять, зачем же нужно, чтобы она жила, когда его уже не будет.
И сквозь затуманенный слезой взгляд ему опять показалось что-то непонятно человеческое в грустной улыбке учителя…
Тот протянул руку и поймал одну слезу на ладонь, понюхал ее и зажмурился от удовольствия. Потом он медленно слизнул ее кончиком языка.
- Настоящая, - сказал он, глядя, как быстро высыхает влажный след на раскрытой ладони. Потом он словил еще одну. Неожиданно она запузырилась и заполнила всю ладонь. Ветер с наслаждением начал пить огненный напиток.
- Не хватает остроты человеческих страданий, - несколько разочарованно сказал он. - Но присутствует совершенно новый аромат – это твое желание, Рок, – он сделал еще несколько глотков, - И, все-таки, горе человека пьянит сильнее.
Через какое-то время Рокерра окончательно пришел в себя. Энергии Учитель передал ему много, сила в ней была великая, и постепенно душу начала приятно заполнять пустота. Только сейчас это ей давалось с особенным трудом.
Но вот он уже ощутил в себе все свои прежние возможности и даже что-то большее…
- А куда же делась наша подруга? – без особого сожаления спросил он.
- Они бросили ее возле ближашей черной дыры в надежде на  то, что та навсегда поглотит сущность Ишрэ, но они недооценили  его способности. Он один из любимчиков Князя, и сейчас он в полной безопасности.
Однако, Ветер хорошо понимал, что скоро все интересующие его мысли Рока  станут надежно скрыты, и поторопился с вопросом:
- Так, что бы ты написал, если бы все-таки нашел этот листок?
-  Не знаю…, не знаю, что бы я написал завтра, ибо есть нечто, что неумолимо влияет на нас. Это Время! Оно обладает великой силой  непредсказуемости, оно корежит и сгибает, оно просветляет и делает возвышенным, оно все разрушает и все создает. Оно всесильно, время. Никто и ничто из простых в том и в этом мирах не может ему противостоять,  потому что время – это не пустота, оно  бесконечно наполнено. 
- Чем? – надменно усмехнулся Ветер.
- Оно наполнено жизнью. Поэтому я знаю только то, что хочу написать там сейчас. Но я не открою свои мысли тебе. У меня есть для этого сила, и я чувствую, что уже имею на это право. Попробуй услышать их сам, …если сможешь.
«Достойно», - подумал учитель и остался доволен своим учеником. Он напрягся, но мысли Рокерры и впрямь были надежно защищены.  И вдруг одна, наверное, самая огненная по желанию, все-таки прожгла так необходимую для учителя брешь. Мысль была слишком короткой, чтобы он смог оценить все последствия, но, услышав ее, Ветер содрогнулся. «Ты пока еще мой, Рокерра, но что-то человеческое уже опасно дышит в тебе. Пожалуй, лучше мне самому отыскать этот листок», - решил он.
А до него донеслось:
«…открылась дверь, и из операционной вышел немолодой  усталый врач. Он тяжело  опустился на стул рядом с Кириллом.
-  Мы сделали все возможное… кризис еще не миновал, но я надеюсь… я почти уверен, что она будет жить.
 
                              …
 
Олег открыл глаза. Рядом стоял улыбающийся Хранитель. Не было серебристой машины, отъезжающей электрички, горечь потери прошла безвозвратно, а последний сон стал понятен, как прожитый вчера день. И только еще звучала в глубине его сердца знакомая песня. Но и она постепенно растаяла, пообещав скорую встречу с любимой.
- Здравствуй, - сказал Хранитель и протянул свою большую сильную ладонь.
- Я очень рад снова видеть тебя, - ответил Олег, ощущая его крепкое рукопожатие, но неожиданно он испытал осрую тревогу, – с Луной все в порядке? – спросил он, но еще до того, как успел договорить, он уже понял сам, что все и у всех хорошо.
