Ненавистный брак - Глава 3

15 апреля 2018 - Вера Голубкова
article414438.jpg
Просьба Лизы наполнила Александра радостью. Она означала, что ему не придется долго жить в петербургском особняке, и он сможет продолжать свои земельные эксперименты. Князь искренне любил полковника, а к Дмитрию относился по-родственному нежно, проявляя терпимость старшего брата, который всегда прощает младшему его безумства. Но кое-что тревожило Александра и, находясь рядом с Катей, он делился с ней своими опасениями.

- Все так и крутятся возле Лизы, мешая мне.

- Ужо придет день, батюшка, когда она будет только твоей, – уверяла Катя.

- Придет, – оживлялся Александр. – Знаешь, я так этого жду, у меня столько надежд и мечтаний, что это кажется сном. Мне не верится, что сбудутся мои мечты, и сон станет явью.

- Эх, батюшка, оно всегда так, когда сильно чего-то хочешь… ты родился не для того, чтобы надеяться, да ждать... ждать-то, оно князю ни к чему.

- Князь! – с горькой иронией ответил Карелин. – Если бы ты только знала, Катя, каким ничтожеством чувствую я себя рядом с ней… Вот Лиза, она, как ты говоришь, королевишна!

- Так ведь в доме ты сам королевичем будешь…

- Эх, Катя, никогда не бывать королевичем тому, кто любит так, как я…

Старая служанка ничего не ответила, а только подняла глаза к небу и молитвенно сложила руки на груди, чтобы вознести к небесам свою немую мольбу, и горячо желая, чтобы любимый барин был счастлив!

Полковника Керлова обуревали те же самые чувства, что и Катю. Он видел, что дочь всегда грустна, будто расстроена  чем-то, но скрывает это. Его не могли провести постоянные уверения и клятвы девушки в том, что она выходит замуж по доброй воле, потому, что неожиданно полюбила князя, и уже забыла Федора Лаврецкого. Не могли обмануть полковника и притворные улыбки Лизы, и планы, что они строили вместе с матерью, которая, и в самом деле была на седьмом небе от предстоящей свадьбы дочери.

Павла Петровна, со своей стороны, тоже старалась развеять сомнения мужа, боясь, что из-за его глупого желания быть лучше и честнее остальных, она потеряет все.

- Вы поторопились с помолвкой, Павла, но свадьбе не бывать, пока я сам не поговорю с князем начистоту, как велит мне моя честь.

- Иван, зачем начинать все сначала?.. Лиза уже никого не любит… а князь любит ее так сильно, что сумеет завоевать ее сердце… Я уверена в этом.

- Ни ты, ни она не рассказали князю о Лаврецком?

- Ты сошел с ума!.. Зачем ему знать об этом глупом, мимолетном увлечении?

- Просто я хорошо вижу, что творится в душе нашей дочери.

- Ты полон каких-то навязчивых идей. Я сейчас же приготовлю тебе что-нибудь сердечное, чтобы ты спокойно спал. Карелин – самый счастливый мужчина на земле, и Лиза тоже будет счастлива. Я – мать, и отлично знаю, что нашла ее счастье, нашла без вас, которые отродясь не могли ничего найти. Что ты предлагаешь? Утопить дочь в нищете? Пустить нас по миру? Идти на паперть и просить милостыню? Опозорить старшего сына, которому помог Карелин? Так ты добьешься этого, если расстроишь свадьбу.

Керлов сжал посиневшие губы и промолчал. Казалось, с каждой минутой, он задыхался все сильнее. Он опять был побежден. Павла Петровна права: мечтатель, всю свою жизнь он жил, витая в облаках, и его вина, что семья разорена.

- Ты никогда не мог защитить ни семью, ни детей, так позволь хотя бы мне сделать это, – добавила Павла Петровна, ставя окончательную точку в споре.

Час спустя, вернулся домой Дмитрий. Расстроенная Павла Петровна вышла ему навстречу. Дмитрий снова играл, и Павла Петровна с упреками набросилась на сына.

- Всего одна партия, маман, так, по мелочи, по-свойски, опасность-то миновала.

- Довольно, Дмитрий, опасность еще не миновала, и я бьюсь за нас не ради неприятностей и ссор. Сегодня вечером мы с твоим папá повздорили. Он может все разрушить при первой же нашей промашке. Кроме того, я боюсь, что Надин уже написала своему кузену, и тот неожиданно вернется.

- Для чего, по-вашему, маман, я играю в карты с ротмистром Пресковым, если не ради новостей? – довольно усмехнулся Дмитрий. – Я был с ротмистром сегодня ночью, и вот Вам новость – учения продлятся еще две недели из-за того, что много новобранцев. К тому же, я поговорил еще и с Надин. Она согласна с нами, и тоже считает, что Федору лучше ничего не говорить. Впрочем, думается мне, поручик очень быстро узнает о свадьбе, поскольку все только об этом и судачат, но Надин ничего ему не скажет. Если же Федор вернется, я и близко не подпущу его к сестре… Я на все готов, лишь бы он был от нее, как можно дальше… В назначенный день, Лиза станет княгиней Карелиной, и все наши трудности закончатся.

Павла Петровна слушала сына, не перебивая. Дмитрий держался так уверенно, что она поверила ему и улыбнулась.

- Займитесь Лизой, маман, постарайтесь, чтобы она как можно меньше разговаривала с князем,  пока не станет его женой, а остальное предоставьте мне. Время летит быстро…




А время, и в самом деле, казалось, летело. По счастливому стечению обстоятельств Павле Петровне удалось добиться своего, и теперь в круговерти суматошных приготовлений к свадьбе Лиза не замечала ни часов, ни дней: магазины, модистки, постоянные разъезды и краткие минуты у постели отца, который с каждым разом казался все грустнее; похоже, ему становилось все хуже. Пролетели бессонные часы, проведенные в своей постели в напрасном ожидании вестей от Федора, в слабой надежде получить от него письмо, в безысходности, за которую Лиза цеплялась в страстном желании разом покончить со всем, словно эта безумная свадьба и замужество, в которое она бросилась, очертя голову, станет концом ее жизни… И вот однажды утром, словно во сне, Лиза увидела висящее на спинке своей девичьей кровати подвенечное платье, фату и венок из белых свадебных цветов. Люди входили и выходили, что-то говорили ей, но она почти не понимала их.

Надя, попросив позволения остаться наедине с невестой, закрыла за собой дверь и радостно прощебетала:

- Я пришла выполнить обещание, данное Карелину в день вашей помолвки. Я прикреплю фату к твоим волосам, Лиза… И знаешь, почему? Потому что я очень счастлива в замужестве, и это принесет тебе удачу!

- Удачу? – машинально повторила Лиза, словно не понимая значения этого слова.

- Да, – Надя доверительно наклонилась к подруге, будто кто-то мог их подслушать, – я тоже едва не плакала на свадьбе, и посмотри на меня сейчас… Я самая счастливая из женщин… Я хочу прикрепить к твоей голове все свое огромное счастье. – Надя поцеловала бледную щечку своей подруги, и та вздрогнула от этой ласки, словно внезапно пробудившись от сна.

- Ну вот и все, невеста готова! – сказала Надя, немного погодя, когда Павла Петровна заглянула в комнату, чтобы узнать, не пора ли выходить. – Полагаю, на дюжину верст в округе не останется ни одного человека, кто пропустит свадьбу князя Карелина.

- Идемте… Александр в таком нетерпении… – нервно пробормотала Павла Петровна.

- Папá не сможет пойти со мной, – печально прошептала Лиза, впервые за утро сказав хоть что-то.

Сопровождать невесту и ее мать предстояло Кумазину, поскольку сам полковник не мог этого сделать. Дмитрий должен был идти вместе с Александром.  Керлов-младший оглядел Карелина и заметил, что в безупречно подогнанном по фигуре свадебном костюме он казался стройнее и выше. И еще Дмитрий заметил, как мечтательно блестят глаза князя, придавая благородство чертам его лица. Отдав Кате кое-какие распоряжения, Александр первым вышел из дома, дрожа от нетерпения. Он всей душой желал, чтобы столь вожделенный миг наступил как можно быстрее. Дмитрий вышел следом и сел в роскошный экипаж, заняв место рядом с князем. По дороге к церкви оба смотрели в окошко на белые, заиндевевшие поля.

- Самое время оставить поля, – заметил Дмитрий.

- Ты не крестьянин, и не работаешь в поле, потому и говоришь так, – рассмеялся Александр.

 Под оголенными ветвями деревьев экипаж ехал в сторону тракта. Дмитрий беспокойно озирался по сторонам с тревогой человека, почуявшего опасность. Снова и снова, стараясь скрыть волнение, он посматривал на восторженное, открытое лицо сидящего рядом с ним влюбленного князя, чьи помыслы и душа принадлежали женщине, которая не любила его, и не стремилась полюбить.

Неподалеку слышался колокольный перезвон, радостно возвещавший о предстоящей свадьбе. Неожиданно к звону колоколов примешался стук конских копыт. По дороге проскакал отряд улан. Александр проводил их безмятежным взглядом, а Дмитрий сразу смекнул, что это очень некстати возвращались с неоконченных учений новобранцы. Скрывая тревогу, он велел Николашке остановиться.

- В чем дело? – удивленно спросил Карелин.

- Я забыл кое-что важное, но, к счастью, мы недалеко от дома…

- Эка невидаль, я могу подвезти, – предложил князь.

- Нет-нет… Сейчас Вам не пристало появляться в нашем доме, князь. Вам нельзя видеть невесту до того, как она войдет в церковь. Поезжайте, Александр Павлович. С богом! Я догоню Вас.

Карелин не стал настаивать, и Дмитрий выпрыгнул из экипажа на землю. Словно безумный вбежал он в дом, ища Павлу Петровну, а та уже торопилась навстречу встревоженному сыну.

- Где князь, Дмитрий? – строго спросила она.

- Едет в церковь… Мне пришлось оставить его одного… Выслушайте меня, маман, мы не можем терять время, у нас его нет... Федор вернулся.

 Павла Петровна побледнела.

- Я только что видел его. Он ехал к казарме во главе своего отряда. Лаврецкий получит, по меньшей мере, недельный отпуск, как только подаст рапорт. Он может освободиться уже через полчаса… Ему хватит десяти минут, чтобы узнать, что Лиза выходит замуж… если он уже не знает.

- Не беспокойся, – быстро пришла в себя Павла Петровна. – Когда Лаврецкий отыщет Лизу, она уже будет замужней дамой. К тому же он и рта отрыть не сможет, поскольку его собственная кузина с мужем – посаженые родители на свадьбе.

- Как бы то ни было, пусть Лиза побыстрее закончит разговоры с папá. Поторопите всех, князь уже в церкви.

- Боже мой, Дмитрий, я не думаю, что есть повод для подобного беспокойства.

- Есть, уверяю Вас, есть. Я буду следить, особенно за черным входом. Дай бог, чтобы Лаврецкий надумал прийти сначала сюда. Лиза все еще любит этого вертопраха.

- Пожалуй ты прав… Пора действовать. Жаль, что тебя не будет с нами в церкви, Дмитрий, но лучше тебе остаться здесь.

Через несколько минут Дмитрий увидел, как Лиза вместе с матерью и Надей вышла из дома и села в экипаж. Еще через полчаса раздался стук копыт. Лошадь мчалась галопом среди голых деревьев, качающихся под ледяным промозглым ветром. Всадник съехал с дороги и скакал напрямик, через сад, чтобы как можно быстрее добраться до дома Керловых. Он подъехал к дому со стороны пруда, чего так боялся Дмитрий, знаток всех здешних мест, где сплетались нити любви, грубо обрубленные алчностью и честолюбием.

В конце липовой аллеи Лаврецкий соскочил с лошади и окинул быстрым, жадным взглядом пустой дом, закрытые двери и окна. Он был один в этой одновременно тревожащей и подающей надежду тишине. Федор задержался на секунду, стараясь отыскать кого-нибудь из слуг, но никого не найдя, решительно шагнул к черному входу. Неожиданно дверь перед ним распахнулась, и Дмитрий, мастерски разыгрывая удивление, посмотрел на Федора так, словно увидел привидение.

- Я хочу немедленно видеть Лизу, Дмитрий!.. Дело не терпит отлагательств! Мне сказали, что сегодня она выходит замуж, и мне необходимо встретиться с ней!..

- Ты не можешь войти в дом, Федор, – запротестовал Дмитрий. – Ты с ума сошел? Лиза, в самом деле, через два часа выходит замуж, и ни ее положение будущей жены, ни честь семьи Керловых не позволят тебе поступать подобным образом.

- Это я не позволю ей выйти замуж за другого! – в отчаянии закричал Федор. – Я знаю, что князь – благородный человек. Я поговорю с ним, и он меня поймет. Позволь мне пройти, Дмитрий…

В яростной борьбе Дмитрию удалось удержать Федора и оттеснить его подальше.

- Я уже сказал, ты не можешь войти в дом, Федор... и не войдешь! – твердо произнес Дмитрий. – Унижение убьет папá, и я не допущу этого. Даю тебе слово чести, что ты поговоришь с Лизой. Я скажу ей, что ты здесь. Она выйдет и поговорит с тобой, но тебе придется где-нибудь спрятаться и подождать ее.

Федор заколебался. Он понимал, что Дмитрий прав, видя, с какой решимостью тот перекрывает вход, не давая ему войти.

- Но я должен видеть Лизу! – повесив голову, тихо промямлил он.

- Я же сказал, что сестра придет к тебе, – Дмитрий повел Лаврецкого по липовой аллее, уводя все дальше от дома. Они оставили позади конюшни, избушки дворовой челяди, сараи, где хранился крестьянский скарб, и подошли к маленькому домику на берегу пруда. – Жди Лизу здесь, – велел Дмитрий. – Тут вас никто не увидит, и вы спокойно поговорите. Если тебе удастся переубедить сестру, тогда и будем думать, что делать, и как избежать излишних разговоров… Входи в дом, Федор, запрись изнутри, и не открывай никому, кроме Лизы. И главное, прошу тебя, наберись терпения, мне будет непросто все уладить. – Дмитрий слегка подтолкнул Лаврецкого к двери, заставляя войти, и, услышав лязг задвигающегося засова, быстрым шагом пошел обратно.




На самом деле Дмитрий мог и не тревожиться. Жених и невеста уже стояли в скромной, ярко освещенной сельской церквушке. От дверей церкви к алтарю тянулся роскошный ковер из белоснежных цветов. Элегантные, разодетые по моде гости, чинно стояли по бокам вдоль единственного церковного пролета, оставив свободной дорожку, по которой шествовали к алтарю Елизавета Ивановна и Александр Павлович. Лиза шла под руку с Фредериком Кумазиным, а Александр вел Павлу Петровну, надевшую по случаю столь величественного торжества строгое черное платье. Надя шла за ними такая красивая и кокетливая, словно была не посаженной матерью на свадьбе, а фрейлиной прекрасной новобрачной.

Невеста подошла к алтарю. Согласно православной традиции, священник, не торопясь, шел впереди жениха и невесты, помахивая кадилом, а затем трижды благословил их. Величественная тишина парила под сводами церквушки.

Павла Петровна нервно поглядывала на двери. То, что Дмитрий не появился в церкви, успокоило ее лишь наполовину.

Лиза потерянно слушала слова священника, глядя, как он возлагает на их головы два венца, знак ее замужества. Она увидела глаза Александра, в глубине которых тонула безграничная нежность, и разгоралась страсть. Лиза, вся дрожа, прикрыла веки.

- Отче наш, – доносились до нее слова священника, – славою и честию венчай их! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа подношу вам чашу сию. Отпейте трижды священного вина, как символ вашего родства и вечного единения. – Позолоченная чаша, украшенная самоцветами, сверкнула на миг в руках священника, поднесшего ее сначала к губам жениха, а затем невесты. Священник взял руку Лизы, положил ее на руку жениха, накрыл епитрахилью, и Карелин вздрогнул от этого прикосновения. – Волею Господа нашего вы теперь муж и жена... Поцелуйте друг друга...

Когда священник закончил говорить, Лиза приложила все силы, чтобы не попятиться, не отшатнуться от этих жарко и любяще обнимающих рук, не сбежать от горячих губ, припавших к ее губам в первом любовном поцелуе.

- Во имя Отца и Сына, и Святого Духа соединяю вас нерушимыми узами. Вы теперь навсегда одно целое... и никто не может разлучить тех, кого соединил Господь.

Венчание завершилось, и Павла Петровна улыбнулась, чувствуя, как полегчал груз, давивший ей на грудь. Свадебная процессия направилась к дому Керловых.

Не сознавая происходящего, Лиза стояла, как во сне, посреди своей спальни, позволяя двум служанкам раздеть себя. Самая старая и верная служанка Карелина стояла перед ней, держа в руках поднос, на котором лежало роскошное платье. Это платье, первый мужнин подарок, Лиза должна была надеть на следующий после свадьбы день. По словам Кати таков был малороссийский обычай.

- Барин прислал тебе это платье, матушка, – растроганно сказала Катя. – Прими его из рук единственной тамошней служанки, и дозволь мне выказать тебе почтение первой из многих, кто отселе и вперед станет почитать тебя нашей барыней.

Лиза улыбнулась, изо всех сил стараясь сдержать слезы и не разрыдаться. Она посмотрела на платье, на доброе лицо Кати и протянула ей руку. Дрожащие губы старой женщины припали к протянутой руке новой хозяйки, а потом, не поворачиваясь, Катя попятилась к двери, приговаривая на ходу:

- Все мы, слуги твои, не перестанем почитать тебя и слушаться во всем.

- Прими вот это от Керловых, – Лиза протянула Кате мешочек с деньгами, прежде чем служанка вышла, – раздай их всем слугам...

- Благослови тебя господь, матушка, благослови господь.

Дверь за Катей закрылась. По привычке Лиза причесалась и оделась, но для нее это был лишь фарс. Держаться достойно удавалось ей с большим трудом.

Едва сбылось ее горячее желание остаться одной, как в комнату вошел Дмитрий. Увидев расстроенное лицо брата, Лиза поняла, что случилось что-то очень серьезное.

- Лиза, – без обиняков начал он, – Федор Лаврецкий ждет тебя в заброшенном доме у пруда. Он хочет поговорить с тобой... ты спустишься со мной по лестнице из моей комнаты. Маман отвлечет Карелина, если он вернется очень быстро... Идем, у нас мало времени, и мы не можем его терять. Я знаю, что не должен был бы делать это, но я дал слово чести, и должен сдержать его... Кажется, мы неправильно поняли Лаврецкого, Лиза, но... ты ведь не получала от него письма, да еще эта череда злосчастных совпадений... все это так, но теперь уже слишком поздно, сестра... ты стала княгиней Карелиной. Нельзя устраивать скандал, это убьет папá!

Бледная, как смерть, Лиза, не моргая, молча слушала брата, покорно идя за ним. Ничего не понимая, как в тумане, она спустилась по лестнице в сад. Запоздало раскаиваясь, Дмитрий дрожал от страха, чувствуя выступивший на лбу и ладонях холодный пот.

- Лиза, послушай, – продолжал он, быстро шагая рядом с сестрой, – даже если мы ошиблись и поступили неправильно, выдав тебя замуж против твоей воли, ты должна попросить Федора уйти! Здесь его лошадь, я отведу ее подальше и спрячу. Передай Федору, что я буду ждать его в начале аллеи... Постучи в дверь старого дома, он ждет тебя... но, ради всего святого, не задерживайся... Карелин может догадаться обо всем.

Дмитрий отвел лошадь Федора к дереву, росшему неподалеку от дома, и привязал ее к стволу, а потом со всех ног припустил к боковой дверце дома. В нем боролись эгоизм и совесть. “Только бы все удалось”, – в смятении и страхе думал он. Но все пошло наперекосяк, не так как он рассчитывал. Совсем неожиданно его отыскала Надя и обрушила на голову тревожную новость.

- Павла Петровна зовет тебя, Дмитрий. Полковнику стало хуже, – сообщила она и добавила, – скажи об этом Лизе.

Дмитрий в ужасе лишь кивнул в ответ головой...




… Лиза вошла в домик, и Федор попытался обнять ее, но девушка мягко отстранилась. Лаврецкий  с тоской и страстью посмотрел на Лизу и поцеловал ее ледяную руку.

- Я теперь княгиня Карелина... так зачем же ты пришел? – спросила Лиза. – Ты сошел с ума, Федор? Уходи, прошу тебя!..

- Что?.. Ты... ты уже замужем? – глухо выдавил он, плохо понимая смысл ее слов.

- Да... Три нескончаемо долгих месяца я ждала тебя, Федор. Три месяца, превратившихся в вечность. Ты вел себя так, что я не могла понять тебя. Я думала, ты отказался от меня, потому что я бедна... А что еще я могла подумать?

Федор неистово клялся, что посылал ей письмо с ординарцем и получил подписанный ею конверт... Осознав случившееся, он говорил сбивчиво и торопливо. В ответ Лиза не шелохнулась. Не питая никаких надежд, она пристально смотрела на Лаврецкого, чувствуя, как земля уплывает из-под ног. Она верила и не верила Федору. Он любил ее! К несчастью, череда нелепых случайностей привела ее к мысли, что Федор забыл ее, но, несмотря ни на что, именно он был в ответе за свою трусость и нерешительность. Он потерял ее по своей вине!..

- Я поговорю с твоим папá! – с тоской в голосе подавленно и неуверенно пролепетал Федор. – Я найду покупателя на свои малороссийские земельные владения, граничащие с поместьем Карелина. Это очень плодородные земли. Я знаю, что князь – благородный человек, и он согласится расторгнуть ваш брак, если я поговорю с ним!.. Мы еще можем быть счастливы, Лиза!

- Нет, Федор! – грустно, но непреклонно ответила Лиза. – Поздно, слишком поздно. Я никогда не устрою скандал, который убьет папá! Я вышла замуж за князя, будучи уверенной, что ты меня не любишь, и я останусь его женой! Прошу тебя, уходи… Забудь меня! Избавь от мучительной пытки видеть тебя. Это была роковая неизбежность, судьба!

- Лучше сказать, интриги… роковая случайность, но…

- Теперь уже поздно… – перебила поручика Лиза. Она отошла на несколько шагов и, плача, без сил рухнула на старый стул, стоящий возле стола посреди заброшенного домика. – Теперь я буду рядом с человеком, который купил меня! – простонала она. – Уходи… ради бога, уходи!

Федор подошел к двери и задержался на секунду.

- Лиза, жизнь моя!.. – отчаянно  выкрикнул он, но девушка не остановила его.

Шатаясь как пьяный, Лаврецкий вышел из дома. Неожиданно он резко повернул назад в каком-то отчаянном порыве, но остановился и громко всхлипнул перед дверью, которую сам же и закрыл.

- Слишком поздно! – прошептал он те же слова, что чуть раньше произнесла Лиза.




***




В кабинете, смежном со спальней Ивана Петровича Керлова, царило смятение. В воздухе витали тревога и неопределенность. Слышались тихие шаги и приглушенные голоса, которые обычно окружают находящихся при смерти людей. Рядом с кроватью, не считая лекарей, находились Дмитрий, Павла Петровна и двое-трое близких друзей. Еле слышно сновали слуги, молча выполняя неотложные и крайне сбивчивые распоряжения. Александр Карелин приехал к Керловым гораздо раньше, чем рассчитывал, узнав от Кати о случившемся. Он остановился у двери спальни и вполголоса разговаривал с нотариусом Пестовым, который казался воплощением скорби и печали.

- Быть может, Вы объясните мне, что случилось? – спросил Карелин.

- Никто не сможет объяснить Вам это, князь, – заверил Пестов. – Этот последний приступ был просто ужасным. Боюсь, это случилось из-за меня, ведь рядом с полковником был только я. Полагаю, мне не следовало спорить с ним о разной ерунде… Он сказал мне, что хочет поговорить с Вами, но Лиза уже уехала в церковь, и я ответил, что это невозможно.

- Но так и было на самом деле… Не вините себя, господин Пестов… Полковник не сказал Вам, о чем он хотел поговорить со мной?

- Увы, нет, но он настаивал на этом разговоре… Звал жену и дочь... Думаю, полковник был немного не в себе, поскольку и Павла Петровна, и Елизавета Ивановна уже приходили попрощаться с ним перед отъездом в церковь… Елизавета Ивановна зашла к нему, чтобы он увидел ее в подвенечном платье. Я пытался успокоить полковника, а он все звал и звал их... Тогда я обеспокоился не на шутку и позвал лекаря. Когда тот пришел, полковник был уже в бреду… а позже он впал в беспамятство, в котором пребывает и сейчас… Прискорбно... в такой день!

- А где моя жена? – спросил Карелин, удивленно глядя по сторонам. – Невероятно, что ее нет рядом с папá! Я немедленно разыщу ее! Она не простит нас, если не увидится с ним перед смертью!

Карелин пошел прямиком в комнату Лизы, но застал там только ее горничную, да и та сказала, что не знает, где барышня… Князь быстро вышел из комнаты и едва ли не бегом спустился по лестнице к боковой двери. Миновав маленькую терраску, он вышел в сад. Карелин беспокойно осмотрелся; его настороженно-пристальный взгляд был полон жгучего недоверия. Он увидел закрытые двери сараев и пустынную липовую аллею. Теперь деревья стояли уже совсем голые под ледяными поцелуями начавшего падать снега. Вдалеке, у пруда, Карелин заметил старую, заброшенную деревянную беседку. Неподалеку от нее, возле дерева, мирно переступала с ноги на ногу лошадь. Неожиданно в проеме низенькой двери показалась чья-то мужская фигура. Карелин не мог разглядеть издали лица мужчины, но различил, что он был в военной форме. Нетвердым шагом, пошатываясь, мужчина двинулся к лошади. Влекомый какой-то неведомой силой, Александр рванулся вперед. Он рывком распахнул дверь и ошеломленно застыл на пороге, увидев горько плачущую Лизу, повалившуюся грудью на покрытый толстым слоем пыли стол.

- Уходи, Федор, прошу тебя… уходи, и больше не приближайся ко мне! – не поднимая головы, тихо сказала Лиза, услышав шум за своей спиной.

- Федор? – эхом повторил Карелин. – Ты сказала Федор?

Лиза испуганно подняла лицо, вытирая слезы и прижимая к губам платок, чтобы сдержать непростительно рвущиеся из груди рыдания.

- Что с тобой? – Александр шагнул к жене. – Что происходит? Почему ты здесь, и что за мужчина вышел отсюда?

Лиза ничего не понимала и не думала ни о чем: охваченная вихрем боли, она не могла думать. Этот вихрь подхватил ее и увлек за собой, как буря уносит сухой листок. Она почти не сознавала, что происходит: почему вместо любимого Федора с его мольбами перед ней стоит высокий, необычайно бледный человек со сверкающими глазами и кривящимися от боли губами. Казалось, этот человек был тоже чем-то встревожен. Лиза не могла ответить на его вопросы; она дрожала, как в лихорадочном ознобе, стараясь подняться, и не имея на это сил.

- Лиза, я спросил тебя, что за мужчина, вышел отсюда, и почему ты здесь?! – суровым тоном снова спросил Александр, и в ту же секунду в беседку вошла Павла Петровна. Дмитрий успел подать ей знак, увидев, как князь стремительно вышел из комнаты полковника.

- Лиза, дорогая… – встревожено сказала Павла Петровна и шагнула к дочери, словно ничуть не удивившись тому обстоятельству, что Лиза и Александр находились в этом старом домишке, – идем… быстрее! Папá…

Лиза вскочила со стула. Ее всю трясло, глаза были широко открыты, губы подрагивали; она изо всех сил вцепилась руками в плечи матери.

