ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ПРО КАБАНА ИЛИ НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ОХОТНИЧЬИХ ЗАБЛУЖДЕНИЯХ

ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ПРО КАБАНА ИЛИ НЕСКОЛЬКО
СЛОВ ОБ ОХОТНИЧЬИХ ЗАБЛУЖДЕНИЯХ
 
     Вам скажет любой охотник, что летом зверь ходит ночью, а зимой - днем. Сие утверждение относится к заблуждениям и во многих случаях неверно. Механизм этих прогулок  или блужданий гораздо тоньше этого примитивного трафарета Вы скажете, что кабан и та же коза шляндает летом по ночам, то бишь с вечера попозжа и с утречка пораньше. С чего же им взбрело в голову сей распорядок дня? Вы едва ли задумывались над сим простым фактом и любой мал - мало сведущий охотник принимает это на веру, как любой верующий человек, мало задумываясь над ним, поскольку сама вера подразумевает принимать утверждения без должного дальнейшего размышления о природе вещёй. Короче: вам сказали, что бог азм есмь, то сие и должно быть, хотя любое логическое построение говорит об отсутствии единого творца. Проще предположить разумность всей вселенной, чем существование человекоподобного творилу всего сущего, так вам скажут, что зверь бродит вечером - значит, так оно и есть. Крокодил - птичка, правда, не летающая, поскольку это сказал генерал, хотя в случае с кабанами все проще и однозначней. Достаточно одного взгляда на мохнатую шубу бурого вепря, чтобы понять, что она сильно смахивает на дубленку, хоть и летней модификации. Теперь  представьте, что вы гуляете в ней под кедрами и дубами в тридцатиградусную жару. Представили? Теперь вопрос об дневных прогулках решается сам собой и очень просто без всяких узколобых догматов веры. Гулять, значится, по ночам прохладней, а днем - парить ласты в  ближайших мочажинах и промоинах при такой шубе - лепота! Так-то, господа. Следовательно, сей кабан гуляет только утром и ночью? Вот-то и дудки. Выйдите в дождичек в лесок густо заселенный вепрями в  летний полдень, то вы там запросто встретите пасущееся стадо этих свиней, особенно вечно голодных, яки студенты, молодых голенастых будущих секачей и маток, юных и зеленых гуранчиков и гурашков. Впрочем, и зимой, чаще в первозимье, особенно тогда, когда погода стоит мягкой, зверь предпочитает жировать с утра и вечером, находясь на лежках в полдень, за исключением морозных дней, когда они не хотят вылезать из своих уютных логовищ, как вы из-под одеяла, порой по суткам. Сие относится так же к вьюгам, буранам или пурге, когда по лесам и долам носятся только особо голодные представители парно и не парнокопытных, ластоногих и лапчатых, лапотников, в сапогах, валенках, мокроступах, лыжах и прочих дерьмодавных приспособлениях. Гуляет же зверь днем все больше для моциону, меря зачастую километр к километру, для того, чтобы запутать ленивого или глупого охотника, неосторожно спугнувшего его с уютной лежки, для целости своих копыт, ушей и бренного тела при всём том.
    Впрочем, подобных заблуждений множество. Тот же барсук повсеместно считается животным ночным, но я, однажды, встретился средь белого дня с жирненьким барсучарой, что, вопреки всем догмам, вкушал плоды земные в славной Панихезе в неурочное время. Спринт в метров сто я проскакал в резиновых сапогах с ружьем, при патронташе и рюкзаке, за секунд двенадцать, ничуть не хуже этой жирной куницы, но до 
дупла он добежал гораздо раньше меня, что не помешало ему через час перекочевать с разбитой харей ко мне в рюкзак.
    Теперь поговорим о брехне, об особой чуткости зверей. Конечно зрение у них не чета нашему, но, при навыке и хорошем снеге, вы запросто можете подойти к лежащему зверю на выстрел даже из дробовика, что доказывали народы живущие от охоты, и вы может быть  читали поразительный рассказ у Арсеньева об стружке, положенной на  спину лося. Невероятная, но правдивая легенда.
