Мафия Небесных Братьев (Гл. 1-я)
20 ноября 2019 -
Борис Аксюзов
Пролог
Я люблю детективы. Я читаю их дома, в общественном транспорте и на работе. Утром, днем и ночью. За завтраком, обедом и ужином.
Я искренне верю тому, что в них написано. Хотя порой верить в эту муть очень-очень трудно. Но так уж мы устроены: верим даже тогда, когда нас явно обманывают.
И только одно смущает, вернее, смущало меня в этой литературе – это количество уголовных дел на одного сыщика - любителя. Ну, ладно, пусть там комиссар Мегрэ или наш майор Пронин – им по службе, как говорится, положено у конвейера стоять. Но как понять, предположим, мисс Марпл или опять-таки нашу Дарью Воронцову, которые эти дела щелкают как семечки. Откуда столько семечек, думал я, и эта мысль в некоторой мере лишала меня полного удовольствия при чтении подобных произведений. Лишала до тех пор, пока я трижды не столкнулся с раскрытием, скажу без преувеличения, ужасных преступлений. Причем, как вы уже вероятно заметили, я не принадлежу к славной когорте профессиональных сыщиков и, добавлю, весьма ограничен во времени.
Я – экскурсовод. С утра до ночи я вынужден колесить по прекрасным местам нашего благодатного края и говорить, говорить, говорить.
И судя по отзывам моих слушателей и тому положению, которое я занимаю среди моих коллег, мне это удается весьма даже неплохо.
Многочисленные турфирмы и экскурсбюро, расплодившиеся в нашем приморском городе, как грибы после дождя, стараются заполучить меня в любое время года, так как даже в межсезонье я могу обеспечить загрузку самых непопулярных маршрутов. Люди идут на меня, как ходят, например, на Баскова в Большом или на Сычева в Лужниках. Извините за нескромность, но это действительно так. Я ни разу не заметил в своем автобусе ни одного свободного места, мне ни разу не пришлось просить у публики тишины, и, что я считаю верхом доверия к людям нашей профессии, мои клиенты часто обращаются ко мне за советами, и не только краеведческого характера.
Я – холостяк. Хотя мне уже 37 лет, и я недурен собой. Моя девушка Ника (по паспорту - Вероника) говорит, что я был скроен по подобию Пола Ньюмена из американского вестерна, но характер моей работы и дурной нрав превратили меня в то, что я есть. Худой, сутулый, с резковырубленными чертами лица уже немолодой человек. Бывший ковбой в нарукавниках клерка. Философ на колесах.
Живу я в однокомнатной секции в самом центре города. Из окна прекрасно видно море, кусочек бухты с белыми кораблями и платановая аллея. В квартире у меня чисто и уютно, в основном, благодаря стараниям Ники.
Она приходит сюда в мое отсутствие, убирает, готовит, потом возвращаюсь я, мы ужинаем вместе, а потом любим друг друга. Но никогда Ника не остается у меня до утра, как бы я не просил об этом. Она считает, что это неприлично. «Я останусь тогда, как только ты мне сделаешь предложение», - говорит она. - «Но я ведь могу обмануть», - говорю я. - «Нет, - говорит она, - тебе это ни к чему, тебя прекрасно все устраивает» Я молча соглашаюсь.
Немного родословной. Я родился и вырос в этом городе в семье врачей. Мы жили в красивом деревянном доме на склоне горы, поросшей лесом. Это были мои джунгли, я любил проводить там все мое свободное время, но только не охотиться, а читать, сидя на дереве. Я довольно-таки успешно окончил школу, поступал на философский факультет МГУ, но не прошел по конкурсу.Потом я служил в армии, писарем при штабе Тихоокеанского флота во Владивостоке. Но все мои девчонки из родного города думали, что я «бороздю» просторы океана на мощном противолодочном корабле.
После армии я легко, вне конкурса, поступил в МГУ, но теперь уже на факультет журналистики, кое-как закончил его, вернулся домой и начал работать в нашей городской газете. Оттуда меня выгнали за какую-то антипартийную статью, хотя ни о чем таком я и не думал писать.
Я устроился экскурсоводом в местное турбюро, в те времена единственное в нашем городе. В том же году в автомобильной катастрофе погибли мои родители. Пьяный шофер молоковоза выехал им навстречу на узкой горной дороге.
Я обменял наш прекрасный дом в джунглях на однокомнатную квартиру, благополучно пережил перестройку и приватизацию и ныне живу себе спокойно
при капитализме, являясь даже соучредителем одной из туристических фирм и получая от этого какой-то доход.
Впрочем, я оговорился. Я жил спокойно. До тех пор, пока…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я всегда предчувствую беду, и мои друзья часто шутят, что мне бы работать в конторе по предсказанию землетрясений. И в то летнее утро у меня все буквально валилось из рук. Я разбил Никину любимую кружку, хотя она стояла на недосягаемой, казалось, высоте. Потом, находясь уже на лестничной площадке и захлопнув дверь, я обнаружил, что оставил ключи в плаще, который забыл взять, хотя на улице моросил дождь.
По этой причине я решил воспользоваться услугами городского транспорта, хотя всегда ходил на работу пешком. На остановке автобуса стояла толпа людей, все волновались и бросались на штурм автобуса, как будто это была их последняя надежда на спасение. В результате я сел не на свой автобус, заехал черт знает куда и понял, что я безнадежно опоздал на свою экскурсию.
Дело запахло скандалом, так как люди заплатили свои кровные за путешествие именно с экскурсоводом Старковым Е. М. и ни с кем другим. Я уже представил себе растерянное и заплаканное лицо нашего диспетчера Олечки , и мне стало ее бесконечно жаль. Дело в том, что это было мое первое опоздание за всю мою рабочую жизнь. Ясно, что такого подвоха от меня никто не ожидал.
И действительно, в конторе царила паника. Мой автобус, несмотря на протесты экскурсантов, отправили с запасным гидом, но кто-то из моих коллег позвонил утром и предупредил о своем невыходе на работу по причине внезапной болезни. Мое появление было воспринято как спасение от всех напастей, но, тем не менее, мне достался не самый лучший маршрут с не самым лучшим контингентом отдыхающих.
Я ничего не имею против нефтяников Севера, более того, я их глубоко уважаю, но дело в том, что мои клиенты не позднее как прошлой ночью отметили какую-то знаменательную дату то ли в жизни родного предприятия, то ли отрасли в целом, и были, мягко говоря, не в форме. Кое-кто из них кемарил, откинувшись на спинку сиденья, другие же, напротив, шумно протестовали, требуя директора.
Вероятно, милейшая Лариса Николаевна боялась нефтяников Севера как черт ладана, и потому постаралась как можно скорее втолкнуть меня в автобус, не успев ни выругать, ни перекрестить.
Я проверил количество экскурсантов по списку, попросил всех занять свои места, и мы тронулись. Нефтяники терпеливо выслушали мой инструктаж по технике безопасности и краткие сведения о нашей турфирме, экскурсоводе и водителе, но как только я открыл рот , чтобы рассказать об истории нашего города, по улицам которого мы проезжали, сидящий впереди мужчина средних лет громко заявил:
- Слушай, давай не будем про это! Мы это уже сто раз слышали, и про пляжи, сколько у них километров, и про малярию, которая тут раньше была. Вот приедем на водопады, там ты нам про них и расскажешь. А пока нам подремать больно хочется.
Я не привык к такого рода эскападам, но зато у меня железные нервы, и, развернув свое кресло, я спокойно стал смотреть на бегущую под колеса серую ленту дороги.
Я забыл сказать, что наша экскурсия была на знаменитые водопады, которые находятся в окрестностях города. Мне не нравился этот маршрут, потому что я не люблю рассказывать о красотах природы. Их можно передать стихами или музыкой, но вещать через микрофон о том, что тебя поражает до глубины души - это бесстыдство.
Я обожаю любознательных людей, да я и сам из их породы, но когда, стоя под радугой, вдруг засиявшей в брызгах водопада, я слышу вопрос: «А скажите, пожалуйста, из каких пород состоит ложе водного потока?», я начинаю всерьез думать о кровной мести любопытствующим экскурсантам. Зная о моей кровожадности на почве любви к красотам природы, начальство закрыло для меня подобные маршруты, и я веду речь преимущественно о творениях идей и рук человеческих: истории, архитектуре, живописи и гидроэлектростанциях. Особенно я поднаторел в следующих вопросах: кто, где и когда побывал, что об этом сказал и как это отразилось на нас с вами.
Я с удовольствием вожу экскурсии по бывшим дачам бывших генсеков, царским дворцам, монастырям и пещерам с наскальными рисунками. Здесь мое вдохновение не знает границ, и благодарные слушатели закрывают рты, только оказавшись под крышей родного санатория…
… Я отвлекся от созерцания бегущей дороги, вспомнив, что ушел из дома без ключей. Я тихонько попросил Бога, чтобы Ника пришла сегодня пораньше, так как экскурсия на водопады длится недолго, и мне не хотелось слоняться по городу где-то целых три часа.
- Евгений Михайлович, - услышал я вдруг мелодичный женский голос, - нельзя ли сделать санитарную остановку?
Я развернулся лицом к салону и взглядом отыскал говорившую. Женщин в автобусе было всего две, и они обе сидели на втором от входа сиденье. Обычно я очень внимательно изучаю своих подопечных, совсем как экспериментатор изучает своих подопытных кроликов, но в этот раз, сбитый с толку выпадом бурового мастера, - так я про себя окрестил мужика на первом сиденье, - я не смог осуществить эту приятную миссию.
- Конечно же, можно, - незамедлительно откликнулся я, мягко улыбаясь, - через десять километров будет место, специально предназначенное для подобных остановок.
Женщина покраснела и сказала, уже потише:
- А нельзя ли сейчас, мне очень надо…
Я повернулся к водителю:
- Сурик, ты не знаешь здесь…
- Я здесь все знаю, - гордо ответил мне Сурен и, проехав какие-то двести метров, нажал на тормоза. Он помог женщине выйти из автобуса, затем , нежно обняв ее за талию, долго что-то объяснял ей, энергично размахивая второй рукой.
Из автобуса больше никто не выходил, женщина вернулась минут через пятнадцать, и мы продолжили свой путь.
- Ее Люба зовут, - негромко сказал Сурен, склонившись к моему уху. – Красивая женщина, да? Надо узнать в каком санатории отдыхает, ей-богу.
Я достал из кармана путевку, прочитал:
- Санаторий «Недра»
- Где такой, ей-богу, не знаю, - удивился Сурик. – А ты знаешь?
- Это бывший «Ударник пятилетки», - разъяснил я.
- Ну, так бы и говорили, - неведомо на кого обиделся Сурик и сосредоточился на дороге, которая здесь уже стала похуже.
Но это не помешало какому-то отчаянному лихачу обогнать нас на очень узком участке дороги, круто свернуть вправо и оказаться прямо под нашим ветровым стеклом. Сурик ударил по тормозам, негромко, но зло выругался по-армянски и обернулся в салон, мгновенно сменив гневную гримасу на широкую , обаятельную улыбку:
- Все в порядке? Прошу прощения, если не все. Самоубийца какой-то, понимаешь. Купил права и лезет под колеса, ей-богу.
Мне было труднее успокоиться, чем Сурику. Дрожащими руками я достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, спросил:
- Номера запомнил?
Сурик посмотрел на меня с сожалением:
- Какие номера, слушай? Грязь на дороге, понимаешь?
Никакой грязи не было и в помине. Дождик поморосил и перестал, и установилась прекрасная солнечная погода, мечта всех курортников. Дорога была совершенно сухой.
«Так, - подумал я, - значит, нарочно заляпали, чтобы мы не смогли их запомнить. К чему бы это всё?»
