Ворон. Главы 3 и 4
18 апреля 2016 -
Александр Гребёнкин
С недавнего времени в обычно тихой квартире инженера Савелия Одинцова стала происходить шумная суета. Соседей будил плач ребенка, громкие возгласы мужчин, топот ног, а на балконе, под свежим ветром, покачивались тщательно выстиранные пеленки. Да и сам Одинцов изменился! Он посвежел, помолодел, и стал подниматься по лестнице совсем по-мальчишески, прыгая через ступеньку.
***
Отгудело, отгремело оркестрами шумное представление.
Монтадо откланялся и, ощущая мощный энергетический разрыв с публикой, тут же словно растворился в коридорах, спасаясь от неизбежных поклонников.
Какая там усталость! Мысль, мучившая мастера иллюзий с недавних пор, не давала ему отдыха и покоя. Хлебнув для подкрепления сил эликсира из разноцветной бутылки, маг, не обращая внимания на стук в дверь, накинул на себя черный плащ, и открыл замок. Тут же, с криками «господин артист», хлынула толпа, и застыла на пороге комнаты, изумленно шушукаясь, не замечая самого маэстро.
А тем временем Монтадо, немного сердито отстранив так и не увидевших его поклонников, смело зашагал по коридору, направляясь через дебри цирковых покоев к выходу.
Темно - синее ночное небо сияло разноцветными звездами, а огромная туча уже скрыла месяц, и постепенно накрывала взбудораженный цирком город с красными черепичными крышами. Город пропадал постепенно, укутываясь в черный бархат, лишь огни, да вспышки далеких, но все приближавшихся молний выкрадывали у ненасытной тьмы прямоугольные дома, шелестящие на сильном ветру деревья, да старинные памятники.
Монтадо дважды стукнул тростью в двери крытого экипажа, и тут же растворился в нем. Внутри его ждал невысокого роста, кругленький, непропорционально сложенный человек, с длинным приплюснутым носом и большими голубыми глазами.
Он медленно кивнул магу, а тот парировал:
- Отлично, Феликс! Я доволен вашей работой. Значит едем!
Смоляного цвета лошади, стеклянно стуча копытами по мостовой, помчали по улице. Над ними возвышался черный возница в плаще и надвинутой на глаза шляпе. Он круговыми движениями помахивал бичом, и редкие прохожие спешили отойти в сторону, углядев во тьме запряженную четверку коней. Но напрасно они опасались, никто из них не попал под копыта, да это просто и не могло произойти! Карета мчалась, будто вихрь, сквозь бурную тьму, а сам маг молчал, восстанавливая силы после представления, да наблюдал за тем, как гроза бушует над городом.
- Сегодня …, - начал Феликс.
- Подходящая ночь. Более чем подходящая, - ответил Монтадо. – Другого случая может не быть. Сейчас пойдешь туда и все устроишь. Они должны быть дома. Они обязательно должны быть дома!
Феликс кивнул и тут же жестом показал на дверь:
- Приехали!
Крытый экипаж остановился у старинного особняка на одной из городских улиц.
Лошади взирали круглыми глазами на ночную бурю и сердито били копытами.
- Где она? –спросил маг.
- В подвале. Лиза нашла ей кормилицу.
Монтадо кивнул головой.
- Ступай, делай свое дело!
Феликс вместе с экипажем быстро исчез в темной утробе улицы.
Монтадо, глянул на небо, вслушиваясь в раскаты грома, а затем быстрыми широкими шагами перешел улицу, опираясь на посох. И вдруг увидел, при свете сине-серебристых молний, у железной калитки, перекошенное лицо старого нищего.
Тот, раскрыв рот, скорее механически протянул руку, не сводя с Монтадо глаз. Маг и иллюзионист, глядя в водянистые глаза старика, быстро вложил в руку с изломанными ногтями монету.
Затем громко добавил:
- Иди. Тебя там ждут!
И указал вдаль, на зеленовато-золотистые огоньки.
Испуганный нищий, кивнув, заспешил прочь, все оглядываясь на Монтадо, который не спускал с него глаз.
А маг, запахнувшись плащом, открыл калитку, постучал посохом в дверь и исчез в доме.
Ровно через двадцать минут он стоял на балкончике дома со свертком под плащом. Там шевелилось крохотное существо. Оно словно испугалось грозы, издало крик, смешавшийся с шумом бури.
- Ш-ш, - успокоил ребенка Монтадо. – Не бойся, малышка. Гроза тебе не страшна.
И ребенок вдруг затих. Спрятав его под плащом. Маг произнес:
Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, -
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землею! *
(* Стихи Шарля Бодлера)
Когда он закончил читать, грозовое небо стало светлеть. Ноги стали плавно отделятся от балкона. Маэстро стал подниматься всем телом в темно-голубое небо, навстречу буре.
Неистовый ветер сорвал с Монтадо шляпу и унес ее в пространство, но маг лишь рассмеялся, осторожно и крепко держа в руке драгоценный сверток, а в другой – посох, пронзая серые кипучие вихри бури, поглядывая на бушующий океан деревьев внизу, на неистово вертящиеся городские флюгера, на памятники, омываемые первыми дождевыми каплями.
Гроза раскинула свои крылья.
Новые раскаты грома, и молния устремляется к Монтадо! Но тот ловит ее посохом, трясет рукой и радуется, но сразу же снижается у знакомого зеленого флюгера, сделанного в виде рыбки.
Здесь, на пороге дома, он медленно опускается под цепким взглядом Феликса, стоящего за кустами сирени.
Монтадо осторожно кладет драгоценный сверток на порог и тут же, изо всей силы, стучит в окно, а сам распускает над свертком зонтик, возникающий из посоха самым чудесным образом.
Наконец-то дверь открывается, вышедший на порог немолодой мужчина видит лишь сверток, практически сухой, да первые капли дождя. Сверток подает признаки жизни. Он начинает плакать и стонать!
- Господи, Дуня, да здесь ребенок. Смотри, кто-то оставил нам ребенка!
Вышедшая вслед за ним испуганная его супруга, говорит:
- Действительно, малыша подкинули… Ну, что же ты стоишь, быстро в дом, а то ведь дождь!
Дождь, словно до этого сдерживаемый кем-то, вдруг хлынул сплошной стеной. Остро запахло пылью и мокрой листвой.
А Монтадо с Феликсом вышли из-за кустов.
- Вот так - то будет правильно! И справедливо, - говорит он Феликсу.
Тот молча смотрит на него, и видит, как на мокром лице мага теплится улыбка.
***
Дирижер городского оркестра Владимир Миронович Счастливцев был несчастливым человеком. Тридцать лет его супружеской жизни с Евдокией Павловной, любимой и уважаемой женой, не принесли наследника.
И вот грандиозный подарок судьбы – подкидыш!
А это была малюсенькая девочка, почти Дюймовочка, напоминавшая птичку, только что вылупившуюся из яйца!
На следующий день радостный и взволнованный Счастливцев пригласил доктора Петра Якушева.
