Помочь сайту
Поздравления
Глава 29. Рим идет покорять Восток
Сегодня в 11:43 -
Виктор Горловец
Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских "ястребов" во главе с Бжезинским, намеренных сорвать "разрядку" и вернуться к "холодной войне": они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая "дубль-два" в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Глава 29. Рим идет покорять Восток
Дом, куда после произошедшего на Эсквилинской пустоши галлы принесли парфянку, оказался роскошным особняком, несомненно принадлежащим кому-то из римской знати. В одном из помещений располагался великолепный бассейн, возле которого стояли четыре скамьи. На одну из них и положили Реште, после чего Фрезенгунт привел ее в чувство, несколько раз хлопнув ладонью по лицу. Пока она медленно приходила в себя, галлы покинули помещение.
Сбросив с себя одежду, Реште бросилась в воду и принялась ожесточенно себя оттирать. Ей казалось, что проклятая земля из ямы въелась во все поры ее кожи. Вода вокруг парфянки на какой-то момент даже помутнела. Потом она еще долго с наслаждением плескалась в воде, пока вдруг не ощутила дурноту. Реште с трудом вылезла из бассейна и почувствовала, что не может даже идти. Когда она без сил повалилась на мраморный пол у края бассейна, на нее обрушилась волна лихорадки. Длительное переохлаждение в яме не могло пройти бесследно. Жар был настолько силен, что парфянка потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на роскошном ложе в небольшой спальне, накрытая одеялом таких же ярких цветов, как перья павлина. Впрочем, это была не спальня, а конклав с задрапированными голубым шелком стенами и множеством роз, чье благоухание смешивалось с запахом восточных благовоний. Настоящим украшением комнаты был великолепный золотой светильник.
Жар не стихал и продолжал терзать парфянку.
Ухаживала за Реште молчаливая чернокожая женщина, скорее всего – эфиопка. Время от времени она обтирала ее смесью вина и уксуса, после чего жар немного спадал, и парфянке ненадолго становилось легче. Также эфиопка давала ей пить отвар каких-то горьких трав, который не очень сильно утолял жажду, но наверняка придавал ей силы противостоять болезни.
Парфянка попыталась с ней заговорить, но чернокожая женщина либо не понимала латыни, либо делала вид, что не понимает.
Когда Реште очередной раз впала в забытье, а потом пришла в себя, она услышала негромкие голоса и слегка приоткрыла глаза.
В конклаве стояли трое: мужчина и две женщины. Оставив глаза полузакрытыми, парфянка все же попыталась получше их разглядеть.
Молодой мужчина был галлом, более того – по его стати и уверенности можно было предположить, что он один из галльских вождей. А вот старшая из женщин, которой на вид не было и пятидесяти, не могла быть никем иным, как знатной римской матроной, прекрасно сохранившейся и столь же красивой, какой она была, наверное, лет двадцать назад. Вторая – молодая девушка, ровесница Реште. Внешнее сходство этих женщин не оставляло сомнения, что это мать и дочь.
А еще, судя по взглядам, которыми обменивались девушка и галльский вождь, можно было догадаться, что их связывает не просто дружба.
- Как ты думаешь, Валерия, она выживет? – спросил галл, обращаясь к старшей из женщин.
- Я в этом не сомневаюсь. У нее очень большой запас жизненных сил, - произнесла владелица особняка.
- Но наша бедная Ает уже скоро упадет от усталости, - сказала девушка, обращаясь к матери. – А больше никого посвящать в это дело мы не можем. Я буду присматривать за ней сама.
- Хорошо, Постумия. Но будь осторожна. Вдруг она больна чем-то, что может перекинуться к тебе.
И все трое вышли. Через некоторое время девушка вернулась и стала поить больную горьким отваром из чаши. Выпив его, парфянка обратилась к ней:
- Ты и твоя мать – римлянки. И вы прекрасно знаете, кто я. Почему вы мне помогаете?
Та чуть промедлила и ответила:
- Всему свой черед. Придет время – узнаешь.
Реште попыталась приподняться и сесть, но Постумия не дала ей этого сделать и насильно уложила обратно, сказав при этом:
- Тебе надо лежать. Ты еще слишком слаба.
И ушла.
