Помочь сайту
Поздравления
Узники солнца (этюд 20 "Домик на Млечном Пути")
21 марта 2025 -
Андрей Кудин
Этюд двадцатый
(Домик на Млечном Пути)
Вокруг меня ничего не было – это так. Но я оказался в этой пустоте не один. Мне навстречу, а, может быть, и в другую сторону шёл человек. Он шёл как обычно, как ходят по дороге, и его не смущало то, что дороги под ним не было. Или была? Возможно, я просто пока её не увидел, - как не сразу увидел поле подсолнухов и багровый закат…
Своим внешним видом человек напоминал провинциала. Вот только не знаю, в какой провинции я мог бы его встретить. На нём были сапоги, штаны, свитер под горло, куртка, наполовину расстёгнутая, и вязаная шапка. Мне захотелось узнать, как он выглядит вблизи. Я всегда испытывал чувство любопытства, когда предстояло с кем-нибудь познакомиться или даже просто переброситься парой слов с незнакомым человеком. Всё в жизни, а люди в особенности представляли собой нераскрытую историю, потенциальную картину. Тогда, как насчёт того, чтобы встретить кого-то в межзвёздном пространстве? Возможно, идущий вдалеке незнакомец окажется самым обычным человеком, скажем, тружеником из сельской местности… и я буду этому несказанно рад!
Не став дожидаться, пока он приблизится, я двинулся в его направлении. Я не полетел, а пошёл, как и он, по песчаной дороге, тянущейся вдоль поля подсолнухов и овражка, в котором бежал ручей. За овражком же вместо поля было пустое пространство и светлая полоса Млечного пути, усеянная звёздами.
Наружность незнакомца вызвала во мне симпатию. У него было светлое лицо, добрые глаза, несмотря на хмурые брови, приветливая улыбка. И вместе с тем она навевала чувства, которых я пока не понимал, не понимал, но хотел понять. Вблизи него я ощущал старость, не его, разумеется, так как ему было не более сорока, а старость как дух времени; а ещё заброшенность, одиночество – в совокупности с любовью и тоской.
- Здравствуй, дорогой человек! – приветствовал он меня. – Кто ты и как тебя зовут?
- Я Роберт Галахен. Англичанин, художник…
- Англичан не встречал, художника… тоже в первый раз вижу… Ты как здесь оказался? Вроде не похоже, чтобы ты умер… в смысле, твоё тело ведь ещё живо?
- Надеюсь, - сказал я. – Только, где оно и где я? Для меня тоже загадка то, как я здесь оказался. Я слышал звуки. Много странных звуков. И до сих пор слышу один…
- Может, ты набрёл на магистраль? – предположил он, внимательно рассматривая мою внешность.
- Может. А что это за магистраль?
- Между одной точкой и другой в искривлённом пространстве-времени… кажется, как-то так… - произнёс он и поднял голову, - то ли в задумчивости, то ли вспоминая, правильно ли он сказал.
- Что это за вторая точка?
- Ты об этом месте? Это не точка. Здесь живу я. Твоя магистраль проходит почти у самого моего дома…
- У тебя здесь есть дом?!
Он ненадолго задумался, а потом ответил:
- Ну, было бы странно повстречать здесь человека, чей дом находится совсем в другом месте. Или не так?
- Да, наверное. А как тебя зовут?
- Давид. Так меня звали…
И сам себе произнёс:
- Да, Давид. Не забыл…
И улыбнулся про себя.
- Дом! У тебя дом посреди Млечного пути?! Это же… - не находил я слов, - это же ведь… ну… ну, просто невероятно!!!
- Я могу его показать. Тебе понравится, да… ты, кажется, сказал, что ты художник, а художнику уж точно понравится. Идём по этой дороге. Она приведёт нас к моему дому.
- Так ты, значит, англичанин и художник… - повторил он – словно для того, чтобы не забыть.
- Постой-ка, ведь мы можем не идти, а лететь…
- Нет, не могу, - сказал Давид. – Это ты можешь, а я – нет.
- Хорошо, тогда идём.
- Скажи мне, что это всё-таки за магистраль? Куда она может меня привести? – спросил я.
- Возможно, в прошлое, возможно, в далёкое, возможно в не очень… А, может быть, она дальше и не поведёт. Думаю, это зависит от тебя. Да, это зависит от тебя!
- То есть… что я могу сделать?
- Знать. Знать, для чего ты идёшь по магистрали. Просто так по ней не ходят и просто так она никуда не ведёт. Если ты, скажем, стоишь в машине времени и спрашиваешь, что от тебя зависит, то, наверное, ответ будет звучать так: ты должен ввести координаты. А координаты ты введёшь те, которые, по-твоему, будут соответствовать цели твоего путешествия. Ты сейчас в более тонком теле, а оно и есть машина времени – по совместительству. Кстати говоря, единственная, другого механизма путешествия во времени, можно сказать, что и нет. Впрочем, правильнее выразиться так: это энергетическая структура, имеющая возможность подключения к Вселенской машине времени.
Но обычно… обычно у живого человека нет к ней доступа. Как же ты набрёл на магистраль?..
- А-а… я с моим другом… мы отправились в долину Мунстоунс Вали… и там я нашёл странное место…
- Долина… как ты сказал… где это?
- Это… это на Далмаке… - задумчиво произнёс я, уже слыша следующий вопрос Давида.
- А Далмак, это где?..
- Далмак – это планета, на которой мы живём…
- Ты не землянин?! – удивлённо спросил он.
- Да, нет же, я – землянин. Просто теперь живу с родителями на Далмаке. Это новая планета человечества. Кроме неё есть ещё одна…
- Ещё одна?!
Мои слова заставили его остановиться. Остановившись, он вновь поднял голову и направил взор в небо, словно оттуда должен был прийти ответ на его вопрос.
- Сколько же времени прошло? – тихо сказал он сам себе.
- Я живу в двадцать третьем веке, в начале двадцать третьего… - охотно отвечал я, чувствуя, что многое могу поведать этому человеку и в ответ много услышать от него.
- Как всё быстро… в моё время никто не мог такого даже представить. Ты, кажется, сказал: «Далмак». А как же Нибиру, ну, то есть Марс? Мы ведь собирались на него лететь…
- Марс и есть вторая планета. Только там людей очень мало.
- А как… как там движется процесс терраформирования?
- Мм, не быстро. Должно быть, это требует времени, средств… честно говоря, не интересовался этим. Проще ведь обживаться на планете, где в терраформировании практически нет нужды, где почти всё как на Земле. Кстати, у неё два солнца. И да… человечество явно не думало о возможности увидеть живых динозавров. Но так получилось, что оно встретилось с далёким прошлым своей планеты. На Далмаке живут динозавры!
- То, что ты говоришь, Роберт, как это говорится… в это трудно поверить! Да, в это трудно поверить! Но у меня нет причин тебе не верить…
- А в какое время жил ты, Давид?