- Что?.. Что с ним? – пронзительно вскрикнула Лиза и выбежала из беседки. Девушка, не останавливаясь, бежала по саду до самого дома. Дмитрий помог сестре подняться по боковой лестнице, в то время как Надя, тоже вышедшая искать их, помогала дрожавшей от волнения Павле Петровне. И лишь один Карелин неподвижно стоял перед распахнутой дверью беседки. Князь смотрел на липовую аллею и видел, как дамы уходят от него все дальше и дальше. Потом он подошел к запыленному столу и оперся на него руками. Под ладонями Александр почувствовал влагу от пролитых Лизою слез. Он осмотрел голые стены, словно хотел спросить их о чем-то, поглядел на пол, на котором остались следы: маленькие – его жены и большие – от сапог Федора. Карелин вышел из домика и как лунатик побрел по мужским следам. Добравшись до дерева, он заметил у его корней отпечатки конских копыт.

- Все мне врали, все врали! – пробормотал Александр дрожащим от ярости и боли голосом. – Лиза плакала не из-за полковника!..







А тем временем Лиза стояла на коленях рядом с постелью отца и с тоской гладила и сжимала его руки, желая посмотреть в глаза, которые только что закрыли ее нежные пальцы.

- Умер! – простонала она. – Папá умер!

Эти ужасные слова придавили девушку, как свинцовая плита. Жизненный водоворот швырнул Лизу из одной боли в другую, и она погрузилась в эту боль, как в бездонный омут, куда не проникает ни свет, ни воздух. Она не слышала старавшиеся утешить ее голоса, не замечала людей: вокруг нее, как призраки, двигались какие-то тени, будто ее жизнь тоже угасла, но душа по-прежнему была привязана к мертвому телу.

Опираясь на руку сына, Павла Петровна медленно покинула спальню покойного мужа и скрылась в смежном со опочивальней кабинете. Убедившись, что в этом укромном уголке их никто не слышит, она тихо спросила:

- Как ты думаешь, Дмитрий, Александр что-то узнал?

- Полагаю, он что-то подозревает, маман, – уныло ответил тот. – В недобрый час связались мы с этой свадьбой. Князь – страшный человек...

- Плохо, что Лиза не умеет подольститься к нему, хотя и следовало бы, особенно после разговора с этим болваном. Ты должен был выпроводить его вон...

- Мы совершили нечто ужасное, маман, построенное на бессмысленной и нелепой лжи. Я больше не желаю разговаривать с Карелиным.

- Он идет сюда... – шепнула сыну Павла Петровна, сохраняя спокойствие и вытирая воображаемые слезы.

Дмитрий неспешно вышел из кабинета. Александр подошел к Павле Петровне. Внешне князь выглядел, как обычно, но голос был бесцветным.

- Где Лиза? – устало спросил он.

- У постели ее покойного папá, где же еще? Это так ужасно... в день свадьбы! Лиза будто помешалась совсем. Думаю, поэтому она и пришла в ту заброшенную беседку. Бедная моя девочка! Ступайте к ней, Александр Павлович, Ваша любовь будет для нее лучшим утешением... А пока, вероятно, вам придется изменить Ваши планы.

- Я уже изменил их, Павла Петровна, – ответил Карелин.

- После похорон Вы можете поехать в Петербург, – с жаром продолжила полковница, несколько приободренная миролюбивым спокойствием князя. – Мы с Дмитрием рассчитываем на Ваше обещание не покидать нас. Мы могли бы приехать туда позже.

- Павла Петровна, мы с женой не поедем в Петербург... Но, не беспокойтесь, я не собираюсь оставлять Лизу здесь, среди мучительных воспоминаний. Ей нужны перемены в жизни... Вы с Дмитрием можете оставаться в этом доме или ехать, куда Вам угодно, это меня не интересует... а жену я отвезу к себе, в Малороссию, – совершенно спокойно сказал Карелин и, не дожидаясь ответа, повернулся и вошел в комнату покойного тестя. Жесты и походка князя были полны достоинства, спокойны и уверенны, но в выражении лица и словах было нечто настолько суровое и надменное, что Павла Петровна не решилась пойти вслед за ним.

Нотариус Пестов подошел к Павле Петровне с просьбой подписать бумаги с распоряжениями князя относительно погребения полковника. Из этих бумаг вдова узнала, что похороны будут пышными и торжественными. Пестов заметил, что Карелин желал уехать, как можно раньше, и, судя по отданным распоряжениям, уедет он надолго. Павла Петровна деловито поинтересовалась, не собирался ли Карелин закрыть двери своего петербургского особняка после того, как потратил целое состояние на его переделку, но Пестов ничего не знал о планах князя...




Решение барина уехать через два дня после предания полковника земле, его последнему жилищу, очень сильно удивило верную Катю. Она даже осмелилась исподволь намекнуть, что молодой барыне не с руки отправляться в дальний путь, ведь она очень сильно любила своего батюшку, и теперь ей очень больно.

- Все говорят, что Лиза души не чаяла в папá, Катя, и в том находят оправдание, – помрачнев, ответил Александр. – Все, как один, твердят: она боготворила папá и думала только о нем. Ей были безразличны подарки и комплименты, петербургский особняк и приданое, всё было ей безразлично, и это безразличие имело одно объяснение у всех: она обожала папá...

Катя снова подивилась такому поведению барина, ведь боль его жены была искренней.

- Ты слышала, что говорили в церкви? Разве не повторяли на все лады, что невеста была прекрасной, как ангел… прекрасной и печальной?

- Да, батюшка, только ведь всё оттого же… она думала о своем батюшке…

- Когда я приблизился к ней, чтобы поцеловать, на ее лице была не грусть, а страх, Катя… Я почувствовал, что она дрожит под моими губами, как птичка, что попалась в сети и машет крылышками, чтобы улететь.

- Она ж еще чисто дитё малое, батюшка!

- Не такое уж дитё, Катя, ей почти двадцать один! В Малоросии женщины к ее возрасту уже матерями становятся.

- Так ведь она, батюшка, другая совсем…

- Ладно, Катя, хочется мне верить, что она будет другой. Как ты считаешь, хорошей она будет женой?

- Она кажется доброй, батюшка, а из хорошей дочери, всегда славная жена получается. Уж как она переживает, как переживает, прямо сама не своя. Когда я принесла ей платье, она едва словечком со мной перемолвилась… да только я знаю, что это всё из-за батюшки ее…

Александр нахмурился и помрачнел:

- Павла Петровна обращается с дочерью, как с марионеткой, но я разорву эти нити, увезу Лизу подальше от матери. А покамест позову ротмистра Прескова и офицеров, чтобы они проводили полковника в последний путь... Федор... – с некоторым удивлением продолжил он, позабыв о стоящей перед ним служанке, – мужицкое имя, не господское, впрочем, это неважно! – он повернулся к Кате. – Скажи Николашке, чтобы сбегал в казармы и попросил список всех офицеров... он знает, что ему делать.

Катя ушла выполнять барский наказ, а Александр подошел к окну и стал перебирать в памяти последние события: предсмертные минуты Керлова; необъяснимое отсутствие жены; офицер, вышедший из беседки, в которой горько и отчаянно рыдала Лиза. Не прошло и часа, как он оставил Лизу рядом с телом покойного отца, а какое-то странное, томительное волнение уже побуждало его вернуться к ней, и к этому волнению примешивались сомнения и боль. Карелину безудержно хотелось вырвать жену из окружения прошлой жизни. Он без труда понял, что Лиза избегала разговора с матерью и Дмитрием, и был уверен, что слезы девушки тоже были смешением разных чувств.

- Павла Петровна... Дмитрий... – бормотал он себе под нос, и тени невеселых мыслей пробегали по его лицу, – что вы с нами сотворили? Я узнаю это, и очень скоро!

Слегка поколебавшись, Карелин отдал Пестову окончательные распоряжения по поводу незначительных выплат Павле Петровне. Это были отнюдь не те баснословные суммы, что он предложил ей вначале. Карелина беспокоило, что он не держит свое слово, но он не позволит им и дальше водить себя за нос, и смеяться над ним, пока не узнает всей правды. О Дмитрии Александр вообще не задумывался, отлично понимая, что тот всего лишь еще одна марионетка в руках матери.

И князь не обманулся в своих предположениях. Дмитрий уже искренне раскаялся в содеянном, но, к несчастью, было слишком поздно. Он всегда любил сестру и понимал, что, скорее всего, Лиза вряд ли будет стараться покорить князя и, вероятно, никогда не будет счастлива. Да и они с маман тоже вряд ли добьются своей цели, получив желанные выгоды от этого брака. Впрочем, Дмитрий уже почти не думал о материальной выгоде, и доведись ему вернуть все назад, он вместо того, чтобы закрыть Федора в беседке, пока Лиза и Александр венчались, со всех ног побежал бы вместе с ним в церковь, чтобы помешать свадьбе.

Но, как сказала Федору Лиза, было уже слишком поздно. Он смотрел на бледную, как полотно, сестру, и содрогался при мысли, что с ней будет, когда они с Карелиным останутся одни. Дмитрию не стоялось на месте, и он то метался по дому, помогая организовать в гостиной заупокойную службу, то просил Надю побыть вместе с Лизой и утешить ее. Он избегал всяческих разговоров с другими людьми, словно те могли прочитать по его лицу, что творилось у него в душе.

Надя не могла утешить подругу, и никто другой не смог бы этого сделать. Теперь Лиза презирала Карелина еще сильнее: она знала, что князь видел, как Федор выходил из беседки, и понимал, что она любит другого, и все же был настолько низким и подлым, что, сговорившись с матерью и братом, притворялся безучастным. Ненависть Лизы к Александру росла с каждой секундой.

Чувствуя горечь в душе, она поведала Наде Кумазиной всю правду, а чуть позднее, та с болью повторила ее рассказ своему мужу. Надя жалела подругу и сочувствовала ей, ведь она любила ее, как сестру. Лиза вышла замуж исключительно ради того, чтобы спасти отца, а судьба точно посмеялась над ней. Кумазин был более приземленным человеком, нежели жена, а посему уверил Надю, что жизненная перемена в любом случае пойдет Лизе на пользу. Скорее всего, – убеждал супругу Фредерик, – она забудет Федора и вполне заслуженно полюбит Карелина. В довершение ко всему Кумазин строго-настрого запретил Наде говорить с Лизой о Федоре.

- Не стоит этого делать, Надя, – увещевал он, – дело-то неприятное и щекотливое. Лиза стала теперь княгиней Карелиной, и мы не должны помогать Федору.

Судя по всему, Кумазин был рад, что Лаврецкий решил не присутствовать на похоронах полковника.

- Ты думаешь только о себе, Фредерик, – попеняла мужу Надя.

- Конечно, в первую очередь я думаю о нас, а уже потом о них. Федор не может тягаться с таким человеком, как Карелин, это ему не по зубам. Сейчас нам нужно отправить его куда-нибудь подальше. Я поговорю с ротмистром Пресковым, полковым лекарем, или с кем-нибудь еще и улажу этот вопрос... Да и Лизе не остается ничего другого, кроме как достойно выполнять свои обязанности. Павла Петровна устроила эту свадьбу и, скорее, предпочтет увидеть свою дочь мертвой, нежели расторгнуть брак.




***




На правах главы семьи и владельца дома, стоя посреди прихожей, Александр Карелин пожимал руку каждому из приглашенных им на похороны и поминки офицеров. Он неторопливо оглядывал их всех, стараясь вспомнить человека, вышедшего из беседки. Когда в дом вошел последний офицер, Карелин понял, что единственным, кого не хватало, был именно Федор Лаврецкий. Ни один из трех других мужчин по имени Федор, присутствовавших здесь, не был в тот час с Лизой. Борис, дворецкий Керловых, заверил князя, что Федор Михайлович Лаврецкий не приходил к ним домой, поскольку Павле Петровне не нравилось, чтобы кто-либо из полковых офицеров, сослуживцев полковника, являлся к ним с визитом. Однако ж, тем не менее, он должен был признать, что Елизавета Ивановна среди всех офицеров выделяла именно Лаврецкого.

- Какая черная неблагодарность с его стороны, – саркастично заметил Карелин, – он единственный, кто не разделяет с Елизаветой Ивановной ее скорбь.

Похороны, как и подобало, были пышными и торжественными. Лиза в траурной черной вуали бесплотным призраком машинально шла между матерью и братом, не обменявшись с ними ни единым словом. За пеленой слез, застилавших глаза, все происходящее виделось ей неясным и расплывчатым, словно видения из ночного кошмара. Она уже не чувствовала боли, и была безразлична ко всему ровно настолько, насколько судьба могла уберечь ее от этого испытания. Карелин издали, молча смотрел на нее долгим и странным взглядом. Все это время он стоял рядом с Кумазиным, с которым прежде ехал вместе в погребальном экипаже. Князь снова поискал глазами Федора Лаврецкого, но поручик словно сквозь землю провалился, снова скрылся от него. Только на кладбище Карелин подошел к Лизе и предложил ей руку. Девушка оперлась на нее, словно в забытьи. Выражение глаз Александра резко изменилось. В них снова была сердечная глубина, почти нежность, а в темных зрачках промелькнуло нечто, похожее на луч надежды, и вмиг исчезло, наткнувшись на ледяное безразличие Лизы.

- Сегодня ночью ты останешься в своем доме, Лиза, – сказал жене Карелин, когда они вернулись с кладбища. – Отдохни, как следует, и наберись сил. Завтра, первым же поездом, мы уезжаем отсюда. Я заеду за тобой рано утром.

- Вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы жить вдали от Петербурга, князь? – раздраженно спросила Павла Петровна, пораженная словами Александра. – Но это же безумие! Могу я, по крайней мере, узнать, куда вы едете?

- Туда, где Лиза сможет все забыть. Именно это ей и нужно, Павла Петровна, – все забыть. Лизу не интересует поездка в Петербург, представление ко двору… и все прочие глупости, в которых Вы меня уверяли.

- Забыть? Но, что забыть? – осмелилась спросить зятя Павла Петровна.

- Прошу меня простить, Павла Петровна, но я тоже устал. Спорить бесполезно. Сегодня ночью Лиза отдохнет в своей девичьей спальне… а завтра начнется наша семейная жизнь…

- Но Вы забыли о нас, князь. Вы бросаете нас?

- Я женился только на Елизавете Ивановне, а не на на вас. И, кстати, что Вы имеете в виду, говоря, что я забыл о вас? Я отдал распоряжения Пестову, чтобы он выплачивал Вам ренту. Долги за дом погашены, так что Вы с Дмитрием можете жить здесь спокойно. 

- Жить здесь, как в клетке, взаперти?

- А это как Вам будет угодно. У Вас есть полное право жить в поместье… а если Вы этого не желаете, то вот Вам бог, а вот порог. Решайте сами, останетесь Вы здесь, или уедете.

- Что с Вами случилось, Александр? Почему вы так переменились ко мне? – резко спросила Павла Петровна. – Видимо, кто-то обманул Вас, оклеветал меня в Ваших глазах, опорочил!

- Никто не оклеветал Вас, Павла Петровна, уверяю Вас… никто, – с легкой усмешкой ответил Карелин. – Я видел Вашу любовь к полковнику, и этого было достаточно. Теперь я понимаю, что Вы выдали за меня свою дочь из-за Ваших амбиций. Вы надеялись на красивую жизнь…

- Вы оскорбляете меня, князь!

- Не думаю, что оскорбляю Вас, Павла Петровна! Я хочу раз и навсегда покончить с этим: у Вас не будет той жизни, которую Вы задумали получить путем интриг; Вы лгали мне, но все оказалось напрасно. Ваши расчеты не удались, это единственное, что я могу Вам сказать… До завтра. – Карелин вышел из кабинета, оставив разгневанную Павлу Петровну в растерянности и смущении. Вошедший Дмитрий был удивлен, увидев в кабинете Лизу. Девушка смотрела в окно, будто ничего не замечая и не понимая того, о чем говорилось всего в нескольких шагах от нее. Павла Петровна сердито повернулась к дочери.

- Ты не знаешь, что случилось с Александром? – возмущенно спросила она, словно не знала о разговоре Федора и Лизы в беседке.

- Господи, да какая мне разница, что с ним случилось? – устало ответила Лиза. – Разве это может иметь для меня какое-то значение, если мне уже все равно?

- А должно было бы иметь, ведь от этого человека зависит наша судьба!

- Для меня все потеряно, маман... из-за Вас у меня пропащая судьба! Да-да, из-за Вас и брата. Я вышла замуж ради папá. Его болезнь, терзания, тоска были оружием, которое вы пустили в ход, чтобы подчинить меня. Вы вынудили меня продать себя, как продают кусок земли, а сделка оказалась неудачной, и если с вами хотят расплатиться фальшивыми деньгами, я не стану возражать...

- Ты видел, Дмитрий? Слышал, какие ужасные вещи она говорит? – негодующе воскликнула Павла Петровна, ища поддержку у стоящего молча сына. – Но почему?

- А что я могу ответить? – Дмитрий хотел что-то сказать Лизе, но девушка, не глядя на них, быстро вышла из кабинета и побежала вверх по лестнице. Дмитрий молчал, пока не потерял сестру из вида, а потом продолжил: – Невеселый оказался у свадьбы конец, маман. Мы с Вами оказались на улице. В этом доме, который уже не наш, нас терпят из милости, и, думается мне, Карелин и Лиза сошлись в одном – в ненависти... Они ненавидят нас так же сильно, как возненавидят друг друга...

- Что за глупости, Дмитрий? В любой благородной, порядочной семье браки совершаются по расчету.

- Но этот брак был... ненавистным, маман.

- Хорошо, как бы то ни было, а мы не на улице, как ты только что сказал. Переделав особняк Карелина в Петербурге, я не отчиталась перед ним, и теперь не стану. У меня достаточно денег после тех работ... Я пыталась вернуть их князю, но он не захотел меня слушать, так что вопреки попрекам Лизы деньги будут не фальшивыми...

- У Вас будет пенсия, которую Вам дадут за папá. С такими деньгами Вы и одна проживете, на жизнь Вам хватит с лихвой.

- Что ты хочешь этим сказать, Дмитрий?

- Я уезжаю, маман. Помните, я сказал Вам, что Карелин – опасный враг. Будет лучше, если вы не станете стоять на своем и выполните мою просьбу. Уезжайте в Петербург и живите благопристойно. А я, так или иначе, собираюсь устроить свое будущее... Не просите меня ни о чем. Вспомните, кто мы, и как живем.




***




Снег, снег, снег, куда ни бросишь взгляд – повсюду снег. Лиза вглядывалась вдаль усталыми, покрасневшими от слез, пролитых по покойному отцу, глазами, и видела вокруг лишь плотный ледяной саван, на который падали мелкие хлопья снега. Дождем из лебяжьего пуха сыпались с небес снежинки, делая земное покрывало все белее. В этом пушистом, густом снегу вязли быстрые ноги трех лошадей, тащивших легкие сани. И такой же чистый, белый снег саваном лежал на душе Лизы. В ушах девушки не умолкал оглушительный перезвон бубенцов.

- Зачем ты придерживаешь лошадей? – подал голос Карелин, поняв, что Николашка хочет остановиться.

- Да тут неподалече корчма есть, барин. Разве ты не остановишься передохнуть?

- Мы не устали. Погоняй лошадей до следующей станции. Я хочу добраться до имения завтра.

Карелин украдкой покосился на Лизу, словно ожидая протеста с ее стороны – слова или хотя бы легкого намека на незначительное пожелание – но Лиза продолжала молчать, и даже не повернулась, чтобы посмотреть на него. Ее золотистые волосы скрывала меховая шапка, а высокий воротник шубы доставал почти до губ. Укрытые тяжелой меховой накидкой, ноги молодых слегка соприкасались, и Александр чувствовал холод и равнодушие жены. Ее словно бы не было рядом – так далеко отсюда были ее глаза и мысли. Карелин отвел в сторону взгляд и резко отдал Николашке другой приказ. Он в ярости шарил рукой под накидкой, ища бутылку водки. Нащупав бутылку, Карелин достал ее и изрядно отхлебнул прямо из горла, но и тогда Лиза не повернулась и не удостоила его взглядом.

- Чудесное свадебное путешествие? – со злой усмешкой спросил Александр.

- Ты сам приказал ехать, и сам этого хотел! – спокойно ответила Лиза, не меняя положения.

- А ты послушна и весела, как под ярмом, как я погляжу.

Напрасно Александр ждал ответа. Ему страстно хотелось увидеть, как полыхнут яростным огнем бездонные и грустные глаза женщины, с которой он обвенчан. Ее абсолютное безразличие все быстрее разгоняло кровь. Они добрались до постоялого двора, где должны были ждать лошадей на смену. Молодожены вылезли из саней и вошли в дом.

В огромной печи жарко горели большие, как стволы, поленья. Лиза притулилась у печи, оставаясь все такой же отрешенной, молчаливой и далекой, какой была всю дорогу, сидя рядом с мужем в санях, которые тащила по ледяным, заснеженным полям тройка лошадей. Девушка с трудом выпила стакан чаю, чтобы согреться. Она видела, как муж стакан за стаканом хлещет водку, но не произнесла ни слова. Ее мысли были далеко отсюда: она вспоминала, как в последний раз бросила взгляд на свой родной дом и увидела понурое лицо брата и заплаканное лицо матери. В памяти осталось скорбное выражение на лицах безутешных, старых слуг, а потом – дорога, дорога, дорога, которой, казалось, не будет конца. Поезд, короткие остановки в каких-то городах, потом тройка, промерзший тракт, угрюмый муж под боком, и, наконец, последний этап свадебного путешествия.

- Тебе нужно хорошенько поесть, Лиза, – мрачно бросил Карелин, и девушка вздрогнула от неожиданности. – Вот уж не знал, что ты питаешься святым духом. Ты идеальная жена для бедняка. Тебе не стоило выходить за меня.

- Я всегда думала, что не стоило, – спокойно ответила Лиза, – но ты, судя по всему, думал иначе, и женился по своей воле.

Подошел Николашка, неся в руках поднос с кувшином кипяченого молока.

- Вот, барыня, попейте хотя бы это, – просящим голосом промолвил он, протягивая Лизе кувшин своими заскорузлыми мужицкими руками. – Нам ведь цельную ночь еще ехать до Карелинки, да и днем еще.

Лиза на секунду взглянула на добродушное лицо слуги и взяла кувшин. Александр, кипя от злости, раздраженно отошел от жены.

А чуть позднее снова снег, дорога, бубенцы, молчание и душевная боль, отражавшаяся лишь в глазах. После долгих часов пути молодожены добрались, наконец, до родового гнезда Карелина – большого, нескладного, обветшалого дома. Хозяева покинули его двадцать лет назад, и эти годы полного запустения превратили старый дом почти в развалины, а поспешный приезд Карелина помешал хоть как-то подлатать его.

- А домишко-то хуже твоего прежнего, не так ли? – саркастически спросил Александр.

- Неважно, – ответила Лиза.

- Очень мудрый ответ. Раз тебе все равно, не будет повода для споров.

Они вошли в необъятную спальню князя. Старая кровать с балдахином, два стола, сундуки, кресла с высокой спинкой и старый, потертый ковер на каменном полу. Под потолочной балкой висела огромная лампа. Казалось, жизнь в этом доме теплилась только в большой печи, где потрескивали горящие дрова. Подойдя к печке, Лиза скинула шубу и меховую шапку.

- Ну и удивили мы старых слуг, – заметил Карелин. – Ты только послушай, как они суетятся, бегают где-то там, внизу, стараются приготовить нам ужин, которому, кстати, ты могла бы отдать должное.

- Я не хочу есть, и сразу же лягу спать.

- Мы ляжем. Ты всю дорогу изволила не обращать на это внимания, но есть одно обстоятельство, которое меняет ход твоих желаний – мы женаты. За всю дорогу ты не сказала мне ни слова.

- Полагаю, ты понимаешь мое душевное состояние.

- Допустим, я все понимаю.

- Тогда, оставь меня в покое.

- Это значит, что ты сговорилась со своей маман и братом. – Александр сдерживался с большим трудом. От злости его щеки покраснели, а глаза сверкали диким, яростным огнем. – Это значит, что ты такая же, как они! Такая же лживая, бесчестная, как брат, такая же лицемерная, как Павла Петровна, такая же, как твой папá, который...

Впервые за все время Лиза вызывающе выпрямилась во весь свой рост.

- Замолчи! – выкрикнула она. – Прежде чем назвать папá кем-нибудь, подумай над своими словами!

- И правда, я думаю, он один был ни в чем не виноват... он хотел сказать мне что-то перед смертью, вероятно, хотел предупредить о том, что ты собиралась пойти в старую беседку через несколько часов после того, как поклялась мне в вечной любви и уважении!

- Довольно! – жестко оборвала мужа Лиза. – Я всегда считала тебя невоспитанным и грубым, но не думала, что ты дойдешь до оскорблений, топча ногами мою боль… после того, как потащил меня в эту глупую поездку, чтобы приволочь в эту берлогу.

- А что ты ожидала? Дворец в Петербурге? Двор, балы, что ж, отличное средство облегчить свою  скорбь.

- Замолчи! Каждое слово еще больше показывает твою низость и злобу! С первой минуты нашего знакомства я возненавидела тебя, с самой первой минуты почувствовала неприязнь к тебе, ты был мне отвратителен!

- Отвратителен? – с мучительным негодованием повторил Карелин. – Ты сказала, отвратителен?

- Да, отвратителен! – гневно подтвердила Лиза. – К чему и дальше лгать? Ты ведешь себя, как последний мужик, пьешь водку в трактирах. Ты относился и относишься ко мне без сострадания, как относилась ко мне маман. Вы устроили свадьбу, будто речь шла о покупке собственности. Ты знал, что я не любила тебя и не могла полюбить, потому что любила другого человека… Я открыто давала понять, что ненавидела тебя, а ты упорно стремился жениться на мне…

Александр посмотрел на жену, и его гнев вмиг испарился. Лиза была права! Надо было быть слепым, наивным простофилей, чтобы не прочесть в ее холодных взглядах полное безразличие... То, что он принимал за чистоту и невинность, было всего лишь равнодушием, а он сходил по ней с ума настолько, что восхищался ею, боготворил ее. Какими смехотворно-нелепыми, должно быть, казались ей его любовные письма, переданные вместе с букетами цветов, которые он выращивал для нее своими руками. Боль бурным потоком хлестала с губ Александра, когда он выкрикивал Лизе свои упреки, а та растерянно смотрела на него, заметив искренность в резких словах мужа.

- Я считал тебя невинной, как дитя, Лиза, – зло расхохотался Карелин. Его лицо пылало от гнева и водки, руки напряглись, а волосы растрепались. – Я верил, что твое чистое сердце раскроется, как цветок, от жара моих поцелуев. Каким смешным глупцом я должен был тебе казаться! – Он шагнул к Лизе, и она попятилась.

- Не подходи ко мне! – крикнула она, не скрывая своего отвращения и страха.

- А почему я не должен подходить? Ты – моя жена. Я женился на тебе, дал тебе свое имя, расплатился с долгами твоих родных, спас брата от тюрьмы, а твой отец не умер от стыда. Ты продала себя, или тебя продали, какая разница. Я знаю, что купил тебя, и ты принадлежишь мне, хотя это было не больше, чем месть за себя.

- Месть? – ошеломленно повторила Лиза.

