Ходим и пьём, пьём и ходим.

1 сентября 2016 - Юрий Алексеенко

На пересечении трамвайных маршрутов №8 и №9 сдохла крыса. В двух кварталах от места происшествия, у дома № 3, Некрасовского переулка на профилированном заборе, в метре от пыльного куста крупно черешковой сирени сидела кошка и умывалась. Она только что вернулась с будничного путешествия вдоль трамвайным рельс и выглядела усталой, обозлённой и изголодавшейся.

Чуть поодаль ребристого забора, по пыльной грунтовой дороге, в направлении к пересечению трамвайных линий шёл кинолог Курвяткин и Варенкин, известный среди ресторанной братвы специалист по приготовлению жареных куропаток. Оба были навеселе. У каждого в руке по ополовиненной полторашке пива. Они шли, хлебали его глотками и мечтали. Каждый о своём. Кинолог размечтался о собаках. Варенкин – о жене. Кошка, увидев двух, лупающих в небо глаза , бросила умываться, зевнула, облизнулась и мяукнула.

Варенкин, обернувшись на кошачий зов, сказал:

- Оот, блин, не повезло. Кошка на заборе – это к встрече с крысами. Как увижу кошку, так обязательно дохлятина на дороге попадётся. Не комфортно как-то получается, Иван Васильевич, дерзко и своенравно. Сколько раз мне говорила жена – не ходи пьяным по рельсам, нет же – иду и пью алкогольно. Безобразие, инцидентное –я, а не человек.

- А по мне всё равно – кошка, крыса… Важно, что у меня пиво в руках и никто собак на трамвайных линиях не забижает. – Вставил Курвяткин.

Замолчали. Идут, пылят и хлебают пивко. У пересечения трамвайных линий маршрутов №8 и №9 остановились.

- Ну что я говорил, вот она – крыса, - Указывает пальцем Варенкин на распластавшееся между рельс тело павшего живородящего животного. - Предчувствия у меня - как мордой об стол, не зря эта тварь мяукнула. Кошка – это всегда предвестник какой-нибудь гадости.

- Да на кой оно нам надо – крыса, не крыса, – тянет за рукав Курвяткин Варенкина. – Пошли водку жрать. Тут до кафешки Жорика – не далеко. За угол свернуть и в трёх шагах от побеленной хаты – поильня с "кондёром", местная, прохладная, жорикова.

Варенкин покачал головой и почесал затылок. Ему страсть как захотелось выпить «Путинки». Он любил только её одну и больше ничего другого не признавал.

- А ты знаешь, Курвяткин, в чём разница между женой и дохлой крысой ? - Спросил он.

- Да на кой оно мне надо разгадывать кто лучше – жена, крыса… Для меня всё едино – что баба, что животное… пойдём лучше водкой жизнь приветствовать.

- Ни черта ты, Курвяткин, не понимаешь в семейной жизни. Видно, мал ещё рассуждать о таких серьёзных вещах, как супружество. Не каждому дано семьянино, по-поварски мыслить. Я хоть на нюх после женитьбы стал не тот, но до сих пор по запаху чую, какую клиенту куропатку пожарить. Мне тока ему в собачьи глаза посмотреть и я вижу, что этой сволочи перчить не надо, а больше соли в тушку вкладывать или слегка пережарить, чтоб этот бездельник насытился и булькать водку начал по-чёрному – прибыль заведению множить .

- Да ну тебя, - махнул рукой Курвяткин. – А что эта семейная жизнь ? Придёшь, допустим, домой запоздно – жена сидит на кухне и сверлит тебя глазищами, нос шмыгает… Сухота… Вот то ли дело – твоя куропатка… В ней весь сок жизни. Разломишь её – так и течёт, так и струится. Серебристо струится…

Курвяткин замолчал. Отхлебнул из полторашки ещё пару глотков пива. Потом говорит:

- Мне жутко интересно: почему ты решил сравнить свою жену с дохлой крысой, а не с кошкой или, допустим, с собакой. Мне, например, иногда твоя жена овчарку напоминает. Зайдешь, бывало к тебе на опохмелье в субботу, раненько и спросишь: « Где мой друг, Варенкин ?» Она пасть откроет: и лает, лает… . Уши закладывает.