И вообще все, что он сейчас ощущал, он никак  не мог осознать до конца. Он обнаружил в себе бескрайнее море силы, радости, света и еще много чего-то другого - непонятного. Это непонятное не открывалось ему сразу, оно только подсказывало: будет полезнее, чтобы ты узнавал обо всем  постепенно. Или об этом говорили мудрые глаза Хранителя?
Кто знает? Только произнес Хранитель совсем другое:
- Я понимаю, что ты очень хочешь ее увидеть. Это обязательно случится, но чуть позже. Будет правильнее, чтобы сначала мы отправились к воинам.
Это предложение оказалось не менее замечательным. «Счастье – это красивый букет, который дарит тебе жизнь, - подумал Олег, – он не может радовать только одним своим цветком, он прекрасен именно потому, что цветов много. И незачем пытаться уловить каждый отдельный аромат, только все вместе они приносят настоящую радость. И какая, по большому счету, разница, на какой из цветов ты посмотришь раньше, если все они уже и так принадлежат тебе».
Когда через несколько мгновений, они вышли из связи, незнакомая Олегу планета встретила их ослепительным светом. Они оказались в узком горном ущелье, но, пройдя с десяток шагов, их взору открылась большая долина, на которой расположилось огромное воинство.
У самого берега этого человеческого моря, спиной к ним, стоял высокий мощный человек в небесно голубом ладно скроенном костюме. По его плечам рассыпались мелкие спирали огненно рыжих волос. Эти рыжие кудри, показались Олегу знакомыми.
- Да, - сказал Хранитель, – это мой помощник и он все время был рядом с тобой, только права не имел на то, чтобы стать для тебя чем-то большим, чем случайным человеком. Так же, как и я не имел там права на дружбу.
Тем временем, рыжеволосый жизнерадостным голосом рассказывал сидящим на земле воинам какую-то, видимо, очень веселую историю. Однако, прислушавшись, Олег без труда догадался, о чем идет речь.
- Эта красотка уже давно лезла в сферу наших интересов и постоянно норовила помешать исполнению намеченных нами планов. Верите, сон из-за нее потерял, - отчего-то еще больше оживился рассказчик, – постоянно приходилось быть начеку. Вот и теперь, смотрю, стоит она возле двери вся такая бледная, в чем только душа теплится? Пять минут назад до такой степени здоровая была, что на ней ни один гектар пашни можно было бы вспахать, а тут – холодный пот по лицу струится.
- Будьте так любезны, - произносит она, когда наш общий друг к этой же двери подошел – помогите мне в сумочке таблеточку отыскать, а то руки так дрожат, что, как бы скорую вызывать не пришлось…
 Ну, вы же «нашего» знаете, он ведь парень чуткий, отзывчивый. И только он к ее сумке потянулся, я – тут, как тут. «Мадам, - говорю, - будет лучше, если вам помогу я. Я чувствую, молодой человек очень  торопится», - а сам в это время ее плечом от двери оттесняю. Еле сдвинул, ну и сильная стер… милая женщина оказалась.
Но это еще только начало было. Что она потом вытворять начала, когда за нашим приятелем дверь захлопнулась. Верите, молнии в безоблачном небе вспыхнули и, что естественно, громы загремели. Это куда же годится? Это что люди подумать бы смогли, если бы такое днем произошло? Хорошо, что дело было ночью, когда широкая общественность на небо уже не смотрит, она, если вы, конечно, помните, в это время все больше сны свои созерцает. А вот некоторые специалисты, думаю, головы себе еще поломают.
Но мы с ней быстро управились – я чувствую, что она в меня, как стаффордширский терьер, вцепилась, - в этот момент рассказчик на секунду обернулся, и Олег увидел его синие глаза. Только теперь он смог понять, почему тогда, возле офиса, они показались ему знакомыми. В той, первой его жизни, в его детстве, юности, этот человек тоже всегда был где-то поблизости, и, наверное, пару раз их взгляды вот также встречались.
