Раскалённый добела солнечный шар зноем палил притихшие поля, поскучневший лес, затосковавшие берёзки, посеревший просёлок. Из-под колёс редких здесь машин лениво вздымалась пыль и долго стояла мутной завесой в горячем воздухе. От жары смолкли птицы, прервав свои песни в кустах. В сладкой истоме замерли пёстрокрылые бабочки на обочинах тропинок. Лишь во дворах в пыли и в кучах золы барахтались неугомонные куры под присмотром строгого петуха. Мелкий пруд на окраине села покрылся зеленоватой ряской и гнилостно заблагоухал. Неделю с пустынного ультрамаринового неба не упало ни единой капельки живительного дождя на жаждущую влаги землю.
СОБЛАЗНЕНИЕ
Вниз по косогору к речке пробежала голоногая девушка в сарафане. За кустами она скинула его и, полагая, что её никто не видит, сняла трусики.
Председатель колхоза "Ленинский путь" Иван Иванович Пыжиков стоял у распахнутого окна кабинета и с высоты второго этажа любовался видом, открывающимся на Добрицу, спокойно несущую свои воды промеж изумрудных лугов, расцвеченных пурпурными головками маков, на жёлтые поля ржи, на колеблющуюся в знойном мареве тёмную полоску леса. Заметил он и девушку, сбегающую по косогору, увидел и её сарафанчик, цветным крылом, взметнувшийся над русой головкой, увидел точёную белую фигурку и отошёл от окна. Не в его положении и не в его годы подглядывать за голыми купальщицами. И без них у председателя колхоза имеется немало насущных дел: покос, подготовка техники к уборке урожая, в этом году обещающего быть рекордным, и много других.
Рогач, влетевший в кабинет Пыжикова, опустился на диван с потрескавшимся от времени дерматином. Понаблюдав за стоящим у окна Иваном Ивановичем, обозревающим окрестности и не упустившим случая взглянуть на обнажённую девушку, усмехнулся и проговорил:
- А ведь тебе хочется поглядеть на голую девку. Или ты не мужик? Ведь зашебуршилось у тебя кое-что в штанах.
Конечно, Пыжиков не услышал беса ухом, как и не видел глазом это исчадие ада, но тем не менее плавный ход его мыслей изменился.
- Гм, а кого мне стесняться? Кто меня видит? - подумал Пыжиков. - Гляну-ка я в бинокль, посмотрю, что это за срамница купается гольём.
Он взял из ящика стола армейский бинокль, навёл его на купающуюся девушку.
А та, поплавав, вышла на берег, обтёрлась полотенцем. Пыжиков не мог оторвать от неё глаз. Сердце его волнительно заколотилось, внизу живота пробудилось подзабытое за делами томление.
- Так это же Марья Снежкина, - узнал он медсестру из больницы, что возвышалась на взгорке. - Ужарела бесстыдница... Эх, и красивая... - а дальше подумал вообще неприличное: - Натянул бы я тебя, кабы не мои полсотни лет да стерва Катька...
- Будь мужиком, - сказал ему Рогач. - Ты же ещё ого-го. Приударишь за ней, будет твоя. А Катьку пошлёшь на...
- Впрочем, какие мои годы, - мелькнула у Пыжикова шальная мысль. - Орудие моё ещё не заржавело...
Под окном послышался натужный рёв мотора. Пыжиков перегнулся через подоконник и увидел брезентовую крышу "уазика", вздымающего вверх удушливую пыль. "Уазик" проехал мимо правления к больничным воротам. Успокоившись, что это не по его душу начальство из района, Пыжиков снова направил бинокль на Марью Снежкину.
БОЛЬНИЦА
Тем временем "уазик" въехал на больничный двор и остановился у дверей больницы. На крыльцо вышел немолодой высокий мужчина в белом халате. В его чёрных смоляных волосах серебрились прядки седины. Это был заведующий больницей Жуков. Никита Эрнестович и приехал сменить его. Дело в том, что Фёдор Прохорович Жуков, в силу жизненных обстоятельств не смог завершить своё образование в медицинском институте. Б 50-м году, когда он уже учился на пятом курсе, его арестовали за рассказанный им в компании анекдот о Сталине и Берии.
После освобождения Жукову было не до института. Он приехал на могилку матери, умершей, так и не дождавшись сына с Колымы, и остался в Пестюрине. Райздрав назначил Фёдора Прохоровича заведующим больницей. С той поры отшелестело двадцать лет. Жуков женился, родил двух сыновей... И вот - понижение в должности до обычного фельдшера.
Сбежав с крыльца, Жуков поздоровался с Эллой Гавриловной и посмотрел на стоящего рядом с нею парня. Он догадался, что это и есть новый главный врач, и подумал: вряд ли тот надолго удержится в их медвежьем углу, куда по осенней распутице только на тракторе можно добраться.
