Добрый Старый Конь -- 31 .
11 марта 2015 -
Вячеслав Сергеечев
– Марь Иванна, доброе утро! Извините, я сегодня немного задержался. Не сердитесь, пожалуйста.
– Лысый чёрт, опять, наверное, вчера принял на грудь?
– Что вы, Марь Иванна? Я не принимал гм… если только самую малость.
– Так я тебе и поверила! Физиономия-то припухла. Не лечь ли тебе в соседнее отделение по лечению от алкоголизма?
– Марь Иванна, я больше не буду.
– Лысый чёрт, сколько раз я от тебя эту фразу слышу? Не припомнишь? А я помню.
– Марь Иванна, да что вы? Да разве так можно? Ну, принял немного, всего малость. На радостях ведь. Не плачьте, умоляю вас!
– Аркашенька, мой любимый, как не плакать-то? Ты же спиваешься у меня на глазах. Сердце разрывается на части, глядя на тебя.
– Марь Иванна, так радость-то какая! "Апостол" перешёл на просветлённую фазу после затянувшейся маниакальной. Слава богу, что маниакальная фаза наконец-то прошла! У него ясный ум. Он называет день недели, число, месяц, год. Я так за него обрадовался, что извините меня, Марь Иванна, на радостях принял немного на грудь. Я не брал спиртик из вашего шкафчика. Я пошёл в магазин и купил чекушку. Обратите внимание, Марь Иванна, не пол-литра, а всего чекушку! Хотел взять шкалик, но его в продаже не оказалось. Не утерпел и всю чекушку оприходовал. Я нечаянно, Марь Иванна, ей-ей больше не буду. На радостях ведь. "Апостол" просветлел! Конечно, это не моя заслуга. Господь бог его просветлил. Теперь он свою последнюю рубашку никому не предлагает. Кастелянше нашей теперь стало полегче. Разве на него так много рубашек напасёшься? Ведь как получалось? Он к каждому нашему психу подходил, смотрел своими ангельскими глазами и предлагал свою последнюю рубашку. Рвали психи эту его последнюю рубашку на ленточки, связывали и устраивали из этой его последней рубашки длинную верёвку, прыгали через неё, как дети, по очереди, а то и все сразу. Что с них возьмёшь? Ведь это обиженные и обокраденные кем-то люди. Украли у них разум! Только кто у них украл разум-то, Марь Иванна? Вы знаете? Этот вопрос я себе задаю вот уже сорок лет, и до сих пор ответа не знаю. За что они отнимают у людей разум? В чём провинились эти несчастные, и перед кем? Сердце моё кровью обливается, глядя на них, обокраденных. Особенно, когда я гляжу на "Апостола". Это ведь до какой степени низости доходят некоторые, так называемые люди, хотя я их, скорее всего, мог бы назвать извергами рода человеческого! Эти некоторые отнимают у людей, порою, даже последнюю рубашку, и пускают по миру голыми!
Марь Иванна, наша с Вами профессия очень тяжела. Я от чего пью-то? Я не могу смотреть без слёз на всех наших, таких мне близких и дорогих людей, хоть и психов, порою даже и буйных, норовящих тебе заехать по морде. А что я могу сделать? Я уверен, что психиатрия – это не борьба с соматической и вегетативной симптоматикой, а борьба с ними, астральными сущностями, которые питаются нашей биоэнергетикой. Они ничем другим питаться не могут. Среди них есть порядочные сущности, которые берут самую малость, зато дадут что-то от себя талантливое и гениальное. Слава им и хвала! Но, как вы знаете, Марь Иванна, в семье не без урода. Среди них попадаются таки бестии, что жрут нашу биоэнергетику в три горла. Им хорошо, а у нас биопотенциал падает так низко, что мы или в жесточайшей депрессии, или совсем теряем разум. Бороться с ними надо не химией, которая больше травит нас, чем помогает, а травами и порошками народной медицины. Спасибо вам, моя дорогая Марь Иванна, что вы так много закупаете на свои деньги травы и делаете из них порошки, настойки. Особенно удачна ваша спиртовая настойка зверобоя. Стоит только нашему депрессированному пациенту попить вашу настойку, как он всего за одну фазу цикла приобретает всё ту же соматику и вегетативность, только уже без патологии.
А химические антидепрессанты только подсаживают жизненные циклы, притупляя их. Депрессия уменьшается, а пациента ничего не интересует. А виной тому нейромедиаторы – физиологически активные вещества, вырабатываемые нервными клетками. Но сами-то нервные клетки блокированы. Они не справляются со своими функциями. Что от них хорошего можно ожидать? Нервные импульсы блуждают от одного нейрона головного мозга к другому через синапсы, а что толку-то? Они не проходят через синаптическую щель и не достигают синапса клетки соседа.
Отсюда депрессия. Ваш зверобой хорошо работает с синапсами и с синаптической щелью. И тогда те же самые нервные клетки головного мозга начинают хорошо вырабатывать нейромедиаторы, которые физиологически активируют всю систему прохождения импульсов от синапса к синапсу, включая синаптическую щель. Механизм этот до привитимизма нам всем понятен, но кто-то вмешивается и нарушает синаптические связи. Самым уязвимым элементом тут является, конечно же, синаптическая щель. По-моему, эти астральные сущности блокируют именно синаптическую щель. Марь Иванна, что вы по этому поводу думаете?
– Аркашенька, конечно, ты прав. Только синаптическая щель. Больно она уж хлипкая. Чуть что
и минимум, как головная боль, а то и что-либо похуже. Вплоть до маниакальной фазы психоза.
– А это уже наш самый тяжёлый больной, Марь Иванна! Он в таком случае ноль без палочки. Жаль только, что мы не научились при 4-рёх кратном повторении депрессивной фазы, 5-ую фазу, маниакальную, блокировать. А всему виной эти астральные сущности.
