Помочь сайту
Поздравления
Примерный сын - Глава 18
30 марта 2025 -
Вера Голубкова
Чакры
Зазвонил мобильник, и я ответил, не глядя.
- Посмотрим-посмотрим, как там Винченцо, – сказала я себе и позвонила. – Как дела? Магазин у мамы купил или нет?
Меня удивило, что это случилось именно тогда. Ни с того ни с сего Бланка появилась вновь как раз на следующий день после моего разрыва с другой женщиной. Еще несколько недель назад я бы дорого заплатил за такой звонок, но теперь, раздраженный и опечаленный, не понимал, почему она позвонила. Неужели уловила из поднебесных волн, что я соскальзывал с ее орбиты? Ненавижу женщин, желающих удержать тебя рядом, ничего не давая взамен. Бланка не такая, она незаурядная женщина, я всегда это говорю, но даже так…
- Приходи ко мне, – предложил я, – выпьем что-нибудь и поговорим.
Находясь рядом с человеком, легко думать: “всё кончено, мы не можем быть вместе”. Гораздо труднее – как правило, невозможно – сказать, или подумать то же самое, когда физически ты не с ним; мучительные мысли о том, что вы не вместе, когда вы врозь, – непозволительная роскошь. Такое иногда со мной случалось еще до нашего расставания с Бланкой. В последние дни, сидя рядом с Бланкой, я думал: “Мы не можем быть вместе”. Не потому, что наши отношения ни к чему не приведут, а конечная точка движения, по-моему, и не дает покоя парам. Я не считаю, что непременно нужно достичь определенной физической конфигурации: дом, двое детей, собака, один и тот же город. Проще говоря, я не считаю, что у нас с Бланкой не могло быть общих желаний. Проблема заключалась в другом.
Мы с Бланкой шли по плохой дороге с рытвинами, ухабами и камнями. До сих пор не пойму, почему они там находились, и почему нам не удалось выровнять дорогу, утихомирить те адские ощущения, которые мы оба испытывали, ведь мы знали о канавах и ухабах, которые не выбирали, но о которые спотыкались. Богом клянусь, я изо всех сил старался избавиться от помех, сгладить хотя бы свою часть дороги, но не смог.
- Между нами всё кончено, Висенте. Я устала, у меня нет сил пережевывать одно и то же, – сказала Бланка. – Неужели ты не понимаешь? Нас уже тошнит от постоянных разговоров об отношениях.
Так утверждала Бланка. И это было правдой. Постепенно нас утомили сначала свидания, потом – телефонные звонки, а под конец даже мысли о нас повергали в уныние.
- Висенте… посмотри на меня, Висенте.
Когда нам было плохо, мне было тяжело смотреть на нее. Хотелось только плакать, залезть в норку, под бочок к ней, и не больше.
- Послушай, любимый. – Бланка назвала меня любимым, когда мы с ней уже решили расстаться. Думаю, конец зачастую бывает страстным. – Можно прикладывать массу усилий, но отношения, основанные на постоянном усилии, приведут к тому, что ты перестанешь быть собой. Ты превратишься в лицемера, притворщика. А это утомляет. Отношения не для страданий, а для удовольствия. Понимаешь?
Естественно, я понимал Бланку, но признаваться в этом не хотел. Что я чувствовал? Что меня бесило буквально всё? Что она далеко, а я опустошен? Что постепенно наша радость угасала?
- Винченцо, что с тобой?
- Ничего.
- О чем задумался?
- Да так, ни о чем. Не сходить ли нам потом в кино.
Со мной – ничего, ровным счетом ничего. Я думал только о том, чтобы поцеловать Бланку и переспать с ней, потому что это была лучшая замена радости, пришедшая в голову. С одной стороны, я не хотел чувствовать то, что чувствовал, а с другой, не мог рассказать о том, что творилось со мной, потому что, когда Бланка была рядом, ничего не творилось. Меня словно замораживали изнутри, и я каменел. Должно быть, Бланка замечала это, потому что тоже каменела. Или ей было скучно со мной, что является еще одним, более простым, объяснением, требующим меньше времени. В то время я винил себя за недостаток радости, за все камни и скуку, но теперь задаюсь вопросом, не было ли также и в ней чего-то, что приводило нас к внезапной сдержанности всякий раз, как мы оказывались вместе.
