ГлавнаяПрозаЮморЮмористическая проза → ЕРОФЕЙ СОЧИНЯЕТ СТИХИ

ЕРОФЕЙ СОЧИНЯЕТ СТИХИ

14 февраля 2015 - Андрей Кузнецов
article271511.jpg
И  чем  я  только  не  занимался  в  своей бурной  праведной  жизни!…   И  дрова  пилил,  и куриц  у бабки  Секлетеи   пас,  и, чтобы  поддержать реформы  Горбачёва,  горелыми  лампочками  у  метрА  торговал!  И  с братьями  нашими  меньшими  общался  -  банда  карликов- рекетиров  постоянно  трясла  мою  тётку  на  рынке, что крупными семечками   торгашила!  Перевёртывали   тётю  вверьх  ногами  и   трясли,  пока  все деньги с  неё  на  землю  не  выпадут,  такие  вот!    На  стрелку  с  ними    даж   ездил,  одного    мелкого  из  рогатки  подстрелил,  было   такое  дело,  да-а!…  А тут  стихи пришлось  сочинять  с  этими,  как  их,   ети  мать…    с  рихмами!

А  дело  было  так.

 Вы  уже  знаете,  что  я  поступил  работать  на  рекламную  фирму.  И меня взяли  старшим  меньджером заведовать отделом  печатной  листовошной   рекламы. Трое  моих  младших   манагеров,  они   что?..  Так, бродят  себе  по  городу  и  лепят  листовки  везде,  где  можно:  на заборах,  на  сараях,  на гаражах и  даже  на  помойках,  где  бак.  Про  что  реклама?  А  так,  про  всяку  хрень. Чего  закажут.  Надысь,  к  примеру,  рекламировали   доильный  аппарат  центробежного  действия  для  самцов  коз.  Из  их предмета  доения    мазь  или  микстуру  делают  против  дриблинга…  или   дряблинга...    ну,  не важно. Это когда  у  томных  женщин  бальзачного  возраста,  что  у  южных   морей   на  подстилках  валяются,  на  бёдрах   такие выпуклые  ямочки  проступают,   а из-за  ямок   к  ним  курортные  мачи    уже  не  и пристают,  а мимо  идут,  и  в  кулак  зевают.  Во,  вспомнил,   не дряблинг,  а  целюлоз   называется! Козлиный  спертазоид  им   на  такое   неровное  бедро   очень благчинно  действует — вогнутости  кожи  обратно  выпукиваюся,  дамочки  довольны. 

Но не  в том дело.

Врывается тут   в  мой  кабинет  наш  хозяин фирмы,  Макар  Ильич, глаза с  пять  рублей,  злой,  как чёрт,  орёт,  как  Зейс –громовержец,  из  греческой  метрологии:
 -Ты что ж, сивый глаз,  расстудытт   твою наперекосяк,   што ж со  мной  делаешь?  Где рекламный  заказ  на  таблеты   против  зачатия?..

 Я,  вот  вам крест,  с  испугу чуть  в  штаны  не пустил -  так орал!  С  применением  матерных терминов …  что   вот,  мол,   заказ  горит,   а я,  между  тем    сижу и   ни ухом,  ни   рылом,  ни     другой    частью   лица не  шевЕлю.   А  неустойку  в  сорок  тыщь  будет  Пушкин платить?

 По  заказ –то  я знал.  Но   сам  его  поручил   исполнять мому  сподчинённому,   Ваське  Брыськину,  отменному,  скажу  вам,   стихоплёту…  Этот  мог  на   любой  продухт  пиграмму  писать   в  паэмном  виде   –прямо   мандрилл...  тоись,  не,  мадригал,  конечно.

 Но  Васька,  дурья  башка,   чё-то  слопал  нетребное  из  сетевого  супмаркера   « Пятая  точка»,  типа   ливерного  сервелада,  иль   другое  несвежее,   и уже  третий  день   диарействовал.   На  унитазе  прямо  так и   ночевал,  в  тувалет  из семейных никого  не  впускал,  закрылся  на  ключ,  и  сидит,   результатами  истекает…    Ево   тёща,  не  привыкши  к  комфорту  ночных  ваз  с  ручкой,   обещала  Ваську  убить.  Но  не  в  том  дело.

