ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Печать Каина. Глава тридцать четвёртая

Печать Каина. Глава тридцать четвёртая

22 декабря 2012 - Денис Маркелов
            Катя тщетно пыталась вырваться из западни сна.
            Ей снился кошмар, словно бы она оказалась в страшной совершенно безводной пустыне, оказалась там совершенно обнаженной, и понимала, что её нежная кожа вот-вот слезет с её тела оголив красное гниющее мясо.
            Ноги были тяжёлые, почти неподъёмные. Они погружались в песок всё глубже;  и от этого становилось страшно, очень страшно: до дрожи в коленках, и сухости в безмолвно открытом рте.
            Но она брела, как брёл бы лилипут по опостылевшей ему песочнице. Солнце бомбардировало Катю своими лучами, и оттого становилось ещё страшнее, казалось, что она навек обречена скитаться среди опостылевших ей барханов.
            Ноги были уже сбиты в кровь. Катя напрасно пыталась представить цветущий луг, представить и оказаться на мягкой траве. Вместо этого под стопы лезли какие-то мерзкие колючки и пахло зноем.
            Вдруг она заметила какую-то веху.
            Та стояла на небольшом возвышении и отчего-то напоминала большой телеграфный столб. Катя стала двигать ногами быстрее, стоять на одном месте было опасно. Песок так и норовил затащить её в свою бездонную глубь.
            Телеграфный столб становился всё выше, всё заметнее. И наконец Катя поняла, что это не столб, а вкопанный в песок крест, а на этом кресте кто-то распят.
            - «Неужели это Иисус? – мелькнула в голове дерзкая мысль.
            Но это был не Иисус.
            Даже не беглый раб или разбойник.
            Это была Настя.
            Это была Настя. Она безвольно, словно бы огородное чучело подставляла своё тело безжалостным лучам ошалевшего от безнаказанности солнца. И слепо взирала на мир.
            Глаза ей выклевали какие-то хищные птицы.
            Катя попыталась ухватиться за крест, но вдруг почувствовала, что словно кусок мяса в раструб мясорубки проваливается в песчаную воронку. Ноги потянули за собой всё тело. Напрасно она пыталась ухватиться за ноги распятой подруги, увлекал её в себя.
            На ум Кате пришла история с муравьиным львом, только тогда в такую воронку угодил самонадеянный Карик.
            Какие-то мгновения, и над поверхностью земли торчала только кисть её правой руки. Но очень скоро и она пропала из вида.
 
            От усилий спастись Катя едва не порвала на части ветхую простыню.
            Она внезапно проснулась – то ли от петушиного крика за окном, то ли от того, что непреодолимо, почти как в детстве захотела в туалет.
            Часы на тумбочке зеленовато напоминали, что сейчас всего лишь 5 часов и 05 минут утра. Катя откинула простыню и потянулась всем своим молодым и красивым телом. Она спала без пижамы и даже без ночнушки, подражая тем развратным француженкам, которых видала в кино
            Мечта о том, что рядом с ней будет лежать Артур не проходила. Катя не слишком верила в его россказни о служанках. Было и так ясно, что он просто стебается и дразнит наиболее пугливых из сверстниц.
            Она вскочила и побежала в туалет. Там было пусто, как в дешёвом ужастике. Катя с некоторой опаской села на стульчак и подумала, что было неплохо, если бы и этот туалет ей тоже только снился.
            Но это было не так. Туалет был настоящим. И голая Катя была настоящей, слегка вздорной и желающей только одного – поскорее забыть о своём подлом проступке.
            Но она и теперь боялась, что невесомая после своей смерти Настя выплывет из стены и закружится, как кружатся деревья, когда катаешься на парковой карусели. От таких мыслей она вдруг расслабилась и к озерцу мочи добавила увесистую, похожую на охотничью колбаску фекалию.
 
            Сон больше не шёл к ней.
            Вместо этого до торжественных звуков гимна Катя собирала когда-то очень любимый ею кубик Рубика. Но грани никак не желали становиться одноцветными – они нагло таращились отдельными квадратиками, словно бы насмехались над ней.
            Где-то в половине седьмого в её комнату вошла заспанная мать.
            - О, ты проснулась. Тогда одевайся и сбегай за молоком. Сейчас машина с фермы придёт. Только смотри не задерживайся. А то тут уже одна девушка пропала.
            - Кто?
            - Да дочка эта поповская. Он тебе на мобилу звонил, спрашивал, не видала ли ты Настю.
            Катя была рада, что уже успела облегчиться. Было бы нелепо обосраться от страха, и ещё на глазах у матери. Но её тело вдруг задрожало, как в лихорадке.
 
