Помочь сайту
Поздравления
Пятый стол.Лада. Пикантно.5.22.
22 мая 2015 -
Юлия Кхан
5.22.
Женька на долю секунды зажмурил глаза, а затем вновь открыл их: в них светилось что-то новое, неведомое мне. Наверное, так выглядит окрыленная надежда, робко и заискивающе выглядывая из приоткрывающейся двери, еще не до конца осознавшая, что приглашена войти…
Джон страстно сжал мою руку.
– Скажи мне, скажи, Ладушка: ты же знаешь, чего я хочу услышать? Скажи, что ты чувствуешь, скажи, что ты пришла ко мне сегодня, не потому, что тебя просто обидели, и ты ждешь утешения в моих объятиях. Что ты действительно и добровольно, а не вынужденно готова связать свою дальнейшую жизнь со мной, старым и изуродованным жизнью забиякой и неврастеником? Что ты согласна терпеть мои капризы и прихоти в обмен на мою нерушимую, многолетнюю верность и любовь к тебе, граничащую с помешательством. В обмен на все богатства мира, что я возложу к твоим ногам, если ты скажешь «да»? Скажи мне?
– Джон, прости, это так неожиданно для меня… Ну, в смысле, события последнего периода так сильно перевернули мою жизнь, что я в растерянности, право, я не знаю…
– Спроси себя, просто спроси, чего твоя душа больше всего хочет? Любви и верности, или, может быть, страданий и неуверенности в завтрашнем дне? Преданности или удара в спину, когда его не ждешь? Достатка и безотказности в любых твоих желаниях, или боязни лишиться всего из-за неблагоразумия супруга. Я все отдам тебе, лишь бы ты была счастлива, все – за твою благосклонность. Ты же понимаешь, мне ничего бы не стоило принудить тебя стать моей любовницей, но я не хочу этого делать. Мне нужно, чтобы ты сама хотела меня. Сама, искренне, всем сердцем! Скажи, смогла бы ты полюбить меня так, как любила, или быть может, все еще любишь своего Алексея…
Упоминание о муже несколько выбило меня из колеи. Я задумалась: а люблю ли я Лешку до сих пор, так как мне казалось это в самом начале наших отношений? Да, наш конфетно-букетный период был невероятно романтичным: Алексей пел мне серенады во весь голос, когда мы бродили с ним до утра по ночным улицам; влезал, мокрый, на балкон, где вытряхивал из-за пазухи свежепойманных раков; приносил котят «букетами» (к слову, так в нашем доме появился Кизляр); вставал по ночам к детям в их младенчестве; трогательно ухаживал за мной, когда я болела; если мне снились кошмары и я просыпалась, то всегда обнаруживала рядом мужа со стаканом клюквенного морса на меду, чтобы прогнать ужас неприятных сновидений; он делал уроки с детьми; он регулярно приглашал меня на свидания, каждый раз инсценируя в различных декорациях новую версию того, как мы могли бы познакомиться; заставлял детей заранее «ходить в разведку», чтобы узнать, что я хотела бы получить в подарок к очередному празднику, а затем дарил мне это с таким видом, словно сам «мистер Прозорливость», а я подыгрывала ему, изображая искреннее восхищение его догадливостью… Он был таким надежным всегда, когда мне было тяжело, особенно, когда не стало папы…
Но все эти воспоминания были словно о какой-то другой жизни, словно мне это все приснилось! Сейчас я не могла бы сказать, что со мной живет тот самый Лель, которого я так боготворила, и который платил мне любовью самой древней чеканки – искренней и честной! Новый Алексей – стал абсолютно мне чужим! Я должна была признать, что совершенно не знаю этого человека – моего мужа периода после переезда сюда, в «Максиму». Нет, я отныне не питаю иллюзий, более того, уверена, что больше не люблю Вельханова, больше не горжусь, что ношу его фамилию, я даже почувствовала, как кольцо жжет мне палец…
Внимательно посмотрев в глаза влюбленного в меня мужчины, я поняла, что, да, я готова стать его любовницей, да, я согласна на все его предложения и условия, а дальше – время покажет! Полюблю ли, не знаю, но то, что смогу быть благодарной и благосклонной – наверняка! А разве не этого он, собственно говоря, от меня и ждет? Любовь вещь очень эфемерная, иногда, говорят, если ее и не было, то и брак прочнее и долговременнее… Я демонстративно стянула с пальца кольцо и катнула его по столешнице в сторону собеседника.
Джон резко накрыл кольцо рукой. Оно жалобно звенькнуло и умолкло.
– Я могу считать это твоим ответом? – с некоторой дрожью в голосе спросил Евгений.
