Святой Пионий (повесть) глава 7 (заключительная)

Мы неслись по тёмному зеву оврага, подгоняемые надеждой, страхом, отчаянием, уставшие прятаться и пригибаться. А затем как-то все вместе сбавили скорость и остановились, чтобы перевести дыхание. Невесть откуда появилось внутреннее умиротворение и уверенность в благополучном исходе. Возможно, потому что свежий ветер с реки разогнал болезненный запах мёртвого посёлка. И лишь, осмотревшись по сторонам, я понял, в чём дело. Нас окружали высокие голые скалы.

«Как ты думаешь, мы Витька ещё увидим?» – внезапно спросил Сашка.

Меня не слишком удивила детская наивность, прозвучавшая в этом вопросе. После того как он напомнил, что он старший и твёрдой рукой спровадил нас «малышей», а сам остался нас прикрывать…

«Сашка, ты сам видел какой он… Конечно же он вернётся!»

Сашка громко засопел и ничего не сказал.

Перед нами лежал мелкий густой кустарник, и дорога впервые пошла на подъём.
Осталось лишь преодолеть его – и мы на речном берегу. Шедшая впереди Катюшка резко остановилась и присела.

«Странно…» – прошептала она, разглядывая что-то лежащее на земле. Я подошёл поближе. Под ногами лежали останки маленьких бултыхашек – таких, какими они были в самом вначале. Это были уже высохшие от времени шкуры.

«Идём дальше?» – Катюшка встала и вопросительно посмотрела на меня.
«А куда нам ещё? Конечно, идём дальше. Здесь осторожней» – сказал я,
повернувшись к Сашке. Он кивнул. Мы поднялись в гору и упёрлись в стену, сложенную из крупного силикатного кирпича высотой в два человеческих роста. Поверх неё была натянута колючая проволока между столбами, на верхушке которых тускло горели зелёные фонари. Сверху доносился равномерный гул, характерный для высоковольтных линий.

«Можно подумать, что мы через неё не перелезем» – возмутилась Катюшка.
«Там наверху «колючка» Она под током…»

Я посмотрел на стену, затем на скалы. Слева я заметил в скале небольшую площадку, расположенную чуть выше колючей проволоки. Если подставить одно из брёвен, выброшенных половодьем на берег – забраться на неё не составило бы труда.

«Залезу и осмотрюсь» – сказал я, указывая на площадку. Я приставил одно из брёвнышек к скале и, опираясь на него, полез наверх. Катюшка придерживала брёвнышко, а Сашка подталкивал меня снизу. Вскарабкавшись на уступ, я осторожно приподнялся. Тихо и мягко волновалась ночная река. Тёмный берег был пуст. Обзор с обеих сторон по-прежнему ограничивали скалы.

Я глянул вниз и кивком пригласил моих спутников подниматься.
«Сашка, где-то у тебя полиэтиленовая плёнка. Доставай. А ещё нужна верёвка. План такой: привязываем верёвку к кустам, лезем на скалу, кидаем на колючку мою фуфайку, плёнку складываем в четыре слоя и стелем на фуфайку. Перебрасываем верёвку на ту сторону и спускаемся по ней»

«Вадим, а если там тоже нет людей, а только…» – начала Катюшка и замолчала.

«Кать, все, что мы можем сделать, это вернуться обратно»

Мы перебрались на скалу и бросили фуфайку на колючку у одного из столбов. Подождав немного, набросили сверху полиэтилен и перебросили через стену верёвку.

Я взялся за верёвку и посмотрел на Катьку с Сашкой. Оба кивнули мне, лица у обоих были очень серьёзные и напряжённые. Оттолкнувшись от каменной площадки, я скользнул спиной по полиэтилену и, приземлившись на гальку, отпрыгнул в сторону, чтобы освободить место ребятам.

Неожиданный удар в спину чем-то твёрдым свалил меня на землю. Я резко повернул голову, и первое что увидел – дуло автомата в сантиметре от своего лица. А за ним расплывчато лицо, верхняя половина которого была скрыта под капюшоном.

«Лежать, не двигаться!» – жёстко прозвучала команда держащего меня на мушке человека. Не было никаких сомнений в том, что он в случае чего без колебаний пристрелит меня на месте.

