Меня убили в девяносто шестом
25 мая 2023 -
Ильдус Муслимов
Дорогие друзья!
Все события данной книги являются вымышленными от начала и до конца. Все совпадения с реальными действиями либо ситуациями — случайность. Судьба любого человека в ту или иную секунду из прямой линии жизни может превратиться в ломаную. И никто не знает, когда и как это случится: оборвётся ли она неожиданно или под конец уже еле заметным пунктиром протянется к небытию. Несмотря на эти грустные нотки в обращении к вам, желаю приятного чтения.
Глава 1
Андрей Андреевич разлил по рюмкам коньяк и посмотрел на дочь.
– Вот мать то обрадуется. Часа через два придёт.
Ольга посмотрела на часы:
– А где она, бать?
– Подрабатывает сторожем у коммерсантов.
– А… понятно.
Отец взял рюмку и пригладил пальцами усы:
– Чем же, доченька, теперь заниматься будешь? – спросил он.
– Пока не знаю. Может, в фермеры подамся, – с едва заметной улыбкой ответила она. Добавив: – Буду снабжать вас сыром и сметаной.
– Чтобы быть фермером, надо иметь хорошее здоровье, – сдерживая отцовское волнение, сказал Андрей Андреевич. – Будешь напрягаться физически, тогда твои ранения встанут тебе боком. Два осколка не вытащили? Не вытащили. А где они сейчас? Хирурги тебе же ясно сказали: в сантиметре от сердца, вытаскивать нельзя, придётся жить с ними.
Андрей Андреевич помолчал, потом заговорил ещё серьёзнее:
– А у тебя двое детей. Да и мать пожалей. Пока ты в Чечне по горам лазила и по госпиталям валялась, она дорожку в церковь протаптывала и ночью в подушку ревела, – он залпом выпил содержимое рюмки, закусил лимоном. – Пойдёшь на спокойную работу. К примеру, продавщицей или кондуктором на автобус. Так и мне и матери будет спокойнее. Алименты Колька тебе за детей, слава Богу, платит. Забывай, доченька, эту страшную войну, пора к мирной жизни привыкать.
Ольга взяла со стола рюмку:
– Давай, отец, выпьем.
Андрей Андреевич налил себе в рюмку коньяк.
– С возвращением, доченька.
Они выпили и закусили.
– Я завтра в военкомат, на учёт надо встать, – сказала Ольга. – Оттуда на биржу. Может, работу какую найду.
Она подошла к зеркалу. Всмотрелась в своё отражение, задумчиво пригладила волосы. Да, за то время, пока была в Чечне, она сильно изменилась: похудела, лицо потеряло приятную округлость. От глаз, кажущихся ещё больше из-за залёгших под ними кругов, лучиками расходились преждевременные морщинки. Волосы утратили былую гладкость, стали сухими и тусклыми. На войне она чисто по-женски берегла лицо – боялась, что его изуродует какой-нибудь шальной осколок. Но необходимость пригибаться под пулями и таскать тяжёлый бронежилет сделали сутулость привычкой. Былая привлекательность почти исчезла: даже странно было вспоминать, что ещё совсем недавно она не могла выйти из дома, не воспользовавшись косметикой, следила за собой, ходила в парикмахерскую, меняла платья, туфли…
Чтобы не расстраиваться от неутешительных мыслей и рассуждений о том, как она теперь выглядит, Ольга остановила взгляд на бумажных листочках, лежавших на тумбочке.
– А это что за открытки?
Андрей Андреевич махнул рукой:
– Пригласительные билеты на избирательный участок, там, кстати, и твой тоже. На выборы в депутаты.
– За кого голосовать будете? – спросила Ольга. – Опять небось за ельцинских демократов?
Отец нахмурился с досады, нехотя ответил:
– А мне без разницы. Это мать твоя политик. А по мне – всех бы их метлой гнать. Хотя вот можно за коммунистов. Они как бы за народ.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга. – Ладно, я пойду, пройдусь немного. Сто лет в магазинах уже не была. Детей сейчас будить не буду, пусть выспятся. Проснутся – скажи, скоро приду.
Апрель выдался тёплым. Ольга шла по улице, всматриваясь в рекламные вывески. Два года назад в их районе было всего три магазина, а теперь они попадались на каждом шагу. Одних только похоронных ритуалов она целых три насчитала. В ряд стояли несколько видов гробов, образцы венков, крестов. Рядом рекламный баннер с надписью: «Для ветеранов войны акция: при покупке гроба второй за половину цены и венок в подарок».