– Нет, – ответила я. – Это не ответ. Просто обремененная ЭТИМ, я не смогу произнести то, что произнести готова: да, Женя, мой ответ – да, я стану твоей, как ты того просишь, приму все твои предложения и соглашусь на все условия. То, как сильно ты любишь меня, не может не растопить лед даже самого холодного сердца. Ты победил! Мои бастионы пали! Я в твоей власти, люби же меня!...
Женька как будто бы не поверил своим ушам. Его словно парализовало, словно громом небесным поразило, и молния прошила тело насквозь, да так и застряла в позвоночнике…
– Ну? Что же ты? – я чувствовала себя неловко, так словно предлагаю себя, а мне отказывают…
И тут Джон пришел в себя: он вскочил, ногой отбросил стул, а рукой оттолкнул стол со всеми приборами – в сторону, бросился на колени и проскользил по начищенному паркету прямо к моим ногам. Он плакал, плакал как ребенок, от счастья, от благодарности, от своей любви, которая наконец-то обрела надежду раскрыться, распуститься, как бутон, появившийся не ко времени на заре слишком затяжной и неспешной весны…
Его руки обхватили мои колени, лицом он уткнулся в них и долго-долго что-то шептал на незнакомом мне языке (молитву, что ли, я не могла разобрать ни слова). Затем он взял меня за руки и потянул к себе, на пол…
Мы любили друг друга прямо тут же, на скользком полу, страстно и неистово, как это происходит между двумя истосковавшимися по ласке и взаимности людьми. Его крепкое тело отвечало на каждое мое прикосновение, а его прикосновения пробуждали во мне неведомые доселе мелодии чувственности. Таких ощущений мое тело не испытывало еще никогда!
Спустя некоторое время, мы в изнеможении застыли: моя голова покоилась на его мощном торсе; его руки обвили меня, словно боялись отпустить; ноги переплелись и желали себе разве еще большей гибкости... Женька нежно и осторожно целовал меня в затылок, легонько дул на мой лоб, на котором выступила испарина, шептал ласковые слова, на ходу придумывая все новые. Я чувствовала себя счастливой! Ну, или около того…
Неожиданно послышался какой-то звук: не то постукивание, не то громкая и размеренная вибрация…
– Прости, – Женька высвободился из моих объятий, сел, огляделся по сторонам, отыскал свою рубашку и протянул мне. – Надень, пожалуйста, и сядь к столу. Пришел мой названный брат, он один вхож в эти апартаменты без специальных пропусков, поэтому мы должны быть вежливы! Согласна?
Я кивнула, хотя не очень поняла, что за «названный брат» может беспокоить Джона по своей воле (разве не он – самый большой начальник в этом городе?) Стало любопытно познакомиться с этим «серым кардиналом», о котором никто, даже завзятые сплетники в кулуарах «Максимы» и представления не имеют… Решив наплевать на свой внешний вид, растрепущую прическу и явно попорченный «мейкап», я быстренько застегнула часть пуговиц, оставив, правда, ворот рубашки соблазнительно распахнутым, и заняла место за столом так, словно нас отрывают от трапезы, а «затрапезный вид» здесь вовсе не при чем…
Джон тем временем натянул, зачем-то, носки и брюки, которые, без ремня, повисли у него на бедрах и сильно подчеркивали все еще сильно возбужденный орган, сгреб в охапку все остальное наше шматье и, оттолкнувшись, словно вскочил на скейт-борд, докатился до гардеробной ниши, закинул все в какой-то отсек, а потом тем же макаром вернулся назад к столу (я догадалась, для чего ему носки понадобились, и тихо прыснула в кулак). Джон скорчил мину, приложил палец ко рту, призывая к серьезности, и только затем разблокировал дверь входного лифта.
На пороге появился мужчина необычной и весьма колоритной внешности: одетый, скорее, как индус, тем не менее, голову он покрывал платком, повязанным на манер «арафатки», был бос и семенил мелкими шажками, приближаясь к нам, склоненный в полупоклоне, да и поприветствовал он Джона соответственно:
– Ас-саляму алейкум, господин мой!
– Уа-алейкум-ас-салям, Навруз! Сколько раз тебя просил, не называй ты меня – господином, просто Джон, только для тебя – я Джон, как и прежде!
– Да позволит мне мой господин называть его так, как велит мне сердце, и как подобает твоему положению!
– Ладно, упрямец, называй, как хочешь, – проворчал смущенно Джон. – Возрадуйся вместе со мной: теперь в нашей с тобой холостяцкой обители будет и традиционная женская «половина»! Туда ты будешь входить только, если я тебе разрешу. Понятно?
– Да, господин мой! – Навруз даже глаз на меня не подымал. Я только диву давалась. –Прикажешь подать десерт? Напитки? Фрукты?
– Да, если не трудно, побольше всего: и напитков, и фруктов, орехов, сыра, пахлавы, все тащи, мы проголодались зверско, правда же, любимая?