- Я смутно помню своё время, как, собственно, и свою жизнь. Я помню только, что собирался лететь на Марс с ещё несколькими людьми. Мы должны были лететь туда безвозвратно. Помню, что долго готовился к этому…
- И что было потом?
- Я не полетел. Мою кандидатуру сняли. После этого, кажется, у меня и случился сердечный приступ, и я, то есть, моё тело умерло, и было похоронено моими родственниками…
Он замолчал, задумался. И я поддержал его молчание.
- Я был одинок там, на Земле, - продолжил Давид: - родственников у меня тоже было мало. Но меня это устраивало. Моё одиночество меня устраивало. И поэтому я хотел лететь на Марс. То есть, у меня не было особых причин тосковать по Земле, а также страха перед неизвестностью. Я любил конструировать, чинить, чувствовать себя хозяином определённых вещей…
- То, что ты говоришь, мне знакомо. Я тоже большую часть времени чувствую себя одиноким, и тоже не имею ничего против одиночества. Да, у меня был один друг на Земле… но мы – люди самодостаточные, каждый сам по себе, и поэтому не так уж часто проводили время вместе. Так что, по большому счёту я имел общение – за исключением делового – только со своими родителями. Девушки у меня никогда не было. Наверное, она могла бы быть, но у меня свои интересы. Я поглощён творчеством, просто не замечаю за ним времени, а всем девушкам нужно внимание. А потом мы с родителями переехали на Далмак, может быть, да и скорее всего, тоже безвозвратно. Но здесь я чувствую себя не точно так же, как в родной Британии. У меня сразу появились друзья. Я словно начал жизнь с чистого листа. Это… интересно. И если раньше я чувствовал себя счастливым человеком, то сейчас… смотрю на это несколько иначе. Прости, похоже, я начинаю говорить лишнее…
- Нет, нет, ты должен мне это рассказать. Что для тебя счастье? Ведь это для нас самый главный вопрос. По ответу на него узнаётся человек, разве не так?
- Моё счастье на Земле – в прошлом, - невзирая на то, что я без натяжки чувствовал себя большую часть времени счастливым. Наверное, это странно прозвучит, но я ощущаю, что для подлинного счастья не достаёт чего-то ещё.
- И чего-же?
- Я знаю только то, что наше творчество, наши молитвы могут помочь нам это найти.
- Тебе не хватает полноты себя, дорогой мой Роберт, как и почти всем людям. Только ты, как художник, острее сознаёшь эту нехватку себя. Всё просто: ты говоришь о поиске целостности.
По-моему, теперь ты можешь назвать цель своего путешествия. Мне кажется, что даже я уже знаю её, - сказал, обдумав мой рассказ, Давид.
- Да, я знаю… я бы хотел увидеть прошлое… но не просто так. Я бы хотел увидеть в своей жизни больше, чем увидел… узнать о человечестве, о нашей истории больше. Привнести какую-то частицу прошлого в настоящее… как это делает мой новый друг.
Давид остановился, чтобы ещё немного поразмыслить. Про себя я отметил, что все его размышления больше походят на воспоминания.
- Да, но мне казалось, есть что-то ещё. Я понимаю, для тебя, как для художника, важно получить наиболее полную картину мира. Однако я бы на это сильно не рассчитывал и не надеялся. Знаешь, расчеты, надежды, желания часто приводят к разочарованию. Ты можешь увидеть всё, но не почувствовать ничего, - лучше, когда наоборот…
- Да, ты, вероятно, прав. Наверное, это не скромно: ставить перед собой такую цель. Но тогда я не знаю, зачем мне куда-то путешествовать… признаться, у меня и не было времени подумать об этом…
- На самом деле, всё, что тебе нужно – это отдаться путешествию, расправить крылья восприятия. В этом и заключается цель... вернее, намерение. Но есть ещё одна, о которой ты не сказал…
Я вопросительно посмотрел на него.
- Из твоего рассказа я понял, что ты хотел бы что-то открыть для себя, не как для художника, но как для обычного человека, - сказал он.
- Постой-ка, я ведь знаю, о чём ты говоришь… У меня есть одна маленькая мечта, это так. Знаешь, я иногда спрашиваю себя: может ли у меня что-то получиться в плане личной жизни, в плане создания семьи, или я должен забыть об этом раз и навсегда? Я больше склоняюсь ко второму, потому как трудно совместить два разных по сути мира…
- Может быть и трудно, но не невозможно, - сказал Давид, - а твоя маленькая, как ты говоришь, мечта, будучи отвергнутой, может нанести твоей жизни немалый ущерб. Всё, о чём мы мечтаем, Роберт, ждёт своего осуществления. И в прошлом ты хотел бы найти то, чего у тебя нет в настоящем. Твоя маленькая мечта играет на самом деле совсем не малую роль в твоей жизни. Ты ещё не успел обдумать, для чего ты предпринимаешь это путешествие, а в глубине ты уже точно знаешь, для чего.
- Но как это может быть связано: моё путешествие и…
- Ну, вот и мой дом. Мы пришли.
Деревянный домик был невелик и невысок, но участок земли, на котором он находился, был… просто огромен!
- Это всё твоё?
- Кроме меня, здесь никого нет, и почти никогда никого не бывает. Значит, есть все основания считать это хозяйство своим. Думаю, оно и возникло здесь с моим приходом…
- А что это такое возле дома?
Возле дома находилась ещё какая-то деревянная конструкция, состоящая из лотков, движущихся по роликам верёвок с ушатами, медленно вращающихся мельничных лопастей в находящемся внизу бассейне, и многих других приспособлений. Конструкция издавала определённый шум: это было в основном поскрипывание в местах соединений, звуки переливающейся и плещущей воды.
- Эта конструкция напоминает водяную мельницу, но на самом деле при всей своей сложности она лишь обеспечивает постоянную циркуляцию воды, - объяснил Давид.
- А откуда здесь вода?
- Вода?.. Но здесь её много. Взгляни-ка туда!
Я посмотрел в направлении, указанном Давидом. И, правда, в каких-нибудь двухстах ярдах от участка с домом находилось если не море (хотя его дальнего берега не было видно), то, по крайней мере, очень большое озеро. По его поверхности бежала рябь, переливая отблесками заката. А посмотрев немного правее, я разглядел в этих отблесках переднюю часть транспортирующей воду конструкции.
- Предлагаю подняться на мою террасу, чтобы провести время за чашкой чая, глядя на озеро и на закат.
- Это замечательная идея, Давид!
- Кажется, большую часть времени я и провожу здесь, в этом вот кресле, - сказал он, следом за мной выходя на террасу.
- Скажи, а чем ещё ты занимаешься?
- Постой-ка, на что же тебе сесть?! – вдруг озадачился он. – Пойду, поищу в доме стул.
Он ушёл и почти сразу же вернулся, с довольным видом неся стул.
- Спасибо, - сказал я.
- Нет уж, это не тебе. Это мне, а ты садись в моё кресло.