Ольга стиснула зубы. Она вспомнила, как в декабре девяносто пятого в Гудермесе их рота попала в окружение в районе комендатуры и вокзала. Сама она чудом уцелела, ни царапинки. Тогда за час боя они потеряли убитыми сразу десять молодых ребят. Она хорошо помнила, как оставшиеся в живых, грязные и измотанные в бою восемнадцатилетние пацаны, бережно грузили тела погибших в кузов «Урала». И каждый, кто выжил тогда, думал только об одном: что если бы не прилетевшие вовремя «вертушки», то полегли бы все как один – боевиков было в несколько десятков раз больше. А на следующий день спешно спаянные цинковые гробы отправляли на аэродром…
Усилием воли Ольга заставила себя прервать тяжёлые воспоминания и зашла в торговый центр. В зале женской одежды она, разглядывая платья и блузки, вдруг с каким-то непонятным для себя страхом поняла, что все эти красивые вещи ей совсем неинтересны. Роднее всего для неё был и до сих пор остался комплект застиранной «афганки». Даже сейчас, одетая в поношенную юбку и простую кофту, Ольга ощущала какую-то тесноту и скованность в движении. Купив к чаю конфет и пройдя по скверу в центре города, она возвращалась домой уже по другой улице, где, она помнила, стояла небольшая часовня. В последний раз она была здесь перед самым отъездом на Кавказ. У неё не было при себе платка накрыть голову, но она всё же решилась войти внутрь. Народу в церкви было мало: две старушки, шепчущие у икон молитву, да молодая девчушка. Ольга купила две свечки: одну за упокой погибшим друзьям, а другую за здравие родителям и детям. У распятия она остановилась, и, поцеловав крест, тихо прошептала:
- Господи, прости меня за всё…
Перекрестившись, вышла на улицу, и в это время раздался звон колоколов, который еще долго слышался за её спиной. Она вернулась домой к обеду. Дети уже проснулись, а мать пришла с работы. Сколько же было радости и слёз на глазах у Ольги, когда она обнимала маму, сына Антона и дочку Ксению! Андрей Андреевич с улыбкой обнял жену.
– Ну, вот, Анна Павловна, и в сборе наше семейство. Давай собирай на стол всё, что есть.
Сидели до позднего часа. Мама рассказывала Ольге о детях, об их учёбе, переживая из-за школьных проблем: у Антона опять в дневнике замечание по поведению, а Ксюша не дотягивает по математике. Андрей Андреевич, вспомнив юность, взялся за старенькую гармонь: пел песни военных лет. Антон и Ксения в другой комнате смотрели телевизор. Когда легли спать, Ольга долго не могла заснуть. Её очень тревожило будущее: надо было найти работу и поднимать детей. Антон заканчивал девятый класс, Ксения седьмой. Через два-три года им надо будет куда-то поступать учиться. Сын мечтает пойти в военное училище. В свои четырнадцать он выглядит на семнадцать, высокий, рослый. По рассказам отца, Антон всё свободное время пропадает на стадионе. На полу в его комнате она заметила несколько тяжёлых гирь, а во дворе он себе сам сделал турник. А дочь хочет стать художником. Множеством её красивых рисунков обклеена стена в летней кухне. Рассматривая их, Ольга поняла, что для осуществления целей, которые дети поставили перед собой, будут необходимы, конечно же, деньги. И немалые: одна из её подруг однажды поведала ей о том, как поступал на учёбу в университет её сын. Сплошные поборы и намёки на взятки. «А куда было деваться? – говорила Инга. – Единственный сын. Хочешь, не хочешь, а давать пришлось. Ради его мечты я бы даже на панель пошла, чтоб набрать денег. Кое-как справилась: продала всё золото, машину». За этими воспоминаниями и мыслями о том, как устроить детей, Ольга незаметно для себя заснула.
Глава 2
Утром после военкомата Ольга пошла в центр занятости. Сотрудница центра лет тридцати, словно школьная «класснуха», долго перелистывала Ольгины документы, то и дело недоверчиво поглядывая на нее. Наконец, она что-то размашисто написала на листке, после чего, сняв очки, удивлённо спросила:
– Скажите, а что, на самом деле вы воевали, и у вас имеются ранения?
– Да, – ровным голосом ответила Ольга, – там же всё написано.
– Ну… даже и не знаю, – озадачено произнесла женщина, положив на стол перед Ольгой листочек. – Я тут указала адреса работодателей. К сожалению, вакансии медсестры, сейчас все заняты. А вот уборщицы и продавцы требуются. Если на собеседованиях от вашей кандидатуры откажутся или вы сами не захотите там работать, тогда по вопросу трудоустройства можно будет повторно обратиться только через три месяца. Ольга молча кивнула и вышла из кабинета. В сквере она присела на скамейку, развернула лист с адресами, где были нужны уборщицы и продавцы. Но, так и не дочитав до конца, Ольга скомкала бумагу и бросила её в урну. Сердце подсказывало, что это всё не для неё. Рядом с ней на скамейку присел старенький седой священник в рясе. Ей показалось, что ему нехорошо: он тяжело дышал и одной рукой держался за сердце, а пальцами другой руки теребил висевший на груди крест.
Ольга придвинулась поближе к нему:
– Вам плохо? Может, вам «скорую» вызвать?
Священник отрицательно замотал головой:
– Нет-нет, спасибо. Сейчас отпустит.
Он достал из футляра для очков таблетку и положил под язык. Ольга смотрела на старика, словно боялась, что без скорой помощи не обойдётся. Но с облегчением увидела, что ему становится лучше.
– А ты что же такая грустная, доченька? – спросил вдруг священник. Его глаза смотрели проницательно и с добротой, и Ольга, которой вовсе не хотелось тревожить старика, вдруг решила ему довериться.
– Да так, ерунда, – начала она, хотя её глаза говорили об обратном. – Ходила насчёт работы, а там сказали, что, кроме уборщиц, никто пока не нужен: сокращения везде. А у меня двое детей. Полы мыть я не боюсь, но за это платят копейки, их мне точно не хватит.
Батюшка сочувственно закивал:
– Тяжело, доченька, знаю. Не лучшие времена переживаем. Видать, Господь испытания народу посылает.
Они просидели на скамейке еще около получаса. Ольга рассказала ему о себе. Он, не перебивая, выслушал и, когда она, собираясь уходить, стала с ним прощаться, взял её за руку.