- Ты замечательный человек, Висенте, и я очень тебя люблю, но… лучше нам все-таки расстаться. Эй, Винченцо, не делай такое лицо.
Сейчас мне легко объяснять, но тогда всё было иначе. Я не хотел завершения наших отношений. Не мог с ней расстаться. Я пребывал в борьбе. Боролся, чтобы вышвырнуть китайцев и засыпать рытвины на дороге. Иногда вручную. Иногда более радикально, найдя решения, позволяющие одним махом, словно лазерным лучом, испепелить наши проблемы, что, впрочем, никогда не удавалось. Ну нет у меня такой способности, и отродясь не было. Сами видите, какая ерунда. И рытвины – это не остроумная метафора, которую я привел, чтобы рассказать обо всем. Отнюдь. Это способ охарактеризовать стоявшие между нами неосознанные идеи, мысли, предрассудки, воспоминания, которые мы не могли ни выразить, ни преодолеть, ни отбросить. Я понял это сегодня утром, в понедельник, когда мне позвонила Бланка. Раньше я этого не понимал – ни когда мы встречались, ни после расставания, – лишь изводил себя своей неспособностью заинтресовать Бланку и удержать. Теперь мои чувства охладели, я не был связан с ней и мог на расстоянии оценивать вещи трезво, но с нежностью. Вечером я закрыл магазин и отправился на встречу с Бланкой.
- Послушай, у тебя тело жестче брони... Давай, встряхни чакру Висенте, иначе никогда ее не откроешь. [прим: чакра – в практике индуизма – центр силы и сознания, по которым протекает жизненная энергия]
Поди пойми, какую чакру она имела в виду. Четвертую. Пятую. Я в этом ни черта не смыслю. Мы танцевали в бразильском клубе, который она открыла для себя с тех пор, как мы не виделись, и который пришелся ей по душе. Я старался следовать ритму, пропустить его через себя, чтобы не думать о нем, – говорят, так надо, – но, ни о чем другом, кроме ритма, думать не мог и в итоге сбился. Как ни крути, в Испании людей, сколь бы сильно – как в моем случае – они не любили музыку, не учат встряхивать чакру, так что моя беда является бедой всего общества, и мне плевать, что Бланка говорит по этому поводу. Тем не менее, пока длились наши отношения, Бланка своими танцами и моей плохой координацией заставляла чувствовать себя полным ничтожеством. Она настаивала, чтобы мы занимались разными танцами, к примеру, национальными, типа обожаемого ею фламенко, который мне нравилось слушать вместе с ней. Однако от простой прослушки до увлечения танцами и умения отличить фанданго от сегидильи – долгий путь, не особо меня интересовавший. Разве что, пока был с ней. Бланка была мне интересна, а следовательно, и все ее увлечения тоже. Она рассказывала о себе так, будто фламенко был частью ее, а Моренте или Кармен Линарес говорили мне о ней, раскрывая тайные формулы, чтобы удержать ее, приблизиться к той недоступной части ее души, которую я иногда видел мельком и, как дьявол, хотел выхватить ее. Но я не дьявол. Тот, похитив душу, со всех ног удирает прочь, зная, с каким грузом приходится бежать, ведь душа немедленно захочет вернуться в свое тело, или тело потребует вернуть душу, как Корина захотела вернуться к семье и не связываться со мной. Я не был дьяволом и не прятал как можно дальше украденные на бегу души. Думаю, это подходящее выражение, но могу и ошибаться. Я плохо разбираюсь в выражениях, это один из моих недостатков. К этому времени я уже знал свой главный недостаток: отсутствие хитрости и ловкости. Вольно или невольно мои карты всегда открыты. [прим: фанданго – испанский народный танец, исполняемый под пение в сопровождении гитары и кастаньет; сегидилья – испанский народный танец, исполняемый под пение в сопровождении гитары и кастаньет; Энрике Моренте – испанский певец, исполнитель фламенко; Кармен Линарес (Кармен Пачете Родригес) – испанская певица, исполнительница фламенко и национальных песен]