            В станице ещё царил утренний покой.
            Люди, если и выходили из своих домов, то были торопливы и сосредоточены – и шли куда-то по делу, а не просто гуляли.
            Катя с нелепым, оставшимся ещё с советских времен бидоном шагала к тому месту, где обычно останавливалась молоковозная цистерна. Мысли о предательстве Насти её больше не тревожили.
 
            Очередь уже собралась не маленькая.
            Катя уныло пристроилась за полной и крикливой тёткой в блескучей нейлоновой косынке. Ветер ещё не набрал жгучести дня и гладил их волосы прохладной ладонью.
            Катя помахивала бидоном и смотрела себе под ноги.
            Кое-кто из пришедших принёс тщательно вымытые пластиковые бутылки. Кто-то такую же флягу, а кто-то банку ровно на три литра с пластиковой белой крышкой. Катя вдруг подумала, что какой-нибудь живописец мог нарисовать всех этих людей и назвать свою картину «Ожидание».
            Ей вновь стало не по себе. Пустое место, что было рядом стало вновь невидимой, но укоряющей Настей. Она стояла рядом и смотрела в самую душу. Катя рассердилась и замахнулась на неё бидоном.
 
            Молодой красивый парень Володя Пряников любил свою работу.
            В сущности, он занял место своего отца, который на старом давно уже готовом к списанию молоковозе «ГАЗ-53» возил молоко из их колхоза в эту станицу.
            Теперь и молоковоз был по новее, да и сам шофёр – помоложе.
            Володя ещё издали заметил толпу ожидающих его покупателей.
Ему захотелось поприветствовать их гудком, даже что-то крикнуть в приоткрытое для вентиляции окошечко.
            Он любил мир, любил свой грузовик со странным названием «Садко». Любил даже того, кого всё не то чтобы не любили, но относились с опаской.
            Володе было наплевать на политику. И он не желал своему тёзке зла. Напротив, давал себе слово, что не будет задерживаться в шофёрах, а попытается подняться повыше, оправдав надежды ушедшего на покой отца.
            Володька припарковал свой грузовик, сходил в маленький сарайчик за складным столиком. И начал свою торговлю.
            Люди старательно пересчитывали данную ему сдачу т отходили, давая возможность и другим получить свою порцию молока.
            Катя усмехнулась. Молодой ловкий парень ей понравился. Она даже подумала, что зря зациклилась на недоросле Артуре с его байками про мифических служанок, что вот этот шофёр ничем не хуже, по крайней мере он не пытается пошло шутить и рассказывать пошлые анекдоты.
            Володька тоже заметил красивую и милую девочку. И даже по-хулигански подумал, припомнив старую советскую кинокомедию, как та станет бултыхаться в его цистерне, словно бы сказочная лягушка в только что надоенном молоке.
            Катя и впрямь походила на красивое стройное земноводное. Костюм лягушки был бы ей в пору. Она даже могла прыгать по сцене, нацепив на ноги взрослые, а на руки – детские ласты зелёного цвета.
            Когда она протянула незнакомому парню свой бидон, краска смущения всё же бросилась ей в лицо.
            «А что, если уехать с ним!» - мелькнула у Кати озорная мысль в совершенно пустой от страха голове. – Тогда никто не подумает, что я причастна к похищению Насти.
            Но мозг был напуган не меньше. Он посылал ей сигналы отвращения. И Катя, забрав наполненный молоком бидон, молча отошла в сторону, жалея, что не сможет покататься на молоковозе.
 
            Возвращаясь домой, Катя сделала порядочный круг.
            Она шла думая то о весёлом шофёре, то о том, что она скажет, когда её спросят о Насте. Фраза Каина так и вертелась на языке. Никто и не предлагал ей сторожить Настю, но никто не требовал предавать её, тем более воровать чужой мобильник.
            - А что, если Ермолай пошёл жаловаться в милицию? Нет, он разумеется, будет уверять, что попросту «посеял» свой телефон. И ей ничего не грозит. Абсолютно ничего.
            Она даже не заметила, как её обогнала странная совершенно неприметная легковушка. Катя даже не посмотрела на серый от пыли регистрационный номер, она вдруг почувствовала себя обязанной подойти к этой машине.
            Какая-то странная дама, приоткрыв стекло спросила у неё дорогу.
            Катя наклонилась, пытаясь припомнить, как лучше выехать из их станицы и вдруг почувствовала, что вновь погружается в сон. Ей в ноздри ударила струя эфира. Ноги подкосились, а рука, держащая бидон с молоком разжалась.
            Бидон упал, крышка откатилась в сторону и на запах выплеснувшегося на асфальт молока начинали собираться кудлатые бродячие кошки
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0104058