- А как ты думаешь, для чего я притащил тебя в это захолустье? Эта дыра – логово всех моих родственничков, а также источник той ненависти и горечи, что течет в моей крови... Разве ты не сказала, что ненавидела меня? Раньше ты это скрывала, чтобы обмануть меня... И тем вечером, когда ты играла на фортепьяно, ты, без сомнения, играла для Федора... А я был таким дураком, что поверил, будто ты играла для меня... Теперь нам нет нужды притворяться. Мы отпразднуем нашу свадьбу в этой берлоге ненависти! – рассмеялся Карелин, и в его смехе смешались гнев и боль. – Скажи мне... ты пела наши малороссийские песни любви для него... для Федора?

Александр подошел к Лизе вплотную и крепко сжал ей руки. Страх девушки сменился яростью, и она надменно вырвала свои руки из крепких ладоней мужа.

- Для чего ты спрашиваешь меня, если и сам все знаешь? Тебе известно даже имя человека, которого я люблю... все еще люблю!

- Это из-за него ты плакала в беседке!

- Да, из-за него. Он пришел слишком поздно, чтобы избавить меня от этого замужества. Я согласилась выйти за тебя, потому что мне сказали, будто ты знаешь, что я не люблю тебя, и тебе безразлично, что я люблю другого. Мне говорили, что ты искал жену только для того, чтобы она помогала тебе в твоих великосветских делах, которые ты не можешь уладить из-за того, что ты князь, рожденный от служанки! Я согласилась на этот брак ради имени, которое ношу, ради того, чтобы избавить от тревоги и тоски папá, а не для того, чтобы стать княгиней Карелиной!.. Я помню, что я твоя жена, что у меня есть обязанности, и я исполню их. А ты осуществляй в этой берлоге ненависти свою месть... Я не боюсь, я жду! Ты хочешь убить меня?.. Так убей!

Александр побледнел; гнев пронизывал его холодом до самого мозга костей, но адское спокойствие придавало его мыслям невероятную четкость – он будто бы и не пил совсем.

- Ты считаешь, что, убив тебя, я отомщу за себя? – язвительно рассмеялся Карелин, и его смех был для Лизы сродни пощечинам. – Нет, есть много способов отомстить. Я мог оставить тебя в керловском поместье, или увезти в Петербург, чтобы просить о расторжении  связывающих нас уз. Я мог сделать тебя посмешищем при дворе, ославить на весь город... чтобы потом ты бросилась в объятия любовника!

- Любовника?! – возмутилась Лиза.

- А разве он не был твоим любовником? Отвечай!

Лиза холодно, с вызовом, посмотрела на Карелина и замолчала. Возможно, потому, что лицо Александра исказилось, когда он задавал ей этот жестокий вопрос; возможно, потому, что в глубине его глаз под гневом таилась бесконечная боль; а возможно, потому, что она заметила, как дрожали его губы. Ведя беспощадную борьбу не на жизнь, а на смерть, Лиза была уверена, что больше всего терзают Карелина сомнения. Ничто не могло ранить его сильнее сомнений, и отчаявшаяся душа Лизы воспользовалась ответом, как орудием мести.

- Мне нечего ответить. Если ты так считаешь, то убей меня или дай мне свободу. Если ты так считаешь, то позволь мне убраться из этого постылого, ненавистного дома!

Руки Александра быстро сжали шею Лизы, а его пальцы, как стальные крючья, были готовы вонзиться в плоть, но в дверь постучали. Голоса и радостные приветствия отрезвили князя. Откуда-то снаружи Николашка кричал, что все слуги ждут их, а из-за двери доносились веселые пожелания:

- Милости просим, барыня-княгиня, милости просим!

Весь дрожа, Александр попятился назад и сдавил руками виски, в которых тупыми ударами молота пульсировала кровь. Лиза без сил рухнула на ближайший стул и закрыла лицо руками, дрожа одновременно от холода и ужаса. Карелин опомнился первым. Мгновение он смотрел на Лизу, а затем воскликнул с горькой иронией:

- Твои новые слуги желают облобызать тебе руки. Они мужики, деревенщина, как моя матушка, что выносила меня под сердцем, и как я сам... Вставай, пойдем на пир, который нам приготовили. Будешь учиться пить водку из наших чарок! – Карелин грубо схватил жену за руку, заставляя встать, и Лиза подняла голову. А за дверью Николашка продолжал кричать:

- Барин... они от радости чисто помешались совсем, ведь ты продолжаешь старый обычай. Ты привез свою жену на эти земли, чтобы твой наследник родился здесь, как издавна повелось!..




Под песни степного приволья шумно елось и пилось на наскоро накрытом, не застеленном скатертью, столе под неверным светом коптящих старых ламп. Бутылки водки, шампанского, старого бургундского вина и жгучего коньяка, обнаруженные в княжеских винных погребах, много лет закрытых, разливались по чаркам и хрустальным бокалам. На закуску подавалась простая крестьянская еда. Этот пир был похож на безумство. Выпивка и бьющие через край страсти, опустошающие душу Александра, распаляли его еще больше. Все чокались, произносили тосты за новую хозяйку, за Лизавету Ивановну, и сильно захмелевший Карелин заставлял Лизу пить водку из своей чарки, произнося ответный тост за слуг.

- Позволь мне уйти! – испуганно взмолилась Лиза со слезами на глазах. – Я устала.

Александр вскочил, оттолкнув стул и смахнув на пол стоящие перед ним чарки. Казалось, он и плакал, и смеялся. По крайней мере, так показалось оробевшей, растерянной Лизе, когда она услышала неясный полувсхлип, сорвавшийся с его губ.

- Продолжайте гулять! Пейте и пляшите! – гаркнул он. – Я велю высечь того, кто не будет пьян!

Лиза почувствовала, как сильные руки обхватили и подняли ее. Как в кошмарном сне видела она, что ее несут через праздничный, безумный балаган, и вдруг гомон стих, когда Александр ногой захлопнул за собой тяжелую дверь спальни. Он чуть ли не бегом прошел по комнате и положил ее на широкую кровать. Почти погрузившись в беспамятство, Лиза лежала на постели, не имея сил даже пошевелиться.

Чудесно! – воскликнул Александр. – Свадебный пир, брачная ночь, появление наследника. Так вынужден был родиться я, но с бóльшим позором, потому что моя матушка была покорной служанкой! Не этим ли ты меня попрекала? Тем, что я сын служанки, беззащитной женщины в руках скота? А сейчас ты сама такая! Ты зовешь меня мужиком! Не-ет… мне безразлично, что ты ненавидишь меня! Мне безразлично, что ты заливаешься слезами! Тебе придется возненавидеть меня и в плоти от плоти своей, в ребенке, который родится!

По щекам Лизы текли горячие слезы. Карелин крепко стиснул жену в своих объятиях, и она закрыла глаза, без сопротивления отдавшись любви, навязанной амбициями...




… Когда Лиза открыла глаза, солнце стояло уже высоко. Его бледные лучи просачивались в огромную, несуразную спальню сквозь щелки оконных гардин. С минуту девушка лежала неподвижно под большим и теплым шерстяным одеялом, наслаждаясь мягкостью старой широкой кровати. Лиза проспала довольно долго, и приятное блаженство сменило ужасную вчерашнюю тоску. Окончательно проснувшись, она вспомнила о своей первой брачной ночи и невольно покраснела.

Лиза подумала об Александре, и ей захотелось дать отпор этим непрошеным воспоминаниям. В глубине своего сердца девушка искала ненависть, злость и отвращение, но нашла только бесконечную печаль, наполнившую ее глаза слезами.

Лиза решила во что бы то ни стало сбежать из этого ада. Она умылась и оделась, а затем позвала Николашку, чтобы расспросить его обо всем.

- Барин-то ушел с утра пораньше. На охоту, видать, а раз собак с собой не взял, стало быть, пойдет по проторенным тропкам, – сообщил расторопный слуга и добавил: – Уходивши, сказал он, что вернется нескоро.

Узнав, что барыня изволит уезжать, Николашка подивился, но тут же предложил запрячь тройку лошадей, поскольку Александр строго-настрого велел ему выполнять все указания молодой хозяйки.

- Наташа Маслова, приказчица из соседнего имения барина, ждет тебя, матушка, хочет поговорить с тобой, – добавил он, перед тем как уйти. – Она пришла, когда барин уходил уже. Сказать ей, чтобы вошла?

- Не сейчас... после завтрака. Да приготовь тройку с лошадьми порезвее, отвезешь меня в Киев.

- Как велишь, матушка!..

Лиза в дорожном платье, готовая к отъезду, стояла, накинув на плечи шубу, когда Наташа, устав ждать, тихонько постучалась в дверь. Юной княгине не оставалось ничего другого, как принять ее. Лиза с любопытством оглядела приказчицу. Та явно была не из крестьянок, хотя высокие сапожки, короткая юбка и полушалок, соскользнувший с головы на шею, делал ее похожей на сельчанку. Речь Наташи, ее манеры, непринужденность, ухоженные руки и лицо, легкий аромат парфюма указывали, что она – образованная светская дама с хорошим воспитанием. В снисходительной улыбке Масловой был едва заметен легкий оттенок превосходства. Наташе было около тридцати-тридцати двух лет, она была стройна и миловидна.

- Позвольте выразить Вам мое почтение, сударыня, – вежливо обратилась к Лизе Наташа. – Я слышала, Вы велели готовить сани, а мне не хотелось возвращаться в Николаевку, не поздоровавшись с Вами... – Заметив удивление на лице Лизы, женщина продолжила. – Николаевка – это другая здешняя вотчина Карелиных. Николаевские земли граничат с этими, а сама усадьба в восемнадцати верстах отсюда. Там самое прекрасное хозяйство во всей России. На тех землях Александр ставил свои знаменитые опыты по улучшению обработки земель. Здесь, в Карелинке, все старое, обветшалое, а там все самое новейшее.

- А-а! – только и произнесла Лиза без всякого интереса и даже с некоторой досадой.

- Так значит, Вы едете в Киев? – полюбопытствовала Наташа все с той же любезностью.

- Да, в Киев… и еще гораздо дальше, домой. Вы ведь это хотели узнать? Ну так знайте, я возвращаюсь к себе домой, и меня не интересуют ни Николаевка, ни Карелинка…

- Жаль… Я уверена, что если бы Вы немного успокоились и поговорили со мной, излили душу, Вам стало бы легче.

- Я не буду изливать Вам душу, Вы для меня чужой человек!.. Простите, но у меня нет желания разговаривать с кем-либо.

- Конечно, я не могу навязывать Вам свои симпатии, но мне жаль, что вы хотите сбежать от Александра. Я очень высоко ценю его и столь же глубоко уважаю! Я знаю Александра с худших времен, когда мы, как два изгоя, маялись в Париже. Думаю, он показался Вам грубым дикарем, но должна заметить, что Александр ведет себя так, когда у него разрывается душа. Он заслуживает скорее сострадания, чем ненависти… – Наташа спокойно закурила папиросу и протянула Лизе серебряный портсигар, предлагая ей тоже закурить. Лиза отказалась от предложенной папиросы и закрыла глаза. На секунду она представила рядом с собой Александра, и воспоминание о его огненно-жарких поцелуях смутили ее, вогнали в краску, воспламеняя душу и одновременно раня.

- Неужели жизнь с Александром кажется Вам такой постылой и ужасной? – снова мягко спросила ее Наташа.

- Хуже смерти, – выпалила Лиза, едва ли сознавая свой ответ.

Наташа собиралась, было, что-то возразить, но необычный шум отвлек женщин от разговора.

- Дозвольте, матушка, руки Вам поцеловать, – начала Катя, войдя в комнату в окружении прочей челяди. – Ох и завьюжило на дворе, – заохала она, – снег так и валит, так и валит. Хорошо, что в пути буран вас не застал.

- Нельзя Вам ехать, никак нельзя, – Наташа едва заметно улыбнулась краешком губ, а Лиза побледнела.

Через несколько минут подошел и Николашка.

- Все готово к отъезду, барыня, – доложил он, – да вот только ехать в такую непогодь чисто блажь одна.

Все трое наперебой попытались отговорить молодую княгиню от ее сумасбродной затеи. Лиза подошла к окну и окинула взглядом унылый, пустынный пейзаж за стеклом. Все казалось неподвижным на разгулявшемся ветру, лишь вдали, на горизонте, сгущались громадные, как горы, свинцовые тучи, а на дороге, ведущей в Киев, не было видно ни зги – все скрывалось в огромном, клубящемся снежном облаке.

- Хорошо, я подожду, – тоскливо пробормотала Лиза.

Наташа принялась рассказывать о себе, и Лизе пришлось терпеть ее болтовню. Из разговора с Масловой Лиза узнала, что та изучила медицину, ветеринарию, филологию и философию. Наташа была свободным человеком; она не была прислугой Александра, но трудилась, как рабыня, и была счастлива, поскольку князь помог ей, когда она была беззащитной и не имела даже крыши над головой. Он доверил ей управление самой богатой своей усадьбой.

- Однажды Александр встретился со мной, – доверительно сообщила Наташа. – По его словам, он очень долго разыскивал меня, потому что знал о моем несчастье, и вот нашел. Князь достаточно хорошо знал меня, и не стал предлагать мне ни деньги, ни помощь. Напротив, Александр позвал меня, чтобы я помогала ему. Как видите, нельзя быть более благородным и великодушным, чем он…

Лиза ничего не ответила, но Наташу не смутило почти что враждебное молчание новоиспеченной княгини, и она с жаром продолжала:

- Александр совсем недавно приобрел сотни десятин плодороднейших в Малороссии земель и присоединил их к старым карелинским угодьям для своих опытов. Он предложил мне работу за деньги… и я согласилась. Александр хотел заниматься землей, когда мы приехали сюда, вот мы и занялись.

- Вы, должно быть, были великолепной помощницей, – дрожащим от насмешки голосом холодно заметила Лиза, но и теперь Наташа пропустила колкость мимо ушей. Казалось, ей не терпелось рассказать собеседнице о прежней и теперешней работе.

- По крайней мере, мне удалось воспользоваться тем немногим, чему я научилась, и еще большему научиться, когда возникли кое-какие трудности. Две-три эпидемии и мрущие, как мухи, крестьянские дети сделали из меня настоящего лекаря; сотни тысяч голов заболевшего скота присвоили мне звание ветеринара. Длинные зимние ночи в уединенной Николаевке, усадьбе, стоящей на отшибе от всех городов, дали мне возможность по-настоящему изучать философию, – Наташа удовлетворенно улыбнулась, – но, по-моему, я слишком разговорилась… Мне хотелось бы, чтобы Вы рассказали немного о себе.

Лиза досадливо поморщилась и отмахнулась.

- В моей жизни, в отличие от Вашей, нет ничего интересного, – равнодушно ответила она. – Бесполезная жизнь, заурядная, как я сама.

- Не думаю, что Александр мог полюбить заурядную женщину.

- А я не думаю, Наташа, что Александр когда-нибудь меня любил, к тому же, я не желаю говорить на эту тему.

Лиза быстро встала, и в волнении прошлась по огромной комнате, на минуту забыв о болтовне Наташи. В самом темном углу она неожиданно заметила блеск полированного дерева.

- Пианино! – удивленно воскликнула она. – Здесь есть пианино…

- Больше ста лет стоит оно в этом доме, – пояснила Наташа. – Это было пианино матери или одной из тетушек Павла Карелина, но оно отлично сохранилось. В Николаевке их целых два… Когда туда приходят мастера, чтобы отполировать и настроить их, Александр всегда посылает их и сюда тоже, чтобы содержать это пианино в хорошем состоянии. Хотите немного поиграть? Насколько я знаю, Вы отлично играете. Александр рассказал мне об этом в письме, единственном, в котором он писал о Вас… о свадьбе… о своей любви. – Лиза не шевельнулась, и Наташа снова улыбнулась, уверенная в себе самой. – Фортепьянная музыка помогает скоротать время.

Лиза ничего не ответила Наташе, словно и не слышала ее. Она снова подошла к окну, смотрящему на дорогу, и прижалась разгоряченным лбом к холодному стеклу. Снаружи бушевала вьюга. Под завыванье ветра с темно-свинцового неба падал снег, пушистый, как лебяжий пух. Лиза уже не чувствовала в своей душе отчаяния и смертельного желания сбежать отсюда. Она тихо плакала, и теплые слезы медленно катились по ее щекам, проливаясь целительным бальзамом на глубокую рану. Наташа не смотрела на нее, она сидела за пианино и играла. Играла она довольно плохо, но Лиза не собиралась прерывать ее, довольная уже тем, что не слышит ее болтовни и не замечает на себе пристального взгляда ее глаз...




Снежная буря длилась еще два дня, а на утро третьего бледное и сонное зимнее солнце устало просочилось в спальню Лизы сквозь двойные стекла и гардины, омывая своими лучами старую двуспальную кровать. Во всем огромном доме царила глубокая тишина. Лиза лениво встала и неторопливо съела завтрак, который подала ей одна из молоденьких, молчаливых служанок, выбранная Катей. Затем она вышла в коридор, ведущий в просторную прихожую.

- Коля… Николай! – позвала она.

Николашка вырос как из-под земли.

- Доброго утречка, барыня! Барин приехал… туточки уже! – прямо с порога сообщил он.

У Лизы внезапно перехватило дыхание, она не могла сдвинуться с места, пока Николашка на радостях подробно расписывал ей, что барину пришлось укрыться в лесной избушке и переждать снегопад, поскольку в метель в дорогу не отправишься.

- Сам-то он в бане сейчас, – закончил он. – Не передать ли ему, что барыня уже проснулась?

- Нет, – быстро сказала Лиза. – Не говори ему ничего! Готовь тройку, думаю, уже ничто не помешает отъезду… – Ее голос затих на губах: в прихожей стоял Александр, и под его взглядом Николашку как ветром сдуло.

Неторопливо и спокойно князь выбил трубку, сунул ее в карман и подошел к дрожащей жене, которая изо всех сил старалась казаться спокойной.

- Для меня было большой неожиданностью узнать, что ты все еще здесь! – ледяным тоном произнес Александр. – Я подумал, что тебе не хватило времени, чтобы велеть запрячь тройку.

- А ты именно этого и хотел?

- Я не говорю, что этого хотел, я говорю, что ждал. – Не глядя на жену, Карелин прошел мимо нее к затопленной Наташей печурке, в которой жарко полыхал огонь, и уселся на приступку, освещенную красноватыми отблесками пламени. – Эх, цены нет жаркому огоньку после трех дней, проведенных, почитай что, под открытым небом. Сразу видно, что Наташа Маслова здесь… Ну, подходи, рассказывай, что ты должна мне сказать.

- Мне нечего сказать, я не ждала, что ты вернешься. Метель помешала моему отъезду, но я только что попросила Николая запрягать лошадей, чтобы он отвез меня в Киев.

- Жаль разочаровывать, но он тебя не послушает.  Пока меня не было, все твои приказы должны были исполняться в точности и беспрекословно, но сейчас я здесь, и никто из слуг ничего не станет делать, если я этого не велю.

- Тогда я прошу тебя, чтобы ты велел ему…

- Нет… ты упустила свой шанс сбежать отсюда, и не моя вина, что ты им не воспользовалась.

- Должно быть, это я виновата, что разыгрался буран. – Лиза выпрямилась и улыбнулась с горькой иронией. – Ты, видимо, смеешься надо мной?

- Буран закончился вчера вечером, и ты могла бы уехать рано утром, однако, судя по всему, Карелинка не так отвратительна тебе, как я боялся.

- Мне всё здесь ненавистно… начиная с тебя! И ты это отлично знаешь!

- Я предпочел бы не встретить тебя здесь, Лиза, потому и ушел, предоставив тебе свободу… но, прошло три дня, у меня было много времени, чтобы подумать, взвесить и оценить каждое слово, каждый жест.

- Ты силой будешь удерживать меня здесь?

- Надеюсь, ты не заставишь меня прибегнуть к крайним мерам, и поймешь, что должна остаться здесь, по крайней мере, на какое-то время. Царь не расторгнет брак, если ты не приведешь веских причин. Нам пришлось бы очернять друг друга, поливать друг друга грязью, обвиняя во всем, и я считаю, что лучше найти другой путь.

- Только я не знаю, какой…

- Со временем мы его найдем.

- И я буду жить рядом с тобой? В твоем доме?

- В моем доме, да, но отдельно от меня, насколько позволяют обстоятельства. Если именно об этом ты и хотела поговорить со мной, то можешь успокоиться – я больше и волоска твоего не коснусь. Моя печальная месть свершилась. Ты выполнила свою часть договора и заплатила, что была должна! Теперь между нами перемирие, и мы спокойно доберемся до конца, которого я желаю столь же страстно, как и ты. Мы станем свободными и забудем о существовании друг друга… – ответил Александр и добавил с деланной холодностью, но предельно учтиво: – Если тебе плохо в Карелинке, мы можем поехать в Николаевку. В царстве Наташи Масловой есть все необходимое для женщины. Там у тебя будут все удобства, которых не достает здесь.

При имени Наташи Лизу охватила какая-то ненависть, возможно, оттого, что та была во многом совершенна и привлекательна. Из-за того, что Наташа была другой, из-за ее красоты, благородства, талантов и, особенно, из-за ее преданности Александру, Лиза вновь почувствовала к ней ту же неприязнь, что возникла у нее при их знакомстве. Это неожиданное, первобытное чувство привело ее в себя.

- Нет, – твердо ответила она, – я предпочитаю остаться здесь. Если нам и дальше придется терпеть общество друг друга, лучше делать это без свидетелей.

- Как угодно. Возможно, ты и права. Не беспокойся – дом достаточно большой, и я буду надоедать тебе, как можно меньше.

- Я не собираюсь выживать тебя отсюда. Думаю, эта зала, да пара комнат наверху – единственная жилая часть дома. Мне безразлично, станем ли мы с тобой встречаться... Я знаю, что при желании смогу уединиться...

- Я не слишком требователен по части комфорта, Лиза... к тому же, возможно, на несколько дней в твоем распоряжении будет весь дом... – Карелин сделал несколько шагов по дому и повернулся к жене. – Да, вот еще что... у меня к тебе одна маленькая просьба. Слуг в Карелинке не интересуют наши отношения, так что я прошу тебя на правах хозяйки дома соблюдать внешние приличия. Есть вещи, которые слуги ждут от тебя. Ты можешь заняться делами, а, попутно, это послужит тебе развлечением. Надеюсь, я не слишком многого прошу.

- Я думала, что всеми делами занималась Наташа... как занималась этим три прошлых дня.

- Наташа должна возвращаться в Николаевку, впрочем, я не хочу принуждать тебя к чему-либо, взваливать на тебя обязанности...

Лиза собиралась пообещать исполнить просьбу, но Александр уже ушел. Оставшись снова одна в огромной зале, Лиза подошла к ярко искрящемуся огню как к единственному живому существу в большом и молчаливом доме, как к единственному другу, разделяющему ее одиночество.




***




Катя подавала Александру чай, попутно говоря о самом разном: о том, что она рада вернуться в Малороссию вместе с барином, о том, что на дворе холодно, а в Керловке сыро и промозгло, и еще о тысяче вещей.

- Всё эти распроклятые, ненавистные болота, – со злостью подтвердил Александр, – ума не приложу, с какой стати я вознамерился там что-то делать. Распоряжусь, пожалуй, чтобы прекратили все работы и возвращались в Николаевку.

- Батюшка... а как же усадьба нашей барыни?

- О ней позаботятся Павла Петровна с Дмитрием, – язвительно ответил Карелин.

- Матушка-то нашей хозяйки дюже печальна... второе ее дитятко, сынок-то, ушел ведь от нее.

- Да что ты говоришь? Дмитрий? – удивленно переспросил Александр.

- Навроде военным хочет стать. Говорили, что сидел он на солдатском плацу, а все потому, что не захотел идти в офицерскую-то школу, как полагалось сыну полковника.

- Невероятно! – пробормотал Александр, внезапно остывая и находя чрезмерной свою злость. В конце концов, виноваты были не только Дмитрий с матерью. Он тоже был в ответе за все, и, вероятно, потому жестко рубанул с плеча: – Больше ничего не говори мне ни о Павле Петровне, ни о ее сыне, Катя.

- Хорошо, батюшка...




Немного погодя, Карелину пришлось встретиться с Наташей. В разговоре он пообещал ей на днях заглянуть в Николаевку, но говорить о своих личных проблемах вежливо и категорично отказался. По его скупым, отрывистым и злым фразам Наташа поняла только одно: больнее всего Карелину было из-за того, что его обвели вокруг пальца, и что он отчаянно и безнадежно любил Лизу, хотя и хотел скрыть свою любовь.

Пока Карелин разговаривал с Наташей, Катя направилась к Лизе за указаниями по хозяйству, но та, узнав, что Александр закрылся вместе с Масловой в комнате, выбранной им под кабинет, велела только готовить сани. Она чувствовала, что задыхается в доме, и хотела поехать подышать воздухом. Катя беспрекословно выполнила хозяйский наказ, и вскоре Лиза, укутавшись потеплее в тяжелый дорожный наряд и накинув на плечи меховую шубу, удобно пристроилась в маленьких одноконных санях. Лошадь, запряженная в сани, нетерпеливо переступала с ноги на ногу и закусывала удила. Молодая княгиня со злостью посмотрела на окна комнаты, расположенной в левой части дома, где, как ей стало известно, находился ее муж вместе с Наташей, и велела Николашке пустить коня рысью. Лизе совсем не хотелось возвращаться домой, и она хотела уехать, как можно дальше. Катя сказала ей, что слуги выпросили у барина дозволения погулять еще три дня, и кошмарное воспоминание о ночи своего приезда привело Лизу в неописуемую дрожь. Она и представить не могла, что по другую сторону окна, вдали от разрешенного им застолья, Александр наблюдал за ее отъездом. Помрачнев, Карелин сердито сдвинул брови и яростно сжал зубы.

- Бедный Александр! – произнесла Наташа, тоже посмотрев в окно и легонько касаясь руки князя.

- Не жалей меня, это смешно! – гневно выпалил он. – Этот болван Николашка не должен был запрягать лошадь в сани, не спросив меня. Он ведет себя так, будто он ее слуга, а не мой. Так вел бы себя Бориска-дурачок, если бы я согласился на его просьбу привезти его сюда.

- Хочешь, я пошлю верхового задержать их?

- Ты плохо знаешь Лизу, если считаешь, что она примет во внимание слугу. Я сам поеду за ними... Плохую дорогу они выбрали... им придется ехать лесом... и думается мне, что Николашка даже ружья с собой не захватил.

- Я сама видела, как он брал ружье, – ласково увещевала Карелина Наташа. – К тому же, я думаю, ты сгущаешь краски. Позвать дворецкого?

- Наташа, если будет нужно что-то сделать, я сам распоряжусь… Я разрешил людям праздновать, так пойдем туда…

- Мне кажется, ты не в настроении праздновать, Александр. Возможно, именно музыка и песни заставили Лизу сбежать отсюда.

- Давай не будем больше говорить о ней. Идем развлекаться. Давно не слышал я малороссийских песен.

Карелин вышел из импровизированного кабинета, пропустив Наташу вперед. Чтобы праздник стал веселее, он велел дворецкому, Владимиру, открыть винные погреба, чтобы все пили и гуляли, как в день свадьбы. С позволения князя свадебное гуляние продолжалось, как было заведено по деревенскому обычаю, и Карелин старательно делал вид, что веселится, присоединившись к ликующему простонародью.

Он хотел забыть о Лизе, а Лиза хотела забыть о том, что творилось в старых княжеских хоромах. Под убаюкивающий перезвон бубенцов она закрыла глаза и задремала, но внезапно пробудилась от сильного толчка, вернувшего ее в реальность. Сани остановились перед первыми, укрытыми снегом, соснами на опушке леса. Привязав вожжи к облучку, Николай вылез из саней на мягкий и пушистый снег. Он оглядел сани и повернулся к Лизе.