- Я ее спрашиваю, - тем временем продолжил рыжий, – мадам, почему вам так хочется, чтобы именно этот молодой человек искал в вашей сумке спасительную таблетку? Взгляните на меня! Я-то чем хуже?
Вижу, что при этих словах она начинает зеленеть от злости. И прямо на моих глазах эта потрясающая красавица превращается в древнюю старуху. Я таких страшных морщин, пожалуй, уже лет восемьсот  не видел.
- Успокойтесь, - говорю, - посмотрите лучше на себя в зеркало, и вы сами убедитесь, как ваш дурной характер портит вашу прелестную внешность.
И тут она как зарычит! Какой стаффордшир, тигры в клетке, если разом рычать начнут, новорожденными котятами рядом с ней покажутся. Все, думаю, время позднее, тишину нарушать нельзя. Это у них там порядок такой, - пояснил он воинам, – после одиннадцати часов вечера шуметь запрещено. Ну, что ж, думаю, а не прогуляться ли нам с вами, мадам, через границу мироздания?
Тут, ребята, вот какой нюанс: я ведь понял, что она - засланец из темного мира, а они же в ту жизнь на планету только по особым ходам пробираются, а если напролом пойдут, через эту самую защитную границу, то сразу же возникает конфликт энергетических сущностей бытия.
Олег еле сдержался, чтобы не рассмеяться, когда в этот момент он увидел, какое выражение приобрели лица у большинства воинов. Очевидно, что рыжий рассмотрел то же самое, потому что сразу же начал объяснять:
- Когда они через эту самую границу проходят, то от соприкосновения с защитной энергией их собственная энергия начинает сгорать, как ожог, понимаете?
 Так вот, таскаю я ее туда-сюда… Поэтому-то молнии и вспыхнули, - несколько виновато пояснил он. – Она сначала покраснела вся, потом волдырями покрылась, потом уже местами обугливаться начала, а все за меня держится. Минуты три я с ней так промучился, пока она дух не испустила.
- А зачем сам-то умер? – спросил кто-то из воинов.
- Так я не сразу, я сначала дождался, пока наш брат до конца защиту на программу установит, а уже только потом дышать перестал.
- Все равно непонятно, ты же мог ему и дальше помогать?
- Нет, - голос рассказчика неожиданно стал твердым – дальнейший путь он должен был пройти сам. Никто не может принимать за человека его решения. Ему предстояло победить самого себя, а это подвиг ничуть не меньший, чем спасение всего человечества.
- А зачем тела украли?
- Понимаете, мы там не совсем то же самое, что они. За внешним сходством скрываются некоторые существенные различия. Так, что лучше лишний раз уберечь человеческое сознание от ненужной информации.
- А женщину ту куда дели?
- Аристарх оставил ее возле ближайшей черной дыры, и она, наверное, уже стала добычей ненасытной утробы.
- Я не согласен! – неожиданно прогремел голос Сигурда, – ты не должен был оставлять его там одного до наступления его космического совершеннолетия.
- Не беспокойся, - в голосе рыжего зазвучали теплые ноты, – ты же знаешь, что все уже хорошо, и он сейчас где-то рядом. И потом, там еще Хранитель оставался. Он ведь гораздо позже вместе со своим самолетом в ущелье свалился. Вот что значит, привычка все время полагаться только на собственные силы. Нет, я все-таки настаиваю на том, что мы должны идти в ногу с достижениями передовых цивилизаций и просто обязаны хорошо владеть навыками управления их транспортными средствами.
В этот момент Хранитель негромко кашлянул, и все взоры сразу же обратились в их сторону. И только  один синий взгляд рыжего остался при этом совершенно спокоен.
- Георгий, ты, как всегда, забываешься, но сегодня тебе это простительно, -  добродушно сказал Хранитель, - Ты ведь еще не знаешь, что эта «милая» женщина был никто иной, как Ишрэ.
Олегу, как и основной части воинов, это имя ни о чем не говорило. И только самые старые из них восхищенно загудели. Но больше всего в этот момент Олега удивил Сигурд. Целое мгновение он смотрел не на него, Олега, - он окаменел, глядя на Георгия.
