Дщери Сиона. Глава двадцать седьмая
22 июля 2012 -
Денис Маркелов
Глава двадцать седьмая
Лора была рада тому, что дядя больше не вызывает её в свой кабинет. Он словно бы забыл о её существовании. Со дня концерта миновало почти две недели.
Но её уже тянуло домой. Хотелось вновь взглянуть на Нижегородский Кремль, проехаться в троллейбусе до родительского гнезда и забыть о своей поездке сюда. Как о неприятном горяченном бреде.
Однако дни казались ужасно длинными.
Лора развлекала себя тем, то смотрела спортивные трансляции из Парижа. Она ничего не понимала в футболе, но мельтешение мужских фигур на экране, успокаивало её.
За шумом стадиона были не слышны те тревожные мысли, что всё чаще посещали её красивую голову.
Хозяйка также временно охладела к ней. Но она была рядом, словно злая кошка возле мышиной норки, была рядом и смотрела, как её жертва доживает последние дни.
Мустафа также ожидал роковой развязки. Он не надеялся на Лорину скромность. Правда, эта красотка могла замолчать. Закрыть рот и без хирургического вмешательства. Но теперь он понимал что проиграл. Проиграл, как и то бумагомаратель, что направил к нему свою опостылевшую ему падчерицу.
Какулька тупо смотрела на девчонок. Что словно стая бандерлогов уставилась на экран телевизора, словно бы тот был всесильным удавом Каа.
Передавали очередной футбольный матч. Девчонкам отчего-то нравилось смотреть на мускулистых парней. Они были взбудоражены и почти не требовали от несчастной адвокатской дочери опостылевшего ей квохтанья.
Да и самой Людочке не хотелось лишний раз открывать рот.
Если бы её молчание было бы золотом – то она уже была бы богаче Рокфеллера и Скруджа Мак Дакка вместе взятых. Людочка понимала одно, что скоро станет игрушкой, игрушкой для своего тюремщика и палача.
«Почему, они не убьют нас? Отчего медлят? Я не хочу растекаться жидким дерьмецом и молить о пощаде. Не хочу…».
До этой фантазёрки вдруг стало доходить, что она может умереть, и не понарошку. Где-нибудь на сцене. А прямо сейчас и по-настоящему. И что ей придётся горько сожалеть об утраченной жизни…»
Она смотрела на согнутые спины девчонок и чувствовала себя обманутой. Над ней насмехались, насмехались и требовали невозможного позора.
«Что же делать? Нет, только не это. А эта – Лора, зачем она здесь? И чем она лучше меня, отчего ходит в платьях и с волосами. Правда, по своей комнате она почти всегда разгуливает голая, словно бы одежда ей или мала, или попросту неприятна. А может, ей нравится быть голой? Пускай тогда походит голышом всю жизнь, всю свою оставшуюся жизнь.
И она стала незаметно для других преследовать эту девушку, как лиса преследует неразумного и весёлого цыплёнка.
Лора не замечала слежки. Но когда ей надоело сидеть взаперти, она решила сделать неслыханную дерзость - отправиться одной в запретную комнату.
Комната релаксации была убежищем дяди. Она напоминала собой бункер, в нём было не страшно, весь остальной мир просто не существовал.
Голубая вода в бассейне, негромкая музыка, странные ароматы, уносящие в дебри индийских джунглей. Здесь Мустафа был сродни индийскому князьку. Сродни тому милому на вид радже, который мечтал о золотой антилопе. Тогда он был добр, слащаво добр. Он притворявшийся хозяином слуга.
Лора решила провести в этом раю хотя бы час.
Она скинула с себя всё, но идти нагишом по коридорам этого бесконечного особняка было опасно. Дом Мустафы напоминал роскошный трансатлантический лайнер, про такой же роскошный пароход один американский режиссёр уже снял фильм…
И поэтому для маскировки она натянула довольно тесное бикини и свой купальный халатик, который сделал её похожей на юную наивную калифорнийку, вроде тех, что жили на экране телевизора всего два раза в сутки – час утром и час вечером.
Дверь, ведущая в дядин рай охранялась странным притягательным числом. От него правда попахивало серой, но Лора была равнодушна к религии и поэтому радовалась, трижды нажимая клавишу с цифрою «6».
В комнате релаксации ничего не изменилось с её первого визита.