- Все ли с тобой хорошо, матушка? Лошадь оскользнулась. Чудо божье, что мы в овраг не перевернулись. То-то она на ногу хромает, видать, подкова ослабла… – Николай наклонился, осмотрел ногу, а затем снова выпрямился и озабоченно сказал: – Эх, ума не приложу, что делает эта животина, чтобы оторвать их. Придется нам ехать к лесной избушке, чтобы развести огонь… В это время темнеет быстро – оглянуться не успеешь, как ночь на дворе.

Лиза осмотрелась по сторонам, словно только сейчас поняла, насколько безлюдно и ужасно это место. Тончайшая линия горизонта соединяла покрытую снегом землю с небесами, затянутыми расплывшимися тучами, похожими на мутно-серое смятое покрывало. Нигде поблизости не было видно ни крыши какой-нибудь хатенки, ни столбика дыма, вьющегося из печной трубы, да и сам лес казался молчаливым и враждебным.

Николай попытался приладить подкову, но его старания были напрасны: лошадь нервничала, а мороз был такой сильный, что пальцы слуги деревенели и не слушались.

- Подержи-ка вожжи, матушка, а я пока сушняк соберу, костер разжечь надо, – смирившись с неудачей, попросил Николай. – Да крепче держи, – добавил он и пошел к лесу. Дрожащими от холода и страха руками Лиза вцепилась в вожжи, но не смогла удержать сорвавшегося в галоп нетерпеливого коня. Николай бросился вслед за санями, а Лиза резко дернула за вожжи, стараясь остановить их. Разгоряченная лошадь встала на дыбы, перевернув легкие сани. Выпав из саней, Лиза покатилась по снегу, а лошадь рванулась и понеслась вперед среди деревьев, таща за собой пустые сани. К счастью широкий ствол раскидистого дерева не дал Лизе скатиться в овраг. Несколько секунд Лиза неподвижно лежала на снегу, оглушенная ударом, а затем поднялась с земли с помощью подбежавшего Николая. Они смотрели вслед быстро удаляющейся лошади, а та неслась галопом все дальше и дальше, задевая санями стволы деревьев.

Напуганный Николашка хотел, было, догнать коня, но куда там! Лошадь была уже далеко, и с каждой минутой расстояние между ними становилось все больше. При одном, особенно сильном ударе, оглобли переломились, и лошадь, освободившись от груза саней, поскакала дальше уже налегке, таща за собой одни вожжи…




… Ночь потихоньку укутывала землю. Катя уже в третий раз подошла к князю со словами:

- Батюшка… барыня-то до сих пор не возвернулась…

Александр, стараясь сдержать тревогу, пошел в тихую, обшарпанную библиотеку. Катя, молча, шла следом.

- Вернется… она же не одна, Николашка с ней, – сказал Карелин служанке, стараясь успокоить самого себя. – У них самая лучшая лошадь, да и ружье он захватил. Лиза сама так захотела, значит ей это интересней, чем терять время со мной.

- Не говори так, батюшка, – простонала Катя, умоляюще сложив руки на груди. – Ведь полночь почти.

- Возможно, Лиза уехала навсегда, Катя, – мрачно возразил он. – Разве ты не знала, что она хотела сбежать от меня?

- Нет, батюшка. Я знаю только, что она дюже печалилась. Ей надоело видеть тебя вместе с Наташей, и что тебя не заботит, как ей живется. Она задыхалась в доме… вот и поехала только воздухом подышать, и вещи с собой не взяла… Пошли кого-нибудь искать ее, Христа ради… – взмолилась Катя.

- Лошадь одна вернулась, барин, приволокла за собой только сломанную оглоблю, и сбруя вся порвана, – встревожено выпалил вбежавший в комнату дворецкий; от волнения он даже забыл постучаться. Катя испуганно вскрикнула. Александр уже не слушал, что продолжал говорить ему Владимир. Он выбежал во двор и вслед за двумя слугами побежал к конюшням и постройкам, в которых держал экипажи и сани. Наташа побежала ему навстречу, обеспокоенная его поведением.

На небе появилась яркая луна. Она омывала своим чистым светом белые поля, превращая в перламутровую россыпь снежное покрывало, на котором четко выделялись глубокие следы только что прискакавшей лошади.

- Александр, такими ясными лунными ночами волки выходят! – прокричала Наташа, ухватив князя за руку. – Не вздумай ехать сам! Лучше пошли…

- Естественно, я поеду сам! И именно потому, что думаю о волках! – Александр грубо оттолкнул Наташу, так что она едва не упала. – Ружье мне... Живо...

- Я поеду с тобой, барин, – сказал Владимир. – Все дворовые пьяные, спят уже! Только трое или четверо могут ехать...

Пока Владимир и остальные слуги садились на коней, Карелин, не дожидаясь их, уже ускакал со двора. Въехав в лес, он услышал протяжный волчий вой и вздрогнул от страха. Лиза тоже услышала этот тоскливый вой.

- Это волки, правда? – устало спросила она Николая, едва держась на ногах после нескольких часов ходьбы по снегу.

- Они самые, матушка... ну да мы уже неподалече от избушки... идем... не останавливайся, не то мы замерзнем от холода, и волки сожрут нас.

- Нет, Николай, я закоченела вся и не могу больше сдвинуться с места. А ты иди... иди дальше... спасай свою жизнь. Она гораздо дороже моей. А мне все равно, смерть или жизнь мне безразлично...

- Нет, матушка, у меня есть шесть патронов. Всякий раз как волки подойдут к нам, я пристрелю одного из них. Так мы сможем добраться до избушки. Не могу я оставить тебя здесь одну. Соберись с силами, матушка, пошли, ради бога, а не то я умру вместе с тобой.

Смертельно уставшая Лиза без сил опустилась на мягкий снег под ненадежным прикрытием двух стволов упавших деревьев. Сухими глазами, в которых не было слез, она безразлично смотрела на широкую, освещенную луной поляну. В глубине ее глаз застыла печаль, свойственная людям, которым жизнь уже не мила. Николашка, бледный как полотно, стоял рядом с ней по колено в снегу. В его замерзших руках подрагивало ружье. Волчий вой раздавался все ближе; среди деревьев колыхались неясные тени диких зверей, и уже был виден фосфоресцирующий блеск их голодных глаз. Лиза вздрогнула. Она не хотела умирать медленной, ужасной смертью на белом, снежном саване, но волчий вой ясно давал понять, что ее агония будет долгой и мучительной. Николай вскинул ружье к плечу, прижался щекой к прикладу и прицелился. Его выстрел сразил самого смелого волка, рискнувшего приблизиться к ним.

- Николай, когда у тебя останется два патрона, лучше покончить разом... убей меня и себя. Ужасно быть заживо съеденными волками.

- Что ты, матушка, убийство – великий грех... Да и барин, чай, пошлет людей разыскивать нас.

- Не знаю, Николай, не знаю. Разве ты забыл? Карелин празднует... Да твой барин будет счастлив, если я умру. А у тебя жена, дети... Спасайся, Николай, беги к избушке... с теми патронами, что у тебя остались, ты...

Стая приближалась к ним спереди и сбоку. Николай снова выстрелил, но промахнулся. Тогда он выстрелил еще несколько раз. Волки ненадолго отступили, чтобы вскоре снова вернуться в поисках добычи. Патроны закончились, и Николай в отчаянии сел на один из упавших стволов, ожидая смерть. Неожиданно они услышали выстрелы и топот конских копыт. Лиза приподнялась на снегу.

- Лиза! Николай! – отчаянно звал их Александр, и в голосе его звучала неприкрытая тревога.

Сидя на снегу, Лиза гордо молчала, а Николай со всей силы закричал в ответ, чтобы указать, где они. Вскоре к ним подскакал Владимир со слугами, и волчья стая отступила. Александр подхватил на руки обмякшее тело своей жены и пустил коня резвым галопом. Проскакав через лес, Карелин бросил поводья и грубыми шерстяными рукавицами стал растирать щеки, виски и руки Лизы, согревая ее теплом своего дыхания. В смертельной тревоге и отчаянии он крепко прижимал ее к своему сердцу и жарко целовал, чувствуя, как к его глазам подступают слезы.

Но вот из груди Лизы вырвался слабый стон, и князь понял, что она жива. Александр еще крепче прижал жену к груди, пришпорил коня и помчался к дому. Казалось, конь не скачет, а летит над белоснежной равниной...




… Чуть погодя, Наташа терпеливо и сдержанно успокаивала Александра, но в глубине ее слов таилась легкая ирония.

- Обошлось, ничего серьезного... баня, водочный компресс, чарка доброго пунша с коньяком, который мы заставили ее выпить, все как рукой снимут. Заглянешь к ней?

- Нет, – чуть ли не с ужасом отказался Карелин.

- Уверяю тебя, Лиза не заметит, что ты там. Почему ты не дашь ей вернуться к матери?

- Никогда! Ни за что в жизни! Я дал себе слово, что больше не позволю ей увидеться с матерью.

- Ты ненавидишь ее.

- Иногда мне кажется, что я ненавижу весь мир.

- Но не Лизу. Так что выбрось из головы эту затею.

Александр резко отодвинул Наташу в сторону и решительно вошел в спальню. Катя и Нюшка укрывали Лизу единственным одеялом. Карелин с нежностью глядел на жену, но, заметив, что ее ресницы дрогнули, нахмурился, и лизины зеленые глаза увидели высокомерное, грозное и бледное лицо, сурово сдвинутые брови и пренебрежительно сжатые губы.

Когда Карелин заговорил, в его тоне не было и намека на любезность. Он раз за разом твердил, что эта прогулка казалась ему глупой, и Николашка расплатится с лихвой за свое сумасбродство. Лиза просила мужа не наказывать слугу, поскольку он ни в чем не виноват, но князь был непреклонен, и Кате пришлось вмешаться в разговор, прося Александра не разговаривать с женой таким тоном. Карелин раздосадованно повернулся к ней.

- Мне кажется, Катя, ты так же предана новой хозяйке, как и Николашка, – недовольно сказал он.

- Верно, батюшка, – подтвердила служанка, – предана, даже если ты накажешь меня за это...

- Довольно глупостей, не возись около нее, а займись-ка лучше едой.

Лиза с каким-то странным чувством смотрела, как Александр выходит из комнаты. Все вокруг казалось ей сном, и как сон вспоминала она пережитые недавно сцены: белую равнину, вой волков, близкую смерть; высокого, статного человека, спрыгнувшего с коня, а потом руки Александра, прижимавшие ее к своей груди, его губы, его горячие, страстные поцелуи.

Александр подозвал Николашку, и тот рассказал ему, как все произошло, раз за разом повторяя, что говорила Лиза, и как настойчиво она стремилась спасти его. Карелин слушал слугу с серьезным и задумчивым выражением лица. В его глазах тенью промелькнула боль: Лиза сказала, что жизнь ей безразлична, что она предпочла бы смерть. Но вот Александр тряхнул головой, и его зрачки снова полыхнули темным огнем, казалось, пожиравшим его душу. Он достал из карманов пригоршню монет и протянул их слуге.

- Вот, возьми, – тихо сказал он, – это от барыни. Она считает, что вместо кнута ты заслуживаешь награды... Потом, когда ей станет лучше, пойдешь к ней и поцелуешь руку. Она благодарна тебе за твою преданность... – Карелин взглянул на Николашку, наклонился к нему и положил руку ему на плечо: – Я тоже благодарен тебе, спасибо, – закончил он и отвернулся, чтобы скрыть свои истинные чувства от глаз изумленного слуги.




***




Катя от души обрадовалась, увидев, что Лиза полностью пришла в себя после вчерашнего ночного кошмара и даже разрумянилась. Она потрогала ее ноги, чтобы убедиться, что опасность паралича миновала, и ласково пожурила:

- Зачем ты это сделала, матушка?

- Я до смерти боялась гуляний, Катя, – призналась та.

- Вчера гулянья закончились рано... А барин-то как напугался за тебя!

- И сильно он встревожился? – спросила Лиза, проявляя живейший интерес.

- Дюже сильно, матушка. Он был так зол, так зол на горемычного Николашку.

- И что он ему сделал?

- Ничего... Ты все еще думаешь, что барин может быть жестоким с таким старым слугой, как Николай? Оно конечно, барин вспыльчивый, но широкой души человек и добрый, чисто дите. Разве ты не замечаешь этого, когда спишь с ним, и он тебя обнимает?

Лиза зарделась от смущения. Она утонула в нахлынувшей волне печали, удовольствия и изумления. Неожиданно она ощутила необузданное, почти неукротимое желание увидеть Александра, слышать его голос и смотреть на него, сидящего рядом с ней.

- Позови Нюшку, – попросила Лиза, – я встану... и спущусь к завтраку. Я отлично себя чувствую, и мне незачем лежать в кровати.

Однако в столовой Лиза нашла только Наташу, мужа там не было. Маслова сказала, что Александр уже позавтракал вместе с ней и уехал осматривать свои владения.

Второй разговор женщин не отличался особой любезностью. Наташа говорила об Александре как о какой-то вещи, в большей степени принадлежащей ей, хотя бы из-за ее преданности и привязанности к нему. В ответ Лиза невольно задела Наташу, заметив, что Катя тоже прислуживала Карелину, но не унижалась, как другие, вызывая тем самым отвращение. Не обращая внимания на эти слова, Маслова попыталась объяснить Лизе, что она была не только работником, но и советчиком и близким, любимым другом Александра.

Этот разговор мог закончиться серьезной ссорой, если бы его не прервал неожиданно вернувшийся домой Карелин. Отослав Наташу под предлогом описи имущества, Александр остался наедине с женой.

- Как я вижу, тебе, к счастью, стало лучше. Не думал, что ты так рано встанешь, – пробормотал он, стараясь казаться безразличным.

Лиза не ответила, и только посмотрела на мужа, словно желая убедиться, что он по-прежнему чужой для нее, но слишком живы и свежи в душе и теле были жаркие воспоминания о его ласках. Лиза глядела на Александра, удивляясь тому, что не замечала раньше, какой он статный, сильный и поистине красивый, не видела, что было нечто чарующее даже в следах ярости, поселившейся в зрачках его глаз, даже в напускном холодном безразличии, с которым он обращался с ней.

- Чудесная погода сегодня, – продолжил Карелин. – Если ты и в самом деле поправилась, мы могли бы съездить в село, повидаться с попом и доставить радость бедным простолюдинам, познакомив их с новой хозяйкой. Я собирался ехать один, но если это не слишком обременит тебя, то...

- Конечно, едем, я только приведу себя в порядок, – ответила Лиза.

- Ты и так хорошо выглядишь. Я не люблю ждать.

- Это не займет много времени. Я только поднимусь наверх и надену шубу... если можно...

- Конечно... а также поешь. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли что-нибудь на завтрак.

- Николашка, – позвал слугу Карелин, – запрягай тройку самых лучших лошадей. Править сам буду... Нюшка, нечего барыне наверх таскаться. Неси ей шубу, меховую шапку и рукавицы не забудь, – строго наказал он.

- В селе одни мужики, – обратился Карелин к Лизе, подумав, что и без того был слишком любезен по отношению к жене. – Даже поп, и тот от сохи... да и все мы здесь такие, кроме тебя, конечно... ты, должно быть, смотришь на нас, как на ватагу дикарей. Потому и уехала вчера. Тебя пугают наши гулянья, так ведь?

- Я плохо помню то единственное, на котором была, – ответила Лиза с расстановкой, глядя Александру прямо в глаза. Карелин покраснел и вызывающе улыбнулся сжатыми губами. Он быстро подошел к жене и, грубо схватив ее за руки, зло процедил сквозь стиснутые зубы:

- Полагаю, у тебя будут более пагубные воспоминания о той ночи, поскольку знаю, что ты испытываешь ко мне лишь презрение и отвращение. Ладно, как тебе известно, той ночью я воспользовался своими супружескими правами, как смогу воспользоваться ими в любой момент, пока царь не разорвет связывающие нас узы, нравится тебе это или нет. – В глазах Карелина мелькнула тень, но в голосе звучала неудержимая страсть, когда он продолжил: – Если бы я хотел, то мог бы сжать тебя сейчас в своих объятиях. И до крови зацеловать твои губы... мог бы побить тебя, как бьет свою законную жену любой мужик... но не бойся, больше я не войду в твою спальню, чтобы донимать тебя своими ласками. Каким бы дикарем я не был, я понимаю, как мучительно для тебя принадлежать одному человеку, в то время как ты любишь другого...

Лиза побледнела, став белее полотна, и высвободилась из сильных рук мужа, оставивших болезненные синяки на ее запястьях. Сам не зная почему, Карелин получал удовольствие от собственной черствости, бессердечно и сурово разговаривая с женой.

- Я должен упрекнуть тебя в том, что ты была неискренна со мной... Что тебе нужно было для спасения отца? Пригоршня рублей? Я с удовольствием дал бы их тебе и без этого фарса и обмана!

- Я не взяла бы от тебя подачку! – с вызовом ответила Лиза и бросилась вверх по лестнице, а Карелин остался стоять на месте, крепко сжав кулаки. Его гнев растворился в боли, и он с грустью подумал:

- Ненависть! Только ненависть может быть между нами!

Лиза вбежала в комнату, и Катя принялась утешать ее, ласково нашептывая на ухо слова, которыми хотела осушить горячие слезы, текущие по бледному лицу несчастной девушки.

- Барин-то наш любил тебя, – тихо приговаривала она, – да что там любил, обожал. Уж мне ли этого не знать! Сколько раз он называл тебя своей королевной, своей маленькой мучительницей! А с какой любовью выращивал он цветы, чтобы послать их тебе с любовными письмами!

- Замолчи, Катя! – грустно попросила Лиза, перестав утирать слезы.

- Да неужто ты не знала, что он тебя любил? – удивленно спросила Катя. – Может, словами-то он и не решался сказать, а в письмах-то...

Лиза встала и отошла от старушки. Прежняя злость уступила место незнакомой тревоге и чувству вины. Может, Карелин был прав, говоря, что его подло обманули.

Но Лизе не удалось обдумать все, как следует. Сначала постучался Николай и сказал, что барин ждет ее у дверей дома, чтобы ехать в село, а следом вошел слуга и принес завтрак.

- Барин сказал, чтобы ты поела, матушка... он не уедет без тебя, подождет.

- Поешь, матушка, поешь, – мягко, но настойчиво убеждала Катя. – Будет лучше, если ты его порадуешь.

- Ты имела в виду, если я подчинюсь! – с горькой иронией поправила служанку Лиза.

- Это всё одно, матушка. А в селе-то как все будут рады видеть тебя. Почитай уже годков сорок в Карелинке нет настоящей хозяйки. – Она смущенно потупила взор, словно устыдившись какого-то старого воспоминания. Глаза Лизы, с неожиданным любопытством смотревшие на служанку, заметили какую-то странную тень, пробежавшую по преждевременно состарившемуся, морщинистому лицу Кати. Ей захотелось узнать, что Катя имела в виду, и та пояснила:

- Последней хозяйкой поместья была бабушка нашего барина. Матушка-то его, та крестьянка, у которой отобрали сына, и мечтать не могла стать княгиней Карелиной. Батюшка его крут был нравом и обходился с ней ой как жестоко. Все считали, что ее убили, да только не так это... ругать ее ругали, обзывали по-всякому, бывало, поколачивали... – внезапно Катя осеклась и замолчала, и Лиза поняла, что отчего-то ей очень больно, и она страдает.

- Она умерла, когда Александр был совсем еще ребенком, правда? – спросила Лиза.

- Чисто так, матушка.

- Какая странная история, Катя. А от чего она умерла?

- Пока она была жива, теперешний барин-то наш, Александр Павлович, не мог стать князем, вот она и умерла. Ведь на какую только жертву не способна мать ради дитятки... Да ты ешь, матушка, ешь, а то завтрак, поди, остыл совсем, – заохала Катя.

Лиза поняла, что Катя больше ничего не скажет, и в полном молчании послушно принялась за еду.

Немного погодя, она, не говоря ни слова, уже сидела вместе с мужем в санях. Александр так же молча взял вожжи и взмахнул кнутом, направляя горячую тройку рысаков в белоснежные поля. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу в узких санях и укрыв ноги одной овчиной. Лиза неосознанно наслаждалась ощущением тепла и защищенности, сидя рядом с мужем и чувствуя прикосновение к себе его крепкого, мускулистого тела. Она невольно вспомнила слова Кати и подумала о любви этого человека, обернувшейся теперь ненавистью, о злости, и еще подумала о том, что вряд ли она сможет оправдаться.

- Александр, – тихо начала она, – я думаю, ты прав, говоря о подлости и обмане. Ты стал жертвой моих родных. Я не пытаюсь оправдаться, но хочу сказать, что меня тоже обманули. Я даже не предполагала, что ты думал, будто я тебя любила, ведь мы с тобой обменялись едва ли дюжиной слов. Мне сказали, что ты со всем согласен...

Карелин вздрогнул, как от ожога. Его приводила в ярость сама мысль о том, что Лиза думала, будто ему было безразлично, что она встречалась с другим мужчиной, прежде чем кинуться в его объятия. Глаза Александра полыхнули диким огнем, но он ничего не сказал жене, а Лиза уже не помнила своих ужасных слов, опрометчиво высказанных Карелину в порыве отчаяния, и спокойно продолжала:

- Прости меня. Я понимаю, что сейчас уже поздно говорить об этом, но я хочу, чтобы те недели или месяцы, что мы проживем вместе, были для нас как можно менее неприятными... мне хотелось бы кое-что объяснить тебе...

- Объясняй, только побыстрее! – ледяным голосом резко выкрикнул Александр.

- Я не догадывалась, что мы разорены, и узнала об этом последней. Я любила бедного и не видела препятствий к тому, чтобы стать его женой, поскольку рассчитывала на свой личный капитал. Я любила его с детства… В тот день, когда я впервые увидела тебя, он приходил просить моей руки… Я знала, что папá желал мне только счастья, но маман помешала Федору зайти к нему… она ухитрилась отдалить его от меня. Затем они с братом стали перехватывать его письма и не давали мне поговорить с ним. А потом тяжело заболел папá, и я отгородилась от всего, словно находясь в кругу боли, отчаяния, разочарования… и тоски. Маман рассказала мне о тебе, но так, что я подумала, что мы могли бы пожениться и спокойно жить, потому что ты не станешь требовать от меня больше того, что я могла тебе дать. Мое сердце не входило в договор. Я была готова быть послушной женой… Теперь ты понимаешь?

- Понимаю, – глухо пробормотал Карелин.

- Возможно, наивно было думать, что ты собирался дать нам так много за такую малость, но я ни о чем не думала. Я позволила им убедить меня. Остальное ты знаешь. Сейчас ты ненавидишь меня, потому что я разрушила твои мечты, но, надеюсь, выслушав мой рассказ, ты простишь меня, – Лиза устало закрыла лицо руками после тяжелого признания, а Александр с трудом сдерживал порыв сжать ее в своих объятиях и поцелуями осушить слезы, просочившиеся сквозь дрожащие пальцы. Сила воли, в конце концов, восторжествовала, и Александр почти спокойно ответил:

- Вытри слезы и успокойся. Жаль, что мы не смогли поговорить и объясниться до свадьбы. Теперь я понимаю, почему ты обращалась со мной, как с мужиком и ненавидела меня.

- Сейчас я уже не ненавижу тебя, – робко сказала Лиза.

- Значит, все не так уж плохо. Мы будем терпимее относиться друг к другу. – Не глядя на жену, Карелин подхлестнул лошадей, заставляя их бежать резвее. Лиза опустила голову. Сидя рядом с мужем, она чувствовала его таким близким и таким далеким. Такой близкой и далекой кажется нам звезда, когда мы смотрим на ее отражение в воде.

Село было совсем маленьким и бедным, почти на грани нищеты. Старые, покосившиеся бревенчатые хаты распластались под тяжестью снега, и среди них петляли протоптанные в снегу тропинки. Несмотря на стужу, все крестьяне ждали у дверей своих халуп и низко, в пояс, кланялись проезжавшей мимо них княжеской чете. Тройка остановилась, добравшись до небольшой деревенской площади, перед которой возвышалась церквушка. Сбоку к церквушке прилепился старый, обветшавший домишко. Пройдя под аркой между церковью и домом, Карелин и Лиза попали во внутренний прямоугольный двор.

- Добро пожаловать, – радушно поздоровался поп, выходя им навстречу. Он благословил княгиню и пригласил зайти в дом, заметив мимоходом, что супруга Александра была молодой и прекрасной, как ангел.

Поп был высоким и худощавым, с седой, как снег, бородой, умными, живыми глазами и сердечной, ласковой улыбкой. Своей благоговейностью и простотой манер он мало отличался от любого малороссийского крестьянина. Лиза с болью смотрела на его поношенную рясу и бедную обстановку. Поп говорил о надежде, которую вселял в него приезд Карелина на эти заброшенные много лет назад земли, и князь рассеянно пообещал помочь беднякам и выписать из Киева лекаря.

- С этой минуты не Наташа, а княгиня станет присылать пожертвования и раздавать милостыню, батюшка, – предупредил он священника. – А если Вы пожелаете встретиться с Катей, пришлите кого-нибудь за ней.

- Лучше приходите к нам, батюшка, – пригласила попа Лиза, и растроганный старичок радостно согласился.

Когда Лиза пила чай, оставшись с Карелиным наедине, она несказанно удивилась, увидев злость в глазах Александра.

- Почему ты бросил карелинских крестьян на произвол судьбы? – спросила мужа Лиза.

- Матушка родила меня здесь, – возбужденно ответил он, – и эти самые крестьяне мучили ее, чтобы угодить барину. Поп не имел к этому никакого отношения, он даже не знал ее.

На следующий день священник воспользовался приглашением и пришел в Карелинку. Катя вышла ему навстречу.

- Я не захотела спускаться в село, – испуганно сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они одни. – Я не решилась, батюшка, и ты знаешь, почему…

Лиза видела приход попа, и теперь остановилась, с удивлением слушая, о чем они шепчутся.

- Да что ты, никто и не признает в этой старушке прежнюю Катюшку. Старый барин многих из тех крестьян отослал отсюда, а другие померли. Кто сможет узнать в теперешней служанке мать Александра?.. Я смотрю, тебе лучше… Ты обрела спокойствие в душе?

- Я очень счастлива, батюшка. Из-за меня Александр ненавидит всех карелинских крестьян, и это одно меня печалит… Но я ведь только служанка для него, и не могу сказать ему правду.

Скрывая свои чувства, Лиза подошла к ним. Она гостеприимно усадила священника поближе к огню и снова предложила свою помощь. Кликнув Нюшку, она велела ей подавать чай и сладости, а сама заставила Катю сесть вместе с ними за стол и выпить чаю.

- Александр сказал мне, что в Карелинке все мы крестьяне, Катя, и я тоже одна из них. Доставь мне удовольствие обращаться с тобой… как с родной.

- Ты очень добрая, матушка, – растроганно прошептала Катя, выполняя ласковый наказ Лизы. В эту секунду вошел Карелин, разрушив очарование возникшей, было, близости. Он поздоровался с попом, и Катя поспешно вышла.

- Во дворе я увидел Вашего кучера, батюшка, дьякона Александра, – сказал он, – и, естественно, подумал, что Вы беседуете здесь с хозяйкой. Я рад, что нашел здесь вас обоих. Я собираюсь сообщить вам, чтобы вы не строили излишних планов. Завтра утром мы переезжаем в Николаевку.