В тот же час в болезни наступил перелом. Реште чувствовала себя все лучше и лучше, а через какое-то время сумела даже поесть. Ближе к ночи она провалилась в сон – нормальный и здоровый. Но успокоения он ей не принес.
Повторилось почти то же самое, что происходило во время ее пребывания в чьем-то чужом теле в Странном Мире. Точно так же она видела, слышала и воспринимала окружающее столь же четко и ясно, как будто она бодрствовала. Но была одна существенная разница. В этот раз она не находилась ни в чьем теле. Ни в каком. Она могла видеть, слышать, разговаривать, но себя не ощущала, как будто она была бесплотным духом.
А то, что она увидела вокруг, далеко не являлось приятной картиной. Это была самая настоящая темница, но не такая, как в Мамертинской тюрьме. Совершенно иная форма помещения, даже стены, пол и потолок сходились под другим углом, чем там, вся геометрия здесь была правильно-прямоугольной. Окно, хоть и тоже находилось высоко, было забрано решеткой, что, впрочем, не мешало небольшому количеству дневного света проникать в темницу. Было здесь даже узкое каменное ложе с набросанным на него сеном.
И на этом ложе сидел человек. На вид ему было лет двадцать с небольшим, бросался в глаза цвет волос – он был даже не белым, а каким-то почти желтым. Этот узник не был закован в цепи, но на его белой хламиде необычной формы резко выделялись темные пятна крови. Было понятно, что его пытали.
Внезапно человек заговорил сам с собой. И к великому удивлению Реште, он произнес фразу на языке Странного Мира, том самом, который она понимала (в целом, конечно) и на котором могла говорить сама.
А если ей обратиться к нему?
Утром парфянку разбудил появившийся в конклаве Фрезенгунт, который принес ей чистую сухую одежду и сандалии.
- Одевайся, нам надо идти. Мы должны покинуть этот дом, чтобы не навлечь беду на тех, кто в нем живет.
- В моем прежнем платье были тайники в зашитых карманах, - вдруг вспомнила Реште.
- С ним ничего не стало. Оно у меня.
Вскоре они вышли на улицу. Уже стремительно светало, и парфянка с наслаждением вдохнула утреннего воздуха.
- Ты, конечно, хотела бы знать, кто эти женщины, - произнес Фрезенгунт, - Но я не могу тебе ответить, потому что это не моя тайна.
Реште промолчала. Она была истинной дочерью своего народа, а у персов проявление праздного любопытства никогда не считалось достоинством.
Тем не менее, она почему-то вдруг подумала: а тот галльский вождь – не сам ли Верцингеториг? Если это так, пробравшись тайком в Рим, он подвергает свою жизнь огромной опасности. А цель? Неужели ради встречи с девушкой, дочерью владелицы особняка? Странные вещи иногда совершают люди, движимые не менее странными мотивами.
«Увлекшись разоблачением мнимых заговоров сенаторов, Красс даже не заметил, что у него под боком свили гнездо самые настоящие заговорщики», - подумала парфянка и даже усмехнулась.
Реште не могла знать, что в этом конклаве, где она только что боролась со смертью, двадцать лет назад патрицианка Валерия Мессала, бывшая тогда женой диктатора Суллы, тайно приняла того, кто стал ее возлюбленным и отцом Постумии.
- Куда ты теперь? – спросил галл.
- А что произошло за эти дни в Риме?
- Сегодня Красс отправляется. Войско покинет Рим, по Аппиевой дороге дойдет до Брундизия, где погрузится на корабли и отплывет к берегам Азии.
- Значит, болезнь покинула меня вовремя, - проговорила Реште. – Мне надо найти коня и скакать в Брундизий, чтобы оказаться там раньше Красса.
- Я не знаю, что ты задумала, но хотел бы тебя сопровождать, - после небольшой паузы сказал Фрезенгунт. – Тебе может понадобиться защита в дороге.
- Хорошо. Но ты, наверное, знаешь, где нам взять коней. И мне нужна мужская одежда, чтобы не привлекать внимания встречных.