Также голубела вода, и так же пробегали блики по кафельным стенам. Лора глубоко вздохнула и каким-то слишком театральным жестом скинула свой халатик, он спланировал с её тела. Словно бы пожелтевший лист с берёзы. Затем туда же отправился бюстгальтер и плавки.
Нагота взрослила её. Взрослила и манила. Как манит первая сигарета или рюмка спиртного.
Ноги Лоры слегка подрагивали. Ей вдруг показалось. Что на ней коньки и она вот-вот выйдет на лёд. Так уже было в детстве, когда её учили кататься на коньках.
Спуститься в бассейн было так просто. Так просто.
Обнаженная и наполняющаяся гордостью, как резиновый шарик воздухом, Лора повернулась задом и стала робко нашаривать дрожащей ступнёй, нашаривать трубчатую ступень. Она передвигала ногами, опускаясь всё ниже и ниже. Опускалась, готовясь к угодливому и такому желанному поцелую в попу.
Отсутствие дядя давало ей свободу. Никто не пялил на неё глаза, никто не смущал своим присутствием. Зато здесь так легко было мечтать, словно бы на каком-то пока ещё недоступном заграничном курорте.
Шутя не пыталась отговаривать подругу. Она понимала, что все доводы разума безнадёжно слабы перед капризом сердца. Сердце грубеет быстрее, чем мозг.
И поэтому, когда нынешняя Какулька притащила её к потайной двери в комнату релаксации. Эта дверь была почти незаметной. Но никогда не закрывалась на ключ. Это был запасной выход на случай непредвиденных обстоятельств. И для того, чтобы яства и вина подавались без промедлений.
На двери красовался сдвижной кругляшок. За ним прятался глазок, маленький глазок. В который был виден весь бассейн.
Какульке было любопытно посмотреть на свою прежнюю копию. Лора была тем самым сучком, что она никак не могла выгнать из своего глаза. Она была её случайным, но самым смертным врагом.
«Почему я так ненавижу её? Но ведь эта девушка ничего мне не сделала. Просто приехала сюда и живёт, как дорогая кукла. А я. Я?
Какулька всхлипнула. Она едва сдержала слёзы. Она чувствовала, как гуляющий по коридору ветер щекочет ей ягодицы, щекочет так, как будто бы сын Мустафы, любящий подкрадываться к служанкам и щекотать их куриными перьями.
Эти перья. Наверняка давно слетели с её тела. Ведь она часто квохтала, а теперь покрывалась гусиной кожей от ужаса перед первым таким важным шагом.
Надо было решаться. Надо решаться.
Лора продолжала лежать на воде, закрыв глаза и погрузившись в мечтания. Музыка и запах индийских трав делали её счастливой. И теперь ничто уже так не пугало.
«Каких-то семь дней, и еще семь дней - и я буду свободна. Я уеду отсюда…»
У неё нигде не было надежного прибежища. Ни в Нижнем, ни здесь. В доме царил Константин Иванович со своим дурацким диктофоном и пишущей машинкой, а мать только ждала того времени, когда она, Лора, уберётся подальше и не будет напоминать ей о прошлом.
«Я даже не знаю, как зовут моего настоящего отца. Не знаю… А впрочем, разве это важно?»
Ответа не было.
Но пора было покидать это уютное ложе.
Лора перевернулась на спину и поплыла к трапу, что серел в полумраке.
Вылезая, она уже досадовала, что позабыла о полотенце. К тому же пропали все её вещи – и купальник, и халатик, они словно сквозь землю провалились.
«Что же это такое. Неужели идти в таком виде?» - не совсем точно цитируя знаменитую чеховскую княжну воскликнула Лора.
Страх вновь накатил, словно прохладный воздух из морозильника. Он обжигал и заставлял поёживаться от ожидания очередного подвоха. К тому же избалованное комфортом тело было не способно постоять за себя.
Лора вела себя, словно близорукая женщина, потерявшая свои контактные линзы. Она вставала на колени и ползала на четвереньках ощупывая резиновую ребристую дорожку. Даже пыталась заглянуть в самый дальний угол.
Она не помнила, как дядя закрывал дверь. Было бы глупо быть тут голой с открытой дверью.
«Наверняка. Это дело рук кого-нибудь из этих мерзких служанок. Они ненавидят меня. Ненавидят. Но я же. Я же им ничего дурного не сделала!»