© Copyright: Вера Голубкова, 2018

Регистрационный номер №0414438

от 15 апреля 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0414438 выдан для произведения: Просьба Лизы наполнила Александра радостью. Она означала, что ему не придется долго жить в петербургском особняке, и он сможет продолжать свои земельные эксперименты. Князь искренне любил полковника, а к Дмитрию относился по-родственному нежно, проявляя терпимость старшего брата, который всегда прощает младшему его безумства. Но кое-что тревожило Александра и, находясь рядом с Катей, он делился с ней своими опасениями.

- Все так и крутятся возле Лизы, мешая мне.

- Ужо придет день, батюшка, когда она будет только твоей, – уверяла Катя.

- Придет, – оживлялся Александр. – Знаешь, я так этого жду, у меня столько надежд и мечтаний, что это кажется сном. Мне не верится, что сбудутся мои мечты, и сон станет явью.

- Эх, батюшка, оно всегда так, когда сильно чего-то хочешь… ты родился не для того, чтобы надеяться, да ждать... ждать-то, оно князю ни к чему.

- Князь! – с горькой иронией ответил Карелин. – Если бы ты только знала, Катя, каким ничтожеством чувствую я себя рядом с ней… Вот Лиза, она, как ты говоришь, королевишна!

- Так ведь в доме ты сам королевичем будешь…

- Эх, Катя, никогда не бывать королевичем тому, кто любит так, как я…

Старая служанка ничего не ответила, а только подняла глаза к небу и молитвенно сложила руки на груди, чтобы вознести к небесам свою немую мольбу, и горячо желая, чтобы любимый барин был счастлив!

Полковника Керлова обуревали те же самые чувства, что и Катю. Он видел, что дочь всегда грустна, будто расстроена  чем-то, но скрывает это. Его не могли провести постоянные уверения и клятвы девушки в том, что она выходит замуж по доброй воле, потому, что неожиданно полюбила князя, и уже забыла Федора Лаврецкого. Не могли обмануть полковника и притворные улыбки Лизы, и планы, что они строили вместе с матерью, которая, и в самом деле была на седьмом небе от предстоящей свадьбы дочери.

Павла Петровна, со своей стороны, тоже старалась развеять сомнения мужа, боясь, что из-за его глупого желания быть лучше и честнее остальных, она потеряет все.

- Вы поторопились с помолвкой, Павла, но свадьбе не бывать, пока я сам не поговорю с князем начистоту, как велит мне моя честь.

- Иван, зачем начинать все сначала?.. Лиза уже никого не любит… а князь любит ее так сильно, что сумеет завоевать ее сердце… Я уверена в этом.

- Ни ты, ни она не рассказали князю о Лаврецком?

- Ты сошел с ума!.. Зачем ему знать об этом глупом, мимолетном увлечении?

- Просто я хорошо вижу, что творится в душе нашей дочери.

- Ты полон каких-то навязчивых идей. Я сейчас же приготовлю тебе что-нибудь сердечное, чтобы ты спокойно спал. Карелин – самый счастливый мужчина на земле, и Лиза тоже будет счастлива. Я – мать, и отлично знаю, что нашла ее счастье, нашла без вас, которые отродясь не могли ничего найти. Что ты предлагаешь? Утопить дочь в нищете? Пустить нас по миру? Идти на паперть и просить милостыню? Опозорить старшего сына, которому помог Карелин? Так ты добьешься этого, если расстроишь свадьбу.

Керлов сжал посиневшие губы и промолчал. Казалось, с каждой минутой, он задыхался все сильнее. Он опять был побежден. Павла Петровна права: мечтатель, всю свою жизнь он жил, витая в облаках, и его вина, что семья разорена.

- Ты никогда не мог защитить ни семью, ни детей, так позволь хотя бы мне сделать это, – добавила Павла Петровна, ставя окончательную точку в споре.

Час спустя, вернулся домой Дмитрий. Расстроенная Павла Петровна вышла ему навстречу. Дмитрий снова играл, и Павла Петровна с упреками набросилась на сына.

- Всего одна партия, маман, так, по мелочи, по-свойски, опасность-то миновала.

- Довольно, Дмитрий, опасность еще не миновала, и я бьюсь за нас не ради неприятностей и ссор. Сегодня вечером мы с твоим папá повздорили. Он может все разрушить при первой же нашей промашке. Кроме того, я боюсь, что Надин уже написала своему кузену, и тот неожиданно вернется.

- Для чего, по-вашему, маман, я играю в карты с ротмистром Пресковым, если не ради новостей? – довольно усмехнулся Дмитрий. – Я был с ротмистром сегодня ночью, и вот Вам новость – учения продлятся еще две недели из-за того, что много новобранцев. К тому же, я поговорил еще и с Надин. Она согласна с нами, и тоже считает, что Федору лучше ничего не говорить. Впрочем, думается мне, поручик очень быстро узнает о свадьбе, поскольку все только об этом и судачат, но Надин ничего ему не скажет. Если же Федор вернется, я и близко не подпущу его к сестре… Я на все готов, лишь бы он был от нее, как можно дальше… В назначенный день, Лиза станет княгиней Карелиной, и все наши трудности закончатся.

Павла Петровна слушала сына, не перебивая. Дмитрий держался так уверенно, что она поверила ему и улыбнулась.

- Займитесь Лизой, маман, постарайтесь, чтобы она как можно меньше разговаривала с князем,  пока не станет его женой, а остальное предоставьте мне. Время летит быстро…

А время, и в самом деле, казалось, летело. По счастливому стечению обстоятельств Павле Петровне удалось добиться своего, и теперь в круговерти суматошных приготовлений к свадьбе

Лиза не замечала ни часов, ни дней: магазины, модистки, постоянные разъезды и краткие минуты у постели отца, который с каждым разом казался все грустнее; похоже, ему становилось все хуже. Пролетели бессонные часы, проведенные в своей постели в напрасном ожидании вестей от Федора, в слабой надежде получить от него письмо, в безысходности, за которую Лиза цеплялась в страстном желании разом покончить со всем, словно эта безумная свадьба и замужество, в которое она бросилась, очертя голову, станет концом ее жизни… И вот однажды утром, словно во сне, Лиза увидела висящее на спинке своей девичьей кровати подвенечное платье, фату и венок из белых свадебных цветов. Люди входили и выходили, что-то говорили ей, но она почти не понимала их.

Надя, попросив позволения остаться наедине с невестой, закрыла за собой дверь и радостно прощебетала:

- Я пришла выполнить обещание, данное Карелину в день вашей помолвки. Я прикреплю фату к твоим волосам, Лиза… И знаешь, почему? Потому что я очень счастлива в замужестве, и это принесет тебе удачу!

- Удачу? – машинально повторила Лиза, словно не понимая значения этого слова.

- Да, – Надя доверительно наклонилась к подруге, будто кто-то мог их подслушать, – я тоже едва не плакала на свадьбе, и посмотри на меня сейчас… Я самая счастливая из женщин… Я хочу прикрепить к твоей голове все свое огромное счастье. – Надя поцеловала бледную щечку своей подруги, и та вздрогнула от этой ласки, словно внезапно пробудившись от сна.

- Ну вот и все, невеста готова! – сказала Надя, немного погодя, когда Павла Петровна заглянула в комнату, чтобы узнать, не пора ли выходить. – Полагаю, на дюжину верст в округе не останется ни одного человека, кто пропустит свадьбу князя Карелина.

- Идемте… Александр в таком нетерпении… – нервно пробормотала Павла Петровна.

- Папá не сможет пойти со мной, – печально прошептала Лиза, впервые за утро сказав хоть что-то.

Сопровождать невесту и ее мать предстояло Кумазину, поскольку сам полковник не мог этого сделать. Дмитрий должен был идти вместе с Александром.  Керлов-младший оглядел Карелина и заметил, что в безупречно подогнанном по фигуре свадебном костюме он казался стройнее и выше. И еще Дмитрий заметил, как мечтательно блестят глаза князя, придавая благородство чертам его лица. Отдав Кате кое-какие распоряжения, Александр первым вышел из дома, дрожа от нетерпения. Он всей душой желал, чтобы столь вожделенный миг наступил как можно быстрее. Дмитрий вышел следом и сел в роскошный экипаж, заняв место рядом с князем. По дороге к церкви оба смотрели в окошко на белые, заиндевевшие поля.

- Самое время оставить поля, – заметил Дмитрий.

- Ты не крестьянин, и не работаешь в поле, потому и говоришь так, – рассмеялся Александр.

 Под оголенными ветвями деревьев экипаж ехал в сторону тракта. Дмитрий беспокойно озирался по сторонам с тревогой человека, почуявшего опасность. Снова и снова, стараясь скрыть волнение, он посматривал на восторженное, открытое лицо сидящего рядом с ним влюбленного князя, чьи помыслы и душа принадлежали женщине, которая не любила его, и не стремилась полюбить.

Неподалеку слышался колокольный перезвон, радостно возвещавший о предстоящей свадьбе. Неожиданно к звону колоколов примешался стук конских копыт. По дороге проскакал отряд улан. Александр проводил их безмятежным взглядом, а Дмитрий сразу смекнул, что это очень некстати возвращались с неоконченных учений новобранцы. Скрывая тревогу, он велел Николашке остановиться.

- В чем дело? – удивленно спросил Карелин.

- Я забыл кое-что важное, но, к счастью, мы недалеко от дома…

- Эка невидаль, я могу подвезти, – предложил князь.

- Нет-нет… Сейчас Вам не пристало появляться в нашем доме, князь. Вам нельзя видеть невесту до того, как она войдет в церковь. Поезжайте, Александр Павлович. С богом! Я догоню Вас.

Карелин не стал настаивать, и Дмитрий выпрыгнул из экипажа на землю. Словно безумный вбежал он в дом, ища Павлу Петровну, а та уже торопилась навстречу встревоженному сыну.

- Где князь, Дмитрий? – строго спросила она.

- Едет в церковь… Мне пришлось оставить его одного… Выслушайте меня, маман, мы не можем терять время, у нас его нет... Федор вернулся.

 Павла Петровна побледнела.

- Я только что видел его. Он ехал к казарме во главе своего отряда. Лаврецкий получит, по меньшей мере, недельный отпуск, как только подаст рапорт. Он может освободиться уже через полчаса… Ему хватит десяти минут, чтобы узнать, что Лиза выходит замуж… если он уже не знает.

- Не беспокойся, – быстро пришла в себя Павла Петровна. – Когда Лаврецкий отыщет Лизу, она уже будет замужней дамой. К тому же он и рта отрыть не сможет, поскольку его собственная кузина с мужем – посаженые родители на свадьбе.

- Как бы то ни было, пусть Лиза побыстрее закончит разговоры с папá. Поторопите всех, князь уже в церкви.

- Боже мой, Дмитрий, я не думаю, что есть повод для подобного беспокойства.

- Есть, уверяю Вас, есть. Я буду следить, особенно за черным входом. Дай бог, чтобы Лаврецкий надумал прийти сначала сюда. Лиза все еще любит этого вертопраха.

- Пожалуй ты прав… Пора действовать. Жаль, что тебя не будет с нами в церкви, Дмитрий, но лучше тебе остаться здесь.

Через несколько минут Дмитрий увидел, как Лиза вместе с матерью и Надей вышла из дома и села в экипаж. Еще через полчаса раздался стук копыт. Лошадь мчалась галопом среди голых деревьев, качающихся под ледяным промозглым ветром. Всадник съехал с дороги и скакал напрямик, через сад, чтобы как можно быстрее добраться до дома Керловых. Он подъехал к дому со стороны пруда, чего так боялся Дмитрий, знаток всех здешних мест, где сплетались нити любви, грубо обрубленные алчностью и честолюбием.

В конце липовой аллеи Лаврецкий соскочил с лошади и окинул быстрым, жадным взглядом пустой дом, закрытые двери и окна. Он был один в этой одновременно тревожащей и подающей надежду тишине. Федор задержался на секунду, стараясь отыскать кого-нибудь из слуг, но никого не найдя, решительно шагнул к черному входу. Неожиданно дверь перед ним распахнулась, и Дмитрий, мастерски разыгрывая удивление, посмотрел на Федора так, словно увидел привидение.

- Я хочу немедленно видеть Лизу, Дмитрий!.. Дело не терпит отлагательств! Мне сказали, что сегодня она выходит замуж, и мне необходимо встретиться с ней!..

- Ты не можешь войти в дом, Федор, – запротестовал Дмитрий. – Ты с ума сошел? Лиза, в самом деле, через два часа выходит замуж, и ни ее положение будущей жены, ни честь семьи Керловых не позволят тебе поступать подобным образом.

- Это я не позволю ей выйти замуж за другого! – в отчаянии закричал Федор. – Я знаю, что князь – благородный человек. Я поговорю с ним, и он меня поймет. Позволь мне пройти, Дмитрий…

В яростной борьбе Дмитрию удалось удержать Федора и оттеснить его подальше.

- Я уже сказал, ты не можешь войти в дом, Федор... и не войдешь! – твердо произнес Дмитрий. – Унижение убьет папá, и я не допущу этого. Даю тебе слово чести, что ты поговоришь с Лизой. Я скажу ей, что ты здесь. Она выйдет и поговорит с тобой, но тебе придется где-нибудь спрятаться и подождать ее.

Федор заколебался. Он понимал, что Дмитрий прав, видя, с какой решимостью тот перекрывает вход, не давая ему войти.

- Но я должен видеть Лизу! – повесив голову, тихо промямлил он.

- Я же сказал, что сестра придет к тебе, – Дмитрий повел Лаврецкого по липовой аллее, уводя все дальше от дома. Они оставили позади конюшни, избушки дворовой челяди, сараи, где хранился крестьянский скарб, и подошли к маленькому домику на берегу пруда. – Жди Лизу здесь, – велел Дмитрий. – Тут вас никто не увидит, и вы спокойно поговорите. Если тебе удастся переубедить сестру, тогда и будем думать, что делать, и как избежать излишних разговоров… Входи в дом, Федор, запрись изнутри, и не открывай никому, кроме Лизы. И главное, прошу тебя, наберись терпения, мне будет непросто все уладить. – Дмитрий слегка подтолкнул Лаврецкого к двери, заставляя войти, и, услышав лязг задвигающегося засова, быстрым шагом пошел обратно.

На самом деле Дмитрий мог и не тревожиться. Жених и невеста уже стояли в скромной, ярко освещенной сельской церквушке. От дверей церкви к алтарю тянулся роскошный ковер из белоснежных цветов. Элегантные, разодетые по моде гости, чинно стояли по бокам вдоль единственного церковного пролета, оставив свободной дорожку, по которой шествовали к алтарю Елизавета Ивановна и Александр Павлович. Лиза шла под руку с Фредериком Кумазиным, а Александр вел Павлу Петровну, надевшую по случаю столь величественного торжества строгое черное платье. Надя шла за ними такая красивая и кокетливая, словно была не посаженной матерью на свадьбе, а фрейлиной прекрасной новобрачной.

Невеста подошла к алтарю. Согласно православной традиции, священник, не торопясь, шел впереди жениха и невесты, помахивая кадилом, а затем трижды благословил их. Величественная тишина парила под сводами церквушки.

Павла Петровна нервно поглядывала на двери. То, что Дмитрий не появился в церкви, успокоило ее лишь наполовину.

Лиза потерянно слушала слова священника, глядя, как он возлагает на их головы два венца, знак ее замужества. Она увидела глаза Александра, в глубине которых тонула безграничная нежность, и разгоралась страсть. Лиза, вся дрожа, прикрыла веки.

- Отче наш, – доносились до нее слова священника, – славою и честию венчай их! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа подношу вам чашу сию. Отпейте трижды священного вина, как символ вашего родства и вечного единения. – Позолоченная чаша, украшенная самоцветами, сверкнула на миг в руках священника, поднесшего ее сначала к губам жениха, а затем невесты. Священник взял руку Лизы, положил ее на руку жениха, накрыл епитрахилью, и Карелин вздрогнул от этого прикосновения. – Волею Господа нашего вы теперь муж и жена... Поцелуйте друг друга...

Когда священник закончил говорить, Лиза приложила все силы, чтобы не попятиться, не отшатнуться от этих жарко и любяще обнимающих рук, не сбежать от горячих губ, припавших к ее губам в первом любовном поцелуе.

- Во имя Отца и Сына, и Святого Духа соединяю вас нерушимыми узами. Вы теперь навсегда одно целое... и никто не может разлучить тех, кого соединил Господь.

Венчание завершилось, и Павла Петровна улыбнулась, чувствуя, как полегчал груз, давивший ей на грудь. Свадебная процессия направилась к дому Керловых.

Не сознавая происходящего, Лиза стояла, как во сне, посреди своей спальни, позволяя двум служанкам раздеть себя. Самая старая и верная служанка Карелина стояла перед ней, держа в руках поднос, на котором лежало роскошное платье. Это платье, первый мужнин подарок, Лиза должна была надеть на следующий после свадьбы день. По словам Кати таков был малороссийский обычай.

- Барин прислал тебе это платье, матушка, – растроганно сказала Катя. – Прими его из рук единственной тамошней служанки, и дозволь мне выказать тебе почтение первой из многих, кто отселе и вперед станет почитать тебя нашей барыней.

Лиза улыбнулась, изо всех сил стараясь сдержать слезы и не разрыдаться. Она посмотрела на платье, на доброе лицо Кати и протянула ей руку. Дрожащие губы старой женщины припали к протянутой руке новой хозяйки, а потом, не поворачиваясь, Катя попятилась к двери, приговаривая на ходу:

- Все мы, слуги твои, не перестанем почитать тебя и слушаться во всем.

- Прими вот это от Керловых, – Лиза протянула Кате мешочек с деньгами, прежде чем служанка вышла, – раздай их всем слугам...

- Благослови тебя господь, матушка, благослови господь.

Дверь за Катей закрылась. По привычке Лиза причесалась и оделась, но для нее это был лишь фарс. Держаться достойно удавалось ей с большим трудом.

Едва сбылось ее горячее желание остаться одной, как в комнату вошел Дмитрий. Увидев расстроенное лицо брата, Лиза поняла, что случилось что-то очень серьезное.

- Лиза, – без обиняков начал он, – Федор Лаврецкий ждет тебя в заброшенном доме у пруда. Он хочет поговорить с тобой... ты спустишься со мной по лестнице из моей комнаты. Маман отвлечет Карелина, если он вернется очень быстро... Идем, у нас мало времени, и мы не можем его терять. Я знаю, что не должен был бы делать это, но я дал слово чести, и должен сдержать его... Кажется, мы неправильно поняли Лаврецкого, Лиза, но... ты ведь не получала от него письма, да еще эта череда злосчастных совпадений... все это так, но теперь уже слишком поздно, сестра... ты стала княгиней Карелиной. Нельзя устраивать скандал, это убьет папá!

Бледная, как смерть, Лиза, не моргая, молча слушала брата, покорно идя за ним. Ничего не понимая, как в тумане, она спустилась по лестнице в сад. Запоздало раскаиваясь, Дмитрий дрожал от страха, чувствуя выступивший на лбу и ладонях холодный пот.

- Лиза, послушай, – продолжал он, быстро шагая рядом с сестрой, – даже если мы ошиблись и поступили неправильно, выдав тебя замуж против твоей воли, ты должна попросить Федора уйти! Здесь его лошадь, я отведу ее подальше и спрячу. Передай Федору, что я буду ждать его в начале аллеи... Постучи в дверь старого дома, он ждет тебя... но, ради всего святого, не задерживайся... Карелин может догадаться обо всем.

Дмитрий отвел лошадь Федора к дереву, росшему неподалеку от дома, и привязал ее к стволу, а потом со всех ног припустил к боковой дверце дома. В нем боролись эгоизм и совесть. “Только бы все удалось”, – в смятении и страхе думал он. Но все пошло наперекосяк, не так как он рассчитывал. Совсем неожиданно его отыскала Надя и обрушила на голову тревожную новость.

- Павла Петровна зовет тебя, Дмитрий. Полковнику стало хуже, – сообщила она и добавила, – скажи об этом Лизе.

Дмитрий в ужасе лишь кивнул в ответ головой...

… Лиза вошла в домик, и Федор попытался обнять ее, но девушка мягко отстранилась. Лаврецкий  с тоской и страстью посмотрел на Лизу и поцеловал ее ледяную руку.

- Я теперь княгиня Карелина... так зачем же ты пришел? – спросила Лиза. – Ты сошел с ума, Федор? Уходи, прошу тебя!..

- Что?.. Ты... ты уже замужем? – глухо выдавил он, плохо понимая смысл ее слов.

- Да... Три нескончаемо долгих месяца я ждала тебя, Федор. Три месяца, превратившихся в вечность. Ты вел себя так, что я не могла понять тебя. Я думала, ты отказался от меня, потому что я бедна... А что еще я могла подумать?

Федор неистово клялся, что посылал ей письмо с ординарцем и получил подписанный ею конверт... Осознав случившееся, он говорил сбивчиво и торопливо. В ответ Лиза не шелохнулась. Не питая никаких надежд, она пристально смотрела на Лаврецкого, чувствуя, как земля уплывает из-под ног. Она верила и не верила Федору. Он любил ее! К несчастью, череда нелепых случайностей привела ее к мысли, что Федор забыл ее, но, несмотря ни на что, именно он был в ответе за свою трусость и нерешительность. Он потерял ее по своей вине!..

- Я поговорю с твоим папá! – с тоской в голосе подавленно и неуверенно пролепетал Федор. – Я найду покупателя на свои малороссийские земельные владения, граничащие с поместьем Карелина. Это очень плодородные земли. Я знаю, что князь – благородный человек, и он согласится расторгнуть ваш брак, если я поговорю с ним!.. Мы еще можем быть счастливы, Лиза!

- Нет, Федор! – грустно, но непреклонно ответила Лиза. – Поздно, слишком поздно. Я никогда не устрою скандал, который убьет папá! Я вышла замуж за князя, будучи уверенной, что ты меня не любишь, и я останусь его женой! Прошу тебя, уходи… Забудь меня! Избавь от мучительной пытки видеть тебя. Это была роковая неизбежность, судьба!

- Лучше сказать, интриги… роковая случайность, но…

- Теперь уже поздно… – перебила поручика Лиза. Она отошла на несколько шагов и, плача, без сил рухнула на старый стул, стоящий возле стола посреди заброшенного домика. – Теперь я буду рядом с человеком, который купил меня! – простонала она. – Уходи… ради бога, уходи!

Федор подошел к двери и задержался на секунду.

- Лиза, жизнь моя!.. – отчаянно  выкрикнул он, но девушка не остановила его.

Шатаясь как пьяный, Лаврецкий вышел из дома. Неожиданно он резко повернул назад в каком-то отчаянном порыве, но остановился и громко всхлипнул перед дверью, которую сам же и закрыл.

- Слишком поздно! – прошептал он те же слова, что чуть раньше произнесла Лиза.




***




В кабинете, смежном со спальней Ивана Петровича Керлова, царило смятение. В воздухе витали тревога и неопределенность. Слышались тихие шаги и приглушенные голоса, которые обычно окружают находящихся при смерти людей. Рядом с кроватью, не считая лекарей, находились Дмитрий, Павла Петровна и двое-трое близких друзей. Еле слышно сновали слуги, молча выполняя неотложные и крайне сбивчивые распоряжения. Александр Карелин приехал к Керловым гораздо раньше, чем рассчитывал, узнав от Кати о случившемся. Он остановился у двери спальни и вполголоса разговаривал с нотариусом Пестовым, который казался воплощением скорби и печали.

- Быть может, Вы объясните мне, что случилось? – спросил Карелин.

- Никто не сможет объяснить Вам это, князь, – заверил Пестов. – Этот последний приступ был просто ужасным. Боюсь, это случилось из-за меня, ведь рядом с полковником был только я. Полагаю, мне не следовало спорить с ним о разной ерунде… Он сказал мне, что хочет поговорить с Вами, но Лиза уже уехала в церковь, и я ответил, что это невозможно.

- Но так и было на самом деле… Не вините себя, господин Пестов… Полковник не сказал Вам, о чем он хотел поговорить со мной?

- Увы, нет, но он настаивал на этом разговоре… Звал жену и дочь... Думаю, полковник был немного не в себе, поскольку и Павла Петровна, и Елизавета Ивановна уже приходили попрощаться с ним перед отъездом в церковь… Елизавета Ивановна зашла к нему, чтобы он увидел ее в подвенечном платье. Я пытался успокоить полковника, а он все звал и звал их... Тогда я обеспокоился не на шутку и позвал лекаря. Когда пришел лекарь, полковник был уже в бреду… а позже он впал в беспамятство, в котором пребывает и сейчас… Прискорбно... в такой день!

- А где моя жена? – спросил Карелин, удивленно глядя по сторонам. – Невероятно, что ее нет рядом с папá! Я немедленно разыщу ее! Она не простит нас, если не увидится с ним перед смертью!

Карелин пошел прямиком в комнату Лизы, но застал там только ее горничную, да и та сказала, что не знает, где барышня… Князь быстро вышел из комнаты и едва ли не бегом спустился по лестнице к боковой двери. Миновав маленькую терраску, он вышел в сад. Карелин беспокойно осмотрелся; его настороженно-пристальный взгляд был полон жгучего недоверия. Он увидел закрытые двери сараев и пустынную липовую аллею. Теперь деревья стояли уже совсем голые под ледяными поцелуями начавшего падать снега. Вдалеке, у пруда Карелин заметил старую, заброшенную деревянную беседку. Неподалеку от нее, возле дерева, мирно переступала с ноги на ногу лошадь. Неожиданно в проеме низенькой двери показалась чья-то мужская фигура. Карелин не мог разглядеть издали лица мужчины, но различил, что он был в военной форме. Нетвердым шагом, пошатываясь, мужчина двинулся к лошади. Влекомый какой-то неведомой силой, Александр рванулся вперед. Он рывком распахнул дверь и ошеломленно застыл на пороге, увидев горько плачущую Лизу, повалившуюся грудью на покрытый толстым слоем пыли стол.

- Уходи, Федор, прошу тебя… уходи, и больше не приближайся ко мне! – не поднимая головы, тихо сказала Лиза, услышав шум за своей спиной.

- Федор? – эхом повторил Карелин. – Ты сказала Федор?

Лиза испуганно подняла лицо, вытирая слезы и прижимая к губам платок, чтобы сдержать непростительно рвущиеся из груди рыдания.

- Что с тобой? – Александр шагнул к жене. – Что происходит? Почему ты здесь, и что за мужчина вышел отсюда?

Лиза ничего не понимала и не думала ни о чем: охваченная вихрем боли, она не могла думать. Этот вихрь подхватил ее и увлек за собой, как буря уносит сухой листок. Она почти не сознавала, что происходит: почему вместо любимого Федора с его мольбами перед ней стоит высокий, необычайно бледный человек со сверкающими глазами и кривящимися от боли губами. Казалось, этот человек был тоже чем-то встревожен. Лиза не могла ответить на его вопросы; она дрожала, как в лихорадочном ознобе, стараясь подняться, и не имея на это сил.

- Лиза, я спросил тебя, что за мужчина, вышел отсюда, и почему ты здесь?! – суровым тоном снова спросил Александр, и в ту же секунду в беседку вошла Павла Петровна. Дмитрий успел подать ей знак, увидев, как князь стремительно вышел из комнаты полковника.

- Лиза, дорогая… – встревожено сказала Павла Петровна и шагнула к дочери, словно ничуть не удивившись тому обстоятельству, что Лиза и Александр находились в этом старом домишке, – идем… быстрее! Папá…

Лиза вскочила со стула. Ее всю трясло, глаза были широко открыты, губы подрагивали; она изо всех сил вцепилась руками в плечи матери.