– Аркашенька, я об этом думаю больше, чем ты. Наверное, все 50 лет. Эти бестии питаются нашим мозгом, а нам оставляют самую малость. Кому напишут рассказик про зайчика-шалунишку, кому песенку про чижика-пыжика напоют, а при этом забирают нашу биоэнергетику. А у кого-то они отбирают всё, как, например, у нашего "Апостола».
Вот яркий пример этого: вчера вечером зашёл ко мне наш больной Зелёный. Принёс рукопись
эротического свойства. Говорит, что написал её в один присест, но после этого чувствует в себе
полную изнемождённость. Просит дать какого-нибудь лекарства для пополнения потраченной
энергии. Говорит, что он выжат, как лимон. Я ему посоветовала впредь сильно не напрягаться,
заниматься творчеством умеренно, но это не было им воспринято с пониманием. Он говорит, что его творчество ему дороже здоровья. А рассказик его презабавный, с большой подоплёкой нравственности, несмотря на жёсткую тему. Самуилыч, я старуха, но до сих пор люблю читать эротические рассказы. Они уж больно хорошо напоминают о давно и безвозвратно ушедшей молодости. Читай рассказ Зелёного. Я уверена, что это талантливо написано. Читай, а я буду тебя слушать.
– Хорошо, Марь Иванна.
*****
– Девушка, скажите, пожалуйста, – это действительно та самая редакция журнала Плейбой-Стрейнджлхолд, первый номер которого украсила сама Мэрилин Монро?
– Спасибо за «девушку». Девушкой я была почти 60 лет назад, когда эта потаскуха Мэрилин вырвала у меня из рук славу. Харф меня наметил на обложку своего 1-го Плейбой-Стрейнджлхолд. Я сумела ловко подсуетиться, и когда Харф после меня отряхнул свои "пёрышки", он повёл меня к Старому Доброму Коню. Тот провозился со мной весь вечер. Я чуть не сдохла под его многочисленными софитами. Он крутился около меня юлой, стараясь угодить Харфу, но у него ничего не получалось. А Харф сидел поодаль и плотоядно смотрел на меня.
– Девушка, простите, кто такой Харф и Старый Добрый Конь.
– Крошка, ты что только вчера родилась? Харф – это Харфред Стивенсон, это он создал всю эту бодягу разврата и пошлости, слегка прикрытую вуалью. А Старый Добрый Конь – это великолепный мужик! Высокий профессионал своего дела. Фотограф он. Поняла? Тогда его звали просто – Конь. Молод он тогда был.
Соображаешь почему Конь?
– Простите, девушка, я не знаю почему.
– На конюшне была? Жеребцов видела, когда они на дыбы встают от вожделения?
– Девушка, я никогда на конюшни не хожу.
– Да брось ты свою "девушку". Мне сейчас за 70-ят. А тогда было 15-ть. Тебе-то сколько
накапало?
– Скоро будет 16-ть.
– Ишь ты, хочешь быть постарше. Значит тебе тоже 15-ть, как и было мне тогда. Гляди крошка, шире открой свои прекрасные глазки, пока они ещё не опаганены изълияниями любви таких, как Харф. Перед тобой редакция журнала Плейбой-Стрейнджер. Мой тебе совет: беги отсюда, не оглядываясь.
– Девушка, я хочу сниматься.
– Ну что с тобой поделать? Пускай я буду у тебя "девушка", хотя меня впору назвать старой кобылой.
Скажу я тебе, моя милая, что это были великолепные времена, несмотря на круговой разврат. Давай-ка
зайдём в кафе. Народу сейчас там никого нет. Забьёмся в угол, закажу я на двоих коньячку, икорочки, балычку.
– Девушка, у меня 50 центов в кармане платьица. Этого не хватит даже на бутерброд с сыром.
– Хорошая моя, да разве я позволю тебе истратить твои последние 50 центов? Я хоть и развратная дрянь,
но душа-то у меня осталось такой же чистой, как вот у тебя сейчас. Я угощаю. Когда-то и меня вот также
накормили голодную, оборванную, без цента в кармане…Ты уж извини меня, старую шлюху, что разревелась.
Дай я тебя поцелую от чистого сердца, как мать…
Русиш, как всегда. Сейчас этот паршивец из России принесёт нам с тобой всё, что нужно. Правда, неплохое
кафе на открытом воздухе. Хорошо, что кроме нас почти никого нет. Олл райт, русиш! Ешь, не стесняйся.
Этот русиш молодец! Сразу понял, что ты голодна, как и пол страны у него на родине. Ишь сколько еды припёр. Коньяку, правда, маловато, ну да ничего.
Так про что я? А, про эту стерву Мэрилин!
Как эта дрянь так ловко окрутила моего Харфа! Ведь я была красивее её.
А Харф, сукин сын, отряхнул свои "пёрышки" после встречи с ней, а на меня и не смотрит.
Согласись, что обидно, ведь я первой легла под Харфа. Получал он от меня, мерзавец, всё по полной
программе.
– Девушка, а как это по полной программе?
– Об этой программе тебе, моя прелесть, лучше ничего не знать и не ведать. Храни тебя Господь! Вот
сейчас покушаешь, выпьешь парочку стаканов бразильского кофе да домой к мамочке. Договорились?
– Девушка, у меня нет денег на обратную дорогу.
– Моя хорошая, я хоть и старая б… но тебе на дорогу дам. Сколько тебе надо долларов? Если у меня
не хватит, то у русиш займу. Ты кушай, кушай…
Да, были времена… Хорошо, когда тебе 15-ть. Надо изловчиться и, не упуская время, лечь под
нужного человека. Это не противно, если это красавец, как мой Харф. Каким он тогда был великолепным
мужчиной! Я влюблена в него была до безумия и отдавалась с удовольствием по нескольку раз в день. Работа-то, какая у меня была! Пришла к Коню, разделась, встала в позу. Он снимает. Молод он тогда был. А красавцем он был до умопомрачения. Пожалуй, почище, чем мой Харф. Харф сидит, ублажённый мною несколько раз сначала у него в офисе, а потом прямо под софитами на глазах у Коня. Бедный Конь, конечно, отворачивается, делает вид, что не замечает. Но я-то снизу и вижу его глаза, как он мается. Хочет он меня так, что у него брюки спереди вот-вот лопнут. Но держится молодцом. Если что, то вышвырнет его Харф в одну секунду на улицу. Он тогда был всего лишь начинающим фотографом. Снимал не то, что сейчас. Сейчас ему, старому жеребцу, по-моему, за 80-ят. Поэтому его и зовут – Старый Добрый Конь.