Случаев нападения на туристические автобусы у нас еще не было. Оно и понятно: кто из туристов возит с собой на экскурсии большие деньги? Значит, здесь было что-то другое. Но что? Я снова повернулся к водителю:
- Что за марка, не знаешь?
- Как не знаю? Иномарка это. «Авдюха.»
Уже хорошо зная жаргон Сурика в области автомобильной терминологии, я записал в свою книжку - « Ауди»
- Еще что скажешь о ней?
Сурик думал не более десяти секунд:
- Выпуск 1996-го тире 1998-го года. Цвет « Белая ночь», металлик. В выхлопной трубе – маленькая дырочка. Правый указатель поворотов разбит. Уже давно. Загрузка под завязку. Пассажиры – люди солидные, в смысле, толстые.
Ничуть не удивляясь суриковской осведомленности и проницательности, - все-таки десять лет за рулем, - я занес все эти сведения в свою записную книжку и только теперь позволил себе чуть расслабиться.
С дорожной инспекцией у нас были прекрасные отношения, не было случая, чтобы кого-либо из наших водителей крупно оштрафовали или отобрали у них права, и сейчас я намеревался доехать до первого же поста ГАИ и рассказать там о нашем происшествии. Сурик как будто читал мои мысли.
- В ГАИ не надо, Михалыч. Разберемся сами. Таких тачек у нас в городе две – три от силы. Этот водила думает, он крутой, он всё может.
Сурик хитро улыбнулся и нежно погладил баранку:
- Вах – вах, как он сильно ошибается. Самый крутой мужчина - это коллектив. То есть, банда в хорошем смысле слова. Я приезжаю сегодня в гараж, ставлю машину на мойку и сажусь играть в домино. И так, между прочим, говорю: « Вот гад этот Ауди , 1996 –го года выпуска, цвет «Белая ночь», металик, в трубе дырка, правый задний поворот не фурычит, ей-богу». В домино поиграли, пошли машины в боксы ставить, а я еще говорю: «Извините, парни, она еще может быть 1997-го года. Или 1998-го.» Парни скажут мне «Спасибо» , и всё. На второй или третий знакомый гаишник Костя расскажет тебе утром интересную историю про белую «Авдюху». В аварию попала почему-то. Совсем незначительная авария, скажу я тебе, никто не пострадал, но авто ремонту не подлежит. Так тебе скажут на любой станции техобслуживания. Вот, а он думает – крутой…
Я повернулся лицом к салону, чтобы объявить о том, что через двадцать минут мы прибудем к месту назначения и рассказать немного о местах, которые проезжали. Но мои подопечные дружно и крепко спали. Не спала только женщина по имени Люба. Сжав на коленях коричневую кожаную сумочку, она, как мне показалось, с каким-то напряжением, даже страхом вглядывалась в дорогу.
На всякий случай я ободряюще улыбнулся ей, подумав, что она была единственной, кто проснулся от резкого торможения, когда нас обгоняла белая «Ауди», и теперь переживает за чуть не случившуюся аварию.
Я снова развернулся вперед и тут же увидел ту самую «Ауди», стоявшую на обочине под кустом дикого ореха, и людей рядом с ней.
Сурен был прав: это были очень солидные, то есть мощные, парни. Один из них стоял чуть ли не посередине дороги и голосовал.
- Не останавливайся! - почему-то громким шепотом сказал я Сурику и вцепился в подлокотники моего кресла – вертушки.
- Сам знаю, - тоже шепотом ответил Сурик и прибавил газу.
Но мужик на дороге сделал шаг вправо, - теперь он был точно на середине. Объехать его не было никакой возможности: наш «Неоплан» и так занимал большую часть полотна дороги. Сурик начал притормаживать. Когда автобус почти остановился, мужчина шагнул влево и двинулся нам навстречу.
И тут Сурик резко врубил передачу и вдавил в пол педаль газа. Автобус, казалось, встал на дыбы и, отчаянно рыча, понесся вперед.
Я оглянулся, посмотрел на экскурсантов. Теперь уже не спал никто.
Протирая глаза, «буровой мастер» недовольно заворчал:
- Слушай, шеф, что за толчки на ровном месте. Поспать не даешь. Не дрова ведь везешь, ну?
Бодрым голосом я поспешил предупредить его дальнейшие упреки в адрес моего водителя:
- Все в порядке, уважаемые туристы. Мы приближаемся к месту нашей экскурсии. Сейчас я коротко расскажу вам о местах, где мы с вами находимся. - Я развернулся, чтобы взять микрофон, и вопросительно взглянул на Сурика. Тот еще раз взглянул в зеркало заднего вида, помотал головой и сказал громким шепотом:
- Остались на месте. Наверное, удивились очень.
Вскоре мы въехали на стояночную площадку, откуда до водопадов было около полутора километров или двадцать минут неспешного хода. Отпустив туристов по их надобностям , я подошел к Сурику , который по привычке обходил вокруг автобуса, постукивая по скатам.
- Ну, что скажешь, Гургеныч? - спросил я, стараясь придти в себя.
- Дай подумать, Михалыч, - каким-то очень усталым голосом ответил Сурик и стукнул по одному и тому же колесу несколько раз с нарастающей силой. - Ты давай проводи свою экскурсию, а я подумаю и изложу тебе все свои мысли потом. А пока пойду с ребятами побазарю.
На площадке стояло еще несколько автобусов из других турфирм, а их водители сидели за столиками небольшого кафе у горного ручья. По периметру стоянки расположились женщины, торговавшие медом, маринованными грибами в баночках, орехами и прочими дарами наших щедрых лесов и полей.
Мои подопечные тем временем особенно не торопились. Справив нужду, они неспеша обходили базарные ряды и, не торгуясь, закупали южную снедь. Я не стал подгонять их: мне надо было привести себя в порядок перед экскурсией. И не столько себя, сколько свои мысли и чувства, вконец растрепанные после двух происшествий на дороге.
Что надо было тем людям из «Ауди»? То, что им было что-то надо, и именно в нашем автобусе, было ясно как дважды два. Первой приходит мысль: деньги. Но как я уже говорил, наш автобус возит не челноков, а туристов, и те больших денег с собой на экскурсии не берут.
Второе, что лезет в голову: им нужен был какой-то человек из нашего автобуса. Это более подходящая версия. Но тут возникает вопрос: а к чему такая спешка? Если эти бандюги вычислили автобус, в котором едет столь нужный им человек, то им должно быть доподлинно известно, в каком санатории он отдыхает, в какой комнате и даже на какой койке. Пройти к нему туда на рандеву гораздо легче, чем захватить целый автобус, да еще на такой оживленной трассе в разгар рабочего дня.
Короче говоря, я не смог ответить на главный вопрос: что им было надо? От этого мне стало совсем грустно, я злился на себя за то, что не могу логично и здраво рассуждать. Ведь что-то им было надо?!
Плюнув на все произошедшее, я пригласил своих экскурсантов подойти к автобусу, и мы двинулись к водопадам…
… Экскурсия прошла быстро и, наверное, впервые в моей практике неинтересно. Водопады в этот ясный солнечный день были сказочно красивы. Вода, впитавшая в себя и голубизну неба, и зелень леса, и белую чистоту недальних ледников, казалось, ведет с вами тихий доверительный разговор. О жизни, красоте и любви… . Слушать и смотреть на падающую воду можно было бесконечно. Но я не услышал ни одного восклицания, выражавшего восхищение, не увидел ни одного взволнованного лица, ни загоревшихся глаз. Я ожидал какого-либо, пусть самого простого отклика, чего - нибудь вроде «Здорово» или пусть даже «Клёво» , но не дождался. Выслушали меня внимательно, покивали головами , пощелкали «мыльницами», и - в обратный путь.
Подходя к стоянке, я остановил группу , чтобы сделать объявление:
- Уважаемые туристы, в вашем распоряжении два часа свободного времени. Вы можете пообедать в нашем кафе…
Меня перебил все тот же, надоевший мне с утра, голос «бурового мастера»:
- Ну, еще чего! Слава Богу, у нас запас имеется. Мы сейчас здесь полянку накроем, где-нибудь у ручеёчечка. Именинничек нам подбросит горючего…
Он кивнул на невзрачного человека в спортивной форме «Адидас», который стоял рядом с ним и смущенно улыбался.
Я улыбнулся тоже:
- Вольному - воля… Отправление автобуса, - я взглянул на часы, - ровно в пятнадцать часов, то есть, в три пополудни.
- А как же вы? – раздался вдруг женский голос, и вперед из-за спин мужчин вышла Люба. – Разве вы не будете с нами? Мы вас приглашаем.
- Точно, - подтвердил «буровой мастер». - И очень даже просим. В благодарность, так сказать, за очень интересную экскурсию.
А вот этого уже я терпеть не мог. Я был уверен, что он не слышал ни одного слова из моего рассказа, да и видел ли он водопады, было весьма сомнительно, а вот показать себя знатоком и хозяином - это он смог.
- Спасибо, - я постарался выглядеть очень благодарным им за их приглашение. - К большому моему сожалению, не могу: сижу на диете. Студенческая язва, понимаете… . А вас я искренне поздравляю …
Я подошел к спортивному мужику и пожал его дряблую руку. Он засмущался , завертел головой, явно не желая смотреть мне в глаза.
Показав им место, где можно было развести костер и устроить пикник, я спустился к автобусу. Сурик все еще «базарил» с шоферами, уютно расположившись под пестрым тентом кафетерия . Солнце начинало не на шутку припекать, и всё живое потянулось в тень.
- Михалыч! - завидев меня , Сурик энергично замахал руками. – Давай сюда!
Я присел за стол, где, кроме Сурика, сидели еще два шофера.
- Минералку будешь? - Сурик, не дожидаясь ответа, хлюпнул в стакан воды из запотевшей бутылки.
- Слушай, Сурен. Возьми вот эту сотню и закажи мне сто пятьдесят хорошего коньяка. Я бы и сам сходил, но не позднее, чем сегодня вечером Лариса Николаевна будет знать, что ее экскурсоводы пьют на работе. Такой здесь базар…
- Ага, значит, что она подумает о своих водилах, тебе до лампочки? - В притворном возмущении Сурик воздел руки к небу. Потом хлопнул меня по плечу. – Ладно, старик, я тебя понимаю. Не каждый день такое бывает…
Он вернулся минут через пять, поставил передо мной стакан коричневатой жидкости:
- Сто пятьдесят не было, взял двести.
Впервые за весь день я искренне рассмеялся .
Я выпил не закусывая, пытливо взглянул на Сурика:
- Ну, что ты там надумал?
Сурик указал мне глазами на рядом сидевшего шофера - не будем, мол, при посторонних. Мы долго сидели молча
Когда мы оказались одни, - ранее пришедшие автобусы уже покинули стоянку, Сурик, почесывая переносицу, наконец-то произнес:
- Значит, думал я долго…
- Ты мне главное скажи, - перебил я его, - что или кто был им нужен в нашем автобусе?
- Не кричи, дорогой, - успокоил меня Сурик. – Я не знаю ответа на твой главный вопрос, но я на сто процентов уверен, что в автобусе был человек, который его знает.
- Почему «был»? Он что , пропал?
- Зачем пропал? Он и сейчас есть. Он сейчас, наверное, пьёт и кушает на поляне. Просто его сейчас нет в автобусе.
- Слушай, не мути воду. Откуда у тебя такая уверенность?
Сурик многозначительно вытянул вверх указательный палец:
- Наблюдать надо. Когда я в первый раз тормознул, проснулись два человека. Вернее, один. Женщина Люба и так не спала. Проснулся на четвертом сиденье мужчина в тренировочном костюме…
- «Адидас»?
- Он самый. Мне в зеркало весь салон хорошо видно, тормознул я что надо, дай, думаю, посмотрю, не упал ли кто. Вижу, всё в порядке, Люба сумочку сидит обнимает, а этот белобрысый выглядывает из-за спинки сиденья, но вроде с ним тоже всё в порядке. Ну и я тоже в порядке себя почувствовал, ничего такого думать не стал. Но потом ты мне сказал: «Подумай, Сурик – джан.», и я долго думал.
Мы снова вернулись к началу нашего разговора, и я вышел из терпения:
- Ну, и что ты надумал?!
Сурик укоризненно взглянул на меня:
- Чего ты кричишь? Выпьешь, понимаешь, на сотню, шумишь на тысячу. Я вот что подумал: почему они оба ничего не сказали? Я резко торможу, этот «Ауди» от нас убегает, а они - молчок. Ну, хотя бы сказали «Вах!» или спросили «В чем дело? Что случилось?» Нет, как -будто так нужно было, как – будто они знали про это заранее. А сколько шума было, когда я с места рванул, когда все проснулись.
- Значит?
- Значит, Люба и этот олимпиец знали, что нас «Ауди» обгонять будет. А теперь пойди и задай им свой главный вопрос: что им от нас было надо, этим толстым на иномарке?
Я был как раз в том состоянии, когда я мог пойти и спросить. Коньяк, действительно, оказался хорошим, и норма, предложенная Суриком, - чуть выше моей. Но встать я не успел.
Душераздирающий женский вопль раздался со стороны ручья, и все, кто был на стоянке бросились на крик: торговки, официантки и повара из кафе.
Мы пробежали накрытую «поляну», перепрыгнули через ручей, обогнули огромный валун и вздрогнули разом: среди камней и папоротника, широко раскинув руки, лежала женщина по имени Люба с охотничьим ножом в груди.
Увидев рукоятку ножа, я вздрогнул…
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
У моего дяди Анатолия Петровича была большая коллекция охотничьих ножей. Где-то около ста штук.
Он умер в прошлом году, а при жизни был мэром одного подмосковного города. А еще раньше, в период застоя, он работал секретарем райкома КПСС в том же городе, и то, что люди избрали его при демократах в мэры, говорит о том, что он был очень хорошим и справедливым человеком даже при коммунистах. Он много ездил заграницу, раньше и сейчас, и везде покупал ножи для своей коллекции.
Когда я бывал у него, а в годы моей учебы в МГУ это случалось довольно часто, я мог часами разглядывать его коллекцию, настолько она была разнообразной и красивой.
Потом я просто стал изучать ее. Я брал какой -- нибудь один нож, клал его перед собой и сначала внимательно его разглядывал. Затем я читал, что было написано о нем в аннотации, которые дядя составлял к каждому экспонату. А после этого я закрывал глаза и старался представить себе ту страну, где был сделан этот нож, и ее людей: как они ходят на охоту, цепляя ножи к широким кожаным ремням, как разделывают ими убитого оленя и пробуют поджаренное мясо, наколов его на кончик ножа.
Вернувшись с учёбы домой, я часто вспоминал дядину коллекцию и даже попытался собрать свою, но на это у меня не хватило ни денег, ни терпения.
Когда Анатолий Петрович приезжал на похороны родителей, он рассказал мне печальную историю, случившуюся с ним незадолго до этого.
Город, где правил мой дядя, находился в так называемой зеленой зоне нашей столицы, и сразу после установления рыночных отношений здесь начался самый настоящий бум, связанный с покупкой земли под застройку дачами и загородными коттеджами. Не знаю, обогащался ли от этого мой дядя, но погорел он именно на этом.
Дело в том, что в городе проживал один блаженный человечек, известный местным жителям как Вася – херувим. Небогобоязненная молодежь, правда, значительно сократила вторую часть его прозвища, но это не мешало ему пользоваться популярностью и собирать у рынка баснословные для нищего суммы. Особенно когда он появился там с черным ящиком с надписью старославянской вязью: «На строительство храма». Подающие, конечно, слабо верили в чистоту помыслов Васи, но тем больше было их удивление, когда на пустыре у обреза леса вдруг появилась сначала табличка, написанная все той же старославянской вязью: «Строительство храма Василия Блаженного», а затем и фундамент самого храма. Работа после закладки фундамента не прекращалась там ни на день. Вечером на стройке появлялся сам Вася, рассчитывался с рабочими, давал задание прорабу на следующий день и исчезал, чтобы с утра снова занять свое место у входа на рынок. Ясное дело, что строительство велось без всяких там санкций местной мэрии, землеустроителей и департамента архитектуры.
Поэтому, когда Анатолию Петровичу доложили о самочинной стройке, он схватился за голову и за генеральный план застройки города. Выяснилось, что на месте, где не по дням, а по часам росла церковь имени местного юродивого, должен был быть вскоре построен придорожный ресторан «У медведя», а принадлежать этот ресторан будет физическому лицу, столь широко известному в России, что даже называть его имя страшно.
Васю пригласили в мэрию, он это приглашение проигнорировал, но только после этого работа на стройке закипела еще интенсивнее, перейдя на трехсменный режим. Медлить было нельзя, и мой дядя, самых честных правил, вызвал на завтра наряд милиции, бригаду строителей из местного, чудом сохранившегося СМУ и бульдозер. Понятно, он делал все это в глубокой тайне, но Вася – херувим прознал про всё, и за одну только ночь над коробкой будущего храма поднялось некое подобие купола и, главное, в небо взметнулся самый что ни на есть настоящий позолоченный крест!
Утром об этом доложили мэру, и он надолго задумался. На площади скучали менты, строители играли в карты, вхолостую тарахтел бульдозер. Позвонили из Москвы, передали, что там недовольны нерешительностью мэра. И он решился!
Колонну разрушителей храма возглавлял лично Анатолий Петрович. Он шел впереди, засунув руки в карманы плаща и высоко подняв голову. Несмотря на солидную охрану, к нему прорывались люди из толпы, стоявшей на всем пути их следования. В основном, это были старухи или пьяные бомжи. Сначала они умоляли его не делать задуманное, потом грозили божьей карой и, наконец, проклинали от имени Бога и общественности.
Взглянув на сиявший в лучах осеннего солнца крест, строители усомнились в праведности предстоящего им дела. Но тут мой дядя выступил с яркой короткой речью, в которой объявил Васю сектантом и отщепенцем, не имеющим ничего общего с русской православной церковью, и заверил присутствующих, что ни один священник не осмелится освятить это греховное строение. И все сомнения ушли прочь.
Выставив боевое охранение , дядя повел строителей на штурм. Бульдозер пока оставался в резерве главного командования. К счастью, он и не понадобился. Дело в том, что строители - гастарбайтеры, которых нанял Вася для возведения храма, держали его за полного дурака и принадлежали к другой конфессии, нежели наш херувим. А потому сработали они кое – как, сэкономив, видимо, немало цемента и других строительных материалов. По этой причине дядины строители – разрушители лишь слегка приложили руки - и твердыня пала.
Но, несмотря на лёгкость победы, на дядю всё-таки произвел тяжкое впечатление вид падающего креста. Он вызвал машину, уехал на дачу и пил там три дня и три ночи.
Потом начался настоящий кошмар. Днем его снова преследовали старухи и бомжи, а иногда даже интеллигентные люди из оппозиции. Ночью он видел во сне падающий крест, а юродивый Вася пел: «Украли копеечку…».
Он забросил все городские дела, что вызвало недовольство в высших инстанциях. Наконец, он подал в отставку и удалился на пенсию.
Но и там он не нашел покоя. Видения продолжали преследовать его, и от них было одно спасение - водка. На нее не хватало пенсии, и он начал распродавать свою коллекцию. К тому времени, когда он приехал к нам, у него из всей коллекции остался всего один нож. Испанская наваха с ярко-красной, как кровь, ручкой.
Он подарил этот нож мне…
… Ручка ножа в груди у Любы была точно такого же цвета, как у моей навахи…
(Продолжение завтра)
[Скрыть]
Регистрационный номер 0461609 выдан для произведения:
Пролог
Я люблю детективы. Я читаю их дома, в общественном транспорте и на работе. Утром, днем и ночью. За завтраком, обедом и ужином.
Я искренне верю тому, что в них написано. Хотя порой верить в эту муть очень-очень трудно. Но так уж мы устроены: верим даже тогда, когда нас явно обманывают.
И только одно смущает, вернее, смущало меня в этой литературе – это количество уголовных дел на одного сыщика - любителя. Ну, ладно, пусть там комиссар Мегрэ или наш майор Пронин – им по службе, как говорится, положено у конвейера стоять. Но как понять, предположим, мисс Марпл или опять-таки нашу Дарью Воронцову, которые эти дела щелкают как семечки. Откуда столько семечек, думал я, и эта мысль в некоторой мере лишала меня полного удовольствия при чтении подобных произведений. Лишала до тех пор, пока я трижды не столкнулся с раскрытием, скажу без преувеличения, ужасных преступлений. Причем, как вы уже вероятно заметили, я не принадлежу к славной когорте профессиональных сыщиков и, добавлю, весьма ограничен во времени.
Я – экскурсовод. С утра до ночи я вынужден колесить по прекрасным местам нашего благодатного края и говорить, говорить, говорить.
И судя по отзывам моих слушателей и тому положению, которое я занимаю среди моих коллег, мне это удается весьма даже неплохо.
Многочисленные турфирмы и экскурсбюро, расплодившиеся в нашем приморском городе, как грибы после дождя, стараются заполучить меня в любое время года, так как даже в межсезонье я могу обеспечить загрузку самых непопулярных маршрутов. Люди идут на меня, как ходят, например, на Баскова в Большом или на Сычева в Лужниках. Извините за нескромность, но это действительно так. Я ни разу не заметил в своем автобусе ни одного свободного места, мне ни разу не пришлось просить у публики тишины, и, что я считаю верхом доверия к людям нашей профессии, мои клиенты часто обращаются ко мне за советами, и не только краеведческого характера.
Я – холостяк. Хотя мне уже 37 лет, и я недурен собой. Моя девушка Ника (по паспорту - Вероника) говорит, что я был скроен по подобию Пола Ньюмена из американского вестерна, но характер моей работы и дурной нрав превратили меня в то, что я есть. Худой, сутулый, с резковырубленными чертами лица уже немолодой человек. Бывший ковбой в нарукавниках клерка. Философ на колесах.
Живу я в однокомнатной секции в самом центре города. Из окна прекрасно видно море, кусочек бухты с белыми кораблями и платановая аллея. В квартире у меня чисто и уютно, в основном, благодаря стараниям Ники.
Она приходит сюда в мое отсутствие, убирает, готовит, потом возвращаюсь я, мы ужинаем вместе, а потом любим друг друга. Но никогда Ника не остается у меня до утра, как бы я не просил об этом. Она считает, что это неприлично. «Я останусь тогда, как только ты мне сделаешь предложение», - говорит она. - «Но я ведь могу обмануть», - говорю я. - «Нет, - говорит она, - тебе это ни к чему, тебя прекрасно все устраивает» Я молча соглашаюсь.
Немного родословной. Я родился и вырос в этом городе в семье врачей. Мы жили в красивом деревянном доме на склоне горы, поросшей лесом. Это были мои джунгли, я любил проводить там все мое свободное время, но только не охотиться, а читать, сидя на дереве. Я довольно-таки успешно окончил школу, поступал на философский факультет МГУ, но не прошел по конкурсу.Потом я служил в армии, писарем при штабе Тихоокеанского флота во Владивостоке. Но все мои девчонки из родного города думали, что я «бороздю» просторы океана на мощном противолодочном корабле.
После армии я легко, вне конкурса, поступил в МГУ, но теперь уже на факультет журналистики, кое-как закончил его, вернулся домой и начал работать в нашей городской газете. Оттуда меня выгнали за какую-то антипартийную статью, хотя ни о чем таком я и не думал писать.
Я устроился экскурсоводом в местное турбюро, в те времена единственное в нашем городе. В том же году в автомобильной катастрофе погибли мои родители. Пьяный шофер молоковоза выехал им навстречу на узкой горной дороге.
Я обменял наш прекрасный дом в джунглях на однокомнатную квартиру, благополучно пережил перестройку и приватизацию и ныне живу себе спокойно
при капитализме, являясь даже соучредителем одной из туристических фирм и получая от этого какой-то доход.
Впрочем, я оговорился. Я жил спокойно. До тех пор, пока…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я всегда предчувствую беду, и мои друзья часто шутят, что мне бы работать в конторе по предсказанию землетрясений. И в то летнее утро у меня все буквально валилось из рук. Я разбил Никину любимую кружку, хотя она стояла на недосягаемой, казалось, высоте. Потом, находясь уже на лестничной площадке и захлопнув дверь, я обнаружил, что оставил ключи в плаще, который забыл взять, хотя на улице моросил дождь.
По этой причине я решил воспользоваться услугами городского транспорта, хотя всегда ходил на работу пешком. На остановке автобуса стояла толпа людей, все волновались и бросались на штурм автобуса, как будто это была их последняя надежда на спасение. В результате я сел не на свой автобус, заехал черт знает куда и понял, что я безнадежно опоздал на свою экскурсию.
Дело запахло скандалом, так как люди заплатили свои кровные за путешествие именно с экскурсоводом Старковым Е. М. и ни с кем другим. Я уже представил себе растерянное и заплаканное лицо нашего диспетчера Олечки , и мне стало ее бесконечно жаль. Дело в том, что это было мое первое опоздание за всю мою рабочую жизнь. Ясно, что такого подвоха от меня никто не ожидал.
И действительно, в конторе царила паника. Мой автобус, несмотря на протесты экскурсантов, отправили с запасным гидом, но кто-то из моих коллег позвонил утром и предупредил о своем невыходе на работу по причине внезапной болезни. Мое появление было воспринято как спасение от всех напастей, но, тем не менее, мне достался не самый лучший маршрут с не самым лучшим контингентом отдыхающих.
Я ничего не имею против нефтяников Севера, более того, я их глубоко уважаю, но дело в том, что мои клиенты не позднее как прошлой ночью отметили какую-то знаменательную дату то ли в жизни родного предприятия, то ли отрасли в целом, и были, мягко говоря, не в форме. Кое-кто из них кемарил, откинувшись на спинку сиденья, другие же, напротив, шумно протестовали, требуя директора.
Вероятно, милейшая Лариса Николаевна боялась нефтяников Севера как черт ладана, и потому постаралась как можно скорее втолкнуть меня в автобус, не успев ни выругать, ни перекрестить.
Я проверил количество экскурсантов по списку, попросил всех занять свои места, и мы тронулись. Нефтяники терпеливо выслушали мой инструктаж по технике безопасности и краткие сведения о нашей турфирме, экскурсоводе и водителе, но как только я открыл рот , чтобы рассказать об истории нашего города, по улицам которого мы проезжали, сидящий впереди мужчина средних лет громко заявил:
- Слушай, давай не будем про это! Мы это уже сто раз слышали, и про пляжи, сколько у них километров, и про малярию, которая тут раньше была. Вот приедем на водопады, там ты нам про них и расскажешь. А пока нам подремать больно хочется.
Я не привык к такого рода эскападам, но зато у меня железные нервы, и, развернув свое кресло, я спокойно стал смотреть на бегущую под колеса серую ленту дороги.
Я забыл сказать, что наша экскурсия была на знаменитые водопады, которые находятся в окрестностях города. Мне не нравился этот маршрут, потому что я не люблю рассказывать о красотах природы. Их можно передать стихами или музыкой, но вещать через микрофон о том, что тебя поражает до глубины души - это бесстыдство.
Я обожаю любознательных людей, да я и сам из их породы, но когда, стоя под радугой, вдруг засиявшей в брызгах водопада, я слышу вопрос: «А скажите, пожалуйста, из каких пород состоит ложе водного потока?», я начинаю всерьез думать о кровной мести любопытствующим экскурсантам. Зная о моей кровожадности на почве любви к красотам природы, начальство закрыло для меня подобные маршруты, и я веду речь преимущественно о творениях идей и рук человеческих: истории, архитектуре, живописи и гидроэлектростанциях. Особенно я поднаторел в следующих вопросах: кто, где и когда побывал, что об этом сказал и как это отразилось на нас с вами.
Я с удовольствием вожу экскурсии по бывшим дачам бывших генсеков, царским дворцам, монастырям и пещерам с наскальными рисунками. Здесь мое вдохновение не знает границ, и благодарные слушатели закрывают рты, только оказавшись под крышей родного санатория…
… Я отвлекся от созерцания бегущей дороги, вспомнив, что ушел из дома без ключей. Я тихонько попросил Бога, чтобы Ника пришла сегодня пораньше, так как экскурсия на водопады длится недолго, и мне не хотелось слоняться по городу где-то целых три часа.
- Евгений Михайлович, - услышал я вдруг мелодичный женский голос, - нельзя ли сделать санитарную остановку?
Я развернулся лицом к салону и взглядом отыскал говорившую. Женщин в автобусе было всего две, и они обе сидели на втором от входа сиденье. Обычно я очень внимательно изучаю своих подопечных, совсем как экспериментатор изучает своих подопытных кроликов, но в этот раз, сбитый с толку выпадом бурового мастера, - так я про себя окрестил мужика на первом сиденье, - я не смог осуществить эту приятную миссию.
- Конечно же, можно, - незамедлительно откликнулся я, мягко улыбаясь, - через десять километров будет место, специально предназначенное для подобных остановок.
Женщина покраснела и сказала, уже потише:
- А нельзя ли сейчас, мне очень надо…
Я повернулся к водителю:
- Сурик, ты не знаешь здесь…
- Я здесь все знаю, - гордо ответил мне Сурен и, проехав какие-то двести метров, нажал на тормоза. Он помог женщине выйти из автобуса, затем , нежно обняв ее за талию, долго что-то объяснял ей, энергично размахивая второй рукой.
Из автобуса больше никто не выходил, женщина вернулась минут через пятнадцать, и мы продолжили свой путь.
- Ее Люба зовут, - негромко сказал Сурен, склонившись к моему уху. – Красивая женщина, да? Надо узнать в каком санатории отдыхает, ей-богу.
Я достал из кармана путевку, прочитал:
- Санаторий «Недра»
- Где такой, ей-богу, не знаю, - удивился Сурик. – А ты знаешь?
- Это бывший «Ударник пятилетки», - разъяснил я.
- Ну, так бы и говорили, - неведомо на кого обиделся Сурик и сосредоточился на дороге, которая здесь уже стала похуже.
Но это не помешало какому-то отчаянному лихачу обогнать нас на очень узком участке дороги, круто свернуть вправо и оказаться прямо под нашим ветровым стеклом. Сурик ударил по тормозам, негромко, но зло выругался по-армянски и обернулся в салон, мгновенно сменив гневную гримасу на широкую , обаятельную улыбку:
- Все в порядке? Прошу прощения, если не все. Самоубийца какой-то, понимаешь. Купил права и лезет под колеса, ей-богу.
Мне было труднее успокоиться, чем Сурику. Дрожащими руками я достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, спросил:
- Номера запомнил?
Сурик посмотрел на меня с сожалением:
- Какие номера, слушай? Грязь на дороге, понимаешь?
Никакой грязи не было и в помине. Дождик поморосил и перестал, и установилась прекрасная солнечная погода, мечта всех курортников. Дорога была совершенно сухой.
«Так, - подумал я, - значит, нарочно заляпали, чтобы мы не смогли их запомнить. К чему бы это всё?»
Случаев нападения на туристические автобусы у нас еще не было. Оно и понятно: кто из туристов возит с собой на экскурсии большие деньги? Значит, здесь было что-то другое. Но что? Я снова повернулся к водителю:
- Что за марка, не знаешь?
- Как не знаю? Иномарка это. «Авдюха.»
Уже хорошо зная жаргон Сурика в области автомобильной терминологии, я записал в свою книжку - « Ауди»
- Еще что скажешь о ней?
Сурик думал не более десяти секунд:
- Выпуск 1996-го тире 1998-го года. Цвет « Белая ночь», металлик. В выхлопной трубе – маленькая дырочка. Правый указатель поворотов разбит. Уже давно. Загрузка под завязку. Пассажиры – люди солидные, в смысле, толстые.
Ничуть не удивляясь суриковской осведомленности и проницательности, - все-таки десять лет за рулем, - я занес все эти сведения в свою записную книжку и только теперь позволил себе чуть расслабиться.
С дорожной инспекцией у нас были прекрасные отношения, не было случая, чтобы кого-либо из наших водителей крупно оштрафовали или отобрали у них права, и сейчас я намеревался доехать до первого же поста ГАИ и рассказать там о нашем происшествии. Сурик как будто читал мои мысли.
- В ГАИ не надо, Михалыч. Разберемся сами. Таких тачек у нас в городе две – три от силы. Этот водила думает, он крутой, он всё может.
Сурик хитро улыбнулся и нежно погладил баранку:
- Вах – вах, как он сильно ошибается. Самый крутой мужчина - это коллектив. То есть, банда в хорошем смысле слова. Я приезжаю сегодня в гараж, ставлю машину на мойку и сажусь играть в домино. И так, между прочим, говорю: « Вот гад этот Ауди , 1996 –го года выпуска, цвет «Белая ночь», металик, в трубе дырка, правый задний поворот не фурычит, ей-богу». В домино поиграли, пошли машины в боксы ставить, а я еще говорю: «Извините, парни, она еще может быть 1997-го года. Или 1998-го.» Парни скажут мне «Спасибо» , и всё. На второй или третий знакомый гаишник Костя расскажет тебе утром интересную историю про белую «Авдюху». В аварию попала почему-то. Совсем незначительная авария, скажу я тебе, никто не пострадал, но авто ремонту не подлежит. Так тебе скажут на любой станции техобслуживания. Вот, а он думает – крутой…
Я повернулся лицом к салону, чтобы объявить о том, что через двадцать минут мы прибудем к месту назначения и рассказать немного о местах, которые проезжали. Но мои подопечные дружно и крепко спали. Не спала только женщина по имени Люба. Сжав на коленях коричневую кожаную сумочку, она, как мне показалось, с каким-то напряжением, даже страхом вглядывалась в дорогу.
На всякий случай я ободряюще улыбнулся ей, подумав, что она была единственной, кто проснулся от резкого торможения, когда нас обгоняла белая «Ауди», и теперь переживает за чуть не случившуюся аварию.
Я снова развернулся вперед и тут же увидел ту самую «Ауди», стоявшую на обочине под кустом дикого ореха, и людей рядом с ней.
Сурен был прав: это были очень солидные, то есть мощные, парни. Один из них стоял чуть ли не посередине дороги и голосовал.
- Не останавливайся! - почему-то громким шепотом сказал я Сурику и вцепился в подлокотники моего кресла – вертушки.
- Сам знаю, - тоже шепотом ответил Сурик и прибавил газу.
Но мужик на дороге сделал шаг вправо, - теперь он был точно на середине. Объехать его не было никакой возможности: наш «Неоплан» и так занимал большую часть полотна дороги. Сурик начал притормаживать. Когда автобус почти остановился, мужчина шагнул влево и двинулся нам навстречу.
И тут Сурик резко врубил передачу и вдавил в пол педаль газа. Автобус, казалось, встал на дыбы и, отчаянно рыча, понесся вперед.
Я оглянулся, посмотрел на экскурсантов. Теперь уже не спал никто.
Протирая глаза, «буровой мастер» недовольно заворчал:
- Слушай, шеф, что за толчки на ровном месте. Поспать не даешь. Не дрова ведь везешь, ну?
Бодрым голосом я поспешил предупредить его дальнейшие упреки в адрес моего водителя:
- Все в порядке, уважаемые туристы. Мы приближаемся к месту нашей экскурсии. Сейчас я коротко расскажу вам о местах, где мы с вами находимся. - Я развернулся, чтобы взять микрофон, и вопросительно взглянул на Сурика. Тот еще раз взглянул в зеркало заднего вида, помотал головой и сказал громким шепотом:
- Остались на месте. Наверное, удивились очень.
Вскоре мы въехали на стояночную площадку, откуда до водопадов было около полутора километров или двадцать минут неспешного хода. Отпустив туристов по их надобностям , я подошел к Сурику , который по привычке обходил вокруг автобуса, постукивая по скатам.
- Ну, что скажешь, Гургеныч? - спросил я, стараясь придти в себя.
- Дай подумать, Михалыч, - каким-то очень усталым голосом ответил Сурик и стукнул по одному и тому же колесу несколько раз с нарастающей силой. - Ты давай проводи свою экскурсию, а я подумаю и изложу тебе все свои мысли потом. А пока пойду с ребятами побазарю.
На площадке стояло еще несколько автобусов из других турфирм, а их водители сидели за столиками небольшого кафе у горного ручья. По периметру стоянки расположились женщины, торговавшие медом, маринованными грибами в баночках, орехами и прочими дарами наших щедрых лесов и полей.
Мои подопечные тем временем особенно не торопились. Справив нужду, они неспеша обходили базарные ряды и, не торгуясь, закупали южную снедь. Я не стал подгонять их: мне надо было привести себя в порядок перед экскурсией. И не столько себя, сколько свои мысли и чувства, вконец растрепанные после двух происшествий на дороге.
Что надо было тем людям из «Ауди»? То, что им было что-то надо, и именно в нашем автобусе, было ясно как дважды два. Первой приходит мысль: деньги. Но как я уже говорил, наш автобус возит не челноков, а туристов, и те больших денег с собой на экскурсии не берут.
Второе, что лезет в голову: им нужен был какой-то человек из нашего автобуса. Это более подходящая версия. Но тут возникает вопрос: а к чему такая спешка? Если эти бандюги вычислили автобус, в котором едет столь нужный им человек, то им должно быть доподлинно известно, в каком санатории он отдыхает, в какой комнате и даже на какой койке. Пройти к нему туда на рандеву гораздо легче, чем захватить целый автобус, да еще на такой оживленной трассе в разгар рабочего дня.
Короче говоря, я не смог ответить на главный вопрос: что им было надо? От этого мне стало совсем грустно, я злился на себя за то, что не могу логично и здраво рассуждать. Ведь что-то им было надо?!
Плюнув на все произошедшее, я пригласил своих экскурсантов подойти к автобусу, и мы двинулись к водопадам…
… Экскурсия прошла быстро и, наверное, впервые в моей практике неинтересно. Водопады в этот ясный солнечный день были сказочно красивы. Вода, впитавшая в себя и голубизну неба, и зелень леса, и белую чистоту недальних ледников, казалось, ведет с вами тихий доверительный разговор. О жизни, красоте и любви… . Слушать и смотреть на падающую воду можно было бесконечно. Но я не услышал ни одного восклицания, выражавшего восхищение, не увидел ни одного взволнованного лица, ни загоревшихся глаз. Я ожидал какого-либо, пусть самого простого отклика, чего - нибудь вроде «Здорово» или пусть даже «Клёво» , но не дождался. Выслушали меня внимательно, покивали головами , пощелкали «мыльницами», и - в обратный путь.
Подходя к стоянке, я остановил группу , чтобы сделать объявление:
- Уважаемые туристы, в вашем распоряжении два часа свободного времени. Вы можете пообедать в нашем кафе…
Меня перебил все тот же, надоевший мне с утра, голос «бурового мастера»:
- Ну, еще чего! Слава Богу, у нас запас имеется. Мы сейчас здесь полянку накроем, где-нибудь у ручеёчечка. Именинничек нам подбросит горючего…
Он кивнул на невзрачного человека в спортивной форме «Адидас», который стоял рядом с ним и смущенно улыбался.
Я улыбнулся тоже:
- Вольному - воля… Отправление автобуса, - я взглянул на часы, - ровно в пятнадцать часов, то есть, в три пополудни.
- А как же вы? – раздался вдруг женский голос, и вперед из-за спин мужчин вышла Люба. – Разве вы не будете с нами? Мы вас приглашаем.
- Точно, - подтвердил «буровой мастер». - И очень даже просим. В благодарность, так сказать, за очень интересную экскурсию.
А вот этого уже я терпеть не мог. Я был уверен, что он не слышал ни одного слова из моего рассказа, да и видел ли он водопады, было весьма сомнительно, а вот показать себя знатоком и хозяином - это он смог.
- Спасибо, - я постарался выглядеть очень благодарным им за их приглашение. - К большому моему сожалению, не могу: сижу на диете. Студенческая язва, понимаете… . А вас я искренне поздравляю …
Я подошел к спортивному мужику и пожал его дряблую руку. Он засмущался , завертел головой, явно не желая смотреть мне в глаза.
Показав им место, где можно было развести костер и устроить пикник, я спустился к автобусу. Сурик все еще «базарил» с шоферами, уютно расположившись под пестрым тентом кафетерия . Солнце начинало не на шутку припекать, и всё живое потянулось в тень.
- Михалыч! - завидев меня , Сурик энергично замахал руками. – Давай сюда!
Я присел за стол, где, кроме Сурика, сидели еще два шофера.
- Минералку будешь? - Сурик, не дожидаясь ответа, хлюпнул в стакан воды из запотевшей бутылки.
- Слушай, Сурен. Возьми вот эту сотню и закажи мне сто пятьдесят хорошего коньяка. Я бы и сам сходил, но не позднее, чем сегодня вечером Лариса Николаевна будет знать, что ее экскурсоводы пьют на работе. Такой здесь базар…
- Ага, значит, что она подумает о своих водилах, тебе до лампочки? - В притворном возмущении Сурик воздел руки к небу. Потом хлопнул меня по плечу. – Ладно, старик, я тебя понимаю. Не каждый день такое бывает…
Он вернулся минут через пять, поставил передо мной стакан коричневатой жидкости:
- Сто пятьдесят не было, взял двести.
Впервые за весь день я искренне рассмеялся .
Я выпил не закусывая, пытливо взглянул на Сурика:
- Ну, что ты там надумал?
Сурик указал мне глазами на рядом сидевшего шофера - не будем, мол, при посторонних. Мы долго сидели молча
Когда мы оказались одни, - ранее пришедшие автобусы уже покинули стоянку, Сурик, почесывая переносицу, наконец-то произнес:
- Значит, думал я долго…
- Ты мне главное скажи, - перебил я его, - что или кто был им нужен в нашем автобусе?
- Не кричи, дорогой, - успокоил меня Сурик. – Я не знаю ответа на твой главный вопрос, но я на сто процентов уверен, что в автобусе был человек, который его знает.
- Почему «был»? Он что , пропал?
- Зачем пропал? Он и сейчас есть. Он сейчас, наверное, пьёт и кушает на поляне. Просто его сейчас нет в автобусе.
- Слушай, не мути воду. Откуда у тебя такая уверенность?
Сурик многозначительно вытянул вверх указательный палец:
- Наблюдать надо. Когда я в первый раз тормознул, проснулись два человека. Вернее, один. Женщина Люба и так не спала. Проснулся на четвертом сиденье мужчина в тренировочном костюме…
- «Адидас»?
- Он самый. Мне в зеркало весь салон хорошо видно, тормознул я что надо, дай, думаю, посмотрю, не упал ли кто. Вижу, всё в порядке, Люба сумочку сидит обнимает, а этот белобрысый выглядывает из-за спинки сиденья, но вроде с ним тоже всё в порядке. Ну и я тоже в порядке себя почувствовал, ничего такого думать не стал. Но потом ты мне сказал: «Подумай, Сурик – джан.», и я долго думал.
Мы снова вернулись к началу нашего разговора, и я вышел из терпения:
- Ну, и что ты надумал?!
Сурик укоризненно взглянул на меня:
- Чего ты кричишь? Выпьешь, понимаешь, на сотню, шумишь на тысячу. Я вот что подумал: почему они оба ничего не сказали? Я резко торможу, этот «Ауди» от нас убегает, а они - молчок. Ну, хотя бы сказали «Вах!» или спросили «В чем дело? Что случилось?» Нет, как -будто так нужно было, как – будто они знали про это заранее. А сколько шума было, когда я с места рванул, когда все проснулись.
- Значит?
- Значит, Люба и этот олимпиец знали, что нас «Ауди» обгонять будет. А теперь пойди и задай им свой главный вопрос: что им от нас было надо, этим толстым на иномарке?
Я был как раз в том состоянии, когда я мог пойти и спросить. Коньяк, действительно, оказался хорошим, и норма, предложенная Суриком, - чуть выше моей. Но встать я не успел.
Душераздирающий женский вопль раздался со стороны ручья, и все, кто был на стоянке бросились на крик: торговки, официантки и повара из кафе.
Мы пробежали накрытую «поляну», перепрыгнули через ручей, обогнули огромный валун и вздрогнули разом: среди камней и папоротника, широко раскинув руки, лежала женщина по имени Люба с охотничьим ножом в груди.
Увидев рукоятку ножа, я вздрогнул…
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
У моего дяди Анатолия Петровича была большая коллекция охотничьих ножей. Где-то около ста штук.
Он умер в прошлом году, а при жизни был мэром одного подмосковного города. А еще раньше, в период застоя, он работал секретарем райкома КПСС в том же городе, и то, что люди избрали его при демократах в мэры, говорит о том, что он был очень хорошим и справедливым человеком даже при коммунистах. Он много ездил заграницу, раньше и сейчас, и везде покупал ножи для своей коллекции.
Когда я бывал у него, а в годы моей учебы в МГУ это случалось довольно часто, я мог часами разглядывать его коллекцию, настолько она была разнообразной и красивой.
Потом я просто стал изучать ее. Я брал какой -- нибудь один нож, клал его перед собой и сначала внимательно его разглядывал. Затем я читал, что было написано о нем в аннотации, которые дядя составлял к каждому экспонату. А после этого я закрывал глаза и старался представить себе ту страну, где был сделан этот нож, и ее людей: как они ходят на охоту, цепляя ножи к широким кожаным ремням, как разделывают ими убитого оленя и пробуют поджаренное мясо, наколов его на кончик ножа.
Вернувшись с учёбы домой, я часто вспоминал дядину коллекцию и даже попытался собрать свою, но на это у меня не хватило ни денег, ни терпения.
Когда Анатолий Петрович приезжал на похороны родителей, он рассказал мне печальную историю, случившуюся с ним незадолго до этого.
Город, где правил мой дядя, находился в так называемой зеленой зоне нашей столицы, и сразу после установления рыночных отношений здесь начался самый настоящий бум, связанный с покупкой земли под застройку дачами и загородными коттеджами. Не знаю, обогащался ли от этого мой дядя, но погорел он именно на этом.