- Что?.. Что с ним? – пронзительно вскрикнула Лиза и выбежала из беседки. Девушка, не останавливаясь, бежала по саду до самого дома. Дмитрий помог сестре подняться по боковой лестнице, в то время как Надя, тоже вышедшая искать их, помогала дрожавшей от волнения Павле Петровне. И лишь один Карелин неподвижно стоял перед распахнутой дверью беседки. Князь смотрел на липовую аллею и видел, как дамы уходят от него все дальше и дальше. Потом он подошел к запыленному столу и оперся на него руками. Под ладонями Александр почувствовал влагу от пролитых Лизою слез. Он осмотрел голые стены, словно хотел спросить их о чем-то, поглядел на пол, на котором остались следы: маленькие – его жены и большие – от сапог Федора. Карелин вышел из домика и как лунатик побрел по мужским следам. Добравшись до дерева, он заметил у его корней отпечатки конских копыт.

- Все мне врали, все врали! – пробормотал Александр дрожащим от ярости и боли голосом. – Лиза плакала не из-за полковника!..

А тем временем Лиза стояла на коленях рядом с постелью отца и с тоской гладила и сжимала его руки, желая посмотреть в глаза, которые только что закрыли ее нежные пальцы.

- Умер! – простонала она. – Папá умер!

Эти ужасные слова придавили девушку, как свинцовая плита. Жизненный водоворот швырнул Лизу из одной боли в другую, и она погрузилась в эту боль, как в бездонный омут, куда не проникает ни свет, ни воздух. Она не слышала старавшиеся утешить ее голоса, не замечала людей – вокруг нее, как призраки, двигались какие-то тени, будто ее жизнь тоже угасла, но душа по-прежнему была привязана к мертвому телу.

Опираясь на руку сына, Павла Петровна медленно покинула спальню покойного мужа и скрылась в смежном со спальней кабинете. Убедившись, что в этом укромном уголке их никто не слышит, она тихо спросила:

- Как ты думаешь, Дмитрий, Александр что-то узнал?

- Полагаю, он что-то подозревает, маман, – уныло ответил тот. – В недобрый час связались мы с этой свадьбой. Князь – страшный человек...

- Плохо, что Лиза не умеет подольститься к нему, хотя и следовало бы, особенно после разговора с этим болваном. Ты должен был выпроводить его вон...

- Мы совершили нечто ужасное, маман, построенное на бессмысленной и нелепой лжи. Я больше не желаю разговаривать с Карелиным.

- Он идет сюда... – шепнула сыну Павла Петровна, сохраняя спокойствие и вытирая воображаемые слезы.

Дмитрий неспешно вышел из кабинета. Александр подошел к Павле Петровне. Внешне князь выглядел, как обычно, но голос был бесцветным.

- Где Лиза? – устало спросил он.

- У постели ее покойного папá, где же еще? Это так ужасно... в день свадьбы! Лиза будто помешалась совсем. Думаю, поэтому она и пришла в ту заброшенную беседку. Бедная моя девочка! Ступайте к ней, Александр Павлович, Ваша любовь будет для нее лучшим утешением... А пока, вероятно, вам придется изменить Ваши планы.

- Я уже изменил их, Павла Петровна, – ответил Карелин.

- После похорон Вы можете поехать в Петербург, – с жаром продолжила полковница, несколько приободренная миролюбивым спокойствием князя. – Мы с Дмитрием рассчитываем на Ваше обещание не покидать нас. Мы могли бы приехать туда позже.

- Павла Петровна, мы с женой не поедем в Петербург... Но, не беспокойтесь, я не собираюсь оставлять Лизу здесь, среди мучительных воспоминаний. Ей нужны перемены в жизни... Вы с Дмитрием можете оставаться в этом доме или ехать, куда Вам угодно, это меня не интересует... а жену я отвезу к себе, в Малороссию, – совершенно спокойно сказал Карелин и, не дожидаясь ответа, повернулся и вошел в комнату покойного тестя. Жесты и походка князя были полны достоинства, спокойны и уверенны, но в выражении лица и словах было нечто настолько суровое и надменное, что Павла Петровна не решилась пойти вслед за ним.

Нотариус Пестов подошел к Павле Петровне с просьбой подписать бумаги с распоряжениями князя относительно погребения полковника. Из этих бумаг вдова узнала, что похороны будут пышными и торжественными. Пестов заметил, что Карелин желал уехать, как можно раньше, и, судя по отданным распоряжениям, уедет он надолго. Павла Петровна деловито поинтересовалась, не собирался ли Карелин закрыть двери своего петербургского особняка после того, как потратил целое состояние на его переделку, но Пестов ничего не знал о планах князя...

Решение барина уехать через два дня после предания полковника земле, его последнему жилищу, очень сильно удивило верную Катю. Она даже осмелилась исподволь намекнуть, что молодой барыне не с руки отправляться в дальний путь, ведь она очень сильно любила своего батюшку, и теперь ей очень больно.

- Все говорят, что Лиза души не чаяла в папá, Катя, и в том находят оправдание, – помрачнев, ответил Александр. – Все, как один, твердят: она боготворила папá и думала только о нем. Ей были безразличны подарки и комплименты, петербургский особняк и приданое, всё было ей безразлично, и это безразличие имело одно объяснение у всех: она обожала папá...

Катя снова подивилась такому поведению барина, ведь боль его жены была искренней.

- Ты слышала, что говорили в церкви? Разве не повторяли на все лады, что невеста была прекрасной, как ангел… прекрасной и печальной?

- Да, батюшка, только ведь всё оттого же… она думала о своем батюшке…

- Когда я приблизился к ней, чтобы поцеловать, на ее лице была не грусть, а страх, Катя… Я почувствовал, что она дрожит под моими губами, как птичка, что попалась в сети и машет крылышками, чтобы улететь.

- Она ж еще чисто дитё малое, батюшка!

- Не такое уж дитё, Катя, ей почти двадцать один! В Малоросии женщины к ее возрасту уже матерями становятся.

- Так ведь она, батюшка, другая совсем…

- Ладно, Катя, хочется мне верить, что она будет другой. Как ты считаешь, хорошей она будет женой?

- Она кажется доброй, батюшка, а из хорошей дочери, всегда славная жена получается. Уж как она переживает, как переживает, прямо сама не своя. Когда я принесла ей платье, она едва словечком со мной перемолвилась… да только я знаю, что это всё из-за батюшки ее…

Александр нахмурился и помрачнел:

- Павла Петровна обращается с дочерью, как с марионеткой, но я разорву эти нити, увезу Лизу подальше от матери. А покамест позову ротмистра Прескова и офицеров, чтобы они проводили полковника в последний путь... Федор... – с некоторым удивлением продолжил он, позабыв о стоящей перед ним служанке, – мужицкое имя, не господское, впрочем, это неважно! – он повернулся к Кате. – Скажи Николашке, чтобы сбегал в казармы и попросил список всех офицеров... он знает, что ему делать.

Катя ушла выполнять барский наказ, а Александр подошел к окну и стал перебирать в памяти последние события: предсмертные минуты Керлова; необъяснимое отсутствие жены; офицер, вышедший из беседки, в которой горько и отчаянно рыдала Лиза. Не прошло и часа, как он оставил Лизу рядом с телом покойного отца, а какое-то странное, томительное волнение уже побуждало его вернуться к ней, и к этому волнению примешивались сомнения и боль. Карелину безудержно хотелось вырвать жену из окружения прошлой жизни. Он без труда понял, что Лиза избегала разговора с матерью и Дмитрием, и был уверен, что слезы девушки тоже были смешением разных чувств.

- Павла Петровна... Дмитрий... – бормотал он себе под нос, и тени невеселых мыслей пробегали по его лицу, – что вы с нами сотворили? Я узнаю это, и очень скоро!

Слегка поколебавшись, Карелин отдал Пестову окончательные распоряжения по поводу незначительных выплат Павле Петровне. Это были отнюдь не те баснословные суммы, что он предложил ей вначале. Карелина беспокоило, что он не держит свое слово, но он не позволит им и дальше водить себя за нос, и смеяться над ним, пока не узнает всей правды. О Дмитрии Александр вообще не задумывался, отлично понимая, что тот всего лишь еще одна марионетка в руках матери.

И князь не обманулся в своих предположениях. Дмитрий уже искренне раскаялся в содеянном, но, к несчастью, было слишком поздно. Он всегда любил сестру и понимал, что, скорее всего, Лиза вряд ли будет стараться покорить князя и, вероятно, никогда не будет счастлива. Да и они с маман тоже вряд ли добьются своей цели, получив желанные выгоды от этого брака. Впрочем, Дмитрий уже почти не думал о материальной выгоде, и доведись ему вернуть все назад, он вместо того, чтобы закрыть Федора в беседке, пока Лиза и Александр венчались, со всех ног побежал бы вместе с ним в церковь, чтобы помешать свадьбе.

Но, как сказала Федору Лиза, было уже слишком поздно. Он смотрел на бледную, как полотно, сестру, и содрогался при мысли, что с ней будет, когда они с Карелиным останутся одни. Дмитрию не стоялось на месте, и он то метался по дому, помогая организовать в гостиной заупокойную службу, то просил Надю побыть вместе с Лизой и утешить ее. Он избегал всяческих разговоров с другими людьми, словно те могли прочитать по его лицу, что творилось у него в душе.

Надя не могла утешить подругу, и никто другой не смог бы этого сделать. Теперь Лиза презирала Карелина еще сильнее: она знала, что князь видел, как Федор выходил из беседки, и понимал, что она любит другого, и все же был настолько низким и подлым, что, сговорившись с матерью и братом, притворялся безучастным. Ненависть Лизы к Александру росла с каждой секундой.

Чувствуя горечь в душе, она поведала Наде Кумазиной всю правду, а чуть позднее, та с болью повторила ее рассказ своему мужу. Надя жалела подругу и сочувствовала ей, ведь она любила ее, как сестру. Лиза вышла замуж исключительно ради того, чтобы спасти отца, а судьба точно посмеялась над ней. Кумазин был более приземленным человеком, нежели его жена, а посему уверил Надю, что жизненная перемена в любом случае пойдет Лизе на пользу. Скорее всего, – убеждал супругу Фредерик, – она забудет Федора и вполне заслуженно полюбит Карелина. В довершение ко всему Кумазин строго-настрого запретил Наде говорить с Лизой о Федоре.

- Не стоит этого делать, Надя, – увещевал он, – дело-то неприятное и щекотливое. Лиза стала теперь княгиней Карелиной, и мы не должны помогать Федору.

Судя по всему, Кумазин был рад, что Лаврецкий решил не присутствовать на похоронах полковника.

- Ты думаешь только о себе, Фредерик, – попеняла мужу Надя.

- Конечно, в первую очередь я думаю о нас, а уже потом о них. Федор не может тягаться с таким  человеком, как Карелин, это ему не по зубам. Сейчас нам нужно отправить его куда-нибудь подадьше. Я поговорю с ротмистром Пресковым, полковым лекарем, или с кем-нибудь еще и улажу этот вопрос... Да и Лизе не остается ничего другого, кроме как достойно выполнять свои обязанности. Павла Петровна устроила эту свадьбу и, скорее, предпочтет увидеть свою дочь мертвой, нежели расторгнуть брак.




***




На правах главы семьи и владельца дома, стоя посреди прихожей, Александр Карелин пожимал руку каждому из приглашенных им на похороны и поминки офицеров. Он неторопливо оглядывал их всех, стараясь вспомнить человека, вышедшего из беседки. Когда в дом вошел последний офицер, Карелин понял, что единственным, кого не хватало, был именно Федор Лаврецкий. Ни один из трех других мужчин по имени Федор, присутствовавших здесь, не был в тот час с Лизой. Борис, дворецкий Керловых, заверил князя, что Федор Михайлович Лаврецкий не приходил к ним домой, поскольку Павле Петровне не нравилось, чтобы кто-либо из полковых офицеров, сослуживцев полковника, являлся к ним с визитом. Однако ж, тем не менее, он должен был признать, что Елизавета Ивановна среди всех офицеров выделяла именно Лаврецкого.

- Какая черная неблагодарность с его стороны, – саркастично заметил Карелин, – он единственный, кто не разделяет с Елизаветой Ивановной ее скорбь.

Похороны, как и подобало, были пышными и торжественными. Лиза в траурной черной вуали бесплотным призраком машинально шла между матерью и братом, не обменявшись с ними ни единым словом. За пеленой слез, застилавших глаза, все происходящее виделось ей неясным и расплывчатым, словно видения из ночного кошмара. Она уже не чувствовала боли, и была безразлична ко всему ровно настолько, насколько судьба могла уберечь ее от этого испытания. Карелин издали, молча смотрел на нее долгим и странным взглядом. Все это время он стоял рядом с Кумазиным, с которым прежде ехал вместе в погребальном экипаже. Князь снова поискал глазами Федора Лаврецкого, но поручик словно сквозь землю провалился, снова скрылся от него. Только на кладбище Карелин подошел к Лизе и предложил ей руку. Девушка оперлась на нее, словно в забытьи. Выражение глаз Александра резко изменилось. В них снова была сердечная глубина, почти нежность, а в темных зрачках промелькнуло нечто, похожее на луч надежды, и вмиг исчезло, наткнувшись на ледяное безразличие Лизы.

- Сегодня ночью ты останешься в своем доме, Лиза, – сказал жене Карелин, когда они вернулись с кладбища. – Отдохни, как следует, и наберись сил. Завтра, первым же поездом, мы уезжаем отсюда. Я заеду за тобой рано утром.

- Вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы жить вдали от Петербурга, князь? – раздраженно спросила Павла Петровна, пораженная словами Александра. – Но это же безумие! Могу я, по крайней мере, узнать, куда вы едете?

- Туда, где Лиза сможет все забыть. Именно это ей и нужно, Павла Петровна, – все забыть. Лизу не интересует поездка в Петербург, представление ко двору… и все прочие глупости, в которых Вы меня уверяли.

- Забыть? Но, что забыть? – осмелилась спросить зятя Павла Петровна.

- Прошу меня простить, Павла Петровна, но я тоже устал. Спорить бесполезно. Сегодня ночью Лиза отдохнет в своей девичьей спальне… а завтра начнется наша семейная жизнь…

- Но Вы забыли о нас, князь. Вы бросаете нас?

- Я женился только на Елизавете Ивановне, а не на на вас. И, кстати, что Вы имеете в виду, говоря, что я забыл о вас? Я отдал распоряжения Пестову, чтобы он выплачивал Вам ренту. Долги за дом погашены, так что Вы с Дмитрием можете жить здесь спокойно. 

- Жить здесь, как в клетке, взаперти?

- А это как Вам будет угодно. У Вас есть полное право жить в поместье… а если Вы этого не желаете, то вот Вам бог, а вот порог. Решайте сами, останетесь Вы здесь, или уедете.

- Что с Вами случилось, Александр? Почему вы так переменились ко мне? – резко спросила Павла Петровна. – Видимо, кто-то обманул Вас, оклеветал меня в Ваших глазах, опорочил!

- Никто не оклеветал Вас, Павла Петровна, уверяю Вас… никто, – с легкой усмешкой ответил Карелин. – Я видел Вашу любовь к полковнику, и этого было достаточно. Теперь я понимаю, что Вы выдали за меня свою дочь из-за Ваших амбиций. Вы надеялись на красивую жизнь…

- Вы оскорбляете меня, князь!

- Не думаю, что оскорбляю Вас, Павла Петровна! Я хочу раз и навсегда покончить с этим: у Вас не будет той жизни, которую Вы задумали получить путем интриг; Вы лгали мне, но все оказалось напрасно. Ваши расчеты не удались, это единственное, что я могу Вам сказать… До завтра. – Карелин вышел из кабинета, оставив разгневанную Павлу Петровну в растерянности и смущении. Вошедший Дмитрий был удивлен, увидев в кабинете Лизу. Девушка смотрела в окно, будто ничего не замечая и не понимая того, о чем говорилось всего в нескольких шагах от нее. Павла Петровна сердито повернулась к дочери.

- Ты не знаешь, что случилось с Александром? – возмущенно спросила она, словно не знала о разговоре Федора и Лизы в беседке.

- Господи, да какая мне разница, что с ним случилось? – устало ответила Лиза. – Разве это может иметь для меня какое-то значение, если мне уже все равно?

- А должно было бы иметь, ведь от этого человека зависит наша судьба!

- Для меня все потеряно, маман... из-за Вас у меня пропащая судьба! Да-да, из-за Вас и брата. Я вышла замуж ради папá. Его болезнь, терзания, тоска были оружием, которое вы пустили в ход, чтобы подчинить меня. Вы вынудили меня продать себя, как продают кусок земли, а сделка оказалась неудачной, и если с вами хотят расплатиться фальшивыми деньгами, я не стану возражать...

- Ты видел, Дмитрий? Слышал, какие ужасные вещи она говорит? – негодующе воскликнула Павла Петровна, ища поддержку у стоящего молча сына. – Но почему?

- А что я могу ответить? – Дмитрий хотел что-то сказать Лизе, но девушка, не глядя на них, быстро вышла из кабинета и побежала вверх по лестнице. Дмитрий молчал, пока не потерял сестру из вида, а потом продолжил: – Невеселый оказался у свадьбы конец, маман. Мы с Вами оказались на улице. В этом доме, который уже не наш, нас терпят из милости, и, думается мне, Карелин и Лиза сошлись в одном – в ненависти... Они ненавидят нас так же сильно, как возненавидят друг друга...

- Что за глупости, Дмитрий? В любой благородной, порядочной семье браки совершаются по расчету.

- Но этот брак был... ненавистным, маман.

- Хорошо, как бы то ни было, а мы не на улице, как ты только что сказал. Переделав особняк Карелина в Петербурге, я не отчиталась перед ним, и теперь не стану. У меня достаточно денег после тех работ... Я пыталась вернуть их князю, но он не захотел меня слушать, так что вопреки попрекам Лизы деньги будут не фальшивыми...

- У Вас будет пенсия, которую Вам дадут за папá. С такими деньгами Вы и одна проживете, на жизнь Вам хватит с лихвой.

- Что ты хочешь этим сказать, Дмитрий?

- Я уезжаю, маман. Помните, я сказал Вам, что Карелин – опасный враг. Будет лучше, если вы не станете стоять на своем и выполните мою просьбу. Уезжайте в Петербург и живите благопристойно. А я, так или иначе, собираюсь устроить свое будущее... Не просите меня ни о чем. Вспомните, кто мы, и как живем.




***




Снег, снег, снег, куда ни бросишь взгляд – повсюду снег. Лиза вглядывалась вдаль усталыми, покрасневшими от слез, пролитых по покойному отцу, глазами, и видела вокруг лишь плотный ледяной саван, на который падали мелкие хлопья снега. Дождем из лебяжьего пуха сыпались с небес снежинки, делая земное покрывало все белее. В этом пушистом, густом снегу вязли быстрые ноги трех лошадей, тащивших легкие сани. И такой же чистый, белый снег саваном лежал на душе Лизы. В ушах девушки не умолкал оглушительный перезвон бубенцов.

- Зачем ты придерживаешь лошадей? – подал голос Карелин, поняв, что Николашка хочет остановиться.

- Да тут неподалече корчма есть, барин. Разве ты не остановишься передохнуть?

- Мы не устали. Погоняй лошадей до следующей станции. Я хочу добраться до имения завтра.

Карелин украдкой покосился на Лизу, словно ожидая протеста с ее стороны – слова или хотя бы легкого намека на незначительное пожелание – но Лиза продолжала молчать, и даже не повернулась, чтобы посмотреть на него. Ее золотистые волосы скрывала меховая шапка, а высокий воротник шубы доставал почти до губ. Укрытые тяжелой меховой накидкой, ноги молодых слегка соприкасались, и Александр чувствовал холод и равнодушие жены. Ее словно бы не было рядом – так далеко отсюда были ее глаза и мысли. Карелин отвел в сторону взгляд и резко отдал Николашке другой приказ. Он в ярости шарил рукой под накидкой, ища бутылку водки. Нащупав бутылку, Карелин достал ее и изрядно отхлебнул прямо из горла, но и тогда Лиза не повернулась и не удостоила его взглядом.

- Чудесное свадебное путешествие? – со злой усмешкой спросил Александр.

- Ты сам приказал ехать, и сам этого хотел! – спокойно ответила Лиза, не меняя положения.

- А ты послушна и весела, как под ярмом, как я погляжу.

Напрасно Александр ждал ответа. Ему страстно хотелось увидеть, как полыхнут яростным огнем бездонные и грустные глаза женщины, с которой он обвенчан. Ее абсолютное безразличие все быстрее разгоняло кровь. Они добрались до постоялого двора, где должны были ждать лошадей на смену. Молодожены вылезли из саней и вошли в дом.

В огромной печи жарко горели большие, как стволы, поленья. Лиза притулилась у печи, оставаясь все такой же отрешенной, молчаливой и далекой, какой была всю дорогу, сидя рядом с мужем в санях, которые тащила по ледяным, заснеженным полям тройка лошадей. Девушка с трудом выпила стакан чаю, чтобы согреться. Она видела, как муж стакан за стаканом хлещет водку, но не произнесла ни слова. Ее мысли были далеко отсюда: она вспоминала, как в последний раз бросила взгляд на свой родной дом и увидела понурое лицо брата и заплаканное лицо матери. В памяти осталось скорбное выражение на лицах безутешных, старых слуг, а потом – дорога, дорога, дорога, которой, казалось, не будет конца. Поезд, короткие остановки в каких-то городах, потом тройка, промерзший тракт, угрюмый муж под боком, и, наконец, последний этап свадебного путешествия.

- Тебе нужно хорошенько поесть, Лиза, – мрачно бросил Карелин, и девушка вздрогнула от неожиданности. – Вот уж не знал, что ты питаешься святым духом. Ты идеальная жена для бедняка. Тебе не стоило выходить за меня.

- Я всегда думала, что не стоило, – спокойно ответила Лиза, – но ты, судя по всему, думал иначе, и женился по своей воле.

Подошел Николашка, неся в руках поднос с кувшином кипяченого молока.

- Вот, барыня, попейте хотя бы это, – просящим голосом промолвил он, протягивая Лизе кувшин своими заскорузлыми мужицкими руками. – Нам ведь цельную ночь еще ехать до Карелинки, да и днем еще.

Лиза на секунду взглянула на добродушное лицо слуги и взяла кувшин. Александр, кипя от злости, раздраженно отошел от жены.

А чуть позднее снова снег, дорога, бубенцы, молчание и душевная боль, отражавшаяся лишь в глазах. После долгих часов пути молодожены, добрались, наконец, до родового гнезда Карелина – большого, нескладного, обветшалого дома. Хозяева покинули его двадцать лет назад, и эти годы полного запустения превратили старый дом почти в развалины, а поспешный приезд Карелина помешал хоть как-то подлатать его.

- А домишко-то хуже твоего прежнего, не так ли? – саркастически спросил Александр.

- Неважно, – ответила Лиза.

- Очень мудрый ответ. Раз тебе все равно, не будет повода для споров.

Они вошли в необъятную спальню князя. Старая кровать с балдахином, два стола, сундуки, кресла с высокой спинкой и старый, потертый ковер на каменном полу. Под потолочной балкой висела огромная лампа. Казалось, жизнь в этом доме теплилась только в большой печи, где потрескивали горящие дрова. Подойдя к печке, Лиза скинула шубу и меховую шапку.

- Ну и удивили мы старых слуг, – заметил Карелин. – Ты только послушай, как они суетятся, бегают где-то там, внизу, стараются приготовить нам ужин, которому, кстати, ты могла бы отдать должное.

- Я не хочу есть, и сразу же лягу спать.

- Мы ляжем. Ты всю дорогу изволила не обращать на это внимания, но есть одно обстоятельство, которое меняет ход твоих намерений – мы женаты. За всю дорогу ты не сказала мне ни слова.

- Полагаю, ты понимаешь мое душевное состояние.

- Допустим, я все понимаю.

- Тогда, оставь меня в покое.

- Это значит, что ты сговорилась со своей маман и братом. – Александр сдерживался с большим трудом. От злости его щеки покраснели, а глаза сверкали диким, яростным огнем. – Это значит, что ты такая же, как они! Такая же лживая, бесчестная, как брат, такая же лицемерная, как Павла Петровна, такая же, как твой папá, который...

Впервые за все время Лиза вызывающе выпрямилась во весь свой рост.

- Замолчи! – выкрикнула она. – Прежде чем назвать папá кем-нибудь, подумай над своими словами!

- И правда, я думаю, он один был ни в чем не виноват... он хотел сказать мне что-то перед смертью, вероятно, хотел предупредить о том, что ты собиралась пойти в старую беседку через несколько часов после того, как поклялась мне в вечной любви и уважении!

- Довольно! – жестко оборвала мужа Лиза. – Я всегда считала тебя невоспитанным и грубым, но не думала, что ты дойдешь до оскорблений, топча ногами мою боль… после того, как потащил меня в эту глупую поездку, чтобы приволочь в эту берлогу.

- А что ты ожидала? Дворец в Петербурге? Двор, балы, что ж, отличное средство облегчить свою  скорбь.

- Замолчи! Каждое слово еще больше показывает твою низость и злобу! С первой минуты нашего знакомства я возненавидела тебя, с самой первой минуты почувствовала неприязнь к тебе, ты был мне отвратителен!

- Отвратителен? – с мучительным негодованием повторил Карелин. – Ты сказала, отвратителен?

- Да, отвратителен! – гневно подтвердила Лиза. – К чему и дальше лгать? Ты ведешь себя, как последний мужик, пьешь водку в трактирах. Ты относился и относишься ко мне без сострадания, как относилась ко мне маман. Вы устроили свадьбу, будто речь шла о покупке собственности. Ты знал, что я не любила тебя и не могла полюбить, потому что любила другого человека… Я открыто давала понять, что ненавидела тебя, а ты упорно стремился жениться на мне…

Александр посмотрел на жену, и его гнев вмиг испарился. Лиза была права! Надо было быть слепым, наивным простофилей, чтобы не прочесть в ее холодных взглядах полное безразличие... То, что он принимал за чистоту и невинность, было не более чем равнодушие, а он сходил по ней с ума настолько, что восхищался ею, боготворил ее. Какими смехотворно-нелепыми, должно быть, казались ей его любовные письма, переданные вместе с букетами цветов, которые он выращивал для нее своими руками. Боль бурным потоком хлестала с губ Александра, когда он выкрикивал Лизе свои упреки, а та растерянно смотрела на него, заметив искренность в резких словах мужа.

- Я считал тебя невинной, как дитя, Лиза, – зло расхохотался Карелин. Его лицо пылало от гнева и водки, руки напряглись, а волосы растрепались. – Я верил, что твое чистое сердце раскроется, как цветок, от жара моих поцелуев. Каким смешным глупцом я должен был тебе казаться! – Он шагнул к Лизе, и она попятилась.

- Не подходи ко мне! – крикнула она, не скрывая своего отвращения и страха.

- А почему я не должен подходить? Ты – моя жена. Я женился на тебе, дал тебе свое имя, расплатился с долгами твоих родных, спас брата от тюрьмы, а твой отец не умер от стыда. Ты продала себя, или тебя продали, какая разница. Я знаю, что купил тебя, и ты принадлежишь мне, хотя это было не больше, чем месть за себя.

- Месть? – ошеломленно повторила Лиза.

- А как ты думаешь, для чего я притащил тебя в это захолустье? Эта дыра – логово всех моих родственничков, а также источник той ненависти и горечи, что течет в моей крови... Разве ты не сказала, что ненавидела меня? Раньше ты это скрывала, чтобы обмануть меня... И тем вечером, когда ты играла на фортепьяно, ты, без сомнения, играла для Федора... А я был таким дураком, что поверил, будто ты играла для меня... Теперь нам нет нужды притворяться. Мы отпразднуем нашу свадьбу в этой берлоге ненависти! – рассмеялся Карелин, и в его смехе смешались гнев и боль. – Скажи мне... ты пела наши малороссийские песни любви для него... для Федора?

