Пятый стол. Лада. Пикантно. 5.19.
17 апреля 2015 -
Юлия Кхан
5.19.
Нелепый вопрос Джона резко вывел меня из оцепенения.
– Я-то? О, да, я – в порядке! Я в АБСОЛЮТНОМ порядке! – я вскочила на ноги, позабыв об отсутствии на мне одежды, и, сжав руку в кулак до посинения, так, что ногти до крови впились в кожу, со всего размаху врезала Максимову в челюсть.
Джон молча посмотрел на меня, как смотрят на больного ребенка. Он даже не шелохнулся: мой удар для него был, что слону дробина, хотя губу ему разбить мне удалось. Протянув ко мне руки, он, с горечью во взгляде, попытался обнять, но я оттолкнула его.
– В порядке ли я? Да ты в своем уме? Меня только что, на твоих, между прочим, глазах, изнасиловал извращенец-алкоголик!!! Поэтому, черт возьми, и твою же мать, я – НЕ в порядке!!! И что он там нес: присматривал за мной, шпионил??? Это ты приставил его ко мне? Ты??? Каких-таких жареных фактов обо мне ты спешил насобирать? Что именно вынюхивал этот урод? Как ты посмел вообще подослать ко мне соглядатая? И вообще: это ты решал, кто именно поедет вместе со мной в эту долбанную командировку? Может и вообще это была в корне твоя идея заслать меня в эту тьмутаракань? Зачем? Джон, зачем? Отвечай мне, слышишь!? – я наконец-то обрела голос, поэтому теперь отрывалась во всю: вопила, как оглашенная, порываясь снова ударить Джона и в его лице всех обидевших меня мужчин вместе взятых, как близких, так и презираемых, одновременно!
Правда, дать волю рукам не удавалось: Джон крепко держал их в своих. Наконец, изведя весь остаток сил на крик, я в изнеможении рухнула, как стояла, на колени и зарыдала. Слезы хлынули из меня обезумевшим фонтаном, бешено низвергающейся лавиной водопада, словно собирались омыть не только мою душу изнутри, но и тело снаружи…
Джон, не отпуская моих рук, опустился передо мной и, не отрывая пристального, обеспокоенного взгляда, начал покрывать поцелуями кончики пальцев, запястья, постоянно наблюдая за моей реакцией, словно боясь, что я снова оттолкну его…
– Прости меня, зайчонок, прости, солнышко мое, я, идиот, несчастный, мне нет, и не может быть, прощения! Я ошибся! Впервые за многие годы я ошибся в человеке, которому доверил самое свое дорогое – твою безопасность! Умоляю, прости меня, тупицу, безответственную скотину, прости, больше не попрошу ничего, только прощения твоего хочу, – он снова и снова целовал мои руки, бережно и нежно удерживая их в своих изрядно покореженных ладонях.
Рассудочность понемногу возвращалась ко мне, но обида не отпускала.
– Простить?!!! Я требую, я настаиваю, чтобы ты все мне объяснил! Что значат эти шпионские игры? Что должен был выследить этот вонючий пес?
– Ты, правда, не понимаешь? – Женька внимательно и испытующе посмотрел на меня. – Ладушка, какая же ты наивная, ты, что – совсем новостей не замечаешь, вокруг столько всего творится! Ты вообще-то каналы переключаешь иногда? Ну, чтоб не только «максимальские хроники» лицезреть, но и что в мире творится? Государственные СМИ не пробовала изучать, или хотя бы общесетевые? Да кругом по стране волна за волной массовые беспорядки, демонстрации протеста против действий, точнее, против абсолютной бесхребетности и бездейственности официальных властей. Люди толпами выходят на баррикады, митингуют, требуют, чтобы их жизнь хотя бы отдаленно напоминала нашу, «максимальскую». По другую сторону, банды молодчиков отлавливают наших поодиночке и зверски расправляются, показательно наказывают, а порой даже казнят. Это в нашей-то стране, в мирное время! Да я первый был против твоей поездки, хочешь ты знать! Только после того, как Венецианов убедил меня, что ты лучшая, и никто другой попросту не справится, я потребовал для тебя в компанию крепкого мужчину. Согласись, что «леди Гагра» тебя бы вряд ли уберегла, случись что… Х-м-м, извини, я правда не предполагал, что «случись что» зайдет с этой стороны… Прости, прости, я солдафон неотесанный, порой не слежу за словами, не специально, клянусь тебе!
– И что, тебе отрекомендовали Заусенкова, или ты его сам отобрал, – язвительно поинтересовалась я.
– Тебе, правда, интересно? Да, я отбирал кандидатов! Лично встречался с каждым и устраивал допрос с пристрастием!
– Ну, и многим же ты сообщил, что я объект твоего вожделения? Мне теперь, вообще, на работу-то имеет смысл показываться, или все и каждый будут шушукаться за моей спиной? – я снова почувствовала прилив раздражения.
– Обижаешь, я совершенно не об этом беседовал: вопросы задавал строго по служебным характеристикам. Необходимо было убедиться, что неотступно находиться рядом сумеет, из поля зрения не выпустит, да и физически способен будет постоять за тебя…
– Только что-то вот не заладилось, правда? Постоял, но не ЗА меня, а передо мной, а что еще хуже – и ВО мне тоже…
– Ладно тебе, признали ведь уже, ошибся я, по-крупному ошибся! Не на ту лошадь поставил… Я только в итоге, когда уже решено было, кто именно поедет, объявил Алику, что основная его миссия в том, чтобы с тобой ничего не случилось. Так и сказал: «Будь постоянно рядом, за каждым шагом следи, любое желание предугадывай, ни на секунду не оставляй без присмотра». Он еще тогда попробовал пошутить, типа, что, мол, даже в постели ее одну не оставлять? Я ему, как отрезал, следить мол, следи, но трогать не моги, разве, что сама захочет, но это вряд ли… Все, все, не гневись, давай постараемся все забыть, уладить как нибудь?!
– Уладить???!!! Как ты себе это представляешь? Как мне жить теперь после всего этого, как людям в глаза смотреть, мужу… – и тут я вспомнила, каким чертом меня занесло в этот треклятый кабинет, и снова заплакала…
Джон больше ничего не произнес, наверное, понял, что обсуждение поведения супруга сейчас не ко времени… Он молча поднялся, помог мне встать, затем подхватил меня на руки и понес к дивану. Там он удобно устроил мое измученное тело, поправил под головой диванный валик, откуда-то из недр офисного шкафа принес тонкий плед и закутал в него, как куколку бабочки. Это было очень кстати: покуда мною владел шок, я не замечала, что мерзну, а возможно, что уже просто нервы приступили к освоению территории для своей лезгинки, и зубы мало-помалу начали выбивать первые, пробные рисунки дроби… Женька протянул мне высокий стакан с водой, на дне которого пузырилось что-то быстро растворимое. Я не стала протестовать. Он поддержал мою голову, чтобы мне было удобнее пить, а затем снова поправил плед.
– Поспи, малыш, я рядом посижу, не возражаешь?
Я не смогла бы возразить, даже если бы сильно этого хотела: окруженная теплом кашемира, в эту самую секунду я благодарно проваливалась в забытье…
Просыпалась я тягостно, мучительно: тело ныло тупой болью, сознание наотрез отказывалось возвращаться во враждебный и агрессивный мир, где со спины следует постоянно ждать удара. С трудом заставив себя разлепить глаза, я с удивлением обнаружила, что помещение залито солнцем, в воздухе пахнет озоном и свежестью, как после грозы. Евгения рядом не было.
Моя шея затекла. Суставы ныли. Но настроение, тем не менее, несколько повысило свой градус. Убедившись, что нахожусь в одиночестве, я рывком села, спустила ноги на пол и чуть не потеряла сознание… В области таза разливалась острая боль, что-то потекло изнутри, поясницу прострелило. Я нахмурилась. Следовало немедленно обратиться в клинику, а я валяюсь тут, не пойми где, не разбери, сколько уже времени! Странно, однако, на дворе, вероятнее всего рабочий будничный день, но тишина такая, словно после атомной войны все повымерли. Меня передернуло от ассоциации. Что происходит, где все?
Оглядевшись по сторонам, я отрешенно отметила, что порядок в офисе наводили, пока я была в отключке: никаких следов произошедшей здесь баталии в помине не осталось, все предметы заняли положенные им места, поверхности сверкали чистотой, окна были приоткрыты на проветривание. В изголовье моего лежбища стоял кронштейн, какие бывают в гардеробных, на котором висела одежда, по-видимому, на мой выбор. Вечернее платье, один в один то же самое, которое погибло при нападении. Тонкий льняной офисный костюм: брюки и блейзер, несколько блузок, отличающихся оттенками и фасонами. Джинсы, майки, тонкие джемпера – Джон явно пытался угадать, чем мне угодить. Здесь же висело несколько комплектов нижнего белья в тон блузкам. И халатик для душа. И тапочки-сланцы, чинно ожидавшие меня, ни мало не смущенные соседством с моими, видавшими виды, пафосными «лабутенами» (уже позже я разглядела и другую обувь, но первое впечатление произвело именно это контрастное соседство)…
Рядом на журнальном столике находилась большая коробка. Уже догадываясь, что в ней, я осмотрела еще раз обстановку офиса: любой мало-мальски руководящий сотрудник корпорации в своих офисных апартаментах обеспечивался персональной туалетной комнатой, чтобы, так сказать, надолго не прерывать бизнес-процессы в угоду чисто физиологическим. Нужная дверь быстро обнаружилась, и я, подхватив коробку, сунув ноги в тапки и перекинув халатик через плечо, шмыгнула в сортир.
Как я и предполагала, руководительницу местного филиала обеспечивали по высшему разряду: туалет, биде, душевая кабинка, огромное зеркало-трельяж, фен, плойка, выпрямитель, ассортимент душевых принадлежностей, свежие полотенца.
