Примерный сын - Глава 4
16 мая 2022 -
Вера Голубкова
Кофе
Поначалу я тащился от попсы и рока, затем переключился на соул и блюз. С блюза на джаз. С джаза на босса-нову, а с нее на танго. После танго я увлекся североафриканской и ближневосточной музыкой, а впоследствии перешел на классику и с удивлением обнаружил, что меня заводит голос. Тогда я начал интересоваться эстрадными певцами, к примеру, Шарлем Азнавуром к вящему удовольствию моей матушки. Со временем я полюбил не важно какую музыку, лишь бы она не была дешевой лабудой, поставленной на поток мировыми корпорациями, а обладала душой и шла от сердца. За примером недалеко ходить: сестра работает в косметической фирме, и там больше думают об упаковке и этикетках, нежели о качестве товара. Именно поэтому я восхищаюсь по-прежнему живым, непредсказуемым фламенко, и могу наслаждаться по-опереточному легкой, но чуточку возвышенной, увлекательной сарсуэлой, где тебя сопровождают божественные голоса.[прим: сарсуэла – испанский музыкально-драматический жанр, близкий к оперетте, сочетающий в себе вокал, разговорные диалоги и танцы]. Немногие меня поймут, но порой я люблю послушать какие-нибудь городские оркестры, будь то симфонические или военные, потому что как и во многих смертных скрипки неизбежно пробуждают во мне романтика, а еще я обожаю напористость духовых инструментов. Особенно сочны аранжировки популярных и легко узнаваемых мелодий неклассического репертуара, которые играют в таких оркестриках любители, – как правило, жители городков Леванта, – вкладывающие в музыку все свое желание и душу и поднимающие их на небывалые высоты, к которым не прочь присоединиться и я. [прим: Левант – географический регион Испании вдоль средиземноморского побережья Пиренейского полуострова и Болеарские острова]
Я углубляюсь в подробности, чтобы было ясно, почему в понедельник, на следующее после паэльи утро, подняв жалюзи магазинчика и почувствовав гложущий меня страх, я первым делом подбежал и включил радио. Возможно, я сделал это машинально, чтобы вернуть спасительный, привычный распорядок жизни, успокаивающий людей, когда у них крупные неприятности, а когда звучит музыка, я совершенно точно не один; она отражает мои чувства, придавая им смысл и образ. Моя любимая программа “Все утра на планете” заканчивалась. Голос диктора навевал мысль о том, что жизнь нежна, легка и прекрасна, как и хочется думать в восемь часов утра. Диктор мог бы быть моим другом, во всяком случае, мне бы этого хотелось, поскольку, по-моему, он был славным малым. Однако сегодня мне казалось, будто все утра на планете, соединившись в одном, давили на меня всей своей тяжестью, так что даже голос друга-диктора не воодушевлял. Я переключился на волну “Радио 3”, где выступала баскская группа McEnroy, которая вполне меня умиротворяет, но сегодня и она не успокоила. Меня обуял страх перед радио. Мне не хотелось испытывать удачу ни с новостными каналами, ни с шоу-программами, слушая которые раньше я хохотал над самозабвенно спорящими журналистами или экспертами. Я боялся, что на меня снова нападет боевой клин “души улитки” и выключил приемник. Было чертовски холодно. По понедельникам, пока не включишь отопление, и воздух не прогреется, наш магазин похож на морозильник. Я решил сварить себе кофе, но, к сожалению, как бы ни хотелось мне вернуться к старому распорядку, ничего не получалось.
Сейчас кофе был необходим мне больше, чем когда-либо раньше. Следовало срочно укрыться за своим привычным щитом, защищающим меня почти два десятка лет, бОльшую часть жизни. Знаю, некоторые скажут, что не такая уж беда, если нельзя спокойно выпить кофе, что всё произошедшее со мной яйца выеденного не стоит (Хосе Карлос как пить дать лопнул бы от смеха), и что вообще я сам свалял дурака, не пойдя пить кофе в бар, как сделал бы любой другой испанец. Знаю, те же люди заявили бы, что я упрям как осел (качество, которое все с легкостью замечают у других, что жутко меня бесит) и что из-за своей упертости зациклился тогда на какой-то ерунде. Но, тем не менее, это незначительное происшествие обернулось мощным толчком или сточной канавой для прочих событий.
