Кандидат в Члены Степан Матвеевич Кузькин маялся изжогой. Да, и у Важного лица может она случаться. Виною в том Кузькин считал вчерашнее гостеприимство директора вводимого в строй завода химических изделий. Степан Матвеевич курировал его строительство.
Кузькин с мученическим выражением на лице лежал на диване в комнате отдыха и предавался размышлениям:
- И попробовал-то ничего. Ну согрешил, нарушил малость запрет врачей, выпил рюмочку водочки, отведал осетринки... О-ох... тяжко... Уйти бы на отдых.
Он вспомнил преподнесённый ему адрес на недавнее семидесятилетие. "Покой нам только снится!" - было начертано в нём от имени коллег. Это следовало воспринимать, как намёк, что ему ещё рано сдавать позиции на Олимпе власти, завоёванные им за полвека трудовой жизни.
- Что бы ещё принять? - спросил Степан Матвеевич Изабеллочку, свою ближайшую помощницу и очаровательную массажистку. Она помогает Шефу поддерживать его дряхлеющее тело в надлежащем тонусе.
- Может, вызвать Израиля Моисеевича? - спросила Изабеллочка.
Израиль Моисеевич Фишман лечащий врач Кузькина, весёлый малый, шутник, анекдотист и приколист. За это и любил его Степан Матвеевич, хотя в целом не очень-то жаловал евреев.
- Нет, Белочка. Он опять посадит меня на голодную диету. Ты сделай лучше мне массажик, - ответил Кузькин.
Изабеллочка помогла ему раздеться, разделась сама, оставив на себе только золотую цепочку с брелком в виде сердечка, и приступила к работе.
Она смазала ароматным маслом одрябшее тело Степана Матвеевича и принялась нежно и ласково поглаживать его. Кузькин лежал с закрытыми глазами и кейфовал, чувствуя, как отступает изжога, а внизу живота начинает теплеть...
...Сеанс массажа ещё не закончился, как раздался телефонный звонок. Звонил телефо настойчиво и долго, разрушая блаженное состояние Степана Матвеевича.
- Наглый народ, - сказал он. - Спроси, Белочка, кто там и чего нужно ему.
Изабелла вытерла руки полотенцем и сняла трубку.
- Вас слушают, - сказала она в микрофон. - Степан Матвеевич занят. У него... у него совещание.
НЕНУЖНОЕ ДИТЯ
Никита Эрнестович не мог оставить задремавшего младенца. Он то и дело заходил в палату, где лежала Любка и её ребёнок.
Любка лежала, отвернувшись лицом к стенке. Она не хотела даже взглянуть на сына и предупредила Никиту Эрнестовича, что кормить ребёнка не будет, и потребовала одежду.
- Не дадите, голой убегу, - сказала она.
- Ребёночка можно кормить козьим молоком. Оно не хуже материнского, - сказала санитарка Люба. - Я принесу свеженького. А эта... пусть убегает от своего счастья.
Любка только фыркнула.
А Никита Эрнестович задумался: Что делать с ребёнком дальше? Каая жизнь жидает сироту при живой матери?
Он думал, и сердце его сжималось от жалости к младенцу, только что народившемуся на свет, оказавшимся таким немилым и жестоким к нему.
Пока же дитя спокойно спало.
ТЫ МНЕ ИЗМЕНЯЕШЬ?
Катерина скучала. Рабочий день тянулся медленно. Читателей не было. Но вот, открылась дверь и на пороге возникла Зинаида Ороскина в своём обычном синем халате.
- Я, это, по делу к вам, - смущённо проговорила она.
- Ага, с моей грамотёшкой книги читать, - усмехнулась Зинаида. - Я по другому.
Она достала из кармана нечто розовое, развернула.
- Вот.
Катерина узнала свой лифчик. На месте были и зелёные пуговички.
- Зачем ты принесла это мне? - попыталась возмутиться она.
- Нехорошо, когда бабские тряпки ходят по рукам бесстыжих мужиков, - сказала Зинаида. -
Вы не бойтесь. Я никому ни слова. Могила. Я же знаю, что это ваша вещь. В бане, небось, не один раз видела. Приметный.
Зинаида положила лифчик на стол и вышла.
Катерина с минуту разглядывала его и захотела его немедленно надеть. Она зашла за стеллаж и сняла платье...
Вскоре снова открылась дверь и вошёл Иван Иванович, нахмуренный и напряжённый.
- Скажи мне, Катерина, ты мне изменяешь? - спросил он.
Катерина посмотрела на него и ответила:
- Изменяю.
- С кем? - Пыжиков вздрогнул от неожиданного признания жены.
- С твоим Сёмкой, - усмехнулась Катерина.
- Ты скажи ещё, что с Лукьянычем, - сказал Иван Иванович и, немного помявшись, сообщил ей: - Твой лифчик был найден у Рваного в кабинете. Каким макаром он мог попасть к нему? Я собственными глазами видел...
- Не знаю, что ты, Ваня, видел. Мой лифчик на мне. Гляди!
Катерина потащила подол платья кверху.
Пыжиков не поверил своим глазам: лифчик, тот самый лифчик с зелёными пуговками, был на Катерине.
- Какая-то чертовщина у нас происходит в селе, - недоумённо произнес он. - Твой лифчик, клад в колодце...
Махнув рукой, Пыжиков вышел.
ТЫ ПОТОМ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЛЮБА
С утра Марья, как обычно, занималась домашними делами, после обеда она сбегала искупаться в реке, а на обратной дороге заглянула в больницу. Здесь-то она и узнала от санитарки Любы о том, что дочь Аганьки родила.
- Ой, Марьюшка, - сказала Люба. - Ить, Любка чуть не загнулась, и ребёночек чуть не умер. Спасибо Никите Эрнестычу, спас обоИх. Он так старался, а она, мерзавка, теперь отказывецца от ребёночка. Щас он в палате у ей, уговариват, дуру.
Марья, не дослушав Любу, заглянула в палату для рожениц и увидела Никиту Эрнестовича с ребёнком на руках. Он кормил дитя из пипетки.
- Вот, Маша, кто на свет у нас появился. Богатырь.
Марья подошла и взглянула на сморщенное личико новорождённого.
- Какой хорошенький, - сказала она. - Нос пуговкой.
Любка лежала лицом к стене и спала или делала вид, что спит.
- Несчастный, - сказал Никита Эрнестович. - Не успел родиться, как стал сиротой. Люба наотрез отказываетя от него.
- Но у него должен быть ещё отец, - сказала Марья.
- Ты потом пожалеешь, Люба, - тихо проговорила Марья. - Время придёт и ты...
- А, пошли вы на хер, жалельщики! - не оборачиваясь, крикнула Любка.
ЧТО ЖЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?
Дунин пришёл в себя. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним девушку его мечты.
- Здравствуйте, - произнёс он, глядя в её тревожные глаза.
- Вам лучше? - спросила девушка.
- Да, но вы не уходите, - ответил Дунин и взял её за руку. - Какая у вас красивая рука, Лиза. Я держал бы её, не выпуская, всю жизнь.
- Ну, вы скажете, - смутилась Елизавета Ниловна. - Мы с вами совсем незнакомы.
- Это дело поправимое. Вы только не уходите. Обещайте мне.
- М-м-м... - помедлила Елизавета Ниловна и ответила: - Хорошо.
- Подружиться с ним, это единственная возможность забрать у него зелье, - решила она и тут вдруг с ужасом осознала, что этот следователь уже принял его и приворожился к ней, и подумала: - Что же теперь делать?
РОЗОВОЕ УДИВЛЕНИЕ В ГЛАЗАХ
Изабелла посмотрела на шефа.
- Звонит первый секретарь Тмутараканского обкома, говорит, что у него дело государственной важности.
Кузькин со скучной миной на лице взял телефон.
- Что у тебя там? - недовольно спросил он Пирдюкова.
Он слушал отвечавшего, плотно прижав трубку к уху, и обычно мутноватые его глаза наливались розовым удивлением. Изабелла, поглаживая стопу Степана Матвеевича, вслушивалась в его короткие реплики.
- Ни хера себе!... Уже две тонны?.. Никакого Тмутараканска, транспортировать прямо в Москву... Спецвагоном обеспечим, организуем спецсостав... Твоя задача обеспечить надлежащую охрану. Можешь привлечь армию... Да, это согласуем с министром и командующим округом... Отвечаешь партбилетом и даже головой... - хихикнул Кузькин. - Иосифа Виссарионовича на вас нет... Пошли на место начальство из КГБ и УВД... Держи в курсе... Будь.
Отдав трубку Изабелле, он попросил Изабеллу:
- Срочно разыщи Шнурова. Скажи ему, дело архиважное...
Шнуров недавно стал Членом, хотя ему только-только стукнуло полсотни. Кое-кто его прочил на место Генерального...
Помочь сайту
Поздравления