В коробке я нашла средства женской гигиены, косметику, парфюмерию, расческу, новую зубную щетку – то, что доктор прописал. Приводила себя в порядок долго, смывая с себя остатки неприятных воспоминаний, готовясь начать жизнь заново, словно это был всего лишь дурной сон…
Только лишь когда мой автопилот закончил приводить в порядок внешность пострадавшей, и душа удовлетворенно отметила, что ничего в моем облике не выдает раздрай после пережитого, я облачилась джинсы, натянула майку, легкий джемперок и теннисные туфли, посчитав, что имею права выглядеть как на отдыхе, ибо предчувствовала, что окружающая действительность объявила выходные всем в округе…
Как раз в эту минуту хлопнула входная дверь. Джон оценивающе взглянул на мои старания и удовлетворенно хмыкнул:
– М-да, я именно это и ожидал увидеть. Красавица во всеоружии и готова к бою! Проголодалась?
Словно услышав вопрос, мой желудок громко проурчал, и мы синхронно и непринужденно рассмеялись. Джон указал рукой в сторону стола для совещаний, где, как выяснилось, уже было сервировано на двоих.
– Погоди, а где все? Я ничего не понимаю, такая тишина кругом… нерабочая?
– Ты права, нерабочая! Я воспользовался своей властью и отправил всех местных сотрудников в оплачиваемый трехдневный отпуск: продолжают банкетить в «Резиденции», все как один. Так что здесь сейчас никого, кроме нас с тобой и моей личной охраны.
– Который сейчас час… и который день, вообще?
– Время ланча, а день…? Второй, если считать после даты банкета: ты проспала тридцать восемь часов к ряду, я даже беспокоился немного, заглядывал… ну, пару раз, в общем…
– Я заметила, спасибо, Женя, только чересчур уж ты с гардеробом… Хватило бы вполне какого-нибудь одного, дежурного комплекта, чисто до отеля добраться…
– Перестань, ей-Богу, и, кстати, ничего здесь не оставляй, все забирай с собой, там за диваном еще сумка дорожная лежит, вместительная вполне, так что – все свое берем с собой, – и он мне подмигнул.
– Послушай, Джон, эти… ну, фотографии, в общем, - я не знала, как правильно сформулировать мучающий меня вопрос. – Тот, человек, что вел наблюдение, что он говорит по этому поводу.
Джон нахмурился.
– Ты уверена, что тебе сейчас это важно? О кей, слушай! Алексей действительно встречается с этой «ранеткой», по-видимому, достаточно давно. С тех пор как ты покинула «Максиму», их встречи участились, по крайней мере, служба входного контроля ТРПЦ зафиксировала гораздо более частые отлучки твоего супруга с места работы в течение дня, по сравнению с более ранними периодами. Мы проверяли: время отлучек почти всегда совпадала с данными «наружки», фотографировавшей их вместе…
– Кто она? – помертвевшими губами еле выдавила я из себя.
– Мы работаем над этим, она почти нигде не авторизуется, всюду, где надо что-либо приобрести, внутрь входит один Алексей, она ждет в машине. Машина не ведомственная. Номера не наши. Водитель каждый раз разный, и тоже не из наших. Девица явно в парике, очки на людях не снимает. Но ты не переживай, мы и не такие интриги раскручивали, вычислим и эту вертихвостку, мои люди носом землю роют, может уже даже чего и раскопали, я, признаться, эти последние пару суток совершенно о другом думал, – последняя фраза вышла у Джона весьма многозначительной. Мне стало неловко.
В этот момент постучали в дверь. Молодой человек в униформе охранника-максимала вкатил тележку с провизией. На меня он даже не поднял взгляда, молча расставил все на столе и бесшумно удалился.
– Давай оставим этот разговор до нашего возвращения, – успокаивающим тоном предложил Максимов. – Ты придешь в себя окончательно, сможешь все грамотно взвесить, принять решение не под влиянием эмоций, а трезво…
– Да, чего там решать, Жень, – я и сама решила пока на все махнуть рукой. – Глупо трепать себе нервы, когда твой собственный супруг где-то вдалеке от тебя наслаждается жизнью. Пес с ним, разберемся как-нибудь! Он пока все еще мой муж, а значит, обязан дать мне ответы на все вопросы при личной встрече, а до этого – я не стану себя терзать и мучиться над придумыванием различных сценариев: месть или прощение – время покажет. Давай уже питаться, что ли?
Никогда еще в жизни мне так не хотелось есть: я уплетала за обе щеки, слушая рассказы Джона о том, что происходило в городе в мое отсутствие. В основном это были абсолютно рядовые бизнес-новости, но я радовалась уже тому, что ничего более тревожащего, чем уличение супруга в прелюбодеянии, не произошло.
Почувствовав себя налопавшейся, аки Шарик на помойке, я отвалилась на спинку стула, осоловело улыбаясь в пустоту. Джон налил мне вина, себе коньячку и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Лучше? Ну, то-то же, а я уже и не чаял дождаться твоей благосклонности, нет, прости, не хмурься обратно, пожалуйста, – Джон пригубил коньяк, поставил стакан и встал из-за стола. Я хмуро наблюдала, как он подходит ко мне. Его руки легли мне на плечи, начали их легонечко массировать, поглаживать; кончиками пальцев он едва касался моей шеи, поцеловал в макушку, затем слегка сжал меня за плечи, заставил подняться со стула и внезапно, порывисто развернул к себе и обнял. В его объятиях я почувствовала себя… защищенной, что-ли… Он крепко держал меня, поглаживал по голове, что-то едва слышно бормотал и поминутно целовал меня куда-то в голову, куда попадал, собственно… Я не понимала, что мне делать, стояла, как истукан, руки по швам, и боялась шелохнуться, только вот…
Поцелуи Джона вызывали во мне странные ощущения: словно из детства, когда отец успокаивает расстроенную дочурку, мне было одновременно неловко, ведь я все-таки замужняя женщина, и при этом непередаваемо комфортно и надежно, словно в Джона в эту минуту вселился дух моего покойного отца. Сама не понимаю, как это произошло, но в какое-то мгновение мои руки сами потянулись к нему, я обвила его шею, уткнулась носом в плечо и снова начала всхлипывать…
Джон почувствовал, что я плачу, и, взяв мое лицо в ладони, начал целовать меня в щеки, лоб, глаза, наконец, в шею, плечи. Я услышала, как в его дыхании стали проявляться судорожные похрипывания. Мужчина распалялся все сильнее. На лбу выступила испарина, руки начали подрагивать… Я несмело подняла на него глаза, наши взгляды встретились: в его – читался робкий вопрос, в моих – … Уже не знаю, что он прочел в моей мятущейся душе, только в эту секунду встретились и наши губы… Сначала очень осторожно, словно не веря в реальность происходящего, затем все настойчивее, Джон жаждал, что я отвечу на поцелуй, и я, в конце концов, ответила… Евгения как будто подменили, он буквально скомкал меня в своих объятиях, губы стали жадными, страстными и требовательными! Еще мгновение, и все столовые приборы наотмашь полетели со стола. Одним рывком Джон усадил меня перед собою на столе, мы продолжали целоваться в то время, как наши руки срывали дуг с друга одежды. Мужчина тихо постанывал, я тоже очень сильно завелась. А что? Какого черта! Меня так любят, а я угрызаюсь по поводу верности браку, агонизирующему в периоде полураспада… Будь, что будет, пусть, зато я снова желанна и боготворима! Женя, Женечка, что со мной ты делаешь?..
И вдруг Джон остановился, как вкопанный, отвел мои руки, отстранился. Его глаза все еще лихорадочно блестели, но в них появилось какое-то незнакомое мне выражение.
– Нет, Ладушка, все не так, неправильно! Я не могу воспользоваться минутой твоей слабости после пережитого стресса! Я буду подонком, если пойду до конца сейчас, прости!
Он вернул своей рубашке законное место на плечах и стал все еще непослушными пальцами застегивать неуловимые пуговицы. Подобрал с пола и водворил в манжеты запонки, завязывать галстук, правда, не торопился, держа его в руке.
– Я не хочу тебя в любовницы! Нет! Ты не нужна мне, Лада, в таком сомнительном статусе! Ты – моя королева! Ты будешь моей безраздельно, или мы забудем обо всем! Алексей недостоин даже кончика твоего мизинчика, если смеет обманывать такую красоту, клянусь, он за все ответит! Он отдаст мне тебя, или поплатится сполна! – Джон тихо выругался и с размаху хлестнул по поверхности стола узлом галстука. Зазвенела и упала со стола на пол последняя, удержавшаяся там на тот момент десертная ложечка…
Я впала в ступор. Джон тем временем продолжил мыслить вслух, расхаживая по кабинету, как лев на арене.
– Пойми, если ты для себя все решишь и придешь ко мне, добровольно придешь, своим намерением связать свою судьбу с моей, я сделаю тебя королевой всего этого гребаного мира, все вокруг будут падать ниц, лишь ты только бровью поведешь, все твои желания будут исполняться, лишь подумаешь о чем-то – а вот оно, уже у твоих ног! Я ни на секунду не расстанусь с тобой, буду принадлежать тебе двадцать четыре часа в сутки, и во сне буду с тобой и наяву, вот увидишь! Лада, ты моя Лада, не изводи меня, не смотри так, я больше не могу жить без тебя, но только вот и видеть тебя женой этого придурка – извини, уже выше моих сил! Я буду ждать твоего решения, вечно буду ждать, но, умоляю, не откладывай размышления в долгий ящик! А сейчас, нам пора, моя машина на восточной парковке, вызови лифт прямо сюда. У тебя пятнадцать минут, собирайся, жду внизу! – и он вышел на рецепшн-холл, нечаянно хлопнув дверью…
Вот так! Адюльтер не состоялся…
Нелепый вопрос Джона резко вывел меня из оцепенения.
