Конфуз

7 августа 2017 - Владимир РУДОВ
            Зябликова обидели. И кто? Шмякина, гренадерского роста особа, ужасно безвкусная и некрасивая. Но – завлаб. И потому считавшая себя если не красавицей, то, во всяком случае, миловидной, а свой вкус – эталоном.
            Обидело же Зябликова высокомерие Шмякиной. Он имел первую категорию, с отличием окончил институт. Ну, а если бы без категории? Если бы даже не окончил? Как бы то ни было, но чувствовал себя человек, общаясь со Шмякиной, тлей самой распоследней. Держалась она так постоянно, и Зябликов не выдержал, взорвался.
            − Что дает вам право на подобное поведение? – бросал своей обидчице раскаленные слова Зябликов. – Вы крупный специалист? Кто поверит, − тот дурак. Может, вы ставите себе в заслугу, что ваш дядя народный артист? Но при чем здесь вы? Вы не Софи Лорен, хотя, я убежден, на меньшее не соглашаетесь. Вы не то, что Софи Лорен, вы, скорее, наоборот.
            Последнее, Зябликов понимал, было жестоко, но не он первый начал. Он только отдавал должок. За себя, за Патрикова, за Ишачкину. За всех униженных и оскорбленных.
            Лицо Шмякиной покрылось пятнами. Она хватала ртом воздух и умоляюще смотрела на Зябликова.
            Как вы сами понимаете, проговорил это Зябликов мысленно. Потому что до пенсии ему ого-го как далеко, но дело даже не в этом. Неудобно. Внешне внутренний монолог Зябликова
проявился покраснением его обычно бледного лица.
            История со Шмякиной произошла на прошлой неделе, а вчера Зябликова снова обидели. На этот раз Шинников, руководитель группы. Зябликов забыл проставить на чертеже размер, так он как разорался! Мерзопакостная, нужно сказать, личность. И не только по мнению Зябликова. Людей, которые ниже его по должности, ни во что не ставит. Зато сам в присутствии вышестоящих тише воды, ниже травы. Брюки первого роста, и те тогда по земле волокутся.
            Все это Зябликов Шинникову и выдал. И про брюки не забыл. Но снова, как вы понимаете, мысленно. Потому что до пенсии ему ого-го как далеко, но дело даже не в этом. Неудобно. Внешне внутренний монолог Зябликова проявился покраснением его обычно бледного лица.
            А сколько еще обижали Зябликова. Людям  (не всем, не всем, тут Зябликов был объективен) дай только почувствовать твою слабость. Будут жать до тех пор, пока не согнут так, что больше не выпрямишься.
            Сейчас Зябликов пришел на прием к начальнику отдела Глухову. По поводу буклета к юбилею института. Сказал: "Здравствуйте". Будто в пустоту.
            − Что у тебя? – наконец спросил Глухов.
            − Буклет, − ответил Зябликов, и обида захлестнула его. Не на такой прием он  рассчиты-
вал. Десять инстанций обегал, чтоб оформить буклет, две недели после работы оставался…
            Начальник отдела взял буклет, повертел его в руках.
            − Шрифт какой-то, − скривил он губы.
            − Как обычно в таких случаях, − защищался Зябликов.− Я интересовался.
            − И цвет… неудачный буклет, − протянул Глухов. – Видно, что  без души сделан.
            − Я десять инстанций обегал,− с дрожью в голосе произнес Зябликов, - две недели после
работы оставался…
             − Значит, что-то хотел иметь с этого, − невозмутимо заметил начальник.
             − От мертвого осла уши! − выкрикнул вдруг Зябликов.
             − Ты смотри, − удивленно вскинул глаза на подчиненного Глухов, − смелый
какой выискался!
             − Я не выискался, − срывающимся голосом возразил Зябликов. – Я в отделе работаю
восемь лет.  Это вы без году неделя.
            − Да ты еще и умный, − ехидно прищурился Глухов.
            − А почему вы мне тыкаете? – неожиданно взвизгнул Зябликов (не мысленно, а самым настоящим образом). – Что дает вам право так вести себя? Вы крупный специалист? Кто поверит, − тот дурак. Может, вы ставите себе в заслугу, что ваш дядя народный артист? Но при чем здесь вы? Вы не Софи Лорен, хотя, я убежден, на меньшее не соглашаетесь. Вы не то, что Софи Лорен, вы, скорее, наоборот.
            Лицо начальника отдела покрылось пятнами. Он даже привстал со стула.
            − Что ты несешь? – растерянно спросил Глухов. – Какой дядя? При чем здесь Софи Лорен?
            − Подчиненные для вас ничто, − не в силах остановиться, продолжал Зябликов. – А сами перед начальством тише воды, ниже травы. Брюки первого роста, и те тогда по земле волокутся.
            Громадная фигура Глухова возвысилась над столом. Он смотрел на Зябликова сочувствующе.
            − На-ка, выпей, − протянул  начальник стакан с водой. − И успокойся. А то городишь про какие-то брюки. Видно, переутомился с этим буклетом. Иди отдохни хорошенько. Все-таки столько инстанций обегал, после работы прихватывал. Вот и сказалось.
            Зябликов сник. Он выпил предложенную воду и вышел из кабинета. Подобного конфуза с ним еще не случалось. А ведь ему было что сказать начальнику, не раз проговаривал мысленно. И не в усталости дело, а, видно, слишком долго молчал. Вот в голове все и перепуталось.
 