Видя, что моё присутствие доставляет хозяину истинную радость, я смиренно принял его предложение расположиться в более удобном кресле.
- Ты, кажется, о чём-то спрашивал, но я уже забыл. Такая уж у меня память…
- Да, я спросил, чем ты ещё занимаешься.
- Ну, у меня приличное по британским меркам сельскохозяйственное угодье…
- В этом можно не сомневаться!
- Я держу коз, овец, за которыми требуется уход. Слежу за исправностью своей станции (он имел в виду конструкцию, о которой было сказано выше). Выращиваю урожай – не для того, чтобы прокормиться, - еда мне, в сущности, не нужна, и я стараюсь обходиться без неё, - а просто для поддержания круговорота жизни. Мои земли должны наливаться цветами плодов, наполняться их благоуханием. Это греет душу, поддерживает во мне остатки разума, какую-никакую память. Но больше всего я люблю рыбачить!
Тут мы услышали тонкий свист, который становился всё надрывней. Я подумал о том, что это мой звук и что мне, вероятно, пора. Но это был всего лишь свист закипающего чайника. «Где-то я уже это слышал…» - подумал я и тут же вспомнил наше знакомство с Вином. Его чайник свистел точно так же.
- Это всё очень здорово, Давид, и, вместе с тем, довольно странно… А как же рай, ад, куда нам полагается следовать после жизни на Земле?
- Рай и ад… Да, я видел нечто подобное им, хотя я бы не называл это так. Рай или ад – это зависит от качества нашей земной жизни, наших представлений, насколько мы подружились со своим бессознательным. Бывает так, что иные добрые люди попадают в места, более похожие на ад (по крайней мере, эти места мне таковыми показались) – в силу каких-то глубинных конфликтов с кем-то или с самими собой. Впрочем, с кем-то и с самими собой – это одно и то же. И, следовательно, так, что некоторые злые оказываются в довольно неплохих местах. Да, так вот я о чём… я бывал там. Где-то мне могло бы понравиться больше, где-то меньше. Но, видя, что люди продолжают жить в своих представлениях, в своём, в сущности, прежнем обществе, что политики продолжают заниматься политикой, а инженеры всё также поглощены вопросами инженерии, ну, и так далее, я решил уйти – с тем, чтобы поискать что-то более подходящее для себя. И, должен тебе признаться, Роберт, нисколько не сожалею о том, что, будучи одиноким на Земле, я выбрал для себя и здесь жизнь отшельника. Ведь истинный рай, мой друг, находиться за пределами любых наших представлений и это вовсе не какое-то место. В него мне не попасть, так как для этого душа должна полностью выйти из темноты. Человек должен засиять полным сознанием. И в тот момент, как это происходит, он и рождается в раю. Для меня это задача непосильная, здесь я не могу этого сделать…
- Что нужно для того, чтобы сделать её решаемой?
- Снова родиться, разумеется.
Я медленно поставил чашку на блюдце и посмотрел вдаль.
- Но родиться, - с чувством печали продолжал Давид, - означает – вновь оказаться во власти иллюзии. Думать, что ты тот и тот, что жизнь даётся только раз, что в ней главное – это хорошее образование, хорошая работа, всевозможные удовольствия. Против этого я ничего не имею. И в моей жизни у меня всего было в достатке. Но родиться – означает окунуться в суету, именуемую борьбой за существование, за лучшее место под солнцем. Родиться, Роберт, - означает забыть себя.
- Но мы рождаемся такими, какие мы есть. Со временем мы начинаем утрачивать что-то важное в погоне за иллюзиями. Но ведь случается и так, что мы помним себя, верны своему детству, своим мечтам, своим чувствам, и тогда наша жизнь становится путём к себе.
Допив чай, мы ушли с террасы. Давид предложил спуститься к озеру, чтобы продемонстрировать мне чудеса рыбной ловли.
- В этих водах рыба не та, что обитает в земном океане!
Он остановился и задумался, глядя на звёзды на Млечном Пути.
- Как будто она создавалась фантазией жителей разных планет и галактик, - произнёс он вдохновенно и улыбнулся.
Мы пришли на берег удивительно красочного водоёма, который, возможно, минуту назад ещё не был столь красочным. Казалось, пейзаж изменился с нашим приходом; и нынешняя ослепительная его красота и фантастичность вызывала у нас обоих неописуемые чувства. Правда, мне запомнилось из него немного: солнце ещё не спряталось, а звёзды уже купались в цветных водах, и то, что спокойное вблизи берега озеро на горизонте как будто вздыбилось, забушевало, - это рыбы-гиганты выпрыгивали из него и при падении вытесняли вверх столько воды! Давид подвёл меня к месту, где стояли его снасти.
- Хочешь попробовать поймать рыбу? Давай же, смелей! Один раз в жизни, а то и ни разу, доводится заняться космической рыбалкой! Не бойся, она тебя не утащит.
- Если будет такая, как там, то мне точно придётся заняться ещё и космическим плаваньем, - усмехнулся я, углом зрения заметив, что Давид в этот момент посмотрел на меня с улыбкой, выражающей не столько радость, сколько печаль, или тоску... Времени в нашем распоряжении оставалось немного, и мы оба это сознавали.
- Держи крепко! Скоро клюнет, обязательно клюнет!
- Почему ты так в этом уверен?
- Ты ведь художник, а значит прирождённый космический рыбак!
Давид был прав. Не прошло и минуты, как поплавок выпрыгнул из воды, а потом резко под ней исчез. Я потянул уду на себя. Но она только выгнулась в дугу. Ещё немного, подумал я, и она точно переломается, если только леска не оборвётся раньше.
- Не спеши, - сказал Давид, - отпусти немного...
- А теперь немного подтяни. Ты должен её сначала измотать.
- Здесь все рыбы такие крупные?
- Хочешь – верь, хочешь – нет, но это тоже зависит от тебя, от твоего настроения, даже не настроения, а, скорее… восприятия.
Мне понадобилось немало времени и необычайное усердие для того, чтобы вытащить огромную рыбину на берег. И даже тогда, когда она уже большей своей половиной лежала на песке, я ещё мог её упустить, так как в ней вдруг проснулись силы. В итоге мне пришлось накрыть рыбу собой, хотя её размеры были не на много меньше размеров моего тела и, сделав обеими руками захват, периодически приподниматься и оттаскивать её от воды.
- Она твоя, Роберт! Ты поймал её!
- Это, наверное, просто удача, - сказал я, лёжа на рыбе.
- Ты забываешь, - сказал Давид, - это не та рыбалка, где нужна удача. Здесь ты ловишь сердцем и разумом.
- Она просто великолепна!!! – воскликнул я. – Какая красавица!!! Какая удивительная рыба!!!
Я был восхищён и потрясён до глубины души.
- Теперь можешь отпустить её.