от 22 декабря 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0104058 выдан для произведения:
            Катя тщетно пыталась вырваться из западни сна.
            Ей снился кошмар, словно бы она оказалась в страшной совершенно безводной пустыне, оказалась там совершенно обнаженной, и понимала, что её нежная кожа вот-вот слезет с её тела оголив красное гниющее мясо.
            Ноги были тяжёлые, почти неподъёмные. Они погружались в песок всё глубже;  и от этого становилось страшно, очень страшно: до дрожи в коленках, и сухости в безмолвно открытом рте.
            Но она брела, как брёл бы лилипут по опостылевшей ему песочнице. Солнце бомбардировало Катю своими лучами, и оттого становилось ещё страшнее, казалось, что она навек обречена скитаться среди опостылевших ей барханов.
            Ноги были уже сбиты в кровь. Катя напрасно пыталась представить цветущий луг, представить и оказаться на мягкой траве. Вместо этого под стопы лезли какие-то мерзкие колючки и пахло зноем.
            Вдруг она заметила какую-то веху.
            Та стояла на небольшом возвышении и отчего-то напоминала большой телеграфный столб. Катя стала двигать ногами быстрее, стоять на одном месте было опасно. Песок так и норовил затащить её в свою бездонную глубь.
            Телеграфный столб становился всё выше, всё заметнее. И наконец Катя поняла, что это не столб, а вкопанный в песок крест, а на этом кресте кто-то распят.
            - «Неужели это Иисус? – мелькнула в голове дерзкая мысль.
            Но это был не Иисус.
            Даже не беглый раб или разбойник.
            Это была Настя.
            Это была Настя. Она безвольно, словно бы огородное чучело подставляла своё тело безжалостным лучам ошалевшего от безнаказанности солнца. И слепо взирала на мир.
            Глаза ей выклевали какие-то хищные птицы.
            Катя попыталась ухватиться за крест, но вдруг почувствовала, что словно кусок мяса в раструб мясорубки проваливается в песчаную воронку. Ноги потянули за собой всё тело. Напрасно она пыталась ухватиться за ноги распятой подруги, увлекал её в себя.
            На ум Кате пришла история с муравьиным львом, только тогда в такую воронку угодил самонадеянный Карик.
            Какие-то мгновения, и над поверхностью земли торчала только кисть её правой руки. Но очень скоро и она пропала из вида.
 
            От усилий спастись Катя едва не порвала на части ветхую простыню.
            Она внезапно проснулась – то ли от петушиного крика за окном, то ли от того, что непреодолимо, почти как в детстве захотела в туалет.
            Часы на тумбочке зеленовато напоминали, что сейчас всего лишь 5 часов и 05 минут утра. Катя откинула простыню и потянулась всем своим молодым и красивым телом. Она спала без пижамы и даже без ночнушки, подражая тем развратным француженкам, которых видала в кино
            Мечта о том, что рядом с ней будет лежать Артур не проходила. Катя не слишком верила в его россказни о служанках. Было и так ясно, что он просто стебается и дразнит наиболее пугливых из сверстниц.
            Она вскочила и побежала в туалет. Там было пусто, как в дешёвом ужастике. Катя с некоторой опаской села на стульчак и подумала, что было неплохо, если бы и этот туалет ей тоже только снился.
            Но это было не так. Туалет был настоящим. И голая Катя была настоящей, слегка вздорной и желающей только одного – поскорее забыть о своём подлом проступке.
            Но она и теперь боялась, что невесомая после своей смерти Настя выплывет из стены и закружится, как кружатся деревья, когда катаешься на парковой карусели. От таких мыслей она вдруг расслабилась и к озерцу мочи добавила увесистую, похожую на охотничью колбаску фекалию.
 
            Сон больше не шёл к ней.
            Вместо этого до торжественных звуков гимна Катя собирала когда-то очень любимый ею кубик Рубика. Но грани никак не желали становиться одноцветными – они нагло таращились отдельными квадратиками, словно бы насмехались над ней.
            Где-то в половине седьмого в её комнату вошла заспанная мать.
            - О, ты проснулась. Тогда одевайся и сбегай за молоком. Сейчас машина с фермы придёт. Только смотри не задерживайся. А то тут уже одна девушка пропала.
            - Кто?
            - Да дочка эта поповская. Он тебе на мобилу звонил, спрашивал, не видала ли ты Настю.
            Катя была рада, что уже успела облегчиться. Было бы нелепо обосраться от страха, и ещё на глазах у матери. Но её тело вдруг задрожало, как в лихорадке.
 