– Я-то? О, да, я – в порядке! Я в АБСОЛЮТНОМ порядке! – я вскочила на ноги, позабыв об отсутствии на мне одежды, и, сжав руку в кулак до посинения, так, что ногти до крови впились в кожу, со всего размаху врезала Максимову в челюсть.
Джон молча посмотрел на меня, как смотрят на больного ребенка. Он даже не шелохнулся: мой удар для него был, что слону дробина, хотя губу ему разбить мне удалось. Протянув ко мне руки, он, с горечью во взгляде, попытался обнять, но я оттолкнула его.
– В порядке ли я? Да ты в своем уме? Меня только что, на твоих, между прочим, глазах, изнасиловал извращенец-алкоголик!!! Поэтому, черт возьми, и твою же мать, я – НЕ в порядке!!! И что он там нес: присматривал за мной, шпионил??? Это ты приставил его ко мне? Ты??? Каких-таких жареных фактов обо мне ты спешил насобирать? Что именно вынюхивал этот урод? Как ты посмел вообще подослать ко мне соглядатая? И вообще: это ты решал, кто именно поедет вместе со мной в эту долбанную командировку? Может и вообще это была в корне твоя идея заслать меня в эту тьмутаракань? Зачем? Джон, зачем? Отвечай мне, слышишь!? – я наконец-то обрела голос, поэтому теперь отрывалась во всю: вопила, как оглашенная, порываясь снова ударить Джона и в его лице всех обидевших меня мужчин вместе взятых, как близких, так и презираемых, одновременно!
Правда, дать волю рукам не удавалось: Джон крепко держал их в своих. Наконец, изведя весь остаток сил на крик, я в изнеможении рухнула, как стояла, на колени и зарыдала. Слезы хлынули из меня обезумевшим фонтаном, бешено низвергающейся лавиной водопада, словно собирались омыть не только мою душу изнутри, но и тело снаружи…
Джон, не отпуская моих рук, опустился передо мной и, не отрывая пристального, обеспокоенного взгляда, начал покрывать поцелуями кончики пальцев, запястья, постоянно наблюдая за моей реакцией, словно боясь, что я снова оттолкну его…
– Прости меня, зайчонок, прости, солнышко мое, я, идиот, несчастный, мне нет, и не может быть, прощения! Я ошибся! Впервые за многие годы я ошибся в человеке, которому доверил самое свое дорогое – твою безопасность! Умоляю, прости меня, тупицу, безответственную скотину, прости, больше не попрошу ничего, только прощения твоего хочу, – он снова и снова целовал мои руки, бережно и нежно удерживая их в своих изрядно покореженных ладонях.
Рассудочность понемногу возвращалась ко мне, но обида не отпускала.
– Простить?!!! Я требую, я настаиваю, чтобы ты все мне объяснил! Что значат эти шпионские игры? Что должен был выследить этот вонючий пес?
– Ты, правда, не понимаешь? – Женька внимательно и испытующе посмотрел на меня. – Ладушка, какая же ты наивная, ты, что – совсем новостей не замечаешь, вокруг столько всего творится! Ты вообще-то каналы переключаешь иногда? Ну, чтоб не только «максимальские хроники» лицезреть, но и что в мире творится? Государственные СМИ не пробовала изучать, или хотя бы общесетевые? Да кругом по стране волна за волной массовые беспорядки, демонстрации протеста против действий, точнее, против абсолютной бесхребетности и бездейственности официальных властей. Люди толпами выходят на баррикады, митингуют, требуют, чтобы их жизнь хотя бы отдаленно напоминала нашу, «максимальскую». По другую сторону, банды молодчиков отлавливают наших поодиночке и зверски расправляются, показательно наказывают, а порой даже казнят. Это в нашей-то стране, в мирное время! Да я первый был против твоей поездки, хочешь ты знать! Только после того, как Венецианов убедил меня, что ты лучшая, и никто другой попросту не справится, я потребовал для тебя в компанию крепкого мужчину. Согласись, что «леди Гагра» тебя бы вряд ли уберегла, случись что… Х-м-м, извини, я правда не предполагал, что «случись что» зайдет с этой стороны… Прости, прости, я солдафон неотесанный, порой не слежу за словами, не специально, клянусь тебе!
– И что, тебе отрекомендовали Заусенкова, или ты его сам отобрал, – язвительно поинтересовалась я.
– Тебе, правда, интересно? Да, я отбирал кандидатов! Лично встречался с каждым и устраивал допрос с пристрастием!
– Ну, и многим же ты сообщил, что я объект твоего вожделения? Мне теперь, вообще, на работу-то имеет смысл показываться, или все и каждый будут шушукаться за моей спиной? – я снова почувствовала прилив раздражения.
– Обижаешь, я совершенно не об этом беседовал: вопросы задавал строго по служебным характеристикам. Необходимо было убедиться, что неотступно находиться рядом сумеет, из поля зрения не выпустит, да и физически способен будет постоять за тебя…
– Только что-то вот не заладилось, правда? Постоял, но не ЗА меня, а передо мной, а что еще хуже – и ВО мне тоже…
– Ладно тебе, признали ведь уже, ошибся я, по-крупному ошибся! Не на ту лошадь поставил… Я только в итоге, когда уже решено было, кто именно поедет, объявил Алику, что основная его миссия в том, чтобы с тобой ничего не случилось. Так и сказал: «Будь постоянно рядом, за каждым шагом следи, любое желание предугадывай, ни на секунду не оставляй без присмотра». Он еще тогда попробовал пошутить, типа, что, мол, даже в постели ее одну не оставлять? Я ему, как отрезал, следить мол, следи, но трогать не моги, разве, что сама захочет, но это вряд ли… Все, все, не гневись, давай постараемся все забыть, уладить как нибудь?!
– Уладить???!!! Как ты себе это представляешь? Как мне жить теперь после всего этого, как людям в глаза смотреть, мужу… – и тут я вспомнила, каким чертом меня занесло в этот треклятый кабинет, и снова заплакала…
Джон больше ничего не произнес, наверное, понял, что обсуждение поведения супруга сейчас не ко времени… Он молча поднялся, помог мне встать, затем подхватил меня на руки и понес к дивану. Там он удобно устроил мое измученное тело, поправил под головой диванный валик, откуда-то из недр офисного шкафа принес тонкий плед и закутал в него, как куколку бабочки. Это было очень кстати: покуда мною владел шок, я не замечала, что мерзну, а возможно, что уже просто нервы приступили к освоению территории для своей лезгинки, и зубы мало-помалу начали выбивать первые, пробные рисунки дроби… Женька протянул мне высокий стакан с водой, на дне которого пузырилось что-то быстро растворимое. Я не стала протестовать. Он поддержал мою голову, чтобы мне было удобнее пить, а затем снова поправил плед.
– Поспи, малыш, я рядом посижу, не возражаешь?
Я не смогла бы возразить, даже если бы сильно этого хотела: окруженная теплом кашемира, в эту самую секунду я благодарно проваливалась в забытье…
Просыпалась я тягостно, мучительно: тело ныло тупой болью, сознание наотрез отказывалось возвращаться во враждебный и агрессивный мир, где со спины следует постоянно ждать удара. С трудом заставив себя разлепить глаза, я с удивлением обнаружила, что помещение залито солнцем, в воздухе пахнет озоном и свежестью, как после грозы. Евгения рядом не было.
Моя шея затекла. Суставы ныли. Но настроение, тем не менее, несколько повысило свой градус. Убедившись, что нахожусь в одиночестве, я рывком села, спустила ноги на пол и чуть не потеряла сознание… В области таза разливалась острая боль, что-то потекло изнутри, поясницу прострелило. Я нахмурилась. Следовало немедленно обратиться в клинику, а я валяюсь тут, не пойми где, не разбери, сколько уже времени! Странно, однако, на дворе, вероятнее всего рабочий будничный день, но тишина такая, словно после атомной войны все повымерли. Меня передернуло от ассоциации. Что происходит, где все?
Оглядевшись по сторонам, я отрешенно отметила, что порядок в офисе наводили, пока я была в отключке: никаких следов произошедшей здесь баталии в помине не осталось, все предметы заняли положенные им места, поверхности сверкали чистотой, окна были приоткрыты на проветривание. В изголовье моего лежбища стоял кронштейн, какие бывают в гардеробных, на котором висела одежда, по-видимому, на мой выбор. Вечернее платье, один в один то же самое, которое погибло при нападении. Тонкий льняной офисный костюм: брюки и блейзер, несколько блузок, отличающихся оттенками и фасонами. Джинсы, майки, тонкие джемпера – Джон явно пытался угадать, чем мне угодить. Здесь же висело несколько комплектов нижнего белья в тон блузкам. И халатик для душа. И тапочки-сланцы, чинно ожидавшие меня, ни мало не смущенные соседством с моими, видавшими виды, пафосными «лабутенами» (уже позже я разглядела и другую обувь, но первое впечатление произвело именно это контрастное соседство)…
Рядом на журнальном столике находилась большая коробка. Уже догадываясь, что в ней, я осмотрела еще раз обстановку офиса: любой мало-мальски руководящий сотрудник корпорации в своих офисных апартаментах обеспечивался персональной туалетной комнатой, чтобы, так сказать, надолго не прерывать бизнес-процессы в угоду чисто физиологическим. Нужная дверь быстро обнаружилась, и я, подхватив коробку, сунув ноги в тапки и перекинув халатик через плечо, шмыгнула в сортир.
Как я и предполагала, руководительницу местного филиала обеспечивали по высшему разряду: туалет, биде, душевая кабинка, огромное зеркало-трельяж, фен, плойка, выпрямитель, ассортимент душевых принадлежностей, свежие полотенца.