Как всегда я открыл жестяную банку, в которой хранил кофе, чтобы он не портился. Та была пуста. Ну и дела. Раньше эта беда была легко поправима: кто-нибудь из нас с мамой шел в супермаркет, а второй оставался в магазине, но теперь я был один, что сильно усложняло обычно простенькое дело. Однако я не собирался малодушничать, празднуя труса. Совершенно непозволительно, чтобы неудачное падение матери отрубило для меня возможный путь к независимости, новый уровень игры, столь желанный отцу, по крайней мере, во сне. Час был ранний; в это время покупателей нет, разве что совсем изредка зайдет кто-нибудь. Словом, закрыть магазин на десять минут – именно столько времени и требуется на поход до магазина и обратно – не вопрос. Прилепив на всякий случай объявление: “вернусь через десять минут”, я запер дверь и со всех ног полетел в ближайший маркет. Не совсем правильное, но очень забавное, на мой взгляд, выражение. Хотя кофе, как правило, покупала мама, магазин я знаю неплохо, а посему живо добрался до нужного прохода и выбрал коробку молотого кофе. На подходе к совершенно свободной кассе я задумался, не купить ли еще обезжиренного молока, и вернулся за ним, чтобы не бегать в магазин дважды. На все про все у меня ушло минуты две от силы, я был в паре шагов от единственной открытой кассы, но передо мной умудрилась пролезть какая-то дама с доверху нагруженной продуктами тележкой. Уму непостижимо: как ей удалось до краев набить тележку, если магазин только что открылся? Ничуть не встревоженный ее финтом, я подумал, что она пропустит меня вперед, увидев в моих руках лишь пакет молока и кофе. Черта с два! Сделав вид, что в упор меня не замечает, тетка начала по очереди выкладывать продукты на ленту кассы и попутно болтать с кассиршей, которая, по-видимому, являлась ее хорошей подругой. Та, в свою очередь, неторопливо выискивала штрихкод товара, досконально проверяя, продается он со скидкой или нет. Посмотрев на довольную тетку и на кассиршу родом из Хаухи, – чудесного, благословенного тропического рая, где никто никуда не спешит, – я понял, что застряну здесь, по меньшей мере, на четверть часа. Короче, я решил оставить кофе с молоком и пойти в другую лавчонку, подороже, в которой, как правило, народа нет. В отличие от этих дамочек я не мог позволить себе отлынивать от работы четверть часа. [прим: Хауха – город в Перу неподалеку от экватора, в переносном смысле испанское выражение страна Хауха означает блаженные края]
Лавчонка, о которой я упомянул, была из тех забегаловок, где торгуют всем, лишь бы поживиться, и которыми заведуют обычно приезжие иностранцы, или лица иной культуры как следует называть иммигрантов, чтобы никого не обидеть. Снаружи висело что-то типа “булочная – продукты – фрукты – прохладительные напитки”, а на витрине красовались остатки из прежней бакалеи, образовав вкупе с рядами консервов довольно приятный глазу разноцветный оригинальный узор. Тем не менее, я с прежних лет недолюбливаю этот магазинчик, потому что там вечно темно, и мне кажется, что на всех продуктах скопился изрядный слой пыли. Черт его знает, сколько времени провалялись они на здешних полках. Впрочем, риска отравиться кофе и молоком нет, поскольку на них четко указан срок годности и они из разряда ходовых, так что я без колебаний вошел внутрь, махнув рукой на затрапезный вид лавчонки. Чтобы не оконфузиться как в супермаркете, я направился прямиком к продавцу и спросил: “У вас есть молотый кофе?”, чем дал ему понять, что в очереди я первый. Тип за прилавком, до этого безотрывно пялившийся в маленький телевизор, по которому шла передача о его родине, безразлично взглянул на меня своими непроницаемыми и в то же время шустрыми глазками со свойственной азиатам и непостижимой для нас глубокой таинственностью. Он смотрел на меня и ничего не отвечал, вероятно, не расслышав меня из-за шума телевизора. Я повторил вопрос, но результат был тем же – лицо продавца выражало полнейшее непонимание – из чего я заключил, что он практически не владеет испанским языком. Минуты бежали, нельзя было и дальше оставлять собственный магазин закрытым, а посему я решил искать кофе самостоятельно. К несчастью, я быстро обнаружил, что на полках стоял только отвратительный растворимый кофе, который, как говорилось ранее, я терпеть не могу. Пришлось уйти ни с чем. Само собой разумеется, загадочный продавец с непроницаемым лицом не ответил на мое прощание, потому что снова таращился в телевизор.
Задержавшись на целых пятнадцать минут, я подумывал вернуться к себе, но мысль об одиноком понедельничном заточении в своей лавчонке в полной тишине из-за боязни радио, да еще и без несчастного пакета кофе, была невыносима. Стоянка, где я припарковал с утра машину, была всего в нескольких метрах, и я решил доехать до крутого супермаркета, где работало несколько касс, а сноровистые продавцы и кассиры знали, что такое молотый кофе. По дороге мне посчастливилось заметить еще один довольно милый продуктовый магазинчик, принадлежавший новомодной, кажется, каталанской сети супермаркетов, торговавшей органическими и экологически чистыми продуктами и вызывавшей у меня доверие. Начиная новый этап, я решил заботиться о своей душе и внешне, и внутренне, становясь не беспомощным потребителем, а сознательно действующим. Это был прекрасный шанс для старта, возможно, даже знак судьбы. Тут я наверняка одним махом решу проблему и счастливо смогу вернуться к своим канцтоварам.
Единственное препятствие заключалось в том, что негде было припарковаться, но прямо напротив я увидел въезд на стоянку для жильцов. По плану поход в магазин займет не больше трех минут, и вероятность того, что кто-то из жителей именно сейчас будет выезжать со стоянки или въезжать крайне мала. Я вылез из машины и пулей рванулся в магазин.
Там парочка людей покупала хлеб, но они уже заканчивали. Я нашел экологичный кофе с фирменной белой этикеткой, довольно неплохой на вид, и решил взять не один, а два пакета, дабы подобная ситуация не повторилась. [прим: белая этикетка – розничный бренд, являющийся торговой маркой определенной сети супермаркетов] Я подсчитал стоимость товара и стал готовить деньги без сдачи, чтобы расплатиться как можно быстрее. Не прошло и полминуты, как в магазин вошел молодой парень.
- Чья-то машина стоит прямо на выезде. Может, кто из вас оставил? – громко вопросил он.
- Я, я оставил, – ответил я и попросил парня немного подождать, пока не расплачусь за кофе.