Я встал. Она тут же сделала разворот, подпрыгнула и, напоследок сверкнув цветной чешуёй и махнув над песком широким фиолетовым плавником, вернулась в родные просторы. Но она – я знал – ушла не бесследно. Память о ней и эти яркие переживания останутся со мной навсегда.
- Это сидение, ожидание на берегу подобно забытью, - говорил Давид, - в которое мы все когда-нибудь погружаемся… но всякий раз, когда оно приносит мне улов, я словно вспоминаю себя. Соприкасаюсь с бессмертной частицей своего существа, что находилась в забытьи и снова, так же как эта рыба, которую ты отпустил, погрузится в него. Эта рыбалка, как всё, чем я здесь занимаюсь, поддерживает мою слабую, а точнее сказать, призрачную память, не даёт мне окончательно забыться. И ещё… если мне предстоит когда-нибудь вернуться в земной мир, то я должен буду сделать этот шаг сознательно. Иначе, боюсь, моя жизнь в очередной раз не принесёт плодов. А это значит, что я буду вынужден возвращаться в него снова и снова, как в страшном сне…
Я посмотрел на него. Возможно, в глубине души он не был уверен в своей позиции, а возможно, у него был просто усталый вид. Я не знал.
- Значит ли это, что рыбная ловля… что однажды так, сидя на берегу… то есть, прямо отсюда ты попадёшь в утробу?..
- И, кажется, моя пора не раз уже приходила. Однако я, если можно так выразиться, любезно отказывался от этого предложения.
На какое-то время я растерялся, не знал, что сказать, тогда как чувствовал, что должен что-то сделать для него, и тем самым сыграть до конца отведённую мне роль в его судьбе. Но затем неожиданно меня посетила мысль:
- Знаешь, я хочу сказать тебе что-то важное. Ты можешь целую вечность провести здесь, но когда-нибудь тебе всё равно придётся вернуться. Почему бы тебе не решиться на этот шаг прямо сейчас?! Да, ты говорил об иллюзии, о борьбе за лучшее место под солнцем, наверное, имея в виду, что амбиции в жизни чаще одерживают верх над талантом и прочими качествами, и нередко талантливые люди, да и просто люди оказываются вовлечёнными в нелепое состязание. В этом не простом мире действительно можно увлечься, заиграться, заниматься не тем поиском, и в итоге не заметить, как пролетела жизнь. Ты прав. В этом ты прав. Но… ты родишься в такое время, когда большинство людей будет знать о жизни и мироздании больше, чем в прежние времена; где каждый человек, независимо от национальности, не на словах будет считаться членом одной большой семьи.
- То, что ты говоришь, внушает оптимизм… однако, зная людей, я бы всё равно не стал торопиться.
Но, подумав, он поинтересовался:
- А как сейчас обстоит дело с войнами? Ведь это то, без чего человечество не может обойтись, не так ли, Роберт? Невероятно, что оно дожило до двадцать третьего века...
- Их почти нет. Иногда в странах наиболее бедных и неблагополучных проходят акции протеста. В некоторых случаях эти акции могли бы обернуться гражданской войной. Но мы стремимся помочь урегулировать конфликт мирным путём. Время политиков прошло и…
- Неужели? Как-то не очень в это верится. Прости, Роберт, ты не подумай… тебе-то я верю.
- Ты в это тоже не поверишь, но в сегодняшнем мире – большей его части –практически нет того деления на богатых и бедных, как в былые времена. Получаемая государством прибыль в первую очередь должна поступать в предприятия и институты, работающие на благо человечества. Контроль над оборотом средств осуществляется институтом, заинтересованным в процветании всех стран мира и всех слоёв населения. Может быть, так было и раньше. Я этого не знаю. У меня плохо с историей. Но, тем не менее, наше время имеет в этом плане существенные отличия от предыдущих столетий. Так, во всяком случае, говорят те, кто знает историю лучше меня.
- Ты хочешь сказать, человечество чему-то научилось?
- Думаю, это так.
- Вся наша история – это история заблуждений, Роберт. Неужели мы прошли всё это…
- Однако человечеству совсем немного лет. Что его тысячелетия в сравнении с возрастом Вселенной? Всего лишь секунды. Критиковать его, конечно, стоит, но выносить ему приговор… когда ребёнок то и дело поступает опрометчиво, мы же не отказываемся от него. В конце концов, путём проб и ошибок, под строгим контролем родителей он вырастает и становится зрелым человеком.
- Скажи, а как там сейчас с религией? Людей по-прежнему различают по религиозной принадлежности?
- Это тоже уже в прошлом. Благодаря усердию человека в научных областях, религию удалось отделить от предрассудков и неверных толкований. В результате она потеряла ту власть над человеком, что имела на протяжении веков. Можно сказать, религии исчезли, осталась… религия. Основы её оказались незыблемыми, так как являют собой мистические факты, истинность которых науке в наши дни удалось подтвердить.
- Что ж, это действительно… вселяет веру. Моя будущая жизнь на Земле, может статься, будет не такой уж и дурной…
- То, как она сложится, Давид, будет, как и прежде, зависеть в первую очередь от тебя. В этом смысле ситуация в мире вряд ли когда-нибудь изменится.
- Я и хочу, чтобы всё, что касается меня, не зависело ни от кого другого. Роберт…
- Что, Давид?..
- Ты меня почти убедил. Больше ты и не мог меня убедить. Но осталась ещё одна вещь, которая удерживает и всё ещё может удержать меня здесь. Это… любовь. Это место я очень люблю. Этот участок земли на Млечного Пути… мой дом, моя станция, мои милые козы и овцы, это озеро, где столько рыбы, такой чудесной, что не сыщешь во всём земном океане… что будет с этим местом, когда я уйду?
И, сдержав слёзы, я сказал ему то, что сказал когда-то себе и своим родителям:
- Это место, Давид… ведь ты не оставишь его без хозяина… его ты унесёшь с собой в своём сердце.
- Я услышал тебя, Роберт Галахен, художник из двадцать третьего века! Спасибо проведению, что наши судьбы пересеклись! Я не стану противиться возвращению на Землю. Коль скоро жизнь призовёт меня, я вернусь. Обещаю об этом не забыть.
И тут мой звук напомнил о себе. Теперь он был похож на пульсацию, похожую на биение сердца, которая всё учащалась и становилась громче.
- Прощай! – сказал Давид, в чьих глазах я не прочёл былой печали. – Твоя дорога ждёт тебя!
- Знаешь, хочу сказать тебе напоследок. Я тоже не забуду, - эту нашу встречу. Когда вернусь домой, напишу картину, которую так и назову: «Домик на Млечном Пути». Может быть… ну, мало ли, однажды ты увидишь её, и она о чём-то тебе напомнит. Может быть, этого и не случится. Как бы там ни было, я буду помнить тебя!
Он поднял руку в знак прощания. И тотчас же мы начали отдаляться друг от друга. Окружавший нас пейзаж, который я успел полюбить, стал постепенно то ли растворяться, то ли сворачиваться в точку межзвёздного пространства, - и, наконец, полностью слился с ним.