Мы танцевали и пили, я прилично клюкнул, в итоге отдался ритму и не думал о нем. По словам Бланки, я зажигал на танцполе. Когда забегаловка – небольшая, старомодная дискотека с хорошей музыкой и кайпириньей – закрылась, мы пошли к Бланке домой и завалились спать. Не помню точно, занимались мы любовью или нет, поскольку мне было все равно. Помню только, что мы целовались, и я был разочарован: раньше мне нравилось целоваться с Бланкой, а теперь нет, ведь я целовался не с Кориной. Я искал, но ничего не находил в ее поцелуях. Они были бесстрастными, и я лишь сильнее тосковал о любимой румынке. Я хотел быть человеком, умеющим отделять половое влечение от чувств, относящимся к сексу как к гимнастике, но никогда таким не был. Мое тело жило исключительно моей жизнью, и я не испытывал удовольствия от перспективы секса с Бланкой. Слишком поздно. Мы так давно вернулись из нашей общей страны, что даже срок виз истек. Тем не менее, было приятно проснуться в обнимку с Бланкой, а после с раскалывающейся от боли головой постоять под шикарным душем Шарко, потому что в кокетливой, уютной и ухоженной квартире Бланки всё было на высшем уровне и работало как часы. Под стать ей. [прим: кайпиринья – бразильский алкогольный коктейль, который готовится из кашасы, лайма, льда и тростникового сахара]
Я принимал таблетку за барной стойкой мини-кухни, выходящей в гостиную-столовую-мастерскую (квартирка была небольшой, но там было все необходимое, даже уголок прикладного искусства, поскольку Бланке нравилось мастерить украшения), когда бывшая выдала истинную причину своего звонка:
- Я уезжаю, Винченцо. Уезжаю из страны. Опечатаю квартиру и буду жить за границей.
Я окаменел. Новость потрясла меня сильнее, чем безразличие наших тел сегодняшней ночью. Но тело и разум таковы; они абсолютно разные.
- Куда?
- В Англию. В головной офис компании. Там освободилось место, и… здесь меня ничто не держит. Ты же знаешь, пару лет назад мой брат уехал туда вместе с женой, работает санитаром. У них всё путем. Вот и я хочу попробовать что-то новое, пока совсем не состарилась и не стала сибариткой.
Англия. Именно Англия. Место, о котором я забыл, место, где исполняли песни, столь много значившие для меня. Англия. С ее чаем, рыбой с жареной картошкой, с ее двухэтажными автобусами, фабриками, правосторонним рулем, с ее шахтерами на тропе войны и пинтами пива. Я больше не думал об Англии, но легендарный остров, которым я восхищался когда-то, сотни лет тому назад, по-прежнему существовал, и другие люди отваживались на решительный шаг. Бланка была права. Время шло. Она была старше меня. Женщина за сорок… сколько шансов ей дано на перемены? Я почувствовал себя сиротой. Я не хотел, чтобы Бланка уезжала. Мне нравилось думать о ней; я не был влюблен, но внутренне рассчитывал на нее.
- Ну же, Винченцо, не делай такое лицо, – Бланка поняла, что со мной творится. Может, незаметно для меня мои глаза затуманились, такое иногда бывает. – Англия совсем недалеко, и туда есть куча рейсов по дешевке.
“Много слов, да дела нет, – подумал я. – Сколько раз за эти годы я летал в Англию? Ни разу. Ни разу, а ведь как хотел!” Бланка прочла мои мысли, а может, думала так же.
- Вот посмотришь, мы будем видеться чаще, чем здесь, – продолжила она свою святую ложь. – Станем переписываться, общаться по скайпу. Это же так весело.
“ Нет, – подумал я, – у тебя будут новые друзья, новая любовь, новые пространства для передвижений: офис, супермаркет, химчистка, винный магазин, аптека, спортзал, автозаправка, любимый индийский ресторанчик… Я не впишусь в этот декор. Ты меня забудешь”.
- Конечно, – сказал я вслух.
- Уже четверть девятого, – мягко заметила она, – на работу опаздываю.
- И когда?..
- В эту пятницу, – ответила Бланка, натягивая куртку.