Я посмотрел на продавца – не рассчитается ли он со мной, войдя в мое положение, – но тот обхаживал местных покупателей, явно желая заручиться на новом месте их постоянством и предпочитая тутошних жителей залетным. Я хотел оставить точно отсчитанную сумму на прилавке и уйти, но продавец и не собирался заканчивать с хлебом. Двадцатипятилетний парнишка сокрушенно смотрел на меня с видом мученика.
- Я жутко опаздываю. Убери машину, ради бога, и делай, что хочешь, – взмолился он, словно от этого зависели наши жизни.
Честно говоря, я мог бы включить осла и заартачиться, поскольку хуже положения и быть не могло. Покупка кофе была полуминутным делом, но под злобным взглядом продавца, передававшего свое неодобрение клиентам, словно я пытался навязать гармоничному раю морально-развращенное капиталистическое потребительство, вкупе с давлением парня-торопыги я сломался, швырнул на прилавок пакет кофе и, потерпев сокрушительное поражение, выкатился из магазина не солоно хлебавши.
Я ехал вниз по улице, видя в обзорном зеркале удаляющуюся неестественно-милую вывеску. Этот супермодерновый логотип, призывавший к лучшей жизни путем приобретения натуральных продуктов, показался мне насквозь лживым. Не сумев обуздать ударившую в голову чудовищную ярость, я изо всех сил вдавил акселератор в пол и покинул выпендрежную улицу под несуразный визг шин, который по моим подсчетам обойдется в двадцать евро.
Я припарковался на своей стоянке, но перед тем как запереться в магазине, зашел подзаправиться в кафе, спокойно и неторопливо, поскольку все стало мне до лампочки.
- Чашку кофе с молоком, будьте любезны. Большую, – уточнил я.
- Что-нибудь из еды? – поинтересовался искуситель-официант, показавшийся мне настоятелем священного храма для изголодавшейся паствы.
- Принесите круассан а-ла-планча, пожалуйста. У вас ведь есть гриль? [прим: круассан а-ла-планча – круассан, обжаренный на гриле]
- Конечно.
Мне захотелось его обнять. После вспышки гнева я обессилел. Я съел круассан и выпил еще одну чашку кофе. Восхитительного кофе. Наслаждаясь второй чашкой теплого напитка, я задался вопросом, с каких пор и почему кофе стал занимать столь важную часть моей жизни. Ответа я не знал, да и не задумывался об этом. Сейчас я действовал, а не размышлял. За барной стойкой официантка разговаривала с какой-то зашедшей в кафе женщиной. Не думаю, что они были знакомы, хотя обе бойко болтали по-румынски. Пришедшая с улицы что-то предлагала официантке, а та решительно отказывалась. Наконец я заметил в руке вошедшей стопку отксеренных листовок. Вероятно, она хотела разложить их на столиках для посетителей. Рекламка, подобная агитационным листовкам испанской компартии времен моего отца. Я призадумался над своей идеей обзавестись сканером и расширить спектр коммерческих услуг моей лавчонки. Так ли хороша эта идея, как я рассчитывал? Неужели я действительно хотел вложить душу в изготовление ксерокопий? По сути, может, оно и к лучшему, что мама не продала мне свою долю. Возможно, и вправду замечательно, что все разваливается, мама не может вернуться к делам, а мне приходится принять решение оставить магазин ей. Ей одной, и навсегда. Хотела магазин? Забирай. У меня есть кое-что в заначке, и на эти сбережения я мог бы отлично пошататься по миру пару месяцев, а то и больше. Я не транжира и умею жить, довольствуясь малым. Возможно, с моей стороны это был бы подвиг, о котором просил отец: оставить маму с ее загипсованной рукой и магазином. Рекламщица подошла ко мне, сунула листовку, а затем ушла.
Девушка-румынка ищет работу по уборке
(глажке, готовке) или по уходу за детьми.
Постоянную или временную.
* Говорю и пишу по-английски
* Владею компьютером на уровне пользователя
Корина 60Х ХХХХХХ
Спасибо!