В таком виде она походила на супругу последнего французского короля. Сходство с Марией-Антуаннетой её немного смущало…
Шуте было жалко эту почти безвольную девушку. Она понимала, что злость её подруги скоро сойдёт на нет. Так кончается огонь, когда бумага превратилась в пепел. Но всё же она не спешила с выводами.
Та, что не до конца осознала себя Какулькой мяла в руках чужие пахнущие невинностью вещи. Они были ей впору. Людочка бы визжала от восторга от такого сексапильного купальника и халатика.
- Теперь ты голая не в своём уютном гнёздышке. И теперь здесь нет твоего дяди. Я могу просто раздавить тебя, как лягушку.
Всё происходящее было походило на волшебную сказку, сказку, вроде той, что слышал каждый вечер Артур от её бывшей подруги. Нефе была далека от бывшей мечтательницы, которая возомнила себя Алисой и играла эту роль не слишком хорошо, но и не слишком плохо для самодеятельной актрисы.
Тело Лоры было слишком слабым. Вероятно, эта девушка, хотя и занималась спортом, но была чересчур напугана, чтобы противиться воле своей заматеревшей копии. И теперь. Теперь была, действительно, жертвой. И только жертвой.
- Ты не это ищешь? – елейным голоском пропела та, что всё время балансировала между именем и кличкой. Балансировала и жаждала наконец определенного положения, как хочет этого уставший от бесконечной работы маятник напольных часов.
Лора подняла глаза и мелко задрожала. На неё смотрели её же голубые глаза. Девушка походила на картинку из детского журнала, что-то вроде найди пять отличий. Одно из них было слишком явным: на голове несчастной отсутствовали волосы.
- Чего вам надо? Зачем вы взяли его? Отдайте!
Лора пыталась говорить с вызовом. Но он был какой-то ненастоящий, словно бы она ожидала подсказки режиссёра.
- Отдать? Тебе… А чем ты докажешь, что это твоя вещь, дорогуша?
Лора потупила взор. Она стала считать до ста, но спокойствие не возвращалось, напротив с каждой секундой ей казалось, что она вот-вот развалится на части, или превратится в пыль. Зато та, что небрежно поигрывала её вещами, была совершенно спокойной.
«Что же делать? Пригрозить, что я расскажу всё дяде? А вдруг они не послушают. Вдруг пошлют меня к чёрту. Или ударят. А еще хуже плюнут в лицо?»
Лора зажмурилась, ей вдруг показалось, что по её лицу уже расплывается чужой презрительный плевок. Лора боялась больше всего оказаться в роли девочки для битья. Но ничего не могла противопоставить этим двум хулиганкам.
В постирочной было душно и жарко. Работающие здесь девушки были рады тому, что сейчас они наги. По их лицам стекали ручейки пота, а грязная вода и шум стиральных машин были нестерпима, как для взгляда, так и для слуха.
Вторжение Какульки было слишком наглым. Обычно эта грязнуля не появлялась в постирочной. Ей хватало уборных, хозяева не слишком были чистоплотны, на фаянсе унитазов то и дело появлялись следы от плохо смытого кала и струй мочи, что затвердевали и оскорбляли их же эстетическое чувство.
Но в эту комнату вошла не только Какулька. Рядом с ней, словно прикованная наручниками топталась совершенно расклеившаяся секретарша хозяина. Без одежды, без привычного делового костюма или голубого детского платья она была еще более жалка. И это жалкое тело оглядывало всех своими испуганными глазками, перепуганной насмерть куклы.
- Вот, помощницу вам привела. Вам поможет. Заодно и купальничек свой постирает. А то изгваздала его весь, наверное съела что-либо не то, или рук не помыла….
Голая секретарша потупила взор. Она смотрела на грязное бельё, оно было противно, грязно. Да она вообще не бралась за грязные вещи, оставляя их матери, которая сама не желала дочери судьбы прачки.
Но делать было нечего. Лора покосилась на свою бритоголовую копию и начала работать, стараясь не думать, вредно ли это для её молодой кожи.
Девчонки были рады её унижению. Они видели, как она сгибается в пояснице, как нелепо оттопыривает зад, как наконец устаёт от монотонного труда, зная, что можно попасть на глаза своим родственникам.