Элла Гавриловна познакомила их, и Жуков повёл Никиту Эрнестовича по больнице. Штофская не раз уже бывала здесь и сейчас мечтала об одном: поскорее сесть за стол. В дороге она проголодалась. Никита Эрнестович осматривал больницу и тоже думал о еде. Он, отужинав вчера вечером в Тмутараканской столовке, больше не имел во рту и маковой росинки. Да и ничего особенного в Пестюринской больнице не было.
Старое бревенчатое здание в виде буквы "П". В стационаре четыре палаты - две мужские, две женские, родилка с маленькой палатой для родильниц, небольшая операционная, рентгеновский кабинет с допотопным аппаратом, сортир на два "очка" и специфической вонью из выгребной ямы, кабинет главного врача, из которого можно было попасть и в стационар и во врачебную квартиру: комнату с небольшой кухонькой.
Амбулатория размещалась в отдельном домике. Там находился приёмный кабинет, перевязочная, зубной кабинет и лаборатория.
Хромому всё это было неинтересно.
- Кажется, я промахнулся, - подумал он. - Придётся поискать другие объекты...
От амбулатории Жуков повёл Никиту Эрнестовича и Штофскую на пищеблок: и показать его новому начальству и заодно пообедать. Но по дороге они заглянули в конюшню. Там стояла лошадь.
- Это наш Буланка, наше единственное транспортное средство, не считая велосипеда.
Никита Эрнестович признался, что он не умеет управлять лошадьми.
- Научитесь, дело нехитрое. Да и конюх у нас имеется, - усмехнулся Жуков и крикнул: - Аксютка! Где ты? Куда спряталась?
- Никуда я не пряталась, - ответила девушка, выходя из-за деревянной перегородки и одёргивая серую суконную юбку. - Поссать ходила...
Увидев посторонних людей, она всплеснула руками:
- Ой, простите... Оконфузилась я...
- Чего с неё взять, - сказал Жуков. - Деревенщина...
Аксютка сердито сверкнула на него обворожительными карими глазами, но промолчала.
ЦАРЕВНА МАРЬЯ
Наконец, Жуков повёл гостей на пищеблок.
- Пора и пообедать, - сказал он. - Приглашаю отведать нашу больничную еду. Чем богаты, тем и рады.
Штофская и Никита Эрнестович охотно согласились с Фёдором Прохоровичем.
Им навстречу шла девушка в цветастом сарафане. Свежее лицо её светилось счастливой улыбкой. Она выплыла из знойного марева, словно дуновенье свежего ветерка, и шла так, как ходять только сказочные царевны. Нет, она не шла, она плыла, едва касаясь стройными ножками земли.
- А это Марья Снежкина, наша сестричка, - сказал Жуков, любуясь девушкой. - Ишь ты, уже успела искупаться.
Никита Эрнестович остолбенел. Таких красавиц в своей жизни он ещё не видел. Его сердце отозвалось частым стуком в груди. Душа его воспарила и бросилась навстречу девушке.
На землю внезапно влюбившегося доктора вернул голос Штофской.
- Ах, как я хотела бы сейчас побултыхаться в речке, - мечтательно произнесла Элла Гавриловна.
А Хромой, уловивший флюиды, отошедшие от Никиты Эрнестовича, встрепенулся:
- Нам только не хватало твоей чистой любви, - проговорил он утробным голосом. - Не бывать этому!..
ГОСТЕПРИИМСТВО ПО ПЕСТЮРИНСКИ
На пищеблоке, в небольшой комнатке, приехавших ждал накрытый стол.
Толстая повариха с круглым добрым лицом принесла усевшимся гостям кастрюлю борща, разлила его по тарелкам и пожелала приятного аппетита.
- Это наша Октябрина, - сказал Жуков, доставая откуда-то из-под себя литровую бутыль.
- Фёдор Прохорович, это, наверно, лишнее, - неуверенно заметила Штофская.
- Да вы что, Элла Гавриловна, мы по чуть-чуть за нового доктора, - ответил Жуков.
- Ну, разве что по чуть-чуть за Никиту Эрнестовича, - уступила Штофская.
"Чуть-чуть" по-жуковски оказалось по полстакана.
- Никак это спирт, - понюхав, сказала Штофская.
- Самый что ни на есть, - подтвердид Жуков. - Чистейший. Семидесятиградусный.
Спирт был ледяным и скользнул в горло угрём. Правда, Никита Эрнестовичем едва не задохнулся, но, отдышавшись, принялся с аппетитом за борщ.
За борщом последовали поджаристые с хрустящей корочкой сочные шницеля. Им предшествовали жуковские "чуть-чуть", не встретившие возражения у обедающих.
Семьдесят градусов, принятые внутрь, сошлись с тридцатью четырьмя в тени.
Элла Гавриловна "поплыла", малость "поплыл" и Никита Эрнестович.
Помочь сайту
Поздравления