- Девочка абсолютно здорова, - констатировал тот, спрятав стетоскоп.
Счастливцев вытер капли пота со лба. Его руки от волнения дрожали. А Евдокия Павловна аккуратно приняла младенчика, и тут же велела прислуге покормить дите.
- Ах, какие у нее глазоньки темненькие, - сказала служанка Марфуша.
Девочку решили назвать Кариной!
Поздно вечером малышка начала плакать, и несчастные родители долго не могли успокоиться, практически полночи по очереди укачивая маленькую Карину на руках. Марфуша решила помочь, и пришла в их покои.
- Барыня, давайте я побуду с дитем, - сказала она. – Ох, маленькие дети – это такое беспокойство!
- Не стоит, Марфуша, - сказал Владимир Миронович. – Беспокойство это приятное… Как-нибудь помучаемся…
И он улыбнулся.
- У этих малышей вечно животики болят, - хмуро сказала Марфуша. – Я со своими измучалась, пока вырастила в деревне. Надо укропной водички дать…
- Так ступай, приготовь, - велела Евдокия Павловна, передавая ребенка мужу, запахивая ночной капот. – И проверь, доставил ли Григорий свежее молоко?
Когда через час Марфуша заглянула в спальню, то застала всех спящими. Счастливцев и его жена чудом умещались на краешках кровати. Между ними, открыв ротик, вся распахнувшись, сладко спала на спинке маленькая черноволосая девочка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЮЖНЫЕ ВСТРЕЧИ
Монтадо взмахнул посохом, и стайка звонкоголосых колибри полетела над сценой, неся в клювиках миниатюрные цветочки. Миг – и птички остановились в воздухе, а потом разноцветный цветочный дождь, блистая лепестками, полетел вниз, прямо в руки зрителей!
Зал поднялся в неописуемом восторге, и, махая букетиками, шумно рукоплескал магу, который удалился так же таинственно, как и пришел. Под чарующие звуки Nocturne Шопена, в богато вышитом и украшенном камзоле, в шляпе и плаще, он стал медленно подниматься по невидимым ступенькам в полной темноте. Лишь две хрустальные звезды, загоревшиеся справа и слева, освещали его путь.
В звенящей тишине, среди летящих аккордов, с замиранием сердца, открыв от изумления ротик, смотрела на шествие мага черноволосая, худенькая девочка лет семи, сидевшая на коленях седоголового мужчины, меланхоличными глазами смотревшего представление. Рядом сидел худощавый черноволосый молодой человек с лихо закрученными усиками, в белой бумажной паре, и серьезными черными глазами наблюдал за происходящим.
- Мама, смотри, он идет по воздуху, нет, он летит! – воскликнула девочка, обращаясь к немолодой круглолицей женщине, сидевшей рядом. Та выронила от волнения кружевной платочек, но тут же забыла об этом.
Чей - то голос сказал позади:
- Ничего особенного! Обыкновенный гипноз!
Ему возразили:
- Да, какой гипноз! Световые эффекты и зеркала – вот и весь секрет!
Молодой длинноносый человек в белой паре укоризненно и строго посмотрел на говорящих. Все его лицо выражало негодование.
- А музыку флейты вы тоже считаете лишь гипнозом? А симфония дождя – это эффект зеркал?
Но ему не ответили, да и маг уже пропал, как не бывало, а оркестр грянул бравурный марш.
После окончания представления ошарашенный народ потянулся к выходу. Зашумели, застучали богатые экипажи. Слышен был многоголосый гул. Зрители с улыбками и смехом обсуждали необычайное представление. Лишь девочка, державшая за руки своих папу и маму, была полна скрытого восторга. Она глядела бусинками темных глаз в ночное южное небо, богатое россыпью алмазных звезд, и о чем-то думала…
Молодой человек в бумажной паре, выйдя из толпы под мигающую иллюминацию, задержался под золотистым фонарем у афиши необыкновенного цирка, а затем, достав дешевую папиросу, с наслаждением ею затянулся.
Потом быстрыми шагами он направился по брусчатой дороге, обгоняя нарядные группки людей, к полыхавшему магнием ночному морю.
Лишь там, усевшись на камне, он предался размышлениям.
***
Монтадо сидел на берегу и смотрел на бушующее, словно огромное чудовище, громадное мутно-зеленое тело моря. Волнорез мощной крепостной стеной преграждал путь морской стихии.
Среди разбивающихся, взмывающих вверх и опадающих фонтаном белопенных брызг виднелся человек. Пловца вертело, возносило на волнах вверх, бросало вниз, и Монтадо даже почувствовал тревогу, опасаясь, что храбрец не выплывет.
Но слегка волнительное ожидание иллюзиониста увенчалось успехом.
Вскоре волны вынесли на гальку долговязого молодого человека. Тот встал, обессиленный, с дрожащими коленями, но не сдающийся, и пошел, отряхивая голову, среди нефритовых волн и опадающей гальки, к розовому каменистому берегу, где сиротливо дрожала на ветру его бумажная пара.
Даже не глянув на сидящего в кресле мага, он тяжело опустился на красные камни, а когда отдышался и немного подсох, стал медленно облачаться в свой костюм.
Обернулся – и встретился глазами с Монтадо. Взгляд молодого человека, с обвисшими от воды усиками, был строг, волосы его слиплись. Он долго бросал горящие взгляды на Монтадо, явно собираясь что-то сказать человеку, восседающему на берегу в темном костюме и плаще, да не решался.
И маг решил сам помочь ему:
- Любите рисковать своей жизнью?
- А кому нравится купаться у берега среди грязи и мусора… Уж лучше облачный пейзаж и белые лебеди волн, чем грязный, как молодой трубочист берег… - как-то необычно, по литературному, сказал молодой человек.
Монтадо ничего не ответил, с любопытством оглядывая храброго пловца
Он не очень любил общаться с людьми, но, в данном случае, ему не хотелось уходить от разговора. Этот длинный и худой парень вызывал какой-то интерес.
И вдруг, впервые за все время, молодой человек, приветливо улыбнулся и, уже одетый, подошел поближе.
- А я вас узнал. Это вы вчера произвели фурор в цирке.
Монтадо молчал, глядя перед собой.
Молодой человек в белом сразу стал серьезным, закурил, пуская волнистый дымок, заинтересованно поглядывая на мага, и сел рядом на камень.
- Послушайте, а как у вас это получается? – задал он Монтадо самый ожидаемый вопрос. – Это просто элевация? Или даже левитация?
Маг с интересом посмотрел в его глаза и улыбнулся.
- Нет. Все что вы видели - это ваши представления. Сила мысли. Сила вашего воображения. Я пробуждаю это в людях. Я рассекаю души и вставляю алмаз. Я садовник, который сажает в нивах ваших душ… Смотрите! Вот тень от скалы. Вскоре тень исчезнет, но только мысль равная ей, и ею рожденная начнет жить бессмертно. Это мощная, явленная сила! Творчество божественных сил!