Заверив парфянку, что все это он добудет быстро, Фрезенгунт неожиданно предложил ей в пути и после приезда в Брундизий проводить ночи вместе. Реште была немало удивлена, но не стала отказываться. Хотя девственницей она не была, ранее из-за ее особенной внешности мужской интерес к ней был, мягко говоря, изрядно притуплен. К тому же, они оба принадлежали к тем людям, для которых любой следующий день, а то и час, могли стать последними, поэтому изображать раздумья было некогда.
Аппиева дорога была вымощена тесаными камнями и имела даже желоба для стока дождевой воды. Каждая миля обозначалась столбом с указателем, это помогало путникам знать, где они находятся и сколько пути им еще осталось. Ширина дороги составляла около четырех метров, что позволяло римскому войску, построившись в колонну, совершать форсированный марш. Кое-где вдоль дороги располагались гостиницы с конюшнями.
В первый день пути, когда они спешились, чтобы дать отдых себе и коням, Реште рассказала спутнику о своих приключениях в Лабиринте, как ее потом схватили в доме Варсега, а также обо всем, что последовало после.
- В цирке я ничего не мог сделать, - сказал Фрезенгунт. – Но когда на арене ты упала на землю без признаков жизни, я нисколько не усомнился в том, что ты жива и только изобразила смерть. Дальше я проследил, куда тебя несут, и догадался, что хотят закопать на Эсквилинской пустоши. Один я был бы бессилен против десятка легионеров, но, к счастью, я знал, что Верцингеториг тайно прибыл в Рим, и знал, где его найти. Хорошо, что долго собирать его людей не пришлось. Но мы чуть не опоздали.
- Нет, вы успели как раз вовремя.
Заночевали они в небольшой гостинице, окна которой выходили на красивую долину. Вдалеке располагалось несколько огромных вилл, к ним вела дорога, вдоль которой даже ночью горели светильники.
В середине ночи Реште внезапно проснулась, встала с ложа и подошла к окну, разглядывая уходящую вдаль цепочку огней.
- Ты опять увидела какой-то странный сон? – услышала она позади себя голос Фрезенгунта. Разглядывая свою любовницу, он неожиданно подумал о странной прихоти богов, которые сделали ее некрасивой лицом, но наделили великолепно сложенным телом.
- Нет. Я просто никогда не думала, что буду проводить так ночи почти на самой Аппиевой дороге.
- Я тоже не думал. Про эту дорогу я всегда помнил лишь то, что здесь был распят мой отец.
- И чтобы ускорить свою месть Крассу, ты отправился со мной в Брундизий? Не станешь же ты убеждать, что поехал, движимый любовью ко мне? Я иногда вижу свое отражение, либо всегда найдется кто-нибудь, кто мне о нем напомнит. Но почему ты решил, что в мои планы входит убийство Красса?
- Зная тебя, я не могу усомниться в том, что теперь Крассу, Варсегу и царю Харруту не быть среди живых.
- Это так, но из Брундизия проконсул и его армия должны отплыть живыми и невредимыми. Ловушка, которую я хочу им приготовить, захлопнется в пустынях Мессопотамии. А для этого мне надо не узнанной попасть на их самый большой корабль, гексеру, и отплыть вместе с ними.
Фрезенгунт покачал головой:
- Боюсь, что даже если твой замысел и увенчается успехом, выжить ты не сумеешь. За победу тебе придется заплатить высокую цену, такую, как собственная жизнь. Если ты готова передумать и не бросаться зверю в пасть, я могу отказаться от мести Крассу, чтобы наши с тобой судьбы понесло дальше иное течение.
- О каком течении ты говоришь? – не поняла парфянка.
- Верцингеториг намерен объявить меня своим преемником в случае его гибели. Если ты будешь моей женой, то можешь стать правительницей Галлии.
- Разве у галльских вождей принято брать в жены некрасивых девушек? – удивилась Реште. – Странно же ты будешь выглядеть рядом с Верцингеторигом, отдавшим свое сердце прекрасной Постумии, красота которой заслуживает того, что ради встреч с ней он тайно приезжает в Рим, хотя может быть схваченным и казненным.
- Правительнице нужна не красота. Тот ум, которым наделили тебя боги, позволил бы нам успешно противостоять римлянам и сделать Галлию несокрушимой.
