Среди девичьей половины группы она была безоговорочным лидером и законодательницей мод. Рыжеволосая, ослепительно красивая и надменная, она могла стать лихой дворовой атаманшей и лихо свистнуть на весь коридор, а через секунду вести изысканную беседу об искусстве, с лёгкостью жонглируя именами и терминами.
С быстрыми искорками в тёмно-синих глазах; с голосом звонким и голосом низким, разящим своей скрипучей мелодикой, она никогда не оставалась одной и той же. Она менялась как пламя ночного костра.
Я восхищался ею из почтенного далека. Вероятно из-за того, что был слишком юн и как многие другие считал себя недостойным. Как она относилась ко мне, я не знал. Как может относиться примадонна к зрителю, сидящему в тёмном заднем ряду? Никак! Мы существовали на разных уровнях бытия и не соприкасались никоим образом.
Прошли годы. Воспоминания потускнели и скрылись в неведомых тайниках подсознания. И вдруг эти контрастные сны, которые властно вторглись в мою жизнь….
* * *
Осень, длинная и прямая аллея, густой манящий туман. Она уходит от меня, туман клубится и сворачивается у неё за спиной. Я стою как прикованный, и с благодарностью вдыхаю лилово-серую влагу, впитавшую и сохранившую её аромат.
* * *
Проснулся я с сожалением оттого, что проснулся. Я был встревожен и очарован. Сон, походивший на преддверие волнующей тайны, как небольшой, но многозначительный пролог, не давал мне покоя. Он опустился и давил на меня огромной тяжестью грядущих впечатлений. Я «втянул голову в плечи». И ждал.
Через полтора месяца снова….
* * *
Я увидел себя на берегу ночного озерца, 15-летним, с гитарой. Озерцо, обрамлённое высохшим тальником и освещённое раскалённой луной, блистало как чёрной бриллиант. Под пальцами упруго и молодо звенело серебро, разливая окрест задумчивую, слегка печальную мелодию. Я играл для озера, застывших камышей и для луны и не хотел никакой другой публики
Позади меня послышался шорох приминаемой травы.
«А ты, Огонёчек, храбрее, чем я думал», – сказал я, не переставая играть. Шаги на секунду замерли у меня за спиной.
«Можно я рядышком присяду?» – Она не спрашивала дозволения, поскольку всегда и везде была хозяйкой. Она подошла и присела рядом со мной.
«Скажи, а почему ты меня так назвал?» – спросила она.
«Огонёк – яркий оранжевый таёжный цветок. Если тебе не нравиться, извини» – я нагнулся и сорвал цветок клевера.
«Нет, почему же…» – она приняла цветок, поправила рукав моей футболки и задержала руку у меня на плече. Она склонилась, так, чтобы видеть мои пальцы на струнах и при этом её волосы рассыпались у меня по щеке. Я вздрогнул и затаил дыхание.
«Ты весь дрожишь» – заметила она – «Тебе холодно…»
«Мне горячо. Твоя женская энергия… она как у Солнца. Ты спалишь, меня, Огонёчек»
Она убрала руку с моего плеча, на котором остался след от загара – в виде ладони. Она взглянула на меня, в глазах её промелькнули жалость, испуг и что-то ещё…
* * *
Я проснулся и первым делом попытался во всём разобраться. Я не разрешал себе влюбляться в неё. Не было даже мелкой страстишки. Во мне осталось истёртые юношеские воспоминания о ней как о несбыточной мечте. Но во сне происходило что-то другое. Откуда этот сон? Почему он так сильно меня тревожит?
Выйдя из глубочайших размышлений, я обнаружил, что уже довольно долго и настойчиво расчесываю своё левое плечо. Я уже дочесался до того, что под рукой шелушилась кожа. Я взглянул на себя в зеркало и отшатнулся. На плече отчётливо выделялся солнечный ожог в виде ладони….
Через неделю раздался телефонный звонок. Звонила она! После кратких традиционных приветствий она довольно сдержанно напомнила о 10-летнем юбилее (я бросил взгляд на календарь) нашего выпуска. Как дела у остальных? Видел ли я кого-нибудь из наших?..
Разговор получился натянутым, прерываемым затяжными неловкими паузами.
– Женя, скажи…. Зачем ты это делаешь? – вопрос был хлёстким, как пощёчина. И я сразу узнал её прежний голос, всегда насмешливый, требовательный и в то же время тревожный.
– Что я делаю? – спросил я немеющими губами.
– Не надо притворяться. Ты ведь всё прекрасно понимаешь. Твой цветок плавает у меня в стакане. Он даже вянуть не собирается.
Последовавшая тишина была подобна крику или взрыву. Возможно, правильно истолковав моё молчание – я был напуган – она сжалилась надо мной и заговорила первой.
– Ладно, – она вздохнула. – Может, я зря на тебя нападаю. Может это только со мной одной…. И всё же… Что ты играл на том берегу?
– Ренессансную мелодию из концерта «Блэкмор Найт»… – прошептал я умирающим голосом.
– Красиво. Очень…. Как твоё плечо? – заботливо спросила она. – Ты меня прости, я не хотела.
– В порядке…
– Я рада, – отрывисто бросила она, и разговор на этом внезапно закончился.
Я застыл как скульптурная композиция с телефонной трубкой в руке. И с лёгкими признаками тихого помешательства.
Медленно переставляя ватные ноги, я добрёл до дивана, прилёг и закрыл глаза. Но через секунду вновь открыл их. Не спать!
Впервые в жизни я купил себе валерианки. Морщась от запаха, который всегда казался мне старческим и, не считая капель, я принял её и прилёг….
Сны накатывались на меня с регулярностью морского прибоя, и странными интервалами: месяца полтора. Я не желал их. Входить в эти сны было страшно, покидать их было очень больно. Они являлись мне, и по собственной прихоти выдёргивали из реальности, как человека, привыкшего жить в темноте. Они казнили, и слепил меня какими-то чувствами, по сравнению с которыми самая страстная любовь выглядела унылым сериалом, и столь же внезапно возвращали в уютную, пропахшую плесенью тьму.
А как же она? Что она думала и чувствовала всё это время. Она была гораздо сильнее меня. Во время телефонного разговора она вела себя более чем достойно, но у каждого есть свой предел ….
В этих снах всё происходило осенними ночами. Там мы были либо очень юны, либо приближались к своему истинному возрасту. Наши встречи становились всё более тайными и быстротечными. В бетонированных переходах, в ночных торговых центрах, в пригородном кленовом лесу… Нам пытались помешать, нас преследовали…
Осенью мне приснился её голос в темноте: «Нам надо бежать»
«Катя?»
«Да, но почему ты всё время шепчешь? Нас всё равно никто не услышит»
«Давай созвонимся и договоримся…»
«Смешной ты, мой Женька! Нам больше не нужен телефон»
Вопросов не возникало. Я чувствовал, что надо бежать и собирать вещи.
«Вещи ты должен был собрать после нашей последней встречи»
«Я подстраховался, собрал их во сне и наяву»
Мы встретились под мрачным вечерним небом. Ни слова не говоря, протиснулись в старенький набитый битком автобус. Про нас уже знали и наступали нам на пятки. Медленно ползущий автобус чувство надвигающейся опасности усиливал и обострял.
Не достигнув, конечной цели, о которой понятия не имели, мы выскочили в небольшом городке и чтобы переждать погоню спрятались в примыкающем к трассе доме. В темноте мы сидели на кровати и, тесно прижавшись друг к другу, смотрели в окно на тусклые уличные фонари, облупленные кирпичные стены и проносящиеся мимо авто. В поцелуях и прочем мы не нуждались. Всё это было у нас внутри: и радость, и восторг, и наслаждение.
«Нам туда» – она махнула рукой на темный и бесконечно прекрасный северный горизонт.
«Я тоже об этом знаю. Нам необходимо немного вздремнуть»
«Мы и так спим» – она повернулась ко мне, и я увидел насмешливые искорки в её тёмно-синих глазах.
«Но я чувствую твою усталость»
«А если ты уснёшь и встретишь другую?» – мягко спросила она.
«Катюша, что между нами происходит? Это любовь?» – я не мог больше говорить и начал отдаляться от неё, с ужасом чувствуя, что просыпаюсь, а значит, бросаю её одну. Она поймала меня за руку, вернула и крепко прижала к себе.
«Нет, не любовь» – она гладила мои волосы, успокаивая. – «Другие чувства»
[Скрыть]Регистрационный номер 0033026 выдан для произведения:
Среди девичьей половины группы она была безоговорочным лидером и законодательницей мод. Рыжеволосая, ослепительно красивая и надменная, она могла стать лихой дворовой атаманшей и лихо свистнуть на весь коридор, а через секунду вести изысканную беседу об искусстве, с лёгкостью жонглируя именами и терминами.
С быстрыми искорками в тёмно-синих глазах; с голосом звонким и голосом низким, разящим своей скрипучей мелодикой, она никогда не оставалась одной и той же. Она менялась как пламя ночного костра.
Я восхищался ею из почтенного далека. Вероятно из-за того, что был слишком юн и как многие другие считал себя недостойным. Как она относилась ко мне, я не знал. Как может относиться примадонна к зрителю, сидящему в тёмном заднем ряду? Никак! Мы существовали на разных уровнях бытия и не соприкасались никоим образом.
Прошли годы. Воспоминания потускнели и скрылись в неведомых тайниках подсознания. И вдруг эти контрастные сны, которые властно вторглись в мою жизнь….
* * *
Осень, длинная и прямая аллея, густой манящий туман. Она уходит от меня, туман клубится и сворачивается у неё за спиной. Я стою как прикованный, и с благодарностью вдыхаю лилово-серую влагу, впитавшую и сохранившую её аромат.
* * *
Проснулся я с сожалением оттого, что проснулся. Я был встревожен и очарован. Сон, походивший на преддверие волнующей тайны, как небольшой, но многозначительный пролог, не давал мне покоя. Он опустился и давил на меня огромной тяжестью грядущих впечатлений. Я «втянул голову в плечи». И ждал.
Через полтора месяца снова….
* * *
Я увидел себя на берегу ночного озерца, 15-летним, с гитарой. Озерцо, обрамлённое высохшим тальником и освещённое раскалённой луной, блистало как чёрной бриллиант. Под пальцами упруго и молодо звенело серебро, разливая окрест задумчивую, слегка печальную мелодию. Я играл для озера, застывших камышей и для луны и не хотел никакой другой публики
Позади меня послышался шорох приминаемой травы.
«А ты, Огонёчек, храбрее, чем я думал», – сказал я, не переставая играть. Шаги на секунду замерли у меня за спиной.
«Можно я рядышком присяду?» – Она не спрашивала дозволения, поскольку всегда и везде была хозяйкой. Она подошла и присела рядом со мной.
«Скажи, а почему ты меня так назвал?» – спросила она.
«Огонёк – яркий оранжевый таёжный цветок. Если тебе не нравиться, извини» – я нагнулся и сорвал цветок клевера.
«Нет, почему же…» – она приняла цветок, поправила рукав моей футболки и задержала руку у меня на плече. Она склонилась, так, чтобы видеть мои пальцы на струнах и при этом её волосы рассыпались у меня по щеке. Я вздрогнул и затаил дыхание.
«Ты весь дрожишь» – заметила она – «Тебе холодно…»
«Мне горячо. Твоя женская энергия… она как у Солнца. Ты спалишь, меня, Огонёчек»
Она убрала руку с моего плеча, на котором остался след от загара – в виде ладони. Она взглянула на меня, в глазах её промелькнули жалость, испуг и что-то ещё…
* * *
Я проснулся и первым делом попытался во всём разобраться. Я не разрешал себе влюбляться в неё. Не было даже мелкой страстишки. Во мне осталось истёртые юношеские воспоминания о ней как о несбыточной мечте. Но во сне происходило что-то другое. Откуда этот сон? Почему он так сильно меня тревожит?
Выйдя из глубочайших размышлений, я обнаружил, что уже довольно долго и настойчиво расчесываю своё левое плечо. Я уже дочесался до того, что под рукой шелушилась кожа. Я взглянул на себя в зеркало и отшатнулся. На плече отчётливо выделялся солнечный ожог в виде ладони….
Через неделю раздался телефонный звонок. Звонила она! После кратких традиционных приветствий она довольно сдержанно напомнила о 10-летнем юбилее (я бросил взгляд на календарь) нашего выпуска. Как дела у остальных? Видел ли я кого-нибудь из наших?..
Разговор получился натянутым, прерываемым затяжными неловкими паузами.
– Женя, скажи…. Зачем ты это делаешь? – вопрос был хлёстким, как пощёчина. И я сразу узнал её прежний голос, всегда насмешливый, требовательный и в то же время тревожный.
– Что я делаю? – спросил я немеющими губами.
– Не надо притворяться. Ты ведь всё прекрасно понимаешь. Твой цветок плавает у меня в стакане. Он даже вянуть не собирается.
Последовавшая тишина была подобна крику или взрыву. Возможно, правильно истолковав моё молчание – я был напуган – она сжалилась надо мной и заговорила первой.
