Оставшись один на один с металлическим ящиком, вынутым из банковской ячейки, я минуты две помедлил, не решаясь повернутьключ. Слишком многое зависело от того, что там внутри могло находиться. Европа – не Россия, цены здесь на все бешеные, а у человека, который скрывается, ко всему прочему, расходов куда больше, чем у того, кто живет налаженной, легальной жизнью. Так что не мудрено, что за год я основательно поиздержался.
Много раз я пытался решить вопрос заранее: что я буду делать, если «клерки» забракуют тот материал, что я им представил? Разорвать в одностороннем порядке наши отношения, какими бы последствиями мне это ни грозило? Стерпеть, утереться, устроиться где-нибудь на работу, как-нибудь просуществовать еще один год?
К счастью, деньги, ключ от новой банковской ячейки были на месте, я быстро убрал их в кейс и навсегда покинул хранилище банка Сосьете Женераль.
Снова сто тысяч евро, новый банк, на сей раз «Креди Лионне» в Марселе и никаких записок: инструкций, пожеланий. Тем более, загадочной четвертой тетради. Карт-бланш, который открывал мне многое. Пожалуй, идеальный вариант.
Прошедший год дался мне нелегко. Больше всего меня терзали мысли о моей семье, но, по вполне понятным причинам, я не решусь доверить этим страницам какие-либо подробности о своих родных и близких. Я понимал, что не смогу больше даже помогать им материально – я не мог допустить, чтобы их жизням угрожала хоть какая-то опасность, а для этого я должен был стереть их в своей памяти, и самому так глубоко зарыться в ил, чтобы меня никто и никогда не нашел.
Второй болью была Россия. Чужбина есть чужбина, все здесь, на Западе, раздражало меня. («Родина нам – вся земля, где родимся и где нас хоронят» Катон. «Где хорошо, там и родина» Аристотель. «Людей, покидающих свое отечество для чужих краев, на чужбине не уважают, а на родине чуждаются» Эзоп).
Я привык к совершенно другому укладу жизни и, хотя ура-патриотизмомпереболел еще во времена своей далекой юности (особенно армия вылечиться помогла), мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь буду вынужден покинуть родные места. Уже один тот факт, что я никогда не смогу посетить могилу родителей, отравлял мне все мое новое существование. Однако признаться, на ностальгию у меня тоже совершенно не было времени.
Размышляя о том, что со мной произошло («Почему я?»), я нашел только одно объяснение тому, что меня столь неожиданно вырвали из привычного состояния и поставили на грань жизни и смерти: мои потуги в богословии. В молодости я вполне довольствовался атеизмом, который мне вдалбливали в голову еще со школьной скамьи, затем сам собой пришел естественный интерес к тому, как же все-таки на самом деле устроен окружающий мир? Однако ни одно из существующих вероисповеданий при ближайшем рассмотрении не удовлетворило меня, я так и остался на перепутье. Потом так называемой «перестройкой» жизнь устроила мне такую встряску, что стало вообще не до подобных раздумий. Сейчас, пожалуй, впервые в жизни, времени пораскинуть мозгами над этим вопросом, у меня было предостаточно.
Идя шаг за шагом дальше в своих размышлениях, я понял, что мои последние неудачи в поисках работы были отнюдь не случайны. Ясно было, что если бы не «клерки», работу бы я давно нашел, да и вряд ли потерял бы ту, прежнюю, которая до того была у меня. Я не знаю, как именно они строили свою игру, скорее всего, просто занимались каким-нибудь грубым, примитивным очернительством, но своих целей, тем не менее, они добились, и я запутался в их сетях.
Мысли, много мыслей, безумное количество мыслей, но главный факт был все же в другом. Еще тогда, в самом начале нашей знаменательной встречи, я посмеялся над сроками, которые мне были поставлены – десять лет. На ту работу, которую я выполнил за год. («Несчастье имеет свойство вызывать таланты, которые в счастливых обстоятельствах оставались бы спящими». Гораций). Вполне возможно, что как раз так со мной и произошло, хотя о каких-либо подобных способностях в себе (именно такой величины) я раньше и не подозревал.
Но я опять не о том. «Фирс сделал свое дело…» - наверное, надо было растянуть процесс, однако не в моих правилах было играть в подобные игры. Я всегда отличался добросовестностью. Ничего не поделаешь, такая уж у меня натура.
Как бы то ни было (каюсь, я не чужд тщеславия!), из трех тетрадей я слепил неплохую книжицу. Да, собственно, автор достаточно точно выразил свои мысли, чтобы нужно было их слишком разжевывать. Вместе с тем я понимал, что в тот момент, когда моя работа будет закончена и во мне отпадет необходимость, меня, скорее всего, убьют. Однако все-таки решил рискнуть. Больше всего я рассчитывал на их любопытство: что я буду делать дальше? Они вполне могли позволить себе роскошь поиграть еще год со мной в кошки-мышки.
Уже в гостинице, переодевшись и усевшись за стол, я достал из кейса и повертел в руках ключ от новой банковской ячейки. Я был твердо убежден, что она окажется пустой в тот день, когда придет время в нее заглянуть, но также хорошо понимал, что, невзирая ни на какой риск, обязательно ознакомлюсь с ее содержимым.
Это обстоятельство как раз само собой решало вопрос, который стоял у меня сейчас первым на очереди: использовать данный мне Богом шанс и укрыться так, чтобы меня никогда не нашли (во всяком случае попытаться это сделать) или продолжать жить дальше ничего не меняя. Первый вариант был теперь совершенно невозможен: мое появление в Марселе, в «Креди Лионне» свело бы на нет все мои усилия.
Как бы то ни было, первый раунд я выиграл. Доказательства были налицо: жизнь, сто тысяч евро, ключ от новой банковской ячейки. Наверное, надо было отложить сейчас в сторону все дела и как следует отпраздновать это событие, но мое новое существование таило слишком много опасностей, чтобы в нем расслабляться.
Во-первых, подаренные игрушки ничего мне не гарантировали, их могли отобрать у меня в любой момент вместе с душой и телом. Во-вторых, не следовало забывать о врагах – самый момент был им появиться и как следует попотрошить мой ноутбук.
С этого я как раз и начал – с ноутбука. Весь год я делал в нем в отдельном файле пометки, откладывая разрешение их до получения заветного ключа.
Одно из самых первых моих открытий было в том, что я осознал лишь после долгих раздумий мысль, которая поразила меня еще в самом начале: «Их было четверо. Не слишком ли много для меня одного?» Действительно, они безрассудно рисковали бы, поставив все на одну карту. А значит, нас должно было быть тоже, как минимум, четверо. Пожалуй, точно четверо. Четверо «новых евангелистов». Не следует забывать также, что мои «переговорщики» (не могу называть их, как прежде, «нанимателями») были просто клерками. И, стало быть, в их же собственной иерархии я был по рангу гораздо выше любого из них.
Какие еще выводы диктовала мне логика? Каждому из нас («новых евангелистов») должны были быть созданы одинаковые условия, определены одни и те же задания. Радовал ли меня или, наоборот, разочаровывал, подобный факт? Трудно сказать, но я дорого дал бы, чтобы знать наверняка, как обстояло дело в действительности.
Естественно было предположить также, что не все четверо в итоге получили заветный ключ. Как бы я сам поступил с аутсайдерами? Пустил бы их по следу более удачных соперников. Как с целью охраны, так и для самой заурядной слежки. Но меньше всего на свете мне хотелось сейчас опираться на свои собственные предположения. Нет, надо было влезть в шкуру «переговорщиков» и руководствоваться именно их мыслями.
Пожалуйста, первый же пришедший на ум пример. Превратить своего подопечного в соглядатая, означало бы поставить себя в подчиненное положение в сравнение с остальными, а этого никто из «великолепной четверки» не мог себе позволить: все они были слишком амбициозны, слишком честолюбивы.
А значит, если кто-то из «евангелистов» не оправдал надежд, то самым целесообразным после его устранения было бы просто подобрать ему замену, дав новому кандидату новое задание и зарядив новыми, точнее, обновленными, данными.
Кстати, меня меньше всего на свете интересовало, кто именно из «клерков» являлся моим непосредственным куратором. Мои умозаключения и так были слишком зыбки, чтобы такими деталями их перегружать.
Однако все-таки наиважнейшим вопросом для меня сейчас было: как и над чем работать дальше. Только, исходя из этого (работы), я мог выстраивать свою дальнейшую жизнь.
Тот самый карт-бланш. Перетирать и дальше содержимое трех тетрадей или же проявить себя, как личность? Собственно, требовалось лишь уточнить, на самом деле, этот вопрос был давно уже решен мною.
С легким сердцем я закрыл и сдал в гостиничный сейф ноутбук и отправился «кутить». Хотя, собственно, в чем конкретно это могло выразиться? Напиться? Провести ночь с женщиной?
Помочь сайту
Поздравления