Дело в том, что в городе проживал один блаженный человечек, известный местным жителям как Вася – херувим. Небогобоязненная молодежь, правда, значительно сократила вторую часть его прозвища, но это не мешало ему пользоваться популярностью и собирать у рынка баснословные для нищего суммы. Особенно когда он появился там с черным ящиком с надписью старославянской вязью: «На строительство храма». Подающие, конечно, слабо верили в чистоту помыслов Васи, но тем больше было их удивление, когда на пустыре у обреза леса вдруг появилась сначала табличка, написанная все той же старославянской вязью: «Строительство храма Василия Блаженного», а затем и фундамент самого храма. Работа после закладки фундамента не прекращалась там ни на день. Вечером на стройке появлялся сам Вася, рассчитывался с рабочими, давал задание прорабу на следующий день и исчезал, чтобы с утра снова занять свое место у входа на рынок. Ясное дело, что строительство велось без всяких там санкций местной мэрии, землеустроителей и департамента архитектуры.
Поэтому, когда Анатолию Петровичу доложили о самочинной стройке, он схватился за голову и за генеральный план застройки города. Выяснилось, что на месте, где не по дням, а по часам росла церковь имени местного юродивого, должен был быть вскоре построен придорожный ресторан «У медведя», а принадлежать этот ресторан будет физическому лицу, столь широко известному в России, что даже называть его имя страшно.
Васю пригласили в мэрию, он это приглашение проигнорировал, но только после этого работа на стройке закипела еще интенсивнее, перейдя на трехсменный режим. Медлить было нельзя, и мой дядя, самых честных правил, вызвал на завтра наряд милиции, бригаду строителей из местного, чудом сохранившегося СМУ и бульдозер. Понятно, он делал все это в глубокой тайне, но Вася – херувим прознал про всё, и за одну только ночь над коробкой будущего храма поднялось некое подобие купола и, главное, в небо взметнулся самый что ни на есть настоящий позолоченный крест!
Утром об этом доложили мэру, и он надолго задумался. На площади скучали менты, строители играли в карты, вхолостую тарахтел бульдозер. Позвонили из Москвы, передали, что там недовольны нерешительностью мэра. И он решился!
Колонну разрушителей храма возглавлял лично Анатолий Петрович. Он шел впереди, засунув руки в карманы плаща и высоко подняв голову. Несмотря на солидную охрану, к нему прорывались люди из толпы, стоявшей на всем пути их следования. В основном, это были старухи или пьяные бомжи. Сначала они умоляли его не делать задуманное, потом грозили божьей карой и, наконец, проклинали от имени Бога и общественности.
Взглянув на сиявший в лучах осеннего солнца крест, строители усомнились в праведности предстоящего им дела. Но тут мой дядя выступил с яркой короткой речью, в которой объявил Васю сектантом и отщепенцем, не имеющим ничего общего с русской православной церковью, и заверил присутствующих, что ни один священник не осмелится освятить это греховное строение. И все сомнения ушли прочь.
Выставив боевое охранение , дядя повел строителей на штурм. Бульдозер пока оставался в резерве главного командования. К счастью, он и не понадобился. Дело в том, что строители - гастарбайтеры, которых нанял Вася для возведения храма, держали его за полного дурака и принадлежали к другой конфессии, нежели наш херувим. А потому сработали они кое – как, сэкономив, видимо, немало цемента и других строительных материалов. По этой причине дядины строители – разрушители лишь слегка приложили руки - и твердыня пала.
Но, несмотря на лёгкость победы, на дядю всё-таки произвел тяжкое впечатление вид падающего креста. Он вызвал машину, уехал на дачу и пил там три дня и три ночи.
Потом начался настоящий кошмар. Днем его снова преследовали старухи и бомжи, а иногда даже интеллигентные люди из оппозиции. Ночью он видел во сне падающий крест, а юродивый Вася пел: «Украли копеечку…».
Он забросил все городские дела, что вызвало недовольство в высших инстанциях. Наконец, он подал в отставку и удалился на пенсию.
Но и там он не нашел покоя. Видения продолжали преследовать его, и от них было одно спасение - водка. На нее не хватало пенсии, и он начал распродавать свою коллекцию. К тому времени, когда он приехал к нам, у него из всей коллекции остался всего один нож. Испанская наваха с ярко-красной, как кровь, ручкой.
Он подарил этот нож мне…
… Ручка ножа в груди у Любы была точно такого же цвета, как у моей навахи…
(Продолжение завтра)
Пролог
Я люблю детективы. Я читаю их дома, в общественном транспорте и на работе. Утром, днем и ночью. За завтраком, обедом и ужином.
Я искренне верю тому, что в них написано. Хотя порой верить в эту муть очень-очень трудно. Но так уж мы устроены: верим даже тогда, когда нас явно обманывают.
И только одно смущает, вернее, смущало меня в этой литературе – это количество уголовных дел на одного сыщика - любителя. Ну, ладно, пусть там комиссар Мегрэ или наш майор Пронин – им по службе, как говорится, положено у конвейера стоять. Но как понять, предположим, мисс Марпл или опять-таки нашу Дарью Воронцову, которые эти дела щелкают как семечки. Откуда столько семечек, думал я, и эта мысль в некоторой мере лишала меня полного удовольствия при чтении подобных произведений. Лишала до тех пор, пока я трижды не столкнулся с раскрытием, скажу без преувеличения, ужасных преступлений. Причем, как вы уже вероятно заметили, я не принадлежу к славной когорте профессиональных сыщиков и, добавлю, весьма ограничен во времени.
Я – экскурсовод. С утра до ночи я вынужден колесить по прекрасным местам нашего благодатного края и говорить, говорить, говорить.
И судя по отзывам моих слушателей и тому положению, которое я занимаю среди моих коллег, мне это удается весьма даже неплохо.
Многочисленные турфирмы и экскурсбюро, расплодившиеся в нашем приморском городе, как грибы после дождя, стараются заполучить меня в любое время года, так как даже в межсезонье я могу обеспечить загрузку самых непопулярных маршрутов. Люди идут на меня, как ходят, например, на Баскова в Большом или на Сычева в Лужниках. Извините за нескромность, но это действительно так. Я ни разу не заметил в своем автобусе ни одного свободного места, мне ни разу не пришлось просить у публики тишины, и, что я считаю верхом доверия к людям нашей профессии, мои клиенты часто обращаются ко мне за советами, и не только краеведческого характера.
Я – холостяк. Хотя мне уже 37 лет, и я недурен собой. Моя девушка Ника (по паспорту - Вероника) говорит, что я был скроен по подобию Пола Ньюмена из американского вестерна, но характер моей работы и дурной нрав превратили меня в то, что я есть. Худой, сутулый, с резковырубленными чертами лица уже немолодой человек. Бывший ковбой в нарукавниках клерка. Философ на колесах.
Живу я в однокомнатной секции в самом центре города. Из окна прекрасно видно море, кусочек бухты с белыми кораблями и платановая аллея. В квартире у меня чисто и уютно, в основном, благодаря стараниям Ники.
Она приходит сюда в мое отсутствие, убирает, готовит, потом возвращаюсь я, мы ужинаем вместе, а потом любим друг друга. Но никогда Ника не остается у меня до утра, как бы я не просил об этом. Она считает, что это неприлично. «Я останусь тогда, как только ты мне сделаешь предложение», - говорит она. - «Но я ведь могу обмануть», - говорю я. - «Нет, - говорит она, - тебе это ни к чему, тебя прекрасно все устраивает» Я молча соглашаюсь.
Немного родословной. Я родился и вырос в этом городе в семье врачей. Мы жили в красивом деревянном доме на склоне горы, поросшей лесом. Это были мои джунгли, я любил проводить там все мое свободное время, но только не охотиться, а читать, сидя на дереве. Я довольно-таки успешно окончил школу, поступал на философский факультет МГУ, но не прошел по конкурсу.Потом я служил в армии, писарем при штабе Тихоокеанского флота во Владивостоке. Но все мои девчонки из родного города думали, что я «бороздю» просторы океана на мощном противолодочном корабле.
После армии я легко, вне конкурса, поступил в МГУ, но теперь уже на факультет журналистики, кое-как закончил его, вернулся домой и начал работать в нашей городской газете. Оттуда меня выгнали за какую-то антипартийную статью, хотя ни о чем таком я и не думал писать.
Я устроился экскурсоводом в местное турбюро, в те времена единственное в нашем городе. В том же году в автомобильной катастрофе погибли мои родители. Пьяный шофер молоковоза выехал им навстречу на узкой горной дороге.
Я обменял наш прекрасный дом в джунглях на однокомнатную квартиру, благополучно пережил перестройку и приватизацию и ныне живу себе спокойно
при капитализме, являясь даже соучредителем одной из туристических фирм и получая от этого какой-то доход.
Впрочем, я оговорился. Я жил спокойно. До тех пор, пока…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я всегда предчувствую беду, и мои друзья часто шутят, что мне бы работать в конторе по предсказанию землетрясений. И в то летнее утро у меня все буквально валилось из рук. Я разбил Никину любимую кружку, хотя она стояла на недосягаемой, казалось, высоте. Потом, находясь уже на лестничной площадке и захлопнув дверь, я обнаружил, что оставил ключи в плаще, который забыл взять, хотя на улице моросил дождь.
По этой причине я решил воспользоваться услугами городского транспорта, хотя всегда ходил на работу пешком. На остановке автобуса стояла толпа людей, все волновались и бросались на штурм автобуса, как будто это была их последняя надежда на спасение. В результате я сел не на свой автобус, заехал черт знает куда и понял, что я безнадежно опоздал на свою экскурсию.
Дело запахло скандалом, так как люди заплатили свои кровные за путешествие именно с экскурсоводом Старковым Е. М. и ни с кем другим. Я уже представил себе растерянное и заплаканное лицо нашего диспетчера Олечки , и мне стало ее бесконечно жаль. Дело в том, что это было мое первое опоздание за всю мою рабочую жизнь. Ясно, что такого подвоха от меня никто не ожидал.
И действительно, в конторе царила паника. Мой автобус, несмотря на протесты экскурсантов, отправили с запасным гидом, но кто-то из моих коллег позвонил утром и предупредил о своем невыходе на работу по причине внезапной болезни. Мое появление было воспринято как спасение от всех напастей, но, тем не менее, мне достался не самый лучший маршрут с не самым лучшим контингентом отдыхающих.
Я ничего не имею против нефтяников Севера, более того, я их глубоко уважаю, но дело в том, что мои клиенты не позднее как прошлой ночью отметили какую-то знаменательную дату то ли в жизни родного предприятия, то ли отрасли в целом, и были, мягко говоря, не в форме. Кое-кто из них кемарил, откинувшись на спинку сиденья, другие же, напротив, шумно протестовали, требуя директора.
Вероятно, милейшая Лариса Николаевна боялась нефтяников Севера как черт ладана, и потому постаралась как можно скорее втолкнуть меня в автобус, не успев ни выругать, ни перекрестить.
Я проверил количество экскурсантов по списку, попросил всех занять свои места, и мы тронулись. Нефтяники терпеливо выслушали мой инструктаж по технике безопасности и краткие сведения о нашей турфирме, экскурсоводе и водителе, но как только я открыл рот , чтобы рассказать об истории нашего города, по улицам которого мы проезжали, сидящий впереди мужчина средних лет громко заявил:
- Слушай, давай не будем про это! Мы это уже сто раз слышали, и про пляжи, сколько у них километров, и про малярию, которая тут раньше была. Вот приедем на водопады, там ты нам про них и расскажешь. А пока нам подремать больно хочется.
Я не привык к такого рода эскападам, но зато у меня железные нервы, и, развернув свое кресло, я спокойно стал смотреть на бегущую под колеса серую ленту дороги.
Я забыл сказать, что наша экскурсия была на знаменитые водопады, которые находятся в окрестностях города. Мне не нравился этот маршрут, потому что я не люблю рассказывать о красотах природы. Их можно передать стихами или музыкой, но вещать через микрофон о том, что тебя поражает до глубины души - это бесстыдство.