– Ладно, – она вздохнула. – Может, я зря на тебя нападаю. Может это только со мной одной…. И всё же… Что ты играл на том берегу?
– Ренессансную мелодию из концерта «Блэкмор Найт»… – прошептал я умирающим голосом.
– Красиво. Очень…. Как твоё плечо? – заботливо спросила она. – Ты меня прости, я не хотела.
– В порядке…
– Я рада, – отрывисто бросила она, и разговор на этом внезапно закончился.
Я застыл как скульптурная композиция с телефонной трубкой в руке. И с лёгкими признаками тихого помешательства.
Медленно переставляя ватные ноги, я добрёл до дивана, прилёг и закрыл глаза. Но через секунду вновь открыл их. Не спать!
Впервые в жизни я купил себе валерианки. Морщась от запаха, который всегда казался мне старческим и, не считая капель, я принял её и прилёг….
Сны накатывались на меня с регулярностью морского прибоя, и странными интервалами: месяца полтора. Я не желал их. Входить в эти сны было страшно, покидать их было очень больно. Они являлись мне, и по собственной прихоти выдёргивали из реальности, как человека, привыкшего жить в темноте. Они казнили, и слепил меня какими-то чувствами, по сравнению с которыми самая страстная любовь выглядела унылым сериалом, и столь же внезапно возвращали в уютную, пропахшую плесенью тьму.
А как же она? Что она думала и чувствовала всё это время. Она была гораздо сильнее меня. Во время телефонного разговора она вела себя более чем достойно, но у каждого есть свой предел ….
В этих снах всё происходило осенними ночами. Там мы были либо очень юны, либо приближались к своему истинному возрасту. Наши встречи становились всё более тайными и быстротечными. В бетонированных переходах, в ночных торговых центрах, в пригородном кленовом лесу… Нам пытались помешать, нас преследовали…
Осенью мне приснился её голос в темноте: «Нам надо бежать»
«Катя?»
«Да, но почему ты всё время шепчешь? Нас всё равно никто не услышит»
«Давай созвонимся и договоримся…»
«Смешной ты, мой Женька! Нам больше не нужен телефон»
Вопросов не возникало. Я чувствовал, что надо бежать и собирать вещи.
«Вещи ты должен был собрать после нашей последней встречи»
«Я подстраховался, собрал их во сне и наяву»
Мы встретились под мрачным вечерним небом. Ни слова не говоря, протиснулись в старенький набитый битком автобус. Про нас уже знали и наступали нам на пятки. Медленно ползущий автобус чувство надвигающейся опасности усиливал и обострял.
Не достигнув, конечной цели, о которой понятия не имели, мы выскочили в небольшом городке и чтобы переждать погоню спрятались в примыкающем к трассе доме. В темноте мы сидели на кровати и, тесно прижавшись друг к другу, смотрели в окно на тусклые уличные фонари, облупленные кирпичные стены и проносящиеся мимо авто. В поцелуях и прочем мы не нуждались. Всё это было у нас внутри: и радость, и восторг, и наслаждение.
«Нам туда» – она махнула рукой на темный и бесконечно прекрасный северный горизонт.
«Я тоже об этом знаю. Нам необходимо немного вздремнуть»
«Мы и так спим» – она повернулась ко мне, и я увидел насмешливые искорки в её тёмно-синих глазах.
«Но я чувствую твою усталость»
«А если ты уснёшь и встретишь другую?» – мягко спросила она.
«Катюша, что между нами происходит? Это любовь?» – я не мог больше говорить и начал отдаляться от неё, с ужасом чувствуя, что просыпаюсь, а значит, бросаю её одну. Она поймала меня за руку, вернула и крепко прижала к себе.
«Нет, не любовь» – она гладила мои волосы, успокаивая. – «Другие чувства»
Мне не совсем понятна суть произведения свечи - это отражение в зеркале, по мотивам, но не в точности? Извините, если удивлены вопросом. С такой формой встречаюсь впервые.
По условиям конкурса http://parnasse.ru/news/anonimnyi-konkurs-zerkalo-svecha.html Нужно писать от первого лица второго героя. Сцены, в которых герои встречаются вместе не должна по декорациям и действиям отличаться от тех, что написаны автором "зеркала". Но мысли и чувства вашего персонажа в такие моменты должны придумать сами. Там, где герои теряют друг друга из вида, вам даётся свобода действий.