 

Заказчик, оказывается,   поручил  нашей  фирме  срекламировать   ровным  стихом  противозачатные  таблетки   глотального  назначения. Так,   одной   тальянской  фирмы,   ноу –хеу   аптечное …   Названием  «Верденпулло». Это   название  я   уж вам  точно  назвал,    не  обшибся, Потому  что  на  всю  жисть  его  запомнил.  Запомнишь  тут,  когда    шеф   меня уже  в   инфарт   вгонял,  орал,  как   умалишенец  какой.

 Тот  заказчик  оплатил  заказ  наперёд,   сто  сорок  тыщ,  двойная  плата  за стихотворный   вариант.  Неустойка  по  договору — сорок  тыщ.  Завтра  нужно  на всех  заборах   клеить.  А  Васька на  унитазе  животом  бурчит…  А  из  меня  поэт,   как  из известного  мягкого вещества – пуля.   Ситуацыя…

 Ильич  повелел мне самому за  Ваську  стихотворную листовку  сочинить,  причём так,  чтоб  было складно,  тоись,  в  рихму.  Ну,  примерно  как Александр  Семёныч  Пушкин  писал,  или    Андрей  Евтушенский.  Раз  я  начальник,   подчинённый   мой на блютене,  то   как хошь  тужься,  а  стих роди,  иначе   могу остаться  без места.

 Шеф  ушёл,  а  я  взял бумагу   с  ручкой,   и  стал  прикидывать стих,  чтоб  хоть  какой  -то  вышел. Долго мучился  и  извёл  цельную  упаковку  бумаги  для  принтера — всё не получалось,  чтоб  складно  читалось.

 К  концу дня   всё-таки  родил нечто:

 Пейте девушки таблетки 
«Верденпуллом»  тех,  что  звать,
Сможете  давать  бойфрендам  без проблем 
Чтобы   не родить чево
 
Но  Макар Ильичу этот  вариант   чёй-то   не  глянулся.  Он,  конечно,  уже  сердешных  капель  напился,  утих,  сел и  мне так,  жалисно  в  ухо молвит:

.
-Ерофеюшка!   Ты   в детстве  стихи  в  школе  учил? Знаешь, что  такое  вообще — стих?

 -Учил,  -грю.  -Но  ни  одного  не  вспомню. Вы школьное  хотели  сюды  запузырить? Но  там  не  совсем  про  таблетки  зачатия ,  как  знаю.

-Агнию Барту помнишь?  Стихи про бычка.
-А-а,  про бычки  в томате?  Как-то помню,  но…  не совсем шибко.

 -Ерофеюшка!  В  каком  томате?  Едритт  твою  в  пляс,  шо ж ты  такой  у нас   такой … уникальный — то,   на  мою  больную голову свален,  а?  Наберут  по  объявлению,  а  потом кричи «караул»!  Эти стихи с детства все  знают!  Бери  ручку  и  пиши сюда:

 Идёт бычок,  качается,
Вздыхает  на  ходу:
-Ох,  доска  кончается,
Сейчас  я упаду.

 -И что?- спрашиваю я шефа,  записав. – Причём  здесь  таблетки   «Верденпулло»? Ну раз ты  бык,   и  видишь,  что доска  короткая,  можешь  рухнуть, так  зачем  судьбу  испытывать! Простое  ж  дело…
Макар  Ильич стал багроветь,  за  леву грудь  уже  схвативши,  и мне с  одышкой,  шелепечет:

-Открой  окно…   и налей…  с  графину  воды,  капли накапать! –  а  потом  в  свой  раскрытый  кабинет гаркнул:

-Марья  Моревна!  (Это  наша секлетарша, полюбовница  его) -будь  добра,  корвалолу  мне  пузырёк  сюда!-  Та  пулей  всё  принесла  и накапала,  подаёт  Ильичу.
Выпил  шеф  корвалол, рукавом   привычно занюхал,  и  мне снова:

 -Ерофеюшка! Ты  видишь,  как надо  писать  стихи?  В стихе  главное —  это рифма! Нет  рифмы -  нет  стиха.
Глянь,  как  конечные  слова строчек идут:
«качается- кончается».  «на ходу- упаду». 
Окончания  слов  должны быть не тока со смыслом  стиха,  но  ещё  и  музыкально  созвучны. Это  понятно?

