Рецепт

Штурман эскадренного миноносца «Советский комсомолец» капитан-лейтенант Николай с отчеством Николаевич, которого все просто зовут Коль-Колич трясется в помятым временем маршрутном ПАЗике по разбитой, будто после вражеской бомбардировки дальневосточной грунтовке.

В кюветах по сторонам фронтовой рокады светятся замученные скелеты военных автомобилей, которые потерпели здесь аварию. Вдали в дымке иероглифов виднеются острова Поднебесной, которые благоухают сакурой, сакэ и рисовыми лепешками.

Безмятежный офицер, словно раскрытый цветок лотоса в храме истины, свой тернистый путь держит из бухты Разуваевка в штаб бригады разнородных сил на медленно плетущейся автоколымаги. Старый автобус, при переключениях коробки передач хрипло рычит на подъемах, как дворняжка у конуры.

Юдоль печали, где служит Николай, на берегу скалистого залива Стрелок в Приморье называется поселок Семеновка, но Коль-Колич зовет это место «Николаево-Семеновское». Любимые начальники каплея расположились на склоне лысой сопочки в поселке Промысловка, за лихой нрав прозванным Техасом.

Добро бы офицер ехал за делом, а то за зря - получать очередную начальственную вздрючку за то, что сделал, а еще видимо за то, что пока еще не сделал. Прозвище он имеет - Барабанщик, потому что многое ему в службе было по барабану. В экипаже про него говорят кратко: Николаич мужик не плохой, но носит свою трезвость в кармане парадной тужурки.

В пути, на одной из остановок, в пыльный автобус на костяных ногах с кучей сеток входит сгорбленная старушка. По виду осыпающийся божий одуванчик. Поставив поклажу на пол, засушенная бабушка вытирает нос указательным пальцем. Поправляет сбившиеся седые кудри, которые блестят и сияют, словно нимб вокруг головы. Грустная бабушка, с изношенной морщинистой кожей, шевеля губами, начинает скромно мяться на передней площадке. Хватаясь за поясницу, возится со своей поклажей в безразмерных авоськах, при этом издавая различные звуки, как расстроенное пианино.

- Ох-хо-хо… ах-ха-ха… Прости меня матерь божья, заступница!

Наш каплей, как и положено воспитанному офицеру флота почтительно встает с липкого сиденья и уступает пожилому человеку свое сидячее место вдоль прохода.

- Ох-хо-хо… Господи, спаси и сохрани! Спасибо тебе, сынок! Дай бог тебе здоровья, чтоб девки любили, и триппера не было, - ощупав недоверчивым взглядом молодого офицера, благодарит, вся пропахшая аптекой, бабушка.

Смачно чвакнув о кожаное сиденье геморроидальной попой, словно в бане старушка сидя продолжает издавать из утробы тела те же старческие, скрипучие звуки. Пассажиры автобуса, уткнувшись в окна автобуса, демонстративно не обращают на неё никакого внимания. Коль-Колич, от скуки пытаясь как-то развлечь себя и отвлечь пожилого человека от бездонной грусти, шкодно оглядывается вокруг себя. Нагибается и легонько трогает локоть старушки.

- Как жизнь, бабушка? - спрашивает он, будто его черт под локоть толкает.

- Ой-е-ей… Кому жись, а кому помирай и ложись, - старушка, спустив по-домашнему головной платок и обнажив сосульки своих седых волос, начинает говорливо шуршать костяшками костей. - Плохо, отец мой, очень плохо!

- Что ж такое, бабушка? Болезни замучили? - с библейским отношением к старшим, уважительно продолжает интересоваться Коль-Колич.

- Господи, боже мой! – старушка, продолжая причитать, приподнимает пергаментные, как у черепахи веки. - В мои года болезни не нужны - само болит, - хитровато взглянув на офицера болезненным взором из-под глубоко упрятанных под костлявыми надбровьями мелких стертых глаз, бабушка продолжает стонать «на публику». - Всё болит, сынок… ах-ха-ха… Старость не радость - молодость не жизнь! - в переводе со старческого это означает «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет!». - Вся шея болит и ноги ломит. Так и ломит, так и ломит! Сил уж больше нет терпеть, - общительно продолжает старушка, радуясь, что можно кому-то «поплакаться».

- Говорите, поясница болит? – не унимается Коль-Колич.

- Ась? - бабушка нервно дергает плечом и сморкается в краешек головного платка.

- Спрашиваю, где болит?