    Правда эта моя история никаким боком не относится к разряду виртуозных, ассовских способов выслеживания зверя, да и я сам после пятнадцати лет заслуженного браконьерства, не всегда способен сдержать свою природную горячность, и скрасть зверя на выстрел из лука или расстояния броска копья, что около шестидесяти метров в лесу. Вообще-то она началась отнюдь не в этот день, а за два дня до того.
    За два дня до того события и начнем. Вот тогда-то, именно за два дня до сего случая, и прошёл дождь. Сидеть у любимейшей и пока единственной тёщи и тестя и взирать на их надоевшие лица мне было за падло. Так что, надев плащ-накидку и сунув под неё ружье, я отправился прогуляться по Каменистой, ещё одной приметной и довольно обширной горки в окрестности Г-ки и Заречного, соседнего села славившегося своими придурками и пьяницами на все Приморье. Отмолотив часа три и сделав один виток вокруг этой сопочки в районе вершины, решил я, однако, заглянуть на свой, в совместном владении с тёщей, огород. В общем, черт меня дернул попереться туда. Дождик уже кончился, и парило неимоверно, так что у меня стало пропадать желание вообще бродить или даже совершать какие-либо телодвижения, особенно под мокрой прорезиненной тканью армейской моей амуниции, которую я не снимал из-за мокрых кустов леспедеции и  прочей мелочи подлеска обильно произрастающего в лесах Приморья, а особенно на Каменистой, которую благодарные аборигены и не аборигены выжигают с завидным постоянством, за что не грех было бы и выдергать им рученьки да шаловливые.
    Охота в летнюю пору в большей части строится на случае, за исключением охоты на солонцах и полянах, где случай тоже играет свою роль. В общем, она предполагает бродяжничество по сопкам и оврагам, в тщетной надежде наступить на хвост задремавшей козе или найти след кабаньего стада или более крупного зверя, которого можно выследить без особого напряжения даже по черной тропе.
    Поскольку ничего похожего не обнаружилось, то я все-таки добрался до своего огорода довольно благополучно, где нашёл искомое в лице пожирающих мою спелую кукурузу кабанов. Скрасть их по бурелому, так как спускался я с Каменистой  по лесу, а не шёл по дороге, мне не удалось. Скорее всего, нанес мой запах ветерок, который я не ощущал, а может он плутал туды - сюды без определенных целей и направлений, или я их подшумел, подойдя слишком близко, но так и не увидев ни одного из них из-за довольно густой зеленки пойменных кущей. Короче, они дали деру без объяснений и разглагольствований о причинах своего позорного бегства с поля предстоящей встречи со мной. На часах было четыре часа вечера. Это к тем моим размышлениям о ночных бдениях животных.