-Как  не понять,  -отвечаю. – Ясно,  как день.
-Рифма, — далее  говорит,- это  как колесо  у машины.  Замени  одно колесо, к  примеру, подушкой -  куда  машина   поедет? 

 -Ясно дело — никуда, — отвечаю.  А  сам  всё   не  понимаю,  к  чему он  клонит?

 -А  ещё, Ерофеюшка,  в  стихе  должен быть   размер.  По звуковому  сочетанию строк.  Например,  первая и  третья — одной  длины,  вторая  и четвёртая – другой. И  никакой  смысел стиха  этого несответствия   не  скомпенсирует. Стих  должон  быть гармонично  компактным! И   словами в строчки   упакован,  ты  меня  слышишь,  змей  летучий,  -упакован   в похожие  по  размеру  строчки,  а  строчки  должны быть  уложены  в строфы  одного  формата! Строфы  содержания  разного, а формат  их  в  стихе   должен  быть един!  Как окошки в  приличном доме!

  Я  ему:
 -А  Вы  что,  на  паэта  где  учивши были?  Сочинятельствовали раньше? –Он  мне :

-Я, говорит, — в пятом  классе   на  уроке  литературы    не мух  ловил,   а учителя  слушал.  Во всех учебниках там было  написано,  что  такое  стих,   и  с  чем  ево  едят. Про  рифмы,  размеры…

-Э-э,- говорю,  а  вот   в   пятом-то   классе  я  как раз  и   не  учился!

 -Тебя что,   в  четвёртом   из  школы  выперли?-  шеф  мне  ехидно  так.

 -Да нет, -говорю, — я ж   вундеркиндером    был тогда.  Меня сразу  из  третьего  в шостый класс  перевели. Я тогда  мог  много чево.  Индегалы  в  уме  складал,  числы  множил  в  голове  непомерные, дробя  решал…  квадратный  трёхчлен  мог  в  круглый  одночлен одним  махом…

 -Во как?  — удивился  Ильич — И  чёж ты  теперь  не  в Академии наук,  друг  мой  сиволапый?

 -А-аа, — говорю, так...   -Оказия  вышла.  В седьмом  классе  полез  на крышу  Москву  смотреть  по   недомыслию.  Москва –то  от  нашей  деревни  в  130  км  была,  чёрт её  один увидит,  а  я  подумал,  что  смогу.  А  у  меня там   крыша поехала…

 -У тебя   поехала?- удивился  Ильич.

-Да не  моя крыша,  -отвечаю. – лист железа  на  крыше дома  своего  батя  гвоздями не закрепил,  забыл  по привычной   нетрезвости.  Тот  лист  со  мной  так и  поехал книзу,  как  я  на  него  был  взобравши.  Полетел  я  потом  вниз,  о кучу  конского  навоза  головой  сильно вдарился. 

 -Это  что ж,  у  вас  лошади-то…   кирпичами,  штоль,  сра… зу  какали? -Ильич  снова дивится.

 -Тяжеловозы  у  нас были в  хозяйстве, -  говорю. -Владимирские. У  них  вообще  там…  всё тяжёлое  было.  И  это тоже.
Посля  того  удара   что-то  с памятью  моей  стало. Способности  пропали.  Буквы  потом  все  заново  учил.  А  глаза с  тех  пор круглыми стали. Удивительными, тоись.  Школу потом  восьмилетнюю  вечернюю заканчивал… Всё ж, хоть и неполное, но  зато  очень  среднее  образование получил!   А  стихами  сильно не  увлекался.  Потому даж не  знаю,  как  мне теперь  эту  «Верденпулло»  в  рихму  заключать. Талант вроде   есть,  а  способностев –никаких.  Руководить  вот  могу…

 -Мда-а-а,  мутант   ты у  нас,  Ероха,  однакось. –Ильич, задумавщи,  потом долго  сидел.  Потом  мне так  тихо:

 -Вот  что.  Уже  поздно, рабочий  день  закончился. Иди-ка  ты  домой… под крышу  дома  своего. Я  сам  попробую что- либо срифмовать.  И секлетарше   потом крикнувши:

 -Марья  Моревна! Позвони в  типографию,  чтоб на  ночь пару печатников  тормознули.  Заказ  им привезём.  И  Федьку,  моего  водилу,   чаем  с бутербродами напои,  он  заказ  ночью повезёт.  Потом  мне:

 - А ты иди,  иди!..  Аминалон пей!   Для  памяти...

Ушёл я  с  тяжёлым  сердцем. Типа, как там  Ильич   стихоложеством  за  меня с  Васькой   заниматься  будет?

А утром   пошёл помойку  выносить,  смотрю  на  баке – наша  свежая  листовка  уже  клеена.  А  в  ней  такие  стихи:

Чтобы  ветром  не  надуло
Нежелательных детей
Пейте, дамы, «Верденпулло»,
И  любите — без  затей!

Да уж!  Шеф  у  нас способностями  блеснул!  Пушкина,  можно  сказать,  за  пояс засунул!  Талант,  знаете ли…  почесть,  даром  пропадает.

 

© Copyright: Андрей Кузнецов, 2015

Регистрационный номер №0271511

от 14 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0271511 выдан для произведения: И  чем  я  только  не  занимался  в  своей бурной  праведной  жизни!…   И  дрова  пилил,  и куриц  у бабки  Секлетеи   пас,  и, чтобы  поддержать реформы  Горбачёва,  горелыми  лампочками  у  метрА  торговал!  И  с братьями  нашими  меньшими  общался  -  банда  карликов- рекетиров  постоянно  трясла  мою  тётку  на  рынке, что крупными семечками   торгашила!  Перевёртывали   тётю  вверьх  ногами  и   трясли,  пока  все деньги с  неё  на  землю  не  выпадут,  такие  вот!    На  стрелку  с  ними    даж   ездил,  одного    мелкого  из  рогатки  подстрелил,  было   такое  дело,  да-а!…  А тут  стихи пришлось  сочинять  с  этими,  как  их,   ети  мать…    с  рихмами!

А  дело  было  так.

 Вы  уже  знаете,  что  я  поступил  работать  на  рекламную  фирму.  И меня взяли  старшим  меньджером заведовать отделом  печатной  листовошной   рекламы. Трое  моих  младших   манагеров,  они   что?..  Так, бродят  себе  по  городу  и  лепят  листовки  везде,  где  можно:  на заборах,  на  сараях,  на гаражах и  даже  на  помойках,  где  бак.  Про  что  реклама?  А  так,  про  всяку  хрень. Чего  закажут.  Надысь,  к  примеру,  рекламировали   доильный  аппарат  центробежного  действия  для  самцов  коз.  Из  их предмета  доения    мазь  или  микстуру  делают  против  дриблинга…  или   дряблинга...    ну,  не важно. Это когда  у  томных  женщин  бальзачного  возраста,  что  у  южных   морей   на  подстилках  валяются,  на  бёдрах   такие выпуклые  ямочки  проступают,   а из-за  ямок   к  ним  курортные  мачи    уже  не  и пристают,  а мимо  идут,  и  в  кулак  зевают.  Во,  вспомнил,   не дряблинг,  а  целюлоз   называется! Козлиный  спертазоид  им   на  такое   неровное  бедро   очень благчинно  действует — вогнутости  кожи  обратно  выпукиваюся,  дамочки  довольны. 

Но не  в том дело.

Врывается тут   в  мой  кабинет  наш  хозяин фирмы,  Макар  Ильич, глаза с  пять  рублей,  злой,  как чёрт,  орёт,  как  Зейс –громовержец,  из  греческой  метрологии:
 -Ты что ж, сивый глаз,  расстудытт   твою наперекосяк,   што ж со  мной  делаешь?  Где рекламный  заказ  на  таблеты   против  зачатия?..

 Я,  вот  вам крест,  с  испугу чуть  в  штаны  не пустил -  так орал!  С  применением  матерных терминов …  что   вот,  мол,   заказ  горит,   а я,  между  тем    сижу и   ни ухом,  ни   рылом,  ни     другой    частью   лица не  шевЕлю.   А  неустойку  в  сорок  тыщь  будет  Пушкин платить?

 По  заказ –то  я знал.  Но   сам  его  поручил   исполнять мому  сподчинённому,   Ваське  Брыськину,  отменному,  скажу  вам,   стихоплёту…  Этот  мог  на   любой  продухт  пиграмму  писать   в  паэмном  виде   –прямо   мандрилл...  тоись,  не,  мадригал,  конечно.

 Но  Васька,  дурья  башка,   чё-то  слопал  нетребное  из  сетевого  супмаркера   « Пятая  точка»,  типа   ливерного  сервелада,  иль   другое  несвежее,   и уже  третий  день   диарействовал.   На  унитазе  прямо  так и   ночевал,  в  тувалет  из семейных никого  не  впускал,  закрылся  на  ключ,  и  сидит,   результатами  истекает…    Ево   тёща,  не  привыкши  к  комфорту  ночных  ваз  с  ручкой,   обещала  Ваську  убить.  Но  не  в  том  дело.

 

Заказчик, оказывается,   поручил  нашей  фирме  срекламировать   ровным  стихом  противозачатные  таблетки   глотального  назначения. Так,   одной   тальянской  фирмы,   ноу –хеу   аптечное …   Названием  «Верденпулло». Это   название  я   уж вам  точно  назвал,    не  обшибся, Потому  что  на  всю  жисть  его  запомнил.  Запомнишь  тут,  когда    шеф   меня уже  в   инфарт   вгонял,  орал,  как   умалишенец  какой.

 Тот  заказчик  оплатил  заказ  наперёд,   сто  сорок  тыщ,  двойная  плата  за стихотворный   вариант.  Неустойка  по  договору — сорок  тыщ.  Завтра  нужно  на всех  заборах   клеить.  А  Васька на  унитазе  животом  бурчит…  А  из  меня  поэт,   как  из известного  мягкого вещества – пуля.   Ситуацыя…

 Ильич  повелел мне самому за  Ваську  стихотворную листовку  сочинить,  причём так,  чтоб  было складно,  тоись,  в  рихму.  Ну,  примерно  как Александр  Семёныч  Пушкин  писал,  или    Андрей  Евтушенский.  Раз  я  начальник,   подчинённый   мой на блютене,  то   как хошь  тужься,  а  стих роди,  иначе   могу остаться  без места.

 Шеф  ушёл,  а  я  взял бумагу   с  ручкой,   и  стал  прикидывать стих,  чтоб  хоть  какой  -то  вышел. Долго мучился  и  извёл  цельную  упаковку  бумаги  для  принтера — всё не получалось,  чтоб  складно  читалось.

 К  концу дня   всё-таки  родил нечто:

 Пейте девушки таблетки 
«Верденпуллом»  тех,  что  звать,
Сможете  давать  бойфрендам  без проблем 
Чтобы   не родить чево
 
Но  Макар Ильичу этот  вариант   чёй-то   не  глянулся.  Он,  конечно,  уже  сердешных  капель  напился,  утих,  сел и  мне так,  жалисно  в  ухо молвит:

.
-Ерофеюшка!   Ты   в детстве  стихи  в  школе  учил? Знаешь, что  такое  вообще — стих?

 -Учил,  -грю.  -Но  ни  одного  не  вспомню. Вы школьное  хотели  сюды  запузырить? Но  там  не  совсем  про  таблетки  зачатия ,  как  знаю.

-Агнию Барту помнишь?  Стихи про бычка.
-А-а,  про бычки  в томате?  Как-то помню,  но…  не совсем шибко.

 -Ерофеюшка!  В  каком  томате?  Едритт  твою  в  пляс,  шо ж ты  такой  у нас   такой … уникальный — то,   на  мою  больную голову свален,  а?  Наберут  по  объявлению,  а  потом кричи «караул»!  Эти стихи с детства все  знают!  Бери  ручку  и  пиши сюда:

 Идёт бычок,  качается,
Вздыхает  на  ходу:
-Ох,  доска  кончается,
Сейчас  я упаду.

 -И что?- спрашиваю я шефа,  записав. – Причём  здесь  таблетки   «Верденпулло»? Ну раз ты  бык,   и  видишь,  что доска  короткая,  можешь  рухнуть, так  зачем  судьбу  испытывать! Простое  ж  дело…
Макар  Ильич стал багроветь,  за  леву грудь  уже  схвативши,  и мне с  одышкой,  шелепечет:

-Открой  окно…   и налей…  с  графину  воды,  капли накапать! –  а  потом  в  свой  раскрытый  кабинет гаркнул:

-Марья  Моревна!  (Это  наша секлетарша, полюбовница  его) -будь  добра,  корвалолу  мне  пузырёк  сюда!-  Та  пулей  всё  принесла  и накапала,  подаёт  Ильичу.
Выпил  шеф  корвалол, рукавом   привычно занюхал,  и  мне снова:

 -Ерофеюшка! Ты  видишь,  как надо  писать  стихи?  В стихе  главное —  это рифма! Нет  рифмы -  нет  стиха.
Глянь,  как  конечные  слова строчек идут:
«качается- кончается».  «на ходу- упаду». 
Окончания  слов  должны быть не тока со смыслом  стиха,  но  ещё  и  музыкально  созвучны. Это  понятно?

-Как  не понять,  -отвечаю. – Ясно,  как день.
-Рифма, — далее  говорит,- это  как колесо  у машины.  Замени  одно колесо, к  примеру, подушкой -  куда  машина   поедет? 

 -Ясно дело — никуда, — отвечаю.  А  сам  всё   не  понимаю,  к  чему он  клонит?

 -А  ещё, Ерофеюшка,  в  стихе  должен быть   размер.  По звуковому  сочетанию строк.  Например,  первая и  третья — одной  длины,  вторая  и четвёртая – другой. И  никакой  смысел стиха  этого несответствия   не  скомпенсирует. Стих  должон  быть гармонично  компактным! И   словами в строчки   упакован,  ты  меня  слышишь,  змей  летучий,  -упакован   в похожие  по  размеру  строчки,  а  строчки  должны быть  уложены  в строфы  одного  формата! Строфы  содержания  разного, а формат  их  в  стихе   должен  быть един!  Как окошки в  приличном доме!

  Я  ему:
 -А  Вы  что,  на  паэта  где  учивши были?  Сочинятельствовали раньше? –Он  мне :

-Я, говорит, — в пятом  классе   на  уроке  литературы    не мух  ловил,   а учителя  слушал.  Во всех учебниках там было  написано,  что  такое  стих,   и  с  чем  ево  едят. Про  рифмы,  размеры…

-Э-э,- говорю,  а  вот   в   пятом-то   классе  я  как раз  и   не  учился!

 -Тебя что,   в  четвёртом   из  школы  выперли?-  шеф  мне  ехидно  так.

 -Да нет, -говорю, — я ж   вундеркиндером    был тогда.  Меня сразу  из  третьего  в шостый класс  перевели. Я тогда  мог  много чево.  Индегалы  в  уме  складал,  числы  множил  в  голове  непомерные, дробя  решал…  квадратный  трёхчлен  мог  в  круглый  одночлен одним  махом…

 -Во как?  — удивился  Ильич — И  чёж ты  теперь  не  в Академии наук,  друг  мой  сиволапый?

 -А-аа, — говорю, так...   -Оказия  вышла.  В седьмом  классе  полез  на крышу  Москву  смотреть  по   недомыслию.  Москва –то  от  нашей  деревни  в  130  км  была,  чёрт её  один увидит,  а  я  подумал,  что  смогу.  А  у  меня там   крыша поехала…

 -У тебя   поехала?- удивился  Ильич.

-Да не  моя крыша,  -отвечаю. – лист железа  на  крыше дома  своего  батя  гвоздями не закрепил,  забыл  по привычной   нетрезвости.  Тот  лист  со  мной  так и  поехал книзу,  как  я  на  него  был  взобравши.  Полетел  я  потом  вниз,  о кучу  конского  навоза  головой  сильно вдарился. 

 -Это  что ж,  у  вас  лошади-то…   кирпичами,  штоль,  сра… зу  какали? -Ильич  снова дивится.

 -Тяжеловозы  у  нас были в  хозяйстве, -  говорю. -Владимирские. У  них  вообще  там…  всё тяжёлое  было.  И  это тоже.
Посля  того  удара   что-то  с памятью  моей  стало. Способности  пропали.  Буквы  потом  все  заново  учил.  А  глаза с  тех  пор круглыми стали. Удивительными, тоись.  Школу потом  восьмилетнюю  вечернюю заканчивал… Всё ж, хоть и неполное, но  зато  очень  среднее  образование получил!   А  стихами  сильно не  увлекался.  Потому даж не  знаю,  как  мне теперь  эту  «Верденпулло»  в  рихму  заключать. Талант вроде   есть,  а  способностев –никаких.  Руководить  вот  могу…

 -Мда-а-а,  мутант   ты у  нас,  Ероха,  однакось. –Ильич, задумавщи,  потом долго  сидел.  Потом  мне так  тихо:

 -Вот  что.  Уже  поздно, рабочий  день  закончился. Иди-ка  ты  домой… под крышу  дома  своего. Я  сам  попробую что- либо срифмовать.  И секлетарше   потом крикнувши:

 -Марья  Моревна! Позвони в  типографию,  чтоб на  ночь пару печатников  тормознули.  Заказ  им привезём.  И  Федьку,  моего  водилу,   чаем  с бутербродами напои,  он  заказ  ночью повезёт.  Потом  мне:

 - А ты иди,  иди!..  Аминалон пей!   Для  памяти...

Ушёл я  с  тяжёлым  сердцем. Типа, как там  Ильич   стихоложеством  за  меня с  Васькой   заниматься  будет?

А утром   пошёл помойку  выносить,  смотрю  на  баке – наша  свежая  листовка  уже  клеена.  А  в  ней  такие  стихи:

Чтобы  ветром  не  надуло
Нежелательных детей
Пейте, дамы, «Верденпулло»,
И  любите — без  затей!

Да уж!  Шеф  у  нас способностями  блеснул!  Пушкина,  можно  сказать,  за  пояс засунул!  Талант,  знаете ли…  почесть,  даром  пропадает.

 
 
Рейтинг: +8 1045 просмотров
Комментарии (10)
Андрей Кузнецов # 15 февраля 2015 в 11:25 +2
Каждый имеет право на своё прочтение. Я не купюра в 5000 р, чтобы нравиться всем. Рассказу три года и он на трёх литсайтах вызвал лишь улыбку и аплодисменты. Потому его и опубликовал здесь. 690f3871980c181dc853f7b6fce4f48e Но критиковать никому не запрещено.
Лимонад Андрей Кузнецов. laugh
Прокофьева Александрина # 15 февраля 2015 в 11:54 0
ura super
Андрей Кузнецов # 15 февраля 2015 в 11:58 +1
Спасибо за понимание, Александриночка!))) 8ed46eaeebfbdaa9807323e5c8b8e6d9
Валентина Егоровна Серёдкина # 16 февраля 2015 в 08:03 0
Андрей, весёлые у вас персонажи! Творческих успехов! РАДОСТИ! 38
"ВАЛЕНТИНКА" В ЧЕСТЬ ЛЮБВИ!
Андрей Кузнецов # 16 февраля 2015 в 18:04 +1
v
Ивушка # 23 ноября 2015 в 10:33 0
hihi Мне понравилась эта смешная история.
Андрей Кузнецов # 23 ноября 2015 в 11:46 +1
Мне тоже. Спасибо! tanzy7
Ивушка # 20 июня 2018 в 08:18 0
надо полагать что герой ваш Ерофеевич
научился писать стихи
солнечного лета и вдохновения!
Андрей Кузнецов # 20 июня 2018 в 18:12 0
Спасибо, Ивушка! Да ни черта он не научился! Научился его начальник, а Ерофей упадал с крыши дома своего!))) 54f2dd4c6a9f614a0b77ae8acc61df9c