Но тут же знание о необыкновенной мощи этого черного демона передалось от одних воинов к другим, да и сам Олег уже через секунду знал всю его страшную биографию.
При этом на лице Георгия не дрогнул ни единый мускул, и только одна, наверное, самая отчаянная синяя искра, вспыхнула в его глазах, сумев-таки пробить непреодолимую броню его воли.
 
…Кто умеет любить и дружить, тот и без слов сможет понять то, что происходило там в следующие мгновения. А для того, кто не умеет, и слов подходящих на земном языке не найдется.
Сказать можно только одно - столько радостной энергии выплеснулось в космос, что какая-нибудь небольшая звездочка в этой  части галактики из нее наверняка  зародилась.
 
«Каким-то непонятным образом прописаны законы, по которым живет время, - подумал Олег, когда краски эмоций сменили яркие цвета на пастельные. -  Они совершенно лишены логики. Как может быть, что течет время медленно, а потом ты не понимаешь, почему оно так быстро прошло. Я здесь уже довольно долго, а кажется, что только несколько мгновений назад мы с Хранителем вышли из ущелья»…
В этот момент он услышал вопрос Хранителя, обращенный к Георгию. Олег точно знал, что никто кроме него, больше не может слышать их разговор.
- После победы над Ишрэ ты, наверное, понимаешь, что твое  сегодняшнее служение уже не соответствует тому уровню силы, которую ты набрал?
- Я чувствую, что мне пора уступать свое место идущему следом,  - спокойно согласился Георгий. - Я только не решаюсь спросить, что предназначено теперь для меня.
- Ты удостоен чести стать всадником Конницы Времен.
Несмотря ни на какую волю, Георгий в этом момент напомнил Олегу скульптуру, в которую не так давно превращался Сигурд. И еще Олег почувствовал, что только величайший восторг мог вызывать подобную реакцию. Он уже собирался спросить у Хранителя, что это за Конница, но тот успел ответить первым:
«Ты прав, Олег, законы времени прописаны очень сложным образом, непостижимым для нашего разума. И одна из самых главных его загадок в том, что оно  безвозвратно и возвратно одновременно. Все зависит от собственных возможностей каждого, пребывающего во времени, потому что стрелы времени направлены в такое количество измерений, что нет числа, которое ограничило бы их счет.Ты уже знаешь, как охраняют конец Времен воины. Но они делают это только в сегодняшнем дне. А конец может случиться не сегодня, не завтра, не на окраине вселенной, он может случиться во вчерашнем, уже давно прожитом дне, вопрос только в том, когда стрела этого дня поразит свою цель, ибо законы таковы, что стрела времени может лететь быстрее или медленнее, чем проходит ее время.
Для охраны границ как прошедших, так  и еще не наступивших дней и существует в вечности эта Конница".
И тут Олег отчетливо ощутил Вечность, он почувствовал ее в себе, как место, где времени просто нет. И, тем не менее, он точно знал, что время постоянно проходит рядом.
- Как это может быть? – спросил он.
- Вечность, она не вокруг, она внутри тебя, - немного туманно ответил Хранитель, и Олег понял, что сегодня он уже больше ничего об этом не скажет.
 А в следующую минуту, произошло чудесное. Все увидели, что с горы в долину слетел крылатый конь. Он был прекрасен. Неуловимо отливало золотом его темно-коричневое тело. И такие же его темные большие крылья вспыхнули по краям ослепительно белым.
 Медленно, будто еще не веря своему счастью, Георгий пошел навстречу новому другу. И Олег поразился тому, с какой преданностью и любовью смотрели на хозяина такие же, как у него, отчаянно синие конские глаза.
В тот момент, когда Георгий вскочил в золотое седло, его одежды стали совсем другими, и теперь уже за его спиной вспыхнули  ослепительные белоснежные крылья. Все стало совсем по-другому. И конь – не конь, и Георгий уже не такой, как прежде. Они были одновременно и живыми, и будто сотканными из света.