Продолжение следует
(Домик на Млечном Пути)
Вокруг меня ничего не было – это так. Но я оказался в этой пустоте не один. Мне навстречу, а, может быть, и в другую сторону шёл человек. Он шёл как обычно, как ходят по дороге, и его не смущало то, что дороги под ним не было. Или была? Возможно, я просто пока её не увидел, - как не сразу увидел поле подсолнухов и багровый закат…
Своим внешним видом человек напоминал провинциала. Вот только не знаю, в какой провинции я мог бы его встретить. На нём были сапоги, штаны, свитер под горло, куртка, наполовину расстёгнутая, и вязаная шапка. Мне захотелось узнать, как он выглядит вблизи. Я всегда испытывал чувство любопытства, когда предстояло с кем-нибудь познакомиться или даже просто переброситься парой слов с незнакомым человеком. Всё в жизни, а люди в особенности представляли собой нераскрытую историю, потенциальную картину. Тогда, как насчёт того, чтобы встретить кого-то в межзвёздном пространстве? Возможно, идущий вдалеке незнакомец окажется самым обычным человеком, скажем, тружеником из сельской местности… и я буду этому несказанно рад!
Не став дожидаться, пока он приблизится, я двинулся в его направлении. Я не полетел, а пошёл, как и он, по песчаной дороге, тянущейся вдоль поля подсолнухов и овражка, в котором бежал ручей. За овражком же вместо поля было пустое пространство и светлая полоса Млечного пути, усеянная звёздами.
Наружность незнакомца вызвала во мне симпатию. У него было светлое лицо, добрые глаза, несмотря на хмурые брови, приветливая улыбка. И вместе с тем она навевала чувства, которых я пока не понимал, не понимал, но хотел понять. Вблизи него я ощущал старость, не его, разумеется, так как ему было не более сорока, а старость как дух времени; а ещё заброшенность, одиночество – в совокупности с любовью и тоской.
- Здравствуй, дорогой человек! – приветствовал он меня. – Кто ты и как тебя зовут?
- Я Роберт Галахен. Англичанин, художник…
- Англичан не встречал, художника… тоже в первый раз вижу… Ты как здесь оказался? Вроде не похоже, чтобы ты умер… в смысле, твоё тело ведь ещё живо?
- Надеюсь, - сказал я. – Только, где оно и где я? Для меня тоже загадка то, как я здесь оказался. Я слышал звуки. Много странных звуков. И до сих пор слышу один…
- Может, ты набрёл на магистраль? – предположил он, внимательно рассматривая мою внешность.
- Может. А что это за магистраль?
- Между одной точкой и другой в искривлённом пространстве-времени… кажется, как-то так… - произнёс он и поднял голову, - то ли в задумчивости, то ли вспоминая, правильно ли он сказал.
- Что это за вторая точка?
- Ты об этом месте? Это не точка. Здесь живу я. Твоя магистраль проходит почти у самого моего дома…
- У тебя здесь есть дом?!
Он ненадолго задумался, а потом ответил:
- Ну, было бы странно повстречать здесь человека, чей дом находится совсем в другом месте. Или не так?
- Да, наверное. А как тебя зовут?
- Давид. Так меня звали…
И сам себе произнёс:
- Да, Давид. Не забыл…
И улыбнулся про себя.
- Дом! У тебя дом посреди Млечного пути?! Это же… - не находил я слов, - это же ведь… ну… ну, просто невероятно!!!
- Я могу его показать. Тебе понравится, да… ты, кажется, сказал, что ты художник, а художнику уж точно понравится. Идём по этой дороге. Она приведёт нас к моему дому.
- Так ты, значит, англичанин и художник… - повторил он – словно для того, чтобы не забыть.
- Постой-ка, ведь мы можем не идти, а лететь…
- Нет, не могу, - сказал Давид. – Это ты можешь, а я – нет.
- Хорошо, тогда идём.
- Скажи мне, что это всё-таки за магистраль? Куда она может меня привести? – спросил я.
- Возможно, в прошлое, возможно, в далёкое, возможно в не очень… А, может быть, она дальше и не поведёт. Думаю, это зависит от тебя. Да, это зависит от тебя!
- То есть… что я могу сделать?
- Знать. Знать, для чего ты идёшь по магистрали. Просто так по ней не ходят и просто так она никуда не ведёт. Если ты, скажем, стоишь в машине времени и спрашиваешь, что от тебя зависит, то, наверное, ответ будет звучать так: ты должен ввести координаты. А координаты ты введёшь те, которые, по-твоему, будут соответствовать цели твоего путешествия. Ты сейчас в более тонком теле, а оно и есть машина времени – по совместительству. Кстати говоря, единственная, другого механизма путешествия во времени, можно сказать, что и нет. Впрочем, правильнее выразиться так: это энергетическая структура, имеющая возможность подключения к Вселенской машине времени.
Но обычно… обычно у живого человека нет к ней доступа. Как же ты набрёл на магистраль?..
- А-а… я с моим другом… мы отправились в долину Мунстоунс Вали… и там я нашёл странное место…
- Долина… как ты сказал… где это?
- Это… это на Далмаке… - задумчиво произнёс я, уже слыша следующий вопрос Давида.
- А Далмак, это где?..
- Далмак – это планета, на которой мы живём…
- Ты не землянин?! – удивлённо спросил он.
- Да, нет же, я – землянин. Просто теперь живу с родителями на Далмаке. Это новая планета человечества. Кроме неё есть ещё одна…
- Ещё одна?!
Мои слова заставили его остановиться. Остановившись, он вновь поднял голову и направил взор в небо, словно оттуда должен был прийти ответ на его вопрос.
- Сколько же времени прошло? – тихо сказал он сам себе.
- Я живу в двадцать третьем веке, в начале двадцать третьего… - охотно отвечал я, чувствуя, что многое могу поведать этому человеку и в ответ много услышать от него.
- Как всё быстро… в моё время никто не мог такого даже представить. Ты, кажется, сказал: «Далмак». А как же Нибиру, ну, то есть Марс? Мы ведь собирались на него лететь…
- Марс и есть вторая планета. Только там людей очень мало.
- А как… как там движется процесс терраформирования?
- Мм, не быстро. Должно быть, это требует времени, средств… честно говоря, не интересовался этим. Проще ведь обживаться на планете, где в терраформировании практически нет нужды, где почти всё как на Земле. Кстати, у неё два солнца. И да… человечество явно не думало о возможности увидеть живых динозавров. Но так получилось, что оно встретилось с далёким прошлым своей планеты. На Далмаке живут динозавры!
- То, что ты говоришь, Роберт, как это говорится… в это трудно поверить! Да, в это трудно поверить! Но у меня нет причин тебе не верить…
- А в какое время жил ты, Давид?
- Я смутно помню своё время, как, собственно, и свою жизнь. Я помню только, что собирался лететь на Марс с ещё несколькими людьми. Мы должны были лететь туда безвозвратно. Помню, что долго готовился к этому…
- И что было потом?