Листовки были не отсканированы, а написаны от руки, и не обрезаны ножницами, а оторваны. Однако почерк был красивым. Сколько раз она переписывала этот текст? И как добилась, что почерк со временем не изменился? Естественно на листовке был номер мобильника, который я не указываю здесь, потому что номер неважен. Я положил листок в карман, вышел из кафе и направился к магазину.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0506295 выдан для произведения:
Поначалу я тащился от попсы и рока, затем переключился на соул и блюз. С блюза на джаз. С джаза на босса-нову, а с нее на танго. После танго я увлекся североафриканской и ближневосточной музыкой, а впоследствии перешел на классику и с удивлением обнаружил, что меня заводит голос. Тогда я начал интересоваться эстрадными певцами, к примеру, Шарлем Азнавуром к вящему удовольствию моей матушки. Со временем я полюбил не важно какую музыку, лишь бы она не была дешевой лабудой, поставленной на поток мировыми корпорациями, а обладала душой и шла от сердца. За примером недалеко ходить: сестра работает в косметической фирме, и там больше думают об упаковке и этикетках, нежели о качестве товара. Именно поэтому я восхищаюсь по-прежнему живым, непредсказуемым фламенко, и могу наслаждаться по-опереточному легкой, но чуточку возвышенной, увлекательной сарсуэлой, где тебя сопровождают божественные голоса.[прим: сарсуэла – испанский музыкально-драматический жанр, близкий к оперетте, сочетающий в себе вокал, разговорные диалоги и танцы]. Немногие меня поймут, но порой я люблю послушать какие-нибудь городские оркестры, будь то симфонические или военные, потому что как и во многих смертных скрипки неизбежно пробуждают во мне романтика, а еще я обожаю напористость духовых инструментов. Особенно сочны аранжировки популярных и легко узнаваемых мелодий неклассического репертуара, которые играют в таких оркестриках любители, – как правило, жители городков Леванта, – вкладывающие в музыку все свое желание и душу и поднимающие их на небывалые высоты, к которым не прочь присоединиться и я. [прим: Левант – географический регион Испании вдоль средиземноморского побережья Пиренейского полуострова и Болеарские острова]
Я углубляюсь в подробности, чтобы было ясно, почему в понедельник, на следующее после паэльи утро, подняв жалюзи магазинчика и почувствовав гложущий меня страх, я первым делом подбежал и включил радио. Возможно, я сделал это машинально, чтобы вернуть спасительный, привычный распорядок жизни, успокаивающий людей, когда у них крупные неприятности, а когда звучит музыка, я совершенно точно не один; она отражает мои чувства, придавая им смысл и образ. Моя любимая программа “Все утра на планете” заканчивалась. Голос диктора навевал мысль о том, что жизнь нежна, легка и прекрасна, как и хочется думать в восемь часов утра. Диктор мог бы быть моим другом, во всяком случае, мне бы этого хотелось, поскольку, по-моему, он был славным малым. Однако сегодня мне казалось, будто все утра на планете, соединившись в одном, давили на меня всей своей тяжестью, так что даже голос друга-диктора не воодушевлял. Я переключился на волну “Радио 3”, где выступала баскская группа McEnroy, которая вполне меня умиротворяет, но сегодня и она не успокоила. Меня обуял страх перед радио. Мне не хотелось испытывать удачу ни с новостными каналами, ни с шоу-программами, слушая которые раньше я хохотал над самозабвенно спорящими журналистами или экспертами. Я боялся, что на меня снова нападет боевой клин “души улитки” и выключил приемник. Было чертовски холодно. По понедельникам, пока не включишь отопление, и воздух не прогреется, наш магазин похож на морозильник. Я решил сварить себе кофе, но, к сожалению, как бы ни хотелось мне вернуться к старому распорядку, ничего не получалось.
Сейчас кофе был необходим мне больше, чем когда-либо раньше. Следовало срочно укрыться за своим привычным щитом, защищающим меня почти два десятка лет, бОльшую часть жизни. Знаю, некоторые скажут, что не такая уж беда, если нельзя спокойно выпить кофе, что всё произошедшее со мной яйца выеденного не стоит (Хосе Карлос как пить дать лопнул бы от смеха), и что вообще я сам свалял дурака, не пойдя пить кофе в бар, как сделал бы любой другой испанец. Знаю, те же люди заявили бы, что я упрям как осел (качество, которое все с легкостью замечают у других, что жутко меня бесит) и что из-за своей упертости зациклился тогда на какой-то ерунде. Но, тем не менее, это незначительное происшествие обернулось мощным толчком или сточной канавой для прочих событий.
Как всегда я открыл жестяную банку, в которой хранил кофе, чтобы он не портился. Та была пуста. Ну и дела. Раньше эта беда была легко поправима: кто-нибудь из нас с мамой шел в супермаркет, а второй оставался в магазине, но теперь я был один, что сильно усложняло обычно простенькое дело. Однако я не собирался малодушничать, празднуя труса. Совершенно непозволительно, чтобы неудачное падение матери отрубило для меня возможный путь к независимости, новый уровень игры, столь желанный отцу, по крайней мере, во сне. Час был ранний; в это время покупателей нет, разве что совсем изредка зайдет кто-нибудь. Словом, закрыть магазин на десять минут – именно столько времени и требуется на поход до магазина и обратно – не вопрос. Прилепив на всякий случай объявление: “вернусь через десять минут”, я запер дверь и со всех ног полетел в ближайший маркет. Не совсем правильное, но очень забавное, на мой взгляд, выражение. Хотя кофе, как правило, покупала мама, магазин я знаю неплохо, а посему живо добрался до нужного прохода и выбрал коробку молотого кофе. На подходе к совершенно свободной кассе я задумался, не купить ли еще обезжиренного молока, и вернулся за ним, чтобы не бегать в магазин дважды. На все про все у меня ушло минуты две от силы, я был в паре шагов от единственной открытой кассы, но передо мной умудрилась пролезть какая-то дама с доверху нагруженной продуктами тележкой. Уму непостижимо: как ей удалось до краев набить тележку, если магазин только что открылся? Ничуть не встревоженный ее финтом, я подумал, что она пропустит меня вперед, увидев в моих руках лишь пакет молока и кофе. Черта с два! Сделав вид, что в упор меня не замечает, тетка начала по очереди выкладывать продукты на ленту кассы и попутно болтать с кассиршей, которая, по-видимому, являлась ее хорошей подругой. Та, в свою очередь, неторопливо выискивала штрихкод товара, досконально проверяя, продается он со скидкой или нет. Посмотрев на довольную тетку и на кассиршу родом из Хаухи, – чудесного, благословенного тропического рая, где никто никуда не спешит, – я понял, что застряну здесь, по меньшей мере, на четверть часа. Короче, я решил оставить кофе с молоком и пойти в другую лавчонку, подороже, в которой, как правило, народа нет. В отличие от этих дамочек я не мог позволить себе отлынивать от работы четверть часа. [прим: Хауха – город в Перу неподалеку от экватора, в переносном смысле испанское выражение страна Хауха означает блаженные края]