- Он стал ангелом? – восхищенно спросил Олег.
- То, о чем ты спрашиваешь – невозможно. Люди всегда были выше, чем ангелы. А теперь он стал выше, чем человек – он немного поднялся над небом.
Из произнесенного Олег сделал собственный вывод: «Стрела мысли не всегда должна обгонять стрелу времени. Иногда нужно пропустить время вперед. Для того чтобы что-то понять, время должно пройти, а, точнее, оно должно прийти, но не с пустыми руками – оно должно принести с собой дары в виде знаний».
Он успел еще подумать и о том, что оно не приносит эти дары просто так, даром…
 …Но в этот момент перед ним неожиданно возник другой конь – пего-коричневый, но с такой же ослепительностью белизны по краям крыльев.
- Это мой! – понял Олег. – А как же мое предназначение давать воинам силу? – вопросительно посмотрел он на Хранителя.
- А кто тебе сказал, что с тебя, как с Георгия, слагаются прежние обязательства? – улыбнулся Хранитель. – Кому многое дается, с того и многое спросится. Тебе придется бывать везде, тем более, что твое Воинство голубых планет сегодня будет расформировано.
Ты многому научил их, и теперь они уже сами понесут твой свет всем остальным голубым воинствам. Но твоя просьба, которую ты захочешь сейчас озвучить, уже исполнена – твои друзья всегда будут вместе.
А теперь вы можете познакомиться.
Олег также медленно, как Георгий, двинулся навстречу коню. Он смотрел в его серые глаза и не понимал, из чего они.
- Из твоей мудрости, - тихо подсказал Хранитель.
Олег тронул тело коня, и не почувствовал ни тепла его, ни холода, он как будто дотронулся до самого себя. Только необычайную крепость мышц ощутила его рука.
- Эти мышцы отлиты из твоей воли, - снова раздался голос Хранителя.
Олег провел рукой по золотисто шелковой гриве, стремительно развивающейся на невидимом ветру.
 - Из моих мыслей, - догадался он, а Хранитель одобрительно кивнул.
И только когда он вскакивал в седло, и услышал громкий стук конского сердца, то снова  вопросительно посмотрел на Хранителя.
- Из твоего света, - произнесли в ответ всезнающие глаза.
И тут Олег почувствовал, как взметнулись два белых крыла и за его собственной спиной, а потом он услышал голос. Голос  показался очень знаком.
- Здравствуй! – привычно сказала тишина.    
- Это ты говоришь со мной? – спросил он у коня.
- Да, - ответил конь, – я очень рад, что наша встреча состоялась, потому что я не только твой друг, а еще потому, что ты мой отец. Только от того, что в тебе есть необыкновенная сила, стало возможным мое рождение. Я – часть тебя, не самая большая, но, все-таки, часть.
- Значит, ты – это я, а я – это ты? – догадался Олег.
- Да, и когда тебе не будет хватать энергии, я буду отдавать тебе свою. Мне не страшно, я могу стать волком, орлом, ласточкой, даже каплей дождя в твоей ладони. Но это все равно буду я. И даже в этой капле будет океан необходимых тебе знаний.
Ты можешь, оседлав меня, охранять границы Времен один или вместе с Конницей, а можешь находиться совсем в других местах, и все равно ты будешь все время там, где буду в этот момент я.
- А ты можешь стать точно таким, как я? – неожиданно спросил Олег, – можешь ли ты принять  мой  образ?
- Нет, - ответил ему конь, – мироздание не терпит задвоенности. Я могу стать только очень похожим, но таким, как ты - никогда.
- Ты родился только сегодня?
- Я родился тогда, когда ты услышал свою первую мысль. Сначала я был смышленым жеребенком, потом горячим молодым конем, а недавно я достиг абсолютного порога своей мудрости.
- И твоя жизнь бесконечна?