- Я не полетел. Мою кандидатуру сняли. После этого, кажется, у меня и случился сердечный приступ, и я, то есть, моё тело умерло, и было похоронено моими родственниками…
Он замолчал, задумался. И я поддержал его молчание.
- Я был одинок там, на Земле, - продолжил Давид: - родственников у меня тоже было мало. Но меня это устраивало. Моё одиночество меня устраивало. И поэтому я хотел лететь на Марс. То есть, у меня не было особых причин тосковать по Земле, а также страха перед неизвестностью. Я любил конструировать, чинить, чувствовать себя хозяином определённых вещей…
- То, что ты говоришь, мне знакомо. Я тоже большую часть времени чувствую себя одиноким, и тоже не имею ничего против одиночества. Да, у меня был один друг на Земле… но мы – люди самодостаточные, каждый сам по себе, и поэтому не так уж часто проводили время вместе. Так что, по большому счёту я имел общение – за исключением делового – только со своими родителями. Девушки у меня никогда не было. Наверное, она могла бы быть, но у меня свои интересы. Я поглощён творчеством, просто не замечаю за ним времени, а всем девушкам нужно внимание. А потом мы с родителями переехали на Далмак, может быть, да и скорее всего, тоже безвозвратно. Но здесь я чувствую себя не точно так же, как в родной Британии. У меня сразу появились друзья. Я словно начал жизнь с чистого листа. Это… интересно. И если раньше я чувствовал себя счастливым человеком, то сейчас… смотрю на это несколько иначе. Прости, похоже, я начинаю говорить лишнее…
- Нет, нет, ты должен мне это рассказать. Что для тебя счастье? Ведь это для нас самый главный вопрос. По ответу на него узнаётся человек, разве не так?
- Моё счастье на Земле – в прошлом, - невзирая на то, что я без натяжки чувствовал себя большую часть времени счастливым. Наверное, это странно прозвучит, но я ощущаю, что для подлинного счастья не достаёт чего-то ещё.
- И чего-же?
- Я знаю только то, что наше творчество, наши молитвы могут помочь нам это найти.
- Тебе не хватает полноты себя, дорогой мой Роберт, как и почти всем людям. Только ты, как художник, острее сознаёшь эту нехватку себя. Всё просто: ты говоришь о поиске целостности.
По-моему, теперь ты можешь назвать цель своего путешествия. Мне кажется, что даже я уже знаю её, - сказал, обдумав мой рассказ, Давид.
- Да, я знаю… я бы хотел увидеть прошлое… но не просто так. Я бы хотел увидеть в своей жизни больше, чем увидел… узнать о человечестве, о нашей истории больше. Привнести какую-то частицу прошлого в настоящее… как это делает мой новый друг.
Давид остановился, чтобы ещё немного поразмыслить. Про себя я отметил, что все его размышления больше походят на воспоминания.
- Да, но мне казалось, есть что-то ещё. Я понимаю, для тебя, как для художника, важно получить наиболее полную картину мира. Однако я бы на это сильно не рассчитывал и не надеялся. Знаешь, расчеты, надежды, желания часто приводят к разочарованию. Ты можешь увидеть всё, но не почувствовать ничего, - лучше, когда наоборот…
- Да, ты, вероятно, прав. Наверное, это не скромно: ставить перед собой такую цель. Но тогда я не знаю, зачем мне куда-то путешествовать… признаться, у меня и не было времени подумать об этом…
- На самом деле, всё, что тебе нужно – это отдаться путешествию, расправить крылья восприятия. В этом и заключается цель... вернее, намерение. Но есть ещё одна, о которой ты не сказал…
Я вопросительно посмотрел на него.
- Из твоего рассказа я понял, что ты хотел бы что-то открыть для себя, не как для художника, но как для обычного человека, - сказал он.
- Постой-ка, я ведь знаю, о чём ты говоришь… У меня есть одна маленькая мечта, это так. Знаешь, я иногда спрашиваю себя: может ли у меня что-то получиться в плане личной жизни, в плане создания семьи, или я должен забыть об этом раз и навсегда? Я больше склоняюсь ко второму, потому как трудно совместить два разных по сути мира…
- Может быть и трудно, но не невозможно, - сказал Давид, - а твоя маленькая, как ты говоришь, мечта, будучи отвергнутой, может нанести твоей жизни немалый ущерб. Всё, о чём мы мечтаем, Роберт, ждёт своего осуществления. И в прошлом ты хотел бы найти то, чего у тебя нет в настоящем. Твоя маленькая мечта играет на самом деле совсем не малую роль в твоей жизни. Ты ещё не успел обдумать, для чего ты предпринимаешь это путешествие, а в глубине ты уже точно знаешь, для чего.
- Но как это может быть связано: моё путешествие и…
- Ну, вот и мой дом. Мы пришли.
Деревянный домик был невелик и невысок, но участок земли, на котором он находился, был… просто огромен!
- Это всё твоё?
- Кроме меня, здесь никого нет, и почти никогда никого не бывает. Значит, есть все основания считать это хозяйство своим. Думаю, оно и возникло здесь с моим приходом…
- А что это такое возле дома?
Возле дома находилась ещё какая-то деревянная конструкция, состоящая из лотков, движущихся по роликам верёвок с ушатами, медленно вращающихся мельничных лопастей в находящемся внизу бассейне, и многих других приспособлений. Конструкция издавала определённый шум: это было в основном поскрипывание в местах соединений, звуки переливающейся и плещущей воды.
- Эта конструкция напоминает водяную мельницу, но на самом деле при всей своей сложности она лишь обеспечивает постоянную циркуляцию воды, - объяснил Давид.
- А откуда здесь вода?
- Вода?.. Но здесь её много. Взгляни-ка туда!
Я посмотрел в направлении, указанном Давидом. И, правда, в каких-нибудь двухстах ярдах от участка с домом находилось если не море (хотя его дальнего берега не было видно), то, по крайней мере, очень большое озеро. По его поверхности бежала рябь, переливая отблесками заката. А посмотрев немного правее, я разглядел в этих отблесках переднюю часть транспортирующей воду конструкции.
- Предлагаю подняться на мою террасу, чтобы провести время за чашкой чая, глядя на озеро и на закат.
- Это замечательная идея, Давид!
- Кажется, большую часть времени я и провожу здесь, в этом вот кресле, - сказал он, следом за мной выходя на террасу.
- Скажи, а чем ещё ты занимаешься?
- Постой-ка, на что же тебе сесть?! – вдруг озадачился он. – Пойду, поищу в доме стул.
Он ушёл и почти сразу же вернулся, с довольным видом неся стул.
- Спасибо, - сказал я.
- Нет уж, это не тебе. Это мне, а ты садись в моё кресло.
Видя, что моё присутствие доставляет хозяину истинную радость, я смиренно принял его предложение расположиться в более удобном кресле.