Лавчонка, о которой я упомянул, была из тех забегаловок, где торгуют всем, лишь бы поживиться, и которыми заведуют обычно приезжие иностранцы, или лица иной культуры как следует называть иммигрантов, чтобы никого не обидеть. Снаружи висело что-то типа “булочная – продукты – фрукты – прохладительные напитки”, а на витрине красовались остатки из прежней бакалеи, образовав вкупе с рядами консервов довольно приятный глазу разноцветный оригинальный узор. Тем не менее, я с прежних лет недолюбливаю этот магазинчик, потому что там вечно темно, и мне кажется, что на всех продуктах скопился изрядный слой пыли. Черт его знает, сколько времени провалялись они на здешних полках. Впрочем, риска отравиться кофе и молоком нет, поскольку на них четко указан срок годности и они из разряда ходовых, так что я без колебаний вошел внутрь, махнув рукой на затрапезный вид лавчонки. Чтобы не оконфузиться как в супермаркете, я направился прямиком к продавцу и спросил: “У вас есть молотый кофе?”, чем дал ему понять, что в очереди я первый. Тип за прилавком, до этого безотрывно пялившийся в маленький телевизор, по которому шла передача о его родине, безразлично взглянул на меня своими непроницаемыми и в то же время шустрыми глазками со свойственной азиатам и непостижимой для нас глубокой таинственностью. Он смотрел на меня и ничего не отвечал, вероятно, не расслышав меня из-за шума телевизора. Я повторил вопрос, но результат был тем же – лицо продавца выражало полнейшее непонимание – из чего я заключил, что он практически не владеет испанским языком. Минуты бежали, нельзя было и дальше оставлять собственный магазин закрытым, а посему я решил искать кофе самостоятельно. К несчастью, я быстро обнаружил, что на полках стоял только отвратительный растворимый кофе, который, как говорилось ранее, я терпеть не могу. Пришлось уйти ни с чем. Само собой разумеется, загадочный продавец с непроницаемым лицом не ответил на мое прощание, потому что снова таращился в телевизор.
Задержавшись на целых пятнадцать минут, я подумывал вернуться к себе, но мысль об одиноком понедельничном заточении в своей лавчонке в полной тишине из-за боязни радио, да еще и без несчастного пакета кофе, была невыносима. Стоянка, где я припарковал с утра машину, была всего в нескольких метрах, и я решил доехать до крутого супермаркета, где работало несколько касс, а сноровистые продавцы и кассиры знали, что такое молотый кофе. По дороге мне посчастливилось заметить еще один довольно милый продуктовый магазинчик, принадлежавший новомодной, кажется, каталанской сети супермаркетов, торговавшей органическими и экологически чистыми продуктами и вызывавшей у меня доверие. Начиная новый этап, я решил заботиться о своей душе и внешне, и внутренне, становясь не беспомощным потребителем, а сознательно действующим. Это был прекрасный шанс для старта, возможно, даже знак судьбы. Тут я наверняка одним махом решу проблему и счастливо смогу вернуться к своим канцтоварам.
Единственное препятствие заключалось в том, что негде было припарковаться, но прямо напротив я увидел въезд на стоянку для жильцов. По плану поход в магазин займет не больше трех минут, и вероятность того, что кто-то из жителей именно сейчас будет выезжать со стоянки или въезжать крайне мала. Я вылез из машины и пулей рванулся в магазин.
Там парочка людей покупала хлеб, но они уже заканчивали. Я нашел экологичный кофе с фирменной белой этикеткой, довольно неплохой на вид, и решил взять не один, а два пакета, дабы подобная ситуация не повторилась. [прим: белая этикетка – розничный бренд, являющийся торговой маркой определенной сети супермаркетов] Я подсчитал стоимость товара и стал готовить деньги без сдачи, чтобы расплатиться как можно быстрее. Не прошло и полминуты, как в магазин вошел молодой парень.
- Чья-то машина стоит прямо на выезде. Может, кто из вас оставил? – громко вопросил он.
- Я, я оставил, – ответил я и попросил парня немного подождать, пока не расплачусь за кофе.
Я посмотрел на продавца – не рассчитается ли он со мной, войдя в мое положение, – но тот обхаживал местных покупателей, явно желая заручиться на новом месте их постоянством и предпочитая тутошних жителей залетным. Я хотел оставить точно отсчитанную сумму на прилавке и уйти, но продавец и не собирался заканчивать с хлебом. Двадцатипятилетний парнишка сокрушенно смотрел на меня с видом мученика.
- Я жутко опаздываю. Убери машину, ради бога, и делай, что хочешь, – взмолился он, словно от этого зависели наши жизни.
Честно говоря, я мог бы включить осла и заартачиться, поскольку хуже положения и быть не могло. Покупка кофе была полуминутным делом, но под злобным взглядом продавца, передававшего свое неодобрение клиентам, словно я пытался навязать гармоничному раю морально-развращенное капиталистическое потребительство, вкупе с давлением парня-торопыги я сломался, швырнул на прилавок пакет кофе и, потерпев сокрушительное поражение, выкатился из магазина не солоно хлебавши.
Я ехал вниз по улице, видя в обзорном зеркале удаляющуюся неестественно-милую вывеску. Этот супермодерновый логотип, призывавший к лучшей жизни путем приобретения натуральных продуктов, показался мне насквозь лживым. Не сумев обуздать ударившую в голову чудовищную ярость, я изо всех сил вдавил акселератор в пол и покинул выпендрежную улицу под несуразный визг шин, который по моим подсчетам обойдется в двадцать евро.