«Почему я не пошлю их всех на фиг? Почему терплю весь этот бред? Ничего-ничего. Они ещё ответят за всё. И эта бритоголовая, и эта очкастая в колпаке. Я пожалуюсь дяде. И всё… Интересно, а он их, наверняка порет. Вот у этой, что сейчас возится с наволочкой, рубцы на попе. А что если он выпорет и меня? Что, если всё это сделано по его приказу?»
Ответа не было.
Лора поспешила обтереть мокрые руки о бёдра и вновь взяла какую-то малозначительную тряпку.
Время тянулось, словно жвачка во рту. Сейчас бы Лора чем-то заняла свои челюсти. Она обожала жевать ароматизированные пластины, заставляя те со временем превращаться в пузыри. Но девушки смотрели то на её зад, то на оголенное ради устойчивости ног влагалище.
Эта щель говорила им о многом. Лора была ещё нетронутой, но уже порочной девочкой. Такие девочки разговаривают в лесу с говорящими волками и выбалтывают им все свои секреты. А затем оказываются в брюхе своих соблазнителей.
- Ну, хватит. Пусть свои шмотки стирает, Только не здесь. А в том тазу. Вдруг у тебя дизентерия, или ещё что похуже. Хочешь, чтоб твой дядя загнулся?
Полноватая прачка громко расхохоталась. Она презрительно смотрела на оскорбительную позу Лоры и ждала того момента, когда эта девушка начнёт противиться своей незавидной судьбе.
Но этого не произошло. Лора почувствовала себя куском мяса, попавшим на винт мясорубки. Она понимала, что скоро протиснется сквозь решетку и упадёт в миску, станет безвольной и грязной кашицей, и молчала, молчала.
На изнаночной стороне плавок, действительно, было коричневое пятно. И оно было совсем свежим. Вероятно, что-то упало у неё из ануса, когда она бежала к этой чёртовой комнате, что-то мерзкое. Омолодившее её лет на десять- двенадцать.
Лора вдруг представила себя детсадовкой. Ей не слишком долго пришлось пробыть на этой каторге, но воспоминания о казенном доме с совершенно нелепыми и ненужными ей людьми до сих пор царапали сердце.
И она тихо заплакала, роняя слёзы в грязную мыльную воду в тазу.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0064483 выдан для произведения:
Глава двадцать седьмая
Лора была рада тому, что дядя больше не вызывает её в свой кабинет. Он словно бы забыл о её существовании. Со дня концерта миновало почти две недели.
Но её уже тянуло домой. Хотелось вновь взглянуть на Нижегородский Кремль, проехаться в троллейбусе до родительского гнезда и забыть о своей поездке сюда. Как о неприятном горяченном бреде.
Однако дни казались ужасно длинными.
Лора развлекала себя тем, то смотрела спортивные трансляции из Парижа. Она ничего не понимала в футболе, но мельтешение мужских фигур на экране, успокаивало её.
За шумом стадиона были не слышны те тревожные мысли, что всё чаще посещали её красивую голову.
Хозяйка также временно охладела к ней. Но она была рядом, словно злая кошка возле мышиной норки, была рядом и смотрела, как её жертва доживает последние дни.
Мустафа также ожидал роковой развязки. Он не надеялся на Лорину скромность. Правда, эта красотка могла замолчать. Закрыть рот и без хирургического вмешательства. Но теперь он понимал что проиграл. Проиграл, как и то бумагомаратель, что направил к нему свою опостылевшую ему падчерицу.
Какулька тупо смотрела на девчонок. Что словно стая бандерлогов уставилась на экран телевизора, словно бы тот был всесильным удавом Каа.
Передавали очередной футбольный матч. Девчонкам отчего-то нравилось смотреть на мускулистых парней. Они были взбудоражены и почти не требовали от несчастной адвокатской дочери опостылевшего ей квохтанья.
Да и самой Людочке не хотелось лишний раз открывать рот.
Если бы её молчание было бы золотом – то она уже была бы богаче Рокфеллера и Скруджа Мак Дакка вместе взятых. Людочка понимала одно, что скоро станет игрушкой, игрушкой для своего тюремщика и палача.
«Почему, они не убьют нас? Отчего медлят? Я не хочу растекаться жидким дерьмецом и молить о пощаде. Не хочу…».
До этой фантазёрки вдруг стало доходить, что она может умереть, и не понарошку. Где-нибудь на сцене. А прямо сейчас и по-настоящему. И что ей придётся горько сожалеть об утраченной жизни…»
Она смотрела на согнутые спины девчонок и чувствовала себя обманутой. Над ней насмехались, насмехались и требовали невозможного позора.
«Что же делать? Нет, только не это. А эта – Лора, зачем она здесь? И чем она лучше меня, отчего ходит в платьях и с волосами. Правда, по своей комнате она почти всегда разгуливает голая, словно бы одежда ей или мала, или попросту неприятна. А может, ей нравится быть голой? Пускай тогда походит голышом всю жизнь, всю свою оставшуюся жизнь.
И она стала незаметно для других преследовать эту девушку, как лиса преследует неразумного и весёлого цыплёнка.
Лора не замечала слежки. Но когда ей надоело сидеть взаперти, она решила сделать неслыханную дерзость - отправиться одной в запретную комнату.
Комната релаксации была убежищем дяди. Она напоминала собой бункер, в нём было не страшно, весь остальной мир просто не существовал.
Голубая вода в бассейне, негромкая музыка, странные ароматы, уносящие в дебри индийских джунглей. Здесь Мустафа был сродни индийскому князьку. Сродни тому милому на вид радже, который мечтал о золотой антилопе. Тогда он был добр, слащаво добр. Он притворявшийся хозяином слуга.
Лора решила провести в этом раю хотя бы час.
Она скинула с себя всё, но идти нагишом по коридорам этого бесконечного особняка было опасно. Дом Мустафы напоминал роскошный трансатлантический лайнер, про такой же роскошный пароход один американский режиссёр уже снял фильм…
И поэтому для маскировки она натянула довольно тесное бикини и свой купальный халатик, который сделал её похожей на юную наивную калифорнийку, вроде тех, что жили на экране телевизора всего два раза в сутки – час утром и час вечером.
Дверь, ведущая в дядин рай охранялась странным притягательным числом. От него правда попахивало серой, но Лора была равнодушна к религии и поэтому радовалась, трижды нажимая клавишу с цифрою «6».
В комнате релаксации ничего не изменилось с её первого визита.
Также голубела вода, и так же пробегали блики по кафельным стенам. Лора глубоко вздохнула и каким-то слишком театральным жестом скинула свой халатик, он спланировал с её тела. Словно бы пожелтевший лист с берёзы. Затем туда же отправился бюстгальтер и плавки.
Нагота взрослила её. Взрослила и манила. Как манит первая сигарета или рюмка спиртного.
Ноги Лоры слегка подрагивали. Ей вдруг показалось. Что на ней коньки и она вот-вот выйдет на лёд. Так уже было в детстве, когда её учили кататься на коньках.
Спуститься в бассейн было так просто. Так просто.
Обнаженная и наполняющаяся гордостью, как резиновый шарик воздухом, Лора повернулась задом и стала робко нашаривать дрожащей ступнёй, нашаривать трубчатую ступень. Она передвигала ногами, опускаясь всё ниже и ниже. Опускалась, готовясь к угодливому и такому желанному поцелую в попу.
Отсутствие дядя давало ей свободу. Никто не пялил на неё глаза, никто не смущал своим присутствием. Зато здесь так легко было мечтать, словно бы на каком-то пока ещё недоступном заграничном курорте.
Шутя не пыталась отговаривать подругу. Она понимала, что все доводы разума безнадёжно слабы перед капризом сердца. Сердце грубеет быстрее, чем мозг.
И поэтому, когда нынешняя Какулька притащила её к потайной двери в комнату релаксации. Эта дверь была почти незаметной. Но никогда не закрывалась на ключ. Это был запасной выход на случай непредвиденных обстоятельств. И для того, чтобы яства и вина подавались без промедлений.
На двери красовался сдвижной кругляшок. За ним прятался глазок, маленький глазок. В который был виден весь бассейн.
Какульке было любопытно посмотреть на свою прежнюю копию. Лора была тем самым сучком, что она Ника не могла выгнать из своего глаза. Она была её случайным, но самым смертным врагом.
«Почему я так ненавижу её? Но ведь эта девушка ничего мне не сделала. Просто приехала сюда и живёт, как дорогая кукла. А я. Я?
Лора едва сдержала слёзы. Она чувствовала, как гуляющий по коридору ветер щекочет ей ягодицы, щекочет так, как будто бы сын Мустафы, любящий подкрадываться к служанкам и щекотать их куриными перьями.
