Печать Каина. Глава сорок шестая

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Отец Александр не сводил глаз с странного пугливого существа. Он не узнавал эту - некогда такую гордую и языкастую - девушку. Теперь это был внезапно облысевший дикий примат. Он смотрел в пол и странно, то ли рычал, то ли робко поскуливал.

            Катя никак не желала пробудиться в этом истерзанном медикаментами теле. Она стыдилась своей униженной плоти и упорно играла с миром в молчанку. Мир признавал за ней это право. Теперь, когда ей больше не чем было похвастать, она старательно притворялась немой и испуганной жертвой.

            Особенно она стыдилась этого странного человека. Если бы он кричал на неё,  она бы скорее вышла из своего странного состояния. Но он смотрел на неё, как любознательный  учёный.

            Теперь ей не нравилась и она сама. Точнее, она завидовала той, прежней, модно одетой Кате, вокруг которой вились мальчишки, и которая так страстно желала соития с одним из своих ухажёров. Стать падчерицей попа не входило  в её планы. Но больше страшило  Катю другое – существование в этой узкой, похожей на пенал, комнате. Она не желала жить, как питомец зоосада.

            Теперь она боялась становиться нормальной. Возможно. Этот человек просто побрехгует ей, как брошенной на дороге тряпкой. Она не понимала, куда е могут поселить в доме у попа. Разве что в собачью конуру. «У попа была собака!» - завертелось в безумной голове вчерашней гордячки.

            Катя никогда не думала, что будет так страдать. Она словно бы вновь была на экзамене. Отец Александр мог вообще не спрашивать её согласия, попросту вывести за пределы больницы, словно бы прирученного зверя. Но он отчего-то медлил.

            Кате было стыдно, словно бы её вели по улицам голую. Несчастной мерещилось множество зевак. Люди указывали на неё пальцами и громко смеялись, провожая её смехом и глупыми взвизгиваниями.

            Отец Александр, напротив, был спокоен. Он не сопровождал её, но и не конвоировал, стараясь ничем не выдать своего сочувствия.

            Он знал, что Кате больно бы было от его показанной доброты. Она словно бы на расстрел шла, и видела в нём скорее конвоира, чем друга.

Катя в мыслях давно превратилась в собаку. Её так и помывало встать на четвереньки и завилять воображаемым хвостом. Но только страх поповского олодавшеокрика заставлял её идти по-человечески.

В этом теле уже почти не было человечьей души. Она была мёртвой, как убитая влёт птица и годилась разве для чучельника или изголодавшегося стервятника как падаль.

Настя пошла домой более длинной дорогой. Она шла, понимая, что ей надо будет смотреть на Катю, как-то иначе, словно бы та временно заболела и нуждается в её добром слове. Но как быть гуманной и в то же время искренней, она не понимала.

Катя была теперь для неё только забавным питомцем. Словно бы её за гордость сделали маленьким животным, и ей приходилось снова начинать свой путь.

Супруга отца Александра, молча, встретила Катю. Она попыталась провести её к столу, но Катя дёрнулась и бросилась к половичку.

- Ой, Господи, - воскликнула женщина.

- Ничего, пусть том становиться придёт посидит, пообвыкнет.

- Так ты человека или зверя лесного в дом привёл?

- Так она человеком только притворялась. А вот теперь ей по-настоящему человеком становиться придётся.

Катя почти задремала на своём месте, когда Настя принесла ей тарелку. Она тихонько заскулила, не смея взглянуть выше тапочек бывшей подруги.

Людмила Степановна пыталась быть спокойной.

Она охотно бы заперла бы надолго в колонию, этого самозваного Каина, по которому уже плакали все колонии России.

Ей всё ещё казалось, что он презирает её, презирает, помня слабой и униженной. Она бы охотно избавилась от этих воспоминаний, словно бы от замаранных листов в тетради, но совесть подсказывала, что-нибудь этого падения, она бы никогда не надела этот, такой желанный мундир.

Главное, было соблюсти законность. Она сама много раз представляет, как умертвляет этого начинающего поддонка, словно бы взбесившегося пса. Она охотно сделала из него четвероногого изгоя, словно бы в народной сказке или в фантастической повести, где судьба оборотня для злодея предпочтительнее смерти.

В ней уже не осталось и тени избалованной куклы.

Дом священника выделялся среди других.

Он  был и чище и приветливее других, словно декорация на театральной сцене.

Людмила Степановна нажала кнопку звонка.

Бывшая Катя Махлакова забилась в самый дальний угол тёмной комнаты. Ей до сих пор не дали нового имени. И ей очень хотелось поскорее перестать чувствовать себя человеком, а стать попросту домашней собакой

Прошлое пугало её. Оно вставало в полный рост, словно бы внезапно оживший киношный монстр. Катя охотно забыло бы всё, как страшный сон, но увы! – сон никак не желал заканчиваться.

Эти люди не желали ей зла. Они не торопили её, но не оставляли в одиночестве.

Она охотно бы стала попоросту дворовой сукой, но её тело не желало обрастать шерстью. В сладком плену безумия мозг ещё надеялся стать прежним. Она словно бы боролась с своей душой, как библейский Иаков с ангелом,  не имея сил противостоять соблазнам.

Теперь она совсем позабыла Рахмана. Его образ стал постепенно расплываться, словно бы мир для постпенно слепнущего человека.

.