Парфянка внимательно посмотрела на собеседника:
- Храбрый галльский воин, поверь, для меня очень лестно твое предложение, но я все же поделюсь с тобой своим знанием о будущем того мира, в котором мы живем. Его судьба решится не в Галлии, а в Парфии.
- Ты знаешь о будущем?! – с удивлением воскликнул Фрезенгунт. – Ты пифия?!
- Я не пифия, но это знание пришло ко мне во сне, когда я отчетливо увидела Странный Мир. Он придет на смену нашему через двадцать столетий, а жить в нем будут наши давние потомки. Так вот: судьба человеческого рода под угрозой.
- Расскажи об этом, - взволнованно спросил галл.
- Что ты знаешь про Бескрайнее море?
Как и все люди того времени, Фрезенгунт считал, что Бескрайнее море, начинающееся к западу от Галлии, Британии и Испании, на дно которого когда-то ушла Атлантида, простирается на запад до бесконечности и никто никогда не узнает, есть ли у него противоположный берег.
- У него есть западный берег, и там начинается неведомая земля, - пояснила Реште. – Через два тысячелетия оттуда приплывут загадочные люди с головой гепарда, одержимые войной и владеющие тайной огненного дождя. Они высадятся в Азии, станут лагерем в Парфии с согласия тогдашнего ее царя и изольют этот испепеляющий дождь на весь мир. Человеческий род погибнет. Именно об этом было пророчество последнего атланта, о котором узнали древние персы, а затем парфяне.
- И ты решила это остановить? Но может ли человек воспротивиться воле богов?
- Я знаю, как все изменить. Надо сменить власть в Парфии прямо сейчас. Если войско Красса будет разгромлено, а парфянская знать и народ узнают о том, что царь Харрут сам накликал врагов на нашу землю, ему не сносить головы. Династия Аршакидов будет сброшена. Значит, и будущее изменится, станет иным.
Несколько минут галл размышлял, а потом спросил:
- А если эти одержимые люди из-за моря высадятся тогда не в Азии, а в Британии или Испании. Или в той же Италии.
- В этом я не способна им помешать, - призналась Реште. – Но все равно я обязана сделать все, что смогу.
Фрезенгунт подошел к окну.
- Рассветает, - сказал он. – Эфа, твой замысел велик, а цель благородна. И я готов сопутствовать тебе в этом и сделать все, что от меня зависит.
- Тогда слушай. Когда войско Красса прибудет в Брундизий, начнется погрузка на корабли всего необходимого, в первую очередь, провианта. Потом придет черед клеток с боевыми собаками, а потом уже самой армии. Гексера – самый большой корабль римского флота и самый устойчивый во время шторма. Значит, собак загрузят туда. И – войсковую казну. Если до Азии не доплывут собаки, это для Красса еще полбеды. А если он лишится казны, это ставит весь поход под угрозу. Нечем будет расплачиваться за что-либо с кем-то, находить союзников и подкупать противников.
- Красс может вернуться в Рим, чтобы пополнить запас денег.
- А кто ему их даст? Сенат, который ненавидит Красса после того публичного унижения в Курии? Сенаторы получат удобный повод отдать Красса под суд, обвинив в присвоении этих денег. Возврата для него не будет, дорога будет только одна – вперед, навстречу своей гибели.
- Я, кажется, начинаю понимать тебя, - сказал Фрезенгунт. – Ты хочешь проникнуть на гексеру и после отплытия пустить ее ко дну. Но как ты все это собираешься сделать?
Ответ у парфянки был уже готов:
- Я дам тебе денег, и ты добудешь для себя плащ, доспехи и обувь римского воина, а для меня – одежду такую, как у тех рабов, которые ухаживают за собаками. Во время погрузки ты под видом провианта или корма для собак закатишь на гексеру бочку, в которой я спрячусь. После отплытия я из нее выберусь.
- Выберешься? Как?
- Несколько досок надо будет заранее расшатать, а у меня будет еще и кинжал.
- Ты рассчитываешь поджечь корабль?
- Да. Ночью я проберусь в пристройку на верхней палубе, где будут сложены зажигательные снаряды для катапульты, необходимые для боя с вражескими кораблями. Они сделаны из смолы, пакли и селитры, когда они загорятся, гексеру будет уже не спасти. Огниво должно быть там же.