            В станице ещё царил утренний покой.
            Люди, если и выходили из своих домов, то были торопливы и сосредоточены – и шли куда-то по делу, а не просто гуляли.
            Катя с нелепым, оставшимся ещё с советских времен бидоном шагала к тому месту, где обычно останавливалась молоковозная цистерна. Мысли о предательстве Насти её больше не тревожили.
 
            Очередь уже собралась не маленькая.
            Катя уныло пристроилась за полной и крикливой тёткой в блескучей нейлоновой косынке. Ветер ещё не набрал жгучести дня и гладил их волосы прохладной ладонью.
            Катя помахивала бидоном и смотрела себе под ноги.
            Кое-кто из пришедших принёс тщательно вымытые пластиковые бутылки. Кто-то такую же флягу, а кто-то банку ровно на три литра с пластиковой белой крышкой. Катя вдруг подумала, что какой-нибудь живописец мог нарисовать всех этих людей и назвать свою картину «Ожидание».
            Ей вновь стало не по себе. Пустое место, что было рядом стало вновь невидимой, но укоряющей Настей. Она стояла рядом и смотрела в самую душу. Катя рассердилась и замахнулась на неё бидоном.
 
            Молодой красивый парень Володя пряников любил свою работу.
            В сущности, он занял место своего отца, который на старом давно уже готовом к списанию молоковозе «ГАЗ-53» возил молоко из их колхоза в эту станицу.
            Теперь и молоковоз был по новее, да и сам шофёр – помоложе.
            Володя ещё издали заметил толпу ожидающих его покупателей.
Ему захотелось поприветствовать их гудком, даже что-то крикнуть в приоткрытое для вентиляции окошечко.
            Он любил мир, любил свой грузовик со странным названием «Садко». Любил даже того, кого всё не то чтобы не любили, но относились с опаской.
            Володе было наплевать на политику. И он не желал своему тёзке зла. Напротив, давал себе слово, что не будет задерживаться в шофёрах, а попытается подняться повыше, оправдав надежды ушедшего на покой отца.
            Володька припарковал свой грузовик, сходил в маленький сарайчик за складным столиком. И начал свою торговлю.
            Люди старательно пересчитывали данную ему сдачу т отходили, давая возможность и другим получить свою порцию молока.
            Катя усмехнулась. Молодой ловкий парень ей понравился. Она даже подумала, что зря зациклилась на недоросле Артуре с его байками про мифических служанок, что вот этот шофёр ничем не хуже, по крайней мере он не пытается пошло шутить и рассказывать пошлые анекдоты.
            Володька тоже заметил красивую и милую девочку. И даже по-хулигански подумал, припомнив старую советскую кинокомедию, как та станет бултыхаться в его цистерне, словно бы сказочная лягушка в только что надоенном молоке.
            Катя и впрямь походила на красивое стройное земноводное. Костюм лягушки был бы ей в пору. Она даже могла прыгать по сцене, нацепив на ноги взрослые, а на руки – детские ласты зелёного цвета.
            Когда она протянула незнакомому парню свой бидон, краска смущения всё же бросилась ей в лицо.
            «А что, если уехать с ним!» - мелькнула у Кати озорная мысль в совершенно пустой от страха голове. – Тогда никто не подумает, что я причастна к похищению Насти.
            Но мозг был напуган не меньше. Он посылал ей сигналы отвращения. И Катя, забрав наполненный молоком бидон, молча отошла в сторону, жалея, что не сможет покататься на молоковозе.
 
            Возвращаясь домой, Катя сделала порядочный круг.
            Она шла думая то о весёлом шофёре, то о том, что она скажет, когда её спросят о Насте. Фраза Каина так и вертелась на языке. Никто и не предлагал ей сторожить Настю, но никто не требовал предавать её, тем более воровать чужой мобильник.
            - А что, если Ермолай пошёл жаловаться в милицию? Нет, он разумеется, будет уверять, что попросту «посеял» свой телефон. И ей ничего не грозит. Абсолютно ничего.
            Она даже не заметила, как её обогнала странная совершенно неприметная легковушка. Катя даже не посмотрела на серый от пыли регистрационный номер, она вдруг почувствовала себя обязанной подойти к этой машине.
            Какая-то странная дама, приоткрыв стекло спросила у неё дорогу.
            Катя наклонилась, пытаясь припомнить, как лучше выехать из их станицы и вдруг почувствовала, что вновь погружается в сон. Ей в ноздри ударила струя эфира. Ноги подкосились, а рука, держащая бидон с молоком разжалась.
            Бидон упал, крышка откатилась в сторону и на запах выплеснувшегося на асфальт молока начинали собираться кудлатые бродячие кошки
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +1 330 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!