Ичел - искусственный человек. Ч1.Странствующий маршал. Глава 3. Что приносит дождь

Музыка: барабаны

1

Почему Дворжак направил меня в командировку в Дрезден? Он хочет, чтобы я разворошил тамошнее гнездо неизвестно кого? Или там меня не будут искать? Меня, возможно и не будут, а вот Эолу в покое не оставят, точняк. Надо бы подразнить их и посмотреть, что из этого выйдет. Я посадил коптер прямо в поле, как только взошло солнце.

– Уже прилетели, Иван? Так быстро? Это где? – спросила Эола.

– В чистом поле, девочка. Выходи и снимай комбез, – я вышел из кабины, достал сумку и стал раздеваться.

– Ты, что, Иван?! – голос Эолы был полон удивления и обиды.

– Давай, быстрее! И надевай этот, – я протянул ей другой, – ты разве не раздевалась при мне на море?

Я достал двух дронов, с которыми тренировался в номере, прицепил к ним снятые комбинезоны и направил их к лесу. Если кто-то следит за нами, то жучки им это и покажут. И запустил парочку птичек, чтобы они засняли всё интересное. Дроны, после того, как отцепили наши комбезы, разлетелись в разные стороны. Они будут лететь, пока не разрядятся их батареи. Потом мы отлетели на десять километров, коптер снизился до высоты полметра и мы выскочили из него. Я вытащил одну из аптечек и стал по инструкции проводить забор проб для анализа ДНК Эолы. Табло показывало, что он будет проводиться  чуть больше девяти минут. Покопавшись в инструкции, я нашёл, что аптечка может работать и без связи с сетью, но дольше и некоторые опции будут недоступны. Я хотел забросить второго «Эксперта» в коптер, но потом передумал, и  решил, что можно выбросить только его модули связи.

После того, как аптечка выдала мне результаты, я и её оставил без возможности связи. Всё это лишнее «железо» загрузил в коптер, туда же забросил мину и отправил горемыку назад, в город. Через пятнадцать минут на высоте метров пятьсот он взорвётся. У нас с Эолой две сумки и аптечки, тяжеловато, но до леса дойдём, а там разберёмся. Лес для нас – дом родной, здесь вам не тут! Мы были на краю леса, когда пришёл сигнал от мины – сработала, хотя взрыва и не было слышно.

– Иван! – окликнула меня Эола через два часа быстрой ходьбы, – Мы от кого-то прячемся?

– Типа того. В общем, к тебе проявляют нездоровый интерес. Нам с тобой надо некоторое время где-нибудь тихо посидеть, погулять по лесу, заодно продолжить твоё обучение. Чтобы никто не мешал.

– Если нам надо спрятаться, то почему ты ведёшь себя, как лось во время гона?

– Лось?! Почему лось, и почему во время гона?

– Шумишь, всё ломаешь, везде оставляешь следы. Зачем ты выбросил наши комбинезоны? Ты вообще очень много вещей выбрасываешь. А зачем тогда брал их? – сверкая глазами, говорила Эола, а потом, отвернувшись, добавила, – И стараешься раздеть меня при каждом удобном случае. Лось и есть лось.

Я остановился и с некоторым изумлением посмотрел на эту девчушку, которая засомневалась в правильности моих решений и в моих навыках. И навоображала себе в своей хорошенькой головке чёрт знает что!

– Ты сама выскакиваешь из одежды при каждом удобном случае. Лосиха. Привал, – сказал я, бросил «Экспертов», снял сумку и с облегчением прислонился к дереву спиной. Эола права, с таким грузом мы неповоротливые и медленные.

– Надо лишнее где-нибудь спрятать, – будто продолжила мои мысли челобка, – и идти налегке. А потом, когда устроимся, можно будет за нужными вещами вернуться.

Она не стала садиться, а побежала за кусты. Её не было почти двадцать минут, я уже начал беспокоиться, но надобности, есть надобности. И я ждал. Она появилась с другой стороны и я услышал её, когда Эола была всего в двух шагах. Наклонившись к моему уху, она шёпотом сказала:

– Я нашла хорошее место, где можно спрятать наши вещи! Пойдём, покажу!

Как ей откажешь, если такое старание перед тобой?

– Слушай меня внимательно, Эола. С этой минуты дальше, чем на пять метров от меня не отходишь. И прежде, чем отойти, спрашиваешь, можно или нет!