Я обожаю любознательных людей, да я и сам из их породы, но когда, стоя под радугой, вдруг засиявшей в брызгах водопада, я слышу вопрос: «А скажите, пожалуйста, из каких пород состоит ложе водного потока?», я начинаю всерьез думать о кровной мести любопытствующим экскурсантам. Зная о моей кровожадности на почве любви к красотам природы, начальство закрыло для меня подобные маршруты, и я веду речь преимущественно о творениях идей и рук человеческих: истории, архитектуре, живописи и гидроэлектростанциях. Особенно я поднаторел в следующих вопросах: кто, где и когда побывал, что об этом сказал и как это отразилось на нас с вами.
Я с удовольствием вожу экскурсии по бывшим дачам бывших генсеков, царским дворцам, монастырям и пещерам с наскальными рисунками. Здесь мое вдохновение не знает границ, и благодарные слушатели закрывают рты, только оказавшись под крышей родного санатория…
… Я отвлекся от созерцания бегущей дороги, вспомнив, что ушел из дома без ключей. Я тихонько попросил Бога, чтобы Ника пришла сегодня пораньше, так как экскурсия на водопады длится недолго, и мне не хотелось слоняться по городу где-то целых три часа.
- Евгений Михайлович, - услышал я вдруг мелодичный женский голос, - нельзя ли сделать санитарную остановку?
Я развернулся лицом к салону и взглядом отыскал говорившую. Женщин в автобусе было всего две, и они обе сидели на втором от входа сиденье. Обычно я очень внимательно изучаю своих подопечных, совсем как экспериментатор изучает своих подопытных кроликов, но в этот раз, сбитый с толку выпадом бурового мастера, - так я про себя окрестил мужика на первом сиденье, - я не смог осуществить эту приятную миссию.
- Конечно же, можно, - незамедлительно откликнулся я, мягко улыбаясь, - через десять километров будет место, специально предназначенное для подобных остановок.
Женщина покраснела и сказала, уже потише:
- А нельзя ли сейчас, мне очень надо…
Я повернулся к водителю:
- Сурик, ты не знаешь здесь…
- Я здесь все знаю, - гордо ответил мне Сурен и, проехав какие-то двести метров, нажал на тормоза. Он помог женщине выйти из автобуса, затем , нежно обняв ее за талию, долго что-то объяснял ей, энергично размахивая второй рукой.
Из автобуса больше никто не выходил, женщина вернулась минут через пятнадцать, и мы продолжили свой путь.
- Ее Люба зовут, - негромко сказал Сурен, склонившись к моему уху. – Красивая женщина, да? Надо узнать в каком санатории отдыхает, ей-богу.
Я достал из кармана путевку, прочитал:
- Санаторий «Недра»
- Где такой, ей-богу, не знаю, - удивился Сурик. – А ты знаешь?
- Это бывший «Ударник пятилетки», - разъяснил я.
- Ну, так бы и говорили, - неведомо на кого обиделся Сурик и сосредоточился на дороге, которая здесь уже стала похуже.
Но это не помешало какому-то отчаянному лихачу обогнать нас на очень узком участке дороги, круто свернуть вправо и оказаться прямо под нашим ветровым стеклом. Сурик ударил по тормозам, негромко, но зло выругался по-армянски и обернулся в салон, мгновенно сменив гневную гримасу на широкую , обаятельную улыбку:
- Все в порядке? Прошу прощения, если не все. Самоубийца какой-то, понимаешь. Купил права и лезет под колеса, ей-богу.
Мне было труднее успокоиться, чем Сурику. Дрожащими руками я достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, спросил:
- Номера запомнил?
Сурик посмотрел на меня с сожалением:
- Какие номера, слушай? Грязь на дороге, понимаешь?
Никакой грязи не было и в помине. Дождик поморосил и перестал, и установилась прекрасная солнечная погода, мечта всех курортников. Дорога была совершенно сухой.
«Так, - подумал я, - значит, нарочно заляпали, чтобы мы не смогли их запомнить. К чему бы это всё?»
Случаев нападения на туристические автобусы у нас еще не было. Оно и понятно: кто из туристов возит с собой на экскурсии большие деньги? Значит, здесь было что-то другое. Но что? Я снова повернулся к водителю:
- Что за марка, не знаешь?
- Как не знаю? Иномарка это. «Авдюха.»
Уже хорошо зная жаргон Сурика в области автомобильной терминологии, я записал в свою книжку - « Ауди»
- Еще что скажешь о ней?
Сурик думал не более десяти секунд:
- Выпуск 1996-го тире 1998-го года. Цвет « Белая ночь», металлик. В выхлопной трубе – маленькая дырочка. Правый указатель поворотов разбит. Уже давно. Загрузка под завязку. Пассажиры – люди солидные, в смысле, толстые.
Ничуть не удивляясь суриковской осведомленности и проницательности, - все-таки десять лет за рулем, - я занес все эти сведения в свою записную книжку и только теперь позволил себе чуть расслабиться.
С дорожной инспекцией у нас были прекрасные отношения, не было случая, чтобы кого-либо из наших водителей крупно оштрафовали или отобрали у них права, и сейчас я намеревался доехать до первого же поста ГАИ и рассказать там о нашем происшествии. Сурик как будто читал мои мысли.
- В ГАИ не надо, Михалыч. Разберемся сами. Таких тачек у нас в городе две – три от силы. Этот водила думает, он крутой, он всё может.
Сурик хитро улыбнулся и нежно погладил баранку:
- Вах – вах, как он сильно ошибается. Самый крутой мужчина - это коллектив. То есть, банда в хорошем смысле слова. Я приезжаю сегодня в гараж, ставлю машину на мойку и сажусь играть в домино. И так, между прочим, говорю: « Вот гад этот Ауди , 1996 –го года выпуска, цвет «Белая ночь», металик, в трубе дырка, правый задний поворот не фурычит, ей-богу». В домино поиграли, пошли машины в боксы ставить, а я еще говорю: «Извините, парни, она еще может быть 1997-го года. Или 1998-го.» Парни скажут мне «Спасибо» , и всё. На второй или третий знакомый гаишник Костя расскажет тебе утром интересную историю про белую «Авдюху». В аварию попала почему-то. Совсем незначительная авария, скажу я тебе, никто не пострадал, но авто ремонту не подлежит. Так тебе скажут на любой станции техобслуживания. Вот, а он думает – крутой…
Я повернулся лицом к салону, чтобы объявить о том, что через двадцать минут мы прибудем к месту назначения и рассказать немного о местах, которые проезжали. Но мои подопечные дружно и крепко спали. Не спала только женщина по имени Люба. Сжав на коленях коричневую кожаную сумочку, она, как мне показалось, с каким-то напряжением, даже страхом вглядывалась в дорогу.
На всякий случай я ободряюще улыбнулся ей, подумав, что она была единственной, кто проснулся от резкого торможения, когда нас обгоняла белая «Ауди», и теперь переживает за чуть не случившуюся аварию.
Я снова развернулся вперед и тут же увидел ту самую «Ауди», стоявшую на обочине под кустом дикого ореха, и людей рядом с ней.
Сурен был прав: это были очень солидные, то есть мощные, парни. Один из них стоял чуть ли не посередине дороги и голосовал.
- Не останавливайся! - почему-то громким шепотом сказал я Сурику и вцепился в подлокотники моего кресла – вертушки.
- Сам знаю, - тоже шепотом ответил Сурик и прибавил газу.
Но мужик на дороге сделал шаг вправо, - теперь он был точно на середине. Объехать его не было никакой возможности: наш «Неоплан» и так занимал большую часть полотна дороги. Сурик начал притормаживать. Когда автобус почти остановился, мужчина шагнул влево и двинулся нам навстречу.
И тут Сурик резко врубил передачу и вдавил в пол педаль газа. Автобус, казалось, встал на дыбы и, отчаянно рыча, понесся вперед.
Я оглянулся, посмотрел на экскурсантов. Теперь уже не спал никто.
Протирая глаза, «буровой мастер» недовольно заворчал:
- Слушай, шеф, что за толчки на ровном месте. Поспать не даешь. Не дрова ведь везешь, ну?
Бодрым голосом я поспешил предупредить его дальнейшие упреки в адрес моего водителя:
- Все в порядке, уважаемые туристы. Мы приближаемся к месту нашей экскурсии. Сейчас я коротко расскажу вам о местах, где мы с вами находимся. - Я развернулся, чтобы взять микрофон, и вопросительно взглянул на Сурика. Тот еще раз взглянул в зеркало заднего вида, помотал головой и сказал громким шепотом:
- Остались на месте. Наверное, удивились очень.
Вскоре мы въехали на стояночную площадку, откуда до водопадов было около полутора километров или двадцать минут неспешного хода. Отпустив туристов по их надобностям , я подошел к Сурику , который по привычке обходил вокруг автобуса, постукивая по скатам.
- Ну, что скажешь, Гургеныч? - спросил я, стараясь придти в себя.
- Дай подумать, Михалыч, - каким-то очень усталым голосом ответил Сурик и стукнул по одному и тому же колесу несколько раз с нарастающей силой. - Ты давай проводи свою экскурсию, а я подумаю и изложу тебе все свои мысли потом. А пока пойду с ребятами побазарю.
На площадке стояло еще несколько автобусов из других турфирм, а их водители сидели за столиками небольшого кафе у горного ручья. По периметру стоянки расположились женщины, торговавшие медом, маринованными грибами в баночках, орехами и прочими дарами наших щедрых лесов и полей.
Мои подопечные тем временем особенно не торопились. Справив нужду, они неспеша обходили базарные ряды и, не торгуясь, закупали южную снедь. Я не стал подгонять их: мне надо было привести себя в порядок перед экскурсией. И не столько себя, сколько свои мысли и чувства, вконец растрепанные после двух происшествий на дороге.
Что надо было тем людям из «Ауди»? То, что им было что-то надо, и именно в нашем автобусе, было ясно как дважды два. Первой приходит мысль: деньги. Но как я уже говорил, наш автобус возит не челноков, а туристов, и те больших денег с собой на экскурсии не берут.
Второе, что лезет в голову: им нужен был какой-то человек из нашего автобуса. Это более подходящая версия. Но тут возникает вопрос: а к чему такая спешка? Если эти бандюги вычислили автобус, в котором едет столь нужный им человек, то им должно быть доподлинно известно, в каком санатории он отдыхает, в какой комнате и даже на какой койке. Пройти к нему туда на рандеву гораздо легче, чем захватить целый автобус, да еще на такой оживленной трассе в разгар рабочего дня.
Короче говоря, я не смог ответить на главный вопрос: что им было надо? От этого мне стало совсем грустно, я злился на себя за то, что не могу логично и здраво рассуждать. Ведь что-то им было надо?!
Плюнув на все произошедшее, я пригласил своих экскурсантов подойти к автобусу, и мы двинулись к водопадам…
… Экскурсия прошла быстро и, наверное, впервые в моей практике неинтересно. Водопады в этот ясный солнечный день были сказочно красивы. Вода, впитавшая в себя и голубизну неба, и зелень леса, и белую чистоту недальних ледников, казалось, ведет с вами тихий доверительный разговор. О жизни, красоте и любви… . Слушать и смотреть на падающую воду можно было бесконечно. Но я не услышал ни одного восклицания, выражавшего восхищение, не увидел ни одного взволнованного лица, ни загоревшихся глаз. Я ожидал какого-либо, пусть самого простого отклика, чего - нибудь вроде «Здорово» или пусть даже «Клёво» , но не дождался. Выслушали меня внимательно, покивали головами , пощелкали «мыльницами», и - в обратный путь.
