Главная → Проза → Крупные формы → Романы → Куда уходит белая кошка. Роман, фантастика. Глава 6

Куда уходит белая кошка. Роман, фантастика. Глава 6

4 января 2016 - Владимир Дылевский
article324457.jpg
          Святилище, храмы, капища – места неприкосновенные при любых обстоятельствах. Таков неизречённый закон для степных просторов и для обитателей  горной гряды. И если его соблюдают жители материка, едва ли  на тихой и благоухающей  Иеренсии всё обстоит иначе.
          Особенно  священные сосуды. Ни при каких обстоятельствах их не коснётся рука смертельного врага в кольчужной перчатке,  разбойничья плеть или мохнатые пальцы дефуссеков. (Примеч. автора: здесь, в романе: общее название элементалов, духов земли) Неважно, кому принадлежал столовой камень, на котором они расставлены, и каким богам здесь служили – давно ушедшим или ныне здравствующим – амфоры, кувшины, плошки должны оставаться на местах, пока  их не сотрёт в порошок само время …
          Стараясь ничего не касаться, Эрлеан направился к дальней стене, к алтарю. Очень не хотелось оставаться под мрачными мёртвыми дугами из бурого камня, но более подходящего места для ночлега в этой части острова  не сыскать.
           Внутри алтаря имелся очаг, что было недоступно для понимания младшего из Эрлов. Подобные строения могли  возводиться ещё в эпоху Дантариев Первородных, от которых произошли девять основных родов вельможных воителей севера: норцегов.  Однако во имя ветра и земли, какие великаны высекали массивные колонны из цельных кусков гранита?!  
          Впрочем, это не имело никакого значения. Зажжение огня внутри алтаря во всех случаях не считалось святотатством.
          Пламя высветило строгий орнамент на стенах, между линиями которого виднелись с трудом различимые знаки. Огонь добавил немного тепла, но не одарил стены светом. Напротив, казалось, что тьма у входа сгустилась. И заметались, задвигались тени, среди которых образовалось что-то более плотное, чем оторванный от общей массы размытый клок ночи.
          Эрлеан  положил ладонь на круглый щит, с уст помимо воли слетели четыре слова на очень сложном древнем языке. Мгновения спустя, до него дошло, что это часть девиза, выбитого на щите, который он всегда воспринимал как причудливый витиеватый узор.
          Нитью, свитой из шерсти, из пламени вытянулась тонкая горящая красным линия и словно кнут захлестнула самые тёмные места. Одна из теней сжалась, замерла на месте.
          – Эй! – воскликнул кто-то хриплым тонким голоском. – Зачем вьёшь из огня верёвки? Я ведь ничего ещё не сотворил, вельможный воитель.  Хотел лишь взглянуть на того, кто вольно обращается со старыми местами поклонения.
          – Я не служу богам, но признаю их право на существование, – Эрлеан убрал руку со щита и красная линия погасла.
          – У тебя острый язык и ясный ум. Ты храбр и скептичен. Хочешь заиметь своего Бога прямо здесь, у алтаря?
          – Если ты надеялся поразить необычностью своих очертаний, то не слишком-то преуспел, – Эрлеан презрительно фыркнул. – Я ещё с порога учуял запах болота вперемежку с падалью. Любому станет ясно, что он находится в присутствии гнома низшего ранга – из тех, что роют ходы как кроты, а, наткнувшись на могилы, таскают оттуда мертвецов.
          – Ты прав, младший из рода Эрлов, – ответствовал удручённый грогот, – Но я отверженный и мертвечиной не питаюсь. Втайне от родичей ел трухлявое дерево, пока не покрылся светлыми пятнами. Когда стал весь серым, меня изгнали из норы. Тогда дозволь поклоняться тебе как Богу, ибо ты не простой воитель, если можешь повелевать огнём.
          – Тебе, верно, что-то померещилось. Однако, не вижу в том каких-либо препятствий. Поклоняйся, коли  живёшь без вреда и без пользы.
          – Польза… Мы могли бы быть полезными, если бы люди хотели знать истину. Вы любите приврать и приукрасить, а мы хранители минувшего во всей его неизменности. Мы – летописцы.  Самые лучшие, самые верные и правдивые.
          – Может, на что-нибудь и сгодишься, – Эрлеан  добавил хвороста в очаг и прислушался. Вокруг святилища стояла тишина и безветрие. –  По крайней мере, ты указал мою родословную. Если поведаешь о том, что здесь произошло, когда разбились амфоры, я тебе поверю.  
          – Как же, владыка Эрлеан? То, о чём я расскажу, нельзя  проверить.  Но есть и другое: ко двору правителя Иеренсии каждый месяц допускают нового ЕДИНСТВЕННОГО прямого потомка легендарного героя Етея. Едва ли Велиард верит в безбожное враньё самозванцев. Он их держит вместо придворных потешников, а когда надоедают – изгоняет. Дождётся ли старшая дочь правителя своего избранника, этого никто не знает...
          – Велиарда  увижу завтра, ближе к полудню. Я бы хотел узнать про черепки, – напомнил Эрлеан.    
          – Прости, высочайший. Я всего лишь привёл пример человечьего бахвальства. Из любви к искусству, но в ущерб истине… Произошло это во времена Дантария II Сокрушителя. С другой стороны Великого моря явился флот стамахов.  Они имели облик, схожий с человеческим. Но людьми они не были. Само провидение распорядились так, что средний сын Дантария Основателя уродился прекрасным оратором, здоровым мужем с твёрдой властной рукой. Он прекратил вельможные распри, примерил чернь и знать.  И побережье вскипело в великих битвах двух бесчисленных воинств, равных которым не было ещё на свете, и долго ещё не будет. Среди грязи и крови войны, нашлось место для чести, и благородства, которые остались в песнях и сказах.  Норцеги прекрасно знали свои холмы и крепко держались ногами за свои земли. Чужаки были сокрушены и рассеяны вдоль всей береговой линии. Большая часть их кораблей сгорела, сожженная огненными стрелами.  Дантарий II был жесток и беспощаден, и слава предкам, что его правление не пришлось на мирные времена. Он велел преследовать остатки вражьего войска до полного истребления, дабы они не смогли вернуться и поведать о наших краях. Уцелевших в битвах стамахов  загнали на мелкие каменистые острова, где они вымирали  от голода. Последний вражеский рейдер уходил в родные воды, преследуемый ладьями отчаянного храбреца Валиаса, пока на горизонте не замаячили очертания прекрасной цветущей Иеренсии…
          Эрлеан откинул плащ, чтобы его не повредили искры из очага. Разумеется, он слышал сказы о великих битвах, но теперь вместо неясных отрывков перед ним разворачивалась непрерывная картина прошлого. И всё это очень походило на правду. Интересно было то, что тёмный язычок материковых страстей лизнул-таки этот благословенный тихий островок. Колеблющаяся тень гнома уменьшилась в размерах. Возможно, он присел, если к нему применимо было это понятие.
          – … Сражение в чужих лесах продолжалась два дня и две ночи. В дружине Валиаса  осталась лишь восемь человек, и они укрылись в этом святилище. Вражеский лагерь располагался чуть выше и дальше от берега. Вечером был отправлен наблюдатель, который очень быстро вернулся и сообщил: костры не горят, и во вражьем стане нет никакого движения. Это могло означать одно: стамахи оставили лагерь для обмана, а сами ушли вглубь острова. После недолгих колебаний, Валиас решился на вылазку. Приземистые шатры стояли на голой земле, которая казалась опаленной пожарами. Повсюду лежали трупы врагов без каких-либо колотых и резаных ран. О том, что произошло, долго гадать не пришлось: был найден и пленён единственный выживший  стамах. Вместе с ним Валиас и его воины вернулись в святилище. Горели сторожевые костры и огонь вот в этом самом очаге. Воины поминали погибших и готовились к отплытию на материк. Надменный и невозмутимый пленник  сидел на полу у стены. На широком и неподвижном лице его чувств отражалось не более, чем на жреческих масках.
          «Ты понимаешь нашу речь?» –  спросил Валиас, склонившись над ним.
          «Я знаю ваш язык» – был ответ.
          «Тогда ответь мне, кто истребил твоих собратьев?»
          «Иногда смерть посылает пред собой  голодных служителей» – бесстрастно отозвался стамах. – «Когда она приходит сама, ей порой уже нечего брать. Один из них  вошёл в наши шатры. Ты храбр и сметлив, враг мой. Но даже ты не сможешь противостоять призраку смерти. Мы все здесь умрём»
          «Нам предстоит бессонная ночь» – после небольшого раздумья изрёк Валиас, обращаясь к своим соратникам. – «Верните воину его оружие и удвойте дозор»
         Никто не посмел бы ослушался норцега  и не стал бы рассуждать, почему Валиас безоговорочно доверился  пленнику. Стамаху подали его секиру.
           Долго ли воины всматривались в непроницаемую тьму Иеренсийского леса, но ужас ночи явился с другой стороны. На стене за алтарём затрепетала зарница и встала живая и прозрачная картина с лицом женщины, от колющего взгляда которой озноб пробрался вовнутрь костей. Казалось, взирает она с водной поверхности на крохотных человечков, стоящих на дне кувшина. Она творила заклинания, призывающие каких-то, чуждых всем нам мертвящих демонов.  И один из них явился на её зов, разметав костры у входа. Походило на то, что ворожея сама смертельно испугалась того, кого призывала. Губы её задрожали, лицо побелело как известковый камень.
          «Кто ты, тёмная суть? Не тебя я ожидала увидеть! » – воскликнула она, пытаясь оградиться неведомым жестом.
          «Я обитательница мира, лежащего по вектору омикрон Ориона. Вижу, что и такая малость тебе непонятна. Но это для меня несущественно. Ты сделала основное: перебросила силовые линии через дискретную точку перехода. Для чего-либо иного ты уже бесполезна» – молвил демон сладким женским голосом. – «Как именуется тело, которое ты намереваешься мне предоставить?»
          «Боже милостивый!.. Елизавета Липпе. Эта женщина смертельно, безнадёжно больна. Она потеряла надежду»…
          «Вижу. Врождённый, запущенный, но легко устранимый дефект. Что ж.  Это мне подходит. Придётся сильно ограничить свои возможности, но выбора нет.  Моё тело пришло в негодность из-за катастрофы: большая доза неизвестного реверсного излучения коллапсирующей звезды»
          Ворожея побледнела ещё сильнее и подняла глаза, взывая к какому-то небесному Всемогуществу.
          «Напрасно пытаешься оборвать все связи. Я протянула свою и сейчас усилю её с помощью группы существ, находящихся поблизости»
          В святилище ворвался ураган, сбросивший амфоры со столового камня. И демон исчез, оставив после себя разбитые черепки, дотлевающие угли и девять бездыханных тел…
          После рассказа гном почтительно притих. То, что знал, он поведал.  Ожидал ли, что ответит высокородный слушатель либо просто пожал плечами: «О смыслах и значениях истории лучше всего судить вам – людям».  
          Привыкший к изложениям из человеческих уст, Эрлеан принялся гадать, где здесь правда, где вымысел. Во второй части сказа многое было неясно, особенно в путаных речах приблудного демона. Как ни странно, именно предельная чужеродность его слов больше всего и делала сказ реальным и правдоподобным. На миг ему даже почудилось, что пребывал он среди дружинников Валиаса и ощутил свою ничтожность, боль и невыразимый ужас. Какой-то заурядный грогот, к тому же изгнанный из клана,  изложил всё очень подробно и образно. Словно это случилось только вчера…
          –  Объясни-ка мне вот что, подземный житель. В самом начале нашего знакомства ты произнёс мою родословную. Как ты узнал? Я впервые на этом острове, а в своих пределах не слишком известен. Я странствующий воитель ничем и никогда не выделявшийся.
          – Ты – величайший из героев своей страны. Свершивший деяния может ничего не знать об их величии из-за скромности своей, особенно после того, как славу его растащили по кусочкам другие: пустобрехи в позолоте. Из тех, кто восседает за столом с Велиардом в образе мнимых потомков Етея.
          – Может, поведаешь, чем славен я на этом свете, – благодушно предложил Эрлеан.
          – Откуда повелеваешь начать, высочайший? – вкрадчиво полюбопытствовал грогот. – С четырёх торговых крепостей?
          Эрлеан болезненно покривился. За теми крепостными стенами остались не самые приятные воспоминания о последних скитаниях. В землях торговцев не было никогда твёрдой власти. Вспыхнул бунт такелажных работников, переросший в серьёзную угрозу для купцов богатого жемчугами и янтарём южного побережья. Бунтарские очаги разрастались, пока не слились в большую неуправляемую массу из вольных мастеровых, лесных грабителей и земледельческих рабов. Появился и предводитель, которого все называли Сасаба.
Глухим шепотком  расходились слухи о скором падении Белы и Фоды. Никто не решился бы в полный голос утверждать, что плохо организованная толпа тираборцев (примеч. автора: здесь: бунтари, живущие грабежами) приступом взяла две мощные каменные цитадели.
          Однако обитателям третьей крепости – Томды пришлось своими глазами убедиться, насколько были ошибочны их представления о размерах и формах грядущей беды. Сасаба совершил   невозможное: собрал в своих рядах около семисот тысяч мятежников и сколотил из них настоящую грозную рать, которая вечером двенадцатого  дня после падения  Форты появилась в томдойских окрестностях.  
          Торговый люд со своими боевыми отрядами расположились на стенах. Готовые отразить нападение, тянули наверх тяжёлые камни и бочки со смолой и воском. Каково было их изумление, когда нарядные улочки у них за спиной наводнились вопящими толпами и полыхнули терема с зелёными черепичными крышами.
          Эрлеан, как и многие здесь, был ничем неприметным путником. В числе уцелевших после резни, учиненной воинством Сасабы, бежал из Томды к речному броду. Путь его лежал далеко на север, и непредвиденные события на южном побережье являлись дополнительной причиной миновать последние селения без задержек.
          Карта тех земель  напоминала ломтик тонкой лепёшки с начинкой. «Нижней корочкой» тянулась горная гряда на западе, в одном из ущелий которой затаился прекрасный  и одинокий город Зохра: спасительное пристанище в середине пути, где можно  передохнуть и пополнить запасы воды.
          «Верхней корочкой»   можно было назвать узкую полоску Изумрудного леса, лежащего на краю плато. За обрывом далеко на восток тянулась страна диких и страшных кочевников бестиангов. Подняться из неё на плато можно было только по Бродяжьему тракту, по которому проходил смертельно опасный, но зато самый короткий путь с юга на север.
           Роль «начинки» принадлежала Выжженной долине, покрытой жёсткой пересохшей травой.
Днём Эрлеан прятался от палящего солнца в трещинах скал, ночью гнал своего коня вдоль горной гряды. На восьмой день пути в поле зрения появилось ущелье, ведущее к воротам  Зохра.  
          В городе с традиционным радушием принимали всех, кто отважился на смертельно опасное путешествие по пустынной местности. Поэтому вельможному воителю не составило труда добиться встречи с мудрейшими, любившим на вечерних сборищах послушать дорожные истории.     
          Новостями с юга хозяева горного ущелья были сильно напуганы. После взятия четырёх крепостей дальнейшие ходы Сасабы казались очевидными: Зохра для тираборцев могла стать важнейшей отправной точкой для походов в трёх направлениях.
          Всё, что мог сообщить Эрлеан, он это сделал жёстко, кратко и выразительно, но на привыкших к однообразной размеренной жизни горожан его витийство подействовало безотказно. Ему предложили стать боевым советником, а по сути – руководить обороной крепости на время возможного кризиса.  
          В первый раз в жизни младший из рода Эрлов чувствовал себя растерянным. Оказанное жителями Зохра доверие было несоразмерным его прежним деяниям. Кроме всего прочего присутствовала необходимость предупредить северного герцога о грозящей всем прибрежным феодам и вольным поселениям опасности.           Гонимые засухой в степях, с востока надвигались несметные орды бестиангов – приземистых и коренастых, угрюмых и злобных созданий, не вступающих ни в какие переговоры, пожирающих трупы поверженных воинов.
После недолгих размышлений зародилась дерзкая, почти безнадежная затея. И  Эрлеан согласился. С высоким положением  в крепости появлялись возможности для её осуществления.  
          В первую голову он распорядился найти в гостевых дворах и запереть в подвалах всех пришельцев с юга. После чего велел искать потайные лазы под крепостной стеной. Таковые были найдены в пяти разных местах, что значительно упрочило  авторитет военного советника.
          Подкопы завалили камнями и залили расплавленной смолой, а рубежи усилили дополнительным слоем брёвен. В северные пределы были направлены гонцы с предупреждением о грозящей беде. Жители Зохра готовились к штурму: делали стрелы, дробили камни для катапульт, поливали водой деревянные постройки.  
Мятежники появились в ущелье через две недели после того как перед усталым путником Эрлеаном распахнулись городские ворота. Штурм начался после захода солнца. В полном молчании, не зажигая факелов, воинство Сасабы тёмной волной подкатилось к крепостной стене, но по истечению непродолжительного боя отступило, унося переломанные лестницы, погибших и раненых.
          Защитники Зохра отразили четыре атаки, после чего наступило продолжительное затишье. Утро открылось над зубьями вершин меж облаками, и перед наблюдателями с  башен предстала заполонившая ущелье сплошная шевелящаяся масса. Среди старожилов городской дружины прокатился встревоженный шепоток: не лучше ли сдаться на милость победителям, дабы не злить супостата.
           Эрлеану пришлось напомнить, что во время его присутствия в  Томде никакой милости не было и в помине. А так же о том, что тираборцы не могли в столь долгую и тяжкую дорогу взять с собой стенобитные орудия, катапульты и многое другое. Вероятней всего, у них  только осадные лестницы, значительная часть которых переломана и пришла в негодность во время ночного штурма.
          Ропот затих и на предложенные мятежниками переговоры военный советник осаждённого града вышел в полном одиночестве, даже не взяв с собой фамильного щита. В поле его поджидал Сасаба с двумя офицерами и шестеро слуг, держащие  трон на плечах.
          На Эрлеана тучное разнаряженное чучело в пёстром кафтане с плюмажем из собачьих хвостов не произвело ни малейшего впечатления. Он сразу же обратил внимание на одного из носильщиков  –  слишком тщедушного для такой работы. Но на худом лице его угадывался недюжинный ум и живое проницательное любопытство. Они поняли друг друга с первого обмена взглядами и в дальнейшем все речи были адресованы Сасабе настоящему.  
          Жителям Зохра предлагали сдаться, в случае отказа грозили длительной осадой. На что Эрлеан резонно заметил, что поселенцы начали подготовку к зиме и успели набрать изрядные запасы. Мятежное войско находилось в пути две недели и практически уничтожило добытый в четырёх крепостях провиант. Расчёт на быстрый захват не оправдался: подкопы обнаружены и засыпаны камнями, а все лазутчики посажены под замок. Кроме того, добавил норцег, при помощи одних лишь лестниц эти стены взять не удастся, а в окрестностях кроме ящериц и червяков иною добычу найти невозможно. В сущности Сасаба со своими присными и есть настоящие осаждённые, поскольку путь в любую сторону равносилен погибели.
          Встречное предложение было таковым: им выделяют несколько бочек воды и вина. Ровно столько, чтобы пересечь Выжженную долину.  А так же большое количество копий и стрел для охоты. Самый короткий путь на восток: к Изумрудному лесу, богатому дикими козами, птицей и родниками. А ещё там есть Бродяжий тракт, по которому идут торговые караваны…  
          Сасаба был достаточно умён, чтобы осознать, что затея с подкопами провалилась, и что вельможный парламентёр из крепости во многом прав. В напряженном  лице его угадывалось  только одно: почему противник, находящий в выигрышной ситуации, предлагает столь щедрый откуп. Впрочем, особого выбора у него не было. Приняв предложенные городом дары, тираборцы отбыли в сторону восходящего солнца.
          Военного советника благодарили за избавление от большой беды все горские сословия. Он мог бы оставаться в Зохра до конца дней и даже стать хозяином этой горной обители. Но у променявшего земельный удел на лёгкие доспехи, привыкшего к походной жизни норцега, даже мысли о пребывании среди подобострастной свиты вызывали смертельную тоску и уныние.
          Намереваясь продолжить путь морем, он выбрался на побережье, где столкнулся с  пиратами, обложившими данью приморские селения. Был  ранен и долго приходил в себя в рыбацкой лачуге. До тех пор, пока его не разыскал посланник Иеренсии…
          Лишь теперь из уст гнома он узнал о событиях, развитие которых сам же и поспособствовал. И подивился, насколько был оторван от мира, пока ещё неокрепший после ранения бродил по вязкому песку среди ракушек.
Пользуясь простенькой картой, наспех набросанной Эрлеаном, Сасаба совершил двухдневный переход и вышел прямиком к Бродяжьему тракту.
          Возможно, главарь был единственным, кто смутно чувствовал какой-то подвох. До самой темноты он с озабоченным видом прохаживался среди радостно вопящих  бунтовщиков, ломающих ветки для костра.
На вечернем совете неожиданно  высказался в пользу немедленно ухода на юг, но никакой поддержки в среде командного круга он не получил. Изумрудный лес манил прохладными тенями и после знойной пересохшей степи казался райским миражом, насыщенным родниками, ягодным кустарником и дичью.  
          Бродяжий тракт, проточенный давно пересохшей рекой, лежал между двумя каменными стенами, что позволяло устраивать удобные засады – фактически господствовать над единственным подъёмом на плато.
Утром четвёртого дня в грязно-серой дымке, лежащей на дороге, появились меховые шапки и толстые короткие пики в руках приземистых угрюмого вида людей. Большая и хорошо вооруженная стража предвещала богатую добычу. Мелькнули чёрточки стрел, появились первые убитые и раненые. Так началось сражение разбойничьего войска   с десятикратно превосходившей их ордой кочевников бестиангов.
          У мятежников закончились стрелы и даже камни, но орда по-прежнему текла нескончаемым потоком,  перекатываясь через завалы тел погибших соплеменников. Благодаря тому, что зажатые между скалами ордынцы не могли атаковать широким фронтом, люди Сасабы  ещё удерживали узкую горловину дороги. Очень помогали и  длинные копья Зохра.
          Но когда бестианги усилили натиск и смяли первые две линии оборонявшихся, участь бунтарского войска  была предрешена. После чего чрезвычайно выносливые и мстительные обитатели нижних равнин продолжали выискивать и истреблять разрозненные группы в южной части Изумрудного леса.
          Трудно было судить, сколько своих потеряли в этой битве степняки, потому как гномы человеческого счёта не ведали. Этого и не требовалось, поскольку грогот мог рассуждать долями, и достаточно толково пояснил, что ордынцев осталось всего лишь треть от прежнего.
          Очень скоро степняки вышли к меловым отрогам, где полоска леса превратилась в мелкие рощицы. Там их уже поджидало закованное в латы войско Северного герцога. Бестианги были наголову разгромлены и перестали существовать как грозная неодолимая сила.
          Теперь Эрлеану стало ясно,  что подразумевал рассказчик, говоря об украденной славе: о нём никто и нигде не вспомнил. Что, впрочем, для воителя было естественным: в битвах он не участвовал и героем себя не считал. Словесники слагали баллады о других, о которых, бряцая щитами,  горланила возбуждённая младая поросль знатных родов. Воодушевление улиц передалось в дворцовые покои, где зрелые мужи вальяжно потягивали вина из высоких кубков и поговаривали о том, что племена бестиангов лишились большей части сильного мужского населения.  Не худо бы было туда наведаться, набрать рабов и наложниц, которых можно выгодно продать торговцам с юга, искоренив, заодно сей зловредный народец…
          Рассказ закончился, у дальней стены воцарилось молчание. Тепло очага влекло за собой дремоту, и Эрлеан не видел причин ей противиться. Правдивые или нет, но ответы на интересующие его вопросы он получил. А обычная учтивость в общении с полуэфимерными  коротышками была не обязательной (некого благодарить и незачем извиняться). Он прикрыл грудь щитом и прислонился к гладкому камню. Кроме ночных птиц, задевавших крыльями решётку узкого оконца над головой, его никто не беспокоил.  
          Ночь не принесла сюрпризов. Привычные для гномов мелкие гнусности грогот приберёг для других. А, может, став отщепенцем рода своего и вовсе про них забыл. Прежде чем покинуть это место, он даже оставил у входа некое подобие охранного знака.
          Постепенно идущая на подъём едва заметная тропка превратилась в полноценную дорогу. Дикорастущий бархатистый кустарник сменился дворцовыми садами, красота которых вызывала благоговение и тихий восторг.
Над неподвижной полоской пены морской из белых анемонов склонилась женская фигурка с головы до пят обёрнутая в синюю накидку. Девушка медленно и ласково погладила бутоны, затем выпрямилась и скрылась под густой растительной аркой. Эрлеан проводил её взглядом, пытаясь по необычному одеянию  определить высоту положения при дворе. Что-то щемящее и притягательное таилось в её жестах и походке. Синяя накидка на весь оставшийся отрезок пути поселилась в его мыслях.
          Велиарда он нашёл в беседке для приёма почётных гостей. Правитель острова в окружении шестерых вельмож восседал во главе стола и, подняв глаза к небу, с унылым видом барабанил пальцами по щеке. По левую руку от него, размахивая пустым кубком, держал речь высокий и плечистый молодец – очередной «прямой потомок» легендарного  героя Етея.
          – …Когда чудище вознесло свою голову, чтобы шейным гребнем разрезать корабль Дантария IV пополам, Етей поразил его круглым мечом. И море за бортом окрасилось в цвет зимнего заката.