    Выследить мне их не удалось из-за моей малой опытности и, может быть, некоторого разгильдяйства. Впрочем, вывод я сделал довольно точный: эти господа должны наведаться в гости ещё раз и ранёхонько. Так что в четыре часа в знойный августовский денёк, следующий после вышеописанного, я вальяжно прибыл на кукурузную плантацию своего тестя. Спешить было особо некуда, так что я, подпираемый большой нуждой, решил освободить свой желудок от призадержавшейся в ней пищи на фоне безымянной речушки или, скорее, ручья, не так далеко от места моего будущего бдения в засаде. Но.. Но, как говорится, как только я обнажил свои тощие ягодицы, так сразу и услышал шуршание топающих ко мне навстречу фазанов. Занятие, видите ли, не из приятных.. В общем, одним словом, пока я разбирался со штанами и патронами, сии гости резвёхонько удалились от меня в сторону огорода. Почесав лысину и понадеявшись на ранний час, я решил наступить на хвост этим визитерам, тем более они, падлы, направились к той же кукурузе, что и вчерашние высокие гости, что, впрочем, делать не следовало бы по всем канонам охоты, но я решил, что часа за три следы должны подсохнуть, а запах - выветриться. Но. Но я вновь услышал шум, но уже более явственный и отчетливый со стороны Каменистой. Явно вчерашние мои визави шляндали по стопам друга Вини, в надежде подкрепиться чем-нибудь вкуснее не упавших ещё желудей или корней валерианы. Так что я тотчас же забыл о предыдущих своих встречах и планах и мухой взлетел на вербу, где предусмотрительными моими сотоварищами по браконьерскому промыслу были прибиты две толстые ветки, которые весьма прилично заменяли театральные кресла, но были чересчур жестковатые для моих мослов не отягощенных мясом и жировыми прослойками в них. Впрочем, торчать на этом насесте мне предстояло весьма недолго: кабаны, обойдя меня по ивняку, вышли на поле вчерашнего пиршества и резво захрустели початками, наглым образом воруя их у тёщиных кур, которым они и предназначались в большей мере, чем презренным людишкам. Кукуруза заходила ходуном, но сами грабители не желали пока казать носа перед моими светлыми очами, так как разбойничали на дальнем конце поля. Стрелять в шевеление стеблей я не имел привычки и с должным терпением, достойным племени могикан, выжидал удобной цели. Но, добавим третье, но. Но, через дорогу ведшею во поля широки и речку за ней, была ещё одна дорога покрытая дресвой и гравием, сообщавшая Г-ку с тем самым Заречным и городом У-ком, так же с речкой Комаровкой, где, преодолев два мерных километра, плескалась во сласть местная необтесанная шпана, которая, по причине подступающего вечера, гамузом двигалась во пенаты родные с тем же винипуховским желанием - пожрать. Двигало по этой самой дороге шумно и вольно, так что после этого парадного их прохода, мне только и оставалось, как собрать в уме в кучу три буквы, так как мои кабаны удрали с моей мушки во второй верный раз.
     Теперь о неудачах: если я что-то не сделаю в первый раз, то во второй раз у меня выходит хорошо это дело очень редко. Закономерность или свойство характера? Бис его знает, но с этими тремя буквами, застрявшими в моих зубах я прибыл на свою базу к тёще, где кроме их преподобий находился ещё и Санюха.
     Санюха новое действующее лицо. Лицо ныне покойное, почившее в бозе лет уже много назад, славной памяти буде человече. Так что описать его будет мне не грех. Роста он был небольшенького, и несколько тучноват, но не шибко-то и толст. Особой приметой были его на редкость косые глаза, так что, смотря на него, я никак не мог определить то, смотрит он на меня или пялится в безвоздушное пространство в трех четвертях правее или левее моей лохматой башки. Поскольку я привык зрить в глаза собеседнику, то никак не мог привыкнуть к его загадочному взгляду, но, в конце - концов, я концентрировал всё свое внимание на одном из его глаз и вновь возвращался в свое привычное состояние общения с людьми. Санюха был охотником, но охотником не истинным, как кличет подобных мне больных людишек Сабанеев, а, одним словом, не пришей - пристибай на этом поприще человечком. Ружье он брал в руке не чаще моего тестя, да и убивал ещё реже последнего по причине ещё большей лени, хотя промышлял козу на петли, неприлежно проверяя свои поставушки. Поскольку он был не истинным охотником, хотя все подобные люди и считают себя знатоками сего тонкого дела, он знал все текущие сплетни об успехах и неуспехах всех окрестных туземных стрелял, знал о наличии или отсутствии зверья в тех или иных угодьях. Эти сведения, особенно для оседлого зверья, были довольно точны. Зная все охотничьи сплетни и собирая их с особым энтузиазмом, он, порой, выдавал их за свои похождения.
     Особенностью Санюхи была способность часами сидеть на корточках и дымить с редким шиком цигарку за цигаркой. Особенно гарно это смотрелось на фоне копошащейся на огороде его жены, после чего Санюха с важным видом сообщал об своих успехах в освоении сего сельхозугодия, почему-то он всегда упорно забывал упоминать спутницу жизни великой своей и всегда в единственном числе, с должным философически - глубоким звучанием: "Я - то вскопал". Последнее могло заменяться на прополол, выкопал, окучил или проча, что употребительно в делах полевых наших.
     Так что, когда слова мои трехбуквенные выскочили с разбегу изо рта моего, то не оставили равнодушными не только тестя, но, особливо, Санюху, который с должным рвением упал мне на хвост. Отбиться от него не было никакой возможности, так что на день следующий я в засаду шёл без особого энтузиазма и с нулевой надеждой на успех. Сие выразилось не только в том, что я взял ружье и патроны, но и книгу Михайлы Юрьевича Лермонтова "Герой нашего времени", которую считаю одним из великолепнейших романов нашей литературы, хотя уже, как и "Евгения Онегина", перечитывать не в состоянии.
     Ко всему прочему на огороде мы обнаружили Богомолова, соседа нашего по огороду и бывшего сослуживца по отдельному батальону моего тестя. Наше явление при полном вооружении и параде, вызвало живейший обмен мнениями Санюхи и вышеназванного сельхозрабочего в чине завхоза Г-кой шарашки, по поводу потравы его картошки и вредоносных тварях - кабанах. Сей обмен мнениями продолжался даже тогда, когда мы взгромоздились на номера, то есть я на свой насест, а Санюха на недальнее дерево на сук, достойный его годам и комплекциям. После чего он задымил, как котельная отапливаемая углями низкой калорийности и большой зольности. Настроение мое пало ниже сбитой планки хреновым прыгуном ввысь дальнюю. Чтобы не утруждать свою душу очередными трехбуквенными прелестями, по поводу неудачной охоты, я погрузился в прелести большой литературы, приобщаясь к умам великим, под мерное пыхтение подзамолкнувшего в задумчивости Санюхи и стучание богомоловской тяпки.
    Осилив страницы три, я надумал осилить и четвертую, оторвавшись от великолепной прозы лишь на мгновение, я невольно глянул вниз под дерево, где, на удивление мне, стоял кабанчик килограммов на двадцать пять. Он явно должен был учуять мой запах и услышать богомоловские потуги в окучивании картопеля. Впрочем, он прислушивался и принюхивался и явно собирался дать тягу с моих глаз и в третий раз.
   Мне это не понравилось шибко, кроме того, был третий случай, который блином у меня не бывает. Пусть я особо и не надеялся на успех, но на моих коленях лежала двустволка ИЖ-54 начиненная под завязку картечью. Легкое движение пальца: и оба курка стали на боевой взвод, так что на момент, когда непутевый малолетний вепрь пустился в бега, он был нашпигован по самые уши крупной картечью, которую протащил не далее ближайшей деревины, где и пал на все причитающиеся мослы и точки.
    Конечно, Санюха едва не подавился цигаркой от зависти, предварительно чуть не свалившись с дерева, а Богомол мстительно пнул несостоявшегося свина в бок и прочитал достойную тираду по поводу безвинно пострадавшей картошки, коею этот свин и его сотоварищи соизволили потравить в течение предыдущих своих посещёний. Мне же пришлось дунуть в спешном порядке за тестем, после чего этот невнимательный и глупый кусок мяса очень скоро очутился в багажнике 412 "Москвича" наряду с нашими ружьями, а далее был облуплен и освежеван вдали от глаз людских и мушиных. Санюха же поимел от него ляжку и ещё чегой-то, что мне неизвестно, так как в дела бабьи я не лез и не лезу. Нехай этих баб-с.
 

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0282555

от 12 апреля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0282555 выдан для произведения: ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ ПРО КАБАНА ИЛИ НЕСКОЛЬКО
СЛОВ ОБ ОХОТНИЧЬИХ ЗАБЛУЖДЕНИЯХ
 
     Вам скажет любой охотник, что летом зверь ходит ночью, а зимой - днем. Сие утверждение относится к заблуждениям и во многих случаях неверно. Механизм этих прогулок  или блужданий гораздо тоньше этого примитивного трафарета Вы скажете, что кабан и та же коза шляндает летом по ночам, то бишь с вечера попозжа и с утречка пораньше. С чего же им взбрело в голову сей распорядок дня? Вы едва ли задумывались над сим простым фактом и любой мал - мало сведущий охотник принимает это на веру, как любой верующий человек, мало задумываясь над ним, поскольку сама вера подразумевает принимать утверждения без должного дальнейшего размышления о природе вещёй. Короче: вам сказали, что бог азм есмь, то сие и должно быть, хотя любое логическое построение говорит об отсутствии единого творца. Проще предположить разумность всей вселенной, чем существование человекоподобного творилу всего сущего, так вам скажут, что зверь бродит вечером - значит, так оно и есть. Крокодил - птичка, правда, не летающая, поскольку это сказал генерал, хотя в случае с кабанами все проще и однозначней. Достаточно одного взгляда на мохнатую шубу бурого вепря, чтобы понять, что она сильно смахивает на дубленку, хоть и летней модификации. Теперь  представьте, что вы гуляете в ней под кедрами и дубами в тридцатиградусную жару. Представили? Теперь вопрос об дневных прогулках решается сам собой и очень просто без всяких узколобых догматов веры. Гулять, значится, по ночам прохладней, а днем - парить ласты в  ближайших мочажинах и промоинах при такой шубе - лепота! Так-то, господа. Следовательно, сей кабан гуляет только утром и ночью? Вот-то и дудки. Выйдите в дождичек в лесок густо заселенный вепрями в  летний полдень, то вы там запросто встретите пасущееся стадо этих свиней, особенно вечно голодных, яки студенты, молодых голенастых будущих секачей и маток, юных и зеленых гуранчиков и гурашков. Впрочем, и зимой, чаще в первозимье, особенно тогда, когда погода стоит мягкой, зверь предпочитает жировать с утра и вечером, находясь на лежках в полдень, за исключением морозных дней, когда они не хотят вылезать из своих уютных логовищ, как вы из-под одеяла, порой по суткам. Сие относится так же к вьюгам, буранам или пурге, когда по лесам и долам носятся только особо голодные представители парно и не парнокопытных, ластоногих и лапчатых, лапотников, в сапогах, валенках, мокроступах, лыжах и прочих дерьмодавных приспособлениях. Гуляет же зверь днем все больше для моциону, меря зачастую километр к километру, для того, чтобы запутать ленивого или глупого охотника, неосторожно спугнувшего его с уютной лежки, для целости своих копыт, ушей и бренного тела при всём том.
    Впрочем, подобных заблуждений множество. Тот же барсук повсеместно считается животным ночным, но я, однажды, встретился средь белого дня с жирненьким барсучарой, что, вопреки всем догмам, вкушал плоды земные в славной Панихезе в неурочное время. Спринт в метров сто я проскакал в резиновых сапогах с ружьем, при патронташе и рюкзаке, за секунд двенадцать, ничуть не хуже этой жирной куницы, но до 
дупла он добежал гораздо раньше меня, что не помешало ему через час перекочевать с разбитой харей ко мне в рюкзак.
    Теперь поговорим о брехне, об особой чуткости зверей. Конечно зрение у них не чета нашему, но, при навыке и хорошем снеге, вы запросто можете подойти к лежащему зверю на выстрел даже из дробовика, что доказывали народы живущие от охоты, и вы может быть  читали поразительный рассказ у Арсеньева об стружке, положенной на  спину лося. Невероятная, но правдивая легенда.
    Правда эта моя история никаким боком не относится к разряду виртуозных, ассовских способов выслеживания зверя, да и я сам после пятнадцати лет заслуженного браконьерства, не всегда способен сдержать свою природную горячность, и скрасть зверя на выстрел из лука или расстояния броска копья, что около шестидесяти метров в лесу. Вообще-то она началась отнюдь не в этот день, а за два дня до того.
    За два дня до того события и начнем. Вот тогда-то, именно за два дня до сего случая, и прошёл дождь. Сидеть у любимейшей и пока единственной тёщи и тестя и взирать на их надоевшие лица мне было за падло. Так что, надев плащ-накидку и сунув под неё ружье, я отправился прогуляться по Каменистой, ещё одной приметной и довольно обширной горки в окрестности Г-ки и Заречного, соседнего села славившегося своими придурками и пьяницами на все Приморье. Отмолотив часа три и сделав один виток вокруг этой сопочки в районе вершины, решил я, однако, заглянуть на свой, в совместном владении с тёщей, огород. В общем, черт меня дернул попереться туда. Дождик уже кончился, и парило неимоверно, так что у меня стало пропадать желание вообще бродить или даже совершать какие-либо телодвижения, особенно под мокрой прорезиненной тканью армейской моей амуниции, которую я не снимал из-за мокрых кустов леспедеции и  прочей мелочи подлеска обильно произрастающего в лесах Приморья, а особенно на Каменистой, которую благодарные аборигены и не аборигены выжигают с завидным постоянством, за что не грех было бы и выдергать им рученьки да шаловливые.
    Охота в летнюю пору в большей части строится на случае, за исключением охоты на солонцах и полянах, где случай тоже играет свою роль. В общем, она предполагает бродяжничество по сопкам и оврагам, в тщетной надежде наступить на хвост задремавшей козе или найти след кабаньего стада или более крупного зверя, которого можно выследить без особого напряжения даже по черной тропе.
    Поскольку ничего похожего не обнаружилось, то я все-таки добрался до своего огорода довольно благополучно, где нашёл искомое в лице пожирающих мою спелую кукурузу кабанов. Скрасть их по бурелому, так как спускался я с Каменистой  по лесу, а не шёл по дороге, мне не удалось. Скорее всего, нанес мой запах ветерок, который я не ощущал, а может он плутал туды - сюды без определенных целей и направлений, или я их подшумел, подойдя слишком близко, но так и не увидев ни одного из них из-за довольно густой зеленки пойменных кущей. Короче, они дали деру без объяснений и разглагольствований о причинах своего позорного бегства с поля предстоящей встречи со мной. На часах было четыре часа вечера. Это к тем моим размышлениям о ночных бдениях животных.
    Выследить мне их не удалось из-за моей малой опытности и, может быть, некоторого разгильдяйства. Впрочем, вывод я сделал довольно точный: эти господа должны наведаться в гости ещё раз и ранёхонько. Так что в четыре часа в знойный августовский денёк, следующий после вышеописанного, я вальяжно прибыл на кукурузную плантацию своего тестя. Спешить было особо некуда, так что я, подпираемый большой нуждой, решил освободить свой желудок от призадержавшейся в ней пищи на фоне безымянной речушки или, скорее, ручья, не так далеко от места моего будущего бдения в засаде. Но.. Но, как говорится, как только я обнажил свои тощие ягодицы, так сразу и услышал шуршание топающих ко мне навстречу фазанов. Занятие, видите ли, не из приятных.. В общем, одним словом, пока я разбирался со штанами и патронами, сии гости резвёхонько удалились от меня в сторону огорода. Почесав лысину и понадеявшись на ранний час, я решил наступить на хвост этим визитерам, тем более они, падлы, направились к той же кукурузе, что и вчерашние высокие гости, что, впрочем, делать не следовало бы по всем канонам охоты, но я решил, что часа за три следы должны подсохнуть, а запах - выветриться. Но. Но я вновь услышал шум, но уже более явственный и отчетливый со стороны Каменистой. Явно вчерашние мои визави шляндали по стопам друга Вини, в надежде подкрепиться чем-нибудь вкуснее не упавших ещё желудей или корней валерианы. Так что я тотчас же забыл о предыдущих своих встречах и планах и мухой взлетел на вербу, где предусмотрительными моими сотоварищами по браконьерскому промыслу были прибиты две толстые ветки, которые весьма прилично заменяли театральные кресла, но были чересчур жестковатые для моих мослов не отягощенных мясом и жировыми прослойками в них. Впрочем, торчать на этом насесте мне предстояло весьма недолго: кабаны, обойдя меня по ивняку, вышли на поле вчерашнего пиршества и резво захрустели початками, наглым образом воруя их у тёщиных кур, которым они и предназначались в большей мере, чем презренным людишкам. Кукуруза заходила ходуном, но сами грабители не желали пока казать носа перед моими светлыми очами, так как разбойничали на дальнем конце поля. Стрелять в шевеление стеблей я не имел привычки и с должным терпением, достойным племени могикан, выжидал удобной цели. Но, добавим третье, но. Но, через дорогу ведшею во поля широки и речку за ней, была ещё одна дорога покрытая дресвой и гравием, сообщавшая Г-ку с тем самым Заречным и городом У-ком, так же с речкой Комаровкой, где, преодолев два мерных километра, плескалась во сласть местная необтесанная шпана, которая, по причине подступающего вечера, гамузом двигалась во пенаты родные с тем же винипуховским желанием - пожрать. Двигало по этой самой дороге шумно и вольно, так что после этого парадного их прохода, мне только и оставалось, как собрать в уме в кучу три буквы, так как мои кабаны удрали с моей мушки во второй верный раз.
     Теперь о неудачах: если я что-то не сделаю в первый раз, то во второй раз у меня выходит хорошо это дело очень редко. Закономерность или свойство характера? Бис его знает, но с этими тремя буквами, застрявшими в моих зубах я прибыл на свою базу к тёще, где кроме их преподобий находился ещё и Санюха.
     Санюха новое действующее лицо. Лицо ныне покойное, почившее в бозе лет уже много назад, славной памяти буде человече. Так что описать его будет мне не грех. Роста он был небольшенького, и несколько тучноват, но не шибко-то и толст. Особой приметой были его на редкость косые глаза, так что, смотря на него, я никак не мог определить то, смотрит он на меня или пялится в безвоздушное пространство в трех четвертях правее или левее моей лохматой башки. Поскольку я привык зрить в глаза собеседнику, то никак не мог привыкнуть к его загадочному взгляду, но, в конце - концов, я концентрировал всё свое внимание на одном из его глаз и вновь возвращался в свое привычное состояние общения с людьми. Санюха был охотником, но охотником не истинным, как кличет подобных мне больных людишек Сабанеев, а, одним словом, не пришей - пристибай на этом поприще человечком. Ружье он брал в руке не чаще моего тестя, да и убивал ещё реже последнего по причине ещё большей лени, хотя промышлял козу на петли, неприлежно проверяя свои поставушки. Поскольку он был не истинным охотником, хотя все подобные люди и считают себя знатоками сего тонкого дела, он знал все текущие сплетни об успехах и неуспехах всех окрестных туземных стрелял, знал о наличии или отсутствии зверья в тех или иных угодьях. Эти сведения, особенно для оседлого зверья, были довольно точны. Зная все охотничьи сплетни и собирая их с особым энтузиазмом, он, порой, выдавал их за свои похождения.
     Особенностью Санюхи была способность часами сидеть на корточках и дымить с редким шиком цигарку за цигаркой. Особенно гарно это смотрелось на фоне копошащейся на огороде его жены, после чего Санюха с важным видом сообщал об своих успехах в освоении сего сельхозугодия, почему-то он всегда упорно забывал упоминать спутницу жизни великой своей и всегда в единственном числе, с должным философически - глубоким звучанием: "Я - то вскопал". Последнее могло заменяться на прополол, выкопал, окучил или проча, что употребительно в делах полевых наших.
     Так что, когда слова мои трехбуквенные выскочили с разбегу изо рта моего, то не оставили равнодушными не только тестя, но, особливо, Санюху, который с должным рвением упал мне на хвост. Отбиться от него не было никакой возможности, так что на день следующий я в засаду шёл без особого энтузиазма и с нулевой надеждой на успех. Сие выразилось не только в том, что я взял ружье и патроны, но и книгу Михайлы Юрьевича Лермонтова "Герой нашего времени", которую считаю одним из великолепнейших романов нашей литературы, хотя уже, как и "Евгения Онегина", перечитывать не в состоянии.
     Ко всему прочему на огороде мы обнаружили Богомолова, соседа нашего по огороду и бывшего сослуживца по отдельному батальону моего тестя. Наше явление при полном вооружении и параде, вызвало живейший обмен мнениями Санюхи и вышеназванного сельхозрабочего в чине завхоза Г-кой шарашки, по поводу потравы его картошки и вредоносных тварях - кабанах. Сей обмен мнениями продолжался даже тогда, когда мы взгромоздились на номера, то есть я на свой насест, а Санюха на недальнее дерево на сук, достойный его годам и комплекциям. После чего он задымил, как котельная отапливаемая углями низкой калорийности и большой зольности. Настроение мое пало ниже сбитой планки хреновым прыгуном ввысь дальнюю. Чтобы не утруждать свою душу очередными трехбуквенными прелестями, по поводу неудачной охоты, я погрузился в прелести большой литературы, приобщаясь к умам великим, под мерное пыхтение подзамолкнувшего в задумчивости Санюхи и стучание богомоловской тяпки.
    Осилив страницы три, я надумал осилить и четвертую, оторвавшись от великолепной прозы лишь на мгновение, я невольно глянул вниз под дерево, где, на удивление мне, стоял кабанчик килограммов на двадцать пять. Он явно должен был учуять мой запах и услышать богомоловские потуги в окучивании картопеля. Впрочем, он прислушивался и принюхивался и явно собирался дать тягу с моих глаз и в третий раз.
   Мне это не понравилось шибко, кроме того, был третий случай, который блином у меня не бывает. Пусть я особо и не надеялся на успех, но на моих коленях лежала двустволка ИЖ-54 начиненная под завязку картечью. Легкое движение пальца: и оба курка стали на боевой взвод, так что на момент, когда непутевый малолетний вепрь пустился в бега, он был нашпигован по самые уши крупной картечью, которую протащил не далее ближайшей деревины, где и пал на все причитающиеся мослы и точки.
    Конечно, Санюха едва не подавился цигаркой от зависти, предварительно чуть не свалившись с дерева, а Богомол мстительно пнул несостоявшегося свина в бок и прочитал достойную тираду по поводу безвинно пострадавшей картошки, коею этот свин и его сотоварищи соизволили потравить в течение предыдущих своих посещёний. Мне же пришлось дунуть в спешном порядке за тестем, после чего этот невнимательный и глупый кусок мяса очень скоро очутился в багажнике 412 "Москвича" наряду с нашими ружьями, а далее был облуплен и освежеван вдали от глаз людских и мушиных. Санюха же поимел от него ляжку и ещё чегой-то, что мне неизвестно, так как в дела бабьи я не лез и не лезу. Нехай этих баб-с.
 

 

НА ОДНОЙ НОГЕ ( КУКУШКА НА ДУБЕ)

ГАЙНО