Подходя к стоянке, я остановил группу , чтобы сделать объявление:
- Уважаемые туристы, в вашем распоряжении два часа свободного времени. Вы можете пообедать в нашем кафе…
Меня перебил все тот же, надоевший мне с утра, голос «бурового мастера»:
- Ну, еще чего! Слава Богу, у нас запас имеется. Мы сейчас здесь полянку накроем, где-нибудь у ручеёчечка. Именинничек нам подбросит горючего…
Он кивнул на невзрачного человека в спортивной форме «Адидас», который стоял рядом с ним и смущенно улыбался.
Я улыбнулся тоже:
- Вольному - воля… Отправление автобуса, - я взглянул на часы, - ровно в пятнадцать часов, то есть, в три пополудни.
- А как же вы? – раздался вдруг женский голос, и вперед из-за спин мужчин вышла Люба. – Разве вы не будете с нами? Мы вас приглашаем.
- Точно, - подтвердил «буровой мастер». - И очень даже просим. В благодарность, так сказать, за очень интересную экскурсию.
А вот этого уже я терпеть не мог. Я был уверен, что он не слышал ни одного слова из моего рассказа, да и видел ли он водопады, было весьма сомнительно, а вот показать себя знатоком и хозяином - это он смог.
- Спасибо, - я постарался выглядеть очень благодарным им за их приглашение. - К большому моему сожалению, не могу: сижу на диете. Студенческая язва, понимаете… . А вас я искренне поздравляю …
Я подошел к спортивному мужику и пожал его дряблую руку. Он засмущался , завертел головой, явно не желая смотреть мне в глаза.
Показав им место, где можно было развести костер и устроить пикник, я спустился к автобусу. Сурик все еще «базарил» с шоферами, уютно расположившись под пестрым тентом кафетерия . Солнце начинало не на шутку припекать, и всё живое потянулось в тень.
- Михалыч! - завидев меня , Сурик энергично замахал руками. – Давай сюда!
Я присел за стол, где, кроме Сурика, сидели еще два шофера.
- Минералку будешь? - Сурик, не дожидаясь ответа, хлюпнул в стакан воды из запотевшей бутылки.
- Слушай, Сурен. Возьми вот эту сотню и закажи мне сто пятьдесят хорошего коньяка. Я бы и сам сходил, но не позднее, чем сегодня вечером Лариса Николаевна будет знать, что ее экскурсоводы пьют на работе. Такой здесь базар…
- Ага, значит, что она подумает о своих водилах, тебе до лампочки? - В притворном возмущении Сурик воздел руки к небу. Потом хлопнул меня по плечу. – Ладно, старик, я тебя понимаю. Не каждый день такое бывает…
Он вернулся минут через пять, поставил передо мной стакан коричневатой жидкости:
- Сто пятьдесят не было, взял двести.
Впервые за весь день я искренне рассмеялся .
Я выпил не закусывая, пытливо взглянул на Сурика:
- Ну, что ты там надумал?
Сурик указал мне глазами на рядом сидевшего шофера - не будем, мол, при посторонних. Мы долго сидели молча
Когда мы оказались одни, - ранее пришедшие автобусы уже покинули стоянку, Сурик, почесывая переносицу, наконец-то произнес:
- Значит, думал я долго…
- Ты мне главное скажи, - перебил я его, - что или кто был им нужен в нашем автобусе?
- Не кричи, дорогой, - успокоил меня Сурик. – Я не знаю ответа на твой главный вопрос, но я на сто процентов уверен, что в автобусе был человек, который его знает.
- Почему «был»? Он что , пропал?
- Зачем пропал? Он и сейчас есть. Он сейчас, наверное, пьёт и кушает на поляне. Просто его сейчас нет в автобусе.
- Слушай, не мути воду. Откуда у тебя такая уверенность?
Сурик многозначительно вытянул вверх указательный палец:
- Наблюдать надо. Когда я в первый раз тормознул, проснулись два человека. Вернее, один. Женщина Люба и так не спала. Проснулся на четвертом сиденье мужчина в тренировочном костюме…
- «Адидас»?
- Он самый. Мне в зеркало весь салон хорошо видно, тормознул я что надо, дай, думаю, посмотрю, не упал ли кто. Вижу, всё в порядке, Люба сумочку сидит обнимает, а этот белобрысый выглядывает из-за спинки сиденья, но вроде с ним тоже всё в порядке. Ну и я тоже в порядке себя почувствовал, ничего такого думать не стал. Но потом ты мне сказал: «Подумай, Сурик – джан.», и я долго думал.
Мы снова вернулись к началу нашего разговора, и я вышел из терпения:
- Ну, и что ты надумал?!
Сурик укоризненно взглянул на меня:
- Чего ты кричишь? Выпьешь, понимаешь, на сотню, шумишь на тысячу. Я вот что подумал: почему они оба ничего не сказали? Я резко торможу, этот «Ауди» от нас убегает, а они - молчок. Ну, хотя бы сказали «Вах!» или спросили «В чем дело? Что случилось?» Нет, как -будто так нужно было, как – будто они знали про это заранее. А сколько шума было, когда я с места рванул, когда все проснулись.
- Значит?
- Значит, Люба и этот олимпиец знали, что нас «Ауди» обгонять будет. А теперь пойди и задай им свой главный вопрос: что им от нас было надо, этим толстым на иномарке?
Я был как раз в том состоянии, когда я мог пойти и спросить. Коньяк, действительно, оказался хорошим, и норма, предложенная Суриком, - чуть выше моей. Но встать я не успел.
Душераздирающий женский вопль раздался со стороны ручья, и все, кто был на стоянке бросились на крик: торговки, официантки и повара из кафе.
Мы пробежали накрытую «поляну», перепрыгнули через ручей, обогнули огромный валун и вздрогнули разом: среди камней и папоротника, широко раскинув руки, лежала женщина по имени Люба с охотничьим ножом в груди.
Увидев рукоятку ножа, я вздрогнул…
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
У моего дяди Анатолия Петровича была большая коллекция охотничьих ножей. Где-то около ста штук.
Он умер в прошлом году, а при жизни был мэром одного подмосковного города. А еще раньше, в период застоя, он работал секретарем райкома КПСС в том же городе, и то, что люди избрали его при демократах в мэры, говорит о том, что он был очень хорошим и справедливым человеком даже при коммунистах. Он много ездил заграницу, раньше и сейчас, и везде покупал ножи для своей коллекции.
Когда я бывал у него, а в годы моей учебы в МГУ это случалось довольно часто, я мог часами разглядывать его коллекцию, настолько она была разнообразной и красивой.
Потом я просто стал изучать ее. Я брал какой -- нибудь один нож, клал его перед собой и сначала внимательно его разглядывал. Затем я читал, что было написано о нем в аннотации, которые дядя составлял к каждому экспонату. А после этого я закрывал глаза и старался представить себе ту страну, где был сделан этот нож, и ее людей: как они ходят на охоту, цепляя ножи к широким кожаным ремням, как разделывают ими убитого оленя и пробуют поджаренное мясо, наколов его на кончик ножа.
Вернувшись с учёбы домой, я часто вспоминал дядину коллекцию и даже попытался собрать свою, но на это у меня не хватило ни денег, ни терпения.
Когда Анатолий Петрович приезжал на похороны родителей, он рассказал мне печальную историю, случившуюся с ним незадолго до этого.
Город, где правил мой дядя, находился в так называемой зеленой зоне нашей столицы, и сразу после установления рыночных отношений здесь начался самый настоящий бум, связанный с покупкой земли под застройку дачами и загородными коттеджами. Не знаю, обогащался ли от этого мой дядя, но погорел он именно на этом.
Дело в том, что в городе проживал один блаженный человечек, известный местным жителям как Вася – херувим. Небогобоязненная молодежь, правда, значительно сократила вторую часть его прозвища, но это не мешало ему пользоваться популярностью и собирать у рынка баснословные для нищего суммы. Особенно когда он появился там с черным ящиком с надписью старославянской вязью: «На строительство храма». Подающие, конечно, слабо верили в чистоту помыслов Васи, но тем больше было их удивление, когда на пустыре у обреза леса вдруг появилась сначала табличка, написанная все той же старославянской вязью: «Строительство храма Василия Блаженного», а затем и фундамент самого храма. Работа после закладки фундамента не прекращалась там ни на день. Вечером на стройке появлялся сам Вася, рассчитывался с рабочими, давал задание прорабу на следующий день и исчезал, чтобы с утра снова занять свое место у входа на рынок. Ясное дело, что строительство велось без всяких там санкций местной мэрии, землеустроителей и департамента архитектуры.
Поэтому, когда Анатолию Петровичу доложили о самочинной стройке, он схватился за голову и за генеральный план застройки города. Выяснилось, что на месте, где не по дням, а по часам росла церковь имени местного юродивого, должен был быть вскоре построен придорожный ресторан «У медведя», а принадлежать этот ресторан будет физическому лицу, столь широко известному в России, что даже называть его имя страшно.
Васю пригласили в мэрию, он это приглашение проигнорировал, но только после этого работа на стройке закипела еще интенсивнее, перейдя на трехсменный режим. Медлить было нельзя, и мой дядя, самых честных правил, вызвал на завтра наряд милиции, бригаду строителей из местного, чудом сохранившегося СМУ и бульдозер. Понятно, он делал все это в глубокой тайне, но Вася – херувим прознал про всё, и за одну только ночь над коробкой будущего храма поднялось некое подобие купола и, главное, в небо взметнулся самый что ни на есть настоящий позолоченный крест!
Утром об этом доложили мэру, и он надолго задумался. На площади скучали менты, строители играли в карты, вхолостую тарахтел бульдозер. Позвонили из Москвы, передали, что там недовольны нерешительностью мэра. И он решился!
Колонну разрушителей храма возглавлял лично Анатолий Петрович. Он шел впереди, засунув руки в карманы плаща и высоко подняв голову. Несмотря на солидную охрану, к нему прорывались люди из толпы, стоявшей на всем пути их следования. В основном, это были старухи или пьяные бомжи. Сначала они умоляли его не делать задуманное, потом грозили божьей карой и, наконец, проклинали от имени Бога и общественности.
Взглянув на сиявший в лучах осеннего солнца крест, строители усомнились в праведности предстоящего им дела. Но тут мой дядя выступил с яркой короткой речью, в которой объявил Васю сектантом и отщепенцем, не имеющим ничего общего с русской православной церковью, и заверил присутствующих, что ни один священник не осмелится освятить это греховное строение. И все сомнения ушли прочь.
Выставив боевое охранение , дядя повел строителей на штурм. Бульдозер пока оставался в резерве главного командования. К счастью, он и не понадобился. Дело в том, что строители - гастарбайтеры, которых нанял Вася для возведения храма, держали его за полного дурака и принадлежали к другой конфессии, нежели наш херувим. А потому сработали они кое – как, сэкономив, видимо, немало цемента и других строительных материалов. По этой причине дядины строители – разрушители лишь слегка приложили руки - и твердыня пала.
Но, несмотря на лёгкость победы, на дядю всё-таки произвел тяжкое впечатление вид падающего креста. Он вызвал машину, уехал на дачу и пил там три дня и три ночи.
Потом начался настоящий кошмар. Днем его снова преследовали старухи и бомжи, а иногда даже интеллигентные люди из оппозиции. Ночью он видел во сне падающий крест, а юродивый Вася пел: «Украли копеечку…».
Он забросил все городские дела, что вызвало недовольство в высших инстанциях. Наконец, он подал в отставку и удалился на пенсию.
Но и там он не нашел покоя. Видения продолжали преследовать его, и от них было одно спасение - водка. На нее не хватало пенсии, и он начал распродавать свою коллекцию. К тому времени, когда он приехал к нам, у него из всей коллекции остался всего один нож. Испанская наваха с ярко-красной, как кровь, ручкой.
Он подарил этот нож мне…
… Ручка ножа в груди у Любы была точно такого же цвета, как у моей навахи…
(Продолжение завтра)
Рейтинг: +1
182 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения