ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПИЛ ПИВО, ИЛИ О ВРЕДЕ УЛЫБКИ

ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПИЛ ПИВО, ИЛИ О ВРЕДЕ УЛЫБКИ

ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПИЛ ПИВО, ИЛИ О ВРЕДЕ УЛЫБКИ
 
    Поговаривают, что улыбаться не вредно, даже напротив. Следует вас в этом разубедить. Рассуждать о вредоносности пития пива, а тем более водки, мы здесь не будим, а о сволочных лейтенантах, таскающих ботинки своих собратьев - офицеров, тоже я пока воздержусь, хотя поговорить след. В общем, поговорим о всём этом вместе, как говориться: решим проблему комплексно.
    Поговорим сначала о пиве и водке. Любой дурак скажет, что пиво и водка создают гремучую смесь, коею кличут ершом, если два напитка вместе. Сие совместное существование подобных продуктов в одном стакане или кружке рождает проблемы с головой не только при употреблении, но чаще всего поутру. Раздельно же пиво и водка продукты весьма сносные, если они употребляются в количестве соответствующей потребностям организма. Соответствие же это у русского человека, приближается к горизонтальному положению, то есть лежанию мордой в салатике, а чаще в грязи. Поскольку мы относились к людям правильным и ученым, то питались по науке - раздельно. Сначала пили водку на дне рождения в пятницу, а в субботу, естественно, собирались пить пиво, поскольку водки мы откушали по полной мере, то есть по самым крутым меркам потребности нашего организма. Впрочем, я очнулся с утречка ранёхонько в своей кровати и в своей общаге, даже не в сапогах и портупеи, а обнаженным до плавок, что соответствовало всем нормам и потребностям этого самого организма, что нельзя было сказать о других моих приятелях по справлению дня ангела или вправлению мозгов этому самому ангелу большим количеством горячительных напитков. Так что пиво было необходимо телам моих приятелей больше, чем моему. Но следует заметить, что в армии, в отличие от гражданки, суббота не выходной день, так что мне пришлось напялить те самые сапоги и портупею и отбыть во свой Румынский полк на развод. Так как суббота парково-хозяйственный день, то почти весь наличествующий солдатский и большинство офицерского состава, отбывает к любимым боевым машинам или вкратце БМП, сразу после развода. Далее все происходит по запланированному сценарию: особо наглые офицеры, не заходя в боксы, направляются в район перелаза через забор и движутся досыпать свои положенные часы, другая, выспавшаяся часть, кучкуется по трое, четверо и более, в зависимости от финансовых возможностей и желаний, только небольшая часть добредает до боксов и выясняет, чем там занимается механик - водитель под БМП, если его ноги уже как полчаса торчат бездвижными из-под этой самой машины. Особо рьяные даже сами заводят, выгоняют своих верных боевых коней из боксов, тем самым не давая дрыхнуть вечно не выспавшимся солдатам.
    Я в тот день не попал ни в первый, ни во второй разряд наших служак, поскольку все-таки дошел до бокса, но не стал ковыряться в солдатских душах, поскольку на душе моей тоже было грустно от выпитого накануне. Мешать утомленным людям я тоже не стал, так что в общагу я отбыл в рядах отнюдь не первых. В комнате я застал нашу вчерашнюю бражку в полном составе, готовую отбыть пить пиво в район бомбоубежища, которое по совместительству было и пивным баром. Поскольку я прибыл не в первых рядах своих сослуживцев, то, при переходе в гражданское состояние, не обнаружил своих любимых полуботинок, или, проще сказать, корочек. Взятие за грудки моего приятеля-дневального Махмуда не явило мою обувь из недр бездонной общаги, но прояснило несколько судьбу этой самой части моего нетленного гардероба. Оказалось, что их даже не сперли, как предполагалось ранее, а их напялил лейтенант Кузнецов, и растаял с полчаса назад в неизвестной туманной дали. Это меня несколько утешило, но не прибавило энтузиазма. Так как вторых ботинок у меня не было, пришлось чапать в район пивного бара в родном пехотном мундире при красном околыше, что твой светофор на перекрестке путей тернистых. Бар этот был не так далеко от вокзала и пользовался некой популярностью среди народа пьющего, хотя был зверски сырым и неприятным во всех отношениях заведением, прибавьте октябрь с его пронзительным уже холодком, так что желание выползти на свет божий под грибочки было желанием естественным и даже праведным. Наша компания, водрузившись на скамеечки, приступила к питию второго ингредиента ершевского коктейля, но без первой его составляющей он был безвкусен и слаб. Это поняли все и тотчас, так как я был самым старшим по званию в компании, то мне идти было не след по ранжиру, все же остальные были музыкантами от старшины, до прапорщика, то шуганули самого молодого и самого неопытного прапора в направлении ближайшего гастронома, что был аж на самоём вокзале. Сей прапорщик единственно кто был тоже в форме, вместе, как вы понимаете, со мной.
 Я сначала, так и не понял реакцию своих собутыльников по пивному цеху, когда те стали медленно заползать под стол, подальше от своих любимых пивных кружек, ещё весьма мало опробованных. Когда же сзади на дороге загудел клаксоном Уазика, и я оглянулся, то понял всё и даже то, что влип в неприятное положение. Вообще-то, я никого не боялся, а командира полка тем паче, но он отрывал меня от прекрасного общества и кидал из объятий приятного во всех отношениях Бахуса, в лапы злого и беспокойного бога войны Перуна или Марса в одном лице, явившего мне в образе нашего комполка. На допросе я держался, как Зоя Космодемьянская, рвал на себе виртуальную рубашку и уверяя, что из сидящих под грибочком пиволюбителей нет его подданных, хотя было всё наоборот, за маленьким исключением, в лице приблудного завсегдатая этого борделя, что пристал к нам только что в недрах этого самого бомбоубежища. Под бдительным оком комполка я, было, отбыл один в то место, что покинул не более, чем полтора часа назад методом перелезания через забор, но.. Но на грех командирский крутой джипарик рванулся по штрассе в район вокзала, а по условиям задачи, когда одна единица техники движется на встречу пешеходу по одной дороге, то они должны рано или поздно встретиться. Пешеходом, естественно, был наш прапощик облачённый, как и я, в кровавые погоны нашей пехоты.
  Мы, конечно, встретили нашего гонца, что, залихватски взяв за горлышко бутылку, бодренько чесал к родимому пиву, помахивая универсальной тарой довольно беззаботно. Не заметить кроваво-красный семафор в форме околыша пехотной фуры было невозможно, но пока наш герой, встретившись с другим героем при погонах в служебном драндулете, продолжал по инерции чапать по штрассе, не замечая ничего, машина уже визжала тормозами, и водила бодренько ложился на обратный курс. Наш прапор, отдав бутылку своим сотоварищам в штатском, тотчас был пленён и, как и я, доставлен в район дежурки, где и нас начали воспитывать в лучших традициях дошкольного воспитательного учреждения, краскомом в лице нашего любимого подполковника Ведерникова, уважаемого всеми командира полка, отца и командира. Вот теперь мы переходим к моему первоначальному утверждению о вреде улыбки..
    Обращение к детинам, коие были ростом не ниже ста восьмидесяти см., плюгавенького, жирненького, глуповатенького подполковника, "сынки" я ещё как-то вынес, но последние нравоучения в тоне поповской проповеди и учительского менторского тона, явили мою вечную, ехидную на всю харю улыбочку. Энтого хамства самоуверенный солдафон не вынес. Маленькая бомба тотчас взорвалась и запыхтела, и завоняла, так что моя улыбочка приобрела ещё более лучезарную сущность. Отец-командир, несмотря на то, что хамил только я, а прапор проявлял все понимание текущего момента, с соответствующим моменту подобострастием, объявил нам арест на энное количество суток. Так как сей арест требовалось наложить, то тотчас послали гонца в наши родные батальоны. Поскольку комбат один был молодой капитанишка, коей только что получил батальон, то он примчался тотчас, что не случилось с моим комбатом, старым, забуревшим подполковником с пропитой харей и очным знакомством с янки в джунглях Вьетнама. Попытки извлечь его не только из штаба батальона, но и из дома, где он вероятнее всего и находился, посылая подальше нашего славного комполка вместе с посыльными, не имели никакого результата в течение часов двух. Наконец нашему отцу-командиру надоело меня садить на гауптвахту, и он отправил мою особь ко всем чертям, матерясь притом неблагозвучно, с обещанием в понедельник отправить в гости к коменданту, под чуткое наблюдение его роты. Поскольку в понедельник я, естественно, не явился, не появился я и на следующий понедельник, так что довести меня до губы ему не хватило упорства, или это была не судьба. Впрочем, торчать там я и сам не особенно горел желанием.  
    Несколько слов ещё. После сего случая я приобрел популярности в среде офицерской нашего полка, особенно нашего высшего командования. Отец-командир ругался только при одном упоминании обо мне, называя меня не иначе, как "дурак из второго батальона", зеленел и обходил меня стороной дальней. Впрочем, я и сам редко попадался ему на очи ясны, так как во времена урочные службы, писывал свои байки вдалеке от глаз не только командирских, но вообще от родимого пехотного Румынского полка.     
   Вообще-то комполка ещё единожды пытался меня посадить в кутузку, но по причине хреновой дисциплины в полку, дело до нар так и не дошло, впрочем, эта иная история, о которой я обещаю рассказать в следующий раз, а наш прапорщик прибыл к родным общаговским пенатам через четверо суток премного злым и сердитым, в том числе и на  меня. Как видите, улыбка вещь довольно вредная для жизни, вопреки всеобщему мнению медиков, особенно для отцов-командиров и прапорщиков. 

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0277070

от 14 марта 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0277070 выдан для произведения: ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК Я ПИЛ ПИВО, ИЛИ О ВРЕДЕ УЛЫБКИ
 
    Поговаривают, что улыбаться не вредно, даже напротив. Следует вас в этом разубедить. Рассуждать о вредоносности пития пива, а тем более водки, мы здесь не будим, а о сволочных лейтенантах, таскающих ботинки своих собратьев - офицеров, тоже я пока воздержусь, хотя поговорить след. В общем, поговорим о всём этом вместе, как говориться: решим проблему комплексно.
    Поговорим сначала о пиве и водке. Любой дурак скажет, что пиво и водка создают гремучую смесь, коею кличут ершом, если два напитка вместе. Сие совместное существование подобных продуктов в одном стакане или кружке рождает проблемы с головой не только при употреблении, но чаще всего поутру. Раздельно же пиво и водка продукты весьма сносные, если они употребляются в количестве соответствующей потребностям организма. Соответствие же это у русского человека, приближается к горизонтальному положению, то есть лежанию мордой в салатике, а чаще в грязи. Поскольку мы относились к людям правильным и ученым, то питались по науке - раздельно. Сначала пили водку на дне рождения в пятницу, а в субботу, естественно, собирались пить пиво, поскольку водки мы откушали по полной мере, то есть по самым крутым меркам потребности нашего организма. Впрочем, я очнулся с утречка ранёхонько в своей кровати и в своей общаге, даже не в сапогах и портупеи, а обнаженным до плавок, что соответствовало всем нормам и потребностям этого самого организма, что нельзя было сказать о других моих приятелях по справлению дня ангела или вправлению мозгов этому самому ангелу большим количеством горячительных напитков. Так что пиво было необходимо телам моих приятелей больше, чем моему. Но следует заметить, что в армии, в отличие от гражданки, суббота не выходной день, так что мне пришлось напялить те самые сапоги и портупею и отбыть во свой Румынский полк на развод. Так как суббота парково-хозяйственный день, то почти весь наличествующий солдатский и большинство офицерского состава, отбывает к любимым боевым машинам или вкратце БМП, сразу после развода. Далее все происходит по запланированному сценарию: особо наглые офицеры, не заходя в боксы, направляются в район перелаза через забор и движутся досыпать свои положенные часы, другая, выспавшаяся часть, кучкуется по трое, четверо и более, в зависимости от финансовых возможностей и желаний, только небольшая часть добредает до боксов и выясняет, чем там занимается механик - водитель под БМП, если его ноги уже как полчаса торчат бездвижными из-под этой самой машины. Особо рьяные даже сами заводят, выгоняют своих верных боевых коней из боксов, тем самым не давая дрыхнуть вечно не выспавшимся солдатам.
    Я в тот день не попал ни в первый, ни во второй разряд наших служак, поскольку все-таки дошел до бокса, но не стал ковыряться в солдатских душах, поскольку на душе моей тоже было грустно от выпитого накануне. Мешать утомленным людям я тоже не стал, так что в общагу я отбыл в рядах отнюдь не первых. В комнате я застал нашу вчерашнюю бражку в полном составе, готовую отбыть пить пиво в район бомбоубежища, которое по совместительству было и пивным баром. Поскольку я прибыл не в первых рядах своих сослуживцев, то, при переходе в гражданское состояние, не обнаружил своих любимых полуботинок, или, проще сказать, корочек. Взятие за грудки моего приятеля-дневального Махмуда не явило мою обувь из недр бездонной общаги, но прояснило несколько судьбу этой самой части моего нетленного гардероба. Оказалось, что их даже не сперли, как предполагалось ранее, а их напялил лейтенант Кузнецов, и растаял с полчаса назад в неизвестной туманной дали. Это меня несколько утешило, но не прибавило энтузиазма. Так как вторых ботинок у меня не было, пришлось чапать в район пивного бара в родном пехотном мундире при красном околыше, что твой светофор на перекрестке путей тернистых. Бар этот был не так далеко от вокзала и пользовался некой популярностью среди народа пьющего, хотя был зверски сырым и неприятным во всех отношениях заведением, прибавьте октябрь с его пронзительным уже холодком, так что желание выползти на свет божий под грибочки было желанием естественным и даже праведным. Наша компания, водрузившись на скамеечки, приступила к питию второго ингредиента ершевского коктейля, но без первой его составляющей он был безвкусен и слаб. Это поняли все и тотчас, так как я был самым старшим по званию в компании, то мне идти было не след по ранжиру, все же остальные были музыкантами от старшины, до прапорщика, то шуганули самого молодого и самого неопытного прапора в направлении ближайшего гастронома, что был аж на самоём вокзале. Сей прапорщик единственно кто был тоже в форме, вместе, как вы понимаете, со мной.
 Я сначала, так и не понял реакцию своих собутыльников по пивному цеху, когда те стали медленно заползать под стол, подальше от своих любимых пивных кружек, ещё весьма мало опробованных. Когда же сзади на дороге загудел клаксоном Уазика, и я оглянулся, то понял всё и даже то, что влип в неприятное положение. Вообще-то, я никого не боялся, а командира полка тем паче, но он отрывал меня от прекрасного общества и кидал из объятий приятного во всех отношениях Бахуса, в лапы злого и беспокойного бога войны Перуна или Марса в одном лице, явившего мне в образе нашего комполка. На допросе я держался, как Зоя Космодемьянская, рвал на себе виртуальную рубашку и уверяя, что из сидящих под грибочком пиволюбителей нет его подданных, хотя было всё наоборот, за маленьким исключением, в лице приблудного завсегдатая этого борделя, что пристал к нам только что в недрах этого самого бомбоубежища. Под бдительным оком комполка я, было, отбыл один в то место, что покинул не более, чем полтора часа назад методом перелезания через забор, но.. Но на грех командирский крутой джипарик рванулся по штрассе в район вокзала, а по условиям задачи, когда одна единица техники движется на встречу пешеходу по одной дороге, то они должны рано или поздно встретиться. Пешеходом, естественно, был наш прапощик облачённый, как и я, в кровавые погоны нашей пехоты.