Маг говорил загадочно и непонятно, но молодому человеку ответ явно понравился.
- Вы изумили меня… Вы – совокупность всего удивительного, что есть в этом мире! Вы – удивление этого мира!
Маг даже немного огорчился.
- Удивляю? А солнце не удивляет вас? А эти скалы? А удар волны?
Молодой человек сказал с загоревшимися глазами.
- Конечно удивляет. Море удивляет! ... Я ведь русалок видел! Только что, в воде! А мне твердили, что их нет. А они живут. И в воде, и в воздухе. Да, да! Есть и русалки воздуха! Один мой друг, воздухоплаватель, видел их…
Монтадо в ответ только кивнул головой и развел руками.
- Но ведь вам может быть покорен весь мир! – сказал молодой человек с восторгом.
Маг рассмеялся.
- Мне ли тасовать старую истрепанную колоду, что именуется человечеством? Такая игра не по мне…
- Но зачем же тогда вы выступаете?
- Время от времени слабеет мой дар. Он может пропасть вообще, если не будет энергии десяти тысяч сердец благодарных зрителей.
- Но, кто же вы тогда? Просто артист?
- О, нет, молодой человек, я вовсе не артист (маг рассмеялся). Я мастер иллюзий, утешитель и, временами, устроитель судеб. И мне этой игры вполне достаточно.
- Но ваш полет… Это ведь сновидение! Именно так и должен происходить необыкновенный полет. А не на грубых, неуклюжих аппаратах из железа и бензина…
Маг посмотрел на юношу и вдруг сказал:
- Я не знаю кто вы и какова ваша нынешняя профессия, но вам книги нужно писать, молодой человек! Именно это у вас и будет получаться.
Молодой человек встал, изумленно и строго посмотрел на Монтадо:
- Я знаю. Я пробовал… Что-то пока не очень получается!
- Получится! Получится обязательно! С вашим воображением и особым взглядом на мир через призму волшебного сердца вам будет нелегко, но у вас получится, я вас уверяю. Как вас зовут?
- Степаном. Степан Гриневич.
- Так вот. Сократите свою фамилию до четырех букв и пишите под псевдонимом. Широко и свободно пишите! Никого не слушайте! И у вас получится! И вы будете писать!
Подсохшие волосы Степана Гриневича подхватил ветер, и растрепал их, развивая в разные стороны. В его упрямых и мечтательных глазах отражались облака и море.
***
Солнечные желтые зайчики купались в нежных изумрудных водах.
Якушев греб широко и сильно, взмахивая лопастями весел, а Одинцов наблюдал, как янтарные капли, переливаясь на свету ртутными бликами, опадали драгоценными камнями в лазурное море.
Он то и дело снимал шляпу, вытирая платком взмокший лоб, распахивая посильнее белый пиджак светлого летнего костюма, подставлял свое лицо слабеньким струям морского ветра, вдыхал свежий острый воздух.
Несмотря на жару, настроение у Одинцова было чудесное. Он чувствовал радость и упоение жизнью. Жизнь сверкала всеми цветами радуги, и сейчас, Одинцов переживал наиболее яркие и приятные ее световые струи.
Его израненная душа была излечена. В его сердце входило ослепительное изумрудное море, кудрявые облака неба, светло-золотистый песок широко раскинувшегося пляжа, стройные кипарисы, пирамидками возвышавшиеся среди красных черепичных крыш, залитых желтым сиянием солнца.
Его радовала даже Глафира, в своем купальном костюме в бело-красную полоску, облегавшем ее стройное тело. Кокетливо поправив шляпку, она позировала усатому пляжному фотографу, пытавшемуся ее запечатлеть на фоне нарисованного горного пейзажа. Рядом топтался, страдая от жары, в летнем костюме, ее муж Корней Васильков.
Недалеко от купальни, в полосатом костюме, неуверенно топтался длинный Свирипа. Даже здесь, он не хотел расставаться со своим пенсне, то и дело, поправляя его. Он наблюдал за маленькой девочкой в рыжеватых кудряшках – своей дочкой, которая упрямо, вот уже в третий раз поднималась на деревянную вышку для прыжков в море.
А на большой высоте, на самом краю вытянутой в море доски сидел худенький мальчик, с носом, как у галчонка – главная гордость и предмет переживаний Одинцова. Душа мальчика обнимала небо, а ноги не касались грешной земной тверди.
Мальчик сидел на корточках на самом краю и глядел в лазоревое небо. Он грезил полетом…
Продолжение следует.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0338776 выдан для произведения:
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДАР
С недавнего времени в обычно тихой квартире инженера Савелия Одинцова стала происходить шумная суета. Соседей будил плач ребенка, громкие возгласы мужчин, топот ног, а на балконе, под свежим ветром, покачивались тщательно выстиранные пеленки. Да и сам Одинцов изменился! Он посвежел, помолодел, и стал подниматься по лестнице совсем по-мальчишески, прыгая через ступеньку.
***
Отгудело, отгремело оркестрами шумное представление.
Монтадо откланялся и, ощущая мощный энергетический разрыв с публикой, тут же словно растворился в коридорах, спасаясь от неизбежных поклонников.
Какая там усталость! Мысль, мучившая мастера иллюзий с недавних пор, не давала ему отдыха и покоя. Хлебнув для подкрепления сил эликсира из разноцветной бутылки, маг, не обращая внимания на стук в дверь, накинул на себя черный плащ, и открыл замок. Тут же, с криками «господин артист», хлынула толпа, и застыла на пороге комнаты, изумленно шушукаясь, не замечая самого маэстро.
А тем временем Монтадо, немного сердито отстранив так и не увидевших его поклонников, смело зашагал по коридору, направляясь через дебри цирковых покоев к выходу.
Темно - синее ночное небо сияло разноцветными звездами, а огромная туча уже скрыла месяц, и постепенно накрывала взбудораженный цирком город с красными черепичными крышами. Город пропадал постепенно, укутываясь в черный бархат, лишь огни, да вспышки далеких, но все приближавшихся молний выкрадывали у ненасытной тьмы прямоугольные дома, шелестящие на сильном ветру деревья, да старинные памятники.
Монтадо дважды стукнул тростью в двери крытого экипажа, и тут же растворился в нем. Внутри его ждал невысокого роста, кругленький, непропорционально сложенный человек, с длинным приплюснутым носом и большими голубыми глазами.
Он медленно кивнул магу, а тот парировал:
- Отлично, Феликс! Я доволен вашей работой. Значит едем!
Смоляного цвета лошади, стеклянно стуча копытами по мостовой, помчали по улице. Над ними возвышался черный возница в плаще и надвинутой на глаза шляпе. Он круговыми движениями помахивал бичом, и редкие прохожие спешили отойти в сторону, углядев во тьме запряженную четверку коней. Но напрасно они опасались, никто из них не попал под копыта, да это просто и не могло произойти! Карета мчалась, будто вихрь, сквозь бурную тьму, а сам маг молчал, восстанавливая силы после представления, да наблюдал за тем, как гроза бушует над городом.
- Сегодня …, - начал Феликс.
- Подходящая ночь. Более чем подходящая, - ответил Монтадо. – Другого случая может не быть. Сейчас пойдешь туда и все устроишь. Они должны быть дома. Они обязательно должны быть дома!
Феликс кивнул и тут же жестом показал на дверь:
- Приехали!
Крытый экипаж остановился у старинного особняка на одной из городских улиц.
Лошади взирали круглыми глазами на ночную бурю и сердито били копытами.
- Где она? –спросил маг.
- В подвале. Лиза нашла ей кормилицу.
Монтадо кивнул головой.
- Ступай, делай свое дело!
Феликс вместе с экипажем быстро исчез в темной утробе улицы.
Монтадо, глянул на небо, вслушиваясь в раскаты грома, а затем быстрыми широкими шагами перешел улицу, опираясь на посох. И вдруг увидел, при свете сине-серебристых молний, у железной калитки, перекошенное лицо старого нищего.
Тот, раскрыв рот, скорее механически протянул руку, не сводя с Монтадо глаз. Маг и иллюзионист, глядя в водянистые глаза старика, быстро вложил в руку с изломанными ногтями монету.
Затем громко добавил:
- Иди. Тебя там ждут!
И указал вдаль, на зеленовато-золотистые огоньки.
Испуганный нищий, кивнув, заспешил прочь, все оглядываясь на Монтадо, который не спускал с него глаз.
А маг, запахнувшись плащом, открыл калитку, постучал посохом в дверь и исчез в доме.
Ровно через двадцать минут он стоял на балкончике дома со свертком под плащом. Там шевелилось крохотное существо. Оно словно испугалось грозы, издало крик, смешавшийся с шумом бури.
- Ш-ш, - успокоил ребенка Монтадо. – Не бойся, малышка. Гроза тебе не страшна.
И ребенок вдруг затих. Спрятав его под плащом. Маг произнес:
Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, -
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землею! *
(* Стихи Шарля Бодлера)
Когда он закончил читать, грозовое небо стало светлеть. Ноги стали плавно отделятся от балкона. Маэстро стал подниматься всем телом в темно-голубое небо, навстречу буре.
Неистовый ветер сорвал с Монтадо шляпу и унес ее в пространство, но маг лишь рассмеялся, осторожно и крепко держа в руке драгоценный сверток, а в другой – посох, пронзая серые кипучие вихри бури, поглядывая на бушующий океан деревьев внизу, на неистово вертящиеся городские флюгера, на памятники, омываемые первыми дождевыми каплями.
Гроза раскинула свои крылья.
Новые раскаты грома, и молния устремляется к Монтадо! Но тот ловит ее посохом, трясет рукой и радуется, но сразу же снижается у знакомого зеленого флюгера, сделанного в виде рыбки.
Здесь, на пороге дома, он медленно опускается под цепким взглядом Феликса, стоящего за кустами сирени.
Монтадо осторожно кладет драгоценный сверток на порог и тут же, изо всей силы, стучит в окно, а сам распускает над свертком зонтик, возникающий из посоха самым чудесным образом.
Наконец-то дверь открывается, вышедший на порог немолодой мужчина видит лишь сверток, практически сухой, да первые капли дождя. Сверток подает признаки жизни. Он начинает плакать и стонать!
- Господи, Дуня, да здесь ребенок. Смотри, кто-то оставил нам ребенка!
Вышедшая вслед за ним испуганная его супруга, говорит:
- Действительно, малыша подкинули… Ну, что же ты стоишь, быстро в дом, а то ведь дождь!
Дождь, словно до этого сдерживаемый кем-то, вдруг хлынул сплошной стеной. Остро запахло пылью и мокрой листвой.
А Монтадо с Феликсом вышли из-за кустов.
- Вот так - то будет правильно! И справедливо, - говорит он Феликсу.
Тот молча смотрит на него, и видит, как на мокром лице мага теплится улыбка.
***
Дирижер городского оркестра Владимир Миронович Счастливцев был несчастливым человеком. Тридцать лет его супружеской жизни с Евдокией Павловной, любимой и уважаемой женой, не принесли наследника.
И вот грандиозный подарок судьбы – подкидыш!
А это была малюсенькая девочка, почти Дюймовочка, напоминавшая птичку, только что вылупившуюся из яйца!
На следующий день радостный и взволнованный Счастливцев пригласил доктора Петра Якушева.
- Девочка абсолютно здорова, - констатировал тот, спрятав стетоскоп.
Счастливцев вытер капли пота со лба. Его руки от волнения дрожали. А Евдокия Павловна аккуратно приняла младенчика, и тут же велела прислуге покормить дите.
- Ах, какие у нее глазоньки темненькие, - сказала служанка Марфуша.
Девочку решили назвать Кариной!
Поздно вечером малышка начала плакать, и несчастные родители долго не могли успокоиться, практически полночи по очереди укачивая маленькую Карину на руках. Марфуша решила помочь, и пришла в их покои.
- Барыня, давайте я побуду с дитем, - сказала она. – Ох, маленькие дети – это такое беспокойство!
- Не стоит, Марфуша, - сказал Владимир Миронович. – Беспокойство это приятное… Как-нибудь помучаемся…
И он улыбнулся.
- У этих малышей вечно животики болят, - хмуро сказала Марфуша. – Я со своими измучалась, пока вырастила в деревне. Надо укропной водички дать…
- Так ступай, приготовь, - велела Евдокия Павловна, передавая ребенка мужу, запахивая ночной капот. – И проверь, доставил ли Григорий свежее молоко?
Когда через час Марфуша заглянула в спальню, то застала всех спящими. Счастливцев и его жена чудом умещались на краешках кровати. Между ними, открыв ротик, вся распахнувшись, сладко спала на спинке маленькая черноволосая девочка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЮЖНЫЕ ВСТРЕЧИ
Монтадо взмахнул посохом, и стайка звонкоголосых колибри полетела над сценой, неся в клювиках миниатюрные цветочки. Миг – и птички остановились в воздухе, а потом разноцветный цветочный дождь, блистая лепестками, полетел вниз, прямо в руки зрителей!
Зал поднялся в неописуемом восторге, и, махая букетиками, шумно рукоплескал магу, который удалился так же таинственно, как и пришел. Под чарующие звуки Nocturne Шопена, в богато вышитом и украшенном камзоле, в шляпе и плаще, он стал медленно подниматься по невидимым ступенькам в полной темноте. Лишь две хрустальные звезды, загоревшиеся справа и слева, освещали его путь.
В звенящей тишине, среди летящих аккордов, с замиранием сердца, открыв от изумления ротик, смотрела на шествие мага черноволосая, худенькая девочка лет семи, сидевшая на коленях седоголового мужчины, меланхоличными глазами смотревшего представление. Рядом сидел худощавый черноволосый молодой человек с лихо закрученными усиками, в белой бумажной паре, и серьезными черными глазами наблюдал за происходящим.
- Мама, смотри, он идет по воздуху, нет, он летит! – воскликнула девочка, обращаясь к немолодой круглолицей женщине, сидевшей рядом. Та выронила от волнения кружевной платочек, но тут же забыла об этом.
Чей - то голос сказал позади:
- Ничего особенного! Обыкновенный гипноз!
Ему возразили:
- Да, какой гипноз! Световые эффекты и зеркала – вот и весь секрет!
Молодой длинноносый человек в белой паре укоризненно и строго посмотрел на говорящих. Все его лицо выражало негодование.
- А музыку флейты вы тоже считаете лишь гипнозом? А симфония дождя – это эффект зеркал?
Но ему не ответили, да и маг уже пропал, как не бывало, а оркестр грянул бравурный марш.
После окончания представления ошарашенный народ потянулся к выходу. Зашумели, застучали богатые экипажи. Слышен был многоголосый гул. Зрители с улыбками и смехом обсуждали необычайное представление. Лишь девочка, державшая за руки своих папу и маму, была полна скрытого восторга. Она глядела бусинками темных глаз в ночное южное небо, богатое россыпью алмазных звезд, и о чем-то думала…
Молодой человек в бумажной паре, выйдя из толпы под мигающую иллюминацию, задержался под золотистым фонарем у афиши необыкновенного цирка, а затем, достав дешевую папиросу, с наслаждением ею затянулся.
Потом быстрыми шагами он направился по брусчатой дороге, обгоняя нарядные группки людей, к полыхавшему магнием ночному морю.
Лишь там, усевшись на камне, он предался размышлениям.
***
Монтадо сидел на берегу и смотрел на бушующее, словно огромное чудовище, громадное мутно-зеленое тело моря. Волнорез мощной крепостной стеной преграждал путь морской стихии.
Среди разбивающихся, взмывающих вверх и опадающих фонтаном белопенных брызг виднелся человек. Пловца вертело, возносило на волнах вверх, бросало вниз, и Монтадо даже почувствовал тревогу, опасаясь, что храбрец не выплывет.
Но слегка волнительное ожидание иллюзиониста увенчалось успехом.
Вскоре волны вынесли на гальку долговязого молодого человека. Тот встал, обессиленный, с дрожащими коленями, но не сдающийся, и пошел, отряхивая голову, среди нефритовых волн и опадающей гальки, к розовому каменистому берегу, где сиротливо дрожала на ветру его бумажная пара.
Даже не глянув на сидящего в кресле мага, он тяжело опустился на красные камни, а когда отдышался и немного подсох, стал медленно облачаться в свой костюм.
Обернулся – и встретился глазами с Монтадо. Взгляд молодого человека, с обвисшими от воды усиками, был строг, волосы его слиплись. Он долго бросал горящие взгляды на Монтадо, явно собираясь что-то сказать человеку, восседающему на берегу в темном костюме и плаще, да не решался.
И маг решил сам помочь ему:
- Любите рисковать своей жизнью?
- А кому нравится купаться у берега среди грязи и мусора… Уж лучше облачный пейзаж и белые лебеди волн, чем грязный, как молодой трубочист берег… - как-то необычно, по литературному, сказал молодой человек.
Монтадо ничего не ответил, с любопытством оглядывая храброго пловца
Он не очень любил общаться с людьми, но, в данном случае, ему не хотелось уходить от разговора. Этот длинный и худой парень вызывал какой-то интерес.
И вдруг, впервые за все время, молодой человек, приветливо улыбнулся и, уже одетый, подошел поближе.
- А я вас узнал. Это вы вчера произвели фурор в цирке.
Монтадо молчал, глядя перед собой.
Молодой человек в белом сразу стал серьезным, закурил, пуская волнистый дымок, заинтересованно поглядывая на мага, и сел рядом на камень.
- Послушайте, а как у вас это получается? – задал он Монтадо самый ожидаемый вопрос. – Это просто элевация? Или даже левитация?
Маг с интересом посмотрел в его глаза и улыбнулся.
- Нет. Все что вы видели - это ваши представления. Сила мысли. Сила вашего воображения. Я пробуждаю это в людях. Я рассекаю души и вставляю алмаз. Я садовник, который сажает в нивах ваших душ… Смотрите! Вот тень от скалы. Вскоре тень исчезнет, но только мысль равная ей, и ею рожденная начнет жить бессмертно. Это мощная, явленная сила! Творчество божественных сил!
Маг говорил загадочно и непонятно, но молодому человеку ответ явно понравился.
- Вы изумили меня… Вы – совокупность всего удивительного, что есть в этом мире! Вы – удивление этого мира!
Маг даже немного огорчился.
- Удивляю? А солнце не удивляет вас? А эти скалы? А удар волны?
Молодой человек сказал с загоревшимися глазами.
- Конечно удивляет. Море удивляет! ... Я ведь русалок видел! Только что, в воде! А мне твердили, что их нет. А они живут. И в воде, и в воздухе. Да, да! Есть и русалки воздуха! Один мой друг, воздухоплаватель, видел их…
Монтадо в ответ только кивнул головой и развел руками.
- Но ведь вам может быть покорен весь мир! – сказал молодой человек с восторгом.
Маг рассмеялся.
- Мне ли тасовать старую истрепанную колоду, что именуется человечеством? Такая игра не по мне…
- Но зачем же тогда вы выступаете?
- Время от времени слабеет мой дар. Он может пропасть вообще, если не будет энергии десяти тысяч сердец благодарных зрителей.
- Но, кто же вы тогда? Просто артист?
- О, нет, молодой человек, я вовсе не артист (маг рассмеялся). Я мастер иллюзий, утешитель и, временами, устроитель судеб. И мне этой игры вполне достаточно.
- Но ваш полет… Это ведь сновидение! Именно так и должен происходить необыкновенный полет. А не на грубых, неуклюжих аппаратах из железа и бензина…
Маг посмотрел на юношу и вдруг сказал:
- Я не знаю кто вы и какова ваша нынешняя профессия, но вам книги нужно писать, молодой человек! Именно это у вас и будет получаться.
Молодой человек встал, изумленно и строго посмотрел на Монтадо:
- Я знаю. Я пробовал… Что-то пока не очень получается!
- Получится! Получится обязательно! С вашим воображением и особым взглядом на мир через призму волшебного сердца вам будет нелегко, но у вас получится, я вас уверяю. Как вас зовут?
- Степаном. Степан Гриневич.
- Так вот. Сократите свою фамилию до четырех букв и пишите под псевдонимом. Широко и свободно пишите! Никого не слушайте! И у вас получится! И вы будете писать!
Подсохшие волосы Степана Гриневича подхватил ветер, и растрепал их, развивая в разные стороны. В его упрямых и мечтательных глазах отражались облака и море.
***
Солнечные желтые зайчики купались в нежных изумрудных водах.
Якушев греб широко и сильно, взмахивая лопастями весел, а Одинцов наблюдал, как янтарные капли, переливаясь на свету ртутными бликами, опадали драгоценными камнями в лазурное море.
Он то и дело снимал шляпу, вытирая платком взмокший лоб, распахивая посильнее белый пиджак светлого летнего костюма, подставлял свое лицо слабеньким струям морского ветра, вдыхал свежий острый воздух.
Несмотря на жару, настроение у Одинцова было чудесное. Он чувствовал радость и упоение жизнью. Жизнь сверкала всеми цветами радуги, и сейчас, Одинцов переживал наиболее яркие и приятные ее световые струи.
Его израненная душа была излечена. В его сердце входило ослепительное изумрудное море, кудрявые облака неба, светло-золотистый песок широко раскинувшегося пляжа, стройные кипарисы, пирамидками возвышавшиеся среди красных черепичных крыш, залитых желтым сиянием солнца.
Его радовала даже Глафира, в своем купальном костюме в бело-красную полоску, облегавшем ее стройное тело. Кокетливо поправив шляпку, она позировала усатому пляжному фотографу, пытавшемуся ее запечатлеть на фоне нарисованного горного пейзажа. Рядом топтался, страдая от жары, в летнем костюме, ее муж Корней Васильков.
Недалеко от купальни, в полосатом костюме, неуверенно топтался длинный Свирипа. Даже здесь, он не хотел расставаться со своим пенсне, то и дело, поправляя его. Он наблюдал за маленькой девочкой в рыжеватых кудряшках – своей дочкой, которая упрямо, вот уже в третий раз поднималась на деревянную вышку для прыжков в море.
А на большой высоте, на самом краю вытянутой в море доски сидел худенький мальчик, с носом, как у галчонка – главная гордость и предмет переживаний Одинцова. Душа мальчика обнимала небо, а ноги не касались грешной земной тверди.
Мальчик сидел на корточках на самом краю и глядел в лазоревое небо. Он грезил полетом…
Продолжение следует.
С недавнего времени в обычно тихой квартире инженера Савелия Одинцова стала происходить шумная суета. Соседей будил плач ребенка, громкие возгласы мужчин, топот ног, а на балконе, под свежим ветром, покачивались тщательно выстиранные пеленки. Да и сам Одинцов изменился! Он посвежел, помолодел, и стал подниматься по лестнице совсем по-мальчишески, прыгая через ступеньку.
***
Отгудело, отгремело оркестрами шумное представление.
Монтадо откланялся и, ощущая мощный энергетический разрыв с публикой, тут же словно растворился в коридорах, спасаясь от неизбежных поклонников.
Какая там усталость! Мысль, мучившая мастера иллюзий с недавних пор, не давала ему отдыха и покоя. Хлебнув для подкрепления сил эликсира из разноцветной бутылки, маг, не обращая внимания на стук в дверь, накинул на себя черный плащ, и открыл замок. Тут же, с криками «господин артист», хлынула толпа, и застыла на пороге комнаты, изумленно шушукаясь, не замечая самого маэстро.
А тем временем Монтадо, немного сердито отстранив так и не увидевших его поклонников, смело зашагал по коридору, направляясь через дебри цирковых покоев к выходу.
Темно - синее ночное небо сияло разноцветными звездами, а огромная туча уже скрыла месяц, и постепенно накрывала взбудораженный цирком город с красными черепичными крышами. Город пропадал постепенно, укутываясь в черный бархат, лишь огни, да вспышки далеких, но все приближавшихся молний выкрадывали у ненасытной тьмы прямоугольные дома, шелестящие на сильном ветру деревья, да старинные памятники.
Монтадо дважды стукнул тростью в двери крытого экипажа, и тут же растворился в нем. Внутри его ждал невысокого роста, кругленький, непропорционально сложенный человек, с длинным приплюснутым носом и большими голубыми глазами.
Он медленно кивнул магу, а тот парировал:
- Отлично, Феликс! Я доволен вашей работой. Значит едем!
Смоляного цвета лошади, стеклянно стуча копытами по мостовой, помчали по улице. Над ними возвышался черный возница в плаще и надвинутой на глаза шляпе. Он круговыми движениями помахивал бичом, и редкие прохожие спешили отойти в сторону, углядев во тьме запряженную четверку коней. Но напрасно они опасались, никто из них не попал под копыта, да это просто и не могло произойти! Карета мчалась, будто вихрь, сквозь бурную тьму, а сам маг молчал, восстанавливая силы после представления, да наблюдал за тем, как гроза бушует над городом.
- Сегодня …, - начал Феликс.
- Подходящая ночь. Более чем подходящая, - ответил Монтадо. – Другого случая может не быть. Сейчас пойдешь туда и все устроишь. Они должны быть дома. Они обязательно должны быть дома!
Феликс кивнул и тут же жестом показал на дверь:
- Приехали!
Крытый экипаж остановился у старинного особняка на одной из городских улиц.
Лошади взирали круглыми глазами на ночную бурю и сердито били копытами.
- Где она? –спросил маг.
- В подвале. Лиза нашла ей кормилицу.
Монтадо кивнул головой.
- Ступай, делай свое дело!
Феликс вместе с экипажем быстро исчез в темной утробе улицы.
Монтадо, глянул на небо, вслушиваясь в раскаты грома, а затем быстрыми широкими шагами перешел улицу, опираясь на посох. И вдруг увидел, при свете сине-серебристых молний, у железной калитки, перекошенное лицо старого нищего.
Тот, раскрыв рот, скорее механически протянул руку, не сводя с Монтадо глаз. Маг и иллюзионист, глядя в водянистые глаза старика, быстро вложил в руку с изломанными ногтями монету.
Затем громко добавил:
- Иди. Тебя там ждут!
И указал вдаль, на зеленовато-золотистые огоньки.
Испуганный нищий, кивнув, заспешил прочь, все оглядываясь на Монтадо, который не спускал с него глаз.
А маг, запахнувшись плащом, открыл калитку, постучал посохом в дверь и исчез в доме.
Ровно через двадцать минут он стоял на балкончике дома со свертком под плащом. Там шевелилось крохотное существо. Оно словно испугалось грозы, издало крик, смешавшийся с шумом бури.
- Ш-ш, - успокоил ребенка Монтадо. – Не бойся, малышка. Гроза тебе не страшна.
И ребенок вдруг затих. Спрятав его под плащом. Маг произнес:
Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, -
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землею! *
(* Стихи Шарля Бодлера)
Когда он закончил читать, грозовое небо стало светлеть. Ноги стали плавно отделятся от балкона. Маэстро стал подниматься всем телом в темно-голубое небо, навстречу буре.
Неистовый ветер сорвал с Монтадо шляпу и унес ее в пространство, но маг лишь рассмеялся, осторожно и крепко держа в руке драгоценный сверток, а в другой – посох, пронзая серые кипучие вихри бури, поглядывая на бушующий океан деревьев внизу, на неистово вертящиеся городские флюгера, на памятники, омываемые первыми дождевыми каплями.
Гроза раскинула свои крылья.
Новые раскаты грома, и молния устремляется к Монтадо! Но тот ловит ее посохом, трясет рукой и радуется, но сразу же снижается у знакомого зеленого флюгера, сделанного в виде рыбки.
Здесь, на пороге дома, он медленно опускается под цепким взглядом Феликса, стоящего за кустами сирени.
Монтадо осторожно кладет драгоценный сверток на порог и тут же, изо всей силы, стучит в окно, а сам распускает над свертком зонтик, возникающий из посоха самым чудесным образом.
Наконец-то дверь открывается, вышедший на порог немолодой мужчина видит лишь сверток, практически сухой, да первые капли дождя. Сверток подает признаки жизни. Он начинает плакать и стонать!
- Господи, Дуня, да здесь ребенок. Смотри, кто-то оставил нам ребенка!
Вышедшая вслед за ним испуганная его супруга, говорит:
- Действительно, малыша подкинули… Ну, что же ты стоишь, быстро в дом, а то ведь дождь!
Дождь, словно до этого сдерживаемый кем-то, вдруг хлынул сплошной стеной. Остро запахло пылью и мокрой листвой.
А Монтадо с Феликсом вышли из-за кустов.
- Вот так - то будет правильно! И справедливо, - говорит он Феликсу.
Тот молча смотрит на него, и видит, как на мокром лице мага теплится улыбка.
***
Дирижер городского оркестра Владимир Миронович Счастливцев был несчастливым человеком. Тридцать лет его супружеской жизни с Евдокией Павловной, любимой и уважаемой женой, не принесли наследника.
И вот грандиозный подарок судьбы – подкидыш!
А это была малюсенькая девочка, почти Дюймовочка, напоминавшая птичку, только что вылупившуюся из яйца!
На следующий день радостный и взволнованный Счастливцев пригласил доктора Петра Якушева.
- Девочка абсолютно здорова, - констатировал тот, спрятав стетоскоп.
Счастливцев вытер капли пота со лба. Его руки от волнения дрожали. А Евдокия Павловна аккуратно приняла младенчика, и тут же велела прислуге покормить дите.
- Ах, какие у нее глазоньки темненькие, - сказала служанка Марфуша.
Девочку решили назвать Кариной!
Поздно вечером малышка начала плакать, и несчастные родители долго не могли успокоиться, практически полночи по очереди укачивая маленькую Карину на руках. Марфуша решила помочь, и пришла в их покои.
- Барыня, давайте я побуду с дитем, - сказала она. – Ох, маленькие дети – это такое беспокойство!
- Не стоит, Марфуша, - сказал Владимир Миронович. – Беспокойство это приятное… Как-нибудь помучаемся…
И он улыбнулся.
- У этих малышей вечно животики болят, - хмуро сказала Марфуша. – Я со своими измучалась, пока вырастила в деревне. Надо укропной водички дать…
- Так ступай, приготовь, - велела Евдокия Павловна, передавая ребенка мужу, запахивая ночной капот. – И проверь, доставил ли Григорий свежее молоко?
Когда через час Марфуша заглянула в спальню, то застала всех спящими. Счастливцев и его жена чудом умещались на краешках кровати. Между ними, открыв ротик, вся распахнувшись, сладко спала на спинке маленькая черноволосая девочка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЮЖНЫЕ ВСТРЕЧИ
Монтадо взмахнул посохом, и стайка звонкоголосых колибри полетела над сценой, неся в клювиках миниатюрные цветочки. Миг – и птички остановились в воздухе, а потом разноцветный цветочный дождь, блистая лепестками, полетел вниз, прямо в руки зрителей!
Зал поднялся в неописуемом восторге, и, махая букетиками, шумно рукоплескал магу, который удалился так же таинственно, как и пришел. Под чарующие звуки Nocturne Шопена, в богато вышитом и украшенном камзоле, в шляпе и плаще, он стал медленно подниматься по невидимым ступенькам в полной темноте. Лишь две хрустальные звезды, загоревшиеся справа и слева, освещали его путь.
В звенящей тишине, среди летящих аккордов, с замиранием сердца, открыв от изумления ротик, смотрела на шествие мага черноволосая, худенькая девочка лет семи, сидевшая на коленях седоголового мужчины, меланхоличными глазами смотревшего представление. Рядом сидел худощавый черноволосый молодой человек с лихо закрученными усиками, в белой бумажной паре, и серьезными черными глазами наблюдал за происходящим.
- Мама, смотри, он идет по воздуху, нет, он летит! – воскликнула девочка, обращаясь к немолодой круглолицей женщине, сидевшей рядом. Та выронила от волнения кружевной платочек, но тут же забыла об этом.
Чей - то голос сказал позади:
- Ничего особенного! Обыкновенный гипноз!
Ему возразили:
- Да, какой гипноз! Световые эффекты и зеркала – вот и весь секрет!
Молодой длинноносый человек в белой паре укоризненно и строго посмотрел на говорящих. Все его лицо выражало негодование.
- А музыку флейты вы тоже считаете лишь гипнозом? А симфония дождя – это эффект зеркал?
Но ему не ответили, да и маг уже пропал, как не бывало, а оркестр грянул бравурный марш.
После окончания представления ошарашенный народ потянулся к выходу. Зашумели, застучали богатые экипажи. Слышен был многоголосый гул. Зрители с улыбками и смехом обсуждали необычайное представление. Лишь девочка, державшая за руки своих папу и маму, была полна скрытого восторга. Она глядела бусинками темных глаз в ночное южное небо, богатое россыпью алмазных звезд, и о чем-то думала…
Молодой человек в бумажной паре, выйдя из толпы под мигающую иллюминацию, задержался под золотистым фонарем у афиши необыкновенного цирка, а затем, достав дешевую папиросу, с наслаждением ею затянулся.
Потом быстрыми шагами он направился по брусчатой дороге, обгоняя нарядные группки людей, к полыхавшему магнием ночному морю.
Лишь там, усевшись на камне, он предался размышлениям.
***
Монтадо сидел на берегу и смотрел на бушующее, словно огромное чудовище, громадное мутно-зеленое тело моря. Волнорез мощной крепостной стеной преграждал путь морской стихии.
Среди разбивающихся, взмывающих вверх и опадающих фонтаном белопенных брызг виднелся человек. Пловца вертело, возносило на волнах вверх, бросало вниз, и Монтадо даже почувствовал тревогу, опасаясь, что храбрец не выплывет.
Но слегка волнительное ожидание иллюзиониста увенчалось успехом.
Вскоре волны вынесли на гальку долговязого молодого человека. Тот встал, обессиленный, с дрожащими коленями, но не сдающийся, и пошел, отряхивая голову, среди нефритовых волн и опадающей гальки, к розовому каменистому берегу, где сиротливо дрожала на ветру его бумажная пара.
Даже не глянув на сидящего в кресле мага, он тяжело опустился на красные камни, а когда отдышался и немного подсох, стал медленно облачаться в свой костюм.
Обернулся – и встретился глазами с Монтадо. Взгляд молодого человека, с обвисшими от воды усиками, был строг, волосы его слиплись. Он долго бросал горящие взгляды на Монтадо, явно собираясь что-то сказать человеку, восседающему на берегу в темном костюме и плаще, да не решался.
И маг решил сам помочь ему:
- Любите рисковать своей жизнью?
- А кому нравится купаться у берега среди грязи и мусора… Уж лучше облачный пейзаж и белые лебеди волн, чем грязный, как молодой трубочист берег… - как-то необычно, по литературному, сказал молодой человек.
Монтадо ничего не ответил, с любопытством оглядывая храброго пловца
Он не очень любил общаться с людьми, но, в данном случае, ему не хотелось уходить от разговора. Этот длинный и худой парень вызывал какой-то интерес.
И вдруг, впервые за все время, молодой человек, приветливо улыбнулся и, уже одетый, подошел поближе.
- А я вас узнал. Это вы вчера произвели фурор в цирке.
Монтадо молчал, глядя перед собой.
Молодой человек в белом сразу стал серьезным, закурил, пуская волнистый дымок, заинтересованно поглядывая на мага, и сел рядом на камень.
- Послушайте, а как у вас это получается? – задал он Монтадо самый ожидаемый вопрос. – Это просто элевация? Или даже левитация?
Маг с интересом посмотрел в его глаза и улыбнулся.
- Нет. Все что вы видели - это ваши представления. Сила мысли. Сила вашего воображения. Я пробуждаю это в людях. Я рассекаю души и вставляю алмаз. Я садовник, который сажает в нивах ваших душ… Смотрите! Вот тень от скалы. Вскоре тень исчезнет, но только мысль равная ей, и ею рожденная начнет жить бессмертно. Это мощная, явленная сила! Творчество божественных сил!
Маг говорил загадочно и непонятно, но молодому человеку ответ явно понравился.
- Вы изумили меня… Вы – совокупность всего удивительного, что есть в этом мире! Вы – удивление этого мира!
Маг даже немного огорчился.
- Удивляю? А солнце не удивляет вас? А эти скалы? А удар волны?
Молодой человек сказал с загоревшимися глазами.
- Конечно удивляет. Море удивляет! ... Я ведь русалок видел! Только что, в воде! А мне твердили, что их нет. А они живут. И в воде, и в воздухе. Да, да! Есть и русалки воздуха! Один мой друг, воздухоплаватель, видел их…
Монтадо в ответ только кивнул головой и развел руками.
- Но ведь вам может быть покорен весь мир! – сказал молодой человек с восторгом.
Маг рассмеялся.
- Мне ли тасовать старую истрепанную колоду, что именуется человечеством? Такая игра не по мне…
- Но зачем же тогда вы выступаете?
- Время от времени слабеет мой дар. Он может пропасть вообще, если не будет энергии десяти тысяч сердец благодарных зрителей.
- Но, кто же вы тогда? Просто артист?
- О, нет, молодой человек, я вовсе не артист (маг рассмеялся). Я мастер иллюзий, утешитель и, временами, устроитель судеб. И мне этой игры вполне достаточно.
- Но ваш полет… Это ведь сновидение! Именно так и должен происходить необыкновенный полет. А не на грубых, неуклюжих аппаратах из железа и бензина…
Маг посмотрел на юношу и вдруг сказал:
- Я не знаю кто вы и какова ваша нынешняя профессия, но вам книги нужно писать, молодой человек! Именно это у вас и будет получаться.
Молодой человек встал, изумленно и строго посмотрел на Монтадо:
- Я знаю. Я пробовал… Что-то пока не очень получается!
- Получится! Получится обязательно! С вашим воображением и особым взглядом на мир через призму волшебного сердца вам будет нелегко, но у вас получится, я вас уверяю. Как вас зовут?
- Степаном. Степан Гриневич.
- Так вот. Сократите свою фамилию до четырех букв и пишите под псевдонимом. Широко и свободно пишите! Никого не слушайте! И у вас получится! И вы будете писать!
Подсохшие волосы Степана Гриневича подхватил ветер, и растрепал их, развивая в разные стороны. В его упрямых и мечтательных глазах отражались облака и море.
***
Солнечные желтые зайчики купались в нежных изумрудных водах.
Якушев греб широко и сильно, взмахивая лопастями весел, а Одинцов наблюдал, как янтарные капли, переливаясь на свету ртутными бликами, опадали драгоценными камнями в лазурное море.
Он то и дело снимал шляпу, вытирая платком взмокший лоб, распахивая посильнее белый пиджак светлого летнего костюма, подставлял свое лицо слабеньким струям морского ветра, вдыхал свежий острый воздух.
Несмотря на жару, настроение у Одинцова было чудесное. Он чувствовал радость и упоение жизнью. Жизнь сверкала всеми цветами радуги, и сейчас, Одинцов переживал наиболее яркие и приятные ее световые струи.
Его израненная душа была излечена. В его сердце входило ослепительное изумрудное море, кудрявые облака неба, светло-золотистый песок широко раскинувшегося пляжа, стройные кипарисы, пирамидками возвышавшиеся среди красных черепичных крыш, залитых желтым сиянием солнца.
Его радовала даже Глафира, в своем купальном костюме в бело-красную полоску, облегавшем ее стройное тело. Кокетливо поправив шляпку, она позировала усатому пляжному фотографу, пытавшемуся ее запечатлеть на фоне нарисованного горного пейзажа. Рядом топтался, страдая от жары, в летнем костюме, ее муж Корней Васильков.
Недалеко от купальни, в полосатом костюме, неуверенно топтался длинный Свирипа. Даже здесь, он не хотел расставаться со своим пенсне, то и дело, поправляя его. Он наблюдал за маленькой девочкой в рыжеватых кудряшках – своей дочкой, которая упрямо, вот уже в третий раз поднималась на деревянную вышку для прыжков в море.
А на большой высоте, на самом краю вытянутой в море доски сидел худенький мальчик, с носом, как у галчонка – главная гордость и предмет переживаний Одинцова. Душа мальчика обнимала небо, а ноги не касались грешной земной тверди.
Мальчик сидел на корточках на самом краю и глядел в лазоревое небо. Он грезил полетом…
Продолжение следует.
Рейтинг: +3
838 просмотров
Комментарии (8)
Светлана Громова # 18 апреля 2016 в 09:22 +1 | ||
|
Александр Гребёнкин # 18 апреля 2016 в 19:42 +1 | ||
|
Нина Колганова # 12 июля 2018 в 21:31 +1 | ||
|
Александр Гребёнкин # 13 июля 2018 в 06:07 +1 | ||
|
Виктор Ли # 14 июля 2018 в 21:55 +1 |
Александр Гребёнкин # 15 июля 2018 в 06:34 0 | ||
|
Светлана Казаринова # 13 августа 2018 в 14:05 +1 | ||
|
Александр Гребёнкин # 13 августа 2018 в 15:12 +1 | ||
|
Новые произведения