- Да, да, господи-батюшка, отец небесный, истинно спину кочевряжит, - торопливо шепчет глухоговорливая старуха. - Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй и сохрани нас.

- Пройдет матушка, пройдет. Не обращайте внимания, – успокаивает каплей и мудро добавляет флотскую присказку. - Что приносит прилив, с легкостью уносит отлив!

- Дай бог, чтоб прошло, касатик, но все равно, в голову стреляет, будто кто-то по ней чугунком бьет. Так и ухает! И тут болит, - пожилой человек начинает «бить на жалость», почувствовав к себе интерес, и показывает на впалую, как обрезная доска, грудь. - И здесь тоже, - это уже в районе поясницы.

- Мм… Дети то есть? Что ж не помогут?

- Есть, конечно, есть. Как же без детей, этих цветов жизни? Зачем пенсия, зачем заботы, как не для них и внуков? - задает себе риторические вопросы старушка. - Правда, далече живут, все недосуг им чертенякам навестить старую мать, но я их не забываю, помогаю. Мы теперь, родители должны не только детей на ноги поставить, но и внучков довести до пенсии.

- А водку, настоянную на свежем помете молодого бурундука, не прикладывали к больному месту? - с незаметной улыбкой на влажных с похмелья устах спрашивает Коль-Колич.

- Ась? - опять не вдумываясь в слова флотского обалдуя, переспрашивает божье создание

- Чтобы образовалось море надо много волн, а чтобы вылечиться - нужно лечиться, - опять неожиданно для себя Коль-Колич выдает очередной свой философский перл. - Народными средствами лечиться пробовали?

- Да, да, касатик… пыталась. Попытка - не пытка, как говорил мне сват, работавший в свое время в «там, где надо», но ничего не помогает, батюшка. Бог свидетель! Ох-хо-хо… Грехи наши земные, - бабушка продолжает стонать и как бы жаловаться всем пассажирам автобуса. - И бобровым салом пробовала, и скипидаром смачивала. Нет никакого проку.

Разнокалиберные пассажиры автобуса кто сочувственно качает головой, кто продолжает демонстративно смотреть в пыльное окошко, показывая своим видом, мол, мы до вашей старости, бабушка с такой жизнью не доживем. «Уйдем вечно молодыми!» Наклеенные около водителя девчонки из японского календаря, красующиеся на берегу Тихого океана в том, в чем их мать родила бесстыже пялятся своими сосками на пассажиров автобуса. Они, сладострастно улыбаясь, своим видом показывают контрастность нашей удивительной жизни.

- Отвар лопухов, зверобоя и мятного чабреца пили? – участливо, с не поддельной заинтересованностью, продолжает «доставать» старушку каплей, искоса бросая похотливые взгляды на «картинки».

- И лопухи, и крапиву и бог его знает, что прикладывала, пила и ела. Черти что делала, спаси и помилуй меня, царица небесная! – не замечая взглядов окружающих, сокрушается бабка. - Все это, как мертвому припарки. Ничего не помогает, родимый. Господь, сохрани нас от всяких болезней… Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие!

- В бога-то веруете, бабушка? Не сомневаетесь ли?

- Верую. Однако не очень. Раньше лучше верила.

- Что ж так слабо? В бога надо верить, бабушка! Без бога и корабль не плывет и прыщ на попе не вскочит.

- Сколько лет не исповедовалась батюшка, что уж теперь с богом то заигрывать?

- Небось, в жизни хорошо погрешили?

- Ась?

- Говорю, в жизни погрешили от души?

- Эх, батюшка, один бог без греха! – загадочно отвечает лукавая старушка и, закашлявшись, продолжает. - На все воля божья, батюшка! Уж как нам-то без грехов. Э-хе-хе! Нам без грехов нельзя… Господи, спаси и помилуй! - бабушка не торопясь, как бы разглаживает не существующие складки на юбке и дальше шамкает беззубым ртом. - Грех - это хорошо! Он тоже от бога! Не было бы грехов, то и отмаливать бы нечего было. Покаяние приходит с грехом, оттого и грех богоугоден, - старушка проста как черенок саперной лопаты.

- Знаю, бабушка - увы, сам грешен, - поддакивает офицер, вспоминая свою беспорядочную половую жизнь. - Не согрешив - не покаешься, не покаявшись - не спасешься! - Коль-Колич начинает умничать. - А вы в церкви у батюшки бываете? - опять с флотской заботой и участием спрашивает кап-лей бабушку, пытаясь хоть чем-то помочь человеку. - Каетесь?