Варенкин хотел что-то вякнуть злобно в ответ, но Курвяткин продолжал, не переставая, монотонно, нудно молоть, что попало:

- Фу, ты… душно-то, как… влажность без градусника - все 90 процентов. Так и сшибает пот с морды. И вообще зачем мы прёмся по центру дороги. Солнце палит, влажность бесится, а мы неоправданно потеем. Неправильно это, совсем не правильно… Пойдём водку жрать…

Наконец воображение у Курвяткина нашло паузу в монологе Варенкина и высказалось:

- Когда ты научишься семейных людей уважать ? Я рангом тебя выше. Имею, так сказать, семейные погоны. У меня ответственность перед обществом за выращивание жены. Придёт ко мне, к примеру, с утрица общество и спросит: какого чёрта, ты кинолог о жене не заботишься ? А я и скажу: потому что дохлых крыс по дорогам наплодили. Шагу негде ступить, везде мертвяки валяются… Отбивает это от семейной жизни. Выхолащивает её. Вот сегодня, даст Бог приду домой рано и буду видеть не её в фартуке у плиты, а дохлую крысу. А кто в этом виноват ? Общество. Это то самое общество, которое дозволяет на водку и пиво цены повышать и всех покупателей в магазинах угрюмить...

- Ээээ, брат, это ты врёшь, у тебя не погоны, семейные, а обычные лычки, ефрейторские, на плечах, не доскакал ты ещё до офицерских семейных погонов… Кишка тонка. Скажи, жена тебя бьёт по мордахе за пьяный вид… ?

- Бывает и бьёт… - погрустнел Варенкин. - Каждую субботу после пятничной пьянки вставляет. Свыкся. Она мне подзатыльник, а я ей – спасибо, дорогуша за обучение. А как ещё реагировать на мордобой ? Жить-то семейно хочется.

Варенкин вздохнул, грустно улыбнулся. На лбу у него выступили капельки пота, они блестели на солнце и пучились, казалось, ещё немного из лица хлынут потоки липкой воды, как из брандспойта.

- Вот и крыса тоже свыклась со своей участью, - говорит он. - Сдохла посередь трамваев и ни гу-гу. И что думаешь мир после этого лучше стал ? Семейнее ? Ничуть. Как был сволочной, таким и остался. Жёны по прежнему дерутся, мужья квасят пиво.

Курвяткин снял с левой ноги сандаль и вытряхнул камешки.

- Будь ты не ладно… Все пятки изранил каменьями… С самого пляжа тащу их в себе. Корчусь от неудобства, но тащу… Не зря говорят мы, мужики – народ терпеливый. А вот баба, чуть камушек каснётся под ступню, сразу пищать начинает, как эта крыса. Думаю, сдохла от того, что много на себя брала. Голосила и голосила, тут трамвай шёл и приговорил её… Добазлалась.

Отхлебнув ещё пива, Варенкин крякнул.

- Не я всё таки не согласный с тем, что крыса сдохла… Категорически против. Ей бы жить да жить…, - замечтал он. – Крыса – меньше бабы в десятки раз, но мне её жальче, чем ту кошку на заборе. Вот, блин, кошка жива, злобится от счастья, а эта лежит и тлеет. Несправедливо и затхло. Давай кошку ту спымаем и посадим рядом, пусть посмотрит на образец жизненной несправедливости.

- Варенкин, да ну её, эту кошку… Брось ! Пошли к «Жорику» водки напьёмся…

- Пошли…сначала помянём крысу…, а потом напьёмся.