– Ты вот что: слушай и запоминай. Езжай в Псковскую область, станция Песчаная. Есть там храм святителя Николая Чудотворца, спроси батюшку Василия. Скажи, что от меня, от батюшки Афанасия. Поможет он тебе с работой. Бог даст, будет тебе и деткам твоим хлеб насущный. Иди с Богом.
– Я провожу вас, – вставая, предложила она.
– Не тревожься, я потихоньку дойду. Ступай.
Священник перекрестил её. Ольга пошла вдоль дороги. Через несколько шагов оглянувшись в сторону скамейки, она не обнаружила на ней старика. Он словно испарился. Придя домой, Ольга рассказала родителям о безрезультатном походе в центр занятости. Отец с матерью поспешили её успокоить, говорили, что работа обязательно найдется, хотя сами, кажется, не вполне в это верили. Выбрав удобный момент, когда мама вышла из комнаты, Ольга сообщила отцу о том, что ей необходимо ненадолго уехать в другой город.
– Зачем? – спросил Андрей Андреевич.
– Пока сказать не могу, но обещаю там долго не задерживаться, – ответила Ольга. – Я звонила подруге. Возможно, там у меня сложится с работой.
По поводу подруги она соврала, а рассказывать о встрече с батюшкой ей почему-то не хотелось.
Отец тяжело вздохнул:
– Ну вот, сначала мы ждали тебя с войны, теперь вот опять…
– Детям я всё объясню, – заверила его Ольга. – Думаю, что к началу нового учебного года я вернусь.
Андрей Андреевич обеспокоено посмотрел на Ольгу:
– А что я скажу матери?
– Придумай, папуль, что-нибудь. Я тебя очень прошу.
Глава 3
До Пскова Ольга добиралась с пересадкой в Москве. После прошедших майских праздников вокзалы были очень оживлёнными. Ожидая поезда, она нервничала: ей не сиделось в кресле зала ожидания, но она заставила себя перекусить приготовленными в дорогу бутербродами (утром она так и не позавтракала), полистала оставленные кем-то на скамейке газеты, поверх газетных страниц рассеянно разглядывала окружающих её людей. Мучила единственная мысль: правильно ли она поступает, отправляясь туда, где её никто не ждёт? Вдруг она не найдет того батюшку, к которому направил священник? Тогда деньги, потраченные на билеты, просто пропадут зря. Полученную при увольнении с контрактной службы денежную компенсацию она полностью хотела положить в банк под проценты. Впереди у детей государственные экзамены, а потом выпускной: Антону будет нужен костюм, а Ксюше платье. Да ещё плюс на столы, на подарки учителям. Поэтому, уезжая, Ольга оставила дома половину всех полученных денег, а вторую взяла с собой. В поезде ночью ей не спалось, и до самого рассвета она пролежала на верхней полке, смотря в тёмное окно. В голову лезли всякие мысли: вспоминала Чечню, своих друзей, подруг и, конечно же, тех, кто погиб в бою. В детстве при виде крови она могла упасть в обморок, а в Чечне кровь была повсюду: на растерзанных от взрывов и пуль телах раненых и погибших, на броне БТР, в кузовах машин и просто лужами на земле…
В шесть утра Ольга была в Пскове. Город ей понравился: пышная зелень, старые дома. Ей казалось, что небо у Пскова какое-то свое, раскинувшееся только над этим городом - с пушистыми облачками и голубым поднебесьем. Узнав у прохожих, как добраться до храма Николая Чудотворца, она села в автобус и уже через полчаса стояла у его ворот. Внутри народу было мало: люди заходили, ставили свечки, крестились и выходили, не задерживаясь, лишь некоторые останавливались у прилавка, где торговали церковным товаром. Ольга подошла к иконе Николая Чудотворца и поймала себя на мысли, что не знает, как ему молить-ся. Но удержаться, чтобы не попросить помощи у святителя, не смогла и тихо зашептала:
- Молю тебя, пошли здоровья детям моим, родителям любимым. Помоги, пожалуйста, найти мне работу и умоли Господа Иисуса Христа простить мне мой грех…
Глаза Ольги наполнились слезами.
– Бог простит, – неожиданно услышала она за спиной.
Оглянувшись, Ольга увидела батюшку в повседневном облачении. Ему можно было дать около семидесяти. Ольга отметила про себя, что он невысокого роста, а борода его совершенно седая, потом потонула в его добром взгляде.
– Здравствуйте, – тихо сказала она, торопливо вытерев слёзы. – Я… тут проездом. Мне бы очень надо увидеть батюшку Василия.
– Я и есть отец Василий.
Ольга обрадовалась:
– Меня к вам направил отец Афанасий.
Священник внимательно оглядел Ольгу, затем жестом пригласил её в одну из комнат. Ольга пошла за ним. В помещении, куда они вошли, стоял большой письменный стол, полки с множеством книг, шифоньер и длинная деревянная скамья у стены. Ольга вдруг перестала волноваться и почувствовала на душе удивительное спокойствие.
– Присаживайтесь. Вижу, что устали с дороги.
Он сел рядом с ней:
– Надеюсь, что отец Афанасий в добром здравии, коль вас прислал?
Она покивала:
– Да-да.
– Ну, что ж, это уже для меня радость. Слушаю вас, чем могу помочь?
Ольга рассказала батюшке о своей встрече со священником Афанасием и об их разговоре. Батюшка Василий внимательно выслушал её, поглаживая бородку.
– Как таковой официальной работы для кого-либо у меня нет. По всей вероятности, отец Афанасий имел в виду сыроварню в лесу, которую мы с ним когда-то мечтали восстановить. Ещё во времена революции местные дьяконы в подвале монастыря делали глиняные формы для отливания сыра. Был я там пару месяцев назад. Монастыря-то уж нет, один фундамент остался. И вход в подвал завалило остатками кирпичей да камней, стало быть, проникнуть внутрь я не смог. Завал разбирать надо, а сил моих и здоровья уж не осталось. Я понимаю так, что отец Афанасий хотел, чтобы ты сыроварением занялась.
Ольга растерялась:
– Про сыроварню он мне ничего не рассказывал.
Отец Василий понятливо закивал головой:
– Видно, боялся, что трудностей испугаешься.
– Но... Я одна, и мне ведь некому помочь. Тут же наверняка нужны мужские руки и умение.
Ольга почувствовала себя неловко. «Неужели я зря приехала? – подумала она. – Какие, Господи, сыры, и кто их будет покупать? Люди без работы и без денег сидят. Нет, надо извиниться и уезжать».
– Вы простите меня за то, что я отняла у вас время, – вставая, сказала Ольга. – Но мне на самом де-ле нужна работа, а не увлечение. У меня двое детей, которых нужно поднимать. До свидания, батюшка.
Ольга направилась к двери, но в этот момент услышала за спиной голос отца Василия:
– Жаль, доченька. Отец Афанасий никогда не ошибался в людях. Он очень расстроится.
Ольга вышла из церкви и тихо пошла в сторону автобусной остановки. Слова батюшки Василия о том, что отец Афанасий никогда не ошибался в людях, почему-то тронули её. Она остановилась, немного постояла, словно взвешивая свои действия, потом повернулась и быстрым шагом направилась обратно. Батюшку Василия она нашла в той же комнате, откуда вышла несколько минут назад. Он сидел за столом и что-то записывал в тетрадь. Увидев её, отец Ва-силий отложил своё занятие.
– Что-то забыла, доченька?
Ольга села на скамью:
- Батюшка, я подумала и решила, что я должна посмотреть эту сыроварню. Если, конечно, вы разрешите.
– Как же не разрешить, обязательно разрешу, – улыбнувшись, сказал отец Василий. – Ведь если сыро-варня оживёт вновь, то простой люд по тропинке, проложенной Господом, потянется к святому месту.
Ольга улыбнулась от внезапно нахлынувшей на неё радости:
– Спасибо вам, батюшка. Тогда я сейчас в город, мне надо снять комнату в гостинице. Я же только с поезда.
– Гостиниц всего лишь три, да и те наверняка заняты, – сказал он. – Сейчас очень много туристов за-граничных. Ты, доченька, вот что: временно поселись здесь, в церкви, комнатку мы тебе выделим. Завтра утром тебя проводят на место, осмотрись там, что к чему. Главная ценность сыроварни – это старинные рецепты сыра. Они выбиты на стенах внутри подвала. Будем надеяться, что всё сохранилось.
Ольгу поселили в комнате для сторожей. На следующий день утром отец Василий подвёл к ней невысокого, худенького мальчишку лет двенадцати.
– Ну вот, знакомьтесь, это Егор.
Она, улыбнувшись, протянула руку:
– Очень приятно, Егор, с тобой познакомиться. Меня зовут Ольга.
– Егор тебя проводит до разрушенного монастыря в лесу. Объяснит, как вернуться обратно. Перед тем, как идти, зайдите в трапезную: там вам собрали поесть в дорогу. Ну, всё, ступайте с Богом.
Доехав до окраины города, Ольга и Егор вышли с автобуса, и пошли в сторону леса.
– Егор, а к монастырю дороги нет совсем? – спросила она мальчика.
– Никакой нет, – замотал головой Егор. – Была тропка, да и та заросла. Люди боятся заходить в лес. В войну здесь партизанский отряд был, а немцы минировали всю окраину леса, потому как боялись. Вот городские сюда и не заходят – на мине не хотят подорваться.
– Неужели такое случалось? – с интересом спросила Ольга.
– Полно случаев таких. То ногу оторвёт кому, то и вовсе гибнут.
– А сколько туда нам идти?
– Около часа, может, и больше.
В дороге они не отдыхали. Приходилось подниматься в гору и пробираться через сильно заросший молодняк деревьев и кустарники. Наконец Егор оста-новился и, протянув руку, указал пальцем в глубь леса.
– Вон, видишь, дубы стоят?
Ольга присмотрелась:
– Вижу.
– Это монастырские дубы. Мы пришли.
Вид разрушенных до самого фундамента стен, кусков разбросанных кирпичей и валяющегося кругом мусора расстроили Ольгу до глубины души.
– Егор, а кто же разрушил монастырь?
Мальчишка устало присел на пенёк спиленной берёзы:
– Люди, кто же ещё. Когда ещё была дорога, приехали хозяева магазинов с района и увезли кирпич. Пацаны говорят, что они из него построили платный туалет.
– А что, здесь не было сторожа? – удивлённо спросила Ольга.
– Нет. Батюшка Василий сказал, что у крещёного человека рука не поднимется на воровство.
Ольга с грустью посмотрела на развалины:
– Ну да…
Егор показал Ольге заваленный обломками гнилых досок и брёвен вход в подвал.
– Это мы с батюшкой закидали, чтобы никто не увидел сыроварню.
Перекусив, Ольга с Егором принялись освобождать вход в подвал. Работы предстояло много, к тому же солнце уже поднялось высоко, и наступала жара. Только часа через три им удалось добраться до дверей. Они были очень тяжёлыми и поначалу не поддавались. Помог валявшийся рядом лом, который, очевидно, забыли те, кто приходил сюда за стенным камнем. Ольга зажгла свечку, и они с Егором стали потихоньку спускаться вниз по каменным ступеням. Помещение сыроварни было небольшим: около двадцати метров. Стены были выложены плоским светлым камнем, на них аккуратно и красиво были выбиты латинские буквы. Прочесть, что написано, Ольга не смогла из-за плохого освещения и пыли. Посреди комнаты стояли два длинных стола, изготовленных из хороших и толстых досок, похожих на дубовые. Рядом были такие же длинные скамейки. В самом углу стояла печь с дымоходом в стене. На полу было много глиняной посуды: разного размера горшки, чаны, деревянные ложки, ковшики, лопатки, формы, очевидно, для заливания в них готового сыра. Тут же стояли три дубовых бочки, наполовину заполненные мутной водой. На потолке висели светильники с подсвечниками, в которых ещё сохранились толстые подгоревшие свечки. Всё это настолько удивило Ольгу, что она с трудом удерживала в себе нахлынувшие эмоции. Весь остаток дня они с Егором отмывали комнату, посуду, стены. Помогло то, что воду набирали в роднике рядом с монастырем. Ближе к вечеру Ольга и Егор подустали, но остались довольны проделанной работой. Закрыв двери в подвал, они отправились обратно в город. В автобусе Егор, прислонившись щекой к окну, моментально заснул, а Ольга, глядя на него, думала о дочери и сыне. Она не знала, как они воспримут новость о том, что их мама пошла в какой-то лес, где, совершенно не зная, что её ждёт, занимается восстановлением столетней сыроварни. Больше всего она боялась, что, если это всё окажется напрасным, она зря истратит оставшиеся деньги. Но отступать было уже некуда: не привыкла она бросать начатые дела и обманывать доверие людей.
Глава 4
Вечером того же дня Ольга в подробностях рассказала отцу Василию о наведённом порядке в сыроварне разрушенного монастыря. Он внимательно выслушал, после чего спросил:
– С чего, дочь моя, ты намерена начать?
– Завтра нужно разобраться в рецептах и купить продукты для сыров, – ответила Ольга. – К тому же мне придётся жить там, чтобы никто ничего не растащил.
Отец Василий согласно кивнул:
– Ну, что же, одобряю такое решение. Но возьми с собой нашу собаку, ты её уже видела. Лает она очень громко, в обиду тебя не даст. Егеря попрошу оказывать тебе всяческую помощь. Ну, а в выходные дни приходи на службу, станем молитвами просить Господа помогать тебе в благом намерении. Ближе к осени будем начинать закладку новых стен монастыря. Через месяц, думаю, закупим кирпич, правда, бывший в употреблении, но годный для строительства. Машины подъедут к кромке леса, а хозяйственник наш Иван и несколько прихожан запрягут лошадку и на телеге потихонечку за день перевезут весь кирпич к монастырю. Фундамент там отменный, ещё с революции. А теперь отправляйся поужинать и спать. Завтра много дел будет у тебя, матушка.
Услышав, как отец Василий назвал её матушкой, Ольга, несмотря на усталость, почувствовала прилив сил.
Утром в трапезной Ольга положила себе в платок немного еды: лепёшку с творогом, сыр, два яйца, прихватила бутылку компота. По пути на остановку зашла на почту и отправила написанное ещё с вечера письмо родителям. Написала, что устроилась на временную работу, а к сентябрю обязательно приедет, чтобы приодеть детей к школе. Ближе к обеду она добралась до разрушенного монастыря с сыроварней. Вымыв стены, стол и полы ещё раз, Ольга приготовила посуду, натаскала дров, наполнила родниковой водой бочки. Достав ручку и блокнот, она стала тщательно переписывать слова, выбитые на плоском камне стены. Некоторые из них читались с трудом, но Ольга, как медик, знавшая латынь, распознала в них названия продуктов для приготовления монастырского сыра. Вечером она разожгла у монастыря костер, вскипятила воды и заварила себе китайской лапши, оставшейся у нее еще с поезда. Погода стояла удивительно теплая. Ольга сидела на камне и смотрела на звездное небо. Удивительно, но она не испытывала никакого страха: думала о родителях, сыне, дочери, и эти мысли согревали ее. Вдруг за спиной, раздался осторожный хруст ветки. Оглянувшись, Ольга увидела мужчину лет пятидесяти с немецкой овчаркой. Он был одет в застиранный камуфляж , перепоясанный вместо ремня полным патронташем. Из-под кепки «афганки» выглядывали тёмные с проседью волосы. В руках он держал охотничье ружье. Незнакомец остановился в нескольких шагах от Ольги и скомандовал собаке:
– Сидеть, Альфа!
Овчарка остановилась как вкопанная и тут же присела у его ног.
– Здравствуйте, – обратился мужчина к Ольге. – Извините, что напугали вас. Я увидел костер и подумал, что это опять браконьеры. Не бойтесь меня, я местный егерь.
Ольга встала и, стараясь скрыть свое беспокойство от неожиданной встречи с неизвестным мужчиной, к тому же вооруженным, пригласила его к костру.
– Присаживайтесь, отдохните. Хотите чаю?
– Да не откажусь.
Он взял два небольших камня и, положив их один на другой, присел напротив нее. Ольга повесила над костром чайник, бросив в воду несколько листочков ежевики.
– Меня зовут Николай, – егерь протянул ей руку.
– А я Ольга.
– Какими судьбами в нашем лесу? – с интересом спросил Николай. – Хотя, кажется, я догадываюсь. Видел сегодня батюшку, он просил оказать помощь, по всей видимости, вам. Если я правильно понял, вы хотите восстановить сыроварню?
Ольга улыбнулась:
– Да вот, – она развела руками, – пытаюсь. Пока только удалось убрать мусор, в самой сыроварне прибралась, посуду отмыла.
– Неужели кому-то удалось рецепты расшифровать? – поинтересовался егерь. – Я как-то раз увидел их мельком, но там одна латынь, да и буквы некоторые неразборчивы. Эх, жаль, власть не смогла уберечь сыроварню от бандюганов. Всё, сволочи, разорили… – в голосе Николая явно почувствовалось негодование.
Ольга разлила по кружкам чай.
– Я расшифровала. Правда, не сразу. А что за бандиты были?
– Почему были? – вопросом на вопрос ответил Николай. – Они и остались. Половина стала депутатами, половина милиционерами. Разве вам батюшка об этом не говорил?
Ольга покачала головой:
– Нет.
Николай только плечами пожал. Минут пять они молчали, прихлебывая ароматный чай из железных кружек. Ольга первой нарушила молчание:
– А вы давно работаете егерем?
– Да сразу после того, как комиссовали. У меня с Афгана три ранения и контузия. До армии жил в Москве. Год по госпиталям, потом вернулся. Пытался устроиться на работу, но где там. С этой долбаной перестройкой пошли сокращения: ни зарплат, вообще ничего не светило. Сослуживец написал в письме, что им здесь егеря требуются. Вот так я и оказался в этом лесу.
– А где вы живете? У вас квартира?
Николай рассмеялся:
– Да, пятикомнатная в центре города, – и уже серьёзно добавил: – В километре отсюда, сам строил.
Ольга улыбнулась:
– Как это?
– Да избушка небольшая у меня. Бревенчатая.
– Серьезно?
– Ну да, как-нибудь покажу.
Он закурил и раскашлялся. Клубы папиросного дыма, похожие на колючую проволоку, устремились вверх. Они ещё поговорили. Николай рассказал о своей молодости, родителях, однополчанах. А Ольга в рассказе о себе упомянула почему-то лишь родителей и детей. И сказала только, что приехала искать работу из другой области.
– Ты тут поаккуратнее, – предупредил Николай. – Много плохих людей бродит по лесу. Ты бы помощников себе, что ли, нашла, а то одной опасно.
– А у меня собачка будет батюшкина.
Николай опять рассмеялся:
– Собачка здесь не поможет – тут ружье-то не всегда помогает.
Он сделал еще несколько глотков чая, погладил лежащую рядом овчарку, после чего встал, закинув за спину ружье.
– Спасибо, хозяйка, за вкусный чай. Пойду еще к реке схожу, лебедей проверю. Браконьеры замучили: в прошлом году всю лебединую семью порешили.
Ольга сочувственно покачала головой:
– А что же, поймать их никак нельзя и наказать как следует?
– А кто их наказывать будет? Сами себя, что ли? Один из них начальник налоговой, другой – начальник милиции, а третий – начальник тюрьмы.
Ольга возмутилась:
– Да как же так? Ведь это беспредел какой-то. Может, на них в ФСБ написать?
Николай поправил кепку, грустно вздохнул:
– Да без толку это всё. Тут знаешь какие деньги кружатся, нам с тобой и не снилось. Ладно, пошел я. Если будет нужна срочно какая помощь, найдешь меня через батюшку. А так будет время – забегу. Мы же теперь вроде как соседи.
Проводив взглядом Николая, Ольга опять присела к костру. Прихлёбывая чай мелкими глотками, она размышляла над словами егеря. Бесчинство со стороны лиц, занимающих высокие посты, казалось ей диким, но сомневаться в словах Николая причин не было: этот человек показался Ольге порядочным. О том, что она сама только-только вернулась из Чечни, Ольга умолчала, сама не зная, почему. Может быть, потому, что там, на войне, мужчины её не обижали, но относились к ней как к товарищу. Наверное, так и нужно было, но войны больше не было, и Ольге хотелось чувствовать себя женщиной. Вот как это было сейчас, в разговоре с егерем, когда она ощущала мягкость в его голосе и видела, что явно ему симпатична. «Пора к мирной жизни привыкать», – всплыли в памяти недавние слова отца.
Расстелив на топчане старое покрывало, она вышла из сыроварни, затушила костер, после чего спустилась обратно и подперла изнутри дверь палкой. Помедлив в раздумье, она всё же достала спрятанный ею штык-нож, который привезла из Чечни, и положила его под подушку.
Заснуть сразу не получилось: мешали проснувшиеся ночные птицы, их шорох и свист тревожил Ольгу. Но она нашла в себе силы думать о предстоящей работе. Утром надо будет закупить на рынке продукты и, наконец, сделать пробную партию сыра, которую попытаться продать на том же рынке. На рынке она уже была. Сыры там тоже продавались, но стоили они для большинства нереально дорого. Ольга надеялась, что сможет продавать свой сыр немного дешевле, и его раскупят. Тогда она сможет часть вырученных денег отдать отцу Василию на нужды монастыря, а остальные отправить детям. Поглощённая этими мыслями, Ольга в конце концов не заметила, как заснула.
Глава 5
Всё получилось, как она и задумала. Рано утром она попила чаю с оставшимся хлебом и поспешила на рынок. У деревенских старушек ей удалось купить три ведра молока, несколько килограммов творога, яйца, сливочное масло, чайную соду, сахар, соль. Теперь возникала новая проблема: как все эти продукты доставить в сыроварню. Попросив одну из торговок присмотреть за продуктами, Ольга вышла на центральную улицу в надежде поймать частника на машине. Но всё было тщетно, местные бомбилы отсутствовали. Оставалась одна надежда – повозка с запряжённой лошадью. Начался сенокос, и местные жители, живущие в частных домах, частенько проезжали мимо рынка. На всякий случай Ольга оставила немного денег, чтобы заплатить за доставку. И тут Ольга не поверила своим глазам: на обо-чине дороги в запряжённой телеге сидел егерь. Его белая лошадь в яблоках, наклонив голову, лениво пощипывала траву. Ольга подошла к его повозке.
– Здравствуйте, Николай.
Он встрепенулся и, увидев Ольгу, заулыбался.
– А… это вы, здравствуйте, – как и в первую их встречу, Николай протянул для приветствия руку. – Ка-кими судьбами здесь?
Ольга рассказала, что купила всё для приготовления сыра и теперь думает, как это всё доставить. Николай охотно согласился отвезти всё прямо к сыро-варне, благо узкая просека для проезда телеги существовала. Погрузив в телегу продукты, егерь постелил на козлы старую фуфайку, помог сесть Ольге, затем сел сам. Путь был неблизким, к тому же в гору. По дороге Ольга опять рассказывала ему о своей семье: ее пожилые родители с обычными для пенсионеров проблемами, дети со своими увлечениями – все это, казалось, было ему действительно интересно.
– Да, семья – это хорошо, – грустно промолвил Николай. – У меня тоже она была.
– Почему была? – с интересом спросила Ольга.
– А как только я загремел в Афган, жена снюхалась со своим начальником. Через полгода меня ранило, три месяца по госпиталям, операции. Уже когда вернулся в часть, друзья письмо передали от жены. Написала, что уехала начинать новую жизнь, на развод, мол, сама подаст. Вот я и начал тогда воевать что есть мочи: лез, как дурак, под пули. Комбату доложили, что так и так, сержант Курасов смерть ищет. Вызвал меня командир и сказал, что ежели я ещё раз буду башку свою подставлять, он меня до самого дембеля в тыл отправит.
– И вы успокоились? – спросила Ольга.
– Пыл, конечно, поубавил, но через полгода в одном кишлаке наш взвод под хороший замес попал. Главное, что ведь знали: не должно быть духов, а они, оказывается, за день до нас зарылись рядышком. Ну, и тут же миномётами, суки, накрыли… – Николай замолчал. Ольга слышала, как он заскрипел зубами.
– Одна из мин нам троим под ноги, – продолжил Николай после небольшого молчания. – Два моих кореша наповал, а мне чуть подфартило: осколки прошли по черепушке и руки-ноги покромсало. В общем, очнулся я в госпитале, хирурги слепили из того, что было. Потом комиссовали, ну а остальное ты знаешь. Он ещё немного помолчал, а потом произнёс:
– Подставили нас, чувствую. Ротный тогда хотел разведку выслать, но в штабе дивизии его приказ отклонили, дескать, времени не теряйте, местность изучена идущей впереди колонной брони. Командир поверил, и зря: он и сам там навсегда лёг. Нас пятеро осталось от роты. Предали, крысы штабные!
Глаза Николая наполнились слезами. Ольга заволновалась: зачем она только затеяла этот разговор? Поддавшись внезапному порыву, она тихонько сжала его руку.
– Ты это… Николай, если хочешь, поплачь. Будет легче, по себе знаю. А хочешь, давай остановимся, ты успокоишься?
Николай замотал головой, давая понять, что всё нормально. Ольга и сама не знала, что в тот момент на неё нашло. Может, это была солидарность прошедших войну, а может, просто желание поддержать человека, но Ольга неожиданно для себя призналась:
? А знаешь, я ведь тоже недавно вернулась из Чечни. Как и ты, лечилась после ранений в госпиталях. Бог миловал, восстановилась. И что значит потерять друзей, мне хорошо известно.
Николай подбодрился.
– Так, получается, мы с тобой коллеги? – удивился он. – А я бы и не подумал, глядя на тебя. Не каждая вот так всё бросит – и на фронт.
– Понимаешь, я это не из патриотизма делала, – призналась Ольга. – Мне детей надо было одевать и обувать. Я поначалу кинулась работу какую искать, но что я могла заработать? Три-пять тысяч. Родители на нищенской пенсии сидят, школа деньги высасывает, коммуналка, налоги. А детям то это хочется, то другое. Не могла я без боли в их глазёнки смотреть. Как-то раз подругу встретила. Она медиком была, уехала в Чечню, под Гудермесом часть её стояла. Там она в госпитале хирургом была. Тоже, бедная, насмотрелась на кровь, на убитых. Поболтали с ней. В общем, перетянула она меня в Чечню. Так я на войну и попала.
За разговором они и не заметили, как доехали до сыроварни. Николай помог Ольге выгрузить куп-ленные продукты.
– Ну, стало быть, можно приезжать сырку отведать? – сказал он, улыбнувшись.