- Редко, сынок, как-то недосуг. Суета наша человеческая замучила. Прости царица небесная! - бабка легким постаныванием подтверждает, что слаба в вере.

- Плохо это, бабушка. Не по-божески. С богом надо мирно жить! Не будет его в душе, там сразу же диявол поселится. Не поддавайтесь ему, боритесь с ним! - молодой офицер-коммунист, как деревенский батюшка начинает «петь» бабушке.

- Это верно, - вздыхает старушка, - но не забывай, убьешь своих демонов, умрут и ангелы, - мудро изрекает бабушка.

- Крещеная? – опять спрашивает офицер.

- Ась? - будто не слышит, переспрашивает старушка.

- Крестик, то хоть есть?

- Конечно. Правда, в пшкатулке лежит, зять у меня партейный, косится.

- Вынь, матушка, вынь и носи. Чего же его взаперти держать, грех это бесстыдница. Не гневи бога, мать, не гневи. Вынь и на грудь одень, как положено, пусть греет душу. Может и болячек меньше будет! А заодно необходимо бы попробовать вам настой крещеной водички.

- Ми-лай! Что за настой такой? Подскажи, век благодарна буду, - просит бабка, а сама торопливо шепчет забытую молитву. - Господи, Иисусе Христе… Сыне божий помилуй нас… Пресвятая троица, заступись за нас.

- Рецепт очень простой, народный, - Николай наклоняется ближе к седой головке бабушки и начинает ей лилейно, как акафист «петь» на ухо. - Берете у батюшки в божьем храме литр чистой крещеной воды. Приносите домой и добавляете в него девять капель медицинского спиртика. Все в течение часа тщательно перемешиваете по часовой стрелке и ставите в темное место в холодильник. Можно в чулан, но, накрыв крышечкой, – офицер делает многозначительную паузу и заглядывает в глаза старушки. - На следующее утро, обязательно разболтав, не торопливо и не пережевывая, выпиваете натощак этот литр залпом или, в крайнем случае, за два три присеста. Ждите полчаса, ну, а потом господь досмотрит.

- Что-то я в толк не возьму, мил человек, - перебивая, спрашивает бабушка, задумчиво глядя на офицера со своего сиденья. - Где взять спирта-то? - глаза бабки затуманиваются.

- Как где? В аптеке! - Коль-Колич продолжает бесплатную «ярмарку советов».

- А дальше, человек хороший? Пошто дальше? – не чувствуя стеснения нетерпеливо спрашивает божье создание, поправляя свой головной платок, сбившийся на ухо.

- Не торопи, матушка, не торопи. Торопливость нужна при ловле блох, - Коль-Колич по-флотски воспитывает старушку и убедительно продолжает. - Должно помочь. Надо вначале почувствовать общее облегчение, - черт, сидя на его левом плече, начинает довольно посмеиваться.

Последние слова флотского чудика бабушке так нравятся, что она начинает сопеть, как тульский самовар. Народ в автобусе потихонечку балдеет от этого незатейливого дорожного диалога. К разговору «сладкой» парочки начинает прислушиваться не только народ в салоне автобуса, но и любопытная дальневосточная природа, которая за окном раскинулась на красивейших сопках. Зеленая флора фауны, заглядывая в окна, удивляется - Вот, вояка, складно буравит! Вот, стервец, дает! Это надо же такое придумать!

- Матерь Божья, заступница! Спаси и сохрани! А если это не поможет, милай? - мудро, но с внутренним сомнением спрашивает бабка, не обращая внимания на окружающих.

- Ну, тогда, бабушка, все сделайте с богом… наоборот!

Старушка, судорожно дернувшись, не поверив поскользнувшейся в голове догадки, искренне изумляется и тихо со страхом ойкает. Начинает таять на глазах, растерянно хватаясь за грудь, которая повисает под кофтой, как парус без ветра.

- О-споди! Как? - с детской непосредственностью спрашивает бабка.

- Да очень просто - литр спирта на девять капель святой воды, - просто, на полном серьезе советует ей Барабанщик, в который раз оправдывая свое прозвище.

- Батюшка мой! Царица небесная! Да ты что? Христос с тобой! Я столько спирта не выпью! - испуганно вздрагивает старушка и обескуражено роняет авоськи из рук.

Пассажиры автобуса начинают грохотать обильным гомерическим смехом на все Приморье. Как же нам жить без хохота?