- А ты?
- Я совершу поджог, когда флот пойдет вдоль берегов Пелопоннеса, для этого рассчитаю время. Когда корабль вспыхнет, я брошусь в воду и доплыву до берега.
- Я буду на гексере с тобой, - заявил галл. – Мы сделаем это вместе. На мне же будет одежда легионера.
- Нет. Римское войско устроено так, что чужака рано или поздно определят. Схватив тебя, они поймут, что и я где-то рядом, и начнут обыскивать корабль. Тебе надо будет покинуть гексеру сразу после того, как закатишь бочку и поставишь ее с самого края, чтобы другие бочки не помешали мне выбраться.
- Если тебя найдут, то сразу же убьют, - с грустью проговорил Фрезенгунт.
- Я к этому готова.
- А что должно произойти в Азии после высадки римлян?
- Я уже позаботилась об этом, - усмехнулась Реште. – Мессопотамия – страна пустынь. Оказавшись в пустыне после понесенных потерь и с подорванным боевым духом, римское войско начнет погибать от жажды и болезней.
- Но от этого-то оно все не погибнет. Кто-то должен его добить.
- Когда у ослабевшего в пустыне хищника подкашиваются ноги и он падает, всегда найдутся желающие полакомиться его мясом, - многозначительно произнесла парфянка.
- Ты хочешь сказать, что даже при сговоре царя Харрута с Крассом в Парфии найдется тот, кто ударит по римлянам?
- Да. Поэтому нельзя сейчас мешать римлянам идти вперед. Главное, чтобы они зашли в Мессопотамию как можно дальше.
Выступив из Рима и прошагав по Аппиевой дороге, многотысячная армия Красса, сопровождаемая растянувшимся длинным обозом, в котором везли и множество клеток с боевыми собаками, своим яростным многоголосым лаем заставлявшими окрестных жителей испуганно вжимать голову в плечи, дошла до Брундизия и расположилась лагерем недалеко от города. Там римлянам предстояло погрузиться на корабли и отправиться к восточному берегу Геллеспонта.
В порту предполагалось пробыть несколько дней, за которые надо было заготовить и загрузить провиант, фураж и все остальное, необходимое для похода. Под усиленной охраной с армией прибыла и повозка с войсковой казной, которая в дальнем походе была не менее важна, чем оружие.
В один из дней Красс пригласил в свою палатку Варсега. Корабль парфянского посла, заключившего от имени царя Харрута тайный союз с Римом, тоже находился в Брундизии. На него вернулись вооруженные парфянские воины, сопровождавшие Варсега в Рим во время его секретной миссии.
- Взгляни на это, - сказал Красс и протянул Варсегу свернутый клочок папируса, который тот начал разворачивать. То было письмо, адресованное Крассу.
Проконсул пояснил:
- Его еще в Риме передал мне раб принцессы Клеопатры, к которой твоя парфянка ночью пробралась в дом и оставила это послание, предназначив его мне.
Варсег вгляделся в письмо. Оно представляло собой рисунок, на котором была изображена «Капитолийская волчица», знаменитая статуя у входа в Капитолий, ставшая одним из символов Римской державы. По преданию, эта волчица вскормила своим молоком Ромула и Рема, основателей Вечного города.
Но на этом рисунке волчица была повержена. Сброшенная с постамента, она валялась на земле, а на опустевшем постаменте резвилась маленькая змейка, торжествующе высунув язык.
Прочитав, Варсег вернул письмо Крассу, который его тут же разорвал на мелкие кусочки.
- Она и тут верна себе, - задумчиво проговорил посол.
О том, что парфянка, которую ночью закопали то ли мертвой, то ли живой, каким-то непонятным образом разрыла землю и вылезла из могилы, а ее сообщники истребили небольшой отряд воинов, сопроводивших ее к месту захоронения, Красс узнал на следующее утро. Спасшийся могильщик успел все рассказать многим, и по Риму разлетелась весть о неуязвимости вражеской лазутчицы, которую до этого не тронули ни тигр, ни питон.
- И что, по-твоему, она одна может сделать моему войску, - насмешливо спросил Красс.
- Этого я не могу предполагать, - пожал плечами парфянин. – Но я знаю про нее немало. Эта тварь необыкновенно расчетлива в своих действиях. Теперь нам надлежит постоянно быть настороже.
- В своем ли ты уме, Варсег? – возмутился проконсул. – Я, Марк Лициний Красс, во время Второй гражданской прошедший вместе с Суллой в боях через всю Италию, когда мы неизменно разбивали марианцев, усмиривший бунт рабов Спартака, должен бояться какой-то ничтожной девчонки? Лишь потому, что сбежавший с Эсквилинской пустоши могильщик, трус и скотина, которого я приказал удавить, успел разнести по городу нелепые слухи?
Варсег промолчал.
На следующий день Красс поселился в доме, который предоставил ему один из богатых людей Брундизия, и в атриуме собрал военный совет, в который вошли: все легаты (начальники легионов), сын Красса Публий, Кассий, начальник флота Сульпиций, военный трибун Петроний, приближенный к Крассу центурион Ларус и два новых союзника: посол Варсег и месопотамский принц Абгар.
Причиной стало не самое приятное событие. Утром того же дня во время построения войска был совершен традиционный римский ритуал, когда перед священными курами высыпают зерно.
Сегодня куры клевать зерно не стали.
По войску пошел ропот. Легионеров не покидало стойкое ощущение, что с самого начала похода что-то задалось не так. Но Красс знал, как поднять общее настроение. Он произнес перед войском речь, объявив, что парфянский царь Харрут заключил с Римом союз. Теперь после будущей высадки в Азии никто не помешает римлянам перейти Евфрат и двигаться дальше на восток через всю Парфию. Бои возможны только с разрозненными отрядами той части парфянской знати, которая откажется признать этот союз. Но большого урона такие отряды нанести не могут.
Кроме того, к Крассу присоединится со своим войском еще один союзник – армянский царь Артавазд.
Эти сообщения были встречены войском с ликованием, и общий градус настроения стал повышаться. Но продлилось это недолго. Вскоре Ларус сообщил проконсулу, что воины опять приуныли и начали о чем-то перешептываться. Тогда Красс и решил собрать военный совет, чтобы обсудить, как предотвратить дальнейшее брожение в армии.
Он не мог знать, что Фрезенгунт, получивший от Реште золото и какой-то едко пахнущий отвар, подкупил одного из авгуров, который перед ритуалом незаметно полил этим отваром зерна, поэтому куры после этого клевать их не стали. А еще парфянка написала, как и в цирке, два одинаковых письма, которые были переданы мальчишкой-посыльным квестору Кассию и принцу Абгару.
Реште так и не узнала, кто из них был человеком, вступившим в тайную переписку с Суреной. Встреча возле Лабиринта тогда не состоялась, потому что второй, не причастный к заговору, наверняка показал эти письма эдилам, приславшим городскую стражу, чтобы схватить неизвестного автора письма. Спасло парфянку только ее быстрое бегство вглубь Лабиринта. Она по-прежнему не знала, кто есть кто из этих двоих.
Сейчас ее текст выглядел иначе:
«В тот раз мы не смогли увидеть друг друга по причине, которую ты издалека видел сам. Делай то, что собирался делать, а мы выполним все условия, которые ты назовешь потом. И еще: знай, что царь Харрут вошел в тайный сговор с Крассом и готов открыть римлянам дорогу к Ктесифону, дабы получить их поддержку в борьбе с мятежным Митридатом и сохранить свой трон. Подтверждение тому – его верный соратник Варсег, идущий в поход как союзник Красса. Ты знаешь, кому нужно об этом сообщить».
Реште понимала, что таинственный союзник передаст это письмо тому же Сурене, который сумеет сделать из него нужные выводы.
На военном совете у Красса Кассий и Абгар выглядели совершенно спокойными. И ни один из них не подошел к проконсулу, чтобы показать ему полученное письмо.
Сейчас Красс, разъяснив всем участникам совета необходимость поднять боевой дух армии, собирался поговорить и с теми, на кого рассчитывал больше всего. Теми, чье слово имело особый вес для остальных воинов. То были ветераны битв, умудренные воинским опытом, те, кто восемнадцать лет назад выступил с ним из Рима для того, чтобы стать последней надеждой Республики в войне с мятежными войсками Спартака. После победы Красс отблагодарил их достойно: добился выделения каждому надела плодородной земли и некоторого числа рабов. Расположением этих людей он сейчас особенно дорожил и поэтому рассчитывал на их поддержку.