– А по нужде тоже не дальше пяти метров?

– Надо будет – будешь держаться за мою руку, когда по нужде! Эола, всё серьёзно, к сожалению. Я прошу тебя, давай без самодеятельности, хорошо? – Эола неохотно кивнула, но чувствовалось, что она не согласна, – А теперь давай руку и пойдём посмотрим, что ты там нашла.

Через некоторое время я освободил руку Эолы и пропустил её вперёд, сам шёл следом. Кажется, я увидел место, где она предлагала спрятать вещи. Впереди был обрыв с полуобвалившимся деревом, торчащими корнями, за которыми было углубление и если там подкопать немного, то снаружи совсем не будет видно. Я упёрся в спину Эолы.

– Вон там, – показала она рукой направо, и совсем не туда, куда я смотрел, – там, наверное, была медвежья берлога. Вход узкий, можно завалить хворостом и совсем ничего не будет видно. Неужели не видишь? Ну, вон же кривая сосна, две молодых берёзки и разлапистая ель. Вот, под елью – берлога. Я молодец?

– Нет, ты молодица! – улыбнулся я. Берлога была просторная, но запах! А это тоже неплохо.

Сказав Эоле, что следует выложить из сумок, сам подключился к «Эксперту» для продолжения анализа. Я задал параметры из Орского и приказал сравнить с данными Эолы. Несколько раз «Эксперт» проводил дополнительный анализ проб, пришлось даже сделать фото зрачков. Когда процент совпадений перевалил за девяносто, я заволновался. Девяносто девять и две! Едришь твою в корень через коромысло!

Я смотрел на Эолу, перебирающую вещи в сумке, и думал, разве этим должна заниматься надежда челобов, в глухом лесу в паре с ичелом, пусть даже маршалом? Она была чиста в прямом и переносном смыслах. Она была той самой нормальной древней, нет, не древней, а молодой из древности, женщиной, которая могла нарожать хоть двадцать мальчиков и девочек! Наверное, у меня было довольно глупое выражение лица, потому что Эола прекратила возиться с сумками и с удивлением смотрела на меня.

– Иван, ты где витаешь? – спросила она.

– Иди сюда, девочка, садись рядом, потом дособираем.

Эола подошла и села, я обнял её одной рукой и прижал к себе. Она сначала закрепостилась, а потом расслабилась.

– Что случилось, Иван?

– Случилось, Эола. Хочешь, чтобы у тебя была куча детей? – челобка невольно отодвинулась от меня, – Сыночки, дочки?

– Ну, конечно, у меня будет сын или дочка, – она была по-прежнему напряжена.

– Ты можешь иметь столько детей, сколько захочешь. Хочешь двух, нет, трёх, нет, пять мальчиков-озорников и пять девочек-хохотушек?

– Ой, смешной ты, хоть и маршал! – рассмеялась Эола и добавила назидательным тоном, – Все же знают, что родится только один ребёнок!

– Только не у тебя! Ты сможешь столько, сколько захочешь! – я потрепал её за кончик носа, – поэтому от меня ни на шаг. Договорились?

– Иван, это правда?! Сколько захочу? – Эола вдруг обхватила меня обеими руками за шею, а потом поднялась и стала рвать цветы, траву, тонкие ветки с деревьев.

Соорудив на бугорке букет из того, что она насобирала, Эола опустилась перед ним на колени, сложила ладони перед собой и, закрыв глаза, что-то зашептала. До меня доносились отдельные слова. Я настроил слух на более чуткий и в меня, вместе с шумом листьев и щебетанием птиц, стали вливаться слова Эолы.

– Мать Созидательница! Я благодарю Тебя за Твой бесценный дар! Да будет Воля Твоя, да будет Царствие Твоё! Живи, Ты, вечно на небесах и на земле! Прими, Мать Созидательница, скромные дары мои и защити меня от искушения и лукавого, проведи меня через мира хитрости, прости мне долги мои, а я прощаю долги других мне, не оставь меня, когда мне трудно будет. Славлю Тебя, Мать Созидательница, отныне и во веки веков! Омен.

Эола подняла руки и лицо к небу и стояла так до тех пор, пока не прошёл на нами взявшийся ниоткуда порыв ветра. Она, что, действительно существует, эта Мать Созидательница?