«Убери ствол, дурак!» – услышал я Сашкин голос, хриплый от надсады. Он стоял слева и держал наперевес копьё, уперев остриё в горло солдата. Только что приземлившаяся Катюшка, держала заряженный лук наготове.

Мы уже давно перестали походить на детей, и я не знаю, как мы выглядели со стороны. Но в том, что за выстрелом последует удар копьём и стрела, сомневаться не приходилось. Вероятно, произвела впечатление и молниеносная быстрота, с которой были приняты контрмеры. На лице солдата появилось напряжённо-отчаянное выражение, автомат дрогнул в его руке.

«Рядовой, уберите оружие!» – я повернул голову в сторону голоса. Перед нами стояли ещё трое военных. Двое держали автоматы на изготовку. Третий – судя по всему, офицер – держал руки в карманах. – «И вас это тоже касается» – добавил он, кивнув в Сашкину сторону.

Солдат беспрекословно подчинился. Сашка колебался какое-то время, но потом медленно отвел копьё в сторону. Катька опустила лук и сняла с него стрелу.

«Рядовой…» – медленно протянул офицер. Солдат поставил автомат на предохранитель, закинул его на плечо и, подскочив к офицеру, вытянулся в струнку.

«Каковы инструкции в случае прорыва через охраняемый периметр?»

«Огонь на поражение. Но здесь же люди…» – тихо ответил солдат.

«А… по каким признакам вы определили, что перед вами люди? И откуда у вас уверенность, что эти люди не… В общем вы понимаете, что я имею ввиду»

Солдат молча переминался с ноги на ногу. Какое-то время офицер, молча в упор, разглядывал его.

«Займите место на боевом посту» – вымолвил он, наконец. Солдат отошёл к скале. – «А вы ступайте за мной» – бросил он в нашу сторону. И, повернувшись налево, быстрым шагом направился вдоль берега. Мы подчинились. Двое сопровождающих пропустили нас вперёд и топали следом за нами.

За первым же поворотом мы увидели лагерь военных, созданный из вагончиков и утепленных палаток. Берег был наполнен нервным движением – признаками объявленной тревоги. Взлетали две сигнальные ракеты, вспыхнули мощные прожектора и их лучи начала планомерное движение по скалам. Техника, с которой был сорван чехол, оказалась «Шилкой». Четыре ствола её были направлены на вершину скалы. По реке промчались два катера. Где-то вдалеке рокотал вертолёт.

«Наши воины опять тревогу объявили» – услышал я унылый голос из крайней палатки. Судя по всему, говорили по телефону. – «А умников у нас тоже хватает. Слыхал новинку сезона: теперь это биороботы, заброшенные к нам, чтобы подготовить среду обитания?» – продолжал унылый голос с издёвкой. Затем в нём зазвучали обиженные нотки – «Ты знаешь, мне уже и химический стаж даром не нужен. Скорей бы уже вызвали сюда авиацию, да залили весь этот гадюшник напалмом. И я бы поехал в Анапу с детишками. Это у вас там тишь, да гладь... Вы берёте пробы раз в месяц, а мы три раза в неделю. У меня двое лаборантов загнулись, остальные бегут без оглядки... Зачем? А затем, у вас эти самые биороботы смирно себя ведут, а наши с какими-то чудесами. Сначала у них стала сокращаться популяция. Весной у них началась какая-то трансформация. А теперь у них повальная миграция. На север… Ага, гуси-лебеди… То там выстрелы слышны, то взрывы… А сегодня у нас прорыв через периметр. Вот так мы здесь и живём…»

Мы быстро миновали окраины лагеря, и слов говорившего уже было не разобрать. Нас завели в одну из палаток и оставили стоять у входа. В палатке имелось электрическое освещение. От него с непривычки болели глаза.

За столом в середине палатки уже сидел сопровождавший нас офицер. Справа и слева от стола стояли двое солдат.

«На поставленные вопросы отвечайте громко и разборчиво: кто такие, откуда? Как вам удалось преодолеть защищённый периметр?»

Он окинул нас быстрым взглядом, и его чёрные пронзительные глаза остановились на мне.

«Из посёлка» – буркнул я.

«Из посёлка – это хорошо. А теперь правду! Отвечайте, где вы были всё это время?..»

«А кто ты такой, твою мать, чтобы спрашивать?!» – не выдержала Катька. – «Обороняльщик хренов! Это я тебя спрошу: где ты был?! Где ты был, когда посёлок накрыло, и мы потеряли своих родителей?! И где ты был, когда погибли два моих брата?! И где же ты был, когда мы прятались – два года отсиживались по норам как крысы?! И жрали крыс! Нас было десять, а осталось только трое! Где ты был…»

Я схватил Катюшку за руку. Она прижалась ко мне и замолчала. Офицер пытался что-то сказать, но снаружи прозвучали громкие голоса, и в палатку вошёл грузный и высокий мужчина. При его появлении все военные в палатке встали по стойке смирно.
«Садитесь капитан, вольно» – неспешным баритоном скомандовал вошедший. – «Показывайте ваших нарушителей»

«Товарищ майор, в три часа двадцать минут, на посту номер сто двенадцать…» – начал, было, капитан.

«Это вот они?» – майор мельком глянул на нас и прошёл к столу. – «Совсем ещё дети. Подвиньтесь, Сидорцев »

Майор тяжело сел на предоставленный ему стульчик.

«Не сладко вам пришлось, ребятки, не спорю. Наверно долго отсиживались где-то, прятались. А потом смастерили луки и – вперёд. Отличная пика, у вас за спиной, молодой человек. Да только не помогли бы вам ваши пики, да луки. Чтобы вы стали со всем этим делать, если бы…»

Договорить он не успел. Рядом со мной, под ухом свистнула тетива. Катюшкина стрела пробила правый рукав капитанского плаща, пригвоздив его к столу. Мы с Сашкой стартовали одновременно. В доли секунды ситуация в палатке изменилась. Оба солдата лежали на полу. Я стоял, держа топор у капитанского затылка, а Сашкин меч упирался в майорское горло. Постояв, таким образом, дав им понять, что они обречены, мы вернулись на прежнее место.

Солдаты, подобрав автоматы, поднялись. Капитан силился выдернуть стрелу, глубоко засевшую в столешнице и, в конце концов, просто продел её сквозь рукав. Майор, потирая подбородок, задумчиво разглядывал нас. Значение его взгляда я не понимал, но ясно было, что конфетно-леденцовая стадия между нами закончилась, и сюсюканья больше не будет.

«Спецназ» – с усмешкой сообщал нам майор, кивнув на солдат, поправляющих обмундирование. – «Резюмирую вашу демонстрацию силы следующим образом: охрана обезоружены и лежит на полу, оба офицера уничтожены, а у вас в руках теперь огнестрельное оружие. Это всё сделано в доли секунды и безо всякого шума – часовые снаружи не среагировали на ваши действия. Всё остальное: вопрос вашего выживания на заражённой территории и преодоления защищённого периметра – суть праздное любопытство. Всё и так ясно. Кто-то с вами очень хорошо позанимался. Он постепенно выработал у вас иммунитет и наработал тактику боя именно для тех условий, в которые вы попали. А ещё – быт, добывание провианта, потайные убежища… Я бы хотел побеседовать с этим человеком. Кто ваш командир?» – неожиданно жёстко спросил он.

«Его больше нет…»

«Ладно, кто сейчас у вас старший?» – майор досадливо поморщился.

Я отделился от ребят и подошёл к столу.

«Назовите своё имя и имена ваших попутчиков»

Я продиктовал, и капитан записал все эти сведения.

«Теперь прикажите вашим людям сдать оружие. Всё, что у вас есть, включая перочинные ножи. Они вам больше не понадобятся»

Я кивнул, ребята подошли к столу и стали выкладывать из рюкзаков содержимое.

«И последний вопрос: сегодня в девятом квадрате – как раз напротив сто двенадцатого поста был зарегистрирован сильный взрыв. Это как-то связано с вашими действиями?»
«Связано» – я вытащил бомбу из рюкзака и выложил её на стол. Майор взял её руки и внимательно осмотрел со всех сторон.

«Что в бутылке?» – полюбопытствовал он.

«Азотная кислота»

«Для чего?»

Я коротко рассказал ему о действии азотной кислоты на бултыхашек. Майор с капитаном обменялись быстрыми взглядами.

«Вы слышали, Сидорцев?» – майор беспокойно шевельнулся, стул под ним заскрипел. – «Проверьте эти сведения. Если они подтвердятся, сразу же передайте в штаб округа. Это очень важно, капитан»

Капитан молча взял бомбу и вышел из палатки.