Эти перья. Наверняка давно слетели с её тела. Ведь она часто квохтала, а теперь покрывалась гусиной кожей от ужаса перед первым таким важным шагом.
Надо было решаться. Надо решаться.
Лора продолжала лежать на воде, закрыв глаза и погрузившись в мечтания. Музыка и запах индийских трав делали её счастливой. И теперь ничто уже так не пугало.
«Каких-то семь дней, и еще семь дней - и я буду свободна. Я уеду отсюда…»
У неё нигде не было надежного прибежища. Ни в Нижнем, ни здесь. В доме царил Константин Иванович со своим дурацким диктофоном и пишущей машинкой, а мать только ждала того времени, когда она, Лора, уберётся подальше и не будет напоминать ей о прошлом.
«Я даже не знаю, как зовут моего настоящего отца. Не знаю… А впрочем, разве это важно?»
Ответа не было.
Но пора было покидать это уютное ложе.
Лора перевернулась на спину и поплыла к трапу, что серел в полумраке.
Вылезая, она уже досадовала, что позабыла о полотенце. К тому же пропали все её вещи – и купальник, и халатик, они словно сквозь землю провалились.
«Что же это такое. Неужели идти в таком виде?» - не совсем точно цитируя знаменитую чеховскую княжну воскликнула Лора.
Страх вновь накатил, словно прохладный воздух из морозильника. Он обжигал и заставлял поёживаться от ожидания очередного подвоха. К тому же избалованное комфортом тело было не способно постоять за себя.
Лора вела себя, словно близорукая женщина, потерявшая свои контактные линзы. Она вставала на колени и ползала на четвереньках ощупывая резиновую ребристую дорожку. Даже пыталась заглянуть в самый дальний угол.
Она не помнила, как дядя закрывал дверь. Было бы глупо быть тут голой с открытой дверью.
«Наверняка. Это дело рук кого-нибудь из этих мерзких служанок. Они ненавидят меня. Ненавидят. Но я же. Я же им ничего дурного не сделала!»
В таком виде она походила на супругу последнего французского короля. Сходство с Марией-Антуаннетой её немного смущало…
Шуте было жалко эту почти безвольную девушку. Она понимала, что злость её подруги скоро сойдёт на нет. Так кончается огонь, когда бумага превратилась в пепел. Но всё же она не спешила с выводами.
Та, что не до конца осознала себя Какулькой мяла в руках чужие пахнущие невинностью вещи. Они были ей впору. Людочка бы визжала от восторга от такого сексапильного купальника и халатика.
- Теперь ты голая не в своём уютном гнёздышке. И теперь здесь нет твоего дяди. Я могу просто раздавить тебя, как лягушку.
Всё происходящее было походило на волшебную сказку, сказку, вроде той, что слышал каждый вечер Артур от её бывшей подруги. Нефе была далека от бывшей мечтательницы, которая возомнила себя Алисой и играла эту роль не слишком хорошо, но и не слишком плохо для самодеятельной актрисы.
Тело Лоры было слишком слабым. Вероятно, эта девушка, хотя и занималась спортом, но была чересчур напугана, чтобы противиться воле своей заматеревшей копии. И теперь. Теперь была, действительно, жертвой. И только жертвой.
- Ты не это ищешь? – елейным голоском пропела та, что всё время балансировала между именем и кличкой. Балансировала и жаждала наконец определенного положения, как хочет этого уставший от бесконечной работы маятник напольных часов.
Лора подняла глаза и мелко задрожала. На неё смотрели её же голубые глаза. Девушка походила на картинку из детского журнала, что-то вроде найди пять отличий. Одно из них было слишком явным: на голове несчастной отсутствовали волосы.
- Чего вам надо? Зачем вы взяли его? Отдайте!
Лора пыталась говорить с вызовом. Но он был какой-то ненастоящий, словно бы она ожидала подсказки режиссёра.
- Отдать? Тебе… А чем ты докажешь, что это твоя вещь, дорогуша?
Лора потупила взор. Она стала считать до ста, но спокойствие не возвращалось, напротив с каждой секундой ей казалось, что она вот-вот развалится на части, или превратится в пыль. Зато та, что небрежно поигрывала её вещами, была совершенно спокойной.
«Что же делать? Пригрозить, что я расскажу всё дяде? А вдруг они не послушают. Вдруг пошлют меня к чёрту. Или ударят. А еще хуже плюнут в лицо?»
Лора зажмурилась, ей вдруг показалось, что по её лицу уже расплывается чужой презрительный плевок. Лора боялась больше всего оказаться в роли девочки для битья. Но ничего не могла противопоставить этим двум хулиганкам.
В постирочной было душно и жарко. Работающие здесь девушки были рады тому, что сейчас они наги. По их лицам стекали ручейки пота, а грязная вода и шум стиральных машин были нестерпима, как для взгляда, так и для слуха.
Вторжение Какульки было слишком наглым. Обычно эта грязнуля не появлялась в постирочной. Ей хватало уборных, хозяева не слишком были чистоплотны, на фаянсе унитазов то и дело появлялись следы от плохо смытого кала и струй мочи, что затвердевали и оскорбляли их же эстетическое чувство.
Но в эту комнату вошла не только Какулька. Рядом с ней, словно прикованная наручниками топталась совершенно расклеившаяся секретарша хозяина. Без одежды, без привычного делового костюма или голубого детского платья она была еще более жалка. И это жалкое тело оглядывало всех своими испуганными глазками, перепуганной насмерть куклы.
- Вот, помощницу вам привела. Вам поможет. Заодно и купальничек свой постирает. А то изгваздала его весь, наверное съела что-либо не то, или рук не помыла….
Голая секретарша поотпила взор. Она смотрела на грязное бельё, оно было противно, грязно. Да она вообще не бралась за грязные вещи, оставляя их матери, которая сама не желала дочери судьбы прачки.
Но делать было нечего. Лора покосилась на свою бритоголовую копию и начала работать, стараясь не думать, вредно ли это для её молодой кожи.
Девчонки были рады её унижению. Они видели, как она сгибается в пояснице, как нелепо оттопыривает зад, как наконец устаёт от монотонного труда, зная, что можно попасть на глаза своим родственникам.
«Почему я не пошлю их всех на фиг? Почему терплю весь этот бред? Ничего-ничего. Они ещё ответят за всё. И эта бритоголовая, и эта очкастая в колпаке. Я пожалуюсь дяде. И всё… Интересно, а он их, наверняка порет. Вот у этой, что сейчас возится с наволочкой, рубцы на попе. А что если он выпорет и меня? Что, если всё это сделано по его приказу?»
Ответа не было.
Лора поспешила обтереть мокрые руки о бёдра и вновь взяла какую-то малозначительную тряпку.
Время тянулось, словно жвачка во рту. Сейчас бы Лора чем-то заняла свои челюсти. Она обожала жевать ароматизированные пластины, заставляя те со временем превращаться в пузыри. Но девушки смотрели то на её зад, то на оголенное ради устойчивости ног влагалище.
Эта щель говорила им о многом. Лора была ещё нетронутой, но уже порочной девочкой. Такие девочки разговаривают в лесу с говорящими волками и выбалтывают им все свои секреты. А затем оказываются в брюхе своих соблазнителей.
- Ну, хватит. Пусть свои шмотки стирает, Только не здесь. А в том тазу. Вдруг у тебя дизентерия, или ещё что похуже. Хочешь, чтоб твой дядя загнулся?
Полноватая прачка громко расхохоталась. Она презрительно смотрела на оскорбительную позу Лоры и ждала того момента, когда эта девушка начнёт противиться своей незавидной судьбе.
Но этого не произошло. Лора почувствовала себя куском мяса, попавшим на винт мясорубки. Она понимала, что скоро протиснется сквозь решетку и упадёт в миску, станет безвольной и грязной кашицей, и молчала, молчала.
На изнаночной стороне плавок, действительно, было коричневое пятно. И оно было совсем свежим. Вероятно, что-то упало у неё из ануса, когда она бежала к этой чёртовой комнате, что-то мерзкое. Омолодившее её лет на десять- двенадцать.
Лора вдруг представила себя детсадовкой. Ей не слишком долго пришлось пробыть на этой каторге, но воспоминания о казенном доме с совершенно нелепыми и ненужными ей людьми до сих пор царапали сердце.
И она тихо заплакала, роняя слёзы в грязную мыльную воду в тазу.
Рейтинг: +2
936 просмотров
Комментарии (1)
Новые произведения