В коробке я нашла средства женской гигиены, косметику, парфюмерию, расческу, новую зубную щетку – то, что доктор прописал. Приводила себя в порядок долго, смывая с себя остатки неприятных воспоминаний, готовясь начать жизнь заново, словно это был всего лишь дурной сон…
Только лишь когда мой автопилот закончил приводить в порядок внешность пострадавшей, и душа удовлетворенно отметила, что ничего в моем облике не выдает раздрай после пережитого, я облачилась джинсы, натянула майку, легкий джемперок и теннисные туфли, посчитав, что имею права выглядеть как на отдыхе, ибо предчувствовала, что окружающая действительность объявила выходные всем в округе…
Как раз в эту минуту хлопнула входная дверь. Джон оценивающе взглянул на мои старания и удовлетворенно хмыкнул:
– М-да, я именно это и ожидал увидеть. Красавица во всеоружии и готова к бою! Проголодалась?
Словно услышав вопрос, мой желудок громко проурчал, и мы синхронно и непринужденно рассмеялись. Джон указал рукой в сторону стола для совещаний, где, как выяснилось, уже было сервировано на двоих.
– Погоди, а где все? Я ничего не понимаю, такая тишина кругом… нерабочая?
– Ты права, нерабочая! Я воспользовался своей властью и отправил всех местных сотрудников в оплачиваемый трехдневный отпуск: продолжают банкетить в «Резиденции», все как один. Так что здесь сейчас никого, кроме нас с тобой и моей личной охраны.
– Который сейчас час… и который день, вообще?
– Время ланча, а день…? Второй, если считать после даты банкета: ты проспала тридцать восемь часов к ряду, я даже беспокоился немного, заглядывал… ну, пару раз, в общем…
– Я заметила, спасибо, Женя, только чересчур уж ты с гардеробом… Хватило бы вполне какого-нибудь одного, дежурного комплекта, чисто до отеля добраться…
– Перестань, ей-Богу, и, кстати, ничего здесь не оставляй, все забирай с собой, там за диваном еще сумка дорожная лежит, вместительная вполне, так что – все свое берем с собой, – и он мне подмигнул.
– Послушай, Джон, эти… ну, фотографии, в общем, - я не знала, как правильно сформулировать мучающий меня вопрос. – Тот, человек, что вел наблюдение, что он говорит по этому поводу.
Джон нахмурился.
– Ты уверена, что тебе сейчас это важно? О кей, слушай! Алексей действительно встречается с этой «ранеткой», по-видимому, достаточно давно. С тех пор как ты покинула «Максиму», их встречи участились, по крайней мере, служба входного контроля ТРПЦ зафиксировала гораздо более частые отлучки твоего супруга с места работы в течение дня, по сравнению с более ранними периодами. Мы проверяли: время отлучек почти всегда совпадала с данными «наружки», фотографировавшей их вместе…
– Кто она? – помертвевшими губами еле выдавила я из себя.
– Мы работаем над этим, она почти нигде не авторизуется, всюду, где надо что-либо приобрести, внутрь входит один Алексей, она ждет в машине. Машина не ведомственная. Номера не наши. Водитель каждый раз разный, и тоже не из наших. Девица явно в парике, очки на людях не снимает. Но ты не переживай, мы и не такие интриги раскручивали, вычислим и эту вертихвостку, мои люди носом землю роют, может уже даже чего и раскопали, я, признаться, эти последние пару суток совершенно о другом думал, – последняя фраза вышла у Джона весьма многозначительной. Мне стало неловко.
В этот момент постучали в дверь. Молодой человек в униформе охранника-максимала вкатил тележку с провизией. На меня он даже не поднял взгляда, молча расставил все на столе и бесшумно удалился.
– Давай оставим этот разговор до нашего возвращения, – успокаивающим тоном предложил Максимов. – Ты придешь в себя окончательно, сможешь все грамотно взвесить, принять решение не под влиянием эмоций, а трезво…
– Да, чего там решать, Жень, – я и сама решила пока на все махнуть рукой. – Глупо трепать себе нервы, когда твой собственный супруг где-то вдалеке от тебя наслаждается жизнью. Пес с ним, разберемся как-нибудь! Он пока все еще мой муж, а значит, обязан дать мне ответы на все вопросы при личной встрече, а до этого – я не стану себя терзать и мучиться над придумыванием различных сценариев: месть или прощение – время покажет. Давай уже питаться, что ли?
Никогда еще в жизни мне так не хотелось есть: я уплетала за обе щеки, слушая рассказы Джона о том, что происходило в городе в мое отсутствие. В основном это были абсолютно рядовые бизнес-новости, но я радовалась уже тому, что ничего более тревожащего, чем уличение супруга в прелюбодеянии, не произошло.
Почувствовав себя налопавшейся, аки Шарик на помойке, я отвалилась на спинку стула, осоловело улыбаясь в пустоту. Джон налил мне вина, себе коньячку и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Лучше? Ну, то-то же, а я уже и не чаял дождаться твоей благосклонности, нет, прости, не хмурься обратно, пожалуйста, – Джон пригубил коньяк, поставил стакан и встал из-за стола. Я хмуро наблюдала, как он подходит ко мне. Его руки легли мне на плечи, начали их легонечко массировать, поглаживать; кончиками пальцев он едва касался моей шеи, поцеловал в макушку, затем слегка сжал меня за плечи, заставил подняться со стула и внезапно, порывисто развернул к себе и обнял. В его объятиях я почувствовала себя… защищенной, что-ли… Он крепко держал меня, поглаживал по голове, что-то едва слышно бормотал и поминутно целовал меня куда-то в голову, куда попадал, собственно… Я не понимала, что мне делать, стояла, как истукан, руки по швам, и боялась шелохнуться, только вот…
Поцелуи Джона вызывали во мне странные ощущения: словно из детства, когда отец успокаивает расстроенную дочурку, мне было одновременно неловко, ведь я все-таки замужняя женщина, и при этом непередаваемо комфортно и надежно, словно в Джона в эту минуту вселился дух моего покойного отца. Сама не понимаю, как это произошло, но в какое-то мгновение мои руки сами потянулись к нему, я обвила его шею, уткнулась носом в плечо и снова начала всхлипывать…
Джон почувствовал, что я плачу, и, взяв мое лицо в ладони, начал целовать меня в щеки, лоб, глаза, наконец, в шею, плечи. Я услышала, как в его дыхании стали проявляться судорожные похрипывания. Мужчина распалялся все сильнее. На лбу выступила испарина, руки начали подрагивать… Я несмело подняла на него глаза, наши взгляды встретились: в его – читался робкий вопрос, в моих – … Уже не знаю, что он прочел в моей мятущейся душе, только в эту секунду встретились и наши губы… Сначала очень осторожно, словно не веря в реальность происходящего, затем все настойчивее, Джон жаждал, что я отвечу на поцелуй, и я, в конце концов, ответила… Евгения как будто подменили, он буквально скомкал меня в своих объятиях, губы стали жадными, страстными и требовательными! Еще мгновение, и все столовые приборы наотмашь полетели со стола. Одним рывком Джон усадил меня перед собою на столе, мы продолжали целоваться в то время, как наши руки срывали дуг с друга одежды. Мужчина тихо постанывал, я тоже очень сильно завелась. А что? Какого черта! Меня так любят, а я угрызаюсь по поводу верности браку, агонизирующему в периоде полураспада… Будь, что будет, пусть, зато я снова желанна и боготворима! Женя, Женечка, что со мной ты делаешь?..
И вдруг Джон остановился, как вкопанный, отвел мои руки, отстранился. Его глаза все еще лихорадочно блестели, но в них появилось какое-то незнакомое мне выражение.
– Нет, Ладушка, все не так, неправильно! Я не могу воспользоваться минутой твоей слабости после пережитого стресса! Я буду подонком, если пойду до конца сейчас, прости!
Он вернул своей рубашке законное место на плечах и стал все еще непослушными пальцами застегивать неуловимые пуговицы. Подобрал с пола и водворил в манжеты запонки, завязывать галстук, правда, не торопился, держа его в руке.
– Я не хочу тебя в любовницы! Нет! Ты не нужна мне, Лада, в таком сомнительном статусе! Ты – моя королева! Ты будешь моей безраздельно, или мы забудем обо всем! Алексей недостоин даже кончика твоего мизинчика, если смеет обманывать такую красоту, клянусь, он за все ответит! Он отдаст мне тебя, или поплатится сполна! – Джон тихо выругался и с размаху хлестнул по поверхности стола узлом галстука. Зазвенела и упала со стола на пол последняя, удержавшаяся там на тот момент десертная ложечка…
Я впала в ступор. Джон тем временем продолжил мыслить вслух, расхаживая по кабинету, как лев на арене.
– Пойми, если ты для себя все решишь и придешь ко мне, добровольно придешь, своим намерением связать свою судьбу с моей, я сделаю тебя королевой всего этого гребаного мира, все вокруг будут падать ниц, лишь ты только бровью поведешь, все твои желания будут исполняться, лишь подумаешь о чем-то – а вот оно, уже у твоих ног! Я ни на секунду не расстанусь с тобой, буду принадлежать тебе двадцать четыре часа в сутки, и во сне буду с тобой и наяву, вот увидишь! Лада, ты моя Лада, не изводи меня, не смотри так, я больше не могу жить без тебя, но только вот и видеть тебя женой этого придурка – извини, уже выше моих сил! Я буду ждать твоего решения, вечно буду ждать, но, умоляю, не откладывай размышления в долгий ящик! А сейчас, нам пора, моя машина на восточной парковке, вызови лифт прямо сюда. У тебя пятнадцать минут, собирайся, жду внизу! – и он вышел на рецепшн-холл, нечаянно хлопнув дверью…
Вот так! Адюльтер не состоялся…
... продолжение следует.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0283690 выдан для произведения:
... продолжение следует.