Регистрационный номер №0353055

от 1 сентября 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0353055 выдан для произведения: На пересечении трамвайных маршрутов №8 и №9 сдохла крыса. В двух кварталах от места происшествия, у дома № 3, Некрасовского переулка на профилированном заборе, в метре от пыльного куста крупно черешковой сирени сидела кошка и умывалась. Она только что вернулась с будничного путешествия вдоль трамвайным рельс и выглядела усталой, обозлённой и изголодавшейся.

Чуть поодаль ребристого забора, по пыльной грунтовой дороге, в направлении к пересечению трамвайных линий шёл кинолог Курвяткин и Варенкин, известный среди ресторанной братвы специалист по приготовлению жареных куропаток. Оба были навеселе. У каждого в руке по ополовиненной полторашке пива. Они шли, хлебали его глотками и мечтали. Каждый о своём. Кинолог размечтался о собаках. Варенкин – о жене. Кошка, увидев двух, лупающих в небо глаза , бросила умываться, зевнула, облизнулась и мяукнула.

Варенкин, обернувшись на кошачий зов, сказал:

- Оот, блин, не повезло. Кошка на заборе – это к встрече с крысами. Как увижу кошку, так обязательно дохлятина на дороге попадётся. Не комфортно как-то получается, Иван Васильевич, дерзко и своенравно. Сколько раз мне говорила жена – не ходи пьяным по рельсам, нет же – иду и пью алкогольно. Безобразие, инцидентное –я, а не человек.

- А по мне всё равно – кошка, крыса… Важно, что у меня пиво в руках и никто собак на трамвайных линиях не забижает. – Вставил Курвяткин.

Замолчали. Идут, пылят и хлебают пивко. У пересечения трамвайных линий маршрутов №8 и №9 остановились.

- Ну что я говорил, вот она – крыса, - Указывает пальцем Варенкин на распластавшееся между рельс тело павшего живородящего животного. - Предчувствия у меня - как мордой об стол, не зря эта тварь мяукнула. Кошка – это всегда предвестник какой-нибудь гадости.

- Да на кой оно нам надо – крыса, не крыса, – тянет за рукав Курвяткин Варенкина. – Пошли водку жрать. Тут до кафешки Жорика – не далеко. За угол свернуть и в трёх шагах от побеленной хаты – поильня с "кондёром", местная, прохладная, жорикова.

Варенкин покачал головой и почесал затылок. Ему страсть как захотелось выпить «Путинки». Он любил только её одну и больше ничего другого не признавал.

- А ты знаешь, Курвяткин, в чём разница между женой и дохлой крысой ? - Спросил он.

- Да на кой оно мне надо разгадывать кто лучше – жена, крыса… Для меня всё едино – что баба, что животное… пойдём лучше водкой жизнь приветствовать.

- Ни черта ты, Курвяткин, не понимаешь в семейной жизни. Видно, мал ещё рассуждать о таких серьёзных вещах, как супружество. Не каждому дано семьянино, по-поварски мыслить. Я хоть на нюх после женитьбы стал не тот, но до сих пор по запаху чую, какую клиенту куропатку пожарить. Мне тока ему в собачьи глаза посмотреть и я вижу, что этой сволочи перчить не надо, а больше соли в тушку вкладывать или слегка пережарить, чтоб этот бездельник насытился и булькать водку начал по-чёрному – прибыль заведению множить .

- Да ну тебя, - махнул рукой Курвяткин. – А что эта семейная жизнь ? Придёшь, допустим, домой запоздно – жена сидит на кухне и сверлит тебя глазищами, нос шмыгает… Сухота… Вот то ли дело – твоя куропатка… В ней весь сок жизни. Разломишь её – так и течёт, так и струится. Серебристо струится…

Курвяткин замолчал. Отхлебнул из полторашки ещё пару глотков пива. Потом говорит:

- Мне жутко интересно: почему ты решил сравнить свою жену с дохлой крысой, а не с кошкой или, допустим, с собакой. Мне, например, иногда твоя жена овчарку напоминает. Зайдешь, бывало к тебе на опохмелье в субботу, раненько и спросишь: « Где мой друг, Варенкин ?» Она пасть откроет: и лает, лает… . Уши закладывает.

