Полночное солнце-12
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ
Роман
(продолжение романа «Бумажные слезы»)
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СНЕЖАНА
ГЛАВА 1
Андрей с тоской смотрел на моросивший за окном дождь. Вот точно так же, облокотившись на парапет набережной, смотрела на реку Светлана полгода назад, в монашеском одеянии, каким-то чудом миновав охрану и сбежав из наркотической клиники. Она пришла к двери своей квартиры, но ключей у нее не оказалось, и она пошла к набережной. Кто знает, зачем? Там они и нашли ее: он, Василина, «братишка Ватсон» и Егор Вадимович. Полгода, показавшиеся Горячеву вечностью, никогда он в столь тягостном состоянии не пребывал.
Трудно сказать, почему, уже будучи замужем, Светлана перекупила эту квартиру у матери, но жила у Грачева, как бы сохраняя за собой спасительную нору. Егор Вадимович лишь с усмешкой покачал головой, когда Андрей предложил вызвать слесаря, чтобы не просить ключи у Валерия, и показал на Василину: зачем, если у нас есть человек, который и так знает, где Светлана могла бы их хранить. На что Василина лишь пожала плечами: «Где же еще? На работе». Они съездили в офис и, действительно, ключи висели на самом видном месте, за настенным календарем.
Потом, уже в квартире, Егор Вадимович сразу перевел разговор на деловую основу: Андрей присматривает за Светланой, находится при ней неотлучно, на Ватсона возлагается медобслуживание, Василина должна исчезнуть, ну да ей не привыкать. На что Светлана, дотоле безучастно смотревшая в стену, как только что она смотрела на реку, резко отрицательно покачала головой: пусть остается. Ну, остается так остается. Егор Вадимович положил всем троим хорошее жалование, дал денег на расходы, с тем и отбыл.
Первым не выдержал Лев, он сбежал уже через месяц, еще до того, как Светлане сделали операцию…
Горячев отошел от окна и, оглядевшись по сторонам – не наблюдают ли Светлана или Василина за ним, сел в кресло. Он продолжал размышлять. Да, пожалуй, до этого момента все было правильно. Он проконсультировался у специалиста и врач подтвердил то, что он и так хорошо знал:
– Ну, дорогой, это еще не наркомания, настоящей-то наркомании вы не знаете, да и не дай Бог вам ее узнать. Просто глубокая депрессия, с чем только не перемешанная. Как бы то ни было, я здесь бессилен. Все, что здесь необходимо - хороший, опытный психотерапевт, но вы ведь сказали, что она не разговаривает? И от этого можно было бы полечить. Однако что важнее всего – следите за ней, да внимательнее, такие вещи слишком часто заканчиваются, сами понимаете чем. Тем более что одна попытка у нее уже была.
Андрей скептически улыбнулся:
– Ну, одно дело любовь, а вообще, в таком возрасте…
– Да-да, именно в таком возрасте, – горячо прервал его врач. – Как раз совсем недавно я сподобился консультировать итог одного очень интересного исследования (правительственный заказ, между прочим) по изучению творчества студентов-филологов в одном педагогическом вузе. Так вот - в стихах, рассказах их куда чаще говорится о… смерти, чем о любви.
Нет-нет, такого исхода Горячев бы себе не простил никогда. Он с самого начала был настроен на долгую битву, хотя не мог и предположить, какой она примет затяжной, изматывающий характер.
Чего больше всего Андрей опасался, так это того, что после операции Светлана, в силу своей злобности, откажется ходить, продолжив высиживание несуществующих птенцов в столь подходящей для подобного случая коляске. Однако, к счастью, этого не произошло. Ни в «психиатричке», ни в наркологической клинике Вольнова-младшая, несмотря на всю свою отрешенность, не сдавалась, при малейшей возможности вставала и ходила, действуя, как автомат. Каким-то подспудным чувством, инстинктом самосохранения, она понимала, что в той среде, в которой она очутилась, нельзя показывать слабость, иначе хищники со всех сторон накинутся на нее, надругаются, на части разорвут. Оказавшись же дома, она коляску уже не покидала, организм слишком долго находился в режиме перенапряжения, а тут впал в другую крайность.