«А вам ребята надо срочно отправляться в изолятор – на карантин. Там вас покормят и вы как следует отдохнёте.»

Так закончилась наша жизнь на «заражённой территории». В палатке-изоляторе мы пробыли два дня. Утром третьего дня за нами прилетел вертолёт, и нас увезли куда-то за город. Я думаю, что это был какой-то санаторий, переоборудованный для исследовательских нужд. Нас постоянно держали в помещениях и не выпускали даже на балкон. Катюшку сразу же куда-то забрали от нас. Больше я её никогда не видел и ничего о ней не слышал.

Нами занимались дяди и тёти одетые в герметичные белые спецкостюмы с пластиковыми щитками на лице. Нас просто вывернули наизнанку – и весь этот кошмар был ничуть не лучше того, что мы пережили, в «заражённой местности».

К нам приходили разные люди, которые очень подробно расспрашивали о наших мытарствах вокруг кирпичного завода. Задавали самые неожиданные и глупые вопросы о режиме сна и принятия пищи. Они с самыми серьёзными лицами выслушивали наши рассказы об изготовлении копий, луков и самодельных мечей. Более всего их интересовала наша подготовка, которую устроил нам Поня.

Прошло три года, прежде чем нам объявили, что наши организмы пришли в окончательную норму и что мы «свободны». Мои познания в химии были учтены и после некоторой подготовки меня оставили на «объекте номер двадцать три», в качестве младшего научного сотрудника.

Как мне тогда казалось, это давало некоторые шансы узнать, что же всё-таки произошло. Кто такие эти бултыхашки и откуда взялись? Почему военные бездействовали, а ограничились лишь тем, что огородили наши посёлки? Почему мы за время нашего пребывания там не видели в небе ни одного самолёта или вертолёта?

Более всего меня интересовала Катюшкина судьба. Но на этот и другие вопросы я не получил никаких ответов. Всё происшествие значилось под кодовым названием «заражение», и больше ничего мне узнать не удалось.

Сашка при институте остаться не пожелал и сбежал оттуда, даже не дождавшись окончания нашей реабилитации. Совершенно неожиданно он показал себя правдолюбцем и неукротимым бунтарём. Он прилагал титанические усилия, чтобы придать это дело огласке и постоянно пытался докопаться до истины. Предпринимались ли сильными мира сего попытки взять его под контроль – не знаю. Благодаря, как мне кажется, той подготовке, что получил все мы, сделать это было непросто. На нелегальном положении он продержался целых восемь лет.

Последнее, что он собирался сделать – собрать самых отчаянных журналистов и провести их в «заражённую местность», чтобы те увидели всё своими глазами. Но он не успел. Его нашли мёртвым в подъезде какого-то дома с четырьмя ножевыми ранениями.

И не было больше ничего интересного в моей жизни, младший служитель – проживался одними лишь воспоминаниями. Всё что я в ней хотел – лишь найти мою сероглазую Катеньку. Катюшку. Но не нашёл. Так и остался бобылём на белом свете…

Жрец потёр тяжелеющие веки и посмотрел на пустынную улицу. Небо посветлело, и вдоль улицы, из сумерек начали проступать чёрные зубья заборов. Жрец чувствовал себя разбитым – словно, стоя всю ночь у забора, рассказывал всю эту историю. А был ли рассказчик на самом деле? В неподвижном утреннем воздухе висел ещё запах бензиновой гари, а в апрельской грязи отчётливо чернели свежие следы узких шин. По всему походило, что рассказчик всё-таки был, и совсем недавно уехал.

Внезапно жрец вскочил со скамьи и прошёл на сцену. Он нащупал рукоятку рубильника и решительно дёрнул её. Вспыхнул свет, вырвавший из предрассветной темноты лик святого Пиония. Действительность оказалась намного страшнее красивой сказки, и то, что пришлось испытать этим детям не шло ни в какое сравнение с легендой.
И не было никакой разницы, кто изображён на этом портрете. Все десять человек – святой Пионий!

«Плевать на то, что произойдёт с этой религией!» – прошептал жрец. – «Я отслужу за всех!»

Он упал на колени и начал молиться, мешая все молитвы из всех религий, которые знал. Их было десять – ребят живших когда-то на соседней улице. И семеро из них остались здесь навсегда…