Художник устал...

 

 

«Такое состояние, будто во мне умер маленький бог... Это — вдохновение. Я знаю, что оно не бессмертно, но мне почему-то от этого не лучше и не хуже, и если брать по Ремарку, то «мне — никак», и это очень плохо! Я чувствую, пришла пора штопать душу, но не знаю, с чего начать...»

Амадео — художник, для которого холст был Судьбой, а он — её поклонником, и та отвечала ему взаимностью до тех пор, пока дух независимости и свободы выбора не вывернули натуру наизнанку так, как в эти дни, недели и даже месяцы...
Богатая фантазия — признак безграничного таланта, не всегда была на пользу Амадео, но он не мог спокойно жить, полагаясь на безобидное настоящее, его терзали неприятности, которые уже прошли. Он понял, отчего так упорно не желает в последнее время сближения с другими художниками и пропускает местный бомонд. Причина в том, что те не то что не понимали его картин, они были равнодушны к его творчеству. Амадео начал сторониться таких собраний, он не хотел ощущать себя там изгоем. Даже давние знакомцы могли запросто ранить его чувства.

«Хоть подыхай от этой пустоты и равнодушия. Поговорить бы с кем по душам... Эй, кто-нибудь! Нет ответа...»

 

Как-то ранним утром Амадео пришёл на берег моря, удобно разместился у валуна, сбросил этюдник, закурил и принялся сначала рассматривать волны, мгновенно впитывавшиеся в песчаный мыс, потом перевёл взгляд на девушку, выбежавшую из-за скалы. Её поведение привлекло внимание художника — та торопливо ладонью черпала воду и подбрасывала брызги вверх, при этом, подпрыгивала и звонко смеялась. Потом глядела куда-то вдаль, налету схватывая новые эмоции и впечатления, которые, видимо, были многочисленны и как-то успевали отражаться на красивом лице то в нахмуренных сосредоточенных бровях, то в восторженной округлости глаз, или в спокойной и ясной улыбке.

 

Её красота сочеталась с очарованием в каждом движении, когда девушка тонкими пальцами поправляла себе волосы, когда пожимала плечиками, в повороте и наклоне головы. Противостоять внезапно возникшей симпатии Амадео не стал, а наоборот — залюбовался незнакомкой... Но она внезапно исчезла, будто растворилась в солёном воздухе...

 

Когда Амадео увидел девушку на берегу следующим утром, то обрадовался.

Она показалась ему переполненной тайной страсти, и художнику захотелось создать на холсте такую форму чувственности, чтобы даже тени стали живым воплощением той неудержимости и азарта.

 

Пространственное мышление — это мысли, способные охватить целый мир, Вселенную, но Мастеру нужна была та часть, которую невозможно выразить словами, потому что слов таких нет и не будет. Когда говорят «в глазах смотрящего весь мир», то кого-то подобное может и вдохновить на созидание, однако, Амадео этого сегодня не нужно, и мечтательница не нужна, в глазах которой отражалось бы небо. Но та, которая являла своим телом страстный огонь — да! Такая ему была необходима. 

 

Раскрыл мольберт, наброски сделал в тишине…
Палитру в руки взял, продуманы оттенки…
Любимый образ, отпечатки на песке —
Следы, размытые морской волной, шатенки.

Главное для Мастера — достичь иллюзии, не в точности копирования суть, а в том, каким образом можно подарить душу. Амадео хотелось стать Пигмалионом, оживить то, что он писал. Художник помнил: впечатления — это только миг, случайность, но не сама жизнь, поэтому важно это мгновение схватить и выразить, передать через картину, не отделяя своё впечатление от самой причины. Только так можно вырвать тайну у природы.  

 

Ему становилось грустно, когда он замечал, как зачастую изображают женщину, будто она приросла к холсту, и её нельзя ни с какой стороны обойти, потому что там отсутствовал воздух, пространство и глубина. Хотя художники и соблюдали в точности законы перспективы, но, всё же, несмотря на эти плюсы, такие работы виделись вырезанным силуэтом, и не было в них ни тепла, ни жизни... ни любви. И когда про одно место в картине можно сказать, что оно более-менее дышит, а соседнее с ним совершенно неподвижно, то впечатление такое, словно по всему изображению идёт борьба между жизнью и смертью. Вывод: художник смог вложить только часть своего сердца...

 

...И вновь незаметно ускользнула из вида девушка.

Но фантазии над картиной продолжалась и в мастерской.

Глядя на то, как Амадео накладывал краску по холсту, можно было подумать, что он спешит и в спешке делает множество ошибок. Но это была только видимость. В движениях нетерпеливых рук отсутствовали пустяки. Он стремительно наносил два-три мазка в центре, и тут же мазок справа или слева, и как после оказывалось, всякий раз выходило кстати. И с каждым новым мазком оживали те части в изображении, которые ещё совсем недавно оставались маловыразительными. Исчезала несогласованность, восстанавливалось единство сюжета, а на плоском полотне проявлялись округлости и объём. 

 

Картина была почти завершена, но вдохновительница не появилась ни следующим утром, ни через день, ни через неделю...

Она пропала.

 

...Вдруг побуждение исчезло... живинка растворилась...

«Порядок переживаний я успел исправить, но это — обман чувств...»

 

Холст не был превращён в картину, Ей посвящённую...

Что окрыляло Мастера, полётом возносило, то перестало утешать и радовать, но привнесло печаль...

 

 

 

 

Всё сомкнулось вокруг — шум моря и предупреждение о невзаимности, а смысл — там, где нет у дали горизонта, куда всматривался Мастер, где искал точку опоры и свободы...

 

 

 

— Я никому не нужен... Я никчёмный... — повторял он.

 

---