Однако боль, кровь, стоны, слезы, уже в хирургии, как бы вновь заставили Светлану сгруппироваться. Она с невероятным упорством тренировала мышцы, изучала методички, прислушивалась к любым, хоть мало-мальски заслуживающим внимания, советам. Однажды Андрей даже решил организовать для нее экскурсию в институт для, нет-нет, не инвалидов, так давно уже не говорят – просто людей с ограниченными возможностями. Здесь готовили редакторов, переводчиков, мир слова, литературы был как сам воздух, без которого чем же дышать?
Парни, девушки передвигались в колясках, на костылях, просто по стеночкам, царила обычная студенческая атмосфера, на уныние, хандру ни у кого здесь не было времени, ну а общага, она везде общага, что про нее говорить?
Ну и любовь, конечно, даже культ любви. На старших курсах уже составлялись семейные пары, молодые ребята упорно, всерьез готовили себя к взрослой жизни. Беда только, что жизнь потом слишком часто опрокидывала их планы. У нас не Америка!
Светлана была буквально ошарашена увиденным. Пожалуй, еще больше, чем сам Андрей. День растянулся почти на неделю. Сама она так и не заговорила, однако Василина, находившаяся при ней неотлучно, служила ей великолепным переводчиком. Но неделя прошла, и Вольнова-Грачева, дотоле вникавшая буквально во все детали, наотрез отказалась учиться в этом вузе.
– Понимаешь, Света, без «вышки» нельзя сейчас, все равно рано или поздно… – мямлил Андрей, но его даже не захотели слушать.
«Я не инвалидка», – тут же перевела ему Василина, добавив, уже от себя, – и, ради Бога, никогда не упоминай при ней этого словосочетания: «ограниченные возможности». Она никогда не согласится с этим, во всяком случае, так она просила тебе передать.
– Ты что, телепатка? – иронически поинтересовался Андрей, намекая на неожиданно открывшиеся у Василины способности во время поисков беглянки и эпизода с ключом. – Может, лучше наймем кого-нибудь, кто бы научил ее разговаривать на пальцах, чтобы я знал ее мнение напрямую, а не с твоих слов?
– Ну что вы, каспадин, какая моя теле-тили. Просто я такой примитивный существ, что понимайт самый элементарный вещи, которые до интеллектуальных жирафа почему-то не доходят, – в тон ему зло ответила Василина.
– Это что, пиджн рашн, наподобие пиджн инглиш, на котором в английских колониях говорили? – поинтересовался Андрей. – Уважаемый каспаша, скажите, пожалуйста, на каком языке мне вам теперь отвечайт?
И вот сейчас Васька сидела в соседней комнате и ревела белугой, как делала это часто и помногу в последнее время. Андрей счел, что пора ему вмешаться и приоткрыл дверь.
– Ну что на сей раз? – холодно спросил он.
– Она щиплется, – с трудом, между всхлипами, вставила Василина.
– Как щиплется? – не понял Андрей. – Она что, играет в игру «Хозяин – горничная»? Ну, так ты подыграй ей: надень белый передник, перейди на свой ломаный русский, у тебя неплохо получается. Что поделаешь, бедная девочка почти год без секса, так и озвереть недолго.
Василина посмотрела на него с ненавистью и разревелась пуще прежнего.
– Она лесбиянку из себя разыгрывает, гадость какая! Ты не представляешь, какое у нее богатое воображение, какие жесты, мимика! Андрюш, я не выдерживаю, зачем ты нас двоих так мучаешь? Ты вздумал ее ревностью лечить? А обо мне ты подумал? Шокотерапия… Я по ночам, когда бываю с тобой, даже пискнуть боюсь, все мне кажется, что эта кобра за дверью стоит, подслушивает нас. Я так скоро совсем холодной стану или в дурдом, к Левке опять, не дай Бог, попаду. Отпусти меня, а?
– Понятно, – рассеянно пробормотал Андрей, – а кто меня отпустит? Ты не знаешь? Ладно, я тебе больше скажу: то, что происходит сейчас – еще не самое страшное. Настоящий кошмар начнется, когда она заговорит. Такого поганого языка я в своей жизни еще не встречал. Так что: хочешь бросить, бросай, не медли, отпускаю. Что до меня, то мне бежать некуда.