Все участники военного совета перешли в большой зал, куда через несколько минут вошли приглашенные туда ветераны. Проконсул некоторое время разглядывал немолодые, обветренные и мужественные лица, у кого-то и со старыми шрамами от полученных в боях ранений, и понимал, что разговор с этими людьми будет непростым. С ними он обязан быть честным до конца, никакие извилистые речи тут не пройдут.
Наместник Сирии сделал знак виночерпиям, которые поднесли каждому ветерану позолоченный кубок с фалернским вином. Те выпили, но выражение их лиц осталось столь же мрачным, как и было до того. Об этом Красс их спросил прямо.
Самый старший из заслуженных воинов высказал их общее мнение.
Причиной неподобающих настроений в войске была та самая парфянка, которая избежала смерти в цирке, сумев подчинить своей воле гигантского питона, а затем умудрилась живой вылезти из-под земли. Суждение воинов было таково: она колдунья, одержимая своими богами, которые вознамерились погубить Рим. Это значит, что она способна и наслать на войско мор, что в чужих землях может привести к полной гибели военной экспедиции.
- Довольно! – резко оборвал его Красс, придя в неописуемое раздражение. – За последнее время я слышу о ней уже второй раз. Квириты, мои соратники, я вас не узнаю. Вместе мы побеждали сильных и опасных врагов, мы сокрушили под Браданом мятежное войско Спартака. А теперь? Таких врагов на нашем пути пока не предвидится, а я вынужден всерьез выслушивать о ваших страхах перед каким-то жалким существом. Вылезла из-под земли, говорите вы? Будьте уверены, она после этого забилась в какую-нибудь щель и боится высунуть оттуда голову даже на мгновение. Все, на что она способна – присылать письма с пустыми угрозами. С этого часа я запрещаю в войске любые разговоры о ней. Те, кто нарушит запрет, будут наказаны. Я сказал.
Жесткий повелительный тон проконсула благотворно подействовал на воинов. Они сразу даже как-то еще больше распрямились и еще больше расправили плечи, а в глазах зажегся прежний огонь – тот, что сопутствовал им в дальних походах и тяжелых боях. Красс обладал особым даром воздействия на сограждан, в чем почти не уступал своему врагу Цицерону. Вот и сейчас собравшимся в зале легионерам после слов военачальника самим показался нелепым и позорным недавний собственный страх перед какой-то колдуньей.
На этом военный совет и встреча с ветеранами были завершены.
Во второй половине дня Красс вместе с несколькими легатами стоял в порту на набережной и наблюдал за погрузкой на корабли. Набережная была заполнена толпами зевак. Наибольшее внимание привлекала гексера, мощнейший шестипалубный военный корабль, еще никем здесь не виданный ранее. Сейчас в нее переносили клетки с боевыми собаками, лай которых заглушал голоса всех находящихся недалеко людей.
Красс обернулся к своим сподвижникам и обратился к ним:
- Квириты, сегодня славный день в истории Римской державы. Завтра утром мы отплываем и отправляемся навстречу великим делам, которыми превзойдем всех тех, кто жил до нас. Отправляясь покорять Восток, мы должны помнить слова Юпитера, сказанные им, когда он повел богов на битву с титанами: "Если мы не победим сегодня, то мы все равно победим в следующий раз". Вы видели, римляне, как всю неделю не прекращался дождь, а сейчас посмотрите на синее небо без единого облачка и солнце, которое скоро зайдет и сейчас щедро отдает нам свои последние лучи! Разве вы не видите в этом предзнаменование великих побед, которые пошлют нам боги, подарившие нам сегодняшний прекрасный вечер?
- Для кого-то прекрасный, а для кого-то не слишком, - вполголоса процедила Реште, стоявшая совсем недалеко среди зевак, наблюдавших за началом погрузки на гексеру клеток с собаками.
Лицо ее было скрыто покрывалом, поэтому группа римлян во главе с проконсулом прошла мимо, не обратив на нее никакого внимания.
Рейтинг: 0
5 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