Я встал с табурета и обнял ее. Если бы объятия длились чуть дольше, я бы, наверное, заплакал, но она меня опередила:
- Это не прощание, Винченцо. До скорой встречи, и только.
Бланка слегка отстранилась, улыбнулась и поцеловала меня в губы.
– Оставайся, сколько хочешь. Дернешь дверь, и всё. И учти – первым я хочу там видеть тебя. Goodbye, my darling . [Прим: Пока, милый]
Бланка ушла.
Я даже не успел рассказать ей ни о Корине, ни о сорвавшейся покупке маминого магазина, ни о живущей у нас сестре с детьми, ни…
***
По дороге в магазин, стоя в метро в мятой и несвежей вчерашней рубашке, я подумал, что незадолго до смерти отца Сантьяго Аусерон ушел из группы Radio Futura и стал называть себя Хуан Перро. Он выпустил несколько весьма успешных альбомов кубинской музыки, которые, впрочем, не входили в число моих любимых. Я уже упоминал о своей проблеме с карибско-тропическими ритмами. У меня не складывается даже с болеро, не говоря уж о перрео или сальсе. Самое интересное, что, покинув Radio Futura, Аусерон объединился с Кико Венено, и, благодаря этой дружбе, вышел альбом под названием Echate un cantecito, который я слушал, пока не заездил диск. Когда умер отец, я еще больше пристрастился к музыке, только она облегчала боль, но речь не об этом. Речь о том, что в метро я подумал: хочу, чтобы и со мной было так же, чтобы друг типа Сантьяго Аусерона (а лучше женщина типа Бланки) помогли мне вытянуть из себя все самое лучшее и идти своим путем, каким я иду сейчас, но усовершенствованным, как делает большинство людей. Плавный, естественный переход от прежней, довольно резкой по звучанию, музыки к триумфальному альбому Echate un cantecito Кико Венено совершил со своим товарищем. Я тоже хотел плавных перемен, мысленно спроектированных мною: покупка магазина, отношения с Кориной, постепенное преобразование моей личности. Но кто будет моим Хуаном Перро? Или Сантьяго Аусероном? Бланка? Она уезжает. Хосе Карлос? Славный малый, но слишком занят своими делами. Кроме того, он и сам погряз в рутине своих любовных отношений, неделя за неделей топчась на месте, и вдобавок был одержим работой. Корина? Нет, сам посуди. Я был один. У меня не было друга, который придет мне на помощь, укажет дорогу и подтолкнет. [прим: Radio Futura – испанская рок-группа; Сантьяго Аусерон – основатель вышеуказанной группы, певец и автор слов; Кико Венено (Хосе Мария Лопес Санфелиу) – испанский музыкант]
***
Вечером я выгулял Паркера и рано лег в кровать. Племянники еще чистили зубы в ванной, препираясь и уговаривая сестру разрешить им подольше посмотреть телек. Читать не хотелось, и я лежал в кровати, тупо глядя в потолок. Тот же самый потолок, что и в детстве, та же самая комната. Вид комнаты, конечно же, изменился. Письменный стол, вращающееся кресло, книги в этажерке. Цвет стен был другим, потому что детские аляписто-пестрые обои я давным-давно содрал; на месте штор были жалюзи, а вместо кретонового покрывала лежало стеганое. Все было другим. До сегодняшнего утра я думал, что тоже изменился, что время сделало свое дело, но вечером усомнился в этом. Я встал и открыл этажерку с виниловыми пластинками. Достал одну. Включил проигрыватель и с величайшей осторожностью опустил иглу на бороздку пластинки. Полилась чудесная мелодия в идеальной оранжировке:
- Еще одна ночь, и мне не уснуть, еще одна ночь потеряна. Но мажорно звучит старый рояль где-то там, за зеленой дверью… [прим: песня La puerte verde (“Зеленая дверь”) группы Los Liopis]
Лежа возле кровати, Паркер пристально смотрел на меня своими влажными черными глазами. Мою грудь захлестнула любовь к нему. Я улыбнулся псу и, не удержавшись, спросил:
- И что мы здесь изображаем?
Рейтинг: 0
59 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