Василина вытерла слезы и проговорила устало:
– То, чем ты занимаешься – чистейшей воды мазохизм. А бежать всегда есть куда. Да, я тебе главного не сказала…
Звонок в дверь не дал ей возможности продолжить разговор.
Андрей глянул в глазок и так застыл в весьма двусмысленной позе.
– Открывай, открывай, – услышал он насмешливый голос. – Хозяин пришел.
Валерия было не узнать: со вкусом одет, надушен, в одной руке букет роз, в другой – бутылка шампанского. Он даже не стал переобуваться - окинув Андрея невидящим взглядом, прямиком направился в комнату Светланы. Василина вошла вслед за ним и тут же перевела для себя властный взгляд своей «каспаши»: цветы в вазу, шампанское в холодильник.
– Так ты об этом хотела сказать? – мрачно спросил Андрей, когда Василина выполнила все приказы и встала с ним рядом, машинально теребя передник своей униформы.
– Да, – кивнула та. – Знал бы ты, как они в прошлый раз орали. Думаю, в этот раз будет еще жарче. Может, я все-таки пойду, а?
Но Андрей молчал. Так они и сидели в ступоре, как слуги, наготове. Звуки действительно были из репертуара мартовских котов. Наконец Валерий вышел совершенно голый и, ничуть не стесняясь своей наготы, прошел в ванную.
– Пора шампанское подавать, – тихо прошептала Василина, когда он вышел.
Но концерт еще только начинался. Через полчаса Валерий вынес из комнаты тоже совершенно голую Светлану, и крики продолжились уже в ванной.
– Не понимаю, и это ты стерпишь? – жалобно пробормотала Василина. – Давай уйдем вместе, сейчас как раз самый подходящий момент. Решайся, Андрюша!
Но Андрей промолчал, хотя был на грани. После ухода Грачева он долго раздумывал, прежде чем набрать знакомый номер, затем все же решился.
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ
Роман
(продолжение романа «Бумажные слезы»)
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СНЕЖАНА
ГЛАВА 1
Андрей с тоской смотрел на моросивший за окном дождь. Вот точно так же, облокотившись на парапет набережной, смотрела на реку Светлана полгода назад, в монашеском одеянии, каким-то чудом миновав охрану и сбежав из наркотической клиники. Она пришла к двери своей квартиры, но ключей у нее не оказалось, и она пошла к набережной. Кто знает, зачем? Там они и нашли ее: он, Василина, «братишка Ватсон» и Егор Вадимович. Полгода, показавшиеся Горячеву вечностью, никогда он в столь тягостном состоянии не пребывал.
Трудно сказать, почему, уже будучи замужем, Светлана перекупила эту квартиру у матери, но жила у Грачева, как бы сохраняя за собой спасительную нору. Егор Вадимович лишь с усмешкой покачал головой, когда Андрей предложил вызвать слесаря, чтобы не просить ключи у Валерия, и показал на Василину: зачем, если у нас есть человек, который и так знает, где Светлана могла бы их хранить. На что Василина лишь пожала плечами: «Где же еще? На работе». Они съездили в офис и, действительно, ключи висели на самом видном месте, за настенным календарем.
Потом, уже в квартире, Егор Вадимович сразу перевел разговор на деловую основу: Андрей присматривает за Светланой, находится при ней неотлучно, на Ватсона возлагается медобслуживание, Василина должна исчезнуть, ну да ей не привыкать. На что Светлана, дотоле безучастно смотревшая в стену, как только что она смотрела на реку, резко отрицательно покачала головой: пусть остается. Ну, остается так остается. Егор Вадимович положил всем троим хорошее жалование, дал денег на расходы, с тем и отбыл.