2

– И куда мы теперь пойдём, Иван?

– Вот сюда, – я показал пальцем в точку на объёмной карте, – где-то здесь должны быть мои птички, которые следили за нашими старыми комбезами. А там уже по обстоятельствам.

– А вообще, куда мы идём?

– У меня есть одна знакомая молоденькая красивая девушка, хочу найти ей мужа, отца её детей.

– Красивая-красивая?

– Красивая-прекрасивая!

Я переложил в свою сумку почти всё, что было у Эолы, у неё осталось килограммов десять, не больше. За день мы доберёмся до птичек. Дней десять я могу без пищи и подзарядки, воду в лесу найдём, так что тех запасов, что у нас есть, Эоле хватит на это время. Пока мы шли, а особенно на привалах, я задавал ей вопросы из того, что она уже выучила, Эола задавала мне, что ей было непонятно. Мои эксперименты с дронами давали свои результаты – одновременно я мог читать Орского и разговаривать с Эолой. Ей уж замуж невтерпёж! А где мы будем искать, (Найдём, я места знаю, где они водятся), а если я ему не понравлюсь? (Понравишься) А как назвать разных детей? Это же столько имён! (Я помогу, я много знаю имён мальчиков и девочек) Я совсем не поняла про амфибрахий. Главное же, чтобы звучало, правда? (В общем, да) А ты сколько языков знаешь? (Пятьдесят-шестьдесят) Сколько-сколько?! А знаешь, как эти цветы называются? Правда, не знаешь? (Ну, откуда мне знать, я всего два раза в год составляю ботанический отчёт, но зачем ей об этом говорить?) Это же жарки! А как они невест выбирают? Кто выше прыгнет?! А я не умею высоко прыгать… (Да, трудно тебе будет).

Нулевики считали себя самой обделённой расой, даже больше, чем челобы. Челобы могли родить хотя бы одного ребёнка, мы тоже и неограниченно, а роботы – ни одного. В этом они завидовали челобам и ненавидели нас. Роботы считали, что мы специально не допускаем их к знаниям, как рождаются дети. А мы и правда не знаем, почему они не могут – мы ведь в своей основе идентичны, но у нас есть органы деторождения, а у них, имеющих такие же гениталии – нет. Углубляясь в монографию, я всё больше и больше проникался мыслью, что это не просто книга – это программная книга.

Орский проводил линию, что именно нулевики обеспечили прорыв в технологиях, именно нулевики являются космопроходцами и страниц сорок было посвящено описанию выдающихся полётов: основание колонии на Марсе, экспедиции к Юпитеру, Сатурну, за пределы орбиты Нептуна. Именно из нулевиков, в конце концов, вышли ичелы, да и челобы живы до сих пор только благодаря усилиям и исследованиям нулевиков. Ну, это он явно преувеличивал.

Нельзя было не согласиться, что действительно роботы были заняты на опасных производствах, да и надо быть честным – я сам всегда считал нулевиков не совсем людьми. Всё-таки они для меня были неодушевлёнными, в отличие от нас и челобов. Челобы, пусть и не такие развитые, как мы, но, безусловно – с душой. По-разному, но и мы, и челобы передавали своим детям душу. А роботы, не смотря на то, что они пытались имитировать детей  и их воспитание, всё же имитировали и одушевлённость.

Орский утверждал иное, он говорил, что если нулевики смогли создать одушевлённых ичелов, значит, они и сами обладают душой. Но ичелы постепенно искусственно снизили способности нулевиков до первой, а то и до второй категории. Нулевики должны бороться за сохранение души.

Нет, такие книжки читать на ночь вредно. И не нулевики создали ичелов, а челобы. Ничем мы нулевикам не обязаны. Хотя следует покопаться в исторических документах. Потом как-нибудь, когда время будет.

3

Как я и планировал, к закату мы добрались до нужного района. Мы остановились в лесу, под деревьями, рядом с небольшой, почти круглой поляной. Где-то здесь должны быть мои птички. Эола осталась возле вещей, за день она устала, а я пошёл искать разведчиков. Они сидели рядом на одной ветке, на зов сразу откликнулись и спланировали ко мне. Я перевёл их в режим сна, расход энергии у них был большой, а они мне ещё понадобятся. У меня сейчас всего в обрез, надо экономить.

Когда я вернулся, Эола уже разбиралась с сумками, нашла что-то там, зажала в руке.

– Я сейчас вернусь, я недалеко, –  сказала она и упорхнула.

Пока её не было, я успел поставить палатку и перекачать инфу из птичек. Теперь можно заменить их источники питания. Кстати, о питании, девушку тоже надо покормить.

– Иван! Я нашла родник, там такая вкусная вода! – отчиталась Эола о своём очередном открытии. Я научился узнавать её приближение по запаху – она пахла молоком, – У нас есть какая-нибудь посуда? Я видела белую бутылку, не помнишь, где она?

– Посмотри в палатке, в моей сумке, в левом отсеке. Родник далеко?

– Совсем рядом – двадцать шагов, – и опять убежала.

Эола довольно быстро расправилась с ужином и сейчас сидела рядом со мной с огромным бутербродом с печёночным паштетом в одной руке и какой-то травой – в другой. Перед нами кружилось изображение места, где лежала наша старая одежда. Я промотал вперёд. Через час появились первые гости. Это были роботы, сначала трое, потом к ним присоединился ещё один. Боевые роботы серии Р-5М. Они пробыли там не более трёх-четырёх минут, судя по всему, произвели съёмку и двинулись через лес на северо-восток. Некоторое время их было видно, затем они затерялись.

Место долго не пустовало – прибыли ребята из нашего управления. В одном из них я узнал Дворжака. После осмотра костюмчиков и следов вокруг них, они вышли к тому месту, где когда-то садился мой коптер, а теперь сидел коптер Управления. Погрузившись в него, они  тоже улетели на северо-восток. Я так думаю, что их заинтересовало, кто прибыл на место быстрее, чем они сами.

А ведь неплохо получилось! Даже лучше, чем я думал. Пусть поиграют в догонялки. Одни убегают, другие гонятся. Ведь один из вариантов, что нас кто-то куда-то тащит и надо срочно выяснять: кто, зачем, куда? Да и освободить нас неплохо бы. То, что нас не было в разбившемся коптере, они выяснили, я так думаю, без особых проблем. Некоторое время всем будет не до нас.

Витт отправил беспилотник с биоданными Эолы, который наверняка долетел туда, куда ему надо было. На полагать, что они теперь знают, что Эола – бесценная челобка. Вполне возможно, что и Дворжак знает, а может быть, знал и раньше. Почему он так легко согласился со мной, дал распоряжение об «Экспертах», дурацкая командировка и дельный совет? Что-то тут не чисто. Нет, всё же мне не кого положиться в верхах, кроме, как на Пьетро. А внизу могу ли я положиться на кого-нибудь? Эмиль? Франциск? А если по-другому – могу ли я вовлекать друзей в опасную авантюру? Наверное, могу, я ведь откликнулся бы на их просьбу о помощи. В конце концов, я же не преступник! Или преступник? Это как посмотреть…

Эола, встала, потянулась, зевнула и пошла на край поляны. Там она снова нарвала цветов, приукрасила их несколькими листочками и так же, как и утром, стала читать молитву. И так же, как и утром над нами прошелестел ветер. Да ну, не может быть, это просто совпадение. Мне уже мерещится чёрт знает что! Ветер дует порывами и Эола просто ждёт очередного порыва.

Эола начала подпрыгивать на месте. Неужели она поверила в мой безобидный обман, шутку, что так женихи выбирают невест?! Прыгать она тоже не умела: вектор силы толчка у неё не совпадал с вектором движения тела, он не проходил через центр тяжести тела. Эолу носило вбок, вперёд, назад, в общем, всё безобразно и безнадёжно, кроме желания научиться прыгать выше. Я стал рядом с ней и тоже начал подпрыгивать, только это у меня получалось высоко, без видимых усилий и красиво. Колени почти не сгибались, фактически я отталкивался одними ступнями. Эола остановилась.

– Как ты это делаешь, Иван? – Эола смотрела на меня, удивлённо раскрыв глаза, – ты, как мячик!

– Сейчас и ты сможешь также, – я прекратил прыжки, – это несложно, через пятнадцать минут ты будешь прыгать так же, как и я.

– Ты всему можешь меня научить за пятнадцать минут?

– Абсолютно! А ты сомневаешься?

Через пятнадцать минут она уже кричала:

– Смотри, Иван! Я, как мячик!