– Девушка, а почему Старый Добрый?
– Молодец! Спрашиваешь только про Старого да Доброго. Значит, поняла, что у нашего Коня его достоинство почти ничем не уступало коню. Уступало, конечно, но не так, чтобы уж очень. Так вот. Я лежу под Харфом под софитами Коня. Конь делает вид, что у него что-то не ладится с фотоаппаратом. Харф, наконец-то,
поднимается, вежливо подаёт мне руку. Я с его помощью встаю. Признаюсь тебе, моя золотая,что когда на тебя в такой ситуации смотрит ещё один мужчина, а Конь смотрел украдкой, я это видела, то возникает такой кайф, что тебе дажепередать трудно. Пока мой Харф взял своё от меня один раз, я успела от него взять своё раз 7-мь, не менее. Далее Харф одевается и усаживается в кресло с довольным видом. Надо тебе сказать… да ты кушай, кушай, не стесняйся. Вот бутерброд с паюсной икрой из России. Вот бутерброд с красной икрой из России. Вот балык из осетрины Российский. Вот балык из севрюги Российский. Рыбка эта там водится в изобилии, только в рот не всем попадает. Да бог с ними, главное, что бомбу они теперь на нас не нацелили. Им и на том спасибо.
Так о чём я?... Позволь, моя милая, я себе подолью ещё коньячку, который тоже из России,
правда, бывшей. Армянский коньячок-то, в 5-ть звёздочек. У нас такого не делают. Так о чём я?... Ах, да, Харф, тяжело дыша, усаживается в кресло. Он хорошо отработал со мной программу по полной.
– Девушка, извините меня, но я не понимаю что такое по полной. Это, наверное, он выпил по полной рюмке коньяку?
– Милая моя девочка, дочка ты моя не состоявшаяся, извини, что плачу… Если бы не эти сукины дети, то и у меня была бы вот такая, как ты дочка. И берегла бы я тебя от этих подлецов, как берегут зеницу ока от шила. Умоляю тебя, заклинаю всем святым, что только осталось во мне, а именно – разбитым материнским сердцем. Уезжай ты от них пока они не развратили тебя по их полной программе. И незачем тебе, невинной душе, знать что это за программа… Дай-ка бутылку… Я должна ещё выпить, чтобы не сойти с ума… Вот и полегчало…
– Девушка, мне сниматься хочется, как Мэрилин Монро.
– Так о чём я? А… Харф сидит в кресле, пыхтя, как паровоз. А Конь приступил к работе. Он то с этого края ко мне подойдёт, то с другого. Делает снимки. Один, другой, третий, десятый. Делает, а сам морщится. Ничего толкового он снять не может. А знаешь почему не может?
– Девушка, откуда мне знать? Может оптика у него запылилась, вот и мутно.
– Оптика. У него аппаратов столько, сколько у тебя пальчиков на двух руках. Дай-ка я каждый твой пальчик расцелую, моя дочка несостоявшаяся… Подлей-ка мне, а то чой-то у меня руки плохо слушаются… Полегчало… Так о чём я?... У Коня ничего не получается потому, что он перевозбуждён.
– Девушка, я Коня прекрасно понимаю. Это очень трудно снимать натуру. Вот он от перенапряжения и перевозбудился.
– Радость ты моя несостоявшаяся! Конь молодой парень тогда был. Он перевозбудился от вида этого хамства у него на глазах. Он с трудом обращался со своими камерами. Руки у него тряслись. Он ничего не мог видеть, кроме моих интимных прелестей. А ведь ему снимать надо не мои интимные прелести, а формы. Да так красиво, чтобы это не было скабрёзно. У нас же эротический журнал для мужчин. Там все мы, модели, выглядим достойно. А тут на его глазах, извини меня за выражение, идёт такая порнуха, какой никому я, старая б… не посоветую увидеть!... Ну-ка плесни мне ещё маненько. Я слегка запьянела… Полегчало…
Так о чём я? Ах, да. Конь не может думать ни о чём, кроме моих интимных прелестей, которые он должен избегать моей позой. А у него что ни кадр, то мои прелести… Харф долго терпел, но видя, что из этого ничего не выйдет, он подошёл к нам и зло сказал Коню:
– Чего ты сам себя мучишь? Хочешь? – бери её по полной. Она мне больше не нужна. В приёмной сидит Мэрилин. Но если ты эту дуру не отснимешь, как следует быть, то я тебя вышвырну на улицу. Завтра нужно делать вёрстку нашего журнала. Мэрилин идёт на обложку. А этой дурой надо заполнить несколько страниц внутри журнала. Не стесняйся, вдуй ей по самый пупок. У тебя как раз до пупка и достанет. А я пойду да дам по полной Мэрилин. А тебе, дуре, я скажу: не строй из себя Цецилию. Отработай по полной с Конём. Он расслабится, а потом с тобой поработает профессионально, как он умеет. Если будешь брыкаться, то я тебя вышвырну на улицу. Будешь обслуживать бомжей по полной на вокзалах.
– И ушёл этот мерзавец к Мэрилин. Так эта стерва стала звездой, а я шлюхой…
Русиш, дай мне до завтра 500 долларов… Детка моя, солнышко, радость ты моя последняя на этом свете. Вот тебе эти деньги. Садись на поезд и поезжай к своей мамочке… Напоследок я тебе скажу. Когда Харф ушёл, то Конь не стал со мной отрабатывать по полной. Он профессионально, по полной программе классической съёмки отработал со мной во всех ракурсах, да так, что с тех пор он и до сих пор является самым большим фотомастером по съёмке фотомоделей. И он такой добрый мужик, что тебе и не пересказать. Скольких невинных душ он спас от этого изверга и не перечесть. Поэтому его все и называют – Добрый Старый Конь...
Эпилог
Прошло несколько месяцев…
– Марь Иванна, к вам можно?
– Заходи, Самуилыч. Что такой грустный? Вроде бы у тебя большие успехи: Утятник выписался
в полном здравии, «Апостол» окончательно поправился и живёт в однокомнатной квартире,
подаренной ему Утятником, да и остальные твои больные потихоньку приходят в норму, с чем тебя и поздравляю!
– Спасибо, Марь Иванна! Так-то оно так, только грустно мне стало без Вячеслава Фёдоровича и Валюшки. Он, выписавшись, забрал её с собой, она у нас больше не работает.
– Аркашенька, так это хорошо! Что Валюшка у нас видела хорошего? Теперь она поступила на дневное отделение в медицинский институт по нашему профилю. Возрадуемся за неё! Слышала я, что на их свадьбе ты был шафером.
– Был, Марь Иванна. Хорошая была свадьба!
– Ты мне, лысый чёрт, расскажи подробнее о том, как это у тебя Утятник разбогател на такой безделице?
– Марь Иванна, удивительнейший случай, выходящий из рамок понимания работы человеческой психики. Что мы, психиатры, знаем о ней? Получается, что почти ничего. Как вы помните, всё наше отделение крутило змейку Рубика, но она никому не давалась. Великолепную восьмёрку, рисунок которой представил Утятник, никому не удалось собрать. Эта страсть распространилась на весь наш город. Всех обуяло желание разбогатеть, ведь российский банк предлагал за это 100-то тысяч долларов. И вот весь мир крутит в руках эту безделицу, вместо того, чтобы работать. Возникла ситуация бессмысленная до предела: жажда разбогатеть превысила все разумные рамки. Никакие призывы и уговоры не действуют. Всем кажется, что это проще, чем трудиться с утра до вечера на работе. И вот руководство Всемирного Банка решило откупиться от Утятника. Объявило премию в 5-ть миллионов долларов. Но сам Утятник-то не знает алгоритм сборки восьмёрки. Он утверждает, что инопланетянин Ритий продемонстрировал ему сборку змейки, только сделал это так быстро, что запомнить это ему не удалось. Далее Утятник утверждал, что встречался с инопланетянином Ритием у того же пруда с уточками, и Ритий ему показал методику сборки Великолепной восьмёрки. Марь, Иванна, я Вячеславу Фёдоровичу не верю. Нет никаких инопланетян, и никогда не было. Рано мы его выписали.
– Самуилыч, а как тогда ты объяснишь тот факт, что сумма в 5-ть миллионов долларов всё-таки банком выплачена нашему Утятнику? Получается, что инопланетянин есть.
– Марь Иванна, я этот вопрос задавал Утятнику. Каким, мол, образом из этой детской игрушки удалось выжать такие баснословные деньги? Утятник мне объяснил, что дело тут в инопланетянине Ритии, который обладает уникальными возможностями по внушению. У него по этой части почти безграничные возможности, только проблемы с энергетикой. Ему нужна энергия. Помните тот случай, когда у нас был тусклый свет? Это инопланетянин Ритий питался от нашего кабеля, осуществляя телепортацию Утятника, в которую я не верю до сих пор.
– Самуилыч, а мне всё это кажется правдоподобным. В конце концов, деньги-то у Утятника, без вмешательства каких-то посторонних сил это было бы просто невозможно!
– Марь Иванна, приходится с этим согласиться, иначе вся наша психиатрия никуда не годится.
– Самуилыч, а всё-таки молодец Вячеслав Фёдорович, что он купил квартиру Луке Прокопьевичу. А дальше как он распорядился этой суммой?
– Дальше Вячеслав Фёдорович организовал общество с ограниченной ответственностью, пригласил туда несколько толковых, а главное глубоко порядочных людей, и они, объединив капиталы, приобрели землю и построили современный панельный домостроительный комбинат.
И что меня больше всего удивило, Марь Иванна: на этом предприятии все доходы делятся поровну не только между вложившими деньги предпринимателями, но и всеми работниками комбината по производству панелей. Получается, что зарплата одинаковая как у дворников, так и у владельцев комбината. Не это ли идеал общества? Не это ли пример для всех толстосумов? Меня несколько озадачила эта ситуация. Не противоречит ли это законам диалектики развития общества? Может быть, заведутся бессовестные лодыри, или бездарности, которые ничего делать не могут и не хотят, а начнут злоупотреблять равноправием в оплате труда. Организовано общество с сомнительными перспективами. Народ в своей массе к такому не готов. Большинство стремятся только потреблять, не надрывая своих пупков в работе.
– Аркашенька, так в основе преуспевающего нравственного общества должна быть совесть, талант, добропорядочность и трудолюбие. Совесть не знает диалектику, но всегда права. Если у всех работников этого комбината есть совесть, то это предпосылка к успеху. А процветание общества обеспечивается талантом и усердием.
– Марь Иванна, с талантом всё ясно, без него никуда, а вот с совестью не всё ясно. Что такое совесть в современном техногенном обществе, и есть ли она?
– Совесть – это награда за праведность. Будь праведником, и у тебя будет совесть. Праведность предполагает поступки по-совести, с нравственной ответственностью. При наличии совести все работники комбината Утятника будут хорошо работать, со старанием, дорожа своей репутацией. А лодырей можно и должно уволить.
– Марь Иванна, а у кого в наше бездуховное время есть совесть? И где её взять?
– Аркашенька, страдай, если хочешь обрести совесть. Вот наш «Апостол» страдал, и у него есть совесть. Совесть – идеал нравственности. Совесть – это сострадание страждущим. Наш Утятник сострадательная личность, у него есть совесть. Я верю в его успех.
– Марь Иванна, слушая вас, хочется сказать: «Дайте мне закон на совесть и я переверну мир». – Только вряд ли наши думцы примут когда-нибудь такой закон, потому, что у них самих нет совести. Кто-то имеет совесть, а кто-то – совестливых. Грязные у многих из них руки. Им бы надо иметь не только совесть, но и чистые руки.
– Ты прав, Самуилыч! Чистые руки совесть не пачкают. Испачканная совесть неотмываема.
– Марь Иванна, мне всё же кажется, что общество Утятника обречено на провал. Обязательно найдутся лица не довольные этой системой, считая её несправедливой, и потребуют перераспределения доходов. В таком обществе не обойтись без завистников и склочников.
– Самуилыч, так нужно менять психологию людей в сторону взаимного уважения и любви. Сказано же в Библии: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». В таком обществе люди должны любить друг друга, быть одной родной семьёй. Разве среди любящих родственников одной семьи возможна зависть, жадность и рвачество?
– Марь Иванна, получается, что без Библии мы социальные банкроты. И всё же, пожелаем Вячеславу Фёдоровичу успеха. У него для этого есть всё. Он молодец!
– Ай да Утятник, ай да молодец!
Конец
[Скрыть]
Регистрационный номер 0276480 выдан для произведения:
– Девушка, скажите, пожалуйста, – это действительно та самая редакция журнала Плейбой-Стрейнджлхолд, первый номер которого украсила сама Мэрилин Монро?
– Спасибо за «девушку». Девушкой я была почти 60 лет назад, когда эта потаскуха Мэрилин вырвала у меня из рук славу. Харф меня наметил на обложку своего 1-го Плейбой-Стрейнджлхолд. Я сумела ловко подсуетиться, и когда Харф после меня отряхнул свои "пёрышки", он повёл меня к Старому Доброму Коню. Тот провозился со мной весь вечер. Я чуть не сдохла под его многочисленными софитами. Он крутился около меня юлой, стараясь угодить Харфу, но у него ничего не получалось. А Харф сидел поодаль и плотоядно смотрел на меня.
– Девушка, простите, кто такой Харф и Старый Добрый Конь.
– Крошка, ты что только вчера родилась? Харф – это Харфред Стивенсон, это он создал всю эту бодягу разврата и пошлости, слегка прикрытую вуалью. А Старый Добрый Конь – это великолепный мужик! Высокий профессионал своего дела. Фотограф он. Поняла? Тогда его звали просто – Конь. Молод он тогда был. Соображаешь почему Конь?
– Простите, девушка, я не знаю почему.
– На конюшне была? Жеребцов видела, когда они на дыбы встают от вожделения?
– Девушка, я никогда на конюшни не хожу.
– Да брось ты свою "девушку". Мне сейчас за 70-ят. А тогда было 15-ть. Тебе-то сколько
накапало?
– Скоро будет 16-ть.
– Ишь ты, хочешь быть постарше. Значит тебе тоже 15-ть, как и было мне тогда. Гляди крошка, шире открой свои прекрасные глазки, пока они ещё не опаганены изълияниями любви таких, как Харф. Перед тобой редакция журнала Плейбой-Стрейнджер. Мой тебе совет: беги отсюда, не
оглядываясь.
– Девушка, я хочу сниматься.
– Ну что с тобой поделать? Пускай я буду у тебя "девушка", хотя меня впору назвать старой кобылой.
Скажу я тебе, моя милая, что это были великолепные времена, несмотря на круговой разврат. Давай-ка
зайдём в кафе. Народу сейчас там никого нет. Забьёмся в угол, закажу я на двоих коньячку, икорочки, балычку.
– Девушка, у меня 50 центов в кармане платьица. Этого не хватит даже на бутерброд с сыром.
– Хорошая моя, да разве я позволю тебе истратить твои последние 50 центов? Я хоть и развратная дрянь,
но душа-то у меня осталось такой же чистой, как вот у тебя сейчас. Я угощаю. Когда-то и меня вот также
накормили голодную, оборванную, без цента в кармане…Ты уж извини меня, старую шлюху, что разревелась.
Дай я тебя поцелую от чистого сердца, как мать…
Русиш, как всегда. Сейчас этот паршивец из России принесёт нам с тобой всё, что нужно. Правда, неплохое
кафе на открытом воздухе. Хорошо, что кроме нас почти никого нет. Олл райт, русиш! Ешь, не стесняйся.
Этот русиш молодец! Сразу понял, что ты голодна, как и пол страны у него на родине. Ишь сколько еды припёр. Коньяку, правда, маловато, ну да ничего.
Так про что я? А, про эту стерву Мэрилин! Как эта дрянь так ловко окрутила моего Харфа! Ведь я была
красивее её. А Харф, сукин сын, отряхнув свои "пёрышки" после встречи с ней, а на меня и не смотрит.
Согласись, что обидно, ведь я первой легла под Харфа. Получал он от меня, мерзавец, всё по полной
программе.
– Девушка, а как это по полной программе?
– Об этой программе тебе, моя прелесть, лучше ничего не знать и не ведать. Храни тебя Господь! Вот
сейчас покушаешь, выпьешь парочку стаканов бразильского кофе да домой к мамочке. Договорились?
– Девушка, у меня нет денег на обратную дорогу.
– Моя хорошая, я хоть и старая б… но тебе на дорогу дам. Сколько тебе надо долларов? Если у меня
не хватит, то у русиш займу. Ты кушай, кушай…
Да, были времена… Хорошо, когда тебе 15-ть. Надо изловчиться и, не упуская время, лечь под
нужного человека. Это не противно, если это красавец, как мой Харф. Какой он тогда был великолепным
мужчиной! Я влюблена в него была до безумия и отдавалась с удовольствием по нескольку раз в день. Работа-то какая у меня была! Пришла к Коню, разделась, встала в позу. Он снимает. Молод он тогда был. А красавцем он был до умопомрачения. Пожалуй, почище, чем мой Харф. Харф сидит, ублажённый мною несколько раз сначала у него в офисе, а потом прямо под софитами на глазах у Коня. Бедный Конь, конечно, отворачивается, делает вид, что не замечает. Но я-то снизу и вижу его глаза, как он мается. Хочет он меня так, что у него брюки спереди вот-вот лопнут. Но держится молодцом. Если что, то вышвырнет его Харф в одну секунду на улицу. Он тогда был всего лишь начинающим фотографом. Снимал не то, что сейчас. Сейчас ему, старому жеребцу, по-моему за 80-ят. Поэтому его и зовут – Старый Добрый Конь.
– Девушка, а почему Старый Добрый?
– Молодец! Спрашиваешь только про Старого да Доброго. Значит, поняла, что у нашего Коня его достоинство почти ничем не уступало коню. Уступало, конечно, но не так, чтобы уж очень. Так вот. Я лежу под Харфом под софитами Коня. Конь делает вид, что у него что-то не ладится с фотоаппаратом. Харф, наконец-то,
поднимается, вежливо подаёт мне руку. Я с его помощью встаю. Признаюсь тебе, моя золотая,что когда на тебя в такой ситуации смотрит ещё один мужчина, а Конь смотрел украдкой, я это видела, то возникает такой кайф, что тебе дажепередать трудно. Пока мой Харф взял своё от меня один раз, я успела от него взять своё раз 7-мь, не менее. Далее Харф одевается и усаживается в кресло с довольным видом. Надо тебе сказать… да ты кушай, кушай, не стесняйся. Вот бутерброд с паюсной икрой из России. Вот бутерброд с красной икрой из России. Вот балык из осетрины Российский. Вот балык из севрюги Российский. Рыбка эта там водится в изобилии, только в рот не всем попадает. Да бог с ними, главное, что бомбу они теперь на нас не нацелили. Им и на том спасибо.
Так о чём я?... Позволь, моя милая, я себе подолью ещё коньячку, который тоже из России,
правда, бывшей. Армянский коньячок-то, в 5-ть звёздочек. У нас такого не делают. Так о чём я?... Ах, да, Харф, тяжело дыша, усаживается в кресло. Он хорошо отработал со мной программу по полной.
– Девушка, извините меня, но я не понимаю что такое по полной. Это, наверное, он выпил по полной рюмке коньяку?
– Милая моя девочка, дочка ты моя не состоявшаяся, извини, что плачу… Если бы не эти сукины дети, то и у меня была бы вот такая, как ты дочка. И берегла бы я тебя от этих подлецов, как берегут зеницу ока от шила. Умоляю тебя, заклинаю всем святым, что только осталось во мне, а именно – разбитым материнским сердцем. Уезжай ты от них пока они не развратили тебя по их полной
программе. И незачем тебе, невинной душе, знать что это за программа… Дай-ка бутылку…
Я должна ещё выпить, чтобы не сойти с ума… Вот и полегчало…
– Девушка, мне сниматься хочется, как Мэрилин Монро.
– Так о чём я? А… Харф сидит в кресле, пыхтя, как паровоз. А Конь приступил к работе. Он то
с этого края ко мне подойдёт, то с другого. Делает снимки. Один, другой, третий, десятый. Делает,
а сам морщится. Ничего толкового он снять не может. А знаешь почему не может?
– Девушка, откуда мне знать? Может оптика у него запылилась, вот и мутно.
– Оптика. У него аппаратов столько, сколько у тебя пальчиков на двух руках. Дай-ка я каждый твой пальчик расцелую, моя дочка несостоявшаяся… Подлей-ка мне, а то чой-то у меня руки плохо слушаются… Полегчало… Так о чём я?...
– У Коня ничего не получается оттого, что он перевозбуждён.
– Девушка, я Коня прекрасно понимаю. Это очень трудно снимать натуру. Вот он от
перенапряжения и перевозбудился.
– Радость ты моя несостоявшаяся! Конь молодой парень тогда был. Он перевозбудился от вида этого хамства у него на глазах. Он с трудом обращался со своими камерами. Руки у него тряслись. Он ничего не мог видеть, кроме моих интимных прелестей. А ведь ему снимать надо не мои
интимные прелести, а формы. Да так красиво, чтобы это не было скабрёзно. У нас же эротический журнал для мужчин. Там все мы, модели, выглядим достойно. А тут на его глазах, извини меня за выражение, идёт такая порнуха, какой никому я, старая б… никому не посоветую увидеть!... Ну-ка плесни мне ещё маненько. Я слегка запьянела… Полегчало…
Так о чём я? Ах да. Конь не может думать ни о чём кроме моих интимных прелестей, которые он должен избегать моей позой. А у него что ни кадр, то мои прелести… Харф долго терпел, но видя, что из этого ничего не выйдет, он подошёл к нам и зло сказал Коню:
– Чего ты сам себя мучишь? Хочешь? – бери её по полной. Она мне больше не нужна.
В приёмной сидит Мэрилин. Но если ты эту дуру не отснимешь, как следует быть, то я тебя
вышвырну на улицу. Завтра нужно делать вёрстку нашего журнала. Мэрилин идёт на обложку.
А этой дурой надо заполнить несколько страниц внутри журнала. Не стесняйся, вдуй ей по самый пупок. У тебя как раз до пупка и достанет. А я пойду да дам по полной Мэрилин. А тебе, дуре,
я скажу: не строй из себя Цецилию. Отработай по полной с Конём. Он расслабится, а потом с тобой поработает профессионально, как он умеет. Если будешь брыкаться, то я тебя вышвырну на улицу. Будешь обслуживать бомжей по полной на вокзалах.
– И ушёл этот мерзавец к Мэрилин. Так эта стерва стала звездой, а я шлюхой…
Русиш, дай мне до завтра 500 долларов… Детка моя, солнышко, радость ты моя последняя на этом свете. Вот тебе эти деньги. Садись на поезд и поезжай к своей мамочке… Напоследок я тебе скажу. Когда Харф ушёл, то Конь не стал со мной отрабатывать по полной. Он профессионально, по полной программе классической съёмки отработал со мной во всех ракурсах да так, что с тех пор он и до сих пор является самым большим фотомастером по съёмке фотомоделей. И он такой добрый мужик, что тебе и не пересказать. Скольких невинных душ он спас от этого изверга и не перечесть. Поэтому его все и называют – Добрый Старый Конь.
– Девушка, скажите, пожалуйста, – это действительно та самая редакция журнала Плейбой-Стрейнджлхолд, первый номер которого украсила сама Мэрилин Монро?
– Спасибо за «девушку». Девушкой я была почти 60 лет назад, когда эта потаскуха Мэрилин вырвала у меня из рук славу. Харф меня наметил на обложку своего 1-го Плейбой-Стрейнджлхолд. Я сумела ловко подсуетиться, и когда Харф после меня отряхнул свои "пёрышки", он повёл меня к Старому Доброму Коню. Тот провозился со мной весь вечер. Я чуть не сдохла под его многочисленными софитами. Он крутился около меня юлой, стараясь угодить Харфу, но у него ничего не получалось. А Харф сидел поодаль и плотоядно смотрел на меня.
– Девушка, простите, кто такой Харф и Старый Добрый Конь.
– Крошка, ты что только вчера родилась? Харф – это Харфред Стивенсон, это он создал всю эту бодягу разврата и пошлости, слегка прикрытую вуалью. А Старый Добрый Конь – это великолепный мужик! Высокий профессионал своего дела. Фотограф он. Поняла? Тогда его звали просто – Конь. Молод он тогда был. Соображаешь почему Конь?
– Простите, девушка, я не знаю почему.
– На конюшне была? Жеребцов видела, когда они на дыбы встают от вожделения?
– Девушка, я никогда на конюшни не хожу.
– Да брось ты свою "девушку". Мне сейчас за 70-ят. А тогда было 15-ть. Тебе-то сколько
накапало?
– Скоро будет 16-ть.
– Ишь ты, хочешь быть постарше. Значит тебе тоже 15-ть, как и было мне тогда. Гляди крошка, шире открой свои прекрасные глазки, пока они ещё не опаганены изълияниями любви таких, как Харф. Перед тобой редакция журнала Плейбой-Стрейнджер. Мой тебе совет: беги отсюда, не
оглядываясь.
– Девушка, я хочу сниматься.
– Ну что с тобой поделать? Пускай я буду у тебя "девушка", хотя меня впору назвать старой кобылой.
Скажу я тебе, моя милая, что это были великолепные времена, несмотря на круговой разврат. Давай-ка
зайдём в кафе. Народу сейчас там никого нет. Забьёмся в угол, закажу я на двоих коньячку, икорочки, балычку.
– Девушка, у меня 50 центов в кармане платьица. Этого не хватит даже на бутерброд с сыром.
– Хорошая моя, да разве я позволю тебе истратить твои последние 50 центов? Я хоть и развратная дрянь,
но душа-то у меня осталось такой же чистой, как вот у тебя сейчас. Я угощаю. Когда-то и меня вот также
накормили голодную, оборванную, без цента в кармане…Ты уж извини меня, старую шлюху, что разревелась.
Дай я тебя поцелую от чистого сердца, как мать…
Русиш, как всегда. Сейчас этот паршивец из России принесёт нам с тобой всё, что нужно. Правда, неплохое
кафе на открытом воздухе. Хорошо, что кроме нас почти никого нет. Олл райт, русиш! Ешь, не стесняйся.
Этот русиш молодец! Сразу понял, что ты голодна, как и пол страны у него на родине. Ишь сколько еды припёр. Коньяку, правда, маловато, ну да ничего.
Так про что я? А, про эту стерву Мэрилин! Как эта дрянь так ловко окрутила моего Харфа! Ведь я была
красивее её. А Харф, сукин сын, отряхнув свои "пёрышки" после встречи с ней, а на меня и не смотрит.
Согласись, что обидно, ведь я первой легла под Харфа. Получал он от меня, мерзавец, всё по полной
программе.
– Девушка, а как это по полной программе?
– Об этой программе тебе, моя прелесть, лучше ничего не знать и не ведать. Храни тебя Господь! Вот
сейчас покушаешь, выпьешь парочку стаканов бразильского кофе да домой к мамочке. Договорились?
– Девушка, у меня нет денег на обратную дорогу.
– Моя хорошая, я хоть и старая б… но тебе на дорогу дам. Сколько тебе надо долларов? Если у меня
не хватит, то у русиш займу. Ты кушай, кушай…
Да, были времена… Хорошо, когда тебе 15-ть. Надо изловчиться и, не упуская время, лечь под
нужного человека. Это не противно, если это красавец, как мой Харф. Какой он тогда был великолепным
мужчиной! Я влюблена в него была до безумия и отдавалась с удовольствием по нескольку раз в день. Работа-то какая у меня была! Пришла к Коню, разделась, встала в позу. Он снимает. Молод он тогда был. А красавцем он был до умопомрачения. Пожалуй, почище, чем мой Харф. Харф сидит, ублажённый мною несколько раз сначала у него в офисе, а потом прямо под софитами на глазах у Коня. Бедный Конь, конечно, отворачивается, делает вид, что не замечает. Но я-то снизу и вижу его глаза, как он мается. Хочет он меня так, что у него брюки спереди вот-вот лопнут. Но держится молодцом. Если что, то вышвырнет его Харф в одну секунду на улицу. Он тогда был всего лишь начинающим фотографом. Снимал не то, что сейчас. Сейчас ему, старому жеребцу, по-моему за 80-ят. Поэтому его и зовут – Старый Добрый Конь.