  Мы, конечно, встретили нашего гонца, что, залихватски взяв за горлышко бутылку, бодренько чесал к родимому пиву, помахивая универсальной тарой довольно беззаботно. Не заметить кроваво-красный семафор в форме околыша пехотной фуры было невозможно, но пока наш герой, встретившись с другим героем при погонах в служебном драндулете, продолжал по инерции чапать по штрассе, не замечая ничего, машина уже визжала тормозами, и водила бодренько ложился на обратный курс. Наш прапор, отдав бутылку своим сотоварищам в штатском, тотчас был пленён и, как и я, доставлен в район дежурки, где и нас начали воспитывать в лучших традициях дошкольного воспитательного учреждения, краскомом в лице нашего любимого подполковника Ведерникова, уважаемого всеми командира полка, отца и командира. Вот теперь мы переходим к моему первоначальному утверждению о вреде улыбки..
    Обращение к детинам, коие были ростом не ниже ста восьмидесяти см., плюгавенького, жирненького, глуповатенького подполковника, "сынки" я ещё как-то вынес, но последние нравоучения в тоне поповской проповеди и учительского менторского тона, явили мою вечную, ехидную на всю харю улыбочку. Энтого хамства самоуверенный солдафон не вынес. Маленькая бомба тотчас взорвалась и запыхтела, и завоняла, так что моя улыбочка приобрела ещё более лучезарную сущность. Отец-командир, несмотря на то, что хамил только я, а прапор проявлял все понимание текущего момента, с соответствующим моменту подобострастием, объявил нам арест на энное количество суток. Так как сей арест требовалось наложить, то тотчас послали гонца в наши родные батальоны. Поскольку комбат один был молодой капитанишка, коей только что получил батальон, то он примчался тотчас, что не случилось с моим комбатом, старым, забуревшим подполковником с пропитой харей и очным знакомством с янки в джунглях Вьетнама. Попытки извлечь его не только из штаба батальона, но и из дома, где он вероятнее всего и находился, посылая подальше нашего славного комполка вместе с посыльными, не имели никакого результата в течение часов двух. Наконец нашему отцу-командиру надоело меня садить на гауптвахту, и он отправил мою особь ко всем чертям, матерясь притом неблагозвучно, с обещанием в понедельник отправить в гости к коменданту, под чуткое наблюдение его роты. Поскольку в понедельник я, естественно, не явился, не появился я и на следующий понедельник, так что довести меня до губы ему не хватило упорства, или это была не судьба. Впрочем, торчать там я и сам не особенно горел желанием.  
    Несколько слов ещё. После сего случая я приобрел популярности в среде офицерской нашего полка, особенно нашего высшего командования. Отец-командир ругался только при одном упоминании обо мне, называя меня не иначе, как "дурак из второго батальона", зеленел и обходил меня стороной дальней. Впрочем, я и сам редко попадался ему на очи ясны, так как во времена урочные службы, писывал свои байки вдалеке от глаз не только командирских, но вообще от родимого пехотного Румынского полка.     
   Вообще-то комполка ещё единожды пытался меня посадить в кутузку, но по причине хреновой дисциплины в полку, дело до нар так и не дошло, впрочем, эта иная история, о которой я обещаю рассказать в следующий раз, а наш прапорщик прибыл к родным общаговским пенатам через четверо суток премного злым и сердитым, в том числе и на  меня. Как видите, улыбка вещь довольно вредная для жизни, вопреки всеобщему мнению медиков, особенно для отцов-командиров и прапорщиков. 
 
Рейтинг: 0 373 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!