Я рассеянно кивнула. Мой взгляд не мог оторваться от этого удивительного слуги: он же «брат названный»? Почему так себя ведет? Я ничего не понимала…
И пока Навруз спешил исполнить поручение хозяина, я многозначительно уставилась на Джона, мол, что все это значит? Джон пожал плечами:
– Когда-то под Джелалабадом я случайно спас парнишке жизнь, все его родные и близкие тогда погибли, и он поклялся вечно служить мне. И служил. Сопровождал везде, во всех моих кампаниях. Не раз в свою очередь и мою задницу спасал, только вот он считать этого никак не хочет. Говорю ему, мы квиты давно, ты – брат мой, названный! А он, одно что: «господин», да «господин», хоть кол на голове теши. Я уже смирился… Так что, если он и слуга мне, то добровольный и абсолютно преданный. Навруз – это он сам себе имя выбрал, «новый год» это по ихнему, или «новая жизнь» в его понимании. Старого имени я и не помню вовсе, а может он даже мне его и не говорил…
– Почему ты меня не представил?
– Он оскорбится: женщина хозяина в его религии – абсолютно святое, знать ее имя слуге, значит быть искушаемым обратиться к ней без дозволения господина. Навруз может подумать, что я не доверяю ему, проверяю его преданность, искушаю нарушить традиции предков. Так что он не станет тебе докучать, ибо не названное – для него существует только, когда господин укажет на него пальцем. Сложно все это, Ладушка, не вникай! Чужая вера – потемки!
Тем временем наш стол снова был сервирован, и молчаливый слуга незаметно удалился.
– Как тебе обстановочка, кстати, все хочу спросить? – Джон поглощал пищу с неимоверной скоростью.
– Великолепно! Неужели ты так богат, Джон? – я искренне недоумевала, какие источники могли обеспечивать такой уровень роскоши.
Джон усмехнулся.
– Я очень надеюсь, что теперь, когда ты стала моей спутницей, ты и наперсницей моих сокровенных тайн станешь. Погоди… – и он, немного отодвинувшись от стола, нажал какую-то кнопку. Выдвинулась панель с сенсорной клавиатурой. Джон набрал какой-то многозначный код. – Закрой глаза! Не бойся!
Я зажмурилась. Всего на секунду. Когда же я вновь их открыла, вся обстановка вокруг нас резко изменилась: мы находились в центре огромного офисного помещения, с окнами от пола до потолка, за которыми шумел фантастический мегаполис с тысяче-этажными небоскребами и невероятными летательными аппаратами, сновавшими туда-сюда мимо окон. Я ошарашенно посмотрела на своего приятеля. Он подмигнул мне, дескать, давай, что же ты?
Встав из-за стола, я сделала несколько шагов по направлению к одному из окон, но… уперлась в невидимую преграду: насколько хватало рук, я ощупывала гигантский экран, на который транслировалась картинка, которую я посчитала реальным, хоть и сюрреалистическим пейзажем. Попробовав сделать несколько шагов в ту и другую сторону, я поняла, что экран попросту необъятен.
Джон расхохотался.
– И не пытайся! Мы окружены! – сделав большой глоток из бокала, он откинулся на спинку стула. – В хорошем смысле, я имею в виду. Этот пятачок, где мы с тобой ужинаем, по сути, и есть моя приемная, столовая, кухня, рабочий кабинет и зона отдыха. Я же аскет, Ладушка, мне очень мало на самом деле надо для жизни, но при этом и очень много, одновременно. Ты лучше сядь, то ли еще будет!
Потрясенная, я вернулась на свое место. Джон снова запорхал пальцами по клавишам.
– Вот, гляди, а теперь как тебе?
Мы оказались посреди огромного, куда не глянь, цветущего луга. Ароматы разнотравья кружили голову. Небо лазурно-голубого цвета было невероятно высоким и безоблачным. Солнце стояло в зените, и, клянусь, я даже испытывала на себе его щедрое тепло.
– Ты даже позагорать сможешь, если разденешься. Все спецэффекты по ощущениям максимально приближены к реальности.
Где-то над моей головой в вышине пронзительно пел жаворонок. Я была очарована и заинтригована, два в одном… Джон опять переключил картинку.
Теперь наш столик на двоих оказался в сумраке бара, наполненного посетителями. Между столиками сновали полуголые официантки, флиртовали с клиентами, на подиуме шло развлекательное шоу. Голоса людей были абсолютно реалистичными. Запахи пота и перегара, к сожалению, тоже… Я поморщилась. Джон кивнул, и снова сменил иллюзию.