          – А как должна выглядеть вечерняя заря в зимнее время? Она действительно напоминает кровь несчастного чудовища? – полюбопытствовал Велиард, обращаясь к придворным. Затем его взгляд сосредоточился на Эрлеане. – Давайте послушаем высокородного  путника с большой земли.
          – Эрлеан – младший из рода Эрлов, –  гость почтительно поклонился. – Осмелюсь заметить, что Етей жил задолго по воцарения Дантария Основателя. Следовательно, не мог находиться на корабле его правнука, именованного в народе Тишайшим. Меч-колесо не брали в походы. Он неудобен при переноске и бесполезен в сражениях. Его использовали морские охотники: клали на дно ладьи. Вероятней всего, речь шла о том, как Етей в одиночку вышел на гигантскую морскую змею. Тем самым спас от голодной смерти рыбачье селение, в котором остались лишь немощные старики и дети не старше двенадцати лет.
          – Мы тоже так думаем, – кивнул Велиард. И брезгливо махнул рукой в сторону «прямого потомка» – Изгоните потешника.
          Из рук ошеломлённого рассказчика осторожно забрали кубок и вывели из беседки. Велиард поднялся и жестом пригласил Эрлеана следовать за собой.
          – Всему виной завещание нашего родоначальника Валиаса, – пожаловался хозяин острова. Они удалились на приличное расстояние от беседки и медленно прохаживались в тени розовых деревьев. – Именно в моём поколении одна из дочерей рода нашего должна породниться с потомком достославного Етея. А как исполнить волю сию, если род его пресёкся, и никого не осталось в живых? Или у  них тоже народились дочки? Анарме родить бы уже, пока чрево её плодовито, а не слушать разорившихся лгунов с материкового юга. Скажи нам, младший из рода Эрлов, кто тебе поведал предание о гигантской змее и голодной деревне? Я многое знаю из баллад и сказов, но такого ещё не слышал.
          – Пытаюсь вспомнить, владыка, – воитель напрягся. Действительно, откуда ему это известно? – В доме родителей, в моей опочивальне висел гобелен очень старой работы. Он напоминал полотно, содержание которого пересказывал тот человек в беседке. Етей на гобелене застыл в той же позе и с круглым  мечом. Только не в образе могучего витязя, а стройного грациозного юноши в простой рыбацкой рубашке. А предание мне поведал старший брат моего отца.
          – Что же привело тебя к берегам Иеренсии?
          – Послание, – коротко бросил Эрлеан и передал свиток хозяину.
          – Написано от моего имени, но рукой младшей дочери, – заметил Велиард. Чело его омрачилось. – Принцесса Мия попала под влияние заклятий, когда ей исполнило пятнадцать лет. И надолго исчезла из нашей жизни. Когда девочка моя вернулась, она повзрослела. Мия проследовала в свои покои в странных одеждах, окутанная ароматами нечестивых благовоний. Белокурые золотистые локоны её сменили цвет на грязно-медный.  Семейную охранительницу к себе она не допустила, а срезала волосы простым садовым ножом, сожгла чужие одежды. После чего завернулась в лёгкую синюю ткань и удалилась со двора. Моя добрая и славная красавица – я сразу понял её: она боялась навлечь на нас большую беду. В тех проклятущих краях она овладела искусством исцеления и обрела второе странное имя: Елена. Какое-то время она жила своим ремеслом вдали от родного дома, а потом исчезла опять. Призрак Мия видят в разных местах, но стараются при мне не упоминать об этом, потому как знают, что такие  разговоры рвут мне сердце. Скажи-ка, Эрлеан,  при каких обстоятельствах тебе доставили свиток?
          – До сих пор пребываю в недоумении, владыка, – осторожно начал Эрлеан. –  Для меня эта загадка из загадок. Я был вынужден покинуть оживлённые дороги, чтобы добраться до Северного герцогства морем. Никто ничего об этом не знал.  Судьба забросила меня на отмель, где в лачуге молодой рыбацкой семьи я оправлялся от ран. Чувствуя себя не вполне окрепшим, я вышел глотнуть солёного ветра. Мимо проскакал вещий всадник, воткнувший копьё в песок. Он гарцевал вокруг меня на серой лошади и говорил, что надо воспрянуть духом и торопиться. Ещё до первой звезды я увижу парус, под которым должен отплыть к берегам Иеренсии. После чего посланник скрылся в буковой роще, а я снял с древка этот свиток, из которого узнал, что вы, владыка, призываете меня к себе.
           Велиард долго и испытывающее всматривался в глаза Эрлеана, словно мучительно пытался что-то вспомнить.
           – Годы берут своё, а я старый и совершенно выжил из ума норцег, – проговорил он глухо. – Мия просит защиты и отдаёт себя под покровительство, вот о чём она извещает в послании нас обоих!
          Эрлеан застыл на месте, поражённый.  По всей вероятности, Велиард был прав. Если Мия грозила серьёзная опасность, она из осторожности могла писать от имени отца. Но встреча с ней необходима, так как подобный призыв она должна засвидетельствовать оттиском перстня на свитке в присутствии конфидентки, которая так же наложит личную печать. Отказ от покровительства – вечный позор и презрение всего вельможного воинства на побережье. Принятие – почёт и уважение. Дева либо дама, вставшая под защиту, не налагала на себя никаких обязательств перед покровителем. Но могла милостиво позволить высечь своё имя на щите. Старейший из рода в знак признательности мог добавить символику покровителя к фамильному гербу.  
          – Скажи мне, чем ты славен, добрый человек? Почему моя девочка обратилась к тебе? Ведь она берёт тебя в мир ужасных и неведомых бед, от которых долгие годы оберегала семью.
          – Я ещё слишком молод, владыка, и в землях своих ничем себя не проявил. Участвовал в междоусобицах, затеваемых именитыми кланами. Последние ранения получил в стычке с пиратами, обложившими данью всеми забытое селение у моря. Оказанным вниманием взволнован и смущён. Если мне посчастливится встретить принцессу, встану меж ней и невзгодами.
          Эрлеан опустился на колени и склонил голову. Он произнёс формулу присяги, и клятвы одновременно, исключающую всякие сомнения и  колебания. Наверное, потому, что видел чарующий и манящий призрак Мия над цветочными волнами.
          – Я принимаю честь, дарую кров, тепло очага и нарекаю сыном правителя по исполнении возможной воли младшей доченьки! Две верхних кошки щита твоего – часть герба моего!  
          Принимая обет, Велиард возложил ладони на шлем покровителя, затем поднял его с колен и крепко сжал в своих объятиях.
          – Не знаю, кто ты, какими силами ниспослан ко мне. Здесь сокрыта какая-то тайна. Да хранят вас обоих добры небесные! Расскажи мне о кошках на щите.
          – В незапамятные времена воитель из рода моего лишился щита и доспехов. Ночью в осеннем лесу из лунных теней выбежали четыре серые кошки. Они запрыгнули на грудь, и он ощутил безмерную нежность, любовь и заботу, исходящую от них. Желание закрыть и защитить. Звери исчезли, но Эрл продолжал их чувствовать у себя на груди. Отпрыски враждебного клана, не вступили в переговоры, а сразу набросились на него, как стая голодных волков. Но одолеть не смогли – копья и стрелы его не брали…
          – С тех пор четыре серые кошки  покровительствуют роду Эрлов, – с улыбкой закончил Велиард. И потрепал Эрлеана по плечу.  –  Ты проделал нелёгкий путь. Тебя накормят обедом, потом явится старый  Мокос, и укажет твои покои…
          Внутреннее убранство башен иеренсийского дворца поражало суровой скупостью. Светло-коричневые каменные стены тускло отсвечивали незатейливым декором из потемневшего металла. Опочивальню Эрлеану отвели в восточной башне, под самой верхней комнаткой, в которой когда-то дочери правителя принимали посетителей и  дворовых слуг.
          Усталые мысли воителя хаотично теснились с воспоминаниями дней минувших, сопровождаемых неясным тревожным ожиданием. Он прилёг, не раздеваясь, закрыл глаза и неожиданно для себя очень быстро уснул.
Пробуждение пришло столь же внезапно. Повинуясь внутреннему зову, Эрлеан встал с ложа, надел сапоги и по спиральной лестнице поднялся в верхнее помещение башни.
          Представшая пред ним картина поразила контрастами, расколовшими остатки сна и заставляющими взволнованно забиться сердце. На маленьком изящном троне он увидел деву в синей накидке. Выбившиеся из-под ткани светло-русые волосы мягкой волной ложились на лицо. Глаза цвета июльского неба ласкали, тянули в нежность озёрной прохлады, пьянили тайной и отражением горестей.

          На правом широком подлокотнике сидела смуглая черноокая служанка в зеленом платье с тонкой узорчатой диадемой на голове – столь же красивая, как её госпожа. Слева, искрясь подобно снегу при луне, стоял серебристый павлин. Позади трона в стрельчатом окне багровела полоска заката. По обе сторона окна горели два тонких факела.
          Эрлеан вытянул руки перед собой. На ладонях его лежал свиток. Губы, казалось, зашевелились сами собой, произнося обязательную формулу на мёртвом языке, смысла слов которого никто из ныне живущих уже не понимал. Словно во сне он услышал отзыв, служанка поднялась и вручила воителю грамоту, на которой обе девушки наложили свои печати.
          – Счастлив, что отныне занимаю место между  дочерью владыки и её врагами, – проговорил воитель, не желая ни на секунду отрываться от пронзительной синевы глаз принцессы.
          – Я – Мия. И мы с тобой друг другу, воитель, не чужие. В ранней юности я видела сон, в котором взошла на башню. Луна подобно яркой серьге висела на цепочке звёзд. Но внизу подо мной у этих стен стелилась осенняя непогода. В разрыве тучи я видела, как тебе на грудь вскочили четыре серые кошки, а потом всё сокрыли туманы. Ты являлся мне, и было странно видеть во снах лицо РОДНОГО НЕЗНАКОМЦА. Желаю иметь у себя кусочек плаща, что ты носишь у сердца.
          Мия вздохнула и мягко коснулась пальцами руки служанки. Та бесшумно поднялась и скрылась за занавесью ложа. Вернулась она с маленьким круглым подносом, на котором стояли два бокала. Конфидентка тихо предложила испить росы с розовых лепестков и замерла в ожидании. Находясь в немалом смущении, Эрлеан кинжалом отрезал от плаща лоскуток на груди и положил на поднос.
          От привкусов росы сжалось сердце. Она напиталась нежным ароматом безмятежной утренней розы, вобрала в себя бархатистое прикосновение той, что сидела на троне и горькое очарование бегства, замешенного на бездонном ужасе отрезанного от корней ростка.  Мия  прикрепила лоскуток к тонкой пурпурной ленточке, которую повесила на шею.
          – Лейзара…– Тихо произнесла Мия. Девы обменялись мимолетными улыбками. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы служанка вновь приблизилась к вельможе, взяла за руку, подвела к трону и предложила присесть у подножья, прислониться к коленям принцессы. Лейзара разместилась рядом с покровителем, прижавшись к его спине.
          – Принцесса и конфидентка, розовая вода… – вспомнил воитель. – «Пусть кровь обратиться розовою водицей»…
          До первой крови... Девы зачаровывали раны, которые мог получить воитель в будущем. Древний и волнующий обряд, появился ещё в те времена, когда предки Дантариев, размахивая мечами, шли в атаку на склонах северных холмов, наравне со всеми. Дочерям правителей тоже было дозволено, но не при первой встрече…
          – Родовая честь – шелест ветра, если завтра может не наступить, – словно откликнувшись на мысли воителя, молвила Мия. – Когда-то я была беззаботной и невесомой как бабочка, хоть и сказано было, что стану хранительницей книги «Песчаных волн». Пятнадцатилетней девочкой бежала по аллее к старшей сестрице, но увидела в нашем саду чужаков и спряталась в густой траве. Они искали меня: среди обрывков фраз я слышала своё имя. Я сразу поняла: то была злая ведьма, про которую ходили жуткие слухи. Глаза неживые и мутные как лёд в грязном источнике. Правую поврежденную руку она держала под накидкой, и это давало надежду, что и прибежище тьмы уязвимо. С ней явились двое её служителей, мрачные и страшные, как боевые рабы, но в чуждой одежде, с неизвестным оружием…
          Принцесса вздрогнула и замолчала, вновь переживая тот день, когда была оторвана от родного очага и брошена в неизвестность. Глубокой синью глаз она как испуганный ребёнок доискивалась в душе: «Сможешь ли, Эрлеан? Защитишь ли ты Мия?»
          Норцег не знал, что ответить бедняжке. У него есть меч. Гибкое и быстрое тело, позволявшее выходить невредимым из поединков с тучными и опытными воинами. За спиной не осталось ничего ценного: некуда возвращаться, нечем дорожить. Принцесса упомянуло сродство, которое Эрлеан тоже чувствовал, но не находил тому объяснений. Она видела во сне его родовые символы, про которые нигде не могла узнать. Появилась предназначение, ради которого он готов был пойти до конца. Эрлеан мог обещать защиту, но не спасение – любой воитель может быть повержен. Он спрятал нежные пальчики девушки в своих ладонях, взгляд её потеплел, и она продолжила свой рассказ.
          Исходя из неясного чувства, Мия вдруг поняла, что Велиард и все подданные, которые в тот день находились подле него, перед неожиданной угрозой бессильны. Возможно, такие мысли появились под влиянием наглой самоуверенности, с которой чужаки вторглись в дворцовые сады. Защитить родичей она могла единственным способом: привлечь к себе внимание и бежать подальше от дворца.
          К счастью, поблизости пасся конь, принадлежавший старшей сестре. Мия вскочила в седло и направила Бодрого через обширное луговое пространство. В первые минуты бегства она даже не пытала думать, где укрыться в Иеренсии. Появились и сомнения: не совершила ли она роковую ошибку? Возможно, ей следовало предупредить отца или хотя бы дворецкого? Священная книга «Песчаных волн»… не  её ли ищет колдунья?
          Вдали блеснула узкая водная ленточка и только после этого Мия поняла, что держит путь к роще, имя которой Легенды Этого Мира. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралось поле с высокой травой. По рассказам пастухов проникновение в рощу зависела от капризов тропинки. А, может, лишь  от силы воображения. Один раз тропа могла завести в ложбинку, наполненную водой, на дне которой били обжигающие холодом родники. И ничего не нашлось бы на другом берегу кроме поля. Но явившись на следующий  день, можно было пройти по сухой земле и увидеть дерева невиданной красы.
          Существовала ещё одна странность, связанная с волшебной рощей: отсутствие расстояния, а так же морей и океанов. Войдя в Легенды Этого Мира в полях Иеренсии, можно было покинуть её пределы на материке. Где-то, в заповедных местах тех находился храм восьми лепестков…
          Мия оторвалась от созерцания дна ложбинки, подняла глаза и увидела вдалеке трёх приближавшихся всадников. У неё больше не оставалась иного выбора: пойти на поводу у лукавой тропы либо уповать на быстроту и выносливость Бодрого. Конь храпел и мотал головой, но всё же подчинился и начал спускаться вниз. Не замочив копыта, он поднялся по пологому склону, за которым с чётко обозначенной границей росли молодые дубы.
          Воистину роща обладала душой  и встретила беглянку приветливо. Среди мягких теней не били ветви по лицу, всё здесь словно было создано для удобной верховой езды. Остановившись рядом с раскидистой сосной, Мия обернулась и похолодела. Её преследователи проникли в этот радушный мир! Они передвигались по кромке леса и могли обнаружить её в любую секунду.
          Словно в ответ на  её тревоги, ветви сомкнулись за спиною юной принцессы, создавая непроницаемую завесу;  поляны покрылись упругим беззвучным мхом. Но впереди прозвучали чарующие переливы, расплескавшие благозвучное эхо. Навстречу Мия на белой лошадке выехала амазонка и протрубила в серебряный рожок.  
          «Виттея, старшая рода Отея» – назвалась незнакомка, убирая с лица светло-рыжие волосы – «Ты не видела моего обожаемого братца? Я знаю, что он бродит среди кустов, но никак не могу его высмотреть»
          Мия назвала себя и выразила сожаление: она здесь впервые и никого не встречала.
          «"Проезжая на гнедом под раскидистыми кронами, он всматривался в лесную чашу, пытаясь разглядеть в кустах карлика в зелёном камзоле. Любит этот паршивец Лоли  шутки ради пускать стрелы без наконечника…"  Это его любимая песенка, я частенько напеваю её, надеясь, что он услышит. И призываю   рожком. Но только лишь зеркала позволяют мне встретиться с ним » – печально молвила Виттея. – «Когда я заглядываю в них, вместо своего отражения, вижу его. Мы оба касаемся гладкой поверхности. Он пытается мне что-то сказать, но не может. Хочешь ли, Мия, подружиться со мной? Я так устала от одиночества»