Я припарковался на своей стоянке, но перед тем как запереться в магазине, зашел подзаправиться в кафе, спокойно и неторопливо, поскольку все стало мне до лампочки.
- Чашку кофе с молоком, будьте любезны. Большую, – уточнил я.
- Что-нибудь из еды? – поинтересовался искуситель-официант, показавшийся мне настоятелем священного храма для изголодавшейся паствы.
- Принесите круассан а-ла-планча, пожалуйста. У вас ведь есть гриль? [прим: круассан а-ла-планча – круассан, обжаренный на гриле]
- Конечно.
Мне захотелось его обнять. После вспышки гнева я обессилел. Я съел круассан и выпил еще одну чашку кофе. Восхитительного кофе. Наслаждаясь второй чашкой теплого напитка, я задался вопросом, с каких пор и почему кофе стал занимать столь важную часть моей жизни. Ответа я не знал, да и не задумывался об этом. Сейчас я действовал, а не размышлял. За барной стойкой официантка разговаривала с какой-то зашедшей в кафе женщиной. Не думаю, что они были знакомы, хотя обе бойко болтали по-румынски. Пришедшая с улицы что-то предлагала официантке, а та решительно отказывалась. Наконец я заметил в руке вошедшей стопку отксеренных листовок. Вероятно, она хотела разложить их на столиках для посетителей. Рекламка, подобная агитационным листовкам испанской компартии времен моего отца. Я призадумался над своей идеей обзавестись сканером и расширить спектр коммерческих услуг моей лавчонки. Так ли хороша эта идея, как я рассчитывал? Неужели я действительно хотел вложить душу в изготовление ксерокопий? По сути, может, оно и к лучшему, что мама не продала мне свою долю. Возможно, и вправду замечательно, что все разваливается, мама не может вернуться к делам, а мне приходится принять решение оставить магазин ей. Ей одной, и навсегда. Хотела магазин? Забирай. У меня есть кое-что в заначке, и на эти сбережения я мог бы отлично пошататься по миру пару месяцев, а то и больше. Я не транжира и умею жить, довольствуясь малым. Возможно, с моей стороны это был бы подвиг, о котором просил отец: оставить маму с ее загипсованной рукой и магазином. Рекламщица подошла ко мне, сунула листовку, а затем ушла.
Девушка-румынка ищет работу по уборке
(глажке, готовке) или по уходу за детьми.
Постоянную или временную.
* Говорю и пишу по-английски
* Владею компьютером на уровне пользователя
Корина 60Х ХХХХХХ
Спасибо!
Листовки были не отсканированы, а написаны от руки, и не обрезаны ножницами, а оторваны. Однако почерк был красивым. Сколько раз она переписывала этот текст? И как добилась, что почерк со временем не изменился? Естественно на листовке был номер мобильника, который я не указываю здесь, потому что номер неважен. Я положил листок в карман, вышел из кафе и направился к магазину.
Я углубляюсь в подробности, чтобы было ясно, почему в понедельник, на следующее после паэльи утро, подняв жалюзи магазинчика и почувствовав гложущий меня страх, я первым делом подбежал и включил радио. Возможно, я сделал это машинально, чтобы вернуть спасительный, привычный распорядок жизни, успокаивающий людей, когда у них крупные неприятности, а когда звучит музыка, я совершенно точно не один; она отражает мои чувства, придавая им смысл и образ. Моя любимая программа “Все утра на планете” заканчивалась. Голос диктора навевал мысль о том, что жизнь нежна, легка и прекрасна, как и хочется думать в восемь часов утра. Диктор мог бы быть моим другом, во всяком случае, мне бы этого хотелось, поскольку, по-моему, он был славным малым. Однако сегодня мне казалось, будто все утра на планете, соединившись в одном, давили на меня всей своей тяжестью, так что даже голос друга-диктора не воодушевлял. Я переключился на волну “Радио 3”, где выступала баскская группа McEnroy, которая вполне меня умиротворяет, но сегодня и она не успокоила. Меня обуял страх перед радио. Мне не хотелось испытывать удачу ни с новостными каналами, ни с шоу-программами, слушая которые раньше я хохотал над самозабвенно спорящими журналистами или экспертами. Я боялся, что на меня снова нападет боевой клин “души улитки” и выключил приемник. Было чертовски холодно. По понедельникам, пока не включишь отопление, и воздух не прогреется, наш магазин похож на морозильник. Я решил сварить себе кофе, но, к сожалению, как бы ни хотелось мне вернуться к старому распорядку, ничего не получалось.
Сейчас кофе был необходим мне больше, чем когда-либо раньше. Следовало срочно укрыться за своим привычным щитом, защищающим меня почти два десятка лет, бОльшую часть жизни. Знаю, некоторые скажут, что не такая уж беда, если нельзя спокойно выпить кофе, что всё произошедшее со мной яйца выеденного не стоит (Хосе Карлос как пить дать лопнул бы от смеха), и что вообще я сам свалял дурака, не пойдя пить кофе в бар, как сделал бы любой другой испанец. Знаю, те же люди заявили бы, что я упрям как осел (качество, которое все с легкостью замечают у других, что жутко меня бесит) и что из-за своей упертости зациклился тогда на какой-то ерунде. Но, тем не менее, это незначительное происшествие обернулось мощным толчком или сточной канавой для прочих событий.