- Ты, кажется, о чём-то спрашивал, но я уже забыл. Такая уж у меня память…
- Да, я спросил, чем ты ещё занимаешься.
- Ну, у меня приличное по британским меркам сельскохозяйственное угодье…
- В этом можно не сомневаться!
- Я держу коз, овец, за которыми требуется уход. Слежу за исправностью своей станции (он имел в виду конструкцию, о которой было сказано выше). Выращиваю урожай – не для того, чтобы прокормиться, - еда мне, в сущности, не нужна, и я стараюсь обходиться без неё, - а просто для поддержания круговорота жизни. Мои земли должны наливаться цветами плодов, наполняться их благоуханием. Это греет душу, поддерживает во мне остатки разума, какую-никакую память. Но больше всего я люблю рыбачить!
Тут мы услышали тонкий свист, который становился всё надрывней. Я подумал о том, что это мой звук и что мне, вероятно, пора. Но это был всего лишь свист закипающего чайника. «Где-то я уже это слышал…» - подумал я и тут же вспомнил наше знакомство с Вином. Его чайник свистел точно так же.
- Это всё очень здорово, Давид, и, вместе с тем, довольно странно… А как же рай, ад, куда нам полагается следовать после жизни на Земле?
- Рай и ад… Да, я видел нечто подобное им, хотя я бы не называл это так. Рай или ад – это зависит от качества нашей земной жизни, наших представлений, насколько мы подружились со своим бессознательным. Бывает так, что иные добрые люди попадают в места, более похожие на ад (по крайней мере, эти места мне таковыми показались) – в силу каких-то глубинных конфликтов с кем-то или с самими собой. Впрочем, с кем-то и с самими собой – это одно и то же. И, следовательно, так, что некоторые злые оказываются в довольно неплохих местах. Да, так вот я о чём… я бывал там. Где-то мне могло бы понравиться больше, где-то меньше. Но, видя, что люди продолжают жить в своих представлениях, в своём, в сущности, прежнем обществе, что политики продолжают заниматься политикой, а инженеры всё также поглощены вопросами инженерии, ну, и так далее, я решил уйти – с тем, чтобы поискать что-то более подходящее для себя. И, должен тебе признаться, Роберт, нисколько не сожалею о том, что, будучи одиноким на Земле, я выбрал для себя и здесь жизнь отшельника. Ведь истинный рай, мой друг, находиться за пределами любых наших представлений и это вовсе не какое-то место. В него мне не попасть, так как для этого душа должна полностью выйти из темноты. Человек должен засиять полным сознанием. И в тот момент, как это происходит, он и рождается в раю. Для меня это задача непосильная, здесь я не могу этого сделать…
- Что нужно для того, чтобы сделать её решаемой?
- Снова родиться, разумеется.
Я медленно поставил чашку на блюдце и посмотрел вдаль.
- Но родиться, - с чувством печали продолжал Давид, - означает – вновь оказаться во власти иллюзии. Думать, что ты тот и тот, что жизнь даётся только раз, что в ней главное – это хорошее образование, хорошая работа, всевозможные удовольствия. Против этого я ничего не имею. И в моей жизни у меня всего было в достатке. Но родиться – означает окунуться в суету, именуемую борьбой за существование, за лучшее место под солнцем. Родиться, Роберт, - означает забыть себя.
- Но мы рождаемся такими, какие мы есть. Со временем мы начинаем утрачивать что-то важное в погоне за иллюзиями. Но ведь случается и так, что мы помним себя, верны своему детству, своим мечтам, своим чувствам, и тогда наша жизнь становится путём к себе.
Допив чай, мы ушли с террасы. Давид предложил спуститься к озеру, чтобы продемонстрировать мне чудеса рыбной ловли.
- В этих водах рыба не та, что обитает в земном океане!
Он остановился и задумался, глядя на звёзды на Млечном Пути.
- Как будто она создавалась фантазией жителей разных планет и галактик, - произнёс он вдохновенно и улыбнулся.
Мы пришли на берег удивительно красочного водоёма, который, возможно, минуту назад ещё не был столь красочным. Казалось, пейзаж изменился с нашим приходом; и нынешняя ослепительная его красота и фантастичность вызывала у нас обоих неописуемые чувства. Правда, мне запомнилось из него немного: солнце ещё не спряталось, а звёзды уже купались в цветных водах, и то, что спокойное вблизи берега озеро на горизонте как будто вздыбилось, забушевало, - это рыбы-гиганты выпрыгивали из него и при падении вытесняли вверх столько воды! Давид подвёл меня к месту, где стояли его снасти.
- Хочешь попробовать поймать рыбу? Давай же, смелей! Один раз в жизни, а то и ни разу, доводится заняться космической рыбалкой! Не бойся, она тебя не утащит.
- Если будет такая, как там, то мне точно придётся заняться ещё и космическим плаваньем, - усмехнулся я, углом зрения заметив, что Давид в этот момент посмотрел на меня с улыбкой, выражающей не столько радость, сколько печаль, или тоску... Времени в нашем распоряжении оставалось немного, и мы оба это сознавали.
- Держи крепко! Скоро клюнет, обязательно клюнет!
- Почему ты так в этом уверен?
- Ты ведь художник, а значит прирождённый космический рыбак!
Давид был прав. Не прошло и минуты, как поплавок выпрыгнул из воды, а потом резко под ней исчез. Я потянул уду на себя. Но она только выгнулась в дугу. Ещё немного, подумал я, и она точно переломается, если только леска не оборвётся раньше.
- Не спеши, - сказал Давид, - отпусти немного...
- А теперь немного подтяни. Ты должен её сначала измотать.
- Здесь все рыбы такие крупные?
- Хочешь – верь, хочешь – нет, но это тоже зависит от тебя, от твоего настроения, даже не настроения, а, скорее… восприятия.
Мне понадобилось немало времени и необычайное усердие для того, чтобы вытащить огромную рыбину на берег. И даже тогда, когда она уже большей своей половиной лежала на песке, я ещё мог её упустить, так как в ней вдруг проснулись силы. В итоге мне пришлось накрыть рыбу собой, хотя её размеры были не на много меньше размеров моего тела и, сделав обеими руками захват, периодически приподниматься и оттаскивать её от воды.
- Она твоя, Роберт! Ты поймал её!
- Это, наверное, просто удача, - сказал я, лёжа на рыбе.
- Ты забываешь, - сказал Давид, - это не та рыбалка, где нужна удача. Здесь ты ловишь сердцем и разумом.
- Она просто великолепна!!! – воскликнул я. – Какая красавица!!! Какая удивительная рыба!!!
Я был восхищён и потрясён до глубины души.
- Теперь можешь отпустить её.
Я встал. Она тут же сделала разворот, подпрыгнула и, напоследок сверкнув цветной чешуёй и махнув над песком широким фиолетовым плавником, вернулась в родные просторы. Но она – я знал – ушла не бесследно. Память о ней и эти яркие переживания останутся со мной навсегда.
- Это сидение, ожидание на берегу подобно забытью, - говорил Давид, - в которое мы все когда-нибудь погружаемся… но всякий раз, когда оно приносит мне улов, я словно вспоминаю себя. Соприкасаюсь с бессмертной частицей своего существа, что находилась в забытьи и снова, так же как эта рыба, которую ты отпустил, погрузится в него. Эта рыбалка, как всё, чем я здесь занимаюсь, поддерживает мою слабую, а точнее сказать, призрачную память, не даёт мне окончательно забыться. И ещё… если мне предстоит когда-нибудь вернуться в земной мир, то я должен буду сделать этот шаг сознательно. Иначе, боюсь, моя жизнь в очередной раз не принесёт плодов. А это значит, что я буду вынужден возвращаться в него снова и снова, как в страшном сне…
Я посмотрел на него. Возможно, в глубине души он не был уверен в своей позиции, а возможно, у него был просто усталый вид. Я не знал.
- Значит ли это, что рыбная ловля… что однажды так, сидя на берегу… то есть, прямо отсюда ты попадёшь в утробу?..
- И, кажется, моя пора не раз уже приходила. Однако я, если можно так выразиться, любезно отказывался от этого предложения.
На какое-то время я растерялся, не знал, что сказать, тогда как чувствовал, что должен что-то сделать для него, и тем самым сыграть до конца отведённую мне роль в его судьбе. Но затем неожиданно меня посетила мысль:
- Знаешь, я хочу сказать тебе что-то важное. Ты можешь целую вечность провести здесь, но когда-нибудь тебе всё равно придётся вернуться. Почему бы тебе не решиться на этот шаг прямо сейчас?! Да, ты говорил об иллюзии, о борьбе за лучшее место под солнцем, наверное, имея в виду, что амбиции в жизни чаще одерживают верх над талантом и прочими качествами, и нередко талантливые люди, да и просто люди оказываются вовлечёнными в нелепое состязание. В этом не простом мире действительно можно увлечься, заиграться, заниматься не тем поиском, и в итоге не заметить, как пролетела жизнь. Ты прав. В этом ты прав. Но… ты родишься в такое время, когда большинство людей будет знать о жизни и мироздании больше, чем в прежние времена; где каждый человек, независимо от национальности, не на словах будет считаться членом одной большой семьи.
- То, что ты говоришь, внушает оптимизм… однако, зная людей, я бы всё равно не стал торопиться.
Но, подумав, он поинтересовался:
- А как сейчас обстоит дело с войнами? Ведь это то, без чего человечество не может обойтись, не так ли, Роберт? Невероятно, что оно дожило до двадцать третьего века...
- Их почти нет. Иногда в странах наиболее бедных и неблагополучных проходят акции протеста. В некоторых случаях эти акции могли бы обернуться гражданской войной. Но мы стремимся помочь урегулировать конфликт мирным путём. Время политиков прошло и…
- Неужели? Как-то не очень в это верится. Прости, Роберт, ты не подумай… тебе-то я верю.
- Ты в это тоже не поверишь, но в сегодняшнем мире – большей его части –практически нет того деления на богатых и бедных, как в былые времена. Получаемая государством прибыль в первую очередь должна поступать в предприятия и институты, работающие на благо человечества. Контроль над оборотом средств осуществляется институтом, заинтересованным в процветании всех стран мира и всех слоёв населения. Может быть, так было и раньше. Я этого не знаю. У меня плохо с историей. Но, тем не менее, наше время имеет в этом плане существенные отличия от предыдущих столетий. Так, во всяком случае, говорят те, кто знает историю лучше меня.
- Ты хочешь сказать, человечество чему-то научилось?
- Думаю, это так.
- Вся наша история – это история заблуждений, Роберт. Неужели мы прошли всё это…
- Однако человечеству совсем немного лет. Что его тысячелетия в сравнении с возрастом Вселенной? Всего лишь секунды. Критиковать его, конечно, стоит, но выносить ему приговор… когда ребёнок то и дело поступает опрометчиво, мы же не отказываемся от него. В конце концов, путём проб и ошибок, под строгим контролем родителей он вырастает и становится зрелым человеком.
- Скажи, а как там сейчас с религией? Людей по-прежнему различают по религиозной принадлежности?
- Это тоже уже в прошлом. Благодаря усердию человека в научных областях, религию удалось отделить от предрассудков и неверных толкований. В результате она потеряла ту власть над человеком, что имела на протяжении веков. Можно сказать, религии исчезли, осталась… религия. Основы её оказались незыблемыми, так как являют собой мистические факты, истинность которых науке в наши дни удалось подтвердить.
- Что ж, это действительно… вселяет веру. Моя будущая жизнь на Земле, может статься, будет не такой уж и дурной…
- То, как она сложится, Давид, будет, как и прежде, зависеть в первую очередь от тебя. В этом смысле ситуация в мире вряд ли когда-нибудь изменится.
- Я и хочу, чтобы всё, что касается меня, не зависело ни от кого другого. Роберт…
- Что, Давид?..
- Ты меня почти убедил. Больше ты и не мог меня убедить. Но осталась ещё одна вещь, которая удерживает и всё ещё может удержать меня здесь. Это… любовь. Это место я очень люблю. Этот участок земли на Млечного Пути… мой дом, моя станция, мои милые козы и овцы, это озеро, где столько рыбы, такой чудесной, что не сыщешь во всём земном океане… что будет с этим местом, когда я уйду?
И, сдержав слёзы, я сказал ему то, что сказал когда-то себе и своим родителям:
- Это место, Давид… ведь ты не оставишь его без хозяина… его ты унесёшь с собой в своём сердце.
- Я услышал тебя, Роберт Галахен, художник из двадцать третьего века! Спасибо проведению, что наши судьбы пересеклись! Я не стану противиться возвращению на Землю. Коль скоро жизнь призовёт меня, я вернусь. Обещаю об этом не забыть.
И тут мой звук напомнил о себе. Теперь он был похож на пульсацию, похожую на биение сердца, которая всё учащалась и становилась громче.
- Прощай! – сказал Давид, в чьих глазах я не прочёл былой печали. – Твоя дорога ждёт тебя!
- Знаешь, хочу сказать тебе напоследок. Я тоже не забуду, - эту нашу встречу. Когда вернусь домой, напишу картину, которую так и назову: «Домик на Млечном Пути». Может быть… ну, мало ли, однажды ты увидишь её, и она о чём-то тебе напомнит. Может быть, этого и не случится. Как бы там ни было, я буду помнить тебя!
Он поднял руку в знак прощания. И тотчас же мы начали отдаляться друг от друга. Окружавший нас пейзаж, который я успел полюбить, стал постепенно то ли растворяться, то ли сворачиваться в точку межзвёздного пространства, - и, наконец, полностью слился с ним.
Продолжение следует
Рейтинг: 0
67 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