          «С превеликой радостью, Виттея. Но меня преследует ведьма с двумя приспешниками. И мне лучше всего проникнуть в храм Восьми Лепестков до захода солнца »
          «Тогда поспеши, дочь правителя! Я задержу их!»
          «Давай лучше скроемся вместе, не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня»
          «Храм найдёшь по правую руку от себя, за дубравой.  Я уже давно разучилась умирать, не тревожься за меня »
          Амазонка пришпорила лошадку и умчалась к лесной кромке, а Мия поворотила коня на правую тропинку.
Храм имел вид вросшего в землю серого купола, от которого расползалась тяжёлая дымка. На подходе к нему Бодрый опять заупрямился – норовил удалиться вбок, тревожно и беспокойно топтался на месте. Пришлось оставить его на краю дубравы и последнюю сотню шагов добираться пешком.
          В храме повисло беззвучие и полумрак, местами перебиваемый дневным светом  из щелей под потолком. На полу, рисуя очертания лепестков, мчалась в своём бесконечном движении яркая малиновая вспышка.
От разгорающегося цветка исходило холодное равнодушие вечности, от которого хотелось бежать без оглядки. Снаружи вместе с лесными запахами проникало ощущение нарастающей угрозы. Юная дева застыла на месте, вздрагивая как в ознобе – без помощи, без защиты.  Неизвестно, сколько времени Виттея сможет водить преследователей за стуком копыт. Ведьма вернётся и пойдёт по верному следу. Наверное, она чувствовала  её присутствие либо тянулась вслед за священной книгой. Мия закрыла глаза и ступила на один из лепестков, после чего упала без чувств.  
          Что с ней было потом, помнит довольно смутно. Странные дома. Иные люди. Она жила среди них, следуя размеренным ритмам бездушных, лишённых какой-либо росписи стен.  Постигала ремёсла.  Возвращения в родные пределы были столь же внезапными, как и бегство из них. Виды и ароматы Иеренсии вызывали острую щемящую тоску. Присутствовало подозрение, что разрывы в том, ином мире воспринимались столь же болезненно…
          «Я уже рядом, Мия, грею сердцем грамоту с твоей печатью. Твои руки… Я  встречусь с твоими страхами. Когда падут её двое сопроводителей в чёрных камзолах, ведьма мне покорится. Сложит нечистые свои талисманы к моим ногам, и я рассеку их мечом. Освобожу и тебя и её»…
          Эрлеан сжал свиток и, оторвавшись от подушек, глянул в оконце. Где-то с другой стороны башни светило яркое утреннее солнце. Грамота осталась  – он держал её в руке. Под ним лежала священная книга. Воитель спал на ней, прикрывая своим телом расписанные узорами и словами мёртвого языка страницы…
          Мия! Что происходило этой ночью на самом деле? С того момента, когда уста его произнесли слова присяги, он должен находиться рядом с опекаемой! Воитель скатился с ложа и бросился собирать доспехи.
 Вспомнилось, что на широком поясе Лейзары виднелась рукоять меча, на которой дрожали блики пламени факела. Сложно было представить, откуда появилась знатная южанка в ближайшем окружении принцессы.  Судя по ладным и упругим движениям, девушка мечом владела в совершенстве. Дочери северных владык  славились меткой стрельбой из лука. Наверняка, и Мия владела этим искусством. Но это не повод оставлять их одних! Вероятней всего,  девы подмешали в питьё сонное зелье и увели его в покои, чтобы дать покровителю крепкий отдых.
          Эрлеан почти не сомневался, что никого не найдёт в месте ночного посвящения. Но когда он ворвался в верхнюю комнату, трон пустым не был. Сначала последовал едва ощутимый толчок в грудь, будто воздух превратился в упругую субстанцию, сопротивляющуюся стороннему вторжению. У стены шевельнулось что-то прозрачное, с сизыми отсветами на складках. Постепенно глаза привыкли к полумраку, и на троне обозначился  призрак Свидетеля Судеб.
          Существо это могло появиться  в домах, которые посетило несчастье: более всего гибель либо пропажа близкого родича. Если хозяева  не успевали либо забывали оградить свою  обитель оберегами, Свидетели Судеб занимали покои пропавшего.  Избавление от них считалось делом безнадёжным. Они могли ограничиться захваченными территориями либо по неведомой прихоти расширять свои владения. За неимением лучшего, люди сжигали дома и покидали осквернённое место. Если объявлялся пропавший родич, он становился рабом чудовища до конца дней своих.
          Куда исчезла принцесса, неизвестно. Мия могла находиться поблизости. Так или иначе, она подвергалась смертельной опасности. Сложившаяся ситуация ставила Эрлеана  перед тяжёлым и запутанным выбором: дожидаться подопечную здесь, чтобы предупредить или искать её в неизвестном направлении.
           Ещё одна загадка: Свидетель явился не к месту и не ко времени. Младшую дочь правителя следовало считать пропавшей десять лет назад. После этого она несколько раз возвращалась в свои владения. Вместо того чтобы захватить её покои в центральном дворце, зловещий призрак явился в башню, которая для сестёр считалась общей. Повелевать Свидетелями невозможно, это знал каждый. Его могли обмануть, перенаправить, сбить с пути. Но даже для такого действия необходимо обладать немыслимым могуществом. Видеть во времени…   
          – Пребываешь в затруднении, воитель? – голос прозвучал глухо, словно из колодца. – Но ты можешь в рабство предложить себя вместо принцессы. Я дарую такую привилегию сейчас.  Могу даже отпустить тебя, пока ты не переступил порог моей обители.
          – Сегодня с утра светит солнышко, и день обещает быть добрым. По странному совпадению я тоже преисполнен благодушием, –  учтиво заметил Эрлеан. – И могу отпустить тебя прямо сейчас. Пока не ступил за порог гостевой комнаты.
          – Ты не слишком умён, воитель. Потому как не ведаешь, что мы были верными помощниками тех, кто говорил на мёртвом языке, задолго до появления вас, людишек. Мы пережили их. Останемся и после вашего ухода.
          – Рабами – не помощниками, –  фыркнул  Эрлеан. – Свободный по происхождению никого не забирает в рабство. А мерки свои для глупости можешь оставить при себе. В противном случае, ты бы не влез в угловую башню, в которой никто никогда не жил. И уж, коли знался с мёртвым языком, то подвластен слову.
          Воитель сосредоточился на полупрозрачной фигуре у стены и провозгласил девиз, выбитый на щите. Огненный кнут рассёк воздух во всех направлениях, и нечто упругое, витавшее в нём, рассыпалось в прах, улеглось грязными хлопьями.
          На мгновение высветился жезл у Свидетеля, вокруг него блеснуло зарево, и у норцега  отнялась левая рука. Стараясь уберечь от невидимых волн правую половину тела, младший из рода Эрлов отступил на шаг. Не было возможности  дотянуться до меча, без риска прикоснуться колдовской расползавшейся ауры.
          Эрлеан резко развернулся и бросил щит перед собой. Удар пришёлся чуть ниже головки жезла, которая врезалась в лицо сидящего на троне. Чудище взревело и выявилось из пустоты в виде полностью закрытой чёрными латами высокой фигуры. Из-под лицевой пластины торчали три верхних зуба, «доспехи» лоснились, будто облитые маслом. Свидетель поднялся с трона и вынул из ножен массивный палаш.
          – Вот это славно. Порадовал ты меня напоследок, – пробормотал Эрлеан. Он чувствовал, как немеет правая рука, и понимал, что меч удержать уже не сможет. Воитель бросился навстречу врагу, метнулся в сторону, подпрыгнув, оттолкнулся ногой от стены и ударил Свидетеля локтём, сбив его с ног. Просунув ногу ему под голову, Эрлеан коленным изгибом пережал вражью шею.
          Ему стоило огромного труда удерживать равновесие, сидя на массивном выгибавшемся теле. Свидетель скрежетал выпирающимися зубами и размахивал конечностями, как гигантское перевернутое насекомое.
          – Хотелось бы расспросить тебя кое о чём. Желал бы я знать, по какому навету ты явился сюда. Да как-нибудь обойдусь.
          Эрлеан резко запрокинулся в сторону окна, ломая шейные позвонки. Раздался треск, словно от поваленного бурей сухого дерева. Чудище пробороздило пальцами по полу, оставляя глубокие царапины. И замерло в тусклой полоске оконного света.
          Встав на колени, воитель отполз от бездыханного тела и прислонился к стене у входа. Рук он по-прежнему не чувствовал. Мелькнула отчаянная мысль, что он их потерял окончательно.  
          На лестнице послышались шаги и несколько отрывистых фраз. Сильные руки подхватили Эрлеана и подняли с пола. Велиард  окинул взглядом воителя и, не обнаружив на нём ранений, быстро повернулся к трону. Следом за ним в зале появились придворные. На несколько мгновений воцарилось молчание.
          Вельможи окружили Эрлеана и в знак признания доблести и восхищения прислонили рукояти мечей к его груди.
          – Ортен, вели прислать людей со смоляными ветками. Проведите очищение огнём.
          Один из вельмож отправился выполнять распоряжение, остальные шестеро отнесли Эрлеана в его комнаты. Двое из них  встали у изголовья по обе стороны ложа.  Появился лекарь – коренастый мужчина средних лет в алом фартуке. Выслушав Эрлеана, он сосредоточенно  покивал головой и удалился. Очень скоро вернулся с мазями, от резкого запаха которых слезились глаза.
          Во время длительных растираний Эрлеан краем глаза уловил движение – вздрогнул и шевельнулся безымянный палец на левой руке.  По плечам распространилось болезненное покалывание, ладони наполнились огнём.  Лекарь наклонил голову, пряча довольную улыбку в рыжей бороде.
          – Благодарствую, мудрейший, – воитель присел. – Воистину в твоих умелых пальцах таится волшебство.
          – Всё мои навыки и знания, мой господин, я перенял у целительницы Елены, и не заслуживаю столь сильной похвалы. – Лекарь почтительно поклонился и покинул опочивальню.
          Эрлеану хотелось побыть одному и осмыслить все, что он увидел и услышал, ступив на берег благословенной Иеренсии. Но ему оказали высшую почесть, которую следовало  принять – двое вельмож-добровольцев остались оберегать его покой.
          Долго гостеприимством Велиарда пользоваться было невозможно. Отчасти, по тем же причинам, что и Мия, Эрлеан стремился как можно быстрее покинуть дворцовые сады: у него под плащом лежала священная книга. Прощальная беседа с владыкой состоялась на границе цветочных владений, обозначенной линией фиалок. Воителю собрали припасы в дорогу и по его просьбе привели коня, на котором Мия уходила от преследования. Бодрый каким-то непостижимым образом нашёл обратную дорогу и сам вернулся в конюшню старшей принцессы.
          – В голове не укладывается, –  в который раз произнёс Велиард. – Ты убил Свидетеля Судеб! Такое случалось когда-либо? Я родился на острове и редко покидал его пределы.
          – Нечто подобное мне приходилось слышать про Етея, владыка. Ему удалось изгнать призрака из дома Гаттернов, с которыми у него существовала давняя кровная вражда. После чего оба клана примерились. От Гаттернов, как известно, отошла родовая ветка Дантариев.
          – Изгнать, но не убить! Верно? Но ведь Мия… – глаза Велиарда расширились. – Если Свидетель появился в башне, то что это может означать?! Погибла моя девочка или исчезла навсегда?!
          – Нет. Принцесса никогда не жила в этой башне. Насколько я понимаю, ваши дочери там  принимали  гостей. Кроме того, Свидетель опоздал на десять лет. Произошло нечто невероятное: чудовище сбили с пути и направили в это место, – уверенно заявил Эрлеан. –  Вероятней всего, это даже не ваш Свидетель – он попал не в тот дом.
          Велиард побледнел.
          – Что за новые напасти  готовы рухнуть на наши головы? Если бы ты сейчас отказался от защиты, я бы не посмел тебя осуждать. Какую из дорог  изберёшь, воитель?
          – Ту, по которой бежала Мия, – Эрлеан вскочил в седло. – Поэтому я и просил привести мне Бодрого. Этот конь сумел найти дорогу домой, а, значит, отыщет волшебную рощу.  Мир вашим садам и стенам! Прощайте, владыка!
          Велиард постоял, прислушиваясь к стуку копыт, и побрёл к фонтану с жемчужными нитями.
          – Гобелен, полотна… – бормотал он себе под нос. – У всех без исключения имеются картины, где витязь спасает корабль от чудовища. А гобелен может быть лишь один. Родовой, где он с круглым мечом вышел на морского змея… Старинная работа… Единственная… И не похожая  на вымысел, как другие. С детства висела над ложем младшего из Эрлов…
          Владыка резко обернулся туда, где за высокими травами скрылся Эрлеан. С лугов прилетел буйный ветер, растрепавший его седую шевелюру.
          – Добры небесные! – воскликнул Велиард, потрясённый догадкой. – Благословите пути славного потомка Етея!..
           Лёгкой рысью Бодрый  преодолел подъём и, ударив копытом, вскинул голову, как бы возвещая  с лошадиным самодовольством: я нашёл Легенды Этого Мира! По другую сторону рва ясный день обернулся мелким моросящим дождём. Купаясь в небесных каплях , дубрава радостно шелестела широкими листьями…
          И потерялось в чащобе лесной ощущение времени. День сменялся ночью, дождевые капли замирали в вышине, рассыпаясь в звёздные поля. Пользуясь предоставленной свободой, Бодрый мчался под мокрыми кронами. Переходил на шаг и замирал, засыпая вместе с седоком.
          Всякое пришлось повидать им в пути. Изогнутая как плошка степь, через которую конь промчался галопом, да так, что ветер свистел в ушах, подавляла сумасшедшими чудесами. По небосводу хороводом катилось множество лун, а следом за ними все стороны горизонта разгорелись зорями:  нежно-розовый восход сомкнулся с кровавым закатом в причудливый исполинский обруч.
          Вновь возвратилась ночь, над которой   переливалось полярное сияние. Коснувшись вельможных плеч, оно повисло на нём разноцветной прозрачной тканью. Усталость исчезла без следа.  Воитель почувствовал себя обновлённым.
          Эрлеан набросил чудное покрывало на конскую шею и Бодрый ворвался в малую рощицу, напоённую благоговейной тишиной. Солнце лежало за ветвями и алмазными острыми лучами резало утренний туман.
Здесь ничего не хотелось нарушать. Неведомые дерева, словно сошедшие с эпических  полотен, застыли как витязи над колыбелью новорожденного правителя. Роща замерла в ауре нежной доброты и торжественной печали.
          Все просветы, которые можно было назвать тропинками, вели в какое-то единое центральное место.  Казалось, что Бодрый проникся этой тишиной и осторожно, почти крадучись ступал по старым истлевшим листьям.
          В конце просвета виднелась поляна, выход к которой преградил сурового вида гнедой. Это было настоящий боевой конь, из тех, про которых в старину говорили: «он и воитель – единое целое». Из притороченного к седлу кожаного чехла виднелись древко копья и обойма с дротиками.  
           Кони обменялись короткими взглядами, после чего гнедой поднял голову и взглянул Эрлеану в глаза. Ноздри его затрепетали, и страж поляны, уступая дорогу, попятился.
          Посреди изумрудного травяного ковра, прислонившись к стволу старого вяза, сидел человеческий скелет, припорошенный ржавчиной на груди. Рука лежала на том, что когда-то было мечом.
          «Кто ты есть на небе и на земле?» – воитель спешился и склонился над останками. – «Кому  уготовил ты последний отдых в заповедных местах? ».
          Не было никакой необходимости изучать снаряжение. Видно и без того, что сбруя и оружие принадлежат к романтичной «бездворцовой эпохе», сказы о которой передавались от отца к сыну с особым благоговением. О ней же свидетельствовали ножные и ручные браслеты из дивного сплава цвета чистого родника с лёгким голубоватым оттенком.  Примечательным было и то, что царящая вокруг атмосфера полностью соответствовала именно сказочным представлениям о тех временах.  
          Повинуясь неясному порыву, Эрлеан развернул   покрывало и набросил его на усопшего. Едва ли он ожидал какого-нибудь чуда – всего лишь полагал, что у каждой вещи, явленной среди необычного, имеется  предназначение. Следовало оказать хоть какие-то почести древнему норцегу, не нарушая его покой.
          Прозрачная ткань заиграла красками и рассыпалась на крохотные огоньки. Ржавые пятна разрослись и преобразились в новенькие доспехи. В траве блеснуло лезвие меча. Эрлеан застыл, затаив  дыхание. Казалось естественным и справедливым, если бы возникла живая плоть, и когда-то почивший собрат поднялся, потирая глаза.  Но диво не завершить обратный ход. Остановилось.

          Меч! Каждый клинок носил своё имя. Это единственное, что осталось. Дело чести донести его до остальных. Если по нему не удастся установить имя героя, на пергамент лягут следующие слова: «несущий меч, наречённый … был найден в травах у старого древа…».
          Эрлеан опустился на колени и склонился над лезвием у рукояти. С трудом разбирая витиеватые буквы, прочёл: «Эрслаол Ет». Воитель встал и отступил назад. Он пятился до тех пор, пока не почувствовал тёплое прикосновение Бодрого.
          – Силы небесные! – прошептал Эрлеан, боясь разбудить заповедное эхо. – Меч Етея! Это не вымысел, он существовал на самом деле! И ткань сияния его не оживила, от того, что это было так давно? А может быть, у каждого своё время? Легендам не следует возвращаться в мир?..
          …Он не заметил сам, как очутился под сенью дубов, похожих на те, что видел в самом начале. Ошеломляющее видение не шло из головы. Каковы причины гибели теперь уже не мифического героя?
«Едва ли он умер от старости»… – Эрлеан усмехнулся.  Можно предположить, что с рокового момента всё осталось в прежнем виде. Похоже, что так оно и есть. Кости целы, никаких повреждений не видно. Сражённый в бою не пал бы подобным образом: поза усталого путника, который присел у дерева отдохнуть. Его сморило. Оружие держал под рукой, а, значит, имелись какие-то опасения.
          Что-то его разбудило, и он взялся за меч. Но был сражён, убит издалека, поскольку гнедой никого к спящему витязю  не подпустил бы. Стрелой, копьём? Не похоже. Ни от того, ни от другого не осталось и следа. Умер слишком быстро, без конвульсий. Неведомый убийца был уверен в своём оружии – оставил в живых боевого коня. Не приближался, чтобы осмотреть и добить свою жертву, а просто развернулся и ушёл.
          Размышления были прерваны незатейливым трезвучием – трубил серебряный рожок. «"Проезжая на гнедом под  раскидистыми кронами, он всматривался в лесную чашу, пытаясь разглядеть к кустах карлика в зелёном камзоле. Любит этот паршивец Лоли  шутки ради пускать стрелы без наконечника…"» – пропел звонкий девичий голосок. Мгновения спустя из зарослей выехала рыжеволосая амазонка на белой лошадке.
          – Эрлеан, младший из рода Эрлов. – Воитель натянул поводья. – А ты, должно быть Виттея?
          – Приветствую тебя, воитель, – ничуть не удивляясь, ответствовала амазонка. – Если ты слышал обо мне, то знаешь, что ищу я младшего братика. Не встречался ли он тебе на пути?
          – Если бы я знал, кто твой братик, то непременно помог бы мальчишке выбраться из леса.
          – О, я ведь и впрямь его тебе не называла. – Виттея одарила путника чарующей улыбкой. – Самозабвенного шалуна моего зовут Етей.
          Эрлеан призадумался. Он видел рощу, пронизанную тихим, вязнущим в тумане утром. Всё здесь держалось на незыблемой безмятежности, к которой следовало относиться очень бережно. Конь веками охранял покой своего хозяина, которого с древних времён искала любящая сестра.
          «Что произойдёт, если я укажу ей путь, и она познает горькую правду?» – Эрлеан с тревогой всматривался в милое личико. – «Она исчезнет? Гнедой костьми ляжет рядом с хозяином »…
          – Чем опечален, мой славный воитель?
          – Скажи мне Виттея, жизнь твоя, она наполнена смыслом? Какие чувства тебя одолевают?
          – Надежда. Она греет сердце. Мне бывает радостно, а порою грустно. Я вижу Етея в зеркале вместо себя. Позади него воинство мчится на сечу, и он что-то пытается мне сказать. А сегодня я впервые услышала его слова. Я рада, что ты рядом со мной Эрлеан. Вижу тебя впервые, но лицо твоё мне кажется знакомым и родным. Глазами ты напоминаешь прадеда.
          – Не видел я братца твоего, Виттея. Встреча с тобой осветила мой путь. Буду счастлив, если согласишься меня сопровождать.  
          «Живи вечно и труби в свой рожок. И пусть тебя не покидает надежда в Легендах Этого Мира. От чего же, старый конь не стал чинить мне препятствий? Он уступил мне тропинку»…
           – За долгое время Етей произнёс первые слова?
           – Сказано было: «Ведьма пошатнула гармонию мира за пределами рощи. Необходимо закрыть брешь во времени, которую она проделала в одном из лепестков. Не будет покоя, пока не перестанет литься лава из пасти каменного волка, которому поклоняются бестианги». Зеркало затуманилось и всё пропало.
          – Если он поведал это сейчас, то нам лучше поторопиться.
          – Ты понимаешь, что означают его слова?
          – Начинаю догадываться. Часть истории я услышал от Мия.
          – Мия! – Виттея поворотила лошадку, чтобы видеть лицо Эрлеана. –  Где же сейчас юная напуганная пташка? Милые глазки её были наполнены ужасом, и мне захотелось оставить девочку у себя.
          – Она заплутала между мирами. Мия призвала меня и вручила грамоту. От того, что сообщил Етей, зависит и её благополучие. Он сказал, что надо успокоить каменного волка, но не поведал, как это сделать. Я должен проникнуть в храм.
          «Что за воинство мчалось за спиной Етея? На какую сечу? Герою приписывают разные победы над духами земли, воды и даже огня. Над злыми карликами-людоедами, выпущенными из пещер вместе с горящими камнями неизвестным колдуном. А если поразмыслить, то можно найти какую-то толику истины и здесь. Повсюду чувствуется какое-то вмешательство. Колдун из сказов и нынешняя ведьма – это одно и то же? Суть от этого не меняется. По большому счёту, мы ей не нужны. Наша страна была промежуточной – она просто лежала у неё на пути. В святилище, где погибли остатки дружины Валиаса, она бросила какие-то связующие нити, проходящие через три разные эпохи. И всё перемешалось: настоящее, прошлое и будущее. Появилась пробоина, через которую в наш мир проникли коротышки-людоеды. По случайному совпадению проход для них открылся в пещере вулкана, напоминающей волчью пасть. Какая-то часть пришлых инородцев ушла под землю, где постепенно выродилась в гномов-падальщиков и прочих  дефуссеков. Етей остановил первый исход бестиангов из восточных земель, вот что он сделал на самом деле! После чего он долго скитался в поисках истины. Вероятно, прознав, откуда на его народ свалились все эти беды, направлялся к истокам оных, и был убит под вязом  ведьмой»…
          Лишь сейчас Эрлеан заметил смену красок. Пасмурный день дубравы оборвался. Потянулись ленточки вереска, уводящие сумеречный сосновый бор.
          – Храм никогда не остаётся на месте, воитель. Он появляется в разных местах. Сможет помочь властитель слова, живущий на земляничном холме.
          Виттея высоко подняла лук, инкрустированный тончайшей резьбой, и выпустила пять стрел в разных направлениях. Одна из стрел не умчалась в густые заросли, а повисла в воздухе и медленно повернулась на четверть оборота влево.
          – К сказителю  нет прямой дороги, – пояснила амазонка. –  Чтобы найти Ничейный сад, я загадала на стрелу.
          Они углубились в неприглядную лесную чащу, где можно было передвигаться   только на ощупь, либо полагаясь на конское чутьё.
          Ничейный сад являл собой удивительный приземистый круглый  мирок, стиснутый со всех сторон замшелыми колоннами вековых исполинов.  Тусклые лучи лунного света обрывались на границе сада и чем-то напоминали замерший светящийся ураган. Изогнутые ветви с густым багрянцем и позолотой замерли отображением сдержанной грусти. Посреди сада на постаменте тускло поблёскивала статуя юноши, держащего свиток в вытянутой руке.

           – Здесь мы расстанемся. Возьми в руку грамоту Мия и встань как статуя, лицом к свету.
          – Встречу ли я тебя ещё когда-нибудь, милая Виттея? – воитель достал пергамент принцессы.
Амазонка срезала свой волос и, накрутив его на древко стрелы, передала попутчику.
          – Воитель, я – рыжая. Лучик, что запутался в локонах, поведёт по моей дорожке. Не выпускай поводьев из рук. Прощай!
          Эрлеан спешился. Подражаю статуе, вытянул руку перед собой. Лунный свет ожил и вырвался из ветвей. Ветер встряхнул кусты. Скрипнула дверь не слишком гостеприимного с виду дома. В холле пустота – одни стены. Обитаемой в этом высоком жилище оказалась маленькая комнатка наверху, в которую упиралась длинная  широкая  лестница.  
          Плотно закутанный в одеяло, сказитель  сидел в полумраке за столом. Рядом со свежей рукописью чадил толстый свечной огарок.   
           – Эрлеан. Младший из рода Эрлов. – Воитель огляделся по сторонам и присел на приземистую скамью у стены.
          – А я нечто, обитающее на верхушке земляничного холма, – глухим полушепотом отозвался сидящий за столом. Приветствовать гостя из вельможного сословия он даже не пытался – только поёжился и плотнее закутался в одеяло. Похоже, ему было всё равно, прогневит ли он знатного собеседника. – Хоть и зовут меня сказителем, но я не более, чем жалкое подобие тлеющей свечи.
          – Признаться, ты возбудил моё любопытство. Но  не пойму я, как тот, что живёт во мраке, может пролить какой-либо свет, – сухо заметил Эрлеан.
          – Мне всегда холодно и страшно, воитель. Много лет назад погасла звезда, смотревшая в это оконце. Её предсмертная агония коснулась моей обители. После этого не загорается, а лишь чадит моя свеча. Пишу при свете дыма от неё. Очаг распространял ужасающий холод, и я больше не развожу в нём огня. Незваными, явились знания, которых не пожелал бы и стамаху.  Я видел сестёр небесных – могучих и прекрасных как самые первые богини. Когда умерла звезда, чёрным и мёртвым светом она обезобразила тело одной из сестёр. Отравила её душу. Так объявилась ведьма…