4

Меня разбудил шёпот Эолы. Уже рассвело, но солнца ещё не было видно.

– Иван! Глухари, – шептала она, – там их больше десяти. Нам не помешала бы парочка, у них такое вкусное мясо!

Я прислушался к шуму, взял парализатор и осторожно стал выбираться из палатки. Моя нога за что-то зацепилась, я дёрнулся, зашумел, птицы услышали и взлетели. Когда я выскочил на край поляны, глухари уже почти скрылись. Я пальнул почти наугад и, похоже, что одного зацепил, но до конца я не был уверен.

– Я же говорила, что ты лось! – громко и раздражённо шептала челобка, – это же глухари! Тут всё тихо надо!

– Замолчи! Сядь возле палатки и жди.

Я пошёл в сторону, куда мог упасть и сесть глухарь, которого я зацепил. Когда я его, наконец, нашёл, глухарь уже стал приходить в себя, но тут уж я точно выстрелил. Весил он килограмма четыре, Эола буквально прыгала вокруг меня и говорила, что я настоящий охотник. Я не злопамятный и уже почти забыл, что совсем недавно был лосем. Так, наверное, чувствовал себя первобытный человек, возвращавшийся с удачной охоты и слушавший похвалы женщины.

Смотреть, как Эола разделывала глухаря, я не стал после того, как она свернула голову птице одним движением. Но перед тем, как я ушёл, Эола вырвала небольшое перо из крыла глухаря и вставила его мне в волосы.

– Маршал Иван Флорес! Посвящаю тебя в орден Глухаря! – торжественно произнесла она и со смехом вернулась к разделке.

Управлялась с птицей Эола легко и со знанием дела.

– Мы сейчас же его запечём на углях. У меня прямо слюнки текут, как представлю. А из перьев я потом что-нибудь сделаю, – я думаю, что челобка точно видела, что и как у неё будет.

– Нет, Эола, на углях – вечером, а сейчас же, – я передразнил её, – сделаем бульон на потрошках. В дорогу надо питательное и лёгкое что-нибудь.

Девушка с сожалением посмотрела на меня, вздохнула и согласно кивнула своей прехорошенькой головкой.

– Ладно, бульон, с травками, ты такого не пробовал.

Эола разрезала глухаря на куски, а я заворачивал их в бактерицидные листы, в которых они могли храниться до двух недель.

Собирался дождь, думаю, что сегодня, к сожалению, мы пройдём намного меньше, зато никто нас не сможет увидеть. На карте я нашёл заброшенную деревню, до неё шестьдесят километров. Один я прошёл бы это расстояние за полдня, а с Эолой, да в дождь выйдут все два. Но место было очень перспективное. Туда мы и двинемся.

Куда в неё всё это лезет?! Большая кружка бульона, потрошки, крылышки, лапки и потом ещё любимый большой бутерброд с печёночным паштетом! После завтрака челобка собрала кости, отнесла их от нашего лагеря к тому месту, где она молилась, на пригорок положила цветы, а кости немного в стороне со словами: «Мать Созидательница! Прими цветы от Эолы, а кости пусть найдут и съедят лесные зверушки».

Часа через два ходьбы, Эола начала жаловаться, что воняет болотом, что ей плохо, в конце концов, её стошнило. До болота было около двенадцати километров по карте и ближе к нему мы подходить не будем. Не надо переедать перед дальней дорогой! Чёртов бутерброд, без него всё было бы хорошо! Я поковырялся в аптечке, нашёл соответствующее средство и заставил её выпить таблетки. На лице у Эолы румянец заменил болезненную бледность. Девочке действительно было очень плохо, но температуры нет, значит, нет и отравления. Переела. Составлю строгое меню и никакой самодеятельности! Эола виновато улыбалась.

Вместо торговли с родителями женихов мне приходится заниматься диетой невесты. Но это же нормально! Она живой человек, а тут этот дождь, промокнет и ещё простудится. Не промокнет, комбез не пропускает воду, если всё застегнуть, что я и сделал – застегнул замок ей под самый подбородок.

– Иван, мне так душно, я не боюсь дождя, – попросила Эола, чертёнок крутил пальцем у виска.

Я забрал сумку Эолы, не обращая внимания на её протесты. Через некоторое время она снова щебетала, я только успевал отвечать на её вопросы.

– Эола, а кто такая Мать Созидательница? Я не помню, чтобы в книгах вашей церкви что-то такое было. Богородица – да, а Матери Созидательницы там нет.

– Я ещё маленькая была, услышала как-то и решила, что это моя покровительница. И так и есть –  Мать Созидательница меня охраняет.

– А от кого ты услышала, не помнишь?

– Учитель математики рассказывал на перемене.

– Робсон?

– Нет, Ма Пилигрим. Имя смешное такое, я и запомнила. Да он у нас всего два урока был, Робсон тогда куда-то уезжал, - Пилигрим… Пилигрим… как ни старался, но я не мог вспомнить никакого Ма. И в этом я не видел ничего хорошего.

– А после ты когда-нибудь видела этого Пилигрима?

– Нет, больше никогда. А что, нельзя верить в Мать Созидательницу?

– Можно. Наверное, она добрая. Ты мне расскажешь о ней вечером?

– Конечно! А мы так и будем жить в палатке, Иван?

– Завтра к вечеру, ну, может быть, чуть раньше мы дойдём до одной деревни, там остановимся в доме.

– А чей род живёт в деревне?

– Деревня пустая, там никого нет.

Странно, я знаком со множеством верований, порой довольно экзотических, а вот Мать Созидательницу я ничего не слышал. Может быть этот Пилигрим ничего такого особенного и не говорил, а Эола сама всё придумала. И создала своё личное верование, на религию это, разумеется, не тянет. Ну и фиг с ним, а вечером будет, о чём поговорить. Хотя в этом проблем нет – Эола ещё та болтушка.

5

После того, как я забрал у Эолы сумку, мы пошли значительно быстрее. Я так думаю, что даже в дождь мы сможем пройти хорошую дистанцию.

Дождь всё усиливался, хорошо, что грозы нет. Я только подумал об этом, как небо дрогнуло  раскатистым громом, словно огромные камни или даже скалы прокатились по нему. Поднялся ветер и расшатал деревья, дождь превратился в ливень. Вокруг нас всё сверкало и грохотало. Я схватил Эолу за руку и потащил её вверх по склону. Нам повезло: сначала я нашёл скальный навес, а уже оттуда рассмотрел вход в пещеру.

Пещера располагалась ещё выше, подход к ней был крутой и уже очень скользкий, потому что по всем склонам сверху неслись потоки воды. Когда мы добрались до неё, противоположной стены ущелья уже не было видно за сплошным дождём. Там, где мы совсем недавно шли, вместо полуметрового ручейка бушевала река и уже несла вырванные деревья – первые жертвы стихии.

Я осмотрелся в пещере. Она была достаточно просторной: небольшая площадка метр на два сразу у входа, дальше вёл узкий двухметровый проход, который затем превращался в площадку почти круглую по форме площадью около сорока метров. Была практически полная темнота, и что там дальше за площадкой – неизвестно, зато тихо и сухо. Я достал из сумки пару фонарей и зажёг их.

Эола стояла вся промокшая и дрожала от холода. Для челобов мой комбез не подходил в полной мере.

– Так, – сказал я, – не пойдёт. Придётся тебе снова раздеваться. Возьми в сумке что-нибудь посуше и потеплее, а комбез положи на камни сушиться. Я пойду посмотрю пока, как мы будем ужин готовить.

На входе в пещеру лежало несколько вполне пригодных для костра веток. Ниже входа искать было нечего, там вода всё смыла. Да и реке осталось всего метра четыре до входа, но ливень уже прекратился, просто сильной моросью продолжался дождь. Небо начало светлеть. В пещере мы проведём, скорее всего, не меньше суток, а то и двое, надо готовиться к этому. Я осторожно вылез выше входа и там увидел, что потоками принесло большое количество хвороста, который зацепился за деревья и камни. Одной рукой я держался за выступ, а другой доставал ветки и бросал их на площадку входа. Вдруг я услышал истошный визг Эолы:

– Ива-а-а-ан!!! – я немедленно спрыгнул вниз.

– Что случилось?

– Там… – девушка показывала в глубину пещеры, – там… мыши! Одна пробежала мне по ноге!

Эола стояла на камне и не собиралась с него спускаться.

– Сейчас разведём костёр и они все разбегутся. Эола, ну, они же маленькие! Что они тебе могут сделать?! Да, ты не забыла, что обещала потрясающее блюдо из глухаря?

– Я не забыла. Только ты не уходи далеко.

Костёр разгорелся почти сразу и сделал пещеру уютным домом. Дым поднимался к потолку и уходил вглубь пещеры. Так, наверное, и было когда-то: сполохи пламени костра, пляшущие тени на стенах, женщина, готовящая мясо, добытое мужчиной. И тихий шорох дождя, далёкий шум речных перекатов… Красота! А мышей, пугающих мою женщину, я сейчас прогоню. Мою? Нет, ту, которая со мной. Опять не так – ту, которая под моей охраной. Всё равно двусмысленно. Но защищать, так защищать – я достал из сумки две коробки, отпугивающие насекомых и мелкое зверьё, и включил их. Теперь комарам и мышам вход сюда запрещён.

продолжение ландшафта, входа в пещеру не видно.

Глухарь на углях действительно оказался невероятно вкусным, вот что-что, но готовить челобы умеют, не отнять. Но я съел маленький кусочек, с остальным расправилась Эола, потом бутерброд с паштетом.

– Девочка, ну, плохо же будет!

– Знаешь, какой он вкусный! Мне кажется, что могу есть его утром, днём и вечером. Пока не прикончу этот бутерброд, я голодная, – с полным ртом возражала Эола и, откусывая очередной кусок, закрывала глаза.

– Иван, – со смущённым видом обратилась ко мне челобка, когда с ужином было покончено и всё убрано, – мне надо… пи-пи.

– Так в чём дело, если надо?

– А где?

Это точно – где? В пещере не совсем удобно, только за её пределами. Слева от входа в пещеру большой камень отгораживал кусочек пространства, но было скользко. С помощью лопатки и мелких камней я сделал подобие дорожки. Пройти можно, если осторожно. Однако всё равно пришлось вести Эолу до места за руку.

– Отвернись. Закрой глаза. Заткни уши, – говорила девушка, не выпуская мою руку.

– Отвернулся, закрыл, заткнул, – ответил я, а потом спросил, слегка подначивая, – всё в порядке, ло-Ссиха?

Эола смущённо прыснула.

Когда мы вернулись, Эола почти сразу начала морщить нос, принюхиваясь к чему-то. Запах костра и жареного глухаря ещё оставался, наверное, пока можно приоткрыть маскировку, чтобы пещера проветрилась.

– Ты мне обещала рассказать о Матери Созидательнице, не забыла? – я попытался привлечь внимание, – ты как часто читаешь молитвы?

– Да, когда как, – Эола села возле костра и обхватила колени руками, – если ничего не случается, то бывает, что мы с ней не разговариваем месяц. У неё полно дел и отвлекать по мелочам не надо.

– А откуда ты это знаешь, Эола?

– Что знаю?

– Ну что Мать занята, что отвлекать не надо? И что значит «разговариваем»?

– Во-первых, не Мать, а Мать Созидательница. Во-вторых, разговариваю, потому что разговариваю. Иногда бывает плохое настроение и я говорю с ней, как подругой, как с мамой, как сама с собой и мне легче становится.

– А где Мать Созидательница пребывает? На небе, на земле, в воде?

– Не знаю. В книжке ничего такого не написано. Везде, наверное.

– В какой книжке, Эола?

– Ну, что Ма Пилигрим дал. Тоненькая такая синяя книжка. А я знаю, для чего нужна резиновая кукла, про которую Тамара говорила. Мы как-то с девчонками нашли в компьютере картинки, а старая Лиза нас застукала! Вот крику было! Тамара меня не любит. Почему? Потому что в тебя по уши втюрилась! Она красивая, не то, что я. Иван, а ты её любишь?

– Кого её, Эола? Тамару? При чём тут она? И тебе какое до этого дело? А где эта синяя книжечка? – я положил руку ей на плечи, но челобка повела ими, как бы говоря, что ей это не нравится.

– Дома книжка. Я прочитала один раз и больше к ней не притрагивалась.

Вдруг она вскочила, зажала рот рукой и побежала к выходу – её опять тошнило. Дождавшись её возвращения, я с помощью моей личной аптечки маршала проделал некоторые анализы и прочитал результат, о котором я догадывался, но не хотел верить: «Беременность две недели. Состояние эмбриона без патологии».