...Очнулся, вернее, будет сказать, проснулся я на земле. Лежал на одеяле - причём совершенно голенький, - укрытый таким же одеялом. Первое, что сразу почувствовал, лёгкость в теле, и полное отсутствие боли, только местами слабый зуд.
Открыв глаза, увидел чистое синее небо, солнце, похоже, катилось к закату. Остро пахло дымом, жареным мясом. Где-то рядом вскрикивали какие-то птицы, заглушая разговор Лизы с Волгой. Видимо, считая, что я крепко сплю, они говорили в полголоса. Странный это был разговор: каждая говорила на своём языке.
Я приподнялся, глянул в их сторону. Волга полулежала на ворохе веток, Лиза, спиной ко мне, стояла на коленях перед костром. Обе энергично жестикулировали, при этом их голоса были как бы "за кадром". Напоминает программу "Время" с сурдопереводом.
- Что на ужин, хозяюшки?
Лиза вздрогнула, вскочила:
- Тьфу, на тебя, напугал! Проснулся? Что-нибудь болит?
- Как огурчик. Вы зачем бесстыдницы оголили меня?
- Чтобы все ранки замазать... Ох, как я испугалась, когда ты застрял на дереве. Думала: из тебя вся кровь вытекла и ты... умер...
- Рожденному утонуть не суждено умереть на дереве. Ладно, давайте какую-нибудь тряпицу... срам прикрыть.
- Нету. Всё твоё порвалось. Есть только... - тут Лиза прыснула в измазанный сажей кулачок, глянула на Волгу, и они, негодницы, рассмеялись.
- В чём дело? Где мои штаны?
- Они все изорвались, там одни дырки. Волга говорит, хи-хи, одень её, хи-хи, запасные трусики... Па, они чистые, ни разу ненадёванные...
- Может, и платье дадите?
- Нету больше, было два, видишь, мы переоделись. Давать трусики?
- Шут с вами, давайте. Не голышом же мне...
Волга порылась в сумке и извлекла небольшой свёрток, а из него уже достала трусики из тонкого крашеного полотна. Лиза принесла мне, вернулась к костру, и девчонки всласть похихикали.
- Смейтесь, смейтесь, придёт и мой черёд.
Накинув одеяло на плечи, я присоединился к ним. На походной скатерти были разложен хлеб, сыр, тыквенная баклажка с питьём, побитые, но ещё пригодные к употреблению фрукты. Тут же в миске лежали кусочки мяса, которые девчонки насаживали на заостреннее палочки и обжаривали на костре.
Я опустился на ворох веток, за спиной бок валуна, как спинка жёсткого дивана. Мне с одной стороны протянули кусок мяса на "шампуре", с другой - хлеб и кружку, в которой оказался морс. Ощутив пищу в руках, я почувствовал зверский голод. Пока с неприличной жадностью ел, девчонки, перебивая друг друга, рассказали, что было, пока я "спал".
Дикий крик Лизы, вернул Волгу в действительность. Глянув на дерево, она сразу всё поняла. Испуганная Лиза была на грани обморока. Огромного труда стоило Волге привлечь её внимание, при помощи мимики и жестов, успокоить, втолковать, что ничего плохого не случилось, просто я от слабости уснул. Из сумки достали глиняную баночку с мазью (баночка, правда, раскололась, но мазь сохранилась). Затем девчонки тщательно затирали мазью все раны и ранки, в том числе и распухший язык Волги. После чего Волга извлекла из сумки моток верёвки и долго, что называется, на пальцах, объясняла, как следует поступить Лизе. Вобщем, она забралась ко мне на дерево, где обвязала, почти опутала верёвкой, затем перекинула её через толстый сук. Внизу верёвкой завладела Волга, а Лиза стала освобождать мою ногу из плена. Освободив ногу, и оторвав, будто приросшие к стволу мои руки, Лиза вцепилась в меня как клещ и стала потихоньку спихивать. Тогда и были изодраны мои штаны.
Таким образом, меня "смайновали" на землю. К тому времени Волга уже сносно могла произносить слова и велела спустившейся Лизе нарвать ягод вон с тех кустов. Пока Лиза лихорадочно обрывала ягоды в подол, Волга освободила меня от рваных тряпок, тем самым совершенно обнажив, перекатила на расстелённое одеяло. Причём всё делала одной рукой: вторая плетью висела, причиняя неудобство и страшно мешая.
Вернулась Лиза, и уже в три руки они измазали меня мазью с ног до головы. Закончив "процедуру", вымыли руки (уцелела всего одна баклажка с водой), и, подавив ягоды, сделали морс. Которым и напоили меня, полусонного.
Оставив меня дрыхнуть, девчонки занялись рукой Волги. Основательно прощупав, Волга поняла, что в локте сустав выбит из своего места. Как могла, объяснила Лизе, чем та может помочь. И Лиза прекрасно справилась с ролью помощницы костоправа.
Я смотрел на дочь и поражался: та ли это Лизуля-капризуля, что с ленцой выполняла любую работу, психовала всякий раз, столкнувшись с трудностью, отступала, прикрываясь соломенным щитом "я не могу! у меня не получится! " И море слёз при этом...
Впрочем, чему я удивляюсь: дома, в тепле и заботе, зная, что папа с мамой (или бабушка) лучше сами сделают, чем сто раз будут упрашивать, можно и повыкаблучиваться, здесь же тепличные условия сменились на противоположные, и главным стал вопрос выживания. Тут уж не до капризов. Хороший жизненный урок получит за время этого "турпохода". Ещё только, можно сказать, сделали первые шаги, а уже какие испытания... А какие ещё ожидают нас впереди?
Насытившись, я почувствовал себя значительно лучше.