          – Погоди-ка, премудрый словесник. Мне бы хотелось узнать подробности. На кого теперь похожа чёрная душа? Когда она здесь появилась и зачем?
          – Про облик её не спрашивай.  Язык немеет, воитель, и волосы становятся чужими. Она предстала в ужасающем безличии, сквозь которое проглядывали сотни мерзких лиц. Одержимая жаждой власти, она избрала средство – обольщение. Но вынужденная скрываться ото всех, копила в себе злые и затхлые мечты свои. Сёстры небесные рыщут по заоблачным россыпям. Но она обманула их…
          Поэт умолк и повернулся к окну, наполненному синевой лунной ночи. Белесый дымок плыл над столом вервием неровным, рассеиваясь под досками потолка.
          – Многие служители строк перебывали в этом доме до меня, – вновь услышал Эрлеан   сказителя. – Я знаю их голоса, поющие про деяния времен радостных и величавых. Эти песни улетали в мир путями, которыми до земляничного холма не добраться. Их имён не узнает никто, потому как  их слова уже принадлежат простому народу.  
          – Жертвы, принесённые творцами дома сего, столь же благородны, как и тех, кто бился за кров свой в северных лесах. Впоследствии их оценят по заслугам, –  норцег извлёк из-под плаща священную книгу и положил на стол. – Если ты не сможешь прочесть и понять, то кто тогда сможет?
          Эрлеан поведал свою историю. Сумрачный хозяин дома склонился над страницами.
          –  Разновидность мёртвого языка, – пробормотал он. – Более лаконичная… Такие символы блистали на одеждах небесных сестёр. Мнится мне, что священной книгой «Песчаных волн» именована она первыми просвещёнными жрецами. Исконное название таится на первом листе. Я могу прочесть, но смысл в них далёк и беспристрастен –  подобно камню под ледниками равен самой Вечности. «Распределение множества вероятных исходов».
          – Но что же тогда? Ведьме не нужна эта книга? Уж если она происходит от небесных сестёр, то знакома с её содержимым?
          – Ты прав, воитель. Но знания, что содержатся в ней, могут представлять угрозу для неё. И больше походит на то, что её интересует хранительница. Возможно, принцесса Мия это поняла и ведьму увела за собой, чтобы дать время своему покровителю. Тебе нужен Восьмилепесковый храм и волчья скала. Давай заглянем в письмена орнамента.   
          Поэт коснулся ладонью листа, но тут же отдёрнул руку.
          – Азбука небес обладает великой силой. Её можно прочесть, увидеть иные времена. Но пройти сквозь неё, дано не каждому. Ищет ли она достойных либо пропускает тех, у кого на роду написаны тайные знаки. По левую руку от тебя стоит в углу старая деревяшка. Я назвал её посохом лилипута. Это самая бесполезная вещь. Он был здесь до меня. Но все предметы здесь пропитаны извечным соком вдохновения и я не вправе что-либо переставлять. Пока не придёт их черёд: выйти из небытия и вписаться штрихом в историю мира. Теперь я понимаю, что это жезл предназначения, потому как вырезан на нём цветок храма. Возьми его, воитель, и познай все смыслы славной ветви орнамента, начертанной зелёными линиями.  
          Эрлеан дотянулся до посоха и повернул книгу к себе. Сможет ли он читать в темноте и не лишился ли разума его собеседник? Но он увидел. Отсветы дыма, медленно извиваясь, плыли по страницам. Линии лепестков на жезле сверкали словно молнии.
          – Я вижу, властитель слова: мне нужно вонзить этот жезл, содержащий знак гармонии, в затылок каменного волка. Тогда прервётся  нечестива связь, страна вернётся к привычному своему движению.
Никто не ответил, потому что отвечать было некому: Эрлеана затягивало в орнамент. Не желая лишиться коня, он мысленно тронул поводья. Бодрый вскинул голову и тряхнул густой своей гривой…
          Он мчались по степи, которая чумными клочьями перемежалась с островками пустынь. Пережжённая   солнцем земля изобиловала трещина. Воздух вздрагивал от боя невидимых барабанов. Ночные небеса были покрыты тучами, но узкий шлейф светлой облачности подобно дыму от тлеющей свечи тускло озаряла  мертвый ландшафт с редкими приземистыми скалами.
          Проехав через извилистое ущелье, воитель придержал коня у выхода из него. Внизу открылось обширное пространство, окружённое мелкими группами гор. По проточенному за долгое время руслу непрерывным потоком текла красная лава, берущая начало в скале, которая действительно напоминала открытую хищную пасть.
          Вдоль берега горящей реки в боевых порядках стояли орды кочевников. Судя по одеждам, среди них находились подростки и женщины. Все были вооружены и чего-то ждали. Непрерывно били барабаны.
Горы содрогнулись, «волчья пасть» изрыгнула раскалённые камни. Словно сгущаясь  из горячего воздуха, стали появляться человекоподобные существа, которые узкой стремительно несущейся толпой врезались в боевые порядки бестиангов.
          Камни, падая в лаву, выбрасывали волны на берега, наполняя их светящимися лужами, среди которых с невиданной свирепостью разгорелась битва. Степняки закрыли прорыв и, сбившись в плотные шеренги, теснили чужаков, намереваясь сбросить их расплавленную породу.  Они явно следовали отработанной  тактике. В конечном итоге им это удалось.
          После непродолжительного затишья пещера выплюнула новую порцию камней, вместе с которой на бестиангов обрушилась очередная толпа врагов. Эрлеан находился достаточно близко, чтобы ясно видеть происходящее. Бросалось в глаза сходство нападавших и отражавших нападение. Можно было предположить, что бестианги бились с существами, которые являлись их прародителями, пытаясь сберечь устоявший порядок, свой быт и уклад.
          Сколько продолжались эти выбросы и как часто они происходили? Так или иначе, степняки, пусть даже поневоле, встали заслоном в главной пробоине этого мира. Но события, произошедшие вокруг Бродяжьего тракта, могли очень сильно всё изменить. Бестиангов разгромили вблизи Изумрудного леса. Они потеряли значительную часть мужского населения, и теперь им грозило уничтожение.
          Возможно, к вторжениям на побережье их вынудила не засуха или поредевшие стада песчаных зубров. Они хотели избавиться от изнурительных «потусторонних» набегов и поэтому стремились прорваться в западные леса. Волчья пещера им представлялась божеством, которое необходимо ублажать, бросая соплеменников в лаву, дабы избежать более страшных потерь.
          Вельможный воитель, продолжая скрываться за каменным уступом, пребывал в мучительных размышлениях. Невозможно было пробраться к месту незамеченным. Любая  попытка выглядела явным самоубийством, а ждать, когда закончится бдение орды у вулкана и вовсе бессмысленно.  Неизвестно, когда волчья пасть умерит свою активность и бестианги  уйдут, оставив своих жрецов. Кроме того, если его миссия потерпит неудачу, желательно предостеречь властителей побережья от  истребления здешних племён.  
          Эрлеан напряжённо всматривался в неровности скал, пока не заметил то, что можно было назвать узкой горной дорогой, проходящей на небольшой высоте от «волчьей головы». Большую часть пути, оставаясь незамеченным, можно проделать с другой стороны гор. Затаиться у подножья вулкана, дождаться очередной атаки чужаков и воспользоваться тем, что бестианги будут вовлечены в сражение.  
          Чтобы издавать меньше шума, воитель обмотал копыта Бодрого кусками одеяла. Сколь времени ушло на скрытые пути – неизвестно. Пришлось объезжать протяжённое плоскогорье и группу длинных земляных провалов.
          Он остановился на границе тусклых пурпурных отсветов. Непрерывно били барабаны, которыми хозяева здешних долин пытались отогнать порождённых скалами духов. Задрожала земля, послышался треск ломающейся породы и всплески. Барабанный бой сменился боевым кличем бестиангов и топотом новоявленного чужеродного  воинства.
          Эрлеан погнал  коня рядом с каменной стеной, считая глубокие трещины, которые приметил издалека. Главными его союзниками в эти смертоносные минуты были стремительность и внезапность. К величайшему сожалению оба воинства смешались в единую чёрно-оранжевую массу, заполонившую всё свободное пространство.    
          Придворный конь – не боевой, наподобие гнедого, охранявшего останки древнего витязя. Можно ли на него рассчитывать в подобной сутолоке, чтобы он не боялся ступать по живым телам и совершал определённые движения? Эрлеан поводьями и пятками дал команду: крупными скачками. Бодрый, набравший приличный разгон, оттолкнулся от земли и словно бы замер в грациозном прыжке над схваткой.
          Они мчались по пологой дуге и не видевшие их за поворотом степняки не успевали подготовиться к неожиданному нападению. Конь и всадник  взлетали над землёй, порождая суеверный ужас. Опускаясь, Бодрый своим массивным крупом отшвыривал в сторону дерущихся у каменной стены. Меч Эрлеана отбивал направленные на них копья, разрубая меховые шапки бестиангов и узловатые плечевые мышцы чужаков.
          Миновав шестую, последнюю трещину, воитель резко дёрнул за поводья и конь, повернув налево, начал подъём по узкой тропе. Меч здесь был бесполезен. Воитель перебросил в правую руку щит начал вращать им, стараясь уберечь себя и коня от стрел.
          Краем глаза он заметил, как от толпы у берега огненной реки отделилось фигуры, обвешенные шкурами, раскрашенными в бурые полосы. За ними потянулись охранявшие их воины. Это были жрецы бестиангов. Процессия двинулась к «волчьей пасти», вероятно,  намереваясь предотвратить надругательство над божеством.
Ленточка дороги оборвалась. Под ними торчали острые каменные « волчьи уши», под которыми колыхалась живая масса, ограниченная багровым потоком. Расстояние до волчьего затылка издалека казалась незначительной. Здесь, среди редких горных кустиком от вида полированных камней затылка замирало сердце.           Эрлеан осторожно спустился с седла и прижался к конской шее.
          – Было бы несправедливо, душа моя, если бы ты принял удар на себя, – приговаривал воитель, поглаживая гриву. – Разобьём ноги вместе, если суждено. Ничего другого не осталось, способного повлиять на нашу судьбу. Стелы нас уже не достанут, а чтобы нас настигнуть, им придётся проделать тот же путь.
          Не выпуская поводьев, он бросился вниз. Неосознанно, как в бреду, изрёк он древний девиз. Огненный кнут, поднявший из лавы, щёлкнул по камням и в последние мгновения подбросил его. Это смягчило удар.
Конь не удержался на гладкой поверхности – пронзительно заржав, заскользил по скосу. Эрлеан выхватил из-за пазухи жезл и вонзил в ближайшую трещину. Правой рукой он держался за старую древесину, которая уже начинала трещать и могла переломиться в любой момент, левой удерживал поводья. От нечеловеческого напряжения потемнело в глазах.  «Сейчас меня разорвёт пополам. Великие добры!..»
          Бодрый отчаянно перебирал копытами. Наконец, ему удалось за что-то зацепиться и, храпя от напряжения, конь поднялся на гребень. Воитель лежал лицом вниз. «Не время сейчас отдыхать, младший из Эрлов…». Он медленно поднял голову. Перед глазами сапфировым сиянием переливались линии лепестков на жезле. Произошло движение, словно «волк» качнул головой. Горящая река внизу погасла и объятая тьмой долина разразилась воплями ужаса.
           «Теперь я – предвестник несчастья в здешних краях. Ужасный всадник, погасивший горячий источник благостей. Бестианги будут именем моим насылать проклятия»… В памяти возникли фрагменты священной книги, обращённые восемью лепестками в знания. ОН ЗНАЛ, где встанет храм. А так же и то, что нельзя наблюдать за его возникновением. Иначе пророчество не сбудется. Рядом с храмом нельзя появиться, до него нужно дойти. Всеобщий закон для любого паломничества обретал здесь отчётливый смысл.
          Эрлеан коснулся жезла, ставшего частью скалы, и узрел вблизи звонкий лесной родничок. Письмена и таинственный цветок, повинуясь желанию, перенесли его в один из лесочков, вблизи от луга, который должен принять средоточие силы. Сколько он просуществует в этом месте – неведомо никому. Можно бродить кругами вокруг него, не подозревая даже, что оно здесь было поблизости, потом вновь исчезло.
          Позади зашелестели ветки, у самого уха, давая знать о себе, шумно выдохнул Бодрый. Воитель испил из родника и поужинал вяленой олениной. Когда он перекладывал припасы, рука наткнулась на стрелу амазонки. «Знать, пришло время звать лесную деву». Поразмыслив, воитель отложил лук и опустил стрелу в русло родника вместе с рыжим волосом амазонки.
          После страшного напряжения на скале болело всё тело. Не хотелось разводить костёр или искать другое место для ночлега. Эрлеан прилёг на пригорке, подложив под голову дорожную суму.
           За кустарником мелькнула белая лошадка, привязанный к дереву конь оживился и тихим ржание приветствовал гостей. Воитель не желал ничему удивлять, его едва хватило, чтобы вымолвить короткое приветствие и принести извинения за свой потрепанный вид.
           – Здесь нашёл пристанище витязь, который сейчас беззащитен, – Виттея присела рядом и переложила голову Эрлеана себе на колени, – Позволь умиляться твой временной слабостью. Твой сон – моя привилегия в эту ночь. Не пойму ничего, мой воитель,  но чую который раз уже: кровь от нашей крови. Почему-то знаю, что ты нам не чужой. Спи. Да будут слаще ночные блики  и да привидятся великие добры вблизи родного дома.
Виттея положила мягкую ладонь на глаза воителя. Эрлеан провалился в сон.  
          Он бродил среди пожухлой листвы у подножья круглой башни, верхушку которой закрыли тучи. Около ближних деревьев что-то шевельнулось. К нему бежали четыре кошки дымчатого цвета. Подпрыгнув, словно мягкие и тёплые облака, они укрыли его грудь. И подарили несказанное блаженство,  спокойную бескрайнюю восторженность, которою можно найти только во снах. Словно на нём лежали доспехи, порождённые заботой и любовью гербовых зверей…
          Какой-то всплеск наследственной памяти. И возвращение в отрочество. Ранним утром, пробудившись от детства, он выбрался из плетеного ложа и вышел в поля в ночной рубашке. Захотелось уйти далеко-далеко и узнать где кончается пологий подъём, ведущий прямо в небеса. Он упрямо брёл под покровом тумана, пока не поднялось солнце и не погнало вниз дымчатые потоки, превращая их в пушистый водопад. И вот тогда мальчик Киини, именованный при посвящении Эрлеаном, понял, что добрался до неба.
          Не помнил он, как вновь очутился под одеялом. Наверное, позвало щемящее чувство родного крова. Воитель и первопроходец уступили место мальчишке, который наслаждался прохладной тишиной и улыбался во сне, той, что нежно гладила его волосы…
          Слабость утра, которое выдалось пасмурным, не преодолело сумерки в лесу. Храм должен уже появиться за редколесьем.
          – Поляна, липы, потом луг, – Виттея указала направление. – Хотела бы я вновь повидаться с принцессой.  Присутствовать при вашей встрече и видеть осветлённые лица. Если не прогонишь меня.
           – Мне кажется, Мия тоже будет рада тебе, славная хозяюшка леса. – Эрлеан улыбнулся. – А я хотел просить не покидать меня, чтобы встреча стала счастливой вдвойне.
Они выехали на открытое место и лошади встали как вкопанные.
          – Что ты видишь, Виттея? – спросил воитель, всматриваясь в высокую траву.
          – Перед нами западня и чужеродное присутствие. Злое… Кто-то хочет нам помешать. Разумнее дождаться действий с их стороны. Они нас прекрасно видят. Заставим их себя обнаружить.
          С этим можно было согласиться, но храм не будет стоять за липами вечно. Справа подул ветер, прокатившийся волнами по траве. И снова тишина. Ни звука.
          – Давай подождём, но сначала отступим назад. Пусть думают, что мы их разгадали…
          Не успел Эрлеан закончить, как заросли наполнились движением, и на поляну вырвалась узкая шеренга оранжевых существ, с которыми у «волчьей пасти» бились бестианги. Ошибиться было невозможно: массивные торсы и короткие кряжистые ноги, скудные одежды из стеблей каких-то растений, в руках нечто похожее на топоры и двойные копья.
           Их появление в Легендах Этого Мира не поддавалось никакому объяснению. На востоке они проникали небольшими отрядами, которые степняки истребляли без остатка. Невозможно найти вход в волшебный лес, который  по неведомой прихоти и по каким-то признакам, словно играя, принимал гостей лишь в малых количествах.  
           – В разные стороны, – изображая «клещи», Эрлеан махнул  руками, повесил щит на плечо  и, вращая мечом, помчался с левой стороны шеренги. С другой стороны, пуская стрелы, мчалась амазонка.
          Не сумевшие преодолеть извечную манеру ведения боя дикари в первые же минуты столкновения потеряли каждого четвёртого воина. Их строй рассыпался по поляне. Недооценив возможности врагов, сочтя их слишком неуклюжими, Эрлеан бросил коня на ближайшее их скопление и едва не напоролся на копья. Таким образом, главное преимущество – стремительная мощь атаки –  было потеряно.   
          Со всех сторон, сжимая кольцо, подтягивались остальные. Внезапно вспомнилась танцевальная круговая фигура, которой обучали придворных лошадей. Повинуясь этой странной мысли, воитель сильно потянул вожжи влево, заставляя коня кружиться на месте. Отбив несколько нападений, он заметил просвет, через который Бодрый в несколько скачков вырвался из толчеи. Теперь воитель в полной мере мог воспользоваться тем, что оранжевые  сбились в кучу и устремился по краю неровного круга, разя мечом тех, которые находились с краю.
Пал со стрелой в горле тот, кого Эрлеан считал предводителем.
          – Я проберусь потайными тропами к храму. Буду ждать тебя у входа, – услышал он голос Виттеи за спиной.
Изначально казалось, что чужаки  лишены страха и готовы биться, пока последний из них не рухнет в густые травы.  Но он ошибся. Потеря вожака сильно поколебала их решимость. Какое-то время  они ещё пытались защищаться, но потом как по команде побросали копья и скрылись в лесах.
          – Ты самый лучший, – склонившись к уху Бодрого, прошептал Эрлеан. – Ловок и вынослив как горная лань. Не гнедой ли Етея передал тебе частичку свой удали? Знаки доблести ты заслужил. Анарта должна тобой гордиться. Сейчас я отведу тебя к роднику, а потом мы двинемся дальше.
          Они ещё могли наткнуться на разрозненные группы антропофагов, но Эрлеана это не тревожило.  Необходима была хотя бы короткая передышка. Воитель сидел на кочке и разминал суставы, пока конь стоял, склонившись над родником. Он обтёр Бодрого пучками влажной травы и вскочил в седло.
          Осталась позади полоска деревьев и подъём на травянистый косогор, за которым следовал продолжительный спуск в низину. Вдалеке, обрамлённый сизой дымкой, виднелся серый купол храма. К нему продвигались три крохотные человеческие фигурки. Гадать, кто они не было никакого смысла, так как о месте появления средоточия могли знать лишь немногие.
          Эрлеан сжал зубы и наклонился вперёд. Бодрый сорвался с места и тяжёлым галопом понёсся вниз. Расстояние между ним и неизвестными стремительно сокращалось. Уже можно было разглядеть блестящий плащ и чёрные камзолы неизвестного покроя. Судя по описанию Мия, это могла быть только ведьма с двумя своими постоянными спутниками.
          Услышав дробный перестук копыт, они обернулись и замерли на месте – надменные, с бесстрастными непроницаемыми лицами. Тот, что находился справа от ведьмы, вскинул какой-то металлический предмет с двумя рукоятками.
          Передняя часть непонятного оружия изрыгнула пламя, послышался сухой лязгающий треск. Бодрый пронзительно вскрикнул от боли и рухнул на землю, скинув с себя седока. Эрлеан кувыркнулся через голову и присел, закрывшись щитом. Что-то невидимое с силой ударило в край щита и с воем улетело в сторону.  
          Последовала команда на чужом языке, снова треск и свист чего-то незримого над головой. Дробный перестук по щиту, в котором появились отверстия. На земле рассыпались маленькие цилиндрики из жёлтого металла. Воитель взирал на них, всем своим естеством ощущая, что смерть обрела незнакомые формы. На груди шевельнулось тёплая кошачья нежность, и он понял – ЭТО существует и создаёт защиту для него.
          Продолжая держать щит перед собой, норцег поднялся с колен. Ведьма схватила своего подручного за одежду, рванула его к себе, что-то выговаривая озлобленным шипящим голосом. Тот поспешно отсоединил рукоять, отбросил, и вставил другую. Подняв своё оружие, прицелился и с воплем провалился под землю.
          – Ходил под подвигами бога своего, Эрлеана, – гулко откуда-то из-под земли прозвучал голос отверженного гнома-падальщика.  –  И был одержим дерзновенной мыслью: участвовать в битве богов. Этот оказался немощным, позволил когтями пересечь ему горло. Его больше нет, а как быть с иными, Эрлеан Поднебесный? Мог бы закопать и другого, а вот с повелительницей сладить не смогу. Что-то мешает.  Слишком чужеродная и чересчур великая для меня.
          Эрлеан продолжать внимательно следить за каждым движением ведьмы и уцелевшего второго её защитника. Лицо последнего выражало страх и растерянность. Осторожно ступая, он старался более не оставаться на месте и тыкал носком сапога вниз, проверяя дёрн на прочность. Меч в его руке в сочетании с чуждым камзолом выглядел столь же нелепо, как у пожилого дворецкого.  Видно было, что извлечён клинок потому, что другого ничего не осталось.
          Ведьма тоже держала меч, но отчего-то в левой руке. По всему походило, что правую руку она берегла после недуга либо ранения
          – Ты прав, грогот. – Откликнулся норцег. – Слуги её достижимы для тебя по рангу, и по плечу они тебе. Ведьма – совсем иное. Она и мне пока не понятна. Осади. Оставь их для меня. Потому как им хватило храбрости взяться за клинки, разговор теперь пойдёт на равных.
          На самом деле о равноправном поединке не могло быть и речи. Воитель отбросил щит. Очутившись между повелительницей и её прислужником, он занёс меч, защищая спину от рубящего удара ведьмы и толкнул ногой чужеземца в чёрном. Затем перескочил через него и, оглушив рукоятью меча, отшвырнул бесчувственное  тело к ногам хозяйки.   Совершив три резких разворота, он легко отразил клинок соперницы.
          Более всего мешало осознание того, что перед ним находилась женщина, к тому же с не действующей правой рукой. Желая одарить быстрой смертью, Эрлеан пошёл вперёд и нанёс три страшных удара: левое плечо,  правое подреберье, поясница.
          Брызнули искры, послышался лёгкий треск. На несколько мгновений воитель ослеп и был вынужден отступить. Каких-либо результатов он не достиг. Вражеские доспехи не просто держали удары – они отбрасывали всё, что приближалось к телу. Ведьма что-то произнесла и улыбнулась, как  миловидная застенчивая дева, сожалеющая о своей неловкости.
          Воителя бросило в жар. «Добры неги и любви, на кого же я поднял оружие? И голос её, подобный свету утренней зари… Она прекрасна!»
          Эрлеан боролся с наваждением. Он прикрыл глаза, и перед ним предстали останки славного витязя Етея, коварно сражённого издалека. Реликтовые извержения,  качнувшие равновесие целого мира… «Она проклята среди звёзд и много принесёт ещё бед.  Во избавление, от побуждений ко злу, да не дрогнет рука ». Воитель прошептал древний лозунг, призывая родовых зверей на остриё меча и ринулся вперёд. Он ощутил: ломается незримая защита, и меч с оглушительным треском рвёт неведомую ткань.
          Норцег распрямился и открыл глаза.  Ведьма стояла в трёх шагах от него, придерживая порванный плащ. Пришедший в себя слуга её стоял на коленях и, жалобно подвывая, силился вытащить из бедра стрелу амазонки.
Бросая быстрые взгляды по сторонам, ведьма схватила своего прислужника за ворот и обронила несколько слов на непонятном наречии. Наглая самоуверенность покинула их, они выглядели затравленными, как обезоруженные охотники, окружённые стаей голодных хищников. Поверх их одежд затрепетало и разлилось жёлтое маслянистое сияние, и оба они исчезли.
          Эрлеан подхватил щит и заспешил к храму. Невозможно было понять, что происходило вблизи его серых стен – мешала дымка и заросли можжевельника. Миновав первый заслон кустарника, он выскочил в просвет, ведущий к арочному проходу.  Навстречу к нему поднялась Виттея. Она с торжественным и печальным видом  держала на руках тело конфидентки принцессы. Вокруг лежали оранжевые трупы.
          – Лейзара билась как львица, защищая принцессу. Их здесь не меньше дюжины, – перехватив взгляд воителя, пояснила Виттея. – Я мчалась к ней на подмогу и видела окончание  битвы. – Она пала, пронзённая копьями, а стрелы мои опоздали.  
          – Что произошло с Мия?
          – Она поняла, что на веки вечные обречена вращаться по избранному лепестку. Это всё, что успела перед смертью поведать Лейзара. Чтобы прекратить эту муку,  Мия шагнула в центр цветка. И стала частью его. Храм больше не будет прятаться и исчезать. Он останется здесь навсегда.
          Эрлеан поднялся на массивную каменную плиту у входа.
          – Запомню навеки, как сверкал здесь меч отважной воительницы, – Виттея уложила Лейзару на траву. – Бедняжка упокоится у стены. Она заслужила легенды. Лейзара прикрыла хозяйку, а Мия спасла наши зелёные берега, оборвав последние нити ведьмы.
          Амазонка вонзила меч конфидентки в землю у её изголовья, вскинула руки к небу, повторяя пение-плач. Газон приподнялся. Поглотив Лейзару, образовался травянистый холмик.   
           –  Ещё она просила тебе передать, что книга «Песчаных волн» должна последовать за принцессой. – Тихо добавила Виттея. –  И не только потому, что она хранительница. Этим знаниям опасно оставаться на виду. Ступай в храм и делай то, что должен, брат и сын наших братьев.
          – Я?!..
          – Ты из нашего рода, Эрлеан.  Знаю так же, что видел ты меч Етея, но не открыл мне место, чтобы сохранить меня для леса. Не знаю даже, радость или проклятие даришь мне. Иди же, младший из Эрлов…
Воитель шагнул через спадающую сверху дымную ткань. Вращаясь в извечном движении, по камням бежал огонёк, рисующий лазурные контуры лепестков. В центре цветка лежала синяя накидка Мия.
          Брошенная книга «Песчаных волн» резко замедлила свой полёт, раскрылась и повисла в воздухе. Орнамент с её страниц плетёной лентой разлетался по кругу – словно кто-то разматывал гигантский клубок.  И впитывался в структуру стен.  Вспыхнуло пламя и, книга осыпалась белым пеплом.
          Мир снаружи наполнился пустотой, лишился смысла. Камень стен вобрал в себя пройденный путь:  от разбитых амфор до серого купола. Безымянный властитель слова обмолвился о том, что сказы неведомыми тропами совершают исход из волшебного леса.
          Синий цветок, который в последние весенние дни  радует предгорья, отныне будет зваться Мия. Опасаясь потерь, девы будут его дарить избранникам, идущим на битву. А воители бережно хранить лепестки в медальонах…
          Эрлеан узрел иные края. Накопившаяся за последние годы усталость давала знать о себе. Сон ли это, ожившие воспоминания, особенно красочные в призрачном состоянии – он увидел себя на морском берегу, на краю сияющей мелкой рябью безмятежности…

© Copyright: Владимир Дылевский, 2016

Регистрационный номер №0324457

от 4 января 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0324457 выдан для произведения: Святилище, храмы, капища – места неприкосновенные при любых обстоятельствах. Таков неизречённый закон для степных просторов и для обитателей  горной гряды. И если его соблюдают жители материка, едва ли  на тихой и благоухающей  Иеренсии всё обстоит иначе.
Особенно  священные сосуды. Ни при каких обстоятельствах их не коснётся рука смертельного врага в кольчужной перчатке,  разбойничья плеть или мохнатые пальцы дефуссеков. (Примеч. автора: здесь, в романе: общее название элементалов, духов земли) Неважно, кому принадлежал столовой камень, на котором они расставлены, и каким богам здесь служили – давно ушедшим или ныне здравствующим – амфоры, кувшины, плошки должны оставаться на местах, пока  их не сотрёт в порошок само время …
Стараясь ничего не касаться, Эрлеан направился к дальней стене, к алтарю. Очень не хотелось оставаться под мрачными мёртвыми дугами из бурого камня, но более подходящего места для ночлега в этой части острова  не сыскать.
 Внутри алтаря имелся очаг, что было недоступно для понимания младшего из Эрлов. Подобные строения могли  возводиться ещё в эпоху Дантариев Первородных, от которых произошли девять основных родов вельможных воителей севера: норцегов.  Однако во имя ветра и земли, какие великаны высекали массивные колонны из цельных кусков гранита?!  
Впрочем, это не имело никакого значения. Зажжение огня внутри алтаря во всех случаях не считалось святотатством.
Пламя высветило строгий орнамент на стенах, между линиями которого виднелись с трудом различимые знаки. Огонь добавил немного тепла, но не одарил стены светом. Напротив, казалось, что тьма у входа сгустилась. И заметались, задвигались тени, среди которых образовалось что-то более плотное, чем оторванный от общей массы размытый клок ночи.
Эрлеан  положил ладонь на круглый щит, с уст помимо воли слетели четыре слова на очень сложном древнем языке. Мгновения спустя, до него дошло, что это часть девиза, выбитого на щите, который он всегда воспринимал как причудливый витиеватый узор.
Нитью, свитая из шерсти, из пламени вытянулась тонкая горящая красным линия и словно кнут захлестнула самые тёмные места. Одна из теней сжалась, замерла на месте.
– Эй! – воскликнул кто-то хриплым тонким голоском. – Зачем вьёшь из огня верёвки? Я ведь ничего ещё не сотворил, вельможный воитель.  Хотел лишь взглянуть на того, кто вольно обращается со старыми местами поклонения.
– Я не служу богам, но признаю их право на существование, – Эрлеан убрал руку со щита и красная линия погасла.
– У тебя острый язык и ясный ум. Ты храбр и скептичен. Хочешь заиметь своего Бога прямо здесь, у алтаря?
– Если ты надеялся поразить необычностью своих очертаний, то не слишком-то преуспел, – Эрлеан презрительно фыркнул. – Я ещё с порога учуял запах болота вперемежку с падалью. Любому станет ясно, что он находится в присутствии гнома низшего ранга – из тех, что роют ходы как кроты, а наткнувшись на могилы, таскают оттуда мертвецов.
– Ты прав, младший из рода Эрлов, – ответствовал удручённый грогот, – Но я отверженный и мертвечиной не питаюсь. Втайне от родичей ел трухлявое дерево, пока не покрылся светлыми пятнами. Когда стал весь серым, меня изгнали из норы. Тогда дозволь поклоняться тебе как Богу, ибо ты не простой воитель, если можешь повелевать огнём.
– Тебе, наверно, что-то померещилось. Однако, не вижу в том каких-либо препятствий. Поклоняйся, коли  живёшь без вреда и без пользы.
– Польза… Мы могли бы быть полезными, если бы люди хотели знать истину. Вы любите приврать и приукрасить, а мы хранители минувшего во всей его неизменности. Мы – летописцы.  Самые лучшие, самые верные и правдивые.
– Может, на что-нибудь и сгодишься, – Эрлеан  добавил хвороста в очаг и прислушался. Вокруг святилища стояла тишина и безветрие. –  По крайней мере, ты указал мою родословную. Если поведаешь о том, что здесь произошло, когда разбились амфоры, я тебе поверю.  
– Как же, владыка Эрлеан? То, о чём я расскажу, нельзя  проверить.  Но есть и другое: ко двору правителя Иеренсии каждый месяц допускают нового ЕДИНСТВЕННОГО прямого потомка легендарного героя Етея. Едва ли Велиард верит в безбожное враньё самозванцев. Он их держит вместо придворных потешников, а когда надоедают – изгоняет. Дождётся ли старшая дочь правителя своего избранника, этого никто не знает...
– Велиарда  увижу завтра, ближе к полудню. Я бы хотел узнать про черепки, – напомнил Эрлеан.    
– Прости, высочайший. Я всего лишь привёл пример человечьего бахвальства. Из любви к искусству, но в ущерб истине… Произошло это во времена Дантария II Сокрушителя. С другой стороны Великого моря явился флот стамахов.  Они имели облик, схожий с человеческим. Но людьми они не были. Само провидение распорядились так, что средний сын Дантария Основателя уродился прекрасным оратором, здоровым мужем с твёрдой властной рукой. Он прекратил вельможные распри, примерил чернь и знать.  И побережье вскипело в великих битвах двух бесчисленных воинств, равных которым не было ещё на свете, и долго ещё не будет. Среди грязи и крови война, нашлось место для чести, и благородства, которые остались в песнях и сказах.  Норцеги прекрасно знали свои холмы и крепко держались ногами за свои земли. Чужаки были сокрушены и рассеяны вдоль всей береговой линии. Большая часть их кораблей сгорела, сожженная огненными стрелами.  Дантарий II был жесток и беспощаден, и слава предкам, что его правление не пришлось на мирные времена. Он велел преследовать остатки вражьего войска до полного истребления, дабы они не смогли вернуться и поведать о наших краях. Уцелевших в битвах стамахов  загнали на мелкие каменистые острова, где они вымирали  от голода. Последний вражеский рейдер уходил в родные воды, преследуемый ладьями отчаянного храбреца Валиаса, пока на горизонте не замаячили очертания прекрасной цветущей Иеренсии…
Эрлеан откинул плащ, чтобы его не повредили искры из очага. Разумеется, он слышал сказы о великих битвах, но теперь вместо неясных отрывков перед ним разворачивалась непрерывная картина прошлого. И всё это очень походило на правду. Интересно было то, что тёмный язычок материковых страстей лизнул-таки этот благословенный тихий островок. Колеблющаяся тень гнома уменьшилась в размерах. Возможно, он присел, если к нему применимо было это понятие.
– … Сражение в чужих лесах продолжалась два дня и две ночи. В дружине Валиаса  осталась лишь восемь человек, и они укрылись в этом святилище. Вражеский лагерь располагался чуть выше и дальше от берега. Вечером был отправлен наблюдатель, который очень быстро вернулся и сообщил: костры не горят, и во вражьем стане нет никакого движения. Это могло означать одно: стамахи оставили лагерь для обмана, а сами ушли вглубь острова. После недолгих колебаний, Валиас решился на вылазку. Приземистые шатры стояли на голой земле, которая казалась опаленной пожарами. Повсюду лежали трупы врагов без каких-либо колотых и резаных ран. О том, что произошло, долго гадать не пришлось: был найден и пленён единственный выживший  стамах. Вместе с ним Валиас и его воины вернулись в святилище. Горели сторожевые костры и огонь вот в этом самом очаге. Воины поминали погибших и готовились к отплытию на материк. Надменный и невозмутимый пленник  сидел на полу у стены. На широком и неподвижном лице его чувств отражалось не более, чем на жреческих масках.
«Ты понимаешь нашу речь?» –  спросил Валиас, склонившись над ним.
«Я знаю ваш язык» – был ответ.
«Тогда ответь мне, кто истребил твоих собратьев?»
«Иногда смерть посылает пред собой  голодных служителей» – бесстрастно отозвался стакасл. – «Когда она приходит сама, ей порой уже нечего брать. Один из них  вошёл в наши шатры. Ты храбр и сметлив, враг мой. Но даже ты не сможешь противостоять призраку смерти. Мы все здесь умрём»
«Нам предстоит бессонная ночь» – после небольшого раздумья изрёк Валиас, обращаясь к своим соратникам. – «Верните воину его оружие и удвойте дозор»
Никто не посмел бы ослушался норцега  и не стал бы рассуждать, почему Валиас безоговорочно доверился  пленнику. Стамаху подали его секиру.
 Долго ли воины всматривались в непроницаемую тьму Иеренсийского леса, но ужас ночи явился с другой стороны. На стене за алтарём затрепетала зарница и встала живая и прозрачная картина с лицом женщины, от колющего взгляда которой озноб пробрался вовнутрь костей. Казалось, взирает она с водной поверхности на крохотных человечков, стоящих на дне кувшина. Она творила заклинания, призывающие каких-то, чуждых всем нам мертвящих демонов.  И один из них явился на её зов, разметав костры у входа. Походило на то, что ворожея сама смертельно испугалась того, кого призывала. Губы её задрожали, лицо побелело как известковый камень.
«Кто ты, тёмная суть? Не тебя я ожидала увидеть! » – воскликнула она, пытаясь оградиться неведомым жестом.
«Я обитательница мира, лежащего по вектору омикрон Ориона. Вижу, что и такая малость тебе непонятна. Но это для меня несущественно. Ты сделала основное: перебросила силовые линии через дискретную точку перехода. Для чего-либо иного ты уже бесполезна» – молвил демон сладким женским голосом. – «Как именуется тело, которое ты намереваешься мне предоставить?»
«Боже милостивый!.. Елизавета Липпе. Эта женщина смертельно, безнадёжно больна. Она потеряла надежду»…
«Вижу. Врождённый, запущенный, но легко устранимый дефект. Что ж.  Это мне подходит. Придётся сильно ограничить свои возможности, но выбора нет.  Моё тело пришло в негодность из-за катастрофы: большая доза неизвестного реверсного излучения коллапсирующей звезды»
Ворожея побледнела ещё сильнее и подняла глаза, взывая к какому-то небесному Всемогуществу.
«Напрасно пытаешься оборвать все связи. Я протянула свою и сейчас усилю её с помощью группы существ, находящихся поблизости»
В святилище ворвался ураган, сбросивший амфоры со столового камня. И демон исчез, оставив после себя разбитые черепки, дотлевающие угли и девять бездыханных тел…
После рассказа гном почтительно притих. То, что знал, он поведал.  Ожидал ли, что ответит высокородный слушатель либо просто пожал плечами: «О смыслах и значениях истории лучше всего судить вам – людям».  
Привыкший к изложениям из человеческих уст, Эрлеан принялся гадать, где здесь правда, где вымысел. Во второй части сказа многое было неясно, особенно в путаных речах приблудного демона. Как ни странно, именно предельная чужеродность его слов больше всего и делала сказ реальным и правдоподобным. На миг ему даже почудилось, что пребывал он среди дружинников Валиаса и ощутил свою ничтожность, боль и невыразимый ужас. Какой-то заурядный грогот, к тому же изгнанный из клана,  изложил всё очень подробно и образно. Словно это случилось только вчера…
–  Объясни-ка мне вот что, подземный житель. В самом начале нашего знакомства ты произнёс мою родословную. Как ты узнал? Я впервые на этом острове, а в своих пределах не слишком известен. Я странствующий воитель ничем и никогда не выделявшийся.
– Ты – величайший из героев своей страны. Свершивший деяния может ничего не знать об их величии из-за скромности своей, особенно после того, как славу его растащили по кусочкам другие: пустобрехи в позолоте. Из тех, кто восседает за столом с Велиардом в образе мнимых потомков Етея.
– Может, поведаешь, чем славен я на этом свете, – благодушно предложил Эрлеан.
– Откуда повелеваешь начать, высочайший? – вкрадчиво полюбопытствовал грогот. – С четырёх торговых крепостей?
Эрлеан болезненно покривился. За теми крепостными стенами остались не самые приятные воспоминания о последних скитаниях. В землях торговцев не было никогда твёрдой власти. Вспыхнул бунт такелажных работников, переросший в серьёзную угрозу для купцов богатого жемчугами и янтарём южного побережья. Бунтарские очаги разрастались, пока не слились в большую неуправляемую массу из вольных мастеровых, лесных грабителей и земледельческих рабов. Появился и предводитель, которого все называли Сасаба.
Глухим шепотком  расходились слухи о скором падении Белы и Фоды. Никто не решился бы в полный голос утверждать, что плохо организованная толпа тираборцев (примеч. автора: здесь: бунтари, живущие грабежами) приступом взяла две мощные каменные цитадели.
Однако обитателям третьей крепости – Томды пришлось своими глазами убедиться, насколько были ошибочны их представления о размерах и формах грядущей беды. Сасаба совершил   невозможное: собрал в своих рядах около семисот тысяч мятежников и сколотил из них настоящую грозную рать, которая вечером двенадцатого  дня после падения  Форты появилась в томдойских окрестностях.  
Торговый люд со своими боевыми отрядами расположились на стенах. Готовые отразить нападение, тянули наверх тяжёлые камни и бочки со смолой и воском. Каково было их изумление, когда нарядные улочки у них за спиной наводнились вопящими толпами и полыхнули терема с зелёными черепичными крышами.
Эрлеан, как и многие здесь, был ничем неприметным путником. В числе уцелевших после резни, учиненной воинством Сасабы, бежал из Томды к речному броду. Путь его лежал далеко на север, и непредвиденные события на южном побережье являлись дополнительной причиной миновать последние селения без задержек.
Карта тех земель  напоминала ломтик тонкой лепёшки с начинкой. «Нижней корочкой» тянулась горная гряда на западе, в одном из ущелий которой затаился прекрасный  и одинокий город Зохра: спасительное пристанище в середине пути, где можно  передохнуть и пополнить запасы воды.
«Верхней корочкой»   можно было назвать узкую полоску Изумрудного леса, лежащего на краю плато. За обрывом далеко на восток тянулась страна диких и страшных кочевников бестиангов. Подняться из неё на плато можно было только по Бродяжьему тракту, по которому проходил смертельно опасный, но зато самый короткий путь с юга на север.
 Роль «начинки» принадлежала Выжженной долине, покрытой жёсткой пересохшей травой.
Днём Эрлеан прятался от палящего солнца в трещинах скал, ночью гнал своего коня вдоль горной гряды. На восьмой день пути в поле зрения появилось ущелье, ведущее к воротам  Зохра.  
В городе с традиционным радушием принимали всех, кто отважился на смертельно опасное путешествие по пустынной местности. Поэтому вельможному воителю не составило труда добиться встречи с мудрейшими, любившим на вечерних сборищах послушать дорожные истории.     
Новостями с юга хозяева горного ущелья были сильно напуганы. После взятия четырёх крепостей дальнейшие ходы Сасабы казались очевидными: Зохра для тираборцев могла стать важнейшей отправной точкой для походов в трёх направлениях.
Всё, что мог сообщить Эрлеан, он это сделал жёстко, кратко и выразительно, но на привыкших к однообразной размеренной жизни горожан его витийство подействовало безотказно. Ему предложили стать боевым советником, а по сути – руководить обороной крепости на время возможного кризиса.  
В первый раз в жизни младший из рода Эрлов чувствовал себя растерянным. Оказанное жителями Зохра доверие было несоразмерным его прежним деяниям. Кроме всего прочего присутствовала необходимость предупредить северного герцога о грозящей всем прибрежным феодам и вольным поселениям опасности. Гонимые засухой в степях, с востока надвигались несметные орды бестиангов – приземистых и коренастых, угрюмых и злобных созданий, не вступающих ни в какие переговоры, пожирающих трупы поверженных воинов.
После недолгих размышлений зародилась дерзкая, почти безнадежная затея. И  Эрлеан согласился. С высоким положением  в крепости появлялись возможности для её осуществления.  
В первую голову он распорядился найти в гостевых дворах и запереть в подвалах всех пришельцев с юга. После чего велел искать потайные лазы под крепостной стеной. Таковые были найдены в пяти разных местах, что значительно упрочило  авторитет военного советника.
Подкопы завалили камнями и залили расплавленной смолой, а рубежи усилили дополнительным слоем брёвен. В северные пределы были направлены гонцы с предупреждением о грозящей беде. Жители Зохра готовились к штурму: делали стрелы, дробили камни для катапульт, поливали водой деревянные постройки.  
Мятежники появились в ущелье через две недели после того как перед усталым путником Эрлеаном распахнулись городские ворота. Штурм начался после захода солнца. В полном молчании, не зажигая факелов, воинство Сасабы тёмной волной подкатилось к крепостной стене, но по истечению непродолжительного боя отступило, унося переломанные лестницы, погибших и раненых.
Защитники Зохра отразили четыре атаки, после чего наступило продолжительное затишье. Утро открылось над зубьями вершин меж облаками, и перед наблюдателями с  башен предстала заполонившая ущелье сплошная шевелящаяся масса. Среди старожилов городской дружины прокатился встревоженный шепоток: не лучше ли сдаться на милость победителям, дабы не злить супостата.
 Эрлеану пришлось напомнить, что во время его присутствия в  Томде никакой милости не было и в помине. А так же о том, что Тираборцы не могли в столь долгую и тяжкую дорогу взять с собой стенобитные орудия, катапульты и многое другое. Вероятней всего, у них  только осадные лестницы, значительная часть которых переломана и пришла в негодность во время ночного штурма.
Ропот затих и на предложенные мятежниками переговоры военный советник осаждённого града вышел в полном одиночестве, даже не взяв с собой фамильного щита. В поле его поджидал Сасаба с двумя офицерами и шестеро слуг, держащие  трон на плечах.
На Эрлеана тучное разнаряженное чучело в пёстром кафтане с плюмажем из собачьих хвостов не произвело ни малейшего впечатления. Он сразу же обратил внимание на одного из носильщиков  –  слишком тщедушного для такой работы. Но на худом лице его угадывался недюжинный ум и живое проницательное любопытство. Они поняли друг друга с первого обмена взглядами и в дальнейшем все речи были адресованы Сасабе настоящему.  
Жителям Зохра предлагали сдаться, в случае отказа грозили длительной осадой. На что Эрлеан резонно заметил, что поселенцы начали подготовку к зиме и успели набрать изрядные запасы. Мятежное войско находилось в пути две недели и практически уничтожило добытый в четырёх крепостях провиант. Расчёт на быстрый захват не оправдался: подкопы обнаружены и засыпаны камнями, а все лазутчики посажены под замок. Кроме того, добавил норцег, при помощи одних лишь лестниц эти стены взять не удастся, а в окрестностях кроме ящериц и червяков иною добычу найти невозможно. В сущности Сасаба со своими присными и есть настоящие осаждённые, поскольку путь в любую сторону равносилен погибели.
Встречное предложение было таковым: им выделяют несколько бочек воды и вина. Ровно столько, чтобы пересечь Выжженную долину.  А так же большое количество копий и стрел для охоты. Самый короткий путь на восток: к Изумрудному лесу, богатому дикими козами, птицей и родниками. А ещё там есть Бродяжий тракт, по которому идут торговые караваны…  
Сасаба был достаточно умён, чтобы осознать, что затея с подкопами провалилась, и что вельможный парламентёр из крепости во многом прав. В напряженном  лице его угадывалось  только одно: почему противник, находящий в выигрышной ситуации, предлагает столь щедрый откуп. Впрочем, особого выбора у него не было. Приняв предложенные городом дары, тираборцы отбыли в сторону восходящего солнца.
Военного советника благодарили за избавление от большой беды все горские сословия. Он мог бы оставаться в Зохра до конца дней и даже стать хозяином этой горной обители. Но у променявшего земельный удел на лёгкие доспехи, привыкшего к походной жизни норцега, даже мысли о пребывании среди подобострастной свиты вызывали смертельную тоску и уныние.
Намереваясь продолжить путь морем, он выбрался на побережье, где столкнулся с  пиратами, обложившими данью приморские селения. Был  ранен и долго приходил в себя в рыбацкой лачуге. До тех пор, пока его не разыскал посланник Иеренсии…
Лишь теперь из уст гнома он узнал о событиях, развитие которых сам же и поспособствовал. И подивился, насколько был оторван от мира, пока ещё неокрепший после ранения бродил по вязкому песку среди ракушек.
Пользуясь простенькой картой, наспех набросанной Эрлеаном, Сасаба совершил двухдневный переход и вышел прямиком к Бродяжьему тракту.
Возможно, главарь был единственным, кто смутно чувствовал какой-то подвох. До самой темноты он с озабоченным видом прохаживался среди радостно вопящих  бунтовщиков, ломающих ветки для костра.
На вечернем совете неожиданно  высказался в пользу немедленно ухода на юг, но никакой поддержки в среде командного круга он не получил. Изумрудный лес манил прохладными тенями и после знойной пересохшей степи казался райским миражом, насыщенным родниками, ягодным кустарником и дичью.  
Бродяжий тракт, проточенный давно пересохшей рекой, лежал между двумя каменными стенами, что позволяло устраивать удобные засады – фактически господствовать над единственным подъёмом на плато.
Утром четвёртого дня в грязно-серой дымке, лежащей на дороге, появились меховые шапки и толстые короткие пики в руках приземистых угрюмого вида людей. Большая и хорошо вооруженная стража предвещала богатую добычу. Мелькнули чёрточки стрел, появились первые убитые и раненые. Так началось сражение разбойничьего войска   с десятикратно превосходившей их ордой кочевников бестиангов.
У мятежников закончились стрелы и даже камни, но орда по-прежнему текла нескончаемым потоком,  перекатываясь через завалы тел погибших соплеменников. Благодаря тому, что зажатые между скалами ордынцы не могли атаковать широким фронтом, люди Сасабы могли ещё удерживать узкую горловину дороги. Очень помогали и  длинные копья Зохра.
Но когда бестианги усилили натиск и смяли первые две линии оборонявшихся, участь бунтарского войска  была предрешена. После чего чрезвычайно выносливые и мстительные обитатели нижних равнин продолжали выискивать и истреблять разрозненные группы в юной части Изумрудного леса.
Трудно было судить, сколько своих потеряли в этой битве степняки, потому как гномы человеческого счёта не ведали. Этого и не требовалось, поскольку грогот мог рассуждать долями, и достаточно толково пояснил, что ордынцев осталось всего лишь треть от прежнего.
Очень скоро степняки вышли к меловым отрогам, где полоска леса превратилась в мелкие рощицы. Там их уже поджидало закованное в латы войско Северного герцога. Бестианги были наголову разгромлены и перестали существовать как грозная неодолимая сила.
Теперь Эрлеану стало ясно,  что подразумевал рассказчик, говоря об украденной славе: о нём никто и нигде не вспомнил. Что, впрочем, для воителя было естественным: в битвах он не участвовал и героем себя не считал. Словесники слагали баллады о других, о которых, бряцая щитами,  горланила возбуждённая младая поросль знатных родов. Воодушевление улиц передалось в дворцовые покои, где зрелые мужи вальяжно потягивали вина из высоких кубков и поговаривали о том, что племена бестиангов лишились большей части сильного мужского населения.  Не худо бы было туда наведаться, набрать рабов и наложниц, которых можно выгодно продать торговцам с юга, искоренив, заодно сей зловредный народец…
Рассказ закончился, у дальней стены воцарилось молчание. Тепло очага влекло за собой дремоту, и Эрлеан не видел причин ей противиться. Правдивые или нет, но ответы на интересующие его вопросы он получил. А обычная учтивость в общении с полуэфимерными  коротышками была не обязательной (некого благодарить и незачем извиняться). Он прикрыл грудь щитом и прислонился к гладкому камню. Кроме ночных птиц, задевавших крыльями решётку узкого оконца над головой, его никто не беспокоил.  
Ночь не принесла сюрпризов. Привычные для гномов мелкие гнусности грогот приберёг для других. А, может, став отщепенцем рода своего и вовсе про них забыл. Прежде чем покинуть это место, он даже оставил у входа некое подобие охранного знака.
Постепенно идущая на подъём едва заметная тропка превратилась в полноценную дорогу. Дикорастущий бархатистый кустарник сменился дворцовыми садами, красота которых вызывала благоговение и тихий восторг.
Над неподвижной полоской пены морской из белых анемонов склонилась женская фигурка с головы до пят обёрнутая в синюю накидку. Девушка медленно и ласково погладила бутоны, затем выпрямилась и скрылась под густой растительной аркой. Эрлеан проводил её взглядом, пытаясь по необычному одеянию  определить высоту положения при дворе. Что-то щемящее и притягательное таилось в её жестах и походке. Синяя накидка на весь оставшийся отрезок пути поселилась в его мыслях.
Велиарда он нашёл в беседке для приёма почётных гостей. Правитель острова в окружении шестерых вельмож восседал во главе стола и, подняв глаза к небу, с унылым видом барабанил пальцами по щеке. По левую руку от него, размахивая пустым кубком, держал речь высокий и плечистый молодец – очередной «прямой потомок» легендарного  героя Етея.
– …Когда чудище вознесло свою голову, чтобы шейным гребнем разрезать корабль Дантария IV пополам, Етей поразил его круглым мечом. И море за бортом окрасилось в цвет зимнего заката.
– А как должна выглядеть вечерняя заря в зимнее время? Она действительно напоминает кровь несчастного чудовища? – полюбопытствовал Велиард, обращаясь к придворным. Затем его взгляд сосредоточился на Эрлеане. – Давайте послушаем высокородного  путника с большой земли.
– Эрлеан – младший из рода Эрлов, –  гость почтительно поклонился. – Осмелюсь заметить, что Етей жил задолго по воцарения Дантария Основателя. Следовательно, не мог находиться на корабле его правнука, именованного в народе Тишайшим. Меч-колесо не брали в походы. Он неудобен при переноске и бесполезен в сражениях. Его использовали морские охотники: клали на дно ладьи. Вероятней всего, речь шла о том, как Етей в одиночку вышел на гигантскую морскую змею. Тем самым спас от голодной смерти рыбачье селение, в котором остались лишь немощные старики и дети не старше двенадцати лет.
– Мы тоже так думаем, – кивнул Велиард. И брезгливо махнул рукой в сторону «прямого потомка» – Изгоните потешника.
Из рук ошеломлённого рассказчика осторожно забрали кубок и вывели из беседки. Велиард поднялся и жестом пригласил Эрлеана следовать за собой.
– Всему виной завещание нашего родоначальника Валиаса, – пожаловался хозяин острова. Они удалились на приличное расстояние от беседки и медленно прохаживались в тени розовых деревьев. – Именно в моём поколении одна из дочерей рода нашего должна породниться с потомком достославного Етея. А как исполнить волю сию, если род его пресёкся, и никого не осталось в живых? Или у  них тоже народились дочки? Анарме родить бы уже, пока чрево её плодовито, а не слушать разорившихся лгунов с материкового юга. Скажи нам, младший из рода Эрлов, кто тебе поведал предание о гигантской змее и голодной деревне? Я многое знаю из баллад и сказов, но такого ещё не слышал.
– Пытаюсь вспомнить, владыка, – воитель напрягся. Действительно, откуда ему это известно? – В доме родителей, в моей опочивальне висел гобелен очень старой работы. Он напоминал полотно, содержание которого пересказывал тот человек в беседке. Етей на гобелене застыл в той же позе и с круглым  мечом. Только не в образе могучего витязя, а стройного грациозного юноши в простой рыбацкой рубашке. А предание мне поведал старший брат моего отца.
– Что же привело тебя к берегам Иеренсии?
– Послание, – коротко бросил Эрлеан и передал свиток хозяину.
– Написано от моего имени, но рукой младшей дочери, – заметил Велиард. Чело его омрачилось. – Принцесса Мия попала под влияние заклятий, когда ей исполнило пятнадцать лет. И надолго исчезла из нашей жизни. Когда девочка моя вернулась, она повзрослела. Мия проследовала в свои покои в странных одеждах, окутанная ароматами нечестивых благовоний. Белокурые золотистые локоны её сменили цвет на грязно-медный.  Семейную охранительницу к себе она не допустила, а срезала волосы простым садовым ножом, сожгла чужие одежды. После чего завернулась в лёгкую синюю ткань и удалилась со двора. Моя добрая и славная красавица – я сразу понял её: она боялась навлечь на нас большую беду. В тех проклятущих краях она овладела искусством исцеления и обрела второе странное имя: Елена. Какое-то время она жила своим ремеслом вдали от родного дома, а потом исчезла опять. Призрак Мия видят в разных местах, но стараются при мне не упоминать об этом, потому как знают, что такие  разговоры рвут мне сердце. Скажи-ка, Эрлеан,  при каких обстоятельствах тебе доставили свиток?
– До сих пор пребываю в недоумении, владыка, – осторожно начал Эрлеан. –  Для меня эта загадка из загадок. Я был вынужден покинуть оживлённые дороги, чтобы добраться до Северного герцогства морем. Никто ничего об этом не знал.  Судьба забросила меня на отмель, где в лачуге молодой рыбацкой семьи я оправлялся от ран. Чувствуя себя не вполне окрепшим, я вышел глотнуть солёного ветра. Мимо проскакал вещий всадник, воткнувший копьё в песок. Он гарцевал вокруг меня на серой лошади и говорил, что надо воспрянуть духом и торопиться. Ещё до первой звезды я увижу парус, под которым должен отплыть к берегам Иеренсии. После чего посланник скрылся в буковой роще, а я снял с древка этот свиток, из которого узнал, что вы, владыка, призываете меня к себе.
 Велиард долго и испытывающее всматривался в глаза Эрлеана, словно мучительно пытался что-то вспомнить.
 – Годы берут своё, а я старый и совершенно выжил из ума норцег, – проговорил он глухо. – Мия просит защиты и отдаёт себя под покровительство, вот о чём она извещает в послании нас обоих!
Эрлеан застыл на месте, поражённый.  По всей вероятности, Велиард был прав. Если Мия грозила серьёзная опасность, она из осторожности могла писать от имени отца. Но встреча с ней необходима, так как подобный призыв она должна засвидетельствовать оттиском перстня на свитке в присутствии конфидентки, которая так же наложит личную печать. Отказ от покровительства – вечный позор и презрение всего вельможного воинства на побережье. Принятие – почёт и уважение. Дева либо дама, вставшая под защиту, не налагала на себя никаких обязательств перед покровителем. Но могла милостиво позволить высечь своё имя на щите. Старейший из рода в знак признательности мог добавить символику покровителя к фамильному гербу.  
– Скажи мне, чем ты славен, добрый человек? Почему моя девочка обратилась к тебе? Ведь она берёт тебя в мир ужасных и неведомых бед, от которых долгие годы оберегала семью.
– Я ещё слишком молод, владыка, и в землях своих ничем себя не проявил. Участвовал в междоусобицах, затеваемых именитыми кланами. Последние ранения получил в стычке с пиратами, обложившими данью всеми забытое селение у моря. Оказанным вниманием взволнован и смущён. Если мне посчастливится встретить принцессу, встану меж ней и невзгодами.
Эрлеан опустился на колени и склонил голову. Он произнёс формулу присяги, и клятвы одновременно, исключающую всякие сомнения и  колебания. Наверное, потому, что видел чарующий и манящий призрак Мия над цветочными волнами.
– Я принимаю честь, дарую кров, тепло очага и нарекаю сыном правителя по исполнении возможной воли младшей доченьки! Две верхних кошки щита твоего – часть герба моего!  
Принимая обет, Велиард возложил ладони на шлем покровителя, затем поднял его с колен и крепко сжал в своих объятиях.
– Не знаю, кто ты, какими силами ниспослан ко мне. Здесь сокрыта какая-то тайна. Да хранят вас обоих добры небесные! Расскажи мне о кошках на щите.
– В незапамятные времена воитель из рода моего лишился щита и доспехов. Ночью в осеннем лесу из лунных теней выбежали четыре серые кошки. Они запрыгнули на грудь, и он ощутил безмерную нежность, любовь и заботу, исходящую от них. Желание закрыть и защитить. Звери исчезли, но Эрл продолжал их чувствовать у себя на груди. Отпрыски враждебного клана, не вступили в переговоры, а сразу набросились на него, как стая голодных волков. Но одолеть не смогли – копья и стрелы его не брали…
– С тех пор четыре серые кошки  покровительствуют роду Эрлов, – с улыбкой закончил Велиард. И потрепал Эрлеана по плечу.  –  Ты проделал нелёгкий путь. Тебя накормят обедом, потом явится старый  Мокос, и укажет твои покои…
Внутреннее убранство башен иеренсийского дворца поражало суровой скупостью. Светло-коричневые каменные стены тускло отсвечивали незатейливым декором из потемневшего металла. Опочивальню Эрлеану отвели в восточной башне, под самой верхней комнаткой, в которой когда-то дочери правителя принимали посетителей и  дворовых слуг.
Усталые мысли воителя хаотично теснились с воспоминаниями дней минувших, сопровождаемых неясным тревожным ожиданием. Он прилёг, не раздеваясь, закрыл глаза и неожиданно для себя очень быстро уснул.
Пробуждение пришло столь же внезапно. Повинуясь внутреннему зову, Эрлеан встал с ложа, надел сапоги и по спиральной лестнице поднялся в верхнее помещение башни.
Представшая пред ним картина поразила контрастами, расколовшими остатки сна и заставляющими взволнованно забиться сердце. На маленьком изящном троне он увидел деву в синей накидке. Выбившиеся из-под ткани светло-русые волосы мягкой волной ложились на лицо. Глаза цвета июльского неба ласкали, тянули в нежность озёрной прохлады, пьянили тайной и отражением горестей.
На правом широком подлокотнике сидела смуглая черноокая служанка в зеленом платье с тонкой узорчатой диадемой на голове – столь же красивая, как её госпожа. Слева, искрясь подобно снегу при луне, стоял серебристый павлин. Позади трона в стрельчатом окне багровела полоска заката. По обе сторона окна горели два тонких факела.
Эрлеан вытянул руки перед собой. На ладонях его лежал свиток. Губы, казалось, зашевелились сами собой, произнося обязательную формулу на мёртвом языке, смысла слов которого никто из ныне живущих уже не понимал. Словно во сне он услышал отзыв, служанка поднялась и вручила воителю грамоту, на которой обе девушки наложили свои печати.
– Счастлив, что отныне занимаю место между  дочерью владыки и её врагами, – проговорил воитель, не желая ни на секунду отрываться от пронзительной синевы глаз принцессы.
– Я – Мия. И мы с тобой друг другу, воитель, не чужие. В ранней юности я видела сон, в котором взошла на башню. Луна подобно яркой серьге висела на цепочке звёзд. Но внизу подо мной у этих стен стелилась осенняя непогода. В разрыве тучи я видела, как тебе на грудь вскочили четыре серые кошки, а потом всё сокрыли туманы. Ты являлся мне, и было странно видеть во снах лицо РОДНОГО НЕЗНАКОМЦА. Желаю иметь у себя кусочек плаща, что ты носишь у сердца.
Мия вздохнула и мягко коснулась пальцами руки служанки. Та бесшумно поднялась и скрылась за занавесью ложа. Вернулась она с маленьким круглым подносом, на котором стояли два бокала. Конфидентка тихо предложила испить росы с розовых лепестков и замерла в ожидании. Находясь в немалом смущении, Эрлеан кинжалом отрезал от плаща лоскуток на груди и положил на поднос.
От привкусов росы сжалось сердце. Она напиталась нежным ароматом безмятежной утренней розы, вобрала в себя бархатистое прикосновение той, что сидела на троне и горькое очарование бегства, замешенного на бездонном ужасе отрезанного от корней ростка.  Мия  прикрепила лоскуток к тонкой пурпурной ленточке, которую повесила на шею.
– Лейзара…– Тихо произнесла Мия. Девы обменялись мимолетными улыбками. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы служанка вновь приблизилась к вельможе, взяла за руку, подвела к трону и предложила присесть у подножья, прислониться к коленям принцессы. Лейзара разместилась рядом с покровителем, прижавшись к его спине.
– Принцесса и конфидентка, розовая вода… – вспомнил воитель. – «Пусть кровь обратиться розовою водицей»…
До первой крови... Девы зачаровывали раны, которые мог получить воитель в будущем. Древний и волнующий обряд, появился ещё в те времена, когда предки Дантариев, размахивая мечами, шли в атаку на склонах северных холмов, наравне со всеми. Дочерям правителей тоже было дозволено, но не при первой встрече…
– Родовая честь – шелест ветра, если завтра может не наступить, – словно откликнувшись на мысли воителя, молвила Мия. – Когда-то я была беззаботной и невесомой как бабочка, хоть и сказано было, что стану хранительницей книги «Песчаных волн». Пятнадцатилетней девочкой бежала по аллее к старшей сестрице, но увидела в нашем саду чужаков и спряталась в густой траве. Они искали меня: среди обрывков фраз я слышала своё имя. Я сразу поняла: то была злая ведьма, про которую ходили жуткие слухи. Глаза неживые и мутные как лёд в грязном источнике. Правую поврежденную руку она держала под накидкой, и это давало надежду, что и прибежище тьмы уязвимо. С ней явились двое её служителей, мрачные и страшные, как боевые рабы, но в чуждой одежде, с неизвестным оружием…
Принцесса вздрогнула и замолчала, вновь переживая тот день, когда была оторвана от родного очага и брошена в неизвестность. Глубокой синью глаз она как испуганный ребёнок доискивалась в душе: «Сможешь ли, Эрлеан? Защитишь ли ты Мия?»
Норцег не знал, что ответить бедняжке. У него есть меч. Гибкое и быстрое тело, позволявшее выходить невредимым из поединков с тучными и опытными воинами. За спиной не осталось ничего ценного: некуда возвращаться, нечем дорожить. Принцесса упомянуло сродство, которое Эрлеан тоже чувствовал, но не находил тому объяснений. Она видела во сне его родовые символы, про которые нигде не могла узнать. Появилась предназначение, ради которого он готов был пойти до конца. Эрлеан мог обещать защиту, но не спасение – любой воитель может быть повержен. Он спрятал нежные пальчики девушки в своих ладонях, взгляд её потеплел, и она продолжила свой рассказ.
Исходя из неясного чувства, Мия вдруг поняла, что Велиард и все подданные, которые в тот день находились подле него, перед неожиданной угрозой бессильны. Возможно, такие мысли появились под влиянием наглой самоуверенности, с которой чужаки вторглись в дворцовые сады. Защитить родичей она могла единственным способом: привлечь к себе внимание и бежать подальше от дворца.
К счастью, поблизости пасся конь, принадлежавший старшей сестре. Мия вскочила в седло и направила Бодрого через обширное луговое пространство. В первые минуты бегства она даже не пытала думать, где укрыться в Иеренсии. Появились и сомнения: не совершила ли она роковую ошибку? Возможно, ей следовало предупредить отца или хотя бы дворецкого? Священная книга «Песчаных волн»… не  её ли ищет колдунья?
Вдали блеснула узкая водная ленточка и только после этого Мия поняла, что держит путь к роще, имя которой Легенды Этого Мира. Вокруг, сколько хватало глаз, простиралось поле с высокой травой. По рассказам пастухов проникновение в рощу зависела от капризов тропинки. А, может, лишь  от силы воображения. Один раз тропа могла завести в ложбинку, наполненную водой, на дне которой били обжигающие холодом родники. И ничего не нашлось бы на другом берегу кроме поля. Но явившись на следующий  день, можно было пройти по сухой земле и увидеть дерева невиданной красы.
Существовала ещё одна странность, связанная с волшебной рощей: отсутствие расстояния, а так же морей и океанов. Войдя в Легенды Этого Мира в полях Иеренсии, можно было покинуть её пределы на материке. Где-то, в заповедных местах тех находился храм восьми лепестков…
Мия оторвалась от созерцания дна ложбинки, подняла глаза и увидела вдалеке трёх приближавшихся всадников. У неё больше не оставалась иного выбора: пойти на поводу у лукавой тропы либо уповать на быстроту и выносливость Бодрого. Конь храпел и мотал головой, но всё же подчинился и начал спускаться вниз. Не замочив копыта, он поднялся по пологому склону, за которым с чётко обозначенной границей росли молодые дубы.
Воистину роща обладала душой  и встретила беглянку приветливо. Среди мягких теней не били ветви по лицу, всё здесь словно было создано для удобной верховой езды. Остановившись рядом с раскидистой сосной, Мия обернулась и похолодела. Её преследователи проникли в этот радушный мир! Они передвигались по кромке леса и могли обнаружить её в любую секунду.
Словно в ответ на  её тревоги, ветви сомкнулись за спиною юной принцессы, создавая непроницаемую завесу;  поляны покрылись упругим беззвучным мхом. Но впереди прозвучали чарующие переливы, расплескавшие благозвучное эхо. Навстречу Мия на белой лошадке выехала амазонка и протрубила в серебряный рожок.  
«Виттея, старшая рода Отея» – назвалась незнакомка, убирая с лица светло-рыжие волосы – «Ты не видела моего обожаемого братца? Я знаю, что он бродит среди кустов, но никак не могу его высмотреть»
Мия назвала себя и выразила сожаление: она здесь впервые и никого не встречала.
«"Проезжая на гнедом под раскидистыми кронами, он всматривался в лесную чашу, пытаясь разглядеть в кустах карлика в зелёном камзоле. Любит этот паршивец Лоли  шутки ради пускать стрелы без наконечника…"  Это его любимая песенка, я частенько напеваю её, надеясь, что он услышит. И призываю   рожком. Но только лишь зеркала позволяют мне встретиться с ним » – печально молвила Виттея. – «Когда я заглядываю в них, вместо своего отражения, вижу его. Мы оба касаемся гладкой поверхности. Он пытается мне что-то сказать, но не может. Хочешь ли, Мия, подружиться со мной? Я так устала от одиночества»
«С превеликой радостью, Виттея. Но меня преследует ведьма с двумя приспешниками. И мне лучше всего проникнуть в храм Восьми Лепестков до захода солнца »
«Тогда поспеши, дочь правителя! Я задержу их!»
«Давай лучше скроемся вместе, не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня»
«Храм найдёшь по правую руку от себя, за дубравой.  Я уже давно разучилась умирать, не тревожься за меня »
Амазонка пришпорила лошадку и умчалась к лесной кромке, а Мия поворотила коня на правую тропинку.
Храм имел вид вросшего в землю серого купола, от которого расползалась тяжёлая дымка. На подходе к нему Бодрый опять заупрямился – норовил удалиться вбок, тревожно и беспокойно топтался на месте. Пришлось оставить его на краю дубравы и последнюю сотню шагов добираться пешком.
В храме повисло беззвучие и полумрак, местами перебиваемый дневным светом  из щелей под потолком. На полу, рисуя очертания лепестков, мчалась в своём бесконечном движении яркая малиновая вспышка.
От разгорающегося цветка исходило холодное равнодушие вечности, от которого хотелось бежать без оглядки. Снаружи вместе с лесными запахами проникало ощущение нарастающей угрозы. Юная дева застыла на месте, вздрагивая как в ознобе – без помощи, без защиты.  Неизвестно, сколько времени Виттея сможет водить преследователей за стуком копыт. Ведьма вернётся и пойдёт по верному следу. Наверное, она чувствовала  её присутствие либо тянулась вслед за священной книгой. Мия закрыла глаза и ступила на один из лепестков, после чего упала без чувств.  
Что с ней было потом, помнит довольно смутно. Странные дома. Иные люди. Она жила среди них, следуя размеренным ритмам бездушных, лишённых какой-либо росписи стен.  Постигала ремёсла.  Возвращения в родные пределы были столь же внезапными, как и бегство из них. Виды и ароматы Иеренсии вызывали острую щемящую тоску. Присутствовало подозрение, что разрывы в том, ином мире воспринимались столь же болезненно…
«Я уже рядом, Мия, грею сердцем грамоту с твоей печатью. Твои руки… Я  встречусь с твоими страхами. Когда падут её двое сопроводителей в чёрных камзолах, ведьма мне покорится. Сложит нечистые свои талисманы к моим ногам, и я рассеку их мечом. Освобожу и тебя и её»…
Эрлеан сжал свиток и, оторвавшись от подушек, глянул в оконце. Где-то с другой стороны башни светило яркое утреннее солнце. Грамота осталась  – он держал её в руке. Под ним лежала священная книга. Воитель спал на ней, прикрывая своим телом расписанные узорами и словами мёртвого языка страницы…
Мия! Что происходило этой ночью на самом деле? С того момента, когда уста его произнесли слова присяги, он должен находиться рядом с опекаемой! Воитель скатился с ложа и бросился собирать доспехи.
 Вспомнилось, что на широком поясе Лейзары виднелась рукоять меча, на которой дрожали блики пламени факела. Сложно было представить, откуда появилась знатная южанка в ближайшем окружении принцессы.  Судя по ладным и упругим движениям, девушка мечом владела в совершенстве. Дочери северных владык  славились меткой стрельбой из лука. Наверняка, и Мия владела этим искусством. Но это не повод оставлять их одних! Вероятней всего,  девы подмешали в питьё сонное зелье и увели его в покои, чтобы дать покровителю крепкий отдых.
Эрлеан почти не сомневался, что никого не найдёт в месте ночного посвящения. Но когда он ворвался в верхнюю комнату, трон пустым не был. Сначала последовал едва ощутимый толчок в грудь, будто воздух превратился в упругую субстанцию, сопротивляющуюся стороннему вторжению. У стены шевельнулось что-то прозрачное, с сизыми отсветами на складках. Постепенно глаза привыкли к полумраку, и на троне обозначился  призрак Свидетеля Судеб.
Существо это могло появиться  в домах, которые посетило несчастье: более всего гибель либо пропажа близкого родича. Если хозяева  не успевали либо забывали оградить свою  обитель оберегами, Свидетели Судеб занимали покои пропавшего.  Избавление от них считалось делом безнадёжным. Они могли ограничиться захваченными территориями либо по неведомой прихоти расширять свои владения. За неимением лучшего, люди сжигали дома и покидали осквернённые место. Если объявлялся пропавший родич, он становился рабом чудовища до конца дней своих.
Куда исчезла принцесса, неизвестно. Мия могла находиться поблизости. Так или иначе, она подвергалась смертельной опасности. Сложившаяся ситуация ставила Эрлеана  перед тяжёлым и запутанным выбором: дожидаться подопечную здесь, чтобы предупредить или искать её в неизвестном направлении.
 Существовало ещё одна странность: Свидетель явился не к месту и не ко времени. Младшую дочь правителя следовало считать пропавшей десять лет назад. После этого она несколько раз возвращалась в свои владения. Вместо того чтобы захватить её покои в центральном дворце, зловещий призрак явился в башню, которая для сестёр считалась общей. Повелевать Свидетелями невозможно, это знал каждый. Его могли обмануть, перенаправить, сбить с пути. Но даже для такого действия необходимо обладать немыслимым могуществом. Видеть во времени…   
– Пребываешь в затруднении, воитель? – голос прозвучал глухо, словно из колодца. – Но ты можешь в рабство предложить себя вместо принцессы. Я дарую такую привилегию сейчас.  Могу даже отпустить тебя, пока ты не переступил порог моей обители.
– Сегодня с утра светит солнышко, и день обещает быть добрым. По странному совпадению я тоже преисполнен благодушием, –  учтиво заметил Эрлеан. – И могу отпустить тебя прямо сейчас. Пока не ступил за порог гостевой комнаты.
– Ты не слишком умён, воитель. Потому как не ведаешь, что мы были верными помощниками тех, кто говорил на мёртвом языке, задолго до появления вас, людишек. Мы пережили их. Останемся и после вашего ухода.
– Рабами – не помощниками, –  фыркнул  Эрлеан. – Свободный по происхождению никого не забирает в рабство. А мерки свои для глупости можешь оставить при себе. В противном случае, ты бы не влез в угловую башню, в которой никто никогда не жил. И уж, коли знался с мёртвым языком, то подвластен слову.
Воитель сосредоточился на полупрозрачной фигуре у стены и провозгласил девиз, выбитый на щите. Огненный кнут рассёк воздух во всех направлениях, и нечто упругое, витавшее в нём, рассыпалось в прах, улеглось грязными хлопьями.
На мгновение высветился жезл у Свидетеля, вокруг него блеснуло зарево, и у норцега  отнялась левая рука. Стараясь уберечь от невидимых волн правую половину тела, младший из рода Эрлов отступил на шаг. Не было возможности  дотянуться до меча, без риска прикоснуться колдовской расползавшейся ауры.
Эрлеан резко развернулся и бросил щит перед собой. Удар пришёлся чуть ниже головки жезла, которая врезалась в лицо сидящего на троне. Чудище взревело и выявилось из пустоты в виде полностью закрытой чёрными латами высокой фигуры. Из-под лицевой пластины торчали три верхних зуба, «доспехи» лоснились, будто облитые маслом. Свидетель поднялся с трона и вынул из ножен массивный палаш.
– Вот это славно. Порадовал ты меня напоследок, – пробормотал Эрлеан. Он чувствовал, как немеет правая рука, и понимал, что меч удержать уже не сможет. Воитель бросился навстречу врагу, метнулся в сторону, подпрыгнув, оттолкнулся ногой от стены и ударил Свидетеля локтём, сбив его с ног. Просунув ногу ему под голову, Эрлеан коленным изгибом пережал вражью шею.
Ему стоило огромного труда удерживать равновесие, сидя на массивном выгибавшемся теле. Свидетель скрежетал выпирающимися зубами и размахивал конечностями, как гигантское перевернутое насекомое.
– Хотелось бы расспросить тебя кое о чём. Желал бы я знать, по какому навету ты явился сюда. Да как-нибудь обойдусь.
Эрлеан резко запрокинулся в сторону окна, ломая шейные позвонки. Раздался треск, словно от поваленного бурей сухого дерева. Чудище пробороздило пальцами по полу, оставляя глубокие царапины. И замерло в тусклой полоске оконного света.
Встав на колени, воитель отполз от бездыханного тела и прислонился к стене у входа. Рук он по-прежнему не чувствовал. Мелькнула отчаянная мысль, что он их потерял окончательно.  
На лестнице послышались шаги и несколько отрывистых фраз. Сильные руки подхватили Эрлеана и подняли с пола. Велиард  окинул взглядом воителя и, не обнаружив на нём ранений, быстро повернулся к трону. Следом за ним в зале появились придворные. На несколько мгновений воцарилось молчание.
Вельможи окружили Эрлеана и в знак признания доблести и восхищения прислонили рукояти мечей к его груди.
– Ортен, вели прислать людей со смоляными ветками. Проведите очищение огнём.
Один из вельмож отправился выполнять распоряжение, остальные шестеро отнесли Эрлеана в его комнаты. Двое из них  встали у изголовья по обе стороны ложа.  Появился лекарь – коренастый мужчина средних лет в алом фартуке. Выслушав Эрлеана, он сосредоточенно  покивал головой и удалился. Очень скоро вернулся с мазями, от резкого запаха которых слезились глаза.
Во время длительных растираний Эрлеан краем глаза уловил движение – вздрогнул и шевельнулся безымянный палец на левой руке.  По плечам распространилось болезненное покалывание, ладони наполнились огнём.  Лекарь наклонил голову, пряча довольную улыбку в рыжей бороде.
– Благодарствую, мудрейший, – воитель присел. – Воистину в твоих умелых пальцах таится волшебство.
– Всё мои навыки и знания, мой господин, я перенял у целительницы Елены, и не заслуживаю столь сильной похвалы. – Лекарь почтительно поклонился и покинул опочивальню.
Эрлеану хотелось побыть одному и осмыслить все, что он увидел и услышал, ступив на берег благословенной Иеренсии. Но ему оказали высшую почесть, которую следовало  принять – двое вельмож-добровольцев остались оберегать его покой.
Долго гостеприимством Велиарда пользоваться было невозможно. Отчасти, по тем же причинам, что и Мия, Эрлеан стремился как можно быстрее покинуть дворцовые сады: у него под плащом лежала священная книга. Прощальная беседа с владыкой состоялась на границе цветочных владений, обозначенной линией фиалок. Воителю собрали припасы в дорогу и по его просьбе привели коня, на котором Мия уходила от преследования. Бодрый каким-то непостижимым образом нашёл обратную дорогу и сам вернулся в конюшню старшей принцессы.
– В голове не укладывается, –  в который раз произнёс Велиард. – Ты убил Свидетеля Судеб! Такое случалось когда-либо? Я родился на острове и редко покидал его пределы.
– Нечто подобное мне приходилось слышать про Етея, владыка. Ему удалось изгнать призрака из дома Гаттернов, с которыми у него существовала давняя кровная вражда. После чего оба клана примерились. От Гаттернов, как известно, отошла родовая ветка Дантариев.
– Изгнать, но не убить! Верно? Но ведь Мия… – глаза Велиарда расширились. – Если Свидетель появился в башне, то что это может означать?! Погибла моя девочка или исчезла навсегда?!
– Нет. Принцесса никогда не жила в этой башне. Насколько я понимаю, ваши дочери там  принимали  гостей. Кроме того, Свидетель опоздал на десять лет. Произошло нечто невероятное: чудовище сбили с пути и направили в это место, – уверенно заявил Эрлеан. –  Вероятней всего, это даже не ваш Свидетель – он попал не в тот дом.
Велиард побледнел.
– Что за новые напасти  готовы рухнуть на наши головы? Если бы ты сейчас отказался от защиты, я бы не посмел тебя осуждать. Какую из дорог  изберёшь, воитель?
– Ту, по которой бежала Мия, – Эрлеан вскочил в седло. – Поэтому я и просил привести мне Бодрого. Этот конь сумел найти дорогу домой, а, значит, отыщет волшебную рощу.  Мир вашим садам и стенам! Прощайте, владыка!
Велиард постоял, прислушиваясь к стуку копыт, и побрёл к фонтану с жемчужными нитями.
– Гобелен, полотна… – бормотал он себе под нос. – У всех без исключения имеются картины, где витязь спасает корабль от чудовища. А гобелен может быть лишь один. Родовой, где он с круглым мечом вышел на морского змея… Старинная работа… Единственная… И не похожая  на вымысел, как другие. С детства висела над ложем младшего из Эрлов…
Владыка резко обернулся туда, где за высокими травами скрылся Эрлеан. С лугов прилетел буйный ветер, растрепавший его седую шевелюру.
– Добры небесные! – воскликнул Велиард, потрясённый догадкой. – Благословите пути славного потомка Етея!..
 Лёгкой рысью Бодрый  преодолел подъём и, ударив копытом, вскинул голову, как бы возвещая  с лошадиным самодовольством: я нашёл Легенды Этого Мира! По другую сторону рва ясный день обернулся мелким моросящим дождём. Купаясь в небесных каплях , дубрава радостно шелестела широкими листьями…
И потерялось в чащобе лесной ощущение времени. День сменялся ночью, дождевые капли замирали в вышине, рассыпаясь в звёздные поля. Пользуясь предоставленной свободой, Бодрый мчался под мокрыми кронами. Переходил на шаг и замирал, засыпая вместе с седоком.
Всякое пришлось повидать им в пути. Изогнутая как плошка степь, через которую конь промчался галопом, да так, что ветер свистел в ушах, подавляла сумасшедшими чудесами. По небосводу хороводом катилось множество лун, а следом за ними все стороны горизонта разгорелись зорями:  нежно-розовый восход сомкнулся с кровавым закатом в причудливый исполинский обруч.
Вновь возвратилась ночь, над которой   переливалось полярное сияние. Коснувшись вельможных плеч, оно повисло на нём разноцветной прозрачной тканью. Усталость исчезла без следа.  Воитель почувствовал себя обновлённым.
Эрлеан набросил чудное покрывало на конскую шею и Бодрый ворвался в малую рощицу, напоённую благоговейной тишиной. Солнце лежало за ветвями и алмазными острыми лучами резало утренний туман.
Здесь ничего не хотелось нарушать. Неведомые дерева, словно сошедшие с эпических  полотен, застыли как витязи над колыбелью новорожденного правителя. Роща замерла в ауре нежной доброты и торжественной печали.
Все просветы, которые можно было назвать тропинками, вели в какое-то единое центральное место.  Казалось, что Бодрый проникся этой тишиной и осторожно, почти крадучись ступал по старым истлевшим листьям.
В конце просвета виднелась поляна, выход к которой преградил сурового вида гнедой. Это было настоящий боевой конь, из тех, про которых в старину говорили: «он и воитель – единое целое». Из притороченного к седлу кожаного чехла виднелись древко копья и обойма с дротиками.  
 Кони обменялись короткими взглядами, после чего гнедой поднял голову и взглянул Эрлеану в глаза. Ноздри его затрепетали, и страж поляны, уступая дорогу, попятился.
Посреди изумрудного травяного ковра, прислонившись к стволу старого вяза, сидел человеческий скелет, припорошенный ржавчиной на груди. Рука лежала на том, что когда-то было мечом.
«Кто ты есть на небе и на земле?» – воитель спешился и склонился над останками. – «Кому  уготовил ты последний отдых в заповедных местах? ».
Не было никакой необходимости изучать снаряжение. Видно и без того, что сбруя и оружие принадлежат к романтичной «бездворцовой эпохе», сказы о которой передавались от отца к сыну с особым благоговением. О ней же свидетельствовали ножные и ручные браслеты из дивного сплава цвета чистого родника с лёгким голубоватым оттенком.  Примечательным было и то, что царящая вокруг атмосфера полностью соответствовала именно сказочным представлениям о тех временах.  
Повинуясь неясному порыву, Эрлеан развернул   покрывало и набросил его на усопшего. Едва ли он ожидал какого-нибудь чуда – всего лишь полагал, что у каждой вещи, явленной среди необычного, имеется  предназначение. Следовало оказать хоть какие-то почести древнему норцегу, не нарушая его покой.
Прозрачная ткань заиграла красками и рассыпалась на крохотные огоньки. Ржавые пятна разрослись и преобразились в новенькие доспехи. В траве блеснуло лезвие меча. Эрлеан застыл, затаив  дыхание. Казалось естественным и справедливым, если бы возникла живая плоть, и когда-то почивший собрат поднялся, потирая глаза.  Но диво не завершить обратный ход. Остановилось.
Меч! Каждый клинок носил своё имя. Это единственное, что осталось. Дело чести донести его до остальных. Если по нему не удастся установить имя героя, на пергамент лягут следующие слова: «несущий меч, наречённый … был найден в травах у старого древа…».
Эрлеан опустился на колени и склонился над лезвием у рукояти. С трудом разбирая витиеватые буквы, прочёл: «Эрслаол Ет». Воитель встал и отступил назад. Он пятился до тех пор, пока не почувствовал тёплое прикосновение Бодрого.
– Силы небесные! – прошептал Эрлеан, боясь разбудить заповедное эхо. – Меч Етея! Это не вымысел, он существовал на самом деле! И ткань сияния его не оживила, от того, что это было так давно? А может быть, у каждого своё время? Легендам не следует возвращаться в мир?..
…Он не заметил сам, как очутился под сенью дубов, похожих на те, что видел в самом начале. Ошеломляющее видение не шло из головы. Каковы причины гибели теперь уже не мифического героя?
«Едва ли он умер от старости»… – Эрлеан усмехнулся.  Можно предположить, что с рокового момента всё осталось в прежнем виде. Похоже, что так оно и есть. Кости целы, никаких повреждений не видно. Сражённый в бою не пал бы подобным образом: поза усталого путника, который присел у дерева отдохнуть. Его сморило. Оружие держал под рукой, а, значит, имелись какие-то опасения.
Что-то его разбудило, и он взялся за меч. Но был сражён, убит издалека, поскольку гнедой никого к спящему витязю  не подпустил бы. Стрелой, копьём? Не похоже. Ни от того, ни от другого не осталось и следа. Умер слишком быстро, без конвульсий. Неведомый убийца был уверен в своём оружии – оставил в живых боевого коня. Не приближался, чтобы осмотреть и добить свою жертву, а просто развернулся и ушёл.
Размышления были прерваны незатейливым трезвучием – трубил серебряный рожок. «"Проезжая на гнедом под  раскидистыми кронами, он всматривался в лесную чашу, пытаясь разглядеть к кустах карлика в зелёном камзоле. Любит этот паршивец Лоли  шутки ради пускать стрелы без наконечника…"» – пропел звонкий девичий голосок. Мгновения спустя из зарослей выехала рыжеволосая амазонка на белой лошадке.
– Эрлеан, младший из рода Эрлов. – Воитель натянул поводья. – А ты, должно быть Виттея?
– Приветствую тебя, воитель, – ничуть не удивляясь, ответствовала амазонка. – Если ты слышал обо мне, то знаешь, что ищу я младшего братика. Не встречался ли он тебе на пути?
– Если бы я знал, кто твой братик, то непременно помог бы мальчишке выбраться из леса.
– О, я ведь и впрямь его тебе не называла. – Виттея одарила путника чарующей улыбкой. – Самозабвенного шалуна моего зовут Етей.
Эрлеан призадумался. Он видел рощу, пронизанную тихим, вязнущим в тумане утром. Всё здесь держалось на незыблемой безмятежности, к которой следовало относиться очень бережно. Конь веками охранял покой своего хозяина, которого с древних времён искала любящая сестра.
«Что произойдёт, если я укажу ей путь, и она познает горькую правду?» – Эрлеан с тревогой всматривался в милое личико. – «Она исчезнет? Гнедой костьми ляжет рядом с хозяином »…
– Чем опечален, мой славный воитель?
– Скажи мне Виттея, жизнь твоя, она наполнена смыслом? Какие чувства тебя одолевают?
– Надежда. Она греет сердце. Мне бывает радостно, а порою грустно. Я вижу Етея в зеркале вместо себя. Позади него воинство мчится на сечу, и он что-то пытается мне сказать. А сегодня я впервые услышала его слова. Я рада, что ты рядом со мной Эрлеан. Вижу тебя впервые, но лицо твоё мне кажется знакомым и родным. Глазами ты напоминаешь прадеда.
– Не видел я братца твоего, Виттея. Встреча с тобой осветила мой путь. Буду счастлив, если согласишься меня сопровождать.  
«Живи вечно и труби в свой рожок. И пусть тебя не покидает надежда в Легендах Этого Мира. От чего же, старый конь не стал чинить мне препятствий? Он уступил мне тропинку»…
 – За долгое время Етей произнёс первые слова?
 – Сказано было: «Ведьма пошатнула гармонию мира за пределами рощи. Необходимо закрыть брешь во времени, которую она проделала в одном из лепестков. Не будет покоя, пока не перестанет литься лава из пасти каменного волка, которому поклоняются бестианги». Зеркало затуманилось и всё пропало.
– Если он поведал это сейчас, то нам лучше поторопиться.
– Ты понимаешь, что означают его слова?
– Начинаю догадываться. Часть истории я услышал от Мия.
– Мия! – Виттея поворотила лошадку, чтобы видеть лицо Эрлеана. –  Где же сейчас юная напуганная пташка? Милые глазки её были наполнены ужасом, и мне захотелось оставить девочку у себя.
– Она заплутала между мирами. Мия призвала меня и вручила грамоту. От того, что сообщил Етей, зависит и её благополучие. Он сказал, что надо успокоить каменного волка, но не поведал, как это сделать. Я должен проникнуть в храм.
«Что за воинство мчалось за спиной Етея? На какую сечу? Герою приписывают разные победы над духами земли, воды и даже огня. Над злыми карликами-людоедами, выпущенными из пещер вместе с горящими камнями неизвестным колдуном. А если поразмыслить, то можно найти какую-то толику истины и здесь. Повсюду чувствуется какое-то вмешательство. Колдун из сказов и нынешняя ведьма – это одно и то же? Суть от этого не меняется. По большому счёту, мы ей не нужны. Наша страна была промежуточной – она просто лежала у неё на пути. В святилище, где погибли остатки дружины Валиаса, она бросила какие-то связующие нити, проходящие через три разные эпохи. И всё перемешалось: настоящее, прошлое и будущее. Появилась пробоина, через которую в наш мир проникли коротышки-людоеды. По случайному совпадению проход для них открылся в пещере вулкана, напоминающей волчью пасть. Какая-то часть пришлых инородцев ушла под землю, где постепенно выродилась в гномов-падальщиков и прочих  дефуссеков. Етей остановил первый исход бестиангов из восточных земель, вот что он сделал на самом деле! После чего он долго скитался в поисках истины. Вероятно, прознав, откуда на его народ свалились все эти беды, направлялся к истокам оных, и был убит под вязом  ведьмой»…
Лишь сейчас Эрлеан заметил смену красок. Пасмурный день дубравы оборвался. Потянулись ленточки вереска, уводящие сумеречный сосновый бор.
– Храм никогда не остаётся на месте, воитель. Он появляется в разных местах. Сможет помочь властитель слова, живущий на земляничном холме.
Виттея высоко подняла лук, инкрустированный тончайшей резьбой, и выпустила пять стрел в разных направлениях. Одна из стрел не умчалась в густые заросли, а повисла в воздухе и медленно повернулась на четверть оборота влево.
– К сказителю  нет прямой дороги, – пояснила амазонка. –  Чтобы найти Ничейный сад, я загадала на стрелу.
Они углубились в неприглядную лесную чащу, где можно было передвигаться   только на ощупь, либо полагаясь на конское чутьё.
Ничейный сад являл собой удивительный приземистый круглый  мирок, стиснутый со всех сторон замшелыми колоннами вековых исполинов.  Тусклые лучи лунного света обрывались на границе сада и чем-то напоминали замерший светящийся ураган. Изогнутые ветви с густым багрянцем и позолотой замерли отображением сдержанной грусти. Посреди сада на постаменте тускло поблёскивала статуя юноши, держащего свиток в вытянутой руке.
 – Здесь мы расстанемся. Возьми в руку грамоту Мия и встань как статуя, лицом к свету.
– Встречу ли я тебя ещё когда-нибудь, милая Виттея? – воитель достал пергамент принцессы.
Амазонка срезала свой волос и, накрутив его на древко стрелы, передала попутчику.
– Воитель, я – рыжая. Лучик, что запутался в локонах, поведёт по моей дорожке. Не выпускай поводьев из рук. Прощай!
Эрлеан спешился. Подражаю статуе, вытянул руку перед собой. Лунный свет ожил и вырвался из ветвей. Ветер встряхнул кусты. Скрипнула дверь не слишком гостеприимного с виду дома. В холле пустота – одни стены. Обитаемой в этом высоком жилище оказалась маленькая комнатка наверху, в которую упиралась длинная  широкая  лестница.  
Плотно закутанный в одеяло, сказитель  сидел в полумраке за столом. Рядом со свежей рукописью чадил толстый свечной огарок.   
 – Эрлеан. Младший из рода Эрлов. – Воитель огляделся по сторонам и присел на приземистую скамью у стены.
– А я нечто, обитающее на верхушке земляничного холма, – глухим полушепотом отозвался сидящий за столом. Приветствовать гостя из вельможного сословия он даже не пытался – только поёжился и плотнее закутался в одеяло. Похоже, ему было всё равно, прогневит ли он знатного собеседника. – Хоть и зовут меня сказителем, но я не более, чем жалкое подобие тлеющей свечи.
– Признаться, ты возбудил моё любопытство. Но  не пойму я, как тот, что живёт во мраке, может пролить какой-либо свет, – сухо заметил Эрлеан.
– Мне всегда холодно и страшно, воитель. Много лет назад погасла звезда, смотревшая в это оконце. Её предсмертная агония коснулась моей обители. После этого не загорается, а лишь чадит моя свеча. Пишу при свете дыма от неё. Очаг распространял ужасающий холод, и я больше не развожу в нём огня. Незваными, явились знания, которых не пожелал бы и стамаху.  Я видел сестёр небесных – могучих и прекрасных как самые первые богини. Когда умерла звезда, чёрным и мёртвым светом она обезобразила тело одной из сестёр. Отравила её душу. Так объявилась ведьма…
– Погоди-ка, премудрый словесник. Мне бы хотелось узнать подробности. На кого теперь похожа чёрная душа? Когда она здесь появилась и зачем?
– Про облик её не спрашивай.  Язык немеет, воитель, и волосы становятся чужими. Она предстала в ужасающем безличии, сквозь которое проглядывали сотни мерзких лиц. Одержимая жаждой власти, она избрала средство – обольщение. Но вынужденная скрываться ото всех, копила в себе злые и затхлые мечты свои. Сёстры небесные рыщут по заоблачным россыпям. Но она обманула их…
Поэт умолк и повернулся к окну, наполненному синевой лунной ночи. Белесый дымок плыл над столом вервием неровным, рассеиваясь под досками потолка.
– Многие служители строк перебывали в этом доме до меня, – вновь услышал Эрлеан   сказителя. – Я знаю их голоса, поющие про деяния времен радостных и величавых. Эти песни улетали в мир путями, которыми до земляничного холма не добраться. Их имён не узнает никто, потому как  их слова уже принадлежат простому народу.  
– Жертвы, принесённые творцами дома сего, столь же благородны, как и тех, кто бился за кров свой в северных лесах. Впоследствии их оценят по заслугам, –  норцег извлёк из-под плаща священную книгу и положил на стол. – Если ты не сможешь прочесть и понять, то кто тогда сможет?
Эрлеан поведал свою историю. Сумрачный хозяин дома склонился над страницами.
–  Разновидность мёртвого языка, – пробормотал он. – Более лаконичная… Такие символы блистали на одеждах небесных сестёр. Мнится мне, что священной книгой «Песчаных волн» именована она первыми просвещёнными жрецами. Исконное название таится на первом листе. Я могу прочесть, но смысл в них далёк и беспристрастен –  подобно камню под ледниками равен самой Вечности. «Распределение множества вероятных исходов».
– Но что же тогда? Ведьме не нужна эта книга? Уж если она происходит от небесных сестёр, то знакома с её содержимым?
– Ты прав, воитель. Но знания, что содержатся в ней, могут представлять угрозу для неё. И больше походит на то, что её интересует хранительница. Возможно, принцесса Мия это поняла и ведьму увела за собой, чтобы дать время своему покровителю. Тебе нужен Восьмилепесковый храм и волчья скала. Давай заглянем в письмена орнамента.   
Поэт коснулся ладонью листа, но тут же отдёрнул руку.
– Азбука небес обладает великой силой. Её можно прочесть, увидеть иные времена. Но пройти сквозь неё, дано не каждому. Ищет ли она достойных либо пропускает тех, у кого на роду написаны тайные знаки. По левую руку от тебя стоит в углу старая деревяшка. Я назвал её посохом лилипута. Это самая бесполезная вещь. Он был здесь до меня. Но все предметы здесь пропитаны извечным соком вдохновения и я не вправе что-либо переставлять. Пока не придёт их черёд: выйти из небытия и вписаться штрихом в историю мира. Теперь я понимаю, что это жезл предназначения, потому как вырезан на нём цветок храма. Возьми его, воитель, и познай все смыслы славной ветви орнамента, начертанной зелёными линиями.  
Эрлеан дотянулся до посоха и повернул книгу к себе. Сможет ли он читать в темноте и не лишился ли разума его собеседник? Но он увидел. Отсветы дыма, медленно извиваясь, плыли по страницам. Линии лепестков на жезле сверкали словно молнии.
– Я вижу, властитель слова: мне нужно вонзить этот жезл, содержащий знак гармонии, в затылок каменного волка. Тогда прервётся  нечестива связь, страна вернётся к привычному своему движению.
Никто не ответил, потому что отвечать было некому: Эрлеана затягивало в орнамент. Не желая лишиться коня, он мысленно тронул поводья. Бодрый вскинул голову и тряхнул густой своей гривой…
Он мчались по степи, которая чумными клочьями перемежалась с островками пустынь. Пережжённая   солнцем земля изобиловала трещина. Воздух вздрагивал от боя невидимых барабанов. Ночные небеса были покрыты тучами, но узкий шлейф светлой облачности подобно дыму от тлеющей свечи тускло озаряла  мертвый ландшафт с редкими приземистыми скалами.
Проехав через извилистое ущелье, воитель придержал коня у выхода из него. Внизу открылось обширное пространство, окружённое мелкими группами гор. По проточенному за долгое время руслу непрерывным потоком текла красная лава, берущая начало в скале, которая действительно напоминала открытую хищную пасть.
Вдоль берега горящей реки в боевых порядках стояли орды кочевников. Судя по одеждам, среди них находились подростки и женщины. Все были вооружены и чего-то ждали. Непрерывно били барабаны.
Горы содрогнулись, «волчья пасть» изрыгнула раскалённые камни. Словно сгущаясь  из горячего воздуха, стали появляться человекоподобные существа, которые узкой стремительно несущейся толпой врезались в боевые порядки бестиангов.
Камни, падая в лаву, выбрасывали волны на берега, наполняя их светящимися лужами, среди которых с невиданной свирепостью разгорелась битва. Степняки закрыли прорыв и, сбившись в плотные шеренги, теснили чужаков, намереваясь сбросить их расплавленную породу.  Они явно следовали отработанной  тактике. В конечном итоге им это удалось.
После непродолжительного затишья пещера выплюнула новую порцию камней, вместе с которой на бестиангов обрушилась очередная толпа врагов. Эрлеан находился достаточно близко, чтобы ясно видеть происходящее. Бросалось в глаза сходство нападавших и отражавших нападение. Можно было предположить, что бестианги бились с существами, которые являлись их прародителями, пытаясь сберечь устоявший порядок, свой быт и уклад.
Сколько продолжались эти выбросы и как часто они происходили? Так или иначе, степняки, пусть даже поневоле, встали заслоном в главной пробоине этого мира. Но события, произошедшие вокруг Бродяжьего тракта, могли очень сильно всё изменить. Бестиангов разгромили вблизи Изумрудного леса. Они потеряли значительную часть мужского населения, и теперь им грозило уничтожение.
Возможно, к вторжениям на побережье их вынудила не засуха или поредевшие стада песчаных зубров. Они хотели избавиться от изнурительных «потусторонних» набегов и поэтому стремились прорваться в западные леса. Волчья пещера им представлялась божеством, которое необходимо ублажать, бросая соплеменников в лаву, дабы избежать более страшных потерь.
Вельможный воитель, продолжая скрываться за каменным уступом, пребывал в мучительных размышлениях. Невозможно было пробраться к месту незамеченным. Любая  попытка выглядела явным самоубийством, а ждать, когда закончится бдение орды у вулкана и вовсе бессмысленно.  Неизвестно, когда волчья пасть умерит свою активность и бестианги  уйдут, оставив своих жрецов. Кроме того, если его миссия потерпит неудачу, желательно предостеречь властителей побережья от  истребления здешних племён.  
Эрлеан напряжённо всматривался в неровности скал, пока не заметил то, что можно было назвать узкой горной дорогой, проходящей на небольшой высоте от «волчьей головы». Большую часть пути, оставаясь незамеченным, можно проделать с другой стороны гор. Затаиться у подножья вулкана, дождаться очередной атаки чужаков и воспользоваться тем, что бестианги будут вовлечены в сражение.  
Чтобы издавать меньше шума, воитель обмотал копыта Бодрого кусками одеяла. Сколь времени ушло на скрытые пути – неизвестно. Пришлось объезжать протяжённое плоскогорье и группу длинных земляных провалов.
Он остановился на границе тусклых пурпурных отсветов. Непрерывно били барабаны, которыми хозяева здешних долин пытались отогнать порождённых скалами духов. Задрожала земля, послышался треск ломающейся породы и всплески. Барабанный бой сменился боевым кличем бестиангов и топотом новоявленного чужеродного  воинства.
Эрлеан погнал  коня рядом с каменной стеной, считая глубокие трещины, которые приметил издалека. Главными его союзниками в эти смертоносные минуты были стремительность и внезапность. К величайшему сожалению оба воинства смешались в единую чёрно-оранжевую массу, заполонившую всё свободное пространство.    
Придворный конь – не боевой, наподобие гнедого, охранявшего останки древнего витязя. Можно ли на него рассчитывать в подобной сутолоке, чтобы он не боялся ступать по живым телам и совершал определённые движения? Эрлеан поводьями и пятками дал команду: крупными скачками. Бодрый, набравший приличный разгон, оттолкнулся от земли и словно бы замер в грациозном прыжке над схваткой.
Они мчались по пологой дуге и не видевшие их за поворотом степняки не успевали подготовиться к неожиданному нападению. Конь и всадник  взлетали над землёй, порождая суеверный ужас. Опускаясь, Бодрый своим массивным крупом отшвыривал в сторону дерущихся у каменной стены. Меч Эрлеана отбивал направленные на них копья, разрубая меховые шапки бестиангов и узловатые плечевые мышцы чужаков.
Миновав шестую, последнюю трещину, воитель резко дёрнул за поводья и конь, повернув налево, начал подъём по узкой тропе. Меч здесь был бесполезен. Воитель перебросил в правую руку щит начал вращать им, стараясь уберечь себя и коня от стрел.
Краем глаза он заметил, как от толпы у берега огненной реки отделилось фигуры, обвешенные шкурами, раскрашенными в бурые полосы. За ними потянулись охранявшие их воины. Это были жрецы бестиангов. Процессия двинулась к «волчьей пасти», вероятно,  намереваясь предотвратить надругательство над божеством.
Ленточка дороги оборвалась. Под ними торчали острые каменные « волчьи уши», под которыми колыхалась живая масса, ограниченная багровым потоком. Расстояние до волчьего затылка издалека казалась незначительной. Здесь, среди редких горных кустиком от вида полированных камней затылка замирало сердце. Эрлеан осторожно спустился с седла и прижался к конской шее.
– Было бы несправедливо, душа моя, если бы ты принял удар на себя, – приговаривал воитель, поглаживая гриву. – Разобьём ноги вместе, если суждено. Ничего другого не осталось, способного повлиять на нашу судьбу. Стелы нас уже не достанут, а чтобы нас настигнуть, им придётся проделать тот же путь.
Не выпуская поводьев, он бросился вниз. Неосознанно, как в бреду, изрёк он древний девиз. Огненный кнут, поднявший из лавы, щёлкнул по камням и в последние мгновения подбросил его. Это смягчило удар.
Конь не удержался на гладкой поверхности – пронзительно заржав, заскользил по скосу. Эрлеан выхватил из-за пазухи жезл и вонзил в ближайшую трещину. Правой рукой он держался за старую древесину, которая уже начинала трещать и могла переломиться в любой момент, левой удерживал поводья. От нечеловеческого напряжения потемнело в глазах.  «Сейчас меня разорвёт пополам. Великие добры!..»
Бодрый отчаянно перебирал копытами. Наконец, ему удалось за что-то зацепиться и, храпя от напряжения, конь поднялся на гребень. Воитель лежал лицом вниз. «Не время сейчас отдыхать, младший из Эрлов…». Он медленно поднял голову. Перед глазами сапфировым сиянием переливались линии лепестков на жезле. Произошло движение, словно «волк» качнул головой. Горящая река внизу погасла и объятая тьмой долина разразилась воплями ужаса.
 «Теперь я – предвестник несчастья в здешних краях. Ужасный всадник, погасивший горячий источник благостей. Бестианги будут именем моим насылать проклятия»… В памяти возникли фрагменты священной книги, обращённые восемью лепестками в знания. ОН ЗНАЛ, где встанет храм. А так же и то, что нельзя наблюдать за его возникновением. Иначе пророчество не сбудется. Рядом с храмом нельзя появиться, до него нужно дойти. Всеобщий закон для любого паломничества обретал здесь отчётливый смысл.
Эрлеан коснулся жезла, ставшего частью скалы, и узрел вблизи звонкий лесной родничок. Письмена и таинственный цветок, повинуясь желанию, перенесли его в один из лесочков, вблизи от луга, который должен принять средоточие силы. Сколько он просуществует в этом месте – неведомо никому. Можно бродить кругами вокруг него, не подозревая даже, что оно здесь было поблизости, потом вновь исчезло.
Позади зашелестели ветки, у самого уха, давая знать о себе, шумно выдохнул Бодрый. Воитель испил из родника и поужинал вяленой олениной. Когда он перекладывал припасы, рука наткнулась на стрелу амазонки. «Знать, пришло время звать лесную деву». Поразмыслив, воитель отложил лук и опустил стрелу в русло родника вместе с рыжим волосом амазонки.
После страшного напряжения на скале болело всё тело. Не хотелось разводить костёр или искать другое место для ночлега. Эрлеан прилёг на пригорке, подложив под голову дорожную суму.
 За кустарником мелькнула белая лошадка, привязанный к дереву конь оживился и тихим ржание приветствовал гостей. Воитель не желал ничему удивлять, его едва хватило, чтобы вымолвить короткое приветствие и принести извинения за свой потрепанный вид.
 – Здесь нашёл пристанище витязь, который сейчас беззащитен, – Виттея присела рядом и переложила голову Эрлеана себе на колени, – Позволь умиляться твой временной слабостью. Твой сон – моя привилегия в эту ночь. Не пойму ничего, мой воитель,  но чую который раз уже: кровь от нашей крови. Почему-то знаю, что ты нам не чужой. Спи. Да будут слаще ночные блики  и да привидятся великие добры вблизи родного дома.
Виттея положила мягкую ладонь на глаза воителя. Эрлеан провалился в сон.  
Он бродил среди пожухлой листвы у подножья круглой башни, верхушку которой закрыли тучи. Около ближних деревьев что-то шевельнулось. К нему бежали четыре кошки дымчатого цвета. Подпрыгнув, словно мягкие и тёплые облака, они укрыли его грудь. И подарили несказанное блаженство,  спокойную бескрайнюю восторженность, которою можно найти только во снах. Словно на нём лежали доспехи, порождённые заботой и любовью гербовых зверей…
Какой-то всплеск наследственной памяти. И возвращение в отрочество. Ранним утром, пробудившись от детства, он выбрался из плетеного ложа и вышел в поля в ночной рубашке. Захотелось уйти далеко-далеко и узнать где кончается пологий подъём, ведущий прямо в небеса. Он упрямо брёл под покровом тумана, пока не поднялось солнце и не погнало вниз дымчатые потоки, превращая их в пушистый водопад. И вот тогда мальчик Киини, именованный при посвящении Эрлеаном, понял, что добрался до неба.
Не помнил он, как вновь очутился под одеялом. Наверное, позвало щемящее чувство родного крова. Воитель и первопроходец уступили место мальчишке, который наслаждался прохладной тишиной и улыбался во сне, той, что нежно гладила его волосы…
Слабость утра, которое выдалось пасмурным, не преодолело сумерки в лесу. Храм должен уже появиться за редколесьем.
– Поляна, липы, потом луг, – Виттея указала направление. – Хотела бы я вновь повидаться с принцессой.  Присутствовать при вашей встрече и видеть осветлённые лица. Если не прогонишь меня.
 – Мне кажется, Мия тоже будет рада тебе, славная хозяюшка леса. – Эрлеан улыбнулся. – А я хотел просить не покидать меня, чтобы встреча стала счастливой вдвойне.
Они выехали на открытое место и лошади встали как вкопанные.
– Что ты видишь, Виттея? – спросил воитель, всматриваясь в высокую траву.
– Перед нами западня и чужеродное присутствие. Злое… Кто-то хочет нам помешать. Разумнее дождаться действий с их стороны. Они нас прекрасно видят. Заставим их себя обнаружить.
С этим можно было согласиться, но храм не будет стоять за липами вечно. Справа подул ветер, прокатившийся волнами по траве. И снова тишина. Ни звука.
– Давай подождём, но сначала отступим назад. Пусть думают, что мы их разгадали…
Не успел Эрлеан закончить, как заросли наполнились движением, и на поляну вырвалась узкая шеренга оранжевых существ, с которыми у «волчьей пасти» бились бестианги. Ошибиться было невозможно: массивные торсы и короткие кряжистые ноги, скудные одежды из стеблей каких-то растений, в руках нечто похожее на топоры и двойные копья.
 Их появление в Легендах Этого Мира не поддавалось никакому объяснению. На востоке они проникали небольшими отрядами, которые степняки истребляли без остатка. Невозможно найти вход в волшебный лес, который  по неведомой прихоти и по каким-то признакам, словно играя, принимал гостей лишь в малых количествах.  
 – В разные стороны, – изображая «клещи», Эрлеан махнул  руками, повесил щит на плечо  и, вращая мечом, помчался с левой стороны шеренги. С другой стороны, пуская стрелы, мчалась амазонка.
Не сумевшие преодолеть извечную манеру ведения боя дикари в первые же минуты столкновения потеряли каждого четвёртого воина. Их строй рассыпался по поляне. Недооценив возможности врагов, сочтя их слишком неуклюжими, Эрлеан бросил коня на ближайшее их скопление и едва не напоролся на копья. Таким образом, главное преимущество – стремительная мощь атаки –  было потеряно.   
Со всех сторон, сжимая кольцо, подтягивались остальные. Внезапно вспомнилась танцевальная круговая фигура, которой обучали придворных лошадей. Повинуясь этой странной мысли, воитель сильно потянул вожжи влево, заставляя коня кружиться на месте. Отбив несколько нападений, он заметил просвет, через который Бодрый в несколько скачков вырвался из толчеи. Теперь воитель в полной мере мог воспользоваться тем, что оранжевые  сбились в кучу и устремился по краю неровного круга, разя мечом тех, которые находились с краю.
Пал со стрелой в горле тот, кого Эрлеан считал предводителем.
– Я проберусь потайными тропами к храму. Буду ждать тебя у входа, – услышал он голос Виттеи за спиной.
Изначально казалось, что чужаки  лишены страха и готовы биться, пока последний из них не рухнет в густые травы.  Но он ошибся. Потеря вожака сильно поколебала их решимость. Какое-то время  они ещё пытались защищаться, но потом как по команде побросали копья и скрылись в лесах.
– Ты самый лучший, – склонившись к уху Бодрого, прошептал Эрлеан. – Ловок и вынослив как горная лань. Не гнедой ли Етея передал тебе частичку свой удали? Знаки доблести ты заслужил. Анарта должна тобой гордиться. Сейчас я отведу тебя к роднику, а потом мы двинемся дальше.
Они ещё могли наткнуться на разрозненные группы антропофагов, но Эрлеана это не тревожило.  Необходима была хотя бы короткая передышка. Воитель сидел на кочке и разминал суставы, пока конь стоял, склонившись над родником. Он обтёр Бодрого пучками влажной травы и вскочил в седло.
Осталась позади полоска деревьев и подъём на травянистый косогор, за которым следовал продолжительный спуск в низину. Вдалеке, обрамлённый сизой дымкой, виднелся серый купол храма. К нему продвигались три крохотные человеческие фигурки. Гадать, кто они не было никакого смысла, так как о месте появления средоточия могли знать лишь немногие.
Эрлеан сжал зубы и наклонился вперёд. Бодрый сорвался с места и тяжёлым галопом понёсся вниз. Расстояние между ним и неизвестными стремительно сокращалось. Уже можно было разглядеть блестящий плащ и чёрные камзолы неизвестного покроя. Судя по описанию Мия, это могла быть только ведьма с двумя своими постоянными спутниками.
Услышав дробный перестук копыт, они обернулись и замерли на месте – надменные, с бесстрастными непроницаемыми лицами. Тот, что находился справа от ведьмы, вскинул какой-то металлический предмет с двумя рукоятками.
Передняя часть непонятного оружия изрыгнула пламя, послышался сухой лязгающий треск. Бодрый пронзительно вскрикнул от боли и рухнул на землю, скинув с себя седока. Эрлеан кувыркнулся через голову и присел, закрывшись щитом. Что-то невидимое с силой ударило в край щита и с воем улетело в сторону.  
Последовала команда на чужом языке, снова треск и свист чего-то незримого над головой. Дробный перестук по щиту, в котором появились отверстия. На земле рассыпались маленькие цилиндрики из жёлтого металла. Воитель взирал на них, всем своим естеством ощущая, что смерть обрела незнакомые формы. На груди шевельнулось тёплая кошачья нежность, и он понял – ЭТО существует и создаёт защиту для него.
Продолжая держать щит перед собой, норцег поднялся с колен. Ведьма схватила своего подручного за одежду, рванула его к себе, что-то выговаривая озлобленным шипящим голосом. Тот поспешно отсоединил рукоять, отбросил, и вставил другую. Подняв своё оружие, прицелился и с воплем провалился под землю.
– Ходил под подвигами бога своего, Эрлеана, – гулко откуда-то из-под земли прозвучал голос отверженного гнома-падальщика.  –  И был одержим дерзновенной мыслью: участвовать в битве богов. Этот оказался немощным, позволил когтями пересечь ему горло. Его больше нет, а как быть с иными, Эрлеан Поднебесный? Мог бы закопать и другого, а вот с повелительницей сладить не смогу. Что-то мешает.  Слишком чужеродная и чересчур великая для меня.
Эрлеан продолжать внимательно следить за каждым движением ведьмы и уцелевшего второго её защитника. Лицо последнего выражало страх и растерянность. Осторожно ступая, он старался более не оставаться на месте и тыкал носком сапога вниз, проверяя дёрн на прочность. Меч в его руке в сочетании с чуждым камзолом выглядел столь же нелепо, как у пожилого дворецкого.  Видно было, что извлечён клинок потому, что другого ничего не осталось.
 Ведьма тоже держала меч, но отчего-то в левой руке. По всему походило, что правую руку она берегла после недуга либо ранения
– Ты прав, грогот. – Откликнулся норцег. – Слуги её достижимы для тебя по рангу, и по плечу они тебе. Ведьма – совсем иное. Она и мне пока не понятна. Осади. Оставь их для меня. Потому как им хватило храбрости взяться за клинки, разговор теперь пойдёт на равных.
На самом деле о равноправном поединке не могло быть и речи. Воитель отбросил щит. Очутившись между повелительницей и её прислужником, он занёс меч, защищая спину от рубящего удара ведьмы и толкнул ногой чужеземца в чёрном. Затем перескочил через него и, оглушив рукоятью меча, отшвырнул бесчувственное  тело к ногам хозяйки.   Совершив три резких разворота, он легко отразил клинок соперницы.
Более всего мешало осознание того, что перед ним находилась женщина, к тому же с не действующей правой рукой. Желая одарить быстрой смертью, Эрлеан пошёл вперёд и нанёс три страшных удара: левое плечо,  правое подреберье, поясница.
Брызнули искры, послышался лёгкий треск. На несколько мгновений воитель ослеп и был вынужден отступить. Каких-либо результатов он не достиг. Вражеские доспехи не просто держали удары – они отбрасывали всё, что приближалось к телу. Ведьма что-то произнесла и улыбнулась, как  миловидная застенчивая дева, сожалеющая о своей неловкости.
Воителя бросило в жар. «Добры неги и любви, на кого же я поднял оружие? И голос её, подобный свету утренней зари… Она прекрасна!»
Эрлеан боролся с наваждением. Он прикрыл глаза, и перед ним предстали останки славного витязя Етея, коварно сражённого издалека. Реликтовые извержения,  качнувшие равновесие целого мира… «Она проклята среди звёзд и много принесёт ещё бед.  Во избавление, от побуждений ко злу, да не дрогнет рука ». Воитель прошептал древний лозунг, призывая родовых зверей на остриё меча и ринулся вперёд. Он ощутил: ломается незримая защита, и меч с оглушительным треском рвёт неведомую ткань.
Норцег распрямился и открыл глаза.  Ведьма стояла в трёх шагах от него, придерживая порванный плащ. Пришедший в себя слуга её стоял на коленях и, жалобно подвывая, силился вытащить из бедра стрелу амазонки.
Бросая быстрые взгляды по сторонам, ведьма схватила своего прислужника за ворот и обронила несколько слов на непонятном наречии. Наглая самоуверенность покинула их, они выглядели затравленными, как обезоруженные охотники, окружённые стаей голодных хищников. Поверх их одежд затрепетало и разлилось жёлтое маслянистое сияние, и оба они исчезли.
Эрлеан подхватил щит и заспешил к храму. Невозможно было понять, что происходило вблизи его серых стен – мешала дымка и заросли можжевельника. Миновав первый заслон кустарника, он выскочил в просвет, ведущий к арочному проходу.  Навстречу к нему поднялась Виттея. Она с торжественным и печальным видом  держала на руках тело конфидентки принцессы. Вокруг лежали оранжевые трупы.
– Лейзара билась как львица, защищая принцессу. Их здесь не меньше дюжины, – перехватив взгляд воителя, пояснила Виттея. – Я мчалась к ней на подмогу и видела окончание  битвы. – Она пала, пронзённая копьями, а стрелы мои опоздали.  
– Что произошло с Мия?
– Она поняла, что на веки вечные обречена вращаться по избранному лепестку. Это всё, что успела перед смертью поведать Лейзара. Чтобы прекратить эту муку,  Мия шагнула в центр цветка. И стала частью его. Храм больше не будет прятаться и исчезать. Он останется здесь навсегда.
Эрлеан поднялся на массивную каменную плиту у входа.
– Запомню навеки, как сверкал здесь меч отважной воительницы, – Виттея уложила Лейзару на траву. – Бедняжка упокоится у стены. Она заслужила легенды. Лейзара прикрыла хозяйку, а Мия спасла наши зелёные берега, оборвав последние нити ведьмы.
Амазонка вонзила меч конфидентки в землю у её изголовья, вскинула руки к небу, повторяя пение-плач. Газон приподнялся. Поглотив Лейзару, образовался травянистый холмик.   
 –  Ещё она просила тебе передать, что книга «Песчаных волн» должна последовать за принцессой. – Тихо добавила Виттея. –  И не только потому, что она хранительница. Этим знаниям опасно оставаться на виду. Ступай в храм и делай то, что должен, брат и сын наших братьев.
– Я?!..
– Ты из нашего рода, Эрлеан.  Знаю так же, что видел ты меч Етея, но не открыл мне место, чтобы сохранить меня для леса. Не знаю даже, радость или проклятие даришь мне. Иди же, младший из Эрлов…
Воитель шагнул через спадающую сверху дымную ткань. Вращаясь в извечном движении, по камням бежал огонёк, рисующий лазурные контуры лепестков. В центре цветка лежала синяя накидка Мия.
Брошенная книга «Песчаных волн» резко замедлила свой полёт, раскрылась и повисла в воздухе. Орнамент с её страниц плетёной лентой разлетался по кругу – словно кто-то разматывал гигантский клубок.  И впитывался в структуру стен.  Вспыхнуло пламя и, книга осыпалась белым пеплом.
Мир снаружи наполнился пустотой, лишился смысла. Камень стен вобрал в себя пройденный путь:  от разбитых амфор до серого купола. Безымянный властитель слова обмолвился о том, что сказы неведомыми тропами совершают исход из волшебного леса.
Синий цветок, который в последние весенние дни  радует предгорья, отныне будет зваться Мия. Опасаясь потерь, девы будут его дарить избранникам, идущим на битву. А воители бережно хранить лепестки в медальонах…
Эрлеан узрел иные края. Накопившаяся за последние годы усталость давала знать о себе. Сон ли это, ожившие воспоминания, особенно красочные в призрачном состоянии – он увидел себя на морском берегу, на краю сияющей мелкой рябью безмятежности…
 
Куда уходит белая кошка. Роман, фантастика. Глава 5
Куда уходит белая кошка. Роман, фантастика. Глава 7
Рейтинг: +7 806 просмотров
Комментарии (21)
Татьяна Белая # 5 января 2016 в 07:36 +1
super Пока только начала читать. Надо вникнуть. предыдущие главы вспомнить.
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 11:51 +2
Спасибо, Тата! 5min С НОВЫМ ГОДОМ! t13502 tort3
Валерий Куракулов # 5 января 2016 в 11:14 +2
Прочитал пока только половину. Но и половины достаточно, чтобы понять, что я очарован переходом от супер техногенной жизни к рыцарской былинной. Здорово, Володя! Это не последний коммент, разумеется.
super
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 11:50 +2
Спасибо, Валера!С НОВЫМ ГОДОМ! Надеюсь, не сильно запутал сюжетом. c0137 Самому будет непросто возвращаться в техногенные времена smile voensam
Лариса Тарасова # 5 января 2016 в 11:59 +2
Однажды кому-то в комментарии ли, в ЛС ли (не помню) написала, что у каждого автора есть свои читатели. Я - Ваш читатель, Володя. Мне импонирует сдержанность изложения, иногда - скрытый образный вариант, простота и чистота текста, тихий мужской стиль, художественность. Удовольствие - читать! Удивительная фантазия, неистощимая, наполненная чувствами.
Брошенная книга «Песчаных волн» резко замедлила свой полёт, раскрылась и повисла в воздухе. Орнамент с её страниц плетёной лентой разлетался по кругу – словно кто-то разматывал гигантский клубок. И впитывался в структуру стен. Вспыхнуло пламя и, книга осыпалась белым пеплом. Мир снаружи наполнился пустотой, лишился смысла. Камень стен вобрал в себя пройденный путь: от разбитых амфор до серого купола.
Как еще возвышеннее и проще объяснить вечный покой древних стен и их мудрое величие! Бесподобно! Здесь едва удержалась от слез. Трогает. Пишу комментарий с теплой улыбкой восхищения! Ничего, кроме - "Браво!" Понравилось очень!
live1 supersmile