Как всегда я открыл жестяную банку, в которой хранил кофе, чтобы он не портился. Та была пуста. Ну и дела. Раньше эта беда была легко поправима: кто-нибудь из нас с мамой шел в супермаркет, а второй оставался в магазине, но теперь я был один, что сильно усложняло обычно простенькое дело. Однако я не собирался малодушничать, празднуя труса. Совершенно непозволительно, чтобы неудачное падение матери отрубило для меня возможный путь к независимости, новый уровень игры, столь желанный отцу, по крайней мере, во сне. Час был ранний; в это время покупателей нет, разве что совсем изредка зайдет кто-нибудь. Словом, закрыть магазин на десять минут – именно столько времени и требуется на поход до магазина и обратно – не вопрос. Прилепив на всякий случай объявление: “вернусь через десять минут”, я запер дверь и со всех ног полетел в ближайший маркет. Не совсем правильное, но очень забавное, на мой взгляд, выражение. Хотя кофе, как правило, покупала мама, магазин я знаю неплохо, а посему живо добрался до нужного прохода и выбрал коробку молотого кофе. На подходе к совершенно свободной кассе я задумался, не купить ли еще обезжиренного молока, и вернулся за ним, чтобы не бегать в магазин дважды. На все про все у меня ушло минуты две от силы, я был в паре шагов от единственной открытой кассы, но передо мной умудрилась пролезть какая-то дама с доверху нагруженной продуктами тележкой. Уму непостижимо: как ей удалось до краев набить тележку, если магазин только что открылся? Ничуть не встревоженный ее финтом, я подумал, что она пропустит меня вперед, увидев в моих руках лишь пакет молока и кофе. Черта с два! Сделав вид, что в упор меня не замечает, тетка начала по очереди выкладывать продукты на ленту кассы и попутно болтать с кассиршей, которая, по-видимому, являлась ее хорошей подругой. Та, в свою очередь, неторопливо выискивала штрихкод товара, досконально проверяя, продается он со скидкой или нет. Посмотрев на довольную тетку и на кассиршу родом из Хаухи, – чудесного, благословенного тропического рая, где никто никуда не спешит, – я понял, что застряну здесь, по меньшей мере, на четверть часа. Короче, я решил оставить кофе с молоком и пойти в другую лавчонку, подороже, в которой, как правило, народа нет. В отличие от этих дамочек я не мог позволить себе отлынивать от работы четверть часа. [прим: Хауха – город в Перу неподалеку от экватора, в переносном смысле испанское выражение страна Хауха означает блаженные края]
Лавчонка, о которой я упомянул, была из тех забегаловок, где торгуют всем, лишь бы поживиться, и которыми заведуют обычно приезжие иностранцы, или лица иной культуры как следует называть иммигрантов, чтобы никого не обидеть. Снаружи висело что-то типа “булочная – продукты – фрукты – прохладительные напитки”, а на витрине красовались остатки из прежней бакалеи, образовав вкупе с рядами консервов довольно приятный глазу разноцветный оригинальный узор. Тем не менее, я с прежних лет недолюбливаю этот магазинчик, потому что там вечно темно, и мне кажется, что на всех продуктах скопился изрядный слой пыли. Черт его знает, сколько времени провалялись они на здешних полках. Впрочем, риска отравиться кофе и молоком нет, поскольку на них четко указан срок годности и они из разряда ходовых, так что я без колебаний вошел внутрь, махнув рукой на затрапезный вид лавчонки. Чтобы не оконфузиться как в супермаркете, я направился прямиком к продавцу и спросил: “У вас есть молотый кофе?”, чем дал ему понять, что в очереди я первый. Тип за прилавком, до этого безотрывно пялившийся в маленький телевизор, по которому шла передача о его родине, безразлично взглянул на меня своими непроницаемыми и в то же время шустрыми глазками со свойственной азиатам и непостижимой для нас глубокой таинственностью. Он смотрел на меня и ничего не отвечал, вероятно, не расслышав меня из-за шума телевизора. Я повторил вопрос, но результат был тем же – лицо продавца выражало полнейшее непонимание – из чего я заключил, что он практически не владеет испанским языком. Минуты бежали, нельзя было и дальше оставлять собственный магазин закрытым, а посему я решил искать кофе самостоятельно. К несчастью, я быстро обнаружил, что на полках стоял только отвратительный растворимый кофе, который, как говорилось ранее, я терпеть не могу. Пришлось уйти ни с чем. Само собой разумеется, загадочный продавец с непроницаемым лицом не ответил на мое прощание, потому что снова таращился в телевизор.
Задержавшись на целых пятнадцать минут, я подумывал вернуться к себе, но мысль об одиноком понедельничном заточении в своей лавчонке в полной тишине из-за боязни радио, да еще и без несчастного пакета кофе, была невыносима. Стоянка, где я припарковал с утра машину, была всего в нескольких метрах, и я решил доехать до крутого супермаркета, где работало несколько касс, а сноровистые продавцы и кассиры знали, что такое молотый кофе. По дороге мне посчастливилось заметить еще один довольно милый продуктовый магазинчик, принадлежавший новомодной, кажется, каталанской сети супермаркетов, торговавшей органическими и экологически чистыми продуктами и вызывавшей у меня доверие. Начиная новый этап, я решил заботиться о своей душе и внешне, и внутренне, становясь не беспомощным потребителем, а сознательно действующим. Это был прекрасный шанс для старта, возможно, даже знак судьбы. Тут я наверняка одним махом решу проблему и счастливо смогу вернуться к своим канцтоварам.