Теперь мы сидели на палубе огромного океанского лайнера, крики чаек, аромат соленых волн, плещущихся за кормой, даже брызги, долетавшие до палубы, – все было исключительно правдоподобным. Мои глаза уже, наверное, были размером с кофейное блюдце, от удивления. Как такое возможно? Ну, то есть, я понимаю, что возможно, эффект 4D, и т.п., только… Предпочесть настоящий, реальный мир иллюзорному, это было очень похоже на Джона. Это так, но если призадуматься: ведь, в сущности, мы, и вправду, сильно привязываемся к материальным вещам, которыми по большей части и не пользуемся вовсе. В своей огромной квартире я более, чем к половине вещей и не прикасалась ни разу, однако, деньги на обстановку жилой зоны были потрачены немалые. А тут: всего пятачок пять на пять квадратных метров, и – целый мир на ладони! Это было потрясающе! Достойно восхищения! Я даже поаплодировала Джону, влюбленно смотревшему на меня, наблюдавшему за моими реакциями!
– Вот, смекаешь? Ничего, на самом-то деле, человеку не нужно, достаточно крова над головой, сытной пищи, возможности удовлетворять свои инстинкты, а во всем остальном вполне хватит иллюзии: ощущения защищенности, ощущения единения с окружающим миром, ощущения гармонии в природе, самодостаточности и вполне понятной цели, куда идти. Такой вот он, простой рецепт счастья!
– Да, но ведь не каждый может себе позволить иметь такое оборудование у себя дома, – попробовала возразить я.
– Не так все и дорого, милая, если посмотреть со стороны на то, какие средства люди выбрасывают в топку потребления и потакания собственным прихотям. В моей базе данных более пятисот тысяч различных декораций. Это опытный образец. Но в перспективе можно будет выпускать модели меньшей емкости, под запросы рядового обывателя, без проблем… Смотри, вот еще вариант!
Теперь нас занесло в самый эпицентр лесного пожарища: охваченные огнем, здоровенные корабельные сосны с треском крушились, разбрасывая снопы искр; пахло гарью, стоял нестерпимый жар… Кричали в панике разлетающиеся птицы, сквозь горящий бурелом проламывались и бежали подпаленные лесные звери: олени, лисы, волки, кабаны, зайцы – бок о бок, хищники и их жертвы, перед лицом неодолимого врага они забывали о своих естественных инстинктах…
Я в недоумении смотрела на все это и не понимала, зачем создавать для себя вот ТАКИЕ декорации? Джон опередил мой вопрос:
– Подобное я держу в запасе, чтобы не забывать о своей миссии: главный враг не среди и не внутри нас, он ИЗВНЕ: прячется до поры до времени, умеет ловко маскировать свою силу и злобу под добродетель. Он нас, якобы, кормит, согревает, одаривает с барского плеча, изливает на нас поток добреньких, просвещающих советов. Но достаточно лишь засохнуть, истощить собственные животворящие соки, утратить бдительность, позволить злонамеренному поветрию прокачать оброненные искры вражеской пропаганды, и все – придется в панике бросать обжитые места, которые он, наш злейший и древнейший враг без зазрения совести пожрет…
– Ты сейчас о ком так образно рассуждал, прости, я не уловила? – витиеватость метафор пришлась мне по вкусу, но за буквально воспринимаемым текстом крылось что-то еще, мною до конца не распознанное…
– Да, тебе и не надо, если честно! Давай уйдем отсюда: в этой иллюзии, если долго находиться, кожа начинает саднить как после ожогов, – Джон снова переключил трансляцию…
На этот раз мы, словно бы, занимали центральную трибуну на многотысячном митинге: со всех сторон к нам стремились экзальтированные общим воодушевлением граждане, от мала до велика. Они размахивали государственными флагами и флагами корпорации «МАКС&MALL», держали в руках транспаранты и лозунги, требующие избрания Максимова в президенты, задние ряды напирали, подпрыгивали изо всех сил, девицы тянули к нам руки, словно щупальца невероятного, пульсирующего энергией единения, осьминога. Все громко скандировали: «MAX and MALL», «MAX and MALL», «MAX and MALL». Но мое, чуткое к английской речи ухо, отчего-то слышало в этой массовой вакханалии совершенно другую фразу: «MAKE them ALL», «MAKE them ALL», «MAKE them ALL»*. Пахло алкоголем и немытыми телами…
Стало душно. Я распахнула воротник рубашки. Джон пристально посмотрел на меня и, не говоря ни слова, переключил «обстановку» на тропический оазис. Затем мы путешествовали на вершину Эвереста, в долину горной реки с восхитительным водопадом, на площадь перед потрясающего величия восточным минаретом, к китайским пагодам, в сады цветущей сакуры, к подножью начинающего извергаться вулкана, во дворец во времена египетских фараонов, только… Все в моем восприятии начало сливаться в один, быстро сменяющий картинки, калейдоскоп, радовать и удивлять этот аттракцион неожиданно перестал…
В голове впервые за этот вечер проснулась тревожная мысль, что господин Максимов, похоже, одержимый психопат-шизофреник…
Женька на долю секунды зажмурил глаза, а затем вновь открыл их: в них светилось что-то новое, неведомое мне. Наверное, так выглядит окрыленная надежда, робко и заискивающе выглядывая из приоткрывающейся двери, еще не до конца осознавшая, что приглашена войти…
Джон страстно сжал мою руку.
– Скажи мне, скажи, Ладушка: ты же знаешь, чего я хочу услышать? Скажи, что ты чувствуешь, скажи, что ты пришла ко мне сегодня, не потому, что тебя просто обидели, и ты ждешь утешения в моих объятиях. Что ты действительно и добровольно, а не вынужденно готова связать свою дальнейшую жизнь со мной, старым и изуродованным жизнью забиякой и неврастеником? Что ты согласна терпеть мои капризы и прихоти в обмен на мою нерушимую, многолетнюю верность и любовь к тебе, граничащую с помешательством. В обмен на все богатства мира, что я возложу к твоим ногам, если ты скажешь «да»? Скажи мне?
– Джон, прости, это так неожиданно для меня… Ну, в смысле, события последнего периода так сильно перевернули мою жизнь, что я в растерянности, право, я не знаю…
– Спроси себя, просто спроси, чего твоя душа больше всего хочет? Любви и верности, или, может быть, страданий и неуверенности в завтрашнем дне? Преданности или удара в спину, когда его не ждешь? Достатка и безотказности в любых твоих желаниях, или боязни лишиться всего из-за неблагоразумия супруга. Я все отдам тебе, лишь бы ты была счастлива, все – за твою благосклонность. Ты же понимаешь, мне ничего бы не стоило принудить тебя стать моей любовницей, но я не хочу этого делать. Мне нужно, чтобы ты сама хотела меня. Сама, искренне, всем сердцем! Скажи, смогла бы ты полюбить меня так, как любила, или быть может, все еще любишь своего Алексея…
Упоминание о муже несколько выбило меня из колеи. Я задумалась: а люблю ли я Лешку до сих пор, так как мне казалось это в самом начале наших отношений? Да, наш конфетно-букетный период был невероятно романтичным: Алексей пел мне серенады во весь голос, когда мы бродили с ним до утра по ночным улицам; влезал, мокрый, на балкон, где вытряхивал из-за пазухи свежепойманных раков; приносил котят «букетами» (к слову, так в нашем доме появился Кизляр); вставал по ночам к детям в их младенчестве; трогательно ухаживал за мной, когда я болела; если мне снились кошмары и я просыпалась, то всегда обнаруживала рядом мужа со стаканом клюквенного морса на меду, чтобы прогнать ужас неприятных сновидений; он делал уроки с детьми; он регулярно приглашал меня на свидания, каждый раз инсценируя в различных декорациях новую версию того, как мы могли бы познакомиться; заставлял детей заранее «ходить в разведку», чтобы узнать, что я хотела бы получить в подарок к очередному празднику, а затем дарил мне это с таким видом, словно сам «мистер Прозорливость», а я подыгрывала ему, изображая искреннее восхищение его догадливостью… Он был таким надежным всегда, когда мне было тяжело, особенно, когда не стало папы…
Но все эти воспоминания были словно о какой-то другой жизни, словно мне это все приснилось! Сейчас я не могла бы сказать, что со мной живет тот самый Лель, которого я так боготворила, и который платил мне любовью самой древней чеканки – искренней и честной! Новый Алексей – стал абсолютно мне чужим! Я должна была признать, что совершенно не знаю этого человека – моего мужа периода после переезда сюда, в «Максиму». Нет, я отныне не питаю иллюзий, более того, уверена, что больше не люблю Вельханова, больше не горжусь, что ношу его фамилию, я даже почувствовала, как кольцо жжет мне палец…
Внимательно посмотрев в глаза влюбленного в меня мужчины, я поняла, что, да, я готова стать его любовницей, да, я согласна на все его предложения и условия, а дальше – время покажет! Полюблю ли, не знаю, но то, что смогу быть благодарной и благосклонной – наверняка! А разве не этого он, собственно говоря, от меня и ждет? Любовь вещь очень эфемерная, иногда, говорят, если ее и не было, то и брак прочнее и долговременнее… Я демонстративно стянула с пальца кольцо и катнула его по столешнице в сторону собеседника.
Джон резко накрыл кольцо рукой. Оно жалобно звенькнуло и умолкло.
– Я могу считать это твоим ответом? – с некоторой дрожью в голосе спросил Евгений.
– Нет, – ответила я. – Это не ответ. Просто обремененная ЭТИМ, я не смогу произнести то, что произнести готова: да, Женя, мой ответ – да, я стану твоей, как ты того просишь, приму все твои предложения и соглашусь на все условия. То, как сильно ты любишь меня, не может не растопить лед даже самого холодного сердца. Ты победил! Мои бастионы пали! Я в твоей власти, люби же меня!...
Женька как будто бы не поверил своим ушам. Его словно парализовало, словно громом небесным поразило, и молния прошила тело насквозь, да так и застряла в позвоночнике…
– Ну? Что же ты? – я чувствовала себя неловко, так словно предлагаю себя, а мне отказывают…
И тут Джон пришел в себя: он вскочил, ногой отбросил стул, а рукой оттолкнул стол со всеми приборами – в сторону, бросился на колени и проскользил по начищенному паркету прямо к моим ногам. Он плакал, плакал как ребенок, от счастья, от благодарности, от своей любви, которая наконец-то обрела надежду раскрыться, распуститься, как бутон, появившийся не ко времени на заре слишком затяжной и неспешной весны…
Его руки обхватили мои колени, лицом он уткнулся в них и долго-долго что-то шептал на незнакомом мне языке (молитву, что ли, я не могла разобрать ни слова). Затем он взял меня за руки и потянул к себе, на пол…
Мы любили друг друга прямо тут же, на скользком полу, страстно и неистово, как это происходит между двумя истосковавшимися по ласке и взаимности людьми. Его крепкое тело отвечало на каждое мое прикосновение, а его прикосновения пробуждали во мне неведомые доселе мелодии чувственности. Таких ощущений мое тело не испытывало еще никогда!
Спустя некоторое время, мы в изнеможении застыли: моя голова покоилась на его мощном торсе; его руки обвили меня, словно боялись отпустить; ноги переплелись и желали себе разве еще большей гибкости... Женька нежно и осторожно целовал меня в затылок, легонько дул на мой лоб, на котором выступила испарина, шептал ласковые слова, на ходу придумывая все новые. Я чувствовала себя счастливой! Ну, или около того…
Неожиданно послышался какой-то звук: не то постукивание, не то громкая и размеренная вибрация…
– Прости, – Женька высвободился из моих объятий, сел, огляделся по сторонам, отыскал свою рубашку и протянул мне. – Надень, пожалуйста, и сядь к столу. Пришел мой названный брат, он один вхож в эти апартаменты без специальных пропусков, поэтому мы должны быть вежливы! Согласна?
Я кивнула, хотя не очень поняла, что за «названный брат» может беспокоить Джона по своей воле (разве не он – самый большой начальник в этом городе?) Стало любопытно познакомиться с этим «серым кардиналом», о котором никто, даже завзятые сплетники в кулуарах «Максимы» и представления не имеют… Решив наплевать на свой внешний вид, растрепущую прическу и явно попорченный «мейкап», я быстренько застегнула часть пуговиц, оставив, правда, ворот рубашки соблазнительно распахнутым, и заняла место за столом так, словно нас отрывают от трапезы, а «затрапезный вид» здесь вовсе не при чем…
Джон тем временем натянул, зачем-то, носки и брюки, которые, без ремня, повисли у него на бедрах и сильно подчеркивали все еще сильно возбужденный орган, сгреб в охапку все остальное наше шматье и, оттолкнувшись, словно вскочил на скейт-борд, докатился до гардеробной ниши, закинул все в какой-то отсек, а потом тем же макаром вернулся назад к столу (я догадалась, для чего ему носки понадобились, и тихо прыснула в кулак). Джон скорчил мину, приложил палец ко рту, призывая к серьезности, и только затем разблокировал дверь входного лифта.
На пороге появился мужчина необычной и весьма колоритной внешности: одетый, скорее, как индус, тем не менее, голову он покрывал платком, повязанным на манер «арафатки», был бос и семенил мелкими шажками, приближаясь к нам, склоненный в полупоклоне, да и поприветствовал он Джона соответственно:
– Ас-саляму алейкум, господин мой!
– Уа-алейкум-ас-салям, Навруз! Сколько раз тебя просил, не называй ты меня – господином, просто Джон, только для тебя – я Джон, как и прежде!
– Да позволит мне мой господин называть его так, как велит мне сердце, и как подобает твоему положению!
– Ладно, упрямец, называй, как хочешь, – проворчал смущенно Джон. – Возрадуйся вместе со мной: теперь в нашей с тобой холостяцкой обители будет и традиционная женская «половина»! Туда ты будешь входить только, если я тебе разрешу. Понятно?
– Да, господин мой! – Навруз даже глаз на меня не подымал. Я только диву давалась. –Прикажешь подать десерт? Напитки? Фрукты?
– Да, если не трудно, побольше всего: и напитков, и фруктов, орехов, сыра, пахлавы, все тащи, мы проголодались зверско, правда же, любимая?
Я рассеянно кивнула. Мой взгляд не мог оторваться от этого удивительного слуги: он же «брат названный»? Почему так себя ведет? Я ничего не понимала…
И пока Навруз спешил исполнить поручение хозяина, я многозначительно уставилась на Джона, мол, что все это значит? Джон пожал плечами:
– Когда-то под Джелалабадом я случайно спас парнишке жизнь, все его родные и близкие тогда погибли, и он поклялся вечно служить мне. И служил. Сопровождал везде, во всех моих кампаниях. Не раз в свою очередь и мою задницу спасал, только вот он считать этого никак не хочет. Говорю ему, мы квиты давно, ты – брат мой, названный! А он, одно что: «господин», да «господин», хоть кол на голове теши. Я уже смирился… Так что, если он и слуга мне, то добровольный и абсолютно преданный. Навруз – это он сам себе имя выбрал, «новый год» это по ихнему, или «новая жизнь» в его понимании. Старого имени я и не помню вовсе, а может он даже мне его и не говорил…
– Почему ты меня не представил?
– Он оскорбится: женщина хозяина в его религии – абсолютно святое, знать ее имя слуге, значит быть искушаемым обратиться к ней без дозволения господина. Навруз может подумать, что я не доверяю ему, проверяю его преданность, искушаю нарушить традиции предков. Так что он не станет тебе докучать, ибо не названное – для него существует только, когда господин укажет на него пальцем. Сложно все это, Ладушка, не вникай! Чужая вера – потемки!
Тем временем наш стол снова был сервирован, и молчаливый слуга незаметно удалился.
– Как тебе обстановочка, кстати, все хочу спросить? – Джон поглощал пищу с неимоверной скоростью.
– Великолепно! Неужели ты так богат, Джон? – я искренне недоумевала, какие источники могли обеспечивать такой уровень роскоши.
Джон усмехнулся.
– Я очень надеюсь, что теперь, когда ты стала моей спутницей, ты и наперсницей моих сокровенных тайн станешь. Погоди… – и он, немного отодвинувшись от стола, нажал какую-то кнопку. Выдвинулась панель с сенсорной клавиатурой. Джон набрал какой-то многозначный код. – Закрой глаза! Не бойся!
Я зажмурилась. Всего на секунду. Когда же я вновь их открыла, вся обстановка вокруг нас резко изменилась: мы находились в центре огромного офисного помещения, с окнами от пола до потолка, за которыми шумел фантастический мегаполис с тысяче-этажными небоскребами и невероятными летательными аппаратами, сновавшими туда-сюда мимо окон. Я ошарашенно посмотрела на своего приятеля. Он подмигнул мне, дескать, давай, что же ты?
Встав из-за стола, я сделала несколько шагов по направлению к одному из окон, но… уперлась в невидимую преграду: насколько хватало рук, я ощупывала гигантский экран, на который транслировалась картинка, которую я посчитала реальным, хоть и сюрреалистическим пейзажем. Попробовав сделать несколько шагов в ту и другую сторону, я поняла, что экран попросту необъятен.
Джон расхохотался.
– И не пытайся! Мы окружены! – сделав большой глоток из бокала, он откинулся на спинку стула. – В хорошем смысле, я имею в виду. Этот пятачок, где мы с тобой ужинаем, по сути, и есть моя приемная, столовая, кухня, рабочий кабинет и зона отдыха. Я же аскет, Ладушка, мне очень мало на самом деле надо для жизни, но при этом и очень много, одновременно. Ты лучше сядь, то ли еще будет!
Потрясенная, я вернулась на свое место. Джон снова запорхал пальцами по клавишам.
– Вот, гляди, а теперь как тебе?
Мы оказались посреди огромного, куда не глянь, цветущего луга. Ароматы разнотравья кружили голову. Небо лазурно-голубого цвета было невероятно высоким и безоблачным. Солнце стояло в зените, и, клянусь, я даже испытывала на себе его щедрое тепло.
– Ты даже позагорать сможешь, если разденешься. Все спецэффекты по ощущениям максимально приближены к реальности.
Где-то над моей головой в вышине пронзительно пел жаворонок. Я была очарована и заинтригована, два в одном… Джон опять переключил картинку.
Теперь наш столик на двоих оказался в сумраке бара, наполненного посетителями. Между столиками сновали полуголые официантки, флиртовали с клиентами, на подиуме шло развлекательное шоу. Голоса людей были абсолютно реалистичными. Запахи пота и перегара, к сожалению, тоже… Я поморщилась. Джон кивнул, и снова сменил иллюзию.
Теперь мы сидели на палубе огромного океанского лайнера, крики чаек, аромат соленых волн, плещущихся за кормой, даже брызги, долетавшие до палубы, – все было исключительно правдоподобным. Мои глаза уже, наверное, были размером с кофейное блюдце, от удивления. Как такое возможно? Ну, то есть, я понимаю, что возможно, эффект 4D, и т.п., только… Предпочесть настоящий, реальный мир иллюзорному, это было очень похоже на Джона. Это так, но если призадуматься: ведь, в сущности, мы, и вправду, сильно привязываемся к материальным вещам, которыми по большей части и не пользуемся вовсе. В своей огромной квартире я более, чем к половине вещей и не прикасалась ни разу, однако, деньги на обстановку жилой зоны были потрачены немалые. А тут: всего пятачок пять на пять квадратных метров, и – целый мир на ладони! Это было потрясающе! Достойно восхищения! Я даже поаплодировала Джону, влюбленно смотревшему на меня, наблюдавшему за моими реакциями!
– Вот, смекаешь? Ничего, на самом-то деле, человеку не нужно, достаточно крова над головой, сытной пищи, возможности удовлетворять свои инстинкты, а во всем остальном вполне хватит иллюзии: ощущения защищенности, ощущения единения с окружающим миром, ощущения гармонии в природе, самодостаточности и вполне понятной цели, куда идти. Такой вот он, простой рецепт счастья!
– Да, но ведь не каждый может себе позволить иметь такое оборудование у себя дома, – попробовала возразить я.
– Не так все и дорого, милая, если посмотреть со стороны на то, какие средства люди выбрасывают в топку потребления и потакания собственным прихотям. В моей базе данных более пятисот тысяч различных декораций. Это опытный образец. Но в перспективе можно будет выпускать модели меньшей емкости, под запросы рядового обывателя, без проблем… Смотри, вот еще вариант!
Теперь нас занесло в самый эпицентр лесного пожарища: охваченные огнем, здоровенные корабельные сосны с треском крушились, разбрасывая снопы искр; пахло гарью, стоял нестерпимый жар… Кричали в панике разлетающиеся птицы, сквозь горящий бурелом проламывались и бежали подпаленные лесные звери: олени, лисы, волки, кабаны, зайцы – бок о бок, хищники и их жертвы, перед лицом неодолимого врага они забывали о своих естественных инстинктах…
Я в недоумении смотрела на все это и не понимала, зачем создавать для себя вот ТАКИЕ декорации? Джон опередил мой вопрос:
– Подобное я держу в запасе, чтобы не забывать о своей миссии: главный враг не среди и не внутри нас, он ИЗВНЕ: прячется до поры до времени, умеет ловко маскировать свою силу и злобу под добродетель. Он нас, якобы, кормит, согревает, одаривает с барского плеча, изливает на нас поток добреньких, просвещающих советов. Но достаточно лишь засохнуть, истощить собственные животворящие соки, утратить бдительность, позволить злонамеренному поветрию прокачать оброненные искры вражеской пропаганды, и все – придется в панике бросать обжитые места, которые он, наш злейший и древнейший враг без зазрения совести пожрет…
– Ты сейчас о ком так образно рассуждал, прости, я не уловила? – витиеватость метафор пришлась мне по вкусу, но за буквально воспринимаемым текстом крылось что-то еще, мною до конца не распознанное…
– Да, тебе и не надо, если честно! Давай уйдем отсюда: в этой иллюзии, если долго находиться, кожа начинает саднить как после ожогов, – Джон снова переключил трансляцию…
На этот раз мы, словно бы, занимали центральную трибуну на многотысячном митинге: со всех сторон к нам стремились экзальтированные общим воодушевлением граждане, от мала до велика. Они размахивали государственными флагами и флагами корпорации «МАКС&MALL», держали в руках транспаранты и лозунги, требующие избрания Максимова в президенты, задние ряды напирали, подпрыгивали изо всех сил, девицы тянули к нам руки, словно щупальца невероятного, пульсирующего энергией единения, осьминога. Все громко скандировали: «MAX and MALL», «MAX and MALL», «MAX and MALL». Но мое, чуткое к английской речи ухо, отчего-то слышало в этой массовой вакханалии совершенно другую фразу: «MAKE them ALL», «MAKE them ALL», «MAKE them ALL»*. Пахло алкоголем и немытыми телами…
Стало душно. Я распахнула воротник рубашки. Джон пристально посмотрел на меня и, не говоря ни слова, переключил «обстановку» на тропический оазис. Затем мы путешествовали на вершину Эвереста, в долину горной реки с восхитительным водопадом, на площадь перед потрясающего величия восточным минаретом, к китайским пагодам, в сады цветущей сакуры, к подножью начинающего извергаться вулкана, во дворец во времена египетских фараонов, только… Все в моем восприятии начало сливаться в один, быстро сменяющий картинки, калейдоскоп, радовать и удивлять этот аттракцион неожиданно перестал…
В голове впервые за этот вечер проснулась тревожная мысль, что господин Максимов, похоже, одержимый психопат-шизофреник…
... продолжение следует.
------------------------------------------------------
* «MAKE them ALL» - англ. – «сделай их всех!»
Рейтинг: 0
327 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