Володя, здесь:
Нитью, свитОЙ из шерсти, из пламени вытянулась тонкая(,) горящая красным линия и(,) словно кнут(,) захлестнула самые тёмные места.
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 13:32 +2
Спасибо, Лариса! Есть ошибки, я ещё потом нашёл smile . Очень сильно помогли картинки. Особенно потрясающая красавица в синей накидке. Может, подберу музыку для этой главы.
Лариса Тарасова # 5 января 2016 в 16:17 +1
Красивое, умное, доброе лицо, взгляд открытый, глубокий. Контрастный колорит и накидка цвета "электрик" создают скрытую остроту... момента ли, переживания ли и невольно притягивают к себе. Картинки визуально дополнили текст авторским взглядом изнутри.
Музыку? О, уверена, Володя, что Вы сделаете это очень точно, тонко и прекрасно.
Валерий Куракулов # 5 января 2016 в 14:05 +2
Кстати, о картинках. Это хорошо, что ты не ограничился одной. Славная была битва! А ещё хотел спросить, где кончается магия и волшебство и начинается технология?
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 14:18 0
Технология в этой главе полностью сосредоточена вокруг так называемой "ведьмы". Ещё с ней соприкасается принцесса Мия, попадая в привычный для нас мир. В нашем мире она -- врач лечебной физкультуры Елена Сергеевна (в первой и пятой главах) smile
Валерий Куракулов # 5 января 2016 в 14:31 0
Я не про то, Володь! Это всё понятно! Я про то, что технология порой выглядит, как волшебство. И за волшебством, возможно, скрывается технология.
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 14:59 0
А-а, теперь понял. Могу рассуждать только с точки зрения литературы. Магия в основном основана на ритуалах, которые как бы усиливают волевой потенциал магов и заодно создают особую атмосферу в повествовании. Критерии могущества магии очень расплывчаты и ограничены лишь силой воображения автора и читателя. Некоторые авторы проводят чёткие разграничения между техникой и волшебством. Техническую сторону повествования нужно хоть как-то пояснять и проводить чёткие логические грани, в то же время они устанавливают как бы запрет на пояснения природы магии: "Не нужно ничего объяснять: наслаждайтесь красотой" . Это как у А. Нортон "Колдовской мир" первая книга, как у Желязны "Хроники Амбера". Есть и другой подход. Например, у Пола Андерсона "Три сердца и три льва". Он в юмористикой манере даёт технологические пояснения магическим чудесам. Попытки не объяснить, но примирить магию и науку делает Саймак в "Заповеднике гоблинов".
Татьяна Белая # 5 января 2016 в 14:22 +1
Картинки у тебя, Володя подобраны классно. Если ещё и музыка будет... Я ведь все равно читаю. У тебя необыкновенный слог. Только твой. И фантазия отличается от всех. И романтика, и фэнтези, и ещё исключительно Дылевское. ни с кем тебя не спутаю. Никогда. big_smiles_138 girlkiss
Владимир Дылевский # 5 января 2016 в 14:32 +1
Спасибо, Тата! Картинки очень сильно мне помогли, было бы несправедливо оставить их "за кадром". smile
Ивушка # 21 января 2016 в 07:51 +1
Увлекательное произведение,Владимир,мне нравится читать,смотреть эти удивительные картины и слушать чудесную музыку.Спасибо,очень интересно,буду читать понемногу.
из коллекции моих фотографий.
Владимир Дылевский # 21 января 2016 в 08:31 +1
Спасибо, Ивушка!
Рада # 30 января 2016 в 00:17 +1
Володь, хоть все главы и связаны одной линией сюжета, каждая из них самостоятельное полноценное произведение. Как тебе только удается не повторяться, а каждую историю наполнять своим особенным очарованием, значением, смыслом! Очень красивая сказка-легенда о доблестном воителе и прелестной Миа, ставшей душой цветка. Да, к сожалению, герой теряет самых дорогих сердцу возлюбленных, подруг, но все еще не побеждена ведьма, и зло все еще рыщет между мирами.
Ты гениальный рассказчик, Володя!


Я под таким сильным впечатлением, что могу только потрясенно молчать сейчас. Посмотрим, что со мной станет к последним главам.)) Хотя!.. Не вижу причины заканчивать это произведение. При твоей-то неуемной фантазии вполне можно замахнуться на многотомник!
Рада # 30 января 2016 в 00:17 +1
Володь, хоть все главы и связаны одной линией сюжета, каждая из них самостоятельное полноценное произведение. Как тебе только удается не повторяться, а каждую историю наполнять своим особенным очарованием, значением, смыслом! Очень красивая сказка-легенда о доблестном воителе и прелестной Миа, ставшей душой цветка. Да, к сожалению, герой теряет самых дорогих сердцу возлюбленных, подруг, но все еще не побеждена ведьма, и зло все еще рыщет между мирами.
Ты гениальный рассказчик, Володя!


Я под таким сильным впечатлением, что могу только потрясенно молчать сейчас. Посмотрим, что со мной станет к последним главам.)) Хотя!.. Не вижу причины заканчивать это произведение. При твоей-то неуемной фантазии вполне можно замахнуться на многотомник!
Владимир Дылевский # 30 января 2016 в 08:24 0
Спасибо, Радушка, за столь высокую оценку! Многотомник? Если только с другими ЛГ. smile
Владимир Перваков # 18 апреля 2016 в 21:27 +1
Также очень интересная глава !!! super
И слог соответствующий повествованию! Замечательно!!! big_smiles_138
Читал повесть, как в детстве , отрывая время у сна!
c0137
Владимир Дылевский # 18 апреля 2016 в 21:34 0
Спасибо, Владимир! prezent c0137