5.19.
Нелепый вопрос Джона резко вывел меня из оцепенения.
– Я-то? О, да, я – в порядке! Я в АБСОЛЮТНОМ порядке! – я вскочила на ноги, позабыв об отсутствии на мне одежды, и, сжав руку в кулак до посинения, так, что ногти до крови впились в кожу, со всего размаху врезала Максимову в челюсть.
Джон молча посмотрел на меня, как смотрят на больного ребенка. Он даже не шелохнулся: мой удар для него был, что слону дробина, хотя губу ему разбить мне удалось. Протянув ко мне руки, он, с горечью во взгляде, попытался обнять, но я оттолкнула его.
– В порядке ли я? Да ты в своем уме? Меня только что, на твоих, между прочим, глазах, изнасиловал извращенец-алкоголик!!! Поэтому, черт возьми, и твою же мать, я – НЕ в порядке!!! И что он там нес: присматривал за мной, шпионил??? Это ты приставил его ко мне? Ты??? Каких-таких жареных фактов обо мне ты спешил насобирать? Что именно вынюхивал этот урод? Как ты посмел вообще подослать ко мне соглядатая? И вообще: это ты решал, кто именно поедет вместе со мной в эту долбанную командировку? Может и вообще это была в корне твоя идея заслать меня в эту тьмутаракань? Зачем? Джон, зачем? Отвечай мне, слышишь!? – я наконец-то обрела голос, поэтому теперь отрывалась во всю: вопила, как оглашенная, порываясь снова ударить Джона и в его лице всех обидевших меня мужчин вместе взятых, как близких, так и презираемых, одновременно!
Правда, дать волю рукам не удавалось: Джон крепко держал их в своих. Наконец, изведя весь остаток сил на крик, я в изнеможении рухнула, как стояла, на колени и зарыдала. Слезы хлынули из меня обезумевшим фонтаном, бешено низвергающейся лавиной водопада, словно собирались омыть не только мою душу изнутри, но и тело снаружи…
Джон, не отпуская моих рук, опустился передо мной и, не отрывая пристального, обеспокоенного взгляда, начал покрывать поцелуями кончики пальцев, запястья, постоянно наблюдая за моей реакцией, словно боясь, что я снова оттолкну его…
– Прости меня, зайчонок, прости, солнышко мое, я, идиот, несчастный, мне нет, и не может быть, прощения! Я ошибся! Впервые за многие годы я ошибся в человеке, которому доверил самое свое дорогое – твою безопасность! Умоляю, прости меня, тупицу, безответственную скотину, прости, больше не попрошу ничего, только прощения твоего хочу, – он снова и снова целовал мои руки, бережно и нежно удерживая их в своих изрядно покореженных ладонях.
Рассудочность понемногу возвращалась ко мне, но обида не отпускала.
– Простить?!!! Я требую, я настаиваю, чтобы ты все мне объяснил! Что значат эти шпионские игры? Что должен был выследить этот вонючий пес?
– Ты, правда, не понимаешь? – Женька внимательно и испытующе посмотрел на меня. – Ладушка, какая же ты наивная, ты, что – совсем новостей не замечаешь, вокруг столько всего творится! Ты вообще-то каналы переключаешь иногда? Ну, чтоб не только «максимальские хроники» лицезреть, но и что в мире творится? Государственные СМИ не пробовала изучать, или хотя бы общесетевые? Да кругом по стране волна за волной массовые беспорядки, демонстрации протеста против действий, точнее, против абсолютной бесхребетности и бездейственности официальных властей. Люди толпами выходят на баррикады, митингуют, требуют, чтобы их жизнь хотя бы отдаленно напоминала нашу, «максимальскую». По другую сторону, банды молодчиков отлавливают наших поодиночке и зверски расправляются, показательно наказывают, а порой даже казнят. Это в нашей-то стране, в мирное время! Да я первый был против твоей поездки, хочешь ты знать! Только после того, как Венецианов убедил меня, что ты лучшая, и никто другой попросту не справится, я потребовал для тебя в компанию крепкого мужчину. Согласись, что «леди Гагра» тебя бы вряд ли уберегла, случись что… Х-м-м, извини, я правда не предполагал, что «случись что» зайдет с этой стороны… Прости, прости, я солдафон неотесанный, порой не слежу за словами, не специально, клянусь тебе!
– И что, тебе отрекомендовали Заусенкова, или ты его сам отобрал, – язвительно поинтересовалась я.
– Тебе, правда, интересно? Да, я отбирал кандидатов! Лично встречался с каждым и устраивал допрос с пристрастием!
– Ну, и многим же ты сообщил, что я объект твоего вожделения? Мне теперь, вообще, на работу-то имеет смысл показываться, или все и каждый будут шушукаться за моей спиной? – я снова почувствовала прилив раздражения.
– Обижаешь, я совершенно не об этом беседовал: вопросы задавал строго по служебным характеристикам. Необходимо было убедиться, что неотступно находиться рядом сумеет, из поля зрения не выпустит, да и физически способен будет постоять за тебя…
– Только что-то вот не заладилось, правда? Постоял, но не ЗА меня, а передо мной, а что еще хуже – и ВО мне тоже…
– Ладно тебе, признали ведь уже, ошибся я, по-крупному ошибся! Не на ту лошадь поставил… Я только в итоге, когда уже решено было, кто именно поедет, объявил Алику, что основная его миссия в том, чтобы с тобой ничего не случилось. Так и сказал: «Будь постоянно рядом, за каждым шагом следи, любое желание предугадывай, ни на секунду не оставляй без присмотра». Он еще тогда попробовал пошутить, типа, что, мол, даже в постели ее одну не оставлять? Я ему, как отрезал, следить мол, следи, но трогать не моги, разве, что сама захочет, но это вряд ли… Все, все, не гневись, давай постараемся все забыть, уладить как нибудь?!
– Уладить???!!! Как ты себе это представляешь? Как мне жить теперь после всего этого, как людям в глаза смотреть, мужу… – и тут я вспомнила, каким чертом меня занесло в этот треклятый кабинет, и снова заплакала…
Джон больше ничего не произнес, наверное, понял, что обсуждение поведения супруга сейчас не ко времени… Он молча поднялся, помог мне встать, затем подхватил меня на руки и понес к дивану. Там он удобно устроил мое измученное тело, поправил под головой диванный валик, откуда-то из недр офисного шкафа принес тонкий плед и закутал в него, как куколку бабочки. Это было очень кстати: покуда мною владел шок, я не замечала, что мерзну, а возможно, что уже просто нервы приступили к освоению территории для своей лезгинки, и зубы мало-помалу начали выбивать первые, пробные рисунки дроби… Женька протянул мне высокий стакан с водой, на дне которого пузырилось что-то быстро растворимое. Я не стала протестовать. Он поддержал мою голову, чтобы мне было удобнее пить, а затем снова поправил плед.
– Поспи, малыш, я рядом посижу, не возражаешь?
Я не смогла бы возразить, даже если бы сильно этого хотела: окруженная теплом кашемира, в эту самую секунду я благодарно проваливалась в забытье…
Просыпалась я тягостно, мучительно: тело ныло тупой болью, сознание наотрез отказывалось возвращаться во враждебный и агрессивный мир, где со спины следует постоянно ждать удара. С трудом заставив себя разлепить глаза, я с удивлением обнаружила, что помещение залито солнцем, в воздухе пахнет озоном и свежестью, как после грозы. Евгения рядом не было.
Моя шея затекла. Суставы ныли. Но настроение, тем не менее, несколько повысило свой градус. Убедившись, что нахожусь в одиночестве, я рывком села, спустила ноги на пол и чуть не потеряла сознание… В области таза разливалась острая боль, что-то потекло изнутри, поясницу прострелило. Я нахмурилась. Следовало немедленно обратиться в клинику, а я валяюсь тут, не пойми где, не разбери, сколько уже времени! Странно, однако, на дворе, вероятнее всего рабочий будничный день, но тишина такая, словно после атомной войны все повымерли. Меня передернуло от ассоциации. Что происходит, где все?
Оглядевшись по сторонам, я отрешенно отметила, что порядок в офисе наводили, пока я была в отключке: никаких следов произошедшей здесь баталии в помине не осталось, все предметы заняли положенные им места, поверхности сверкали чистотой, окна были приоткрыты на проветривание. В изголовье моего лежбища стоял кронштейн, какие бывают в гардеробных, на котором висела одежда, по-видимому, на мой выбор. Вечернее платье, один в один то же самое, которое погибло при нападении. Тонкий льняной офисный костюм: брюки и блейзер, несколько блузок, отличающихся оттенками и фасонами. Джинсы, майки, тонкие джемпера – Джон явно пытался угадать, чем мне угодить. Здесь же висело несколько комплектов нижнего белья в тон блузкам. И халатик для душа. И тапочки-сланцы, чинно ожидавшие меня, ни мало не смущенные соседством с моими, видавшими виды, пафосными «лабутенами» (уже позже я разглядела и другую обувь, но первое впечатление произвело именно это контрастное соседство)…
Рядом на журнальном столике находилась большая коробка. Уже догадываясь, что в ней, я осмотрела еще раз обстановку офиса: любой мало-мальски руководящий сотрудник корпорации в своих офисных апартаментах обеспечивался персональной туалетной комнатой, чтобы, так сказать, надолго не прерывать бизнес-процессы в угоду чисто физиологическим. Нужная дверь быстро обнаружилась, и я, подхватив коробку, сунув ноги в тапки и перекинув халатик через плечо, шмыгнула в сортир.
Как я и предполагала, руководительницу местного филиала обеспечивали по высшему разряду: туалет, биде, душевая кабинка, огромное зеркало-трельяж, фен, плойка, выпрямитель, ассортимент душевых принадлежностей, свежие полотенца.
В коробке я нашла средства женской гигиены, косметику, парфюмерию, расческу, новую зубную щетку – то, что доктор прописал. Приводила себя в порядок долго, смывая с себя остатки неприятных воспоминаний, готовясь начать жизнь заново, словно это был всего лишь дурной сон…
Только лишь когда мой автопилот закончил приводить в порядок внешность пострадавшей, и душа удовлетворенно отметила, что ничего в моем облике не выдает раздрай после пережитого, я облачилась джинсы, натянула майку, легкий джемперок и теннисные туфли, посчитав, что имею права выглядеть как на отдыхе, ибо предчувствовала, что окружающая действительность объявила выходные всем в округе…
Как раз в эту минуту хлопнула входная дверь. Джон оценивающе взглянул на мои старания и удовлетворенно хмыкнул:
– М-да, я именно это и ожидал увидеть. Красавица во всеоружии и готова к бою! Проголодалась?
Словно услышав вопрос, мой желудок громко проурчал, и мы синхронно и непринужденно рассмеялись. Джон указал рукой в сторону стола для совещаний, где, как выяснилось, уже было сервировано на двоих.
– Погоди, а где все? Я ничего не понимаю, такая тишина кругом… нерабочая?
– Ты права, нерабочая! Я воспользовался своей властью и отправил всех местных сотрудников в оплачиваемый трехдневный отпуск: продолжают банкетить в «Резиденции», все как один. Так что здесь сейчас никого, кроме нас с тобой и моей личной охраны.
– Который сейчас час… и который день, вообще?
– Время ланча, а день…? Второй, если считать после даты банкета: ты проспала тридцать восемь часов к ряду, я даже беспокоился немного, заглядывал… ну, пару раз, в общем…
– Я заметила, спасибо, Женя, только чересчур уж ты с гардеробом… Хватило бы вполне какого-нибудь одного, дежурного комплекта, чисто до отеля добраться…
– Перестань, ей-Богу, и, кстати, ничего здесь не оставляй, все забирай с собой, там за диваном еще сумка дорожная лежит, вместительная вполне, так что – все свое берем с собой, – и он мне подмигнул.
– Послушай, Джон, эти… ну, фотографии, в общем, - я не знала, как правильно сформулировать мучающий меня вопрос. – Тот, человек, что вел наблюдение, что он говорит по этому поводу.
Джон нахмурился.
– Ты уверена, что тебе сейчас это важно? О кей, слушай! Алексей действительно встречается с этой «ранеткой», по-видимому, достаточно давно. С тех пор как ты покинула «Максиму», их встречи участились, по крайней мере, служба входного контроля ТРПЦ зафиксировала гораздо более частые отлучки твоего супруга с места работы в течение дня, по сравнению с более ранними периодами. Мы проверяли: время отлучек почти всегда совпадала с данными «наружки», фотографировавшей их вместе…
– Кто она? – помертвевшими губами еле выдавила я из себя.
– Мы работаем над этим, она почти нигде не авторизуется, всюду, где надо что-либо приобрести, внутрь входит один Алексей, она ждет в машине. Машина не ведомственная. Номера не наши. Водитель каждый раз разный, и тоже не из наших. Девица явно в парике, очки на людях не снимает. Но ты не переживай, мы и не такие интриги раскручивали, вычислим и эту вертихвостку, мои люди носом землю роют, может уже даже чего и раскопали, я, признаться, эти последние пару суток совершенно о другом думал, – последняя фраза вышла у Джона весьма многозначительной. Мне стало неловко.
В этот момент постучали в дверь. Молодой человек в униформе охранника-максимала вкатил тележку с провизией. На меня он даже не поднял взгляда, молча расставил все на столе и бесшумно удалился.
– Давай оставим этот разговор до нашего возвращения, – успокаивающим тоном предложил Максимов. – Ты придешь в себя окончательно, сможешь все грамотно взвесить, принять решение не под влиянием эмоций, а трезво…
– Да, чего там решать, Жень, – я и сама решила пока на все махнуть рукой. – Глупо трепать себе нервы, когда твой собственный супруг где-то вдалеке от тебя наслаждается жизнью. Пес с ним, разберемся как-нибудь! Он пока все еще мой муж, а значит, обязан дать мне ответы на все вопросы при личной встрече, а до этого – я не стану себя терзать и мучиться над придумыванием различных сценариев: месть или прощение – время покажет. Давай уже питаться, что ли?
Никогда еще в жизни мне так не хотелось есть: я уплетала за обе щеки, слушая рассказы Джона о том, что происходило в городе в мое отсутствие. В основном это были абсолютно рядовые бизнес-новости, но я радовалась уже тому, что ничего более тревожащего, чем уличение супруга в прелюбодеянии, не произошло.
Почувствовав себя налопавшейся, аки Шарик на помойке, я отвалилась на спинку стула, осоловело улыбаясь в пустоту. Джон налил мне вина, себе коньячку и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Лучше? Ну, то-то же, а я уже и не чаял дождаться твоей благосклонности, нет, прости, не хмурься обратно, пожалуйста, – Джон пригубил коньяк, поставил стакан и встал из-за стола. Я хмуро наблюдала, как он подходит ко мне. Его руки легли мне на плечи, начали их легонечко массировать, поглаживать; кончиками пальцев он едва касался моей шеи, поцеловал в макушку, затем слегка сжал меня за плечи, заставил подняться со стула и внезапно, порывисто развернул к себе и обнял. В его объятиях я почувствовала себя… защищенной, что-ли… Он крепко держал меня, поглаживал по голове, что-то едва слышно бормотал и поминутно целовал меня куда-то в голову, куда попадал, собственно… Я не понимала, что мне делать, стояла, как истукан, руки по швам, и боялась шелохнуться, только вот…
Поцелуи Джона вызывали во мне странные ощущения: словно из детства, когда отец успокаивает расстроенную дочурку, мне было одновременно неловко, ведь я все-таки замужняя женщина, и при этом непередаваемо комфортно и надежно, словно в Джона в эту минуту вселился дух моего покойного отца. Сама не понимаю, как это произошло, но в какое-то мгновение мои руки сами потянулись к нему, я обвила его шею, уткнулась носом в плечо и снова начала всхлипывать…
Джон почувствовал, что я плачу, и, взяв мое лицо в ладони, начал целовать меня в щеки, лоб, глаза, наконец, в шею, плечи. Я услышала, как в его дыхании стали проявляться судорожные похрипывания. Мужчина распалялся все сильнее. На лбу выступила испарина, руки начали подрагивать… Я несмело подняла на него глаза, наши взгляды встретились: в его – читался робкий вопрос, в моих – … Уже не знаю, что он прочел в моей мятущейся душе, только в эту секунду встретились и наши губы… Сначала очень осторожно, словно не веря в реальность происходящего, затем все настойчивее, Джон жаждал, что я отвечу на поцелуй, и я, в конце концов, ответила… Евгения как будто подменили, он буквально скомкал меня в своих объятиях, губы стали жадными, страстными и требовательными! Еще мгновение, и все столовые приборы наотмашь полетели со стола. Одним рывком Джон усадил меня перед собою на столе, мы продолжали целоваться в то время, как наши руки срывали дуг с друга одежды. Мужчина тихо постанывал, я тоже очень сильно завелась. А что? Какого черта! Меня так любят, а я угрызаюсь по поводу верности браку, агонизирующему в периоде полураспада… Будь, что будет, пусть, зато я снова желанна и боготворима! Женя, Женечка, что со мной ты делаешь?..
И вдруг Джон остановился, как вкопанный, отвел мои руки, отстранился. Его глаза все еще лихорадочно блестели, но в них появилось какое-то незнакомое мне выражение.
– Нет, Ладушка, все не так, неправильно! Я не могу воспользоваться минутой твоей слабости после пережитого стресса! Я буду подонком, если пойду до конца сейчас, прости!
Он вернул своей рубашке законное место на плечах и стал все еще непослушными пальцами застегивать неуловимые пуговицы. Подобрал с пола и водворил в манжеты запонки, завязывать галстук, правда, не торопился, держа его в руке.
– Я не хочу тебя в любовницы! Нет! Ты не нужна мне, Лада, в таком сомнительном статусе! Ты – моя королева! Ты будешь моей безраздельно, или мы забудем обо всем! Алексей недостоин даже кончика твоего мизинчика, если смеет обманывать такую красоту, клянусь, он за все ответит! Он отдаст мне тебя, или поплатится сполна! – Джон тихо выругался и с размаху хлестнул по поверхности стола узлом галстука. Зазвенела и упала со стола на пол последняя, удержавшаяся там на тот момент десертная ложечка…
Я впала в ступор. Джон тем временем продолжил мыслить вслух, расхаживая по кабинету, как лев на арене.
– Пойми, если ты для себя все решишь и придешь ко мне, добровольно придешь, своим намерением связать свою судьбу с моей, я сделаю тебя королевой всего этого гребаного мира, все вокруг будут падать ниц, лишь ты только бровью поведешь, все твои желания будут исполняться, лишь подумаешь о чем-то – а вот оно, уже у твоих ног! Я ни на секунду не расстанусь с тобой, буду принадлежать тебе двадцать четыре часа в сутки, и во сне буду с тобой и наяву, вот увидишь! Лада, ты моя Лада, не изводи меня, не смотри так, я больше не могу жить без тебя, но только вот и видеть тебя женой этого придурка – извини, уже выше моих сил! Я буду ждать твоего решения, вечно буду ждать, но, умоляю, не откладывай размышления в долгий ящик! А сейчас, нам пора, моя машина на восточной парковке, вызови лифт прямо сюда. У тебя пятнадцать минут, собирайся, жду внизу! – и он вышел на рецепшн-холл, нечаянно хлопнув дверью…
Вот так! Адюльтер не состоялся…
Нелепый вопрос Джона резко вывел меня из оцепенения.
– Я-то? О, да, я – в порядке! Я в АБСОЛЮТНОМ порядке! – я вскочила на ноги, позабыв об отсутствии на мне одежды, и, сжав руку в кулак до посинения, так, что ногти до крови впились в кожу, со всего размаху врезала Максимову в челюсть.
Джон молча посмотрел на меня, как смотрят на больного ребенка. Он даже не шелохнулся: мой удар для него был, что слону дробина, хотя губу ему разбить мне удалось. Протянув ко мне руки, он, с горечью во взгляде, попытался обнять, но я оттолкнула его.
– В порядке ли я? Да ты в своем уме? Меня только что, на твоих, между прочим, глазах, изнасиловал извращенец-алкоголик!!! Поэтому, черт возьми, и твою же мать, я – НЕ в порядке!!! И что он там нес: присматривал за мной, шпионил??? Это ты приставил его ко мне? Ты??? Каких-таких жареных фактов обо мне ты спешил насобирать? Что именно вынюхивал этот урод? Как ты посмел вообще подослать ко мне соглядатая? И вообще: это ты решал, кто именно поедет вместе со мной в эту долбанную командировку? Может и вообще это была в корне твоя идея заслать меня в эту тьмутаракань? Зачем? Джон, зачем? Отвечай мне, слышишь!? – я наконец-то обрела голос, поэтому теперь отрывалась во всю: вопила, как оглашенная, порываясь снова ударить Джона и в его лице всех обидевших меня мужчин вместе взятых, как близких, так и презираемых, одновременно!
Правда, дать волю рукам не удавалось: Джон крепко держал их в своих. Наконец, изведя весь остаток сил на крик, я в изнеможении рухнула, как стояла, на колени и зарыдала. Слезы хлынули из меня обезумевшим фонтаном, бешено низвергающейся лавиной водопада, словно собирались омыть не только мою душу изнутри, но и тело снаружи…
Джон, не отпуская моих рук, опустился передо мной и, не отрывая пристального, обеспокоенного взгляда, начал покрывать поцелуями кончики пальцев, запястья, постоянно наблюдая за моей реакцией, словно боясь, что я снова оттолкну его…
– Прости меня, зайчонок, прости, солнышко мое, я, идиот, несчастный, мне нет, и не может быть, прощения! Я ошибся! Впервые за многие годы я ошибся в человеке, которому доверил самое свое дорогое – твою безопасность! Умоляю, прости меня, тупицу, безответственную скотину, прости, больше не попрошу ничего, только прощения твоего хочу, – он снова и снова целовал мои руки, бережно и нежно удерживая их в своих изрядно покореженных ладонях.
Рассудочность понемногу возвращалась ко мне, но обида не отпускала.
– Простить?!!! Я требую, я настаиваю, чтобы ты все мне объяснил! Что значат эти шпионские игры? Что должен был выследить этот вонючий пес?
– Ты, правда, не понимаешь? – Женька внимательно и испытующе посмотрел на меня. – Ладушка, какая же ты наивная, ты, что – совсем новостей не замечаешь, вокруг столько всего творится! Ты вообще-то каналы переключаешь иногда? Ну, чтоб не только «максимальские хроники» лицезреть, но и что в мире творится? Государственные СМИ не пробовала изучать, или хотя бы общесетевые? Да кругом по стране волна за волной массовые беспорядки, демонстрации протеста против действий, точнее, против абсолютной бесхребетности и бездейственности официальных властей. Люди толпами выходят на баррикады, митингуют, требуют, чтобы их жизнь хотя бы отдаленно напоминала нашу, «максимальскую». По другую сторону, банды молодчиков отлавливают наших поодиночке и зверски расправляются, показательно наказывают, а порой даже казнят. Это в нашей-то стране, в мирное время! Да я первый был против твоей поездки, хочешь ты знать! Только после того, как Венецианов убедил меня, что ты лучшая, и никто другой попросту не справится, я потребовал для тебя в компанию крепкого мужчину. Согласись, что «леди Гагра» тебя бы вряд ли уберегла, случись что… Х-м-м, извини, я правда не предполагал, что «случись что» зайдет с этой стороны… Прости, прости, я солдафон неотесанный, порой не слежу за словами, не специально, клянусь тебе!
– И что, тебе отрекомендовали Заусенкова, или ты его сам отобрал, – язвительно поинтересовалась я.
– Тебе, правда, интересно? Да, я отбирал кандидатов! Лично встречался с каждым и устраивал допрос с пристрастием!
– Ну, и многим же ты сообщил, что я объект твоего вожделения? Мне теперь, вообще, на работу-то имеет смысл показываться, или все и каждый будут шушукаться за моей спиной? – я снова почувствовала прилив раздражения.
– Обижаешь, я совершенно не об этом беседовал: вопросы задавал строго по служебным характеристикам. Необходимо было убедиться, что неотступно находиться рядом сумеет, из поля зрения не выпустит, да и физически способен будет постоять за тебя…
– Только что-то вот не заладилось, правда? Постоял, но не ЗА меня, а передо мной, а что еще хуже – и ВО мне тоже…
– Ладно тебе, признали ведь уже, ошибся я, по-крупному ошибся! Не на ту лошадь поставил… Я только в итоге, когда уже решено было, кто именно поедет, объявил Алику, что основная его миссия в том, чтобы с тобой ничего не случилось. Так и сказал: «Будь постоянно рядом, за каждым шагом следи, любое желание предугадывай, ни на секунду не оставляй без присмотра». Он еще тогда попробовал пошутить, типа, что, мол, даже в постели ее одну не оставлять? Я ему, как отрезал, следить мол, следи, но трогать не моги, разве, что сама захочет, но это вряд ли… Все, все, не гневись, давай постараемся все забыть, уладить как нибудь?!
– Уладить???!!! Как ты себе это представляешь? Как мне жить теперь после всего этого, как людям в глаза смотреть, мужу… – и тут я вспомнила, каким чертом меня занесло в этот треклятый кабинет, и снова заплакала…
Джон больше ничего не произнес, наверное, понял, что обсуждение поведения супруга сейчас не ко времени… Он молча поднялся, помог мне встать, затем подхватил меня на руки и понес к дивану. Там он удобно устроил мое измученное тело, поправил под головой диванный валик, откуда-то из недр офисного шкафа принес тонкий плед и закутал в него, как куколку бабочки. Это было очень кстати: покуда мною владел шок, я не замечала, что мерзну, а возможно, что уже просто нервы приступили к освоению территории для своей лезгинки, и зубы мало-помалу начали выбивать первые, пробные рисунки дроби… Женька протянул мне высокий стакан с водой, на дне которого пузырилось что-то быстро растворимое. Я не стала протестовать. Он поддержал мою голову, чтобы мне было удобнее пить, а затем снова поправил плед.
– Поспи, малыш, я рядом посижу, не возражаешь?
Я не смогла бы возразить, даже если бы сильно этого хотела: окруженная теплом кашемира, в эту самую секунду я благодарно проваливалась в забытье…
Просыпалась я тягостно, мучительно: тело ныло тупой болью, сознание наотрез отказывалось возвращаться во враждебный и агрессивный мир, где со спины следует постоянно ждать удара. С трудом заставив себя разлепить глаза, я с удивлением обнаружила, что помещение залито солнцем, в воздухе пахнет озоном и свежестью, как после грозы. Евгения рядом не было.
Моя шея затекла. Суставы ныли. Но настроение, тем не менее, несколько повысило свой градус. Убедившись, что нахожусь в одиночестве, я рывком села, спустила ноги на пол и чуть не потеряла сознание… В области таза разливалась острая боль, что-то потекло изнутри, поясницу прострелило. Я нахмурилась. Следовало немедленно обратиться в клинику, а я валяюсь тут, не пойми где, не разбери, сколько уже времени! Странно, однако, на дворе, вероятнее всего рабочий будничный день, но тишина такая, словно после атомной войны все повымерли. Меня передернуло от ассоциации. Что происходит, где все?
Оглядевшись по сторонам, я отрешенно отметила, что порядок в офисе наводили, пока я была в отключке: никаких следов произошедшей здесь баталии в помине не осталось, все предметы заняли положенные им места, поверхности сверкали чистотой, окна были приоткрыты на проветривание. В изголовье моего лежбища стоял кронштейн, какие бывают в гардеробных, на котором висела одежда, по-видимому, на мой выбор. Вечернее платье, один в один то же самое, которое погибло при нападении. Тонкий льняной офисный костюм: брюки и блейзер, несколько блузок, отличающихся оттенками и фасонами. Джинсы, майки, тонкие джемпера – Джон явно пытался угадать, чем мне угодить. Здесь же висело несколько комплектов нижнего белья в тон блузкам. И халатик для душа. И тапочки-сланцы, чинно ожидавшие меня, ни мало не смущенные соседством с моими, видавшими виды, пафосными «лабутенами» (уже позже я разглядела и другую обувь, но первое впечатление произвело именно это контрастное соседство)…
Рядом на журнальном столике находилась большая коробка. Уже догадываясь, что в ней, я осмотрела еще раз обстановку офиса: любой мало-мальски руководящий сотрудник корпорации в своих офисных апартаментах обеспечивался персональной туалетной комнатой, чтобы, так сказать, надолго не прерывать бизнес-процессы в угоду чисто физиологическим. Нужная дверь быстро обнаружилась, и я, подхватив коробку, сунув ноги в тапки и перекинув халатик через плечо, шмыгнула в сортир.
Как я и предполагала, руководительницу местного филиала обеспечивали по высшему разряду: туалет, биде, душевая кабинка, огромное зеркало-трельяж, фен, плойка, выпрямитель, ассортимент душевых принадлежностей, свежие полотенца.
В коробке я нашла средства женской гигиены, косметику, парфюмерию, расческу, новую зубную щетку – то, что доктор прописал. Приводила себя в порядок долго, смывая с себя остатки неприятных воспоминаний, готовясь начать жизнь заново, словно это был всего лишь дурной сон…
Только лишь когда мой автопилот закончил приводить в порядок внешность пострадавшей, и душа удовлетворенно отметила, что ничего в моем облике не выдает раздрай после пережитого, я облачилась джинсы, натянула майку, легкий джемперок и теннисные туфли, посчитав, что имею права выглядеть как на отдыхе, ибо предчувствовала, что окружающая действительность объявила выходные всем в округе…
Как раз в эту минуту хлопнула входная дверь. Джон оценивающе взглянул на мои старания и удовлетворенно хмыкнул:
– М-да, я именно это и ожидал увидеть. Красавица во всеоружии и готова к бою! Проголодалась?
Словно услышав вопрос, мой желудок громко проурчал, и мы синхронно и непринужденно рассмеялись. Джон указал рукой в сторону стола для совещаний, где, как выяснилось, уже было сервировано на двоих.
– Погоди, а где все? Я ничего не понимаю, такая тишина кругом… нерабочая?
– Ты права, нерабочая! Я воспользовался своей властью и отправил всех местных сотрудников в оплачиваемый трехдневный отпуск: продолжают банкетить в «Резиденции», все как один. Так что здесь сейчас никого, кроме нас с тобой и моей личной охраны.
– Который сейчас час… и который день, вообще?
– Время ланча, а день…? Второй, если считать после даты банкета: ты проспала тридцать восемь часов к ряду, я даже беспокоился немного, заглядывал… ну, пару раз, в общем…
– Я заметила, спасибо, Женя, только чересчур уж ты с гардеробом… Хватило бы вполне какого-нибудь одного, дежурного комплекта, чисто до отеля добраться…
– Перестань, ей-Богу, и, кстати, ничего здесь не оставляй, все забирай с собой, там за диваном еще сумка дорожная лежит, вместительная вполне, так что – все свое берем с собой, – и он мне подмигнул.
– Послушай, Джон, эти… ну, фотографии, в общем, - я не знала, как правильно сформулировать мучающий меня вопрос. – Тот, человек, что вел наблюдение, что он говорит по этому поводу.
Джон нахмурился.
– Ты уверена, что тебе сейчас это важно? О кей, слушай! Алексей действительно встречается с этой «ранеткой», по-видимому, достаточно давно. С тех пор как ты покинула «Максиму», их встречи участились, по крайней мере, служба входного контроля ТРПЦ зафиксировала гораздо более частые отлучки твоего супруга с места работы в течение дня, по сравнению с более ранними периодами. Мы проверяли: время отлучек почти всегда совпадала с данными «наружки», фотографировавшей их вместе…
– Кто она? – помертвевшими губами еле выдавила я из себя.
– Мы работаем над этим, она почти нигде не авторизуется, всюду, где надо что-либо приобрести, внутрь входит один Алексей, она ждет в машине. Машина не ведомственная. Номера не наши. Водитель каждый раз разный, и тоже не из наших. Девица явно в парике, очки на людях не снимает. Но ты не переживай, мы и не такие интриги раскручивали, вычислим и эту вертихвостку, мои люди носом землю роют, может уже даже чего и раскопали, я, признаться, эти последние пару суток совершенно о другом думал, – последняя фраза вышла у Джона весьма многозначительной. Мне стало неловко.
В этот момент постучали в дверь. Молодой человек в униформе охранника-максимала вкатил тележку с провизией. На меня он даже не поднял взгляда, молча расставил все на столе и бесшумно удалился.
– Давай оставим этот разговор до нашего возвращения, – успокаивающим тоном предложил Максимов. – Ты придешь в себя окончательно, сможешь все грамотно взвесить, принять решение не под влиянием эмоций, а трезво…
– Да, чего там решать, Жень, – я и сама решила пока на все махнуть рукой. – Глупо трепать себе нервы, когда твой собственный супруг где-то вдалеке от тебя наслаждается жизнью. Пес с ним, разберемся как-нибудь! Он пока все еще мой муж, а значит, обязан дать мне ответы на все вопросы при личной встрече, а до этого – я не стану себя терзать и мучиться над придумыванием различных сценариев: месть или прощение – время покажет. Давай уже питаться, что ли?
Никогда еще в жизни мне так не хотелось есть: я уплетала за обе щеки, слушая рассказы Джона о том, что происходило в городе в мое отсутствие. В основном это были абсолютно рядовые бизнес-новости, но я радовалась уже тому, что ничего более тревожащего, чем уличение супруга в прелюбодеянии, не произошло.
Почувствовав себя налопавшейся, аки Шарик на помойке, я отвалилась на спинку стула, осоловело улыбаясь в пустоту. Джон налил мне вина, себе коньячку и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Лучше? Ну, то-то же, а я уже и не чаял дождаться твоей благосклонности, нет, прости, не хмурься обратно, пожалуйста, – Джон пригубил коньяк, поставил стакан и встал из-за стола. Я хмуро наблюдала, как он подходит ко мне. Его руки легли мне на плечи, начали их легонечко массировать, поглаживать; кончиками пальцев он едва касался моей шеи, поцеловал в макушку, затем слегка сжал меня за плечи, заставил подняться со стула и внезапно, порывисто развернул к себе и обнял. В его объятиях я почувствовала себя… защищенной, что-ли… Он крепко держал меня, поглаживал по голове, что-то едва слышно бормотал и поминутно целовал меня куда-то в голову, куда попадал, собственно… Я не понимала, что мне делать, стояла, как истукан, руки по швам, и боялась шелохнуться, только вот…
Поцелуи Джона вызывали во мне странные ощущения: словно из детства, когда отец успокаивает расстроенную дочурку, мне было одновременно неловко, ведь я все-таки замужняя женщина, и при этом непередаваемо комфортно и надежно, словно в Джона в эту минуту вселился дух моего покойного отца. Сама не понимаю, как это произошло, но в какое-то мгновение мои руки сами потянулись к нему, я обвила его шею, уткнулась носом в плечо и снова начала всхлипывать…
Джон почувствовал, что я плачу, и, взяв мое лицо в ладони, начал целовать меня в щеки, лоб, глаза, наконец, в шею, плечи. Я услышала, как в его дыхании стали проявляться судорожные похрипывания. Мужчина распалялся все сильнее. На лбу выступила испарина, руки начали подрагивать… Я несмело подняла на него глаза, наши взгляды встретились: в его – читался робкий вопрос, в моих – … Уже не знаю, что он прочел в моей мятущейся душе, только в эту секунду встретились и наши губы… Сначала очень осторожно, словно не веря в реальность происходящего, затем все настойчивее, Джон жаждал, что я отвечу на поцелуй, и я, в конце концов, ответила… Евгения как будто подменили, он буквально скомкал меня в своих объятиях, губы стали жадными, страстными и требовательными! Еще мгновение, и все столовые приборы наотмашь полетели со стола. Одним рывком Джон усадил меня перед собою на столе, мы продолжали целоваться в то время, как наши руки срывали дуг с друга одежды. Мужчина тихо постанывал, я тоже очень сильно завелась. А что? Какого черта! Меня так любят, а я угрызаюсь по поводу верности браку, агонизирующему в периоде полураспада… Будь, что будет, пусть, зато я снова желанна и боготворима! Женя, Женечка, что со мной ты делаешь?..
И вдруг Джон остановился, как вкопанный, отвел мои руки, отстранился. Его глаза все еще лихорадочно блестели, но в них появилось какое-то незнакомое мне выражение.
– Нет, Ладушка, все не так, неправильно! Я не могу воспользоваться минутой твоей слабости после пережитого стресса! Я буду подонком, если пойду до конца сейчас, прости!
Он вернул своей рубашке законное место на плечах и стал все еще непослушными пальцами застегивать неуловимые пуговицы. Подобрал с пола и водворил в манжеты запонки, завязывать галстук, правда, не торопился, держа его в руке.
– Я не хочу тебя в любовницы! Нет! Ты не нужна мне, Лада, в таком сомнительном статусе! Ты – моя королева! Ты будешь моей безраздельно, или мы забудем обо всем! Алексей недостоин даже кончика твоего мизинчика, если смеет обманывать такую красоту, клянусь, он за все ответит! Он отдаст мне тебя, или поплатится сполна! – Джон тихо выругался и с размаху хлестнул по поверхности стола узлом галстука. Зазвенела и упала со стола на пол последняя, удержавшаяся там на тот момент десертная ложечка…
Я впала в ступор. Джон тем временем продолжил мыслить вслух, расхаживая по кабинету, как лев на арене.
– Пойми, если ты для себя все решишь и придешь ко мне, добровольно придешь, своим намерением связать свою судьбу с моей, я сделаю тебя королевой всего этого гребаного мира, все вокруг будут падать ниц, лишь ты только бровью поведешь, все твои желания будут исполняться, лишь подумаешь о чем-то – а вот оно, уже у твоих ног! Я ни на секунду не расстанусь с тобой, буду принадлежать тебе двадцать четыре часа в сутки, и во сне буду с тобой и наяву, вот увидишь! Лада, ты моя Лада, не изводи меня, не смотри так, я больше не могу жить без тебя, но только вот и видеть тебя женой этого придурка – извини, уже выше моих сил! Я буду ждать твоего решения, вечно буду ждать, но, умоляю, не откладывай размышления в долгий ящик! А сейчас, нам пора, моя машина на восточной парковке, вызови лифт прямо сюда. У тебя пятнадцать минут, собирайся, жду внизу! – и он вышел на рецепшн-холл, нечаянно хлопнув дверью…
Вот так! Адюльтер не состоялся…
... продолжение следует.
Рейтинг: 0
451 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!