ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияФантастика → Оборванная нить Ариадны (глава 12)

Оборванная нить Ариадны (глава 12)

4 апреля 2015 - Анатолий Котов
article281075.jpg


ТАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ... 

На меня смотрели лучистые глаза Насти. 
Огромные, теплые, удивленные и немного испуганные. 
И виноватые тоже. 
Эти глаза светились непонятной мне радостью, мерцали, впитывали меня всего и окутывали нежностью. 
И просили о чем-то, и что-то вымаливали. 
Видимо то, чего я не имел права ей дать. 
А она красивая. Или после Медузы Горгоны мне любая женщина кажется писаной красавицей?
Короткое темно-зеленое платье, серебристый кулончик – боевой катер на взлете, высокая прическа Аэлиты. 
И как накрутила такую? 
Минимум макияжа, что мне всегда нравилось в женщинах. 
Наслаждаясь созерцанием хорошенькой дамы, я молчал. 
А о чем нам было говорить? 
Между нами стояла смерть и махала косой, а может, угрожала излучателем.
Но и ночь безумной любви была между нами! 
Та сладкая ночь, которая оборвалась криками, выстрелами и кровью... 

Слегка полноватые губы, чуть подведенные перламутровой помадой цвета сердитой морской волны, тонкие белые руки, почти беззащитные. 
И не скажешь, что одним ударом этой нежной ручки Настя может запросто уложить на пол сильного мужчину!
А еще стройные ножки, обтянутые прозрачными чулками, ажурные туфельки на высоких каблуках – такого же цвета, что и платье. 
Женщина поднялась мне навстречу. 
Но что-то остановило ее за мгновение до объятий. 
Может, к нам вернулась память, а может, Настя почувствовала мое недоверие. И металлический привкус ненависти. 
Долго смотрела на меня, немного запрокинув голову, и внимательно изучала. 
– Я очень изменился, правда? Не узнала меня, наверное... 
– Нет, ты все такой же. Непримиримый, упрямый... Ну, здравствуй, Марк! С возвращением тебя... – мне показалось, что она хочет обнять меня, но никак не решается. 
– Здравствуй и ты, Настя! Нет, я уже не такой, как раньше... Покромсали вы меня здесь немного. Хорошенько так перекроили! Ничего не осталось от того Марка... 
Только ненависти отобрать не смогли. И памяти. Все моё там, на борту станции.
И куда мне возвращаться? Я здесь никому не нужен… 

Ласковые женские руки неожиданно легли мне на плечи. 
Невидимая энергия добра и любви осторожно наполнила мое измученное тело, и так мне стало хорошо, что я закрыл глаза. 
– Это я тебя вытащила отсюда, Марк. Подписала декларацию про абсолютную ответственность за тебя – государственного преступника. Иначе ничего нельзя было сделать... И от тебя – слышишь! – лишь от тебя теперь зависит не только твоя собственная жизнь, но и моя репутация, карьера и воля. Если снова начнешь воевать – тебя медленно и больно уничтожат, а меня засадят сюда... 
Настя смотрела в мои суженные глаза так умоляюще, что я прикоснулся к ней, успокаивая – впервые после той ночи. 
А женские пальчики нежно гладили мои плечи, потом перешли на спину – и от этих прикосновений я начал задыхаться, как от лучевого удара. 
– Зачем ты меня спасаешь, если не уверена в моей покорности? – этот вопрос меня волновал в тот момент больше всего. 
– Я не хочу тебя потерять, – просто призналась Настя. – Ты мне нужен. Как женщине... 
– И моему ребенку нужен отец! – вдруг прошептала она, склонив голову мне на грудь. 
От удивления все слова застряли в моем горле, и я инстинктивно обнял женщину, коснувшись губами ее виска. 
Настя всхлипнула и замерла. 