– Девушка, а почему Старый Добрый?
– Молодец! Спрашиваешь только про Старого да Доброго. Значит, поняла, что у нашего Коня его достоинство почти ничем не уступало коню. Уступало, конечно, но не так, чтобы уж очень. Так вот. Я лежу под Харфом под софитами Коня. Конь делает вид, что у него что-то не ладится с фотоаппаратом. Харф, наконец-то,
поднимается, вежливо подаёт мне руку. Я с его помощью встаю. Признаюсь тебе, моя золотая,что когда на тебя в такой ситуации смотрит ещё один мужчина, а Конь смотрел украдкой, я это видела, то возникает такой кайф, что тебе дажепередать трудно. Пока мой Харф взял своё от меня один раз, я успела от него взять своё раз 7-мь, не менее. Далее Харф одевается и усаживается в кресло с довольным видом. Надо тебе сказать… да ты кушай, кушай, не стесняйся. Вот бутерброд с паюсной икрой из России. Вот бутерброд с красной икрой из России. Вот балык из осетрины Российский. Вот балык из севрюги Российский. Рыбка эта там водится в изобилии, только в рот не всем попадает. Да бог с ними, главное, что бомбу они теперь на нас не нацелили. Им и на том спасибо.
Так о чём я?... Позволь, моя милая, я себе подолью ещё коньячку, который тоже из России,
правда, бывшей. Армянский коньячок-то, в 5-ть звёздочек. У нас такого не делают. Так о чём я?... Ах, да, Харф, тяжело дыша, усаживается в кресло. Он хорошо отработал со мной программу по полной.
– Девушка, извините меня, но я не понимаю что такое по полной. Это, наверное, он выпил по полной рюмке коньяку?
– Милая моя девочка, дочка ты моя не состоявшаяся, извини, что плачу… Если бы не эти сукины дети, то и у меня была бы вот такая, как ты дочка. И берегла бы я тебя от этих подлецов, как берегут зеницу ока от шила. Умоляю тебя, заклинаю всем святым, что только осталось во мне, а именно – разбитым материнским сердцем. Уезжай ты от них пока они не развратили тебя по их полной
программе. И незачем тебе, невинной душе, знать что это за программа… Дай-ка бутылку…
Я должна ещё выпить, чтобы не сойти с ума… Вот и полегчало…
– Девушка, мне сниматься хочется, как Мэрилин Монро.
– Так о чём я? А… Харф сидит в кресле, пыхтя, как паровоз. А Конь приступил к работе. Он то
с этого края ко мне подойдёт, то с другого. Делает снимки. Один, другой, третий, десятый. Делает,
а сам морщится. Ничего толкового он снять не может. А знаешь почему не может?
– Девушка, откуда мне знать? Может оптика у него запылилась, вот и мутно.
– Оптика. У него аппаратов столько, сколько у тебя пальчиков на двух руках. Дай-ка я каждый твой пальчик расцелую, моя дочка несостоявшаяся… Подлей-ка мне, а то чой-то у меня руки плохо слушаются… Полегчало… Так о чём я?...
– У Коня ничего не получается оттого, что он перевозбуждён.
– Девушка, я Коня прекрасно понимаю. Это очень трудно снимать натуру. Вот он от
перенапряжения и перевозбудился.
– Радость ты моя несостоявшаяся! Конь молодой парень тогда был. Он перевозбудился от вида этого хамства у него на глазах. Он с трудом обращался со своими камерами. Руки у него тряслись. Он ничего не мог видеть, кроме моих интимных прелестей. А ведь ему снимать надо не мои
интимные прелести, а формы. Да так красиво, чтобы это не было скабрёзно. У нас же эротический журнал для мужчин. Там все мы, модели, выглядим достойно. А тут на его глазах, извини меня за выражение, идёт такая порнуха, какой никому я, старая б… никому не посоветую увидеть!... Ну-ка плесни мне ещё маненько. Я слегка запьянела… Полегчало…
Так о чём я? Ах да. Конь не может думать ни о чём кроме моих интимных прелестей, которые он должен избегать моей позой. А у него что ни кадр, то мои прелести… Харф долго терпел, но видя, что из этого ничего не выйдет, он подошёл к нам и зло сказал Коню:
– Чего ты сам себя мучишь? Хочешь? – бери её по полной. Она мне больше не нужна.
В приёмной сидит Мэрилин. Но если ты эту дуру не отснимешь, как следует быть, то я тебя
вышвырну на улицу. Завтра нужно делать вёрстку нашего журнала. Мэрилин идёт на обложку.
А этой дурой надо заполнить несколько страниц внутри журнала. Не стесняйся, вдуй ей по самый пупок. У тебя как раз до пупка и достанет. А я пойду да дам по полной Мэрилин. А тебе, дуре,
я скажу: не строй из себя Цецилию. Отработай по полной с Конём. Он расслабится, а потом с тобой поработает профессионально, как он умеет. Если будешь брыкаться, то я тебя вышвырну на улицу. Будешь обслуживать бомжей по полной на вокзалах.
– И ушёл этот мерзавец к Мэрилин. Так эта стерва стала звездой, а я шлюхой…
Русиш, дай мне до завтра 500 долларов… Детка моя, солнышко, радость ты моя последняя на этом свете. Вот тебе эти деньги. Садись на поезд и поезжай к своей мамочке… Напоследок я тебе скажу. Когда Харф ушёл, то Конь не стал со мной отрабатывать по полной. Он профессионально, по полной программе классической съёмки отработал со мной во всех ракурсах да так, что с тех пор он и до сих пор является самым большим фотомастером по съёмке фотомоделей. И он такой добрый мужик, что тебе и не пересказать. Скольких невинных душ он спас от этого изверга и не перечесть. Поэтому его все и называют – Добрый Старый Конь.
Рейтинг: 0
766 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения