Леся Александрова
Ты зовёшься моим...
Ты зовёшься моим Наслажденьем,
Оттого, что горит во мне пламя.
Раны требуют новых страданий
Между играми и наважденьем.
Где-то в сумраке, может, в тумане
Различимы мы оба едва ли.
Поцелуй с небосвода сорвали
Две души во Вселенском кармане.
У природы в запрятанных нишах,
У луны в бесприютных просветах,
Мы искали иные секреты
Самых огненных четверостиший.
Ты зовёшься моим Солнцеликим,
И Вселенная знает об этом,
Вором слушает сердца заветы,
В упоении терпком и диком.
Без начала истории длинной
Мы узнали судьбу нашу разом,
Мы сошлись в интересах и фразах,
Как бокал с красной влагою винной.
Наши чувства в разлуке железны,
Точно скованы–спаяны кровью.
Оттого ты зовёшься Любовью
На краю уготованной Бездны.
***
Пролог
— Фелиса, а ты уверена, что он не женат?
— Во всяком случае, все так говорят, Паола.
— Девочки, ну-ка признавайтесь, кого встречаете? Чей там дивный от
скромности экипаж нарушил патриархальную тишину? Может, это Гарибальди
во второй раз с триумфом вошёл в наш Бергамо?
— Алесса, это же Амадеус Нери! — белокурая Диана даже не пыталась скрывать своего восхищения.
— Из твоих уст, Диана, имя прозвучало как Амадеус Великий! Скажи, а
это тот самый художник и скульптор из Неаполя, про которого говорят,
что он — «Мастер выпуклостей и впадин»?
— Ну перестань! — шутливо возмутилась Диана.
— Смотри и восторгайся с улыбкой, — зашептала Паола. — Вон он идёт, рядом с Германом... Хорошенький!
— Вы меня поражаете, подруги, вам достаточно одного мало-мальского разнообразия в толпе мужчин, чтобы потерять голову.
— Алесса, что ты говоришь! Тут случай особенный, он бывает лишь раз в жизни.
— Ну да, ну да, визит Маэстро, конечно же, встряхнул наш провинциальный городок от полусонного оцепенения.
— Алесса, что поделать, коли мы всегда зависим от благосклонности мужчин.
— Нет, Диана, мы — заложницы наших слабостей. Правда, я никак не пойму: почему мне чертовски не везёт в любовных делах?
— Может быть, это проклятие какое-то?
— А может просто я — дура?
— Между прочим, ваш кумир направляется сюда...
— Паола, что с тобой? Почему глазки блестят? Ты плачешь? — совсем не шутила встревоженная Диана.
— Ой, девочки, это я от умиления, — призналась восприимчивая подруга.
— Добрый вечер, синьорина..
— Добрый... синьор... Нери... — Алесса заметно растерялась от
неожиданного обращения к себе. От недавней иронии не осталось и следа,
когда встретились глаза-в-глаза, и будто схожие мысли столкнулись в одно
мгновение между Маэстро и девушкой, заставив вспыхнуть румянцем одну и
чуть заметно улыбнуться другого.
«Вот дела-а-а-а-а! Улыбка Маэстро по-настоящему уже принадлежит
Алессе, иначе не заалели бы её щёчки!» — Диана почувствовала этот
таинственный привкус безмолвия, в котором рождаются звуки нежной
страсти.
— Я Вас сразу узнал... Уверен, это Вы были в прошлом году осенью на маскараде... без маски... одна... Поэтому запомнил...
— У художников память цепкая... Простите, но я должна идти...
«Боже, и в самом деле, мир меняется каждую секунду... Этот
Маэстро... Он — сумасшедший! Впрочем, как и все талантливые художники.
Его взгляд... Ох, этот взгляд! Чувственный и как глубоко проник! За
мгновение он узнал обо мне всё и, как ни странно, я... Я!!!.. не смогла
противиться... Мне нечем было ему возразить... Хорошо, что хватило ума
уйти, а то пришлось бы из вежливости щебетать и, всякий раз, объясняясь,
опускать глазки и сгорать от смущения... Он совершенно сбил меня с
толку! Я потеряла самообладание. И, наверное, Нери подумал обо мне, что
девушка не в своём уме — так нелогично и стремительно я убежала... Что
ж, Маэстро прав, если так подумал, как прав был когда-то Аристотель,
заявляя, что «ни одна благоразумная душа не лишена доли сумасшествия».
Да разве ж я благоразумна? Вздор!»