– А разве у тебя есть ребенок? – спросил осторожно. – Ты тогда ничего об этом не говорила. 
Не отрываясь от меня, Настя отрицательно покачала головой. 
– Пока нет. Но родится обязательно! 
Женщина подняла на меня глаза. Посмотрела гордо – и счастливо. 
– Экспресс-анализ показал, что малыш уже живет во мне. Полтора месяца уже... 
Я схватил Настю и со всех сил прижал к себе. Она пискнула. 
– Не может быть! Повсюду смерть... И я тоже обречен. А ты вдруг встречаешься на моем пути – и я теряю все. И схожу с ума... И вдруг свет в конце тоннеля. И снова ты! И воля. И ребенок... Я в бреду? 
Женщина потянулась своими мягкими устами к моим жестким губам. 
– Глупый мой… Это же судьба! В которую ты не веришь... И я не верила! Ни от кого не могла забеременеть все эти годы. Даже от Шена. А он настоящий мужчина... А тут – в первую же ночь. И от кого? От государственного преступника! И не захочешь, а поверишь в Божье провидение... 

Изумленный, я держал в объятиях женщину, которую сам приговорил к смерти. 
За всех своих. И за Гуру, и за Шаха. 
Но Гура от меня не забеременела. Не хотела, потому что не любила. 
А Настя сразу. Неужели мы так подходим друг другу? 
– Кто родится – дочь или сын? 
– Дочка, – уверенно сказала Настя, будто бы ждала моего вопроса. – Ошибки быть не может. Я трижды обследовалась... Ты станешь отцом маленькой принцессы. Рад или нет? 
Я застонал протяжно, как одинокий волк. То ли от счастья, то ли от боли. 
Потому что снова попался в ловушку судьбы. 
– Как назовешь маленькую? – спросил хрипло, словно кто-то давил меня за горло. 
– Ты сам дашь ей имя. И я уже догадываюсь, какое... – Настя уткнулась в мою грудь своим носиком как раз напротив сердца. 
Одинокая слеза скатилась по моей щеке. 
Так, Настя, ты знаешь, чем меня взять. 
И о чем напомнить! 

Ты женщина, и видишь меня насквозь, и бьешь в больное место, а затем это место сладко целуешь и даришь надежду. 
Ты знаешь, как привязать меня к жизни и заставить отказаться от мести. 
– Но ты ведь хотела меня убить! Мы же по разные стороны баррикад... – зарычал я. 
– Неправда! Мы на одной стороне солнца. Просто ты слепой и не видишь своего настоящего пути... Если бы я хотела тебя убить, то сделала бы это сразу. Еще там, на станции... И потом, когда ты ворвался в мой дом... И тут, в клинике, я могла уморить тебя! Если бы захотела... 
Слова ее срывались и падали камнями вниз, в пропасть, из которой я пытался вылезти и все не мог, потому что жизнь сбрасывало меня туда снова. 
– Я не могла вытащить тебя отсюда раньше. Никак! Грегори помог, хотя ты тоже хотел его убить. Но мы сделали, что могли... Уберегли тебя от максимальных нагрузок на психику. Конечно, помучили тебя, это так. Чтобы не был слишком дерзким! А так послушнее будешь. Правда? – улыбнулась примирительно Настя. 
Я не ответил. Смотрел сквозь стены в свое прошлое, а видел будущее. 
То самое, которое дарила мне эта женщина. 
Враг – и мать моего ребенка. 
Господи, за что караешь меня? 

И я не выдержал. 
Перемахнул одним прыжком через пропасть, которая разделяла нас, опустил ладони на круглые Настины бедра, прошелся по ним, ухватил ее за попку, резко приподнял женщину – чтобы губы в губы! – и крепко поцеловал. 
Целовал долго и жадно, наслаждаясь близостью, чувствуя ее язычок и смакуя этот сладкий ротик. 
И восставшее из мертвых мое мужское естество уже упорно пробивало себе дорогу к заветному женскому лону!
И плевал я в этот миг на все условности мира, и на его ханжескую мораль, и на чужие глаза, что с интересом наблюдали сейчас за нами. 
Мы были одни во всей Вселенной! 
И ничто уже не разделяло нас – ни разгромленные баррикады прошлого, ни мои мертвые друзья, ни ее долг перед человечеством. 
А Настя плакала в моих объятиях, покорно отвечая на ласку. 
И слезы ее, горячие и светлые, капали на мою рубашку. 
И прожигали окаменелое сердце мое не хуже, чем излучатели «черных шлемов». 
А она все плакала – живая настоящая женщина, трепетная и пульсирующая. 

Мое безумное желание войти в нее и раствориться без остатка было настолько сильным и всепоглощающим, что Настя это мгновенно почувствовала. 
– Я больше не могу! – честно признался я, отбросив всякий стыд. 
– Целую вечность меня рвали на куски в ваших модерновых казематах, перекроили весь мозг, едва не сломили волю, закрутили извилины мертвым узлом и почти довели до безумия... Ты меня спасаешь – и снова я схожу с ума! От тебя и твоих слов... И от твоего запаха. И от твоих прикосновений. Я взорвусь, если не войду в тебя... 
Не знаю почему, но Настя не испугалась моей угрозы взорваться сверхновой звездой или безжалостным вулканом, а лишь счастливо улыбалась, закрыв глаза. И уже не плакала. 
Я застонал от сладкой истомы, и этот стон сразу перерос в волчье рычание (ты права, Настя, я старый седой волк со сломанными клыками, но еще не сломанным духом). 
Снова целовал ее лицо, шею, плечи, добрался до груди – и остановился из последних сил. 
Настя тоже замерла, не понимая, что произошло. 
– Что-то случилось? Тебе плохо? – спросила испуганно. 
Как тогда, на борту станции, будучи моей пленницей. 
Теперь мы поменялись ролями, только голос ее не изменился. 
– Я сейчас счастлив, как никогда. И страшно мне, как никогда! И я не знаю, что делать... Я разрываюсь между прошлым и будущим. И не успеваю жить... Ты враг, но теперь самый близкий человек, потому что мать моего еще не рожденного ребенка. Пойти с тобой – предать мертвых побратимов. Остаться с ними – снова потерять любимую женщину. И дочь... Лучше бы я сам погиб там, на станции! – зарычал я обреченно. 

Настя заворожено смотрела на меня. 
И в ее больших карих глазах яростно металась моя боль. 
– Глупенький мой! Выбирай жизнь – и не мучай ни себя, ни меня... Мертвые давно тебя простили. У них свой мир, а у нас, живых, – свой. Никто никому ничего не должен… Все, летим ко мне! И никаких разговоров. Хватит...

© Copyright: Анатолий Котов, 2015

Регистрационный номер №0281075

от 4 апреля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0281075 выдан для произведения:

ТАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ... 

На меня смотрели лучистые глаза Насти. 
Огромные, теплые, удивленные и немного испуганные. 
И виноватые тоже. 
Эти глаза светились непонятной мне радостью, мерцали, впитывали меня всего и окутывали нежностью. 
И просили о чем-то, и что-то вымаливали. 
Видимо то, чего я не имел права ей дать. 
А она красивая. Или после Медузы Горгоны мне любая женщина кажется писаной красавицей?
Короткое темно-зеленое платье, серебристый кулончик – боевой катер на взлете, высокая прическа Аэлиты. 
И как накрутила такую? 
Минимум макияжа, что мне всегда нравилось в женщинах. 
Наслаждаясь созерцанием хорошенькой дамы, я молчал. 
А о чем нам было говорить? 
Между нами стояла смерть и махала косой, а может, угрожала излучателем.
Но и ночь безумной любви была между нами! 
Та сладкая ночь, которая оборвалась криками, выстрелами и кровью... 

Слегка полноватые губы, чуть подведенные перламутровой помадой цвета сердитой морской волны, тонкие белые руки, почти беззащитные. 
И не скажешь, что одним ударом этой нежной ручки Настя может запросто уложить на пол сильного мужчину!
А еще стройные ножки, обтянутые прозрачными чулками, ажурные туфельки на высоких каблуках – такого же цвета, что и платье. 
Женщина поднялась мне навстречу. 
Но что-то остановило ее за мгновение до объятий. 
Может, к нам вернулась память, а может, Настя почувствовала мое недоверие.
И металлический привкус ненависти. 
Долго смотрела на меня, немного запрокинув голову, и внимательно изучала. 
– Я очень изменился, правда? Не узнала меня, наверное... 
– Нет, ты все такой же. Непримиримый, упрямый... Ну, здравствуй, Марк! С возвращением тебя... – мне показалось, что она хочет обнять меня, но никак не решается. 
– Здравствуй и ты, Настя! Нет, я уже не такой, как раньше... Покромсали вы меня здесь немного. Хорошенько так перекроили! Ничего не осталось от того Марка... 
Только ненависти отобрать не смогли. И памяти. Все мое там, на борту станции... 
И куда мне возвращаться? Я здесь никому не нужен… 

Ласковые женские руки неожиданно легли мне на плечи. 
Невидимая энергия добра и любви осторожно наполнила мое измученное тело, и так мне стало хорошо, что я закрыл глаза. 

– Это я тебя вытащила отсюда, Марк. Подписала декларацию про абсолютную ответственность за тебя – государственного преступника. Иначе ничего нельзя было сделать... 
И от тебя – слышишь! – лишь от тебя теперь зависит не только твоя собственная жизнь, но и моя репутация, карьера и воля. Если снова начнешь воевать – тебя медленно и больно уничтожат, а меня засадят сюда... 
Настя смотрела в мои суженные глаза так умоляюще, что я прикоснулся к ней, успокаивая – впервые после той ночи. 
А женские пальчики нежно гладили мои плечи, потом перешли на спину – и от этих прикосновений я начал задыхаться, как от лучевого удара. 
– Зачем ты меня спасаешь, если не уверена в моей покорности? – этот вопрос меня волновал в тот момент больше всего. 
– Я не хочу тебя потерять, – просто призналась Настя. – Ты мне нужен. Как женщине... 
– И моему ребенку нужен отец! – вдруг прошептала она, склонив голову мне на грудь. 
От удивления все слова застряли в моем горле, и я инстинктивно обнял женщину, коснувшись губами ее виска. 
Настя всхлипнула и замерла. 

– А разве у тебя есть ребенок? – спросил осторожно. – Ты тогда ничего об этом не говорила. 
Не отрываясь от меня, Настя отрицательно покачала головой. 
– Пока нет. Но родится обязательно! 
Женщина подняла на меня глаза. Посмотрела гордо – и счастливо. 
– Экспресс-анализ показал, что малыш уже живет во мне. Полтора месяца уже... 
Я схватил Настю и со всех сил прижал к себе. Она пискнула. 
– Не может быть! Повсюду смерть... И я тоже обречен. А ты вдруг встречаешься на моем пути – и я теряю все. И схожу с ума... 
И вдруг свет в конце тоннеля. И снова ты! И воля. И ребенок... Я в бреду? 
Женщина потянулась своими мягкими устами к моим жестким губам. 
– Глупый мой… Это же судьба! В которую ты не веришь... И я не верила! Ни от кого не могла забеременеть все эти годы. Даже от Шена. А он настоящий мужчина... 
А тут – в первую же ночь. И от кого? От государственного преступника! И не захочешь, а поверишь в Божье провидение... 

Изумленный, я держал в объятиях женщину, которую сам приговорил к смерти. 
За всех своих. И за Гуру, и за Шаха. 
Но Гура от меня не забеременела. Не хотела, потому что не любила. 
А Настя сразу. Неужели мы так подходим друг другу? 
– Кто родится – дочь или сын? 
– Дочка, – уверенно сказала Настя, будто бы ждала моего вопроса. – Ошибки быть не может. Я трижды обследовалась... 
Ты станешь отцом маленькой принцессы. Рад или нет? 
Я застонал протяжно, как одинокий волк. 
То ли от счастья, то ли от боли. 
Потому что снова попался в ловушку судьбы. 
– Как назовешь маленькую? – спросил хрипло, словно кто-то давил меня за горло. 
– Ты сам дашь ей имя. И я уже догадываюсь, какое... – Настя уткнулась в мою грудь своим носиком как раз напротив сердца. 
Одинокая слеза скатилась по моей щеке. 
Так, Настя, ты знаешь, чем меня взять. 
И о чем напомнить! 

Ты женщина, и видишь меня насквозь, и бьешь в больное место, а затем это место сладко целуешь и даришь надежду. 
Ты знаешь, как привязать меня к жизни и заставить отказаться от мести. 
– Но ты ведь хотела меня убить! Мы же по разные стороны баррикад... – зарычал я. 
– Неправда! Мы на одной стороне солнца. Просто ты слепой и не видишь своего настоящего пути... Если бы я хотела тебя убить, то сделала бы это сразу. Еще там, на станции... И потом, когда ты ворвался в мой дом... И тут, в клинике, я могла уморить тебя! Если бы захотела... 
Слова ее срывались и падали камнями вниз, в пропасть, из которой я пытался вылезти и все не мог, потому что жизнь сбрасывало меня туда снова. 
– Я не могла вытащить тебя отсюда раньше. Никак! Грегори помог, хотя ты тоже хотел его убить. Но мы сделали, что могли... Уберегли тебя от максимальных нагрузок на психику. Конечно, помучили тебя, это так. Чтобы не был слишком дерзким! А так послушнее будешь. Правда? – улыбнулась примирительно Настя. 
Я не ответил. Смотрел сквозь стены в свое прошлое, а видел будущее. 
То самое, которое дарила мне эта женщина. 
Враг – и мать моего ребенка. 
Господи, за что караешь меня? 

И я не выдержал. 
Перемахнул одним прыжком через пропасть, которая разделяла нас, опустил ладони на круглые Настины бедра, прошелся по ним, ухватил ее за попку, резко приподнял женщину – чтобы губы в губы! – и крепко поцеловал. 
Целовал долго и жадно, наслаждаясь близостью, чувствуя ее язычок и смакуя этот сладкий ротик. 
И восставшее из мертвых мое мужское естество уже упорно пробивало себе дорогу к заветному женскому лону!
И плевал я в этот миг на все условности мира, и на его ханжескую мораль, и на чужие глаза, что с интересом наблюдали сейчас за нами. 
Мы были одни во всей Вселенной! 
И ничто уже не разделяло нас – ни разгромленные баррикады прошлого, ни мои мертвые друзья, ни ее долг перед человечеством. 
А Настя плакала в моих объятиях, покорно отвечая на ласку. 
И слезы ее, горячие и светлые, капали на мою рубашку. 
И прожигали окаменелое сердце мое не хуже, чем излучатели «черных шлемов». 
А она все плакала – живая настоящая женщина, трепетная и пульсирующая. 

Мое безумное желание войти в нее и раствориться без остатка было настолько сильным и всепоглощающим, что Настя это мгновенно почувствовала. 
– Я больше не могу! – честно признался я, отбросив всякий стыд. 
– Целую вечность меня рвали на куски в ваших модерновых казематах, перекроили весь мозг, едва не сломили волю, закрутили извилины мертвым узлом и почти довели до безумия... 
Ты меня спасаешь – и снова я схожу с ума! От тебя и твоих слов... И от твоего запаха. И от твоих прикосновений. Я взорвусь, если не войду в тебя... 
Не знаю почему, но Настя не испугалась моей угрозы взорваться сверхновой звездой или безжалостным вулканом, а лишь счастливо улыбалась, закрыв глаза. И уже не плакала. 
Я застонал от сладкой истомы, и этот стон сразу перерос в волчье рычание (ты права, Настя, я старый седой волк со сломанными клыками, но еще не сломанным духом). 
Снова целовал ее лицо, шею, плечи, добрался до груди – и остановился из последних сил. 
Настя тоже замерла, не понимая, что произошло. 
– Что-то случилось? Тебе плохо? – спросила испуганно. 
Как тогда, на борту станции, будучи моей пленницей. 
Теперь мы поменялись ролями, только голос ее не изменился. 
– Я сейчас счастлив, как никогда. И страшно мне, как никогда! И я не знаю, что делать... 
Я разрываюсь между прошлым и будущим. И не успеваю жить... Ты враг, но теперь самый близкий человек, потому что мать моего еще не рожденного ребенка. 
Пойти с тобой – предать мертвых побратимов. Остаться с ними – снова потерять любимую женщину. И дочь... 
Лучше бы я сам погиб там, на станции! – зарычал я обреченно. 
Настя заворожено смотрела на меня. 
И в ее больших карих глазах яростно металась моя боль. 

– Глупенький мой! Выбирай жизнь – и не мучай ни себя, ни меня... Мертвые давно тебя простили. У них свой мир, а у нас, живых, – свой. Никто никому ничего не должен… 
Все, летим ко мне! И никаких разговоров. Хватит...
 
Рейтинг: 0 477 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!