Александр подошел к Лизе вплотную и крепко сжал ей руки. Страх девушки сменился яростью, и она надменно вырвала свои руки из крепких ладоней мужа.

- Для чего ты спрашиваешь меня, если и сам все знаешь? Тебе известно даже имя человека, которого я люблю... все еще люблю!

- Это из-за него ты плакала в беседке!

- Да, из-за него. Он пришел слишком поздно, чтобы избавить меня от этого замужества. Я   согласилась выйти за тебя, потому что мне сказали, будто ты знаешь, что я не люблю тебя, и тебе безразлично, что я люблю другого. Мне говорили, что ты искал жену только для того, чтобы она помогала тебе в твоих великосветских делах, которые ты не можешь уладить из-за того, что ты князь, рожденный от служанки! Я согласилась на этот брак ради имени, которое ношу, ради того, чтобы избавить от тревоги и тоски папá, а не для того, чтобы стать княгиней Карелиной!.. Я помню, что я твоя жена, что у меня есть обязанности, и я исполню их. А ты осуществляй в этой берлоге ненависти свою месть... Я не боюсь, я жду! Ты хочешь убить меня?.. Так убей!

Александр побледнел; гнев пронизывал его холодом до самого мозга костей, но адское спокойствие придавало его мыслям невероятную четкость – он будто бы и не пил совсем.

- Ты считаешь, что, убив тебя, я отомщу за себя? – язвительно рассмеялся Карелин, и его смех был для Лизы сродни пощечинам. – Нет, есть много способов отомстить. Я мог оставить тебя в керловском поместье, или увезти в Петербург, чтобы просить о расторжении  связывающих нас уз. Я мог сделать тебя посмешищем при дворе, ославить на весь город... чтобы потом ты бросилась в объятия любовника!

- Любовника?! – возмутилась Лиза.

- А разве он не был твоим любовником? Отвечай!

Лиза холодно, с вызовом, посмотрела на Карелина и замолчала. Возможно, потому, что лицо Александра исказилось, когда он задавал ей этот жестокий вопрос; возможно, потому, что в глубине его глаз под гневом таилась бесконечная боль; а возможно, потому, что она заметила, как дрожали его губы. Ведя беспощадную борьбу не на жизнь, а на смерть, Лиза была уверена, что больше всего терзают Карелина сомнения. Ничто не могло ранить его сильнее сомнений, и отчаявшаяся душа Лизы воспользовалась ответом, как орудием мести.

- Мне нечего ответить. Если ты так считаешь, то убей меня или дай мне свободу. Если ты так считаешь, то позволь мне убраться из этого постылого, ненавистного дома!

Руки Александра быстро сжали шею Лизы, а его пальцы, как стальные крючья, были готовы вонзиться в плоть, но в дверь постучали. Голоса и радостные приветствия отрезвили князя. Откуда-то снаружи Николашка кричал, что все слуги ждут их, а из-за двери доносились веселые пожелания:

- Милости просим, барыня-княгиня, милости просим!

Весь дрожа, Алекс попятился назад и сдавил руками виски, в которых тупыми ударами молота пульсировала кровь. Лиза без сил рухнула на ближайший стул и закрыла лицо руками, дрожа одновременно от холода и ужаса. Карелин опомнился первым. Мгновение он смотрел на Лизу, а затем воскликнул с горькой иронией:

- Твои новые слуги желают облобызать тебе руки. Они мужики, деревенщина, как моя матушка, что выносила меня под сердцем, и как я сам... Вставай, пойдем на пир, который нам приготовили. Будешь учиться пить водку из наших чарок! – Карелин грубо схватил жену за руку, заставляя встать, и Лиза подняла голову. А за дверью Николашка продолжал кричать:

- Барин... они от радости чисто помешались совсем, ведь ты продолжаешь старый обычай. Ты привез  свою жену на эти земли, чтобы твой наследник родился здесь, как повелось!..

Под песни степного приволья шумно елось и пилось на наскоро накрытом, не застеленном скатертью, столе под неверным светом коптящих старых ламп. Бутылки водки, шампанского, старого бургундского вина и жгучего коньяка, обнаруженные в княжеских винных погребах, много лет закрытых, разливались по чаркам и хрустальным бокалам. На закуску подавалась простая крестьянская еда. Этот пир был похож на безумство. Выпивка и бьющие через край страсти, опустошающие душу Александра, распаляли его еще больше. Все чокались, произносили тосты за новую хозяйку, за Лизавету Ивановну, и сильно захмелевший Карелин заставлял Лизу пить водку из своей чарки, произнося ответный тост за слуг.

- Позволь мне уйти! – испуганно взмолилась Лиза со слезами на глазах. – Я устала.

Александр вскочил, оттолкнув стул и смахнув на пол стоящие перед ним чарки. Казалось, он и плакал, и смеялся. По крайней мере, так показалось оробевшей, растерянной Лизе, когда она услышала неясный полувсхлип, сорвавшийся с его губ.

- Продолжайте гулять! Пейте и пляшите! – гаркнул он. – Я велю высечь того, кто не будет пьян!

Лиза почувствовала, как сильные руки обхватили и подняли ее. Как в кошмарном сне видела она, что ее несут через праздничный, безумный балаган, и вдруг гомон стих, когда Александр ногой захлопнул за собой тяжелую дверь спальни. Он чуть ли не бегом прошел по комнате и положил ее на широкую кровать. Почти погрузившись в беспамятство, Лиза лежала на постели, не имея сил даже пошевелиться.

Чудесно! – воскликнул Александр. – Свадебный пир, брачная ночь, появление наследника. Так вынужден был родиться я, но с бóльшим позором, потому что моя матушка была покорной служанкой! Не этим ли ты меня попрекала? Тем, что я сын служанки, беззащитной женщины в руках скота? А сейчас ты сама такая! Ты зовешь меня мужиком! Не-ет… мне безразлично, что ты ненавидишь меня! Мне безразлично, что ты заливаешься слезами! Тебе придется возненавидеть меня и в плоти от плоти своей, в ребенке, который родится!

По щекам Лизы текли горячие слезы. Карелин крепко стиснул жену в своих объятиях, и она закрыла глаза, без сопротивления отдавшись любви, навязанной амбициями...

… Когда Лиза открыла глаза, солнце стояло уже высоко. Его бледные лучи просачивались в огромную, несуразную спальню сквозь щелки оконных гардин. С минуту девушка лежала неподвижно под большим и теплым шерстяным одеялом, наслаждаясь мягкостью старой широкой кровати. Лиза проспала довольно долго, и приятное блаженство сменило ужасную вчерашнюю тоску. Окончательно проснувшись, она вспомнила о своей первой брачной ночи и невольно покраснела.

Лиза подумала об Александре, и ей захотелось дать отпор этим непрошеным воспоминаниям. В глубине своего сердца девушка искала ненависть, злость и отвращение, но нашла только бесконечную печаль, наполнившую ее глаза слезами.

Лиза решила во что бы то ни стало сбежать из этого ада. Она умылась и оделась, а затем позвала Николашку, чтобы расспросить его обо всем.

- Барин-то ушел с утра пораньше. На охоту, видать, а раз собак с собой не взял, стало быть, пойдет по проторенным тропкам, – сообщил расторопный слуга и добавил: – Уходивши, сказал он, что вернется нескоро.

Узнав, что барыня изволит уезжать, Николашка подивился, но тут же предложил запрячь тройку лошадей, поскольку Александр строго-настрого велел ему выполнять все указания молодой хозяйки.

- Наташа Маслова, приказчица из соседнего имения барина, ждет тебя, матушка, хочет поговорить с тобой, – добавил он, перед тем как уйти. – Она пришла, когда барин уходил уже. Сказать ей, чтобы вошла?

- Не сейчас... после завтрака. Да приготовь тройку с лошадьми порезвее, отвезешь меня в Киев.

- Как велишь, матушка!..

Лиза в дорожном платье, готовая к отъезду, стояла, накинув на плечи шубу, когда Наташа, устав ждать, тихонько постучалась в дверь. Юной княгине не оставалось ничего другого, как принять ее. Лиза с любопытством оглядела приказчицу. Та явно была не из крестьянок, хотя высокие сапожки, короткая юбка и полушалок, соскользнувший с головы на шею, делал ее похожей на сельчанку. Речь Наташи, ее манеры, непринужденность, ухоженные руки и лицо, легкий аромат парфюма указывали, что она – образованная светская дама с хорошим воспитанием. В снисходительной улыбке Масловой был едва заметен легкий оттенок превосходства. Наташе было около тридцати-тридцати двух лет, она была стройна и миловидна.

- Позвольте выразить Вам мое почтение, сударыня, – вежливо обратилась к Лизе Наташа. – Я слышала, Вы велели готовить сани, а мне не хотелось возвращаться в Николаевку, не поздоровавшись с Вами... – Заметив удивление на лице Лизы, женщина продолжила. – Николаевка – это другая здешняя вотчина Карелиных. Николаевские земли граничат с этими, а сама усадьба в восемнадцати верстах отсюда. Там самое прекрасное хозяйство во всей России. На тех землях Александр ставил свои знаменитые опыты по улучшению обработки земель. Здесь, в Карелинке, все старое, обветшалое, а там все самое новейшее.

- А-а! – только и произнесла Лиза без всякого интереса и даже с некоторой досадой.

- Так значит, Вы едете в Киев? – полюбопытствовала Наташа все с той же любезностью.

- Да, в Киев… и еще гораздо дальше, домой. Вы ведь это хотели узнать? Ну так знайте, я возвращаюсь к себе домой, и меня не интересуют ни Николаевка, ни Карелинка…

- Жаль… Я уверена, что если бы Вы немного успокоились и поговорили со мной, излили душу, Вам стало бы легче.

- Я не буду изливать Вам душу, Вы для меня чужой человек!.. Простите, но у меня нет желания разговаривать с кем-либо.

- Конечно, я не могу навязывать Вам свои симпатии, но мне жаль, что вы хотите сбежать от Александра. Я очень высоко ценю его и столь же глубоко уважаю! Я знаю Александра с худших времен, когда мы, как два изгоя, маялись в Париже. Думаю, он показался Вам грубым дикарем, но должна заметить, что Александр ведет себя так, когда у него разрывается душа. Он заслуживает скорее сострадания, чем ненависти… – Наташа спокойно закурила папиросу и протянула Лизе серебряный портсигар, предлагая ей тоже закурить. Лиза отказалась от предложенной папиросы и закрыла глаза. На секунду она представила рядом с собой Александра, и воспоминание о его огненно-жарких поцелуях смутили ее, вогнали в краску, воспламеняя душу и одновременно раня.

- Неужели жизнь с Александром кажется Вам такой постылой и ужасной? – снова мягко спросила ее Наташа.

- Хуже смерти, – выпалила Лиза, едва ли сознавая свой ответ.

Наташа собиралась, было, что-то возразить, но необычный шум отвлек женщин от разговора.

- Дозвольте, матушка, руки Вам поцеловать, – начала Катя, войдя в комнату в окружении прочей челяди. – Ох и завьюжило на дворе, – заохала она, – снег так и валит, так и валит. Хорошо, что в пути буран вас не застал.

- Нельзя Вам ехать, никак нельзя, – Наташа едва заметно улыбнулась краешком губ, а Лиза побледнела.

Через несколько минут подошел и Николашка.

- Все готово к отъезду, барыня, – доложил он, – да вот только ехать в такую непогодь чисто блажь одна.

Все трое наперебой попытались отговорить молодую княгиню от ее сумасбродной затеи. Лиза подошла к окну и окинула взглядом унылый, пустынный пейзаж за стеклом. Все казалось неподвижным на разгулявшемся ветру, лишь вдали, на горизонте, сгущались громадные, как горы, свинцовые тучи, а на дороге, ведущей в Киев, не было видно ни зги – все скрывалось в огромном, клубящемся снежном облаке.

- Хорошо, я подожду, – тоскливо пробормотала Лиза.

Наташа принялась рассказывать о себе, и Лизе пришлось терпеть ее болтовню. Из разговора с Масловой Лиза узнала, что та изучила медицину, ветеринарию, филологию и философию. Наташа была свободным человеком; она не была прислугой Александра, но трудилась, как рабыня, и была счастлива, поскольку князь помог ей, когда она была беззащитной и не имела даже крыши над головой. Он доверил ей управление самой богатой своей усадьбой.

- Однажды Александр встретился со мной, – доверительно сообщила Наташа. – По его словам, он очень долго разыскивал меня, потому что знал о моем несчастье, и вот нашел. Князь достаточно хорошо знал меня, и не стал предлагать мне ни деньги, ни помощь. Напротив, Александр позвал меня, чтобы я помогала ему. Как видите, нельзя быть более благородным и великодушным, чем он…

Лиза ничего не ответила, но Наташу не смутило почти что враждебное молчание новоиспеченной княгини, и она с жаром продолжала:

- Александр совсем недавно приобрел сотни десятин плодороднейших в Малороссии земель и присоединил их к старым карелинским угодьям для своих опытов. Он предложил мне работу за деньги… и я согласилась. Александр хотел заниматься землей, когда мы приехали сюда, вот мы и занялись.

- Вы, должно быть, были великолепной помощницей, – дрожащим от насмешки голосом холодно заметила Лиза, но и теперь Наташа пропустила колкость мимо ушей. Казалось, ей не терпелось рассказать собеседнице о прежней и теперешней работе.

- По крайней мере, мне удалось воспользоваться тем немногим, чему я научилась, и еще большему научиться, когда возникли кое-какие трудности. Две-три эпидемии и мрущие, как мухи, крестьянские дети сделали из меня настоящего лекаря; сотни тысяч заболеваний скота, присвоили мне звание ветеринара. Длинные зимние ночи в уединенной Николаевке, усадьбе, стоящей на отшибе от всех городов, дали мне возможность по-настоящему изучать философию, – Наташа удовлетворенно улыбнулась, – но, по-моему, я слишком разговорилась… Мне хотелось бы, чтобы Вы рассказали немного о себе.

Лиза досадливо поморщилась и отмахнулась.

- В моей жизни, в отличие от Вашей, нет ничего интересного, – равнодушно ответила она. – Бесполезная жизнь, заурядная, как я сама.

- Не думаю, что Александр мог полюбить заурядную женщину.

- А я не думаю, Наташа, что Александр когда-нибудь меня любил, к тому же, я не желаю говорить на эту тему.

Лиза быстро встала, и в волнении прошлась по огромной комнате, на минуту забыв о болтовне Наташи. В самом темном углу она неожиданно заметила блеск полированного дерева.

- Пианино! – удивленно воскликнула она. – Здесь есть пианино…

- Больше ста лет стоит оно в этом доме, – пояснила Наташа. – Это было пианино матери или одной из тетушек Павла Карелина, но оно отлично сохранилось. В Николаевке их целых два… Когда туда приходят мастера, чтобы отполировать и настроить их, Александр всегда посылает их и сюда тоже, чтобы содержать это пианино в хорошем состоянии. Хотите немного поиграть? Насколько я знаю, Вы отлично играете. Александр рассказал мне об этом в письме, единственном, в котором он писал о Вас… о свадьбе… о своей любви. – Лиза не шевельнулась, и Наташа снова улыбнулась, уверенная в себе самой. – Фортепьянная музыка помогает скоротать время.

Лиза ничего не ответила Наташе, словно и не слышала ее. Она снова подошла к окну, смотрящему на дорогу, и прижалась разгоряченным лбом к холодному стеклу. Снаружи бушевала вьюга. Под завыванье ветра с темно-свинцового неба падал снег, пушистый, как лебяжий пух. Лиза уже не чувствовала в своей душе отчаяния и смертельного желания сбежать отсюда. Она тихо плакала, и теплые слезы медленно катились по ее щекам, проливаясь целительным бальзамом на глубокую рану. Наташа не смотрела на нее, она сидела за пианино и играла. Играла она довольно плохо, но Лиза не собиралась прерывать ее, довольная уже тем, что не слышит ее болтовни и не замечает на себе пристального взгляда ее глаз...

Снежная буря длилась еще два дня, а на утро третьего бледное и сонное зимнее солнце устало просочилось в спальню Лизы сквозь двойные стекла и гардины, омывая своими лучами старую двуспальную кровать. Во всем огромном доме царила глубокая тишина. Лиза лениво встала и неторопливо съела завтрак, который подала ей одна из молоденьких, молчаливых служанок, выбранная Катей. Затем она вышла в коридор, ведущий в просторную прихожую.

- Коля… Николай! – позвала она.

Николашка вырос как из-под земли.

- Доброго утречка, барыня! Барин приехал… туточки уже! – прямо с порога сообщил он.

У Лизы внезапно перехватило дыхание, она не могла сдвинуться с места, пока Николашка на радостях подробно расписывал ей, что барину пришлось укрыться в лесной избушке и переждать снегопад, поскольку в метель в дорогу не отправишься.

- Сам-то он в бане сейчас, – закончил он. – Не передать ли ему, что барыня уже проснулась?

- Нет, – быстро сказала Лиза. – Не говори ему ничего! Готовь тройку, думаю, уже ничто не помешает отъезду… – Ее голос затих на губах: в прихожей стоял Александр, и под его взглядом Николашку как ветром сдуло.

Неторопливо и спокойно князь выбил трубку, сунул ее в карман и подошел к дрожащей жене, которая изо всех сил старалась казаться спокойной.

- Для меня было большой неожиданностью, узнать, что ты все еще здесь! – ледяным тоном произнес Александр. – Я подумал, что тебе не хватило времени, чтобы велеть запрячь тройку.

- А ты именно этого и хотел?

- Я не говорю, что этого хотел, я говорю, что ждал. – Не глядя на жену, Карелин прошел мимо нее к затопленной Наташей печурке, в которой жарко полыхал огонь, и уселся на приступку, освещенную красноватыми отблесками пламени. – Эх, цены нет жаркому огоньку после трех дней, проведенных, почитай что, под открытым небом. Сразу видно, что Наташа Маслова здесь… Ну, подходи, рассказывай, что ты должна мне сказать.

- Мне нечего сказать, я не ждала, что ты вернешься. Метель помешала моему отъезду, но я только что попросила Николая запрягать лошадей, чтобы он отвез меня в Киев.

- Жаль разочаровывать тебя, но он тебя не послушает.  Пока меня не было, все твои приказы должны были исполняться в точности и беспрекословно, но сейчас я здесь, и никто из слуг ничего не станет делать, если я этого не велю.

- Тогда я прошу тебя, чтобы ты велел ему…

- Нет… ты упустила свой шанс сбежать отсюда, и не моя вина, что ты им не воспользовалась.

- Должно быть, это я виновата, что разыгрался буран. – Лиза выпрямилась и улыбнулась с горькой иронией. – Ты, видимо, смеешься надо мной?

- Буран закончился вчера вечером, и ты могла бы уехать рано утром, однако, судя по всему, Карелинка не так отвратительна тебе, как я боялся.

- Мне всё здесь ненавистно… начиная с тебя! И ты это отлично знаешь!

- Я предпочел бы не встретить тебя здесь, Лиза, потому и ушел, предоставив тебе свободу… но, прошло три дня, у меня было много времени, чтобы подумать, взвесить и оценить каждое слово, каждый жест.

- Ты силой будешь удерживать меня здесь?

- Надеюсь, ты не заставишь меня прибегнуть к крайним мерам, и поймешь, что должна остаться здесь, по крайней мере, на какое-то время. Царь не расторгнет брак, если ты не приведешь веских причин. Нам пришлось бы очернять друг друга, поливать друг друга грязью, обвиняя во всем, и я считаю, что лучше найти другой путь.

- Только я не знаю, какой…

- Со временем мы его найдем.

- И я буду жить рядом с тобой? В твоем доме?

- В моем доме, да, но отдельно от меня, насколько позволяют обстоятельства. Если именно об этом ты и хотела поговорить со мной, то можешь успокоиться – я больше и волоска твоего не коснусь. Моя печальная месть свершилась. Ты выполнила свою часть договора и заплатила, что была должна! Теперь между нами перемирие, и мы спокойно доберемся до конца, которого я желаю столь же страстно, как и ты. Мы станем свободными и забудем о существовании друг друга… – ответил Александр и добавил с деланной холодностью, но предельно учтиво: – Если тебе плохо в Карелинке, мы можем поехать в Николаевку. В царстве Наташи Масловой есть все необходимое для женщины. Там у тебя будут все удобства, которых не достает здесь.

При имени Наташи Лизу охватила какая-то ненависть, возможно, оттого, что та была во многом совершенна и привлекательна. Из-за того, что Наташа была другой, из-за ее красоты, благородства, талантов и, особенно, из-за ее преданности Александру, Лиза вновь почувствовала к ней ту же неприязнь, что возникла у нее при их знакомстве. Это неожиданное, первобытное чувство привело ее в себя.

- Нет, – твердо ответила она, – я предпочитаю остаться здесь. Если нам и дальше придется терпеть общество друг друга, лучше делать это без свидетелей.

- Как угодно. Возможно, ты и права. Не беспокойся – дом достаточно большой, и я буду надоедать тебе, как можно меньше.

- Я не собираюсь выживать тебя отсюда. Думаю, эта зала, да пара комнат наверху – единственная жилая часть дома. Мне безразлично, станем ли мы с тобой встречаться... Я знаю, что при желании смогу уединиться...

- Я не слишком требователен по части комфорта, Лиза... к тому же, возможно, на несколько дней в твоем распоряжении будет весь дом... – Карелин сделал несколько шагов по дому и повернулся к жене. – Да, вот еще что... у меня к тебе одна маленькая просьба. Слуг в Карелинке не интересуют наши отношения, так что, я прошу тебя на правах хозяйки дома соблюдать внешние приличия. Есть вещи, которые слуги ждут от тебя. Ты можешь заняться делами, а, попутно, это послужит тебе развлечением. Надеюсь, я не слишком многого прошу.

- Я думала, что всеми делами занималась Наташа... как занималась этим три прошлых дня.

- Наташа должна возвращаться в Николаевку, впрочем, я не хочу принуждать тебя к чему-либо, взваливать на тебя обязанности...

Лиза собиралась пообещать исполнить просьбу, но Александр уже ушел. Оставшись снова одна в огромной зале, Лиза подошла к ярко искрящемуся огню как к единственному живому существу в большом и молчаливом доме, как к единственному другу, разделяющему ее одиночество.




***




Катя подавала Александру чай, попутно говоря о самом разном: о том, что она рада вернуться в Малороссию вместе с барином, о том, что на дворе холодно, а в Керловке сыро и промозгло, и еще о тысяче вещей.

- Всё эти распроклятые, ненавистные болота, – со злостью подтвердил Александр, – ума не приложу, с какой стати я вознамерился там что-то делать. Распоряжусь, пожалуй, чтобы прекратили все работы и возвращались в Николаевку.

- Батюшка... а как же усадьба нашей барыни?

- О ней позаботятся Павла Петровна с Дмитрием, – язвительно ответил Карелин.

- Матушка-то нашей хозяйки дюже печальна... второе ее дитятко, сынок-то, ушел ведь от нее.

- Да что ты говоришь? Дмитрий? – удивленно переспросил Александр.

- Навроде военным хочет стать. Говорили, что сидел он на солдатском плацу, а все потому, что не захотел идти в офицерскую-то школу, как полагалось сыну полковника.

- Невероятно! – пробормотал Александр, внезапно остывая и находя чрезмерной свою злость. В конце концов, виноваты были не только Дмитрий с матерью. Он тоже был в ответе за все, и, вероятно, потому жестко рубанул с плеча: – Больше ничего не говори мне ни о Павле Петровне, ни о ее сыне, Катя.

- Хорошо, батюшка...

Немного погодя, Карелину пришлось встретиться с Наташей. В разговоре он пообещал ей на днях заглянуть в Николаевку, но говорить о своих личных проблемах вежливо и категорично отказался. По его скупым, отрывистым и злым фразам Наташа поняла только одно: больнее всего Карелину было из-за того, что его обвели вокруг пальца, и что он отчаянно и безнадежно любил Лизу, хотя и хотел скрыть свою любовь.

Пока Карелин разговаривал с Наташей, Катя направилась к Лизе за указаниями по хозяйству, но та, узнав, что Александр закрылся вместе с Масловой в комнате, выбранной им под кабинет, велела только готовить сани. Она чувствовала, что задыхается в доме, и хотела поехать подышать воздухом. Катя беспрекословно выполнила хозяйский наказ, и вскоре Лиза, укутавшись потеплее в тяжелый дорожный наряд и накинув на плечи меховую шубу, удобно пристроилась в маленьких одноконных санях. Лошадь, запряженная в сани, нетерпеливо переступала с ноги на ногу и закусывала удила. Молодая княгиня со злостью посмотрела на окна комнаты, расположенной в левой части дома, где, как ей стало известно, находился ее муж вместе с Наташей, и велела Николашке пустить коня рысью. Лизе совсем не хотелось возвращаться домой, и она хотела уехать, как можно дальше. Катя сказала ей, что слуги выпросили у барина дозволения погулять еще три дня, и кошмарное воспоминание о ночи своего приезда привело Лизу в неописуемую дрожь. Она и представить не могла, что по другую сторону окна, вдали от разрешенного им застолья, Александр наблюдал за ее отъездом. Помрачнев, Карелин сердито сдвинул брови и яростно сжал зубы.

- Бедный Александр! – произнесла Наташа, тоже посмотрев в окно и легонько касаясь руки князя.

- Не жалей меня, это смешно! – гневно выпалил он. – Этот болван Николашка не должен был запрягать лошадь в сани, не спросив меня. Он ведет себя так, будто он ее слуга, а не мой. Так вел бы себя Бориска-дурачок, если бы я согласился на его просьбу привезти его сюда.

- Хочешь, я пошлю верхового задержать их?

- Ты плохо знаешь Лизу, если считаешь, что она примет во внимание слугу. Я сам поеду за ними... Плохую дорогу они выбрали... им придется ехать лесом... и думается мне, что Николашка даже ружья с собой не захватил.

- Я сама видела, как он брал ружье, – ласково увещевала Карелина Наташа. – К тому же, я думаю, ты сгущаешь краски. Позвать дворецкого?

- Наташа, если будет нужно что-то сделать, я сам распоряжусь… Я разрешил людям праздновать, так пойдем туда…

- Мне кажется, ты не в настроении праздновать, Александр. Возможно, именно музыка и песни заставили Лизу сбежать отсюда.

- Давай не будем больше говорить о ней. Идем развлекаться. Давно не слышал я малороссийских песен.

Карелин вышел из импровизированного кабинета, пропустив Наташу вперед. Чтобы праздник стал веселее, он велел Владимиру, своему дворецкому, открыть винные погреба, чтобы все пили и гуляли, как в день свадьбы. С позволения князя свадебное гуляние продолжалось, как было заведено по деревенскому обычаю, и Карелин старательно делал вид, что веселится, присоединившись к ликующему простонародью.

Он хотел забыть о Лизе, а Лиза хотела забыть о том, что творилось в старых княжеских хоромах. Под убаюкивающий перезвон бубенцов она закрыла глаза и задремала, но внезапно пробудилась от сильного толчка, вернувшего ее в реальность. Сани остановились перед первыми, укрытыми снегом, соснами на опушке леса. Привязав вожжи к облучку, Николай вылез из саней на мягкий и пушистый снег. Он оглядел сани и повернулся к Лизе.