- Спасибо, хозяюшки. Какие планы у нас? Ночь на подходе. Здесь заночуем или всё же доберёмся до пещерки?
Волга напряглась, на некоторое время точно покинула это место. Мы с Лизой тоже напряжённо ждали конца "сеанса связи". По-всему, наш Посредник советовался с "начальством".
За валуном, где лежал труп лошадки, всё время шла какая-то возня, временами, заглушаемая пронзительными криками. Любопытство овладело мной, решил посмотреть.
- Там птицы... ужинают, - тихо сказала Лиза, печально вздохнув.
Я приблизился к краю валуна, осторожно выглянул. Действительно: пиршество шло полным ходом. Конская туша была сплошь облеплена чёрными и рыжими птицами, размером с городского голубя. По белому воротничку вокруг голой шеи, я понял, что это грифы. Они рвали плоть, глотали куски вместе с шерстью, толкались, били друг друга крыльями, клевали более слабых. А те, вяло возмущались, и жадно хватали пропитанную кровью землю. Зрелище неприятное, мне даже, после ужина, стало муторно, и я поспешил удалиться.
Возможно такое же творится и на тропе, где вторая лошадка. Почему-то о моей лошадке ( трупа не видел) я продолжал думать, как о живой.
Волга уже "вернулась", и сообщила: будет ещё гроза, ночью, без урагана.
-Тогда живенько перебираемся в пещеру.
Мы спешно собрались. При помощи верёвок я сделал из сумок нечто вроде рюкзаков. Один взял себе, другой предоставил девчонкам решать, кто понесёт. Потянулась Волга, но Лиза быстро подхватила, накинула на плечи:
- У тебя ещё рука, наверно, болит.
Подъём занял около получаса. При нашем появлении с шумом и противными криками разлетелись грифы. От лошадки остался по сути один скелет. Испачканные кровью и помётом сумки лежали поодаль.
Я скинул "рюкзачок", передал Волге, сам же взял эти "ароматные" сумки.
Несмотря на завалы на тропе, пещеры мы достигли довольно быстро. Солнце давно скрылось за зубчатым хребтом, с каждой минутой становилось прохладнее, неуютно и сумрачно.
Вход в пещеру был завален камнями, обломками веток. Освободившись от поклажи, мы лихо принялись разбирать завал. Сухие ветки складывали в одну кучу: топливо для костра.
Минут через пятнадцать мы вошли в пещеру. Она была небольшая, но удивительно просторная. Остро пахло застарелой сырой золой и ещё чем-то, сразу не сообразить. Перетаскали сушняк, и Волга занялась костром, а мы с Лизой - разбором грязных сумок. К нашей общей радости, абсолютно ничего не пострадало. Ни продукты, ни баклажки с водой. Даже на медном котелке ни вмятинки. Помимо еды и посуды, мы обнаружили тёплые одеяла и смену одежды для Лизы.
К моему сожалению, никаких штанов и рубашек. Видимо, всё моё на моей же лошадке и было. Утром схожу, поищу. Чёля, как ни грустно, очевидно погибла. Будь жива, давно бы дала о себе знать.
Окончательно стемнело. А у нас в пещерке от жаркого костра было светло и даже тепло. Под потолком, недовольно попискивая, висели крупные летучие мыши. Увидев их, Лиза сначала взвизгнула и метнулась за меня, забыв в горячке, что на голову выше меня, да и по объёму поболее (скорее мне надо прятаться за её спину). Это обстоятельство заставило Лизу смутиться, пробурчала что-то себе под нос, протяжно вздохнула:
- Надоело бояться...
Я, не без гордости, усмехнулся: взрослеет доча на глазах!
Мы попили вкусненького душистого чая с пирогами, и стали укладываться на ночлег. Снаружи уже господствовала чёрная ночь. Наши соседи шумно уносились на промысел.
Девчонки заснули, едва удобно расположились под одеялами. Мне не спалось. Я вообще-то по складу "сова", поэтому ночью у меня, как у этих мышей, огромное желание двигаться, что-то делать. Мог бы видеть по - совиному, отправился бы за поклажей. Увы, увы! Остаётся лежать и пялиться на костёр. И пытаться думать.
Странный и любопытный этот мир. Если параллельный, то почему всё наоборот: что у нас маленькое - здесь большое, что большое - то маленькое. Люди карлики, зато шмели с дрозда, а летучие мыши с голубя. Деревья - карлики, зато какая-нибудь лебеда размером с берёзу. Мать забавлялась? Кто такая эта Мать? Для богини слишком прозаична: компьютерные технологии не свойственны богам. Старшие запросто беседуют с ней. Мать одновременно могущественна и по-детски беспомощна: разрушили её главный компьютер, по сути, варвары, а Мать не может ни починить, ни вернуть похищенное. Нужен Иванушка-дурачок, Спаситель: "Пойди туда..." Что из этого следует? Либо Мать сама неисправна, либо... очень далеко находится. Где? На другом конце света? На Луне? Ещё дальше?
Пришла гроза, шумная, с проливным дождём, но по сравнению с прежним ураганом, это были детские шалости. Хорошо бы ливнем очистило тропу от завалов, а то в полуразбитых сандалиях не очень-то разойдёшься.
Устав валяться, встал, набросил "плащ" на плечи, подкормив костёр, прошёл к выходу. Где-то далеко грохотал уходящий гром, сверкали зарницы, а рядом шумел дождь и время от времени сверху падали камни.
То ли от монотонной "мелодии дождя", то ли от прохлады, но я, неожиданно, стал клевать носом. Вернулся в "постель" и, закутавшись в одеяло, под оживлённый писк соседей медленно провалился в сон.
Помочь сайту
Поздравления