Первым не выдержал Лев, он сбежал уже через месяц, еще до того, как Светлане сделали операцию…
Горячев отошел от окна и, оглядевшись по сторонам – не наблюдают ли Светлана или Василина за ним, сел в кресло. Он продолжал размышлять. Да, пожалуй, до этого момента все было правильно. Он проконсультировался у специалиста и врач подтвердил то, что он и так хорошо знал:
– Ну, дорогой, это еще не наркомания, настоящей-то наркомании вы не знаете, да и не дай Бог вам ее узнать. Просто глубокая депрессия, с чем только не перемешанная. Как бы то ни было, я здесь бессилен. Все, что здесь необходимо - хороший, опытный психотерапевт, но вы ведь сказали, что она не разговаривает? И от этого можно было бы полечить. Однако что важнее всего – следите за ней, да внимательнее, такие вещи слишком часто заканчиваются, сами понимаете чем. Тем более что одна попытка у нее уже была.
Андрей скептически улыбнулся:
– Ну, одно дело любовь, а вообще, в таком возрасте…
– Да-да, именно в таком возрасте, – горячо прервал его врач. – Как раз совсем недавно я сподобился консультировать итог одного очень интересного исследования (правительственный заказ, между прочим) по изучению творчества студентов-филологов в одном педагогическом вузе. Так вот - в стихах, рассказах их куда чаще говорится о… смерти, чем о любви.
Нет-нет, такого исхода Горячев бы себе не простил никогда. Он с самого начала был настроен на долгую битву, хотя не мог и предположить, какой она примет затяжной, изматывающий характер.
Чего больше всего Андрей опасался, так это того, что после операции Светлана, в силу своей злобности, откажется ходить, продолжив высиживание несуществующих птенцов в столь подходящей для подобного случая коляске. Однако, к счастью, этого не произошло. Ни в «психиатричке», ни в наркологической клинике Вольнова-младшая, несмотря на всю свою отрешенность, не сдавалась, при малейшей возможности вставала и ходила, действуя, как автомат. Каким-то подспудным чувством, инстинктом самосохранения, она понимала, что в той среде, в которой она очутилась, нельзя показывать слабость, иначе хищники со всех сторон накинутся на нее, надругаются, на части разорвут. Оказавшись же дома, она коляску уже не покидала, организм слишком долго находился в режиме перенапряжения, а тут впал в другую крайность.
Однако боль, кровь, стоны, слезы, уже в хирургии, как бы вновь заставили Светлану сгруппироваться. Она с невероятным упорством тренировала мышцы, изучала методички, прислушивалась к любым, хоть мало-мальски заслуживающим внимания, советам. Однажды Андрей даже решил организовать для нее экскурсию в институт для, нет-нет, не инвалидов, так давно уже не говорят – просто людей с ограниченными возможностями. Здесь готовили редакторов, переводчиков, мир слова, литературы был как сам воздух, без которого чем же дышать?
Парни, девушки передвигались в колясках, на костылях, просто по стеночкам, царила обычная студенческая атмосфера, на уныние, хандру ни у кого здесь не было времени, ну а общага, она везде общага, что про нее говорить?
Ну и любовь, конечно, даже культ любви. На старших курсах уже составлялись семейные пары, молодые ребята упорно, всерьез готовили себя к взрослой жизни. Беда только, что жизнь потом слишком часто опрокидывала их планы. У нас не Америка!
Светлана была буквально ошарашена увиденным. Пожалуй, еще больше, чем сам Андрей. День растянулся почти на неделю. Сама она так и не заговорила, однако Василина, находившаяся при ней неотлучно, служила ей великолепным переводчиком. Но неделя прошла, и Вольнова-Грачева, дотоле вникавшая буквально во все детали, наотрез отказалась учиться в этом вузе.
– Понимаешь, Света, без «вышки» нельзя сейчас, все равно рано или поздно… – мямлил Андрей, но его даже не захотели слушать.
«Я не инвалидка», – тут же перевела ему Василина, добавив, уже от себя, – и, ради Бога, никогда не упоминай при ней этого словосочетания: «ограниченные возможности». Она никогда не согласится с этим, во всяком случае, так она просила тебе передать.
– Ты что, телепатка? – иронически поинтересовался Андрей, намекая на неожиданно открывшиеся у Василины способности во время поисков беглянки и эпизода с ключом. – Может, лучше наймем кого-нибудь, кто бы научил ее разговаривать на пальцах, чтобы я знал ее мнение напрямую, а не с твоих слов?
– Ну что вы, каспадин, какая моя теле-тили. Просто я такой примитивный существ, что понимайт самый элементарный вещи, которые до интеллектуальных жирафа почему-то не доходят, – в тон ему зло ответила Василина.
– Это что, пиджн рашн, наподобие пиджн инглиш, на котором в английских колониях говорили? – поинтересовался Андрей. – Уважаемый каспаша, скажите, пожалуйста, на каком языке мне вам теперь отвечайт?
И вот сейчас Васька сидела в соседней комнате и ревела белугой, как делала это часто и помногу в последнее время. Андрей счел, что пора ему вмешаться и приоткрыл дверь.
– Ну что на сей раз? – холодно спросил он.
– Она щиплется, – с трудом, между всхлипами, вставила Василина.
– Как щиплется? – не понял Андрей. – Она что, играет в игру «Хозяин – горничная»? Ну, так ты подыграй ей: надень белый передник, перейди на свой ломаный русский, у тебя неплохо получается. Что поделаешь, бедная девочка почти год без секса, так и озвереть недолго.
Василина посмотрела на него с ненавистью и разревелась пуще прежнего.
– Она лесбиянку из себя разыгрывает, гадость какая! Ты не представляешь, какое у нее богатое воображение, какие жесты, мимика! Андрюш, я не выдерживаю, зачем ты нас двоих так мучаешь? Ты вздумал ее ревностью лечить? А обо мне ты подумал? Шокотерапия… Я по ночам, когда бываю с тобой, даже пискнуть боюсь, все мне кажется, что эта кобра за дверью стоит, подслушивает нас. Я так скоро совсем холодной стану или в дурдом, к Левке опять, не дай Бог, попаду. Отпусти меня, а?
– Понятно, – рассеянно пробормотал Андрей, – а кто меня отпустит? Ты не знаешь? Ладно, я тебе больше скажу: то, что происходит сейчас – еще не самое страшное. Настоящий кошмар начнется, когда она заговорит. Такого поганого языка я в своей жизни еще не встречал. Так что: хочешь бросить, бросай, не медли, отпускаю. Что до меня, то мне бежать некуда.
Василина вытерла слезы и проговорила устало:
– То, чем ты занимаешься – чистейшей воды мазохизм. А бежать всегда есть куда. Да, я тебе главного не сказала…
Звонок в дверь не дал ей возможности продолжить разговор.
Андрей глянул в глазок и так застыл в весьма двусмысленной позе.
– Открывай, открывай, – услышал он насмешливый голос. – Хозяин пришел.
Валерия было не узнать: со вкусом одет, надушен, в одной руке букет роз, в другой – бутылка шампанского. Он даже не стал переобуваться - окинув Андрея невидящим взглядом, прямиком направился в комнату Светланы. Василина вошла вслед за ним и тут же перевела для себя властный взгляд своей «каспаши»: цветы в вазу, шампанское в холодильник.
– Так ты об этом хотела сказать? – мрачно спросил Андрей, когда Василина выполнила все приказы и встала с ним рядом, машинально теребя передник своей униформы.
– Да, – кивнула та. – Знал бы ты, как они в прошлый раз орали. Думаю, в этот раз будет еще жарче. Может, я все-таки пойду, а?
Но Андрей молчал. Так они и сидели в ступоре, как слуги, наготове. Звуки действительно были из репертуара мартовских котов. Наконец Валерий вышел совершенно голый и, ничуть не стесняясь своей наготы, прошел в ванную.
– Пора шампанское подавать, – тихо прошептала Василина, когда он вышел.
Но концерт еще только начинался. Через полчаса Валерий вынес из комнаты тоже совершенно голую Светлану, и крики продолжились уже в ванной.
– Не понимаю, и это ты стерпишь? – жалобно пробормотала Василина. – Давай уйдем вместе, сейчас как раз самый подходящий момент. Решайся, Андрюша!
Но Андрей промолчал, хотя был на грани. После ухода Грачева он долго раздумывал, прежде чем набрать знакомый номер, затем все же решился.
Нет комментариев. Ваш будет первым!