 
 
 

© Copyright: Владимир РУДОВ, 2017

Регистрационный номер №0392904

от 7 августа 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0392904 выдан для произведения:             Зябликова обидели. И кто? Шмякина, гренадерского роста особа, ужасно безвкусная и некрасивая. Но – завлаб. И потому считавшая себя если не красавицей, то, во всяком случае, миловидной, а свой вкус – эталоном.
            Обидело же Зябликова высокомерие Шмякиной. Он имел первую категорию, с отличием окончил институт. Ну, а если бы без категории? Если бы даже не окончил? Как бы то ни было, но чувствовал себя человек, общаясь со Шмякиной, тлей самой распоследней. Держалась она так постоянно, и Зябликов не выдержал, взорвался.
            − Что дает вам право на подобное поведение? – бросал своей обидчице раскаленные слова Зябликов. – Вы крупный специалист? Кто поверит, − тот дурак. Может, вы ставите себе в заслугу, что ваш дядя народный артист? Но при чем здесь вы? Вы не Софи Лорен, хотя, я убежден, на меньшее не соглашаетесь. Вы не то, что Софи Лорен, вы, скорее, наоборот.
            Последнее, Зябликов понимал, было жестоко, но не он первый начал. Он только отдавал должок. За себя, за Патрикова, за Ишачкину. За всех униженных и оскорбленных.
            Лицо Шмякиной покрылось пятнами. Она хватала ртом воздух и умоляюще смотрела на Зябликова.
            Как вы сами понимаете, проговорил это Зябликов мысленно. Потому что до пенсии ему ого-го как далеко, но дело даже не в этом. Неудобно. Внешне внутренний монолог Зябликова
проявился покраснением его обычно бледного лица.
            История со Шмякиной произошла на прошлой неделе, а вчера Зябликова снова обидели. На этот раз Шинников, руководитель группы. Зябликов забыл проставить на чертеже размер, так он как разорался! Мерзопакостная, нужно сказать, личность. И не только по мнению Зябликова. Людей, которые ниже его по должности, ни во что не ставит. Зато сам в присутствии вышестоящих тише воды, ниже травы. Брюки первого роста, и те тогда по земле волокутся.
            Все это Зябликов Шинникову и выдал. И про брюки не забыл. Но снова, как вы понимаете, мысленно. Потому что до пенсии ему ого-го как далеко, но дело даже не в этом. Неудобно. Внешне внутренний монолог Зябликова проявился покраснением его обычно бледного лица.
            А сколько еще обижали Зябликова. Людям  (не всем, не всем, тут Зябликов был объективен) дай только почувствовать твою слабость. Будут жать до тех пор, пока не согнут так, что больше не выпрямишься.
            Сейчас Зябликов пришел на прием к начальнику отдела Глухову. По поводу буклета к юбилею института. Сказал: "Здравствуйте". Будто в пустоту.
− Что у тебя? – наконец спросил Глухов.
− Буклет, − ответил Зябликов, и обида захлестнула его. Не на такой прием он  рассчиты-
вал. Десять инстанций обегал, чтоб оформить буклет, две недели после работы оставался…
            Начальник отдела взял буклет, повертел его в руках.
− Шрифт какой-то, − скривил он губы.
− Как обычно в таких случаях, − защищался Зябликов.− Я интересовался.
− И цвет… неудачный буклет, − протянул Глухов. – Видно, что  без души сделан.
− Я десять инстанций обегал,− с дрожью в голосе произнес Зябликов, - две недели после
работы оставался…
− Значит, что-то хотел иметь с этого, − невозмутимо заметил начальник.
            − От мертвого осла уши! − выкрикнул вдруг Зябликов.
− Ты смотри, − удивленно вскинул глаза на подчиненного Глухов, − смелый
какой выискался!
− Я не выискался, − срывающимся голосом возразил Зябликов. – Я в отделе работаю
восемь лет.  Это вы без году неделя.
− Да ты еще и умный, − ехидно прищурился Глухов.
            − А почему вы мне тыкаете? – неожиданно взвизгнул Зябликов (не мысленно, а самым настоящим образом). – Что дает вам право так вести себя? Вы крупный специалист? Кто поверит, − тот дурак. Может, вы ставите себе в заслугу, что ваш дядя народный артист? Но при чем здесь вы? Вы не Софи Лорен, хотя, я убежден, на меньшее не соглашаетесь. Вы не то, что Софи Лорен, вы, скорее, наоборот.
            Лицо начальника отдела покрылось пятнами. Он даже привстал со стула.
            − Что ты несешь? – растерянно спросил Глухов. – Какой дядя? При чем здесь Софи Лорен?
            − Подчиненные для вас ничто, − не в силах остановиться, продолжал Зябликов. – А сами перед начальством тише воды, ниже травы. Брюки первого роста, и те тогда по земле волокутся.
            Громадная фигура Глухова возвысилась над столом. Он смотрел на Зябликова сочувствующе.
            − На-ка, выпей, − протянул  начальник стакан с водой. − И успокойся. А то городишь про какие-то брюки. Видно, переутомился с этим буклетом. Иди отдохни хорошенько. Все-таки столько инстанций обегал, после работы прихватывал. Вот и сказалось.
            Зябликов сник. Он выпил предложенную воду и вышел из кабинета. Подобного конфуза с ним еще не случалось. А ведь ему было что сказать начальнику, не раз проговаривал мысленно. И не в усталости дело, а, видно, слишком долго молчал. Вот в голове все и перепуталось.
 
 
 
 
 
Рейтинг: 0 382 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!