Единственное препятствие заключалось в том, что негде было припарковаться, но прямо напротив я увидел въезд на стоянку для жильцов. По плану поход в магазин займет не больше трех минут, и вероятность того, что кто-то из жителей именно сейчас будет выезжать со стоянки или въезжать крайне мала. Я вылез из машины и пулей рванулся в магазин.
Там парочка людей покупала хлеб, но они уже заканчивали. Я нашел экологичный кофе с фирменной белой этикеткой, довольно неплохой на вид, и решил взять не один, а два пакета, дабы подобная ситуация не повторилась. [прим: белая этикетка – розничный бренд, являющийся торговой маркой определенной сети супермаркетов] Я подсчитал стоимость товара и стал готовить деньги без сдачи, чтобы расплатиться как можно быстрее. Не прошло и полминуты, как в магазин вошел молодой парень.
- Чья-то машина стоит прямо на выезде. Может, кто из вас оставил? – громко вопросил он.
- Я, я оставил, – ответил я и попросил парня немного подождать, пока не расплачусь за кофе.
Я посмотрел на продавца – не рассчитается ли он со мной, войдя в мое положение, – но тот обхаживал местных покупателей, явно желая заручиться на новом месте их постоянством и предпочитая тутошних жителей залетным. Я хотел оставить точно отсчитанную сумму на прилавке и уйти, но продавец и не собирался заканчивать с хлебом. Двадцатипятилетний парнишка сокрушенно смотрел на меня с видом мученика.
- Я жутко опаздываю. Убери машину, ради бога, и делай, что хочешь, – взмолился он, словно от этого зависели наши жизни.
Честно говоря, я мог бы включить осла и заартачиться, поскольку хуже положения и быть не могло. Покупка кофе была полуминутным делом, но под злобным взглядом продавца, передававшего свое неодобрение клиентам, словно я пытался навязать гармоничному раю морально-развращенное капиталистическое потребительство, вкупе с давлением парня-торопыги я сломался, швырнул на прилавок пакет кофе и, потерпев сокрушительное поражение, выкатился из магазина не солоно хлебавши.
Я ехал вниз по улице, видя в обзорном зеркале удаляющуюся неестественно-милую вывеску. Этот супермодерновый логотип, призывавший к лучшей жизни путем приобретения натуральных продуктов, показался мне насквозь лживым. Не сумев обуздать ударившую в голову чудовищную ярость, я изо всех сил вдавил акселератор в пол и покинул выпендрежную улицу под несуразный визг шин, который по моим подсчетам обойдется в двадцать евро.
Я припарковался на своей стоянке, но перед тем как запереться в магазине, зашел подзаправиться в кафе, спокойно и неторопливо, поскольку все стало мне до лампочки.
- Чашку кофе с молоком, будьте любезны. Большую, – уточнил я.
- Что-нибудь из еды? – поинтересовался искуситель-официант, показавшийся мне настоятелем священного храма для изголодавшейся паствы.
- Принесите круассан а-ла-планча, пожалуйста. У вас ведь есть гриль? [прим: круассан а-ла-планча – круассан, обжаренный на гриле]
- Конечно.
Мне захотелось его обнять. После вспышки гнева я обессилел. Я съел круассан и выпил еще одну чашку кофе. Восхитительного кофе. Наслаждаясь второй чашкой теплого напитка, я задался вопросом, с каких пор и почему кофе стал занимать столь важную часть моей жизни. Ответа я не знал, да и не задумывался об этом. Сейчас я действовал, а не размышлял. За барной стойкой официантка разговаривала с какой-то зашедшей в кафе женщиной. Не думаю, что они были знакомы, хотя обе бойко болтали по-румынски. Пришедшая с улицы что-то предлагала официантке, а та решительно отказывалась. Наконец я заметил в руке вошедшей стопку отксеренных листовок. Вероятно, она хотела разложить их на столиках для посетителей. Рекламка, подобная агитационным листовкам испанской компартии времен моего отца. Я призадумался над своей идеей обзавестись сканером и расширить спектр коммерческих услуг моей лавчонки. Так ли хороша эта идея, как я рассчитывал? Неужели я действительно хотел вложить душу в изготовление ксерокопий? По сути, может, оно и к лучшему, что мама не продала мне свою долю. Возможно, и вправду замечательно, что все разваливается, мама не может вернуться к делам, а мне приходится принять решение оставить магазин ей. Ей одной, и навсегда. Хотела магазин? Забирай. У меня есть кое-что в заначке, и на эти сбережения я мог бы отлично пошататься по миру пару месяцев, а то и больше. Я не транжира и умею жить, довольствуясь малым. Возможно, с моей стороны это был бы подвиг, о котором просил отец: оставить маму с ее загипсованной рукой и магазином. Рекламщица подошла ко мне, сунула листовку, а затем ушла.
Девушка-румынка ищет работу по уборке
(глажке, готовке) или по уходу за детьми.
Постоянную или временную.
* Говорю и пишу по-английски
* Владею компьютером на уровне пользователя
Корина 60Х ХХХХХХ
Спасибо!
Листовки были не отсканированы, а написаны от руки, и не обрезаны ножницами, а оторваны. Однако почерк был красивым. Сколько раз она переписывала этот текст? И как добилась, что почерк со временем не изменился? Естественно на листовке был номер мобильника, который я не указываю здесь, потому что номер неважен. Я положил листок в карман, вышел из кафе и направился к магазину.
Рейтинг: +1
284 просмотра
Комментарии (2)
Василисса # 17 мая 2022 в 12:25 0 | ||
|
Вера Голубкова # 18 мая 2022 в 22:56 +1 | ||
|