НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

IV

«ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 1

Я не уставала себе удивляться: как далеко, в какие дебри завели меня мои попытки вернуться к тому жалкому, чахлому, но в то же время милому, уютному мирку, в котором я жила прежде. Теперь меня окружал новый, совершенно другой, мир, и меньше всего на свете мне хотелось покидать его. Господи, какие у меня теперь были идеалы! Графиня де Лорзанж, Мария Магдалина, Иннуся. Но как бы то ни было, эти три женщины, объединившись в моем сознании, служили мне как бы единой яркой путеводной звездой. И, если как следует разобраться, именно им, как ни покажется странным, я и была обязана своим выздоровлением.

Однако начнем все по порядку: последние полтора месяца я совершенно не занималась самокопанием и, как результат, потерпела сокрушительное фиаско. Сейчас вот вновь вернулась к своему любимому Судовому журналу. Необходимо было подвести кое-какие итоги. Итак, путь от пункта «А» до пункта «М», все ли я здесь поняла, не оставила ли за собой каких-либо нерешенных вопросов, которые потом сработали бы как необезвреженные мины, отбросив меня далеко назад? Начнем с того, что я отомстила достаточно. Если бы я не была выдвинута следствием, как Главная потерпевшая и одновременно как Главная свидетельница обвинения, никакого дела не было бы, оно бы тотчас развалилось.

То, чего я жаждала поначалу и к чему меня склоняли «золотые рыбки», было чрезмерно, наказание здесь не соответствовало преступлению.

Не знаю, что имел в виду Леонардик на нашем первом сеансе, но, «угостив» меня бумерангами, он дал мне понять, что месть возвращается и вполне может поразить самого мстителя. Как угодно: физически ли, духовно.

И Фомич, и Немальцына тоже очень мне помогли: один – напрямую, другая – доказательством от противного.

Чего я на самом деле боялась все это время: того, что любой из четырех моих насильников (или даже все четверо), имел свое право считать, что его наказание было слишком сурово, и что единственная причина здесь – я. То есть, они вполне могли сами предъявить мне счет, и обставить дело так, что мало не показалось бы.

И, пожалуй, самое главное – Дневник падшего. Ясно было, что человек, написавший его – точно не успокоится и обязательно поставит себе целью не просто отомстить мне, а даже уничтожить. Точнее даже, наоборот – не просто уничтожить, а потешиться перед тем всласть.

Путь от пункта «М» до пункта «Р» начался со страхов, вполне осознанных, с невозможности жить дальше так, как я жила до сих пор. Произошло крушение всех жизненных ориентиров моей личности, и здесь нашлись два человека, которые помогли мне: Леонардик и Иннуся, сама бы я не выкарабкалась. Как бы то ни было, я вылечилась. Панический страх уступил место стремлению защитить себя любыми доступными мне средствами, и я все больше понимала, что никогда не смогу сделать это одна. Инстинктивно всю свою защиту я строила на поиске людей, которые могли бы мне помочь. В настоящий момент их было четверо. Но кем я была для этой четверки? Стала ли я им настолько близка и интересна, чтобы в нужный момент они, не раздумывая, кинулись бы на мою защиту? Нет, конечно. Мало было найти их, нужно было еще превратить их в своих друзей, союзников. Сейчас же мне казалось, что я их всех потеряла.

Разве Леонардик и Фомич, которые столько сделали для моего выздоровления, поймут, что после всех их трудов праведных я пошла добровольно на то, что делала когда-то под страхом смерти? Разве Немальцына простит мне, что я оказалась полной дурехой, не оправдала ее надежд? Одно было ясно: Судовой журнал отыграл свое. Оставалось только решить: оставить ли его на память или уничтожить. Нет, не нужны мне такие воспоминания, решила я после некоторого раздумья, и все-таки решилась нажать кнопку «Стереть».

Гром не грянул, земля не разверзлась. И тем не менее, все надо было начинать заново. И я сделала то, что давно пора было сделать: позвонила Иннусе…

Кафе, где мы встретились, не представляло собой ничего особенного. Но вот девушка, с которой мы сейчас сидели вместе, и которую я привыкла считать своей подругой, совсем не похожа была на ту безмозглую блондинку, секретаршу знаменитого Леонардика, какой я привыкла ее видеть. Во-первых, она не была блондинкой. Конечно, это вполне мог быть парик, но у меня почему-то было впечатление, что именно такие волосы – огненно-рыжие и были настоящими, ей присущими. Минимум косметики, усталое, немного разочарованное, выражение лица. Хорошие, итальянские, шмотки, но ничего вызывающего, крикливого. Сначала я была разочарована, что Иннуся не согласилась встретиться со мной на работе, а предложила нейтральную территорию, теперь поняла: я утратила статус пациентки, а Иннуся слишком дорожила своим местом, чтобы решать на нем какие-то личные проблемы. Несмотря на все кажущееся легкомыслие, она даже мобильник обычно выключала, усаживаясь за свой стол в приемной. Но, собственно, такой вариант меня вполне устраивал: предстоявший разговор был слишком важен, чтобы вести его между делом.

–  Итак, в чем проблема? – спросила Иннуся, так и не дождавшись, что я первой начну свою исповедь.

–   Проблема не одна, их много, – попыталась я собрать в кулак свою волю. – И только ты одна можешь мне помочь.

–  Почему я, а не Леонардик? – с любопытством спросила Иннуся. – Я, как ты знаешь, институтов не кончала, школу и то с трудом выстрадала.

Видно было, что Иннуся тяготится нашей встречей и вовсе не считает меня подругой. Там, в приемной у Леонардика я была для нее человеком, с которым волей-неволей приходилось поддерживать хорошие отношения, здесь - вообще ничего собой не представляла. И она достаточно вежливо дала мне это понять. Однако я не поддалась отчаянию, сделала вид, что ничего принципиально нового не происходит, мы все те же две закадычные сороки-болтушки.

–  Я провалилась, по всем статьям. Помнишь, я тебе говорила о «папике», которого мне сосватала Немальцына? Я не продержалась и месяца, получила полную отставку. Можешь себе представить реакцию Любови Аркадьевны. Она обозвала меня никчемной дурой и отказалась дальше мне помогать.

–  Интересно, – лицо Иннуси тотчас оживилось. Кое-чему я все-таки за последнее время научилась, вот почему не стала плакаться, выплескивать эмоции на не слишком знакомого мне, как выяснилось, человека. Я просто предложила своей, в данной случае - собеседнице решить загадку. Не проблему, а именно шараду из той области, которая для Инны представляла непреходящий, жгучий интерес.

–  Хорошо, – сказала она. – Давай подробности. Чувствую, я не зря пришла сюда. Как начнем, с кофе или по салатику?

Я недолго колебалась. Тут же махнула рукой:

–  По салатику! И, может, рыбки какой-нибудь?

–  Золотой?

–  Совершенно не обязательно. Думаю, мы и сами как-нибудь выпутаемся. С твоей-то головой!

–   Точнее, с твоей головой! И моим богатым жизненным опытом. Так что же произошло, подруга?

Это слово – «подруга» буквально пролило бальзам на мою душу.

–  Так мы точно - подруги? – все-таки решила уточнить я.

–   Конечно. Если ты, разумеется, не против.

–  О, отнюдь! Я давно об этом мечтала.

–  Тогда… – Инна скрючила мизинчик и протянула мне через столик руку. Я, в ответ, скрючила свой, и обряд молниеносно был завершен.

Иннуся быстро переговорила с подошедшей официанткой и сказала, когда та отошла:

–  Первый секрет – не ты первая, и не ты – последняя. Жертва. Жертва насилия. Таких, как мы – миллионы. Главное после этого – не возненавидеть всех мужиков на свете. Все-таки большинство из них – нормальные, порядочные люди. Меня изнасиловал отчим, когда мне было всего только девять лет. Я тогда даже ничего толком не понимала. Но кого проймешь сейчас этим? Такое постоянно в газетах, на телевидении. Люди даже не удивляются, не то, чтобы возмущаться. Но совсем другое – когда такое случается с тобой самой. Незаживающая рана. И таких тайн у меня много. Предашь, из подруги превратишься в злейшего врага. И тогда уже не обижайся!

–  Я не предательница, – тихо ответила я. – Извини, но я просто потрясена. Никогда бы не подумала - ты такая веселая, неунывающая. Ей-богу, я, по сравнению с тобой, просто размазня.

Иннуся рассмеялась.

–  Ладно, овечкой-то прикидываться. Лучше выкладывай, что у вас там произошло, я просто умираю от нетерпения. Хотя это чревато. В таких случаях у меня одновременно жутко разыгрывается аппетит. Большая просьба - если я вдруг захочу пирожных, не возражай, просто сбрось их, как бы ненароком, на пол. О, как я люблю сладкое, если бы ты знала!

Я собралась с духом. Наконец решилась.

–  Ну, начнем с того, что он старый и толстый. Брюхо как у совсем уже махнувшей на себя продавщицы колбасного отдела в магазине… «Папик» он и есть, очень точно сказано.

–  Дура, – спокойно констатировала Иннуся. – Каким же хорошему «папику» еще быть? Чем страшней, тем щедрей, обычно так бывает. Тебе хотелось бы, чтобы он был молод, атлетически сложен или хотя бы, как твой Глеб? У таких и без нас женщин хватает, зачем ему деньги платить?

–  Дура, – согласилась я. – Просто неопытная дура. А не никчемная, как меня обозвали.

Иннуся вздохнула.

–  Ладно, я помогу тебе. В чем его «фишки»?

–  «Фишки»? Не поняла, – недоуменно пожала плечами я.

Салатик из свежих овощей был давно уже съеден, мы принялись за севрюгу, хотя целесообразнее было бы сделать небольшой перерыв. Наверное, мы просто слишком увлеклись разговором.

–  «Фишки»! Именно «фишки». Это главное. От чего он тащится?

Я долго раздумывала, однако вынуждена была признать свое поражение.

–  Не знаю. Я так и не поняла.

Иннуся покачала головой и откинулась на спинку стула.

–  О, Господи! – проворчала она в отчаянии. – Ну и обожралась же я. Люблю поесть – вот одна из моих «фишек». Знаю, что нельзя, но отказаться – выше моих сил. Хорошо, давай по порядку. Как там  у вас было?

Я задумалась. По порядку так по порядку.

–  Мы встретились. Он представился, сказал, что его зовут Валентином Сергеевичем, работает «там, в верхах» – это он изобразил жестом, ткнув пальцем в сторону потолка. Что он не может афишировать нашу связь, моя квартирка его вполне устраивает, мы будем встречаться раз или два в неделю, не больше – он очень занятой человек. Меня это больше, чем устраивало, тем более что он тут же завел речь о квартплате и выложил деньги за пару месяцев вперед. Затем сказал, что знает о том, что со мною произошло, и попросил рассказать об этом поподробнее.

–  Понятно, – кивнула Иннуся. – И как можно подробнее. Постоянно что-то переспрашивал, уточнял, просто тащился от каждой детали.

–  Да, как я поняла потом, это его очень возбуждало, – вытаращила я глаза на Иннусю. – Но тогда меня это выводило из себя, бесило. Тем более, тема-то ведь не бесконечная.

–  Как раз бесконечная! – горячо возразила Иннуся. – Ну кому нужна правда, Анюта? Тем более правда, которая доставляла бы тебе страдания, загоняла в тупик! Надо было врать, и врать совершенно беззастенчиво, пусть даже выдумывать такое, чего и в природе не существует. Да и не просто рассказывать, а показывать, изображать, в красках, в лицах, давать представление. Одного актера для одного зрителя. Ну а ты?

Я чувствовала, что начинала раздражаться.

–  Я? Я просто честно делала свою работу. Раз уж это стало моей работой. У него нелады с потенцией. Я как могла его раскачивала и всегда доводила дело до конца. Ни одной осечки не было, так почему же он меня бросил? Ты можешь сказать?

Иннуся надолго задумалась, затем попыталась подвести итог нашему разговору:

–  Хорошо, что мы встретились. Действительно, тебе одной никак было не разобраться в этой истории. И уж Леонардик тебе бы точно не помог. Тут не его епархия. Итак, во-первых: я думаю, что Немальцына просто тебя под «папулю» твоего подложила, но ей неудобно было дать тебе это понять, вот почему она от тебя потом так быстро и открестилась. Во-вторых: как бы ты ни изощрялась, какую бы СверхШахерезаду из себя ни строила, твой Валентин Сергеевич все равно бы ушел от тебя. Мужичок этот любит разнообразие, и подолгу ни на ком не задерживается. Почему? Могу только предположить, трудно сказать конкретно: боится увлечься, попасть под влияние, экономит деньги – любая причина. Немальцыной ли это не знать? Она в таких вещах дока, мужики для нее – открытая книга. Хотя ее слова о «никчемной дуре» тебе следует признать справедливыми. Хороший урок на будущее.

–  А оно у меня осталось еще, это будущее? – с грустью спросила я.

–  Конечно, куда ж оно от тебя денется? – с улыбкой подбодрила меня Инна. -  Просто оно разным бывает. Далеко не всегда таким, каким хочется. Вот и надо постоянно набирать обороты, с каждым разом быть поумней, пошустрей.

Я вдруг посмотрела на себя как бы со стороны, и меня чуть не стошнило. Господи, неужели это я? И как я до такого докатилась, что столь спокойно и цинично могу рассуждать о подобных вещах? Назвать это жизнью? Да нет, грязь она и есть грязь. Так что же, в этом и есть теперь мое новое лицо, мое истинное Я, мое будущее? Хотя… Так или иначе, в каком-то облике, но мне нужно было пристать к берегу, не могла же я всю оставшуюся жизнь на реке болтаться, да еще плыть против течения?

–  Так, ну и что же мы будем теперь делать? – с улыбкой посмотрела на меня моя новая и, наверное, пока единственная, подруга.

–  Должны были вдвоем на Кипр лететь, теперь все повисло в воздухе.

Инна задумалась.

–  А он тебе отдал путевки, билеты?

Я кивнула:

–  И даже подкинул немного отступных.

Инна развела руками.

–  Что ж, я оказалась права, теперь все сходится. Хоть сейчас Кипр и не в моде, самый писк – Мальдивы, даже Канары и Багамы потускнели, все же твой первый блин никогда бы не поехал с тобой в столь людное место. А значит, и путевки, и билеты – тоже отступные, отступные плюс. Он заранее знал, что расстанется с тобой. Ничего – сдай обратно все это хозяйство, получи деньги и снова в бой. Будем считать, что твое первое боевое крещение прошло вполне сносно. Что касается Немальцыной, то отношения с ней тебе никак нельзя терять. Кинься в ножки, поплачься, согласись, что ты и в самом деле никчемная дура. Как я уже сказала, кто же ты еще есть? Попроси во второй, последний, раз помочь. Уверена, что она не откажет тебе. По всему чувствуется, что у нее, помимо всего прочего, такой свой маленький бизнес: небольшой круг мужичков, которые как раз и тащатся от таких, как ты, пострадавших, жертв. Могу только предположить, что их в твоем статусе заводит. Не одни же только рассказы? Штучки, которые над тобой проделывали, почему бы их, с твоего согласия, не повторить?  «Я прошла через ад, помогите, выведите меня из этого состояния, выведите!» И выводить долго придется: порок настолько глубоко проник в твою душу, что ты уже не можешь быть другой. Безвольная, покорная. Или наоборот, раскованная, не просто без комплексов, а вообще без тормозов, неистовая мстительница, в маске, с плеткой в руках. Господи, что мы можем сделать, так уж они, мужики, устроены: им всегда чего-то нового подавай. Не новую женщину, как ошибочно думают многие, а именно нового. В той же, в другой – не столь важно. Сумеешь стать такой – на тысячу и одну ночь неистощимой на выдумки, все мужики будут у твоих ног. И это не только в борделе, в семейной жизни то же самое, только плюс еще куча других обязанностей, нагрузок. Ладно, я увлеклась. Но такие познания лишними не бывают. Ну а если все-таки не желаешь перед Немальцыной унижаться, мое обещание остается в силе: я готова в любой день и час предложить тебе новую кандидатуру, точнее, нового кандидата. Хотя, что сделала бы я сама на твоем месте – хорошенько отдохнула. Раз уж все козыри у тебя на руках, так и езжай себе преспокойненько. Только если отдыхать, так отдыхать. Разворачивать какую-либо деятельность на чужих территориях – глупо. Здесь мы любого человека по базе данных пробить можем, а там… лотерея! В любые неприятности можешь залипнуть. Как муха.

–  Ну а как насчет того, чтобы нам махнуть вместе? – Мысль эта сидела у меня в голове с самого начала нашего разговора, но только сейчас я решилась ее озвучить.

–  Нет, – покачала головой Иннуся с грустной улыбкой, – ничего не получится. Главное, чему я научилась у Леонардика – пахать без продыха. Молодость не вечна, она проходит слишком быстро. И еще далек тот час, когда можно будет пожинать плоды. Поймешь со временем.

С тем мы и расстались. Я была очень благодарна Иннусе за то, что она в столь трудный момент моей жизни поддержала, приободрила меня. Да, действительно, теперь я не сомневалась в том, что у меня появилась настоящая, закадычная подруга. Вот только чем я сама смогу ее отблагодарить?