Варенкин хотел что-то вякнуть злобно в ответ, но Курвяткин продолжал, не переставая, монотонно, нудно молоть, что попало:

- Фу, ты… душно-то, как… влажность без градусника - все 90 процентов. Так и сшибает пот с морды. И вообще зачем мы прёмся по центру дороги. Солнце палит, влажность бесится, а мы неоправданно потеем. Неправильно это, совсем не правильно… Пойдём водку жрать…

Наконец воображение у Курвяткина нашло паузу в монологе Варенкина и высказалось:

- Когда ты научишься семейных людей уважать ? Я рангом тебя выше. Имею, так сказать, семейные погоны. У меня ответственность перед обществом за выращивание жены. Придёт ко мне, к примеру, с утрица общество и спросит: какого чёрта, ты кинолог о жене не заботишься ? А я и скажу: потому что дохлых крыс по дорогам наплодили. Шагу негде ступить, везде мертвяки валяются… Отбивает это от семейной жизни. Выхолащивает её. Вот сегодня, даст Бог приду домой рано и буду видеть не её в фартуке у плиты, а дохлую крысу. А кто в этом виноват ? Общество. Это то самое общество, которое дозволяет на водку и пиво цены повышать и всех покупателей в магазинах угрюмить...

- Ээээ, брат, это ты врёшь, у тебя не погоны, семейные, а обычные лычки, ефрейторские, на плечах, не доскакал ты ещё до офицерских семейных погонов… Кишка тонка. Скажи, жена тебя бьёт по мордахе за пьяный вид… ?

- Бывает и бьёт… - погрустнел Варенкин. - Каждую субботу после пятничной пьянки вставляет. Свыкся. Она мне подзатыльник, а я ей – спасибо, дорогуша за обучение. А как ещё реагировать на мордобой ? Жить-то семейно хочется.

Варенкин вздохнул, грустно улыбнулся. На лбу у него выступили капельки пота, они блестели на солнце и пучились, казалось, ещё немного из лица хлынут потоки липкой воды, как из брандспойта.

- Вот и крыса тоже свыклась со своей участью, - говорит он. - Сдохла посередь трамваев и ни гу-гу. И что думаешь мир после этого лучше стал ? Семейнее ? Ничуть. Как был сволочной, таким и остался. Жёны по прежнему дерутся, мужья квасят пиво.

Курвяткин снял с левой ноги сандаль и вытряхнул камешки.

- Будь ты не ладно… Все пятки изранил каменьями… С самого пляжа тащу их в себе. Корчусь от неудобства, но тащу… Не зря говорят мы, мужики – народ терпеливый. А вот баба, чуть камушек каснётся под ступню, сразу пищать начинает, как эта крыса. Думаю, сдохла от того, что много на себя брала. Голосила и голосила, тут трамвай шёл и приговорил её… Добазлалась.

Отхлебнув ещё пива, Варенкин крякнул.

- Не я всё таки не согласный с тем, что крыса сдохла… Категорически против. Ей бы жить да жить…, - замечтал он. – Крыса – меньше бабы в десятки раз, но мне её жальче, чем ту кошку на заборе. Вот, блин, кошка жива, злобится от счастья, а эта лежит и тлеет. Несправедливо и затхло. Давай кошку ту спымаем и посадим рядом, пусть посмотрит на образец жизненной несправедливости.

- Варенкин, да ну её, эту кошку… Брось ! Пошли к «Жорику» водки напьёмся…

- Пошли…сначала помянём крысу…, а потом напьёмся.

Алиментщик

Извините, это психбольница ? Нет, это штаб кандидата.

Рейтинг: 0 336 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!