- Все ли с тобой хорошо, матушка? Лошадь оскользнулась. Чудо божье, что мы в овраг не перевернулись. То-то она на ногу хромает, видать, подкова ослабла… – Николай наклонился, осмотрел ногу, а затем снова выпрямился и озабоченно сказал: – Эх, ума не приложу, что делает эта животина, чтобы оторвать их. Придется нам ехать к лесной избушке, чтобы развести огонь… В это время темнеет быстро – оглянуться не успеешь, как ночь на дворе.

Лиза осмотрелась по сторонам, словно только сейчас поняла, насколько безлюдно и ужасно это место. Тончайшая линия горизонта соединяла покрытую снегом землю с небесами, затянутыми расплывшимися тучами, похожими на мутно-серое смятое покрывало. Нигде поблизости не было видно ни крыши какой-нибудь хатенки, ни столбика дыма, вьющегося из печной трубы, да и сам лес казался молчаливым и враждебным.

Николай попытался приладить подкову, но его старания были напрасны: лошадь нервничала, а мороз был такой сильный, что пальцы слуги деревенели и не слушались его.

- Подержи-ка вожжи, матушка, а я пока сушняк соберу, костер разжечь надо, – смирившись с неудачей, попросил Николай. – Да крепче держи, – добавил он и пошел к лесу. Дрожащими от холода и страха руками Лиза вцепилась в вожжи, но не смогла удержать сорвавшегося в галоп нетерпеливого коня. Николай бросился вслед за санями, а Лиза резко дернула за вожжи, стараясь остановить их. Разгоряченная лошадь встала на дыбы, перевернув легкие сани. Выпав из саней, Лиза покатилась по снегу, а лошадь рванулась и понеслась вперед среди деревьев, таща за собой пустые сани. К счастью широкий ствол раскидистого дерева не дал Лизе скатиться в овраг. Несколько секунд Лиза неподвижно лежала на снегу, оглушенная ударом, а затем поднялась с земли с помощью подбежавшего Николая. Они смотрели вслед быстро удаляющейся лошади, а та неслась галопом все дальше и дальше, задевая санями стволы деревьев.

Напуганный Николашка хотел, было, догнать коня, но куда там! Лошадь была уже далеко, и с каждой минутой расстояние между ними становилось все больше. При одном, особенно сильном ударе, оглобли переломились, и лошадь, освободившись от груза саней, поскакала дальше уже налегке, таща за собой одни вожжи…

… Ночь потихоньку укутывала землю. Катя уже в третий раз подошла к князю со словами:

- Батюшка… барыня-то до сих пор не возвернулась…

Александр, стараясь сдержать тревогу, пошел в тихую, обшарпанную библиотеку. Катя, молча, шла следом.

- Вернется… она же не одна, Николашка с ней, – сказал Карелин служанке, стараясь успокоить самого себя. – У них самая лучшая лошадь, да и ружье он захватил. Лиза сама так захотела, значит ей это интересней, чем терять время со мной.

- Не говори так, батюшка, – простонала Катя, умоляюще сложив руки на груди. – Ведь полночь почти.

- Возможно, Лиза уехала навсегда, Катя, – мрачно возразил он. – Разве ты не знала, что она хотела сбежать от меня?

- Нет, батюшка. Я знаю только, что она дюже печалилась. Ей надоело видеть тебя вместе с Наташей, и что тебя не заботит, как ей живется. Она задыхалась в доме… вот и поехала только воздухом подышать, и вещи с собой не взяла… Пошли кого-нибудь искать ее, Христа ради… – взмолилась Катя.

- Лошадь одна вернулась, барин, приволокла за собой только сломанную оглоблю, и сбруя вся порвана, – встревожено выпалил вбежавший в комнату дворецкий; от волнения он даже забыл постучаться. Катя испуганно вскрикнула. Александр уже не слушал, что продолжал говорить ему Владимир. Он выбежал во двор и вслед за двумя слугами побежал к конюшням и постройкам, в которых держал экипажи и сани. Наташа побежала ему навстречу, обеспокоенная его поведением.

На небе появилась яркая луна. Она омывала своим чистым светом белые поля, превращая в перламутровую россыпь снежное покрывало, на котором четко выделялись глубокие следы только что прискакавшей лошади.

- Александр, такими ясными лунными ночами волки выходят! – прокричала Наташа, ухватив князя за руку. – Не вздумай ехать сам! Лучше пошли…

- Естественно, я поеду сам! И именно потому, что думаю о волках! – Александр грубо оттолкнул Наташу, так что она едва не упала. – Ружье мне... Живо...

- Я поеду с тобой, барин, – сказал Владимир. – Все дворовые пьяные, спят уже! Только трое или четверо могут ехать...

Пока Владимир и остальные слуги садились на коней, Карелин, не дожидаясь их, уже ускакал со двора. Въехав в лес, он услышал протяжный волчий вой и вздрогнул от страха. Лиза тоже услышала этот тоскливый вой.

- Это волки, правда? – устало спросила она Николая, едва держась на ногах после нескольких часов ходьбы по снегу.

- Они самые, матушка... ну да мы уже неподалече от избушки... идем... не останавливайся, не то мы замерзнем от холода, и нас сожрут волки.

- Нет, Николай, я закоченела вся и не могу больше сдвинуться с места. А ты иди... иди дальше... спасай свою жизнь. Она гораздо дороже моей. А мне все равно, смерть или жизнь мне безразлично...

- Нет, матушка, у меня есть шесть патронов. Всякий раз как волки подойдут к нам, я пристрелю одного из них. Так мы сможем добраться до избушки. Не могу я оставить тебя здесь одну. Соберись с силами, матушка, пошли, ради бога, а не то я умру вместе с тобой.

Смертельно уставшая Лиза без сил опустилась на мягкий снег под ненадежным прикрытием двух стволов упавших деревьев. Сухими глазами, в которых не было слез, она безразлично смотрела на широкую, освещенную луной поляну. В глубине ее глаз застыла печаль, свойственная людям, которым жизнь уже не мила. Николашка, бледный, как полотно, стоял рядом с ней по колено в снегу. В его замерзших руках подрагивало ружье. Волчий вой раздавался все ближе; среди деревьев колыхались неясные тени диких зверей, и уже был виден фосфоресцирующий блеск их голодных глаз. Лиза вздрогнула. Она не хотела умирать медленной, ужасной смертью на белом, снежном саване, но волчий вой ясно давал понять, что ее агония будет долгой и мучительной. Николай вскинул ружье к плечу, прижался щекой к прикладу и прицелился. Его выстрел сразил самого смелого волка, рискнувшего приблизиться к ним.

- Николай, когда у тебя останется два патрона, лучше покончить разом... убей меня и себя. Ужасно быть заживо съеденными волками.

- Что ты, матушка, убийство – великий грех... Да и барин, чай, пошлет людей разыскивать нас.

- Не знаю, Николай, не знаю. Разве ты забыл? Карелин празднует... Да твой барин будет счастлив, если я умру. А у тебя жена, дети... Спасайся, Николай, беги к избушке... с теми патронами, что у тебя остались, ты...

Стая приближалась к ним спереди и сбоку. Николай снова выстрелил, но промахнулся. Тогда он выстрелил еще несколько раз. Волки ненадолго отступили, чтобы вскоре снова вернуться в поисках добычи. Патроны закончились, и Николай в отчаянии сел на один из упавших стволов, ожидая смерть. Неожиданно они услышали выстрелы и топот конских копыт. Лиза приподнялась на снегу.

- Лиза! Николай! – отчаянно звал их Александр, и в голосе его звучала неприкрытая тревога.

Сидя на снегу, Лиза гордо молчала, а Николай со всей силы закричал в ответ, чтобы указать, где они. Вскоре к ним подскакал Владимир со слугами, и волчья стая отступила. Александр подхватил на руки обмякшее тело своей жены и пустил коня резвым галопом. Проскакав через лес, Карелин бросил поводья и грубыми шерстяными рукавицами стал растирать щеки, виски и руки Лизы, согревая ее теплом своего дыхания. В смертельной тревоге и отчаянии он крепко прижимал ее к своему сердцу и жарко целовал, чувствуя, как к его глазам подступают слезы.

Но вот из груди Лизы вырвался слабый стон, и князь понял, что она жива. Александр еще крепче прижал жену к груди, пришпорил коня и помчался к дому. Казалось, конь не скачет, а летит над белоснежной равниной...

… Чуть погодя, Наташа терпеливо и сдержанно успокаивала Александра, но в глубине ее слов таилась легкая ирония.

- Обошлось, ничего серьезного... баня, водочный компресс, чарка доброго пунша с коньяком, который мы заставили ее выпить, все как рукой снимут. Заглянешь к ней?

- Нет, – чуть ли не с ужасом отказался Карелин.

- Уверяю тебя, Лиза не заметит, что ты там. Почему ты не дашь ей вернуться к матери?

- Никогда! Ни за что в жизни! Я дал себе слово, что больше не позволю ей увидеться с матерью.

- Ты ненавидишь ее.

- Иногда мне кажется, что я ненавижу весь мир.

- Но не Лизу. Так что выбрось из головы эту затею.

Александр резко отодвинул Наташу в сторону и решительно вошел в спальню. Катя и Нюшка укрывали Лизу единственным одеялом. Карелин с нежностью глядел на жену, но, заметив, что ее ресницы дрогнули, нахмурился, и лизины зеленые глаза увидели высокомерное, грозное и бледное лицо, сурово сдвинутые брови и пренебрежительно сжатые губы.

Когда Карелин заговорил, в его тоне не было и намека на любезность. Он раз за разом твердил, что эта прогулка казалась ему глупой, и Николашка расплатится с лихвой за свое сумасбродство. Лиза просила мужа не наказывать слугу, поскольку он ни в чем не виноват, но князь был непреклонен, и Кате пришлось вмешаться в разговор, прося Александра не разговаривать с женой таким тоном. Карелин раздосадованно повернулся к ней.

- Мне кажется, Катя, ты так же предана новой хозяйке, как и Николашка, – недовольно сказал он.

- Верно, батюшка, – подтвердила служанка, – предана, даже если ты накажешь меня за это...

- Довольно глупостей, не возись около нее, а займись-ка лучше едой.

Лиза с каким-то странным чувством смотрела, как Александр выходит из комнаты. Все вокруг казалось ей сном, и как сон вспоминала она пережитые недавно сцены: белую равнину, вой волков, близкую смерть; высокого, статного человека, спрыгнувшего с коня, а потом руки Александра, прижимавшие ее к своей груди, его губы, его горячие, страстные поцелуи.

Александр подозвал Николашку, и тот рассказал ему, как все произошло, раз за разом повторяя, что говорила Лиза, и как настойчиво она стремилась спасти его. Карелин слушал слугу с серьезным и задумчивым выражением лица. В его глазах тенью промелькнула боль: Лиза сказала, что жизнь ей безразлична, что она предпочла бы смерть. Но вот Александр тряхнул головой, и его зрачки снова полыхнули темным огнем, казалось, пожиравшим его душу. Он достал из карманов пригоршню монет и протянул их слуге.

- Вот, возьми, – тихо сказал он, – это от барыни. Она считает, что вместо кнута ты заслуживаешь награды... Потом, когда ей станет лучше, пойдешь к ней и поцелуешь руку. Она благодарна тебе за твою преданность... – Карелин взглянул на Николашку, наклонился к нему и положил руку ему на плечо: – Я тоже благодарен тебе, спасибо, – закончил он и отвернулся, чтобы скрыть свои истинные чувства от глаз изумленного слуги.




***




Катя от души обрадовалась, увидев, что Лиза полностью пришла в себя после вчерашнего ночного кошмара и даже разрумянилась. Она потрогала ее ноги, чтобы убедиться, что опасность паралича миновала, и ласково пожурила:

- Зачем ты это сделала, матушка?

- Я до смерти боялась гуляний, Катя, – призналась та.

- Вчера гулянья закончились рано... А барин-то как напугался за тебя!

- И сильно он встревожился? – спросила Лиза, проявляя живейший интерес.

- Дюже сильно, матушка. Он был так зол, так зол на горемычного Николашку.

- И что он ему сделал?

- Ничего... Ты все еще думаешь, что барин может быть жестоким с таким старым слугой, как Николай? Оно конечно, барин вспыльчивый, но широкой души человек и добрый, чисто дите. Разве ты не замечаешь этого, когда спишь с ним, и он тебя обнимает?

Лиза зарделась от смущения. Она утонула в нахлынувшей волне печали, удовольствия и изумления. Неожиданно она ощутила необузданное, почти неукротимое желание увидеть Александра, слышать его голос и смотреть на него, сидящего рядом с ней.

- Позови Нюшку, – попросила Лиза, – я встану... и спущусь к завтраку. Я отлично себя чувствую, и мне незачем лежать в кровати.

Однако в столовой Лиза нашла только Наташу, мужа там не было. Маслова сказала, что Александр уже позавтракал вместе с ней и уехал осматривать свои владения.

Второй разговор женщин не отличался особой любезностью. Наташа говорила об Александре как о какой-то вещи, в большей степени принадлежащей ей, хотя бы из-за ее преданности и привязанности к нему. В ответ Лиза невольно задела Наташу, заметив, что Катя тоже прислуживала Карелину, но не унижалась, как другие, вызывая тем самым отвращение. Не обращая внимания на эти слова, Маслова попыталась объяснить Лизе, что она была не только работником, но и советчиком и близким, любимым другом Александра.

Этот разговор мог закончиться серьезной ссорой, если бы его не прервал неожиданно вернувшийся домой Карелин. Отослав Наташу под предлогом описи имущества, Александр остался наедине с женой.

- Как я вижу, тебе, к счастью, стало лучше. Не думал, что ты так рано встанешь, – пробормотал он, стараясь казаться безразличным.

Лиза не ответила, и только посмотрела на мужа, словно желая убедиться, что он по-прежнему чужой для нее, но слишком живы и свежи в душе и теле были жаркие воспоминания о его ласках. Лиза глядела на Александра, удивляясь тому, что не замечала раньше, какой он статный, сильный и поистине красивый, не видела, что было нечто чарующее даже в следах ярости, поселившейся в зрачках его глаз, даже в напускном холодном безразличии, с которым он обращался с ней.

- Чудесная погода сегодня, – продолжил Карелин. – Если ты и в самом деле поправилась, мы могли бы съездить в село, повидаться с попом и доставить радость бедным простолюдинам, познакомив их с новой хозяйкой. Я собирался ехать один, но если это не слишком обременит тебя, то...

- Конечно, едем, я только приведу себя в порядок, – ответила Лиза.

- Ты и так хорошо выглядишь. Я не люблю ждать.

- Это не займет много времени. Я только поднимусь наверх и надену шубу... если можно...

- Конечно... а также позавтракай. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли что-нибудь.

- Николашка, – позвал слугу Карелин, – запрягай тройку самых лучших лошадей. Править сам буду... Нюшка, нечего барыне наверх таскаться. Неси ей шубу, меховую шапку и рукавицы не забудь, – строго наказал он.

- В селе одни мужики, – обратился Карелин к Лизе, подумав, что и без того был слишком любезен по отношению к жене. – Даже поп, и тот от сохи... да и все мы здесь такие, кроме тебя, конечно... ты, должно быть, смотришь на нас, как на ватагу дикарей. Потому и уехала вчера. Тебя пугают наши гулянья, так ведь?

- Я плохо помню то единственное, на котором была, – ответила Лиза с расстановкой, глядя Александру прямо в глаза. Карелин покраснел и вызывающе улыбнулся сжатыми губами. Он быстро подошел к жене и, грубо схватив ее за руки, зло процедил сквозь стиснутые зубы:

- Полагаю, у тебя будут более пагубные воспоминания о той ночи, поскольку знаю, что ты испытываешь ко мне лишь презрение и отвращение. Ладно, как тебе известно, той ночью я воспользовался своими супружескими правами, как смогу воспользоваться ими в любой момент, пока царь не разорвет связывающие нас узы, нравится тебе это или нет. – В глазах Карелина мелькнула тень, но в голосе звучала неудержимая страсть, когда он продолжил: – Если бы я хотел, то мог бы сжать тебя сейчас в своих объятиях. И до крови зацеловать твои губы... мог бы побить тебя, как бьет свою законную жену любой мужик... но не бойся, больше я не войду в твою спальню, чтобы донимать тебя своими ласками. Каким бы дикарем я не был, я понимаю, как мучительно для тебя принадлежать одному человеку, в то время как ты любишь другого...

Лиза побледнела, став белее полотна, и высвободилась из сильных рук мужа, оставивших болезненные синяки на ее запястьях. Сам не зная почему, Карелин получал удовольствие от собственной черствости, бессердечно и сурово разговаривая с женой.

- Я должен упрекнуть тебя в том, что ты была неискренна со мной... Что тебе нужно было для спасения отца? Пригоршня рублей? Я с удовольствием дал бы их тебе и без этого фарса и обмана!

- Я не взяла бы от тебя подачку! – с вызовом ответила Лиза и бросилась вверх по лестнице, а Карелин остался стоять на месте, крепко сжав кулаки. Его гнев растворился в боли, и он с грустью подумал:

- Ненависть! Только ненависть может быть между нами!

Лиза вбежала в комнату, и Катя принялась утешать ее, ласково нашептывая на ухо слова, которыми хотела осушить горячие слезы, текущие по бледному лицу несчастной девушки.

- Барин-то наш любил тебя, – тихо приговаривала она, – да что там любил, обожал. Уж мне ли этого не знать! Сколько раз он называл тебя своей королевной, своей маленькой мучительницей! А с какой любовью выращивал он цветы, чтобы послать их тебе с любовными письмами!

- Замолчи, Катя! – грустно попросила Лиза, перестав утирать слезы.

- Да неужто ты не знала, что он тебя любил? – удивленно спросила Катя. – Может, словами-то он и не решался сказать, а в письмах-то...

Лиза встала и отошла от старушки. Прежняя злость уступила место незнакомой тревоге и чувству вины. Может, Карелин был прав, говоря, что его подло обманули.

Но Лизе не удалось обдумать все, как следует. Сначала постучался Николай и сказал, что барин ждет ее у дверей дома, чтобы ехать в село, а следом вошел слуга и принес завтрак.

- Барин сказал, чтобы ты поела, матушка... он не уедет без тебя, подождет.

- Поешь, матушка, поешь, – мягко, но настойчиво убеждала Катя. – Будет лучше, если ты его порадуешь.

- Ты имела в виду, если я подчинюсь! – с горькой иронией поправила служанку Лиза.

- Это всё одно, матушка. А в селе-то как все будут рады видеть тебя. Почитай уже годков сорок в Карелинке нет настоящей хозяйки. – Она смущенно потупила взор, словно устыдившись какого-то старого воспоминания. Глаза Лизы, с неожиданным любопытством смотревшие на служанку, заметили какую-то странную тень, пробежавшую по преждевременно состарившемуся, морщинистому лицу Кати. Ей захотелось узнать, что Катя имела в виду, и та пояснила:

- Последней хозяйкой поместья была бабушка нашего барина. Матушка-то его, та крестьянка, у которой отобрали сына, и мечтать не могла стать княгиней Карелиной. Батюшка его крут был нравом и обходился с ней ой как жестоко. Все считали, что ее убили, да только не так это... ругать ее ругали, обзывали по-всякому, бывало, поколачивали... – внезапно Катя осеклась и замолчала, и Лиза поняла, что отчего-то ей очень больно, и она страдает.

- Она умерла, когда Александр был совсем еще ребенком, правда? – спросила Лиза.

- Чисто так, матушка.

- Какая странная история, Катя. А от чего она умерла?

- Пока она была жива, теперешний барин-то наш, Александр Павлович, не мог стать князем, вот она и умерла. Ведь на какую только жертву не способна мать ради дитятки... Да ты ешь, матушка, ешь, а то завтрак, поди, остыл совсем, – заохала Катя.

Лиза поняла, что Катя больше ничего не скажет, и в полном молчании послушно принялась за еду.

Немного погодя, она, не говоря ни слова, уже сидела вместе с мужем в санях. Александр так же молча взял вожжи и взмахнул кнутом, направляя горячую тройку рысаков в белоснежные поля. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу в узких санях и укрыв ноги одной овчиной. Лиза неосознанно наслаждалась ощущением тепла и защищенности, сидя рядом с мужем и чувствуя прикосновение к себе его крепкого, мускулистого тела. Она невольно вспомнила слова Кати и подумала о любви этого человека, обернувшейся теперь ненавистью, о злости, и еще подумала о том, что вряд ли она сможет оправдаться.

- Александр, – тихо начала она, – я думаю, ты прав, говоря о подлости и обмане. Ты стал жертвой моих родных. Я не пытаюсь оправдаться, но хочу сказать, что меня тоже обманули. Я даже не предполагала, что ты думал, будто я тебя любила, ведь мы с тобой обменялись едва ли дюжиной слов. Мне сказали, что ты со всем согласен...

Карелин вздрогнул, как от ожога. Его приводила в ярость сама мысль о том, что Лиза думала, будто ему было безразлично, что она встречалась с другим мужчиной, прежде чем кинуться в его объятия. Глаза Александра полыхнули диким огнем, но он ничего не сказал жене, а Лиза уже не помнила своих ужасных слов, опрометчиво высказанных Карелину в порыве отчаяния, и спокойно продолжала:

- Прости меня. Я понимаю, что сейчас уже поздно говорить об этом, но я хочу, чтобы те недели или месяцы, что мы проживем вместе, были для нас как можно менее неприятными... мне хотелось бы кое-что объяснить тебе...

- Объясняй, только побыстрее! – ледяным голосом резко выкрикнул Александр.

- Я не догадывалась, что мы разорены, и узнала об этом последней. Я любила бедного и не видела препятствий к тому, чтобы стать его женой, поскольку рассчитывала на свой личный капитал. Я любила его с детства… В тот день, когда я впервые увидела тебя, он приходил просить моей руки… Я знала, что папá желал мне только счастья, но маман помешала Федору зайти к нему… она ухитрилась отдалить его от меня. Затем они с братом стали перехватывать его письма и не давали мне поговорить с ним. А потом тяжело заболел папá, и я отгородилась от всего, словно находясь в кругу боли, отчаяния, разочарования… и тоски. Маман рассказала мне о тебе, но так, что я подумала, что мы могли бы пожениться и спокойно жить, потому что ты не станешь требовать от меня больше того, что я могла тебе дать. Мое сердце не входило в договор. Я была готова быть послушной женой… Теперь ты понимаешь?

- Понимаю, – глухо пробормотал Карелин.

- Возможно, наивно было думать, что ты собирался дать нам так много за такую малость, но я ни о чем не думала. Я позволила им убедить меня. Остальное ты знаешь. Сейчас ты ненавидишь меня, потому что я разрушила твои мечты, но, надеюсь, выслушав мой рассказ, ты простишь меня. – Лиза устало закрыла лицо руками после тяжелого признания, а Александр с трудом сдерживал порыв сжать ее в своих объятиях и поцелуями осушить ее слезы, просочившиеся сквозь дрожащие пальцы. Сила воли, в конце концов, восторжествовала, и Александр почти спокойно ответил:

- Вытри слезы и успокойся. Жаль, что мы не смогли поговорить и объясниться до свадьбы. Теперь я понимаю, почему ты обращалась со мной, как с мужиком и ненавидела меня.

- Сейчас я уже не ненавижу тебя, – робко сказала Лиза.

- Значит, все не так уж плохо. Мы будем терпимее относиться друг к другу. – Не глядя на жену, Карелин подхлестнул лошадей, заставляя их бежать резвее. Лиза опустила голову. Сидя рядом с мужем, она чувствовала его таким близким и таким далеким. Такой близкой и далекой кажется нам звезда, когда мы смотрим на ее отражение в воде.

Село было совсем маленьким и бедным, почти на грани нищеты. Старые, покосившиеся бревенчатые хаты распластались под тяжестью снега, и среди них петляли протоптанные в снегу тропинки. Несмотря на стужу, все крестьяне ждали у дверей своих халуп и низко, в пояс, кланялись проезжавшей мимо них княжеской чете. Тройка остановилась, добравшись до небольшой деревенской площади, перед которой возвышалась церквушка. Сбоку к церквушке прилепился старый, обветшавший домишко. Пройдя под аркой между церковью и домом, Карелин и Лиза попали во внутренний прямоугольный двор.

- Добро пожаловать, – радушно поздоровался поп, выходя им навстречу. Он благословил княгиню и пригласил зайти в дом, заметив мимоходом, что супруга Александра была молодой и прекрасной, как ангел.

Поп был высоким и худощавым, с седой, как снег, бородой, умными, живыми глазами и сердечной, ласковой улыбкой. Своей благоговейностью и простотой манер он мало отличался от любого малороссийского крестьянина. Лиза с болью смотрела на его поношенную рясу и бедную обстановку. Поп говорил о надежде, которую вселял в него приезд Карелина на эти заброшенные много лет назад земли, и князь рассеянно пообещал помочь беднякам и выписать из Киева лекаря.

- С этой минуты не Наташа, а княгиня станет присылать пожертвования и раздавать милостыню, батюшка, – предупредил он священника. – А если Вы пожелаете встретиться с Катей, пришлите кого-нибудь за ней.

- Лучше приходите к нам, батюшка, – пригласила попа Лиза, и растроганный старичок радостно согласился.

Когда Лиза пила чай, оставшись с Карелиным наедине, она несказанно удивилась, увидев злость в глазах Александра.

- Почему ты бросил карелинских крестьян на произвол судьбы? – спросила мужа Лиза.

- Матушка родила меня здесь, – возбужденно ответил он, – и эти самые крестьяне мучили ее, чтобы угодить барину. Поп не имел к этому никакого отношения, он даже не знал ее.

На следующий день священник воспользовался приглашением и пришел в Карелинку. Катя вышла ему навстречу.

- Я не захотела спускаться в село, – испуганно сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они одни. – Я не решилась, батюшка, и ты знаешь, почему…

Лиза видела приход попа, и теперь остановилась, с удивлением слушая, о чем они шепчутся.

- Да что ты, никто и не признает в этой старушке прежнюю Катюшку. Старый барин многих из тех крестьян отослал отсюда, а другие померли. Кто сможет узнать в теперешней служанке мать Александра?.. Я смотрю, тебе лучше… Ты обрела спокойствие в душе?

- Я очень счастлива, батюшка. Из-за меня Александр ненавидит всех карелинских крестьян, и это единственное, что меня удручает… Но я не больше чем служанка рядом с ним, я не могу сказать ему правду.

Скрывая свои чувства, Лиза подошла к ним. Она гостеприимно усадила священника поближе к огню и снова предложила свою помощь. Кликнув Нюшку, она велела ей подавать чай и сладости, а сама заставила Катю сесть вместе с ними за стол и выпить чаю.

- Александр сказал мне, что в Карелинке все мы крестьяне, Катя, и я тоже одна из них. Доставь мне удовольствие обращаться с тобой… как с родной.

- Ты очень добрая, матушка, – растроганно прошептала Катя, выполняя ласковый наказ Лизы. В эту секунду вошел Карелин, разрушив очарование возникшей, было, близости. Он поздоровался с попом, и Катя поспешно вышла.

- Во дворе я увидел Вашего кучера, батюшка, дьякона Александра, – сказал он, – и, естественно, подумал, что Вы беседуете здесь с хозяйкой. Я рад, что нашел вас здесь обоих. Я собираюсь сообщить вам, чтобы вы не строили излишних планов. Завтра утром мы переезжаем в Николаевку.
 
Рейтинг: +1 329 просмотров
Комментарии (2)
Светлана Казаринова # 1 мая 2018 в 19:40 0

50ba589c42903ba3fa2d8601ad34ba1e
Очень хорошо!
Вера Голубкова # 1 мая 2018 в 22:34 0
СПАСИБО ОГРОМНОЕ