- Она будет длиться ровно столько, сколько будешь пребывать в Ввечности ты. Я уйду из бытия, только если из него уйдешь ты, или потеряешь последнюю кроху своей силы, что, впрочем, почти одно и то же.
- А если ты – это я, то откуда в тебе есть знание, которого нет во мне?
- Я все время буду собирать его для тебя – это одна из моих обязанностей перед тобой.
- А какая же обязанность перед тобой у меня? – ласково спросил Олег, поглаживая рукой развивающуюся гриву.
- Быть! – коротко ответил конь.
- Последний вопрос, - сказал Олег, – у тебя уже есть имя?
- Только одно, - ответил конь, – Ристократор. Но в Книге Тайн, и у тебя и у меня, их должно быть по два, поэтому второе мне должен дать ты, как когда-то давно мы вместе придумали твое имя Кирзым Кангарлык. И когда-нибудь, ты расскажешь мне, что такое Кирзым, а я покажу тебе, что такое Кангарлык. Так какое же имя даешь мне ты?
- Я бы назвал тебя Тишиной, - немного виновато ответил Олег. - Но если это кажется тебе не очень звучным…
- Я не ожидал ничего другого, - улыбнудся конь, – я уже давно привык к этому имени. Все абсолютно правильно - Ристократор будет твоим помощником в делах, а Тишина будет твоим советчиком в размышлениях.
 И в этот момент Олег ощутил абсолютное счастье, и какое-то еще другое, ничем не передаваемое чувство, которое, на самом деле очень просто передать с помощью всего трех слов:
-Я все могу!
И сразу же он услышал громкий шелест множества крыльев и гулкий стук конских копыт. Он увидел чудесное зрелище, и сердце его забилось в такт  с сердцами огненных всадников.
- Нас никто не сможет победить! – уже вместе выстукивали их сердца.
При виде этой огромной силы к Олегу пришла еще одна короткая мысль: «Наверное, чтобы победить вчерашний день, сила должна быть непобедимая».
- Сегодня я улечу с ними, - сказал ему конь, и мощное тело его все сильнее стало наполняться огненным светом, – но ты знай - я всегда буду рядом.
Олег соскочил на землю, еще раз собрал в ладони золотой шелк, а потом конь, кивнув на прощание, умчался вслед за ускользающей по небу конницей.
 Олег осмотрелся вокруг – огромная долина была пуста.
- Мы не успели проститься! – растерянно обернулся он к одиноко стоящему Хранителю.
- А разве ты испытываешь грусть? Разве ты чувствуешь, что эта разлука надолго? – удивленно спросил он.
И Олег совершенно отчетливо ощутил, что расставание уже не может быть грустным, потому что разлука, по сравнению с вечностью, скоротечна, а счастье постоянно и абсолютно равно бесконечности.
А еще потому, что здесь нет места для скуки, безделья и праздности, и у каждого есть свои очень важные обязательства перед жизнью, которые необходимо и очень хочется исполнять.
- Я должен лететь к Луне, - сказал он Хранителю, но у меня есть еще пара очень важных для меня вопросов, на которые вряд ли сможет найти ответ Тишина. Мне кажется, что ответить на них можешь только ты.
Хранитель согласно кивнул головой.
- Скажи, та женщина в издательстве, и еще потом, в электричке – это же …
- Конечно, это была твоя мать.
- А как же мои родители, которые были со мной больше тридцати лет в моей непрожитой жизни, они что, были ненастоящие?
- Почему? Для непрожитой жизни они были самые настоящие. Помнишь, как однажды ты сказал, что параллельные миры не могут пересекаться, но они могут иногда соприкоснуться. Вот и было это соприкосновение, когда встретились ваши глаза, затосковали сердца, переплелись воспоминания.
- То есть, ни при каких обстоятельствах я не смог бы с ней заговорить, ни, тем более, дотронуться до нее или обнять?
- Ни при каких, - согласно качнул головой Хранитель.
- А с тобой или с Георгием?
- Тоже нет, но уже по правилам совсем других законов.
 - А как же тогда Уланулуна?
- Ей было дозволено, потому что она принесла жертву. Она знала, что за краткое счастье быть в этом сне рядом с тобой она заплатит очень дорого, и все равно была согласна.  
- Я не понимаю, зачем? Зачем, если мы все равно уже навсегда счастливы, ей разрешили так мучиться? Какой смысл был в том, чтобы страдать вдвоем, если только я должен был пройти это испытание? Лучше бы я тысячу раз умирал там от химических процедур и горел в аду болевых кошмаров, чем один раз увидел, как она падает из того окна, а потом тихо умирает в машине скорой помощи. Чем же она мне помогла?
- Она избавила тебя от тоски одиночества, она подарила тебе счастье любить. Она на несколько мгновений превратила твой огонь в радугу.
Олег молчал.  Он никак не мог найти в себе согласие с тем, о чем говорил Хранитель. И никак не получалось уравнять чаши весов, на одной из которых лежала боль и страдания любимой, а на другой его собственное, пусть даже такое необыкновенное, счастье. Чаша со страданием неизменно оказывалась тяжелее.
- Все так! Твоя мудрость правильно поступает, заставляя тебя сомневаться, - улыбнулись синие глаза Хранителя. – Правда совсем в другом. Правда в том, что Луна помогла тебе увидеть дорогу, которая приведет к самому главному перекрестку. И теперь в той жизни ты уже никогда не пройдешь мимо, ты всегда будешь знать, ради чего стоит жить, и Кто ждет тебя здесь, за гранью звездности. Но, даже если бы этого не произошло, никогда нельзя отказывать человеку в праве, помогать другому человеку. Это один из высших Законов бытия. Он часто нарушается на планетах, но, к счастью, безупречно работает здесь, в мироздании. Лишить человека этого права, значит, назначить ему одно из самых страшных наказаний Вечности.
Послушай, - улыбнулся Хранитель, - а ты не очень увлекся поисками ответов?
 - До встречи! – махнул ему рукой Олег, и мгновенно исчез в связи.
 
                           …
 
 
В бесконечности космоса летит большая огненная птица, излучая теплый ласкающий свет. Внутри, в самом ее сердце вспыхивает чудесный цветок. Он окрашивается в цвета проплывающих мимо светил, и до них, этих  старых, как мир, звезд доносится удивительный голос, поющий о том единственном, только ради чего и стоило им когда-то зажигаться.
 Они летят сквозь миры и галактики, мимо ярких туманностей и черных пустот, мимо выпуклостей и вогнутостей времен, и во всей многослойности пространства, в каждом его уголке соткана для них прекрасная материя с таким простым и понятным именем Счастье…
Недавно Олег и Уланулуна были на Земле. Там в белой кроватке спал новорожденный мальчик, и они пели ему колыбельные песни.
Как и всем малышам на всех планетах ему снится  один и тот же тревожный сон. Он ведет рожденную душу от первых мгновений сотворения мира, к завтрашнему дню. Он ведет через боль и страдания, войны и предательства, но каждый раз объясняет примерами правды, подвига и любви, какой прекрасной, благодатной и счастливой обязана быть жизнь.
И не ясно чутким материнским сердцам, отчего так безутешно плачут их сухие и сытые дети. Не понять им, что не успокоить заботливыми руками и не согреть любящим сердцем человеческую скорбь тысячелетий. Он, малыш, когда-нибудь успокоится сам, когда придет к нему светлый разум и осознание сегодняшнего дня. Тогда навсегда уснет его генетическая память, но только в чьем-то сердце останется увиденный свет, сохранится обретенная мудрость, а кто-то так и пойдет по жизни слепым, спотыкаясь на ее ухабах, получая душевные синяки и ссадины. И на этой трудной дороге ему уже самому придется зажигать в себе забытый свет. 

 

Сон (Перекрестки дорог) книга 2 эпилог

Сон (Перекрестки дорог) книга 2 глава 19