– Это если он ещё получится. Никогда его не делала раньше, – ответила она, досадуя на свое неумение.
Николай успокоил:
– Обязательно получится.
Ольга, вздохнув, пожала плечами.
Егерь уехал, а Ольга стала готовить кухню к ва-рению сыра: разожгла печь, натаскала воды для мытья посуды, поставила греть молоко. Еще раньше, перечитав рецепты, она составила план последовательных действий, ведь если что-то пойдёт не так, значит, пропадут вложенные деньги. Для неё это был в своём роде риск. Подойдя к иконе Пресвятой Богородицы, которую она нашла в куче мусора, очистила и отмыла от грязи, Ольга вполголоса прочитала написанную на листочке молитву «Отче наш», после чего принялась за дело.
На удивление всё шло хорошо. Разлив по тарелкам получившуюся массу, она, наконец, присела отдохнуть. Вся работа заняла около четырёх часов. От напряжения и волнения Ольга ощутила усталость. Поставив тарелки с сыром в прохладное место, она прилегла на топчан и тут же заснула.
Ольга проснулась, когда солнце уже садилось. Осмотрев то, что у неё получилось, Ольга решила по-пробовать маленький кусочек. Её радости не было предела: сыр вышел очень вкусным. Весь вечер у Ольги было приподнятое настроение. «Завтра утром еду на рынок продавать сыр, – решила она. – Надо будет не забыть вытряхнуть его из форм, упаковать в пакеты».
Вечером, как стемнело, заехал Николай. Как и обещала, она угостила егеря сыром, и он был в восторге, заявив, что ничего вкуснее не ел. Ольга обрадовалась, когда он обещал подвезти её утром до рынка. Они просидели у костра до глубокой ночи. Николай угостил Ольгу настойкой из ежевики, рассказывал ей разные истории из жизни. Было весело.
Глава 6
Постукивая пальцем по стеклянной стенке аквариума и что-то бормоча себе под нос, начальник отделения милиции станции Песчаная майор Колобродов словно заворожённый рассматривал плавающих рыбок. Аквариум с сомиками, корягами и миниатюрными зaмками ему подарили на День милиции его подчинённые. Ранее он стоял в помещении кружка юных натуралистов в местной школе, где училась дочка одного из оперов его отделения. Про этот аквариум она неоднократно говорила своему отцу, недвусмысленно намекая, что хотела бы иметь такой. Вот почему этот шедевр в один миг перекочевал из ведомства Министерства образования в ведомство Министерства внутренних дел.
В дверь постучали.
– Входите, кто там? – громко спросил майор.
– Разрешите? – в кабинет заглянул оперуполномоченный Севостьянов.
– Говори, что хотел, а то я сейчас уезжаю, – Колобродов отвлёкся от аквариума и стал складывать в папку документы.
– Товарищ майор, я доложить. На моём участке разрушенный монастырь.
– Ну, ну, – одёрнул его майор, – знаю, это где сыроварня была?
– Так точно. Так вот: еду вчера в автобусе, смотрю, значит, в окно и вижу, как мой поднадзорный дорогу переходит. Ну, я вышел на остановке и к нему. Почему, говорю, отмечаться не пришёл?
Колобродов перебил:
– Ты что, Севостьянов, пришёл ко мне рассказывать про отмазку твоего зека? У меня времени на это нет.
– Я вкратце, товарищ майор. Так вот он мне сказал, что вчера по лесу грибы собирал и, проходя мимо сыроварни, заметил, что с трубы дымок валит. Подошел, говорит, поближе и увидел, как из подвала баба какая-то с вёдрами вышла и к роднику потопала. Он говорит, что успел заглянуть в сыроварню, а там сыром попахивает. Сразу и ушёл оттуда.
Колобродов сел в кресло и откинулся на спинку.
– Баба? Сыр? Что за бред? Этот разрушенный монастырь после убийства семьи дьякона все стороной обходят. Ахинею несёт твой гоблин, Севостьянов. Может, беляк у него, а ты, как лох, повёлся?
Оперативник, словно допуская такой вариант, затоптался у двери:
– Разрешите лично проверить, товарищ майор?
Тот несколько секунд раздумывал.
– В общем, так, Севостьянов. Давыденко, он там участковый, много лет знает этот участок, человек с опытом. Сначала проверит он, а потом сходишь ты. Но учти: чтобы никто об этом не знал. Мы только-только от газетчиков отмахнулись по этой мокрухе. Стоит им сейчас услышать, что кто-то появился на сыроварне, начнётся шумиха: корреспондентов туда погонят, а мне это на хрен не нужно.
Севостьянов, согласно кивнув, вышел из кабинета. Колобродов посмотрел через открытое окно в сторону леса. «Может, бомжиха какая-нибудь. Глядишь, потрётся да свалит», – подумал он.
Взяв папку, майор пошёл к выходу. Уже в машине Колобродов опять зациклился на словах опера. Для Севостьянова, который проработал всего год, это убийство значилось «темняком», в отделение он пришёл гораздо позже. Но весь личный состав, в том чис-ле и Колобродов, знали убийц, и на момент его совершения им пришлось поневоле дать им скрыться. Всё потому, что одним из преступников был сын главы района, а с ним два его дружка. Тогда за якобы нераскрытое убийство с Колобродова сняли одну звезду с погон, но глава района в благодарность за укрытие своего отпрыска эту звезду вернул ему уже через пол-года. Майор знал, что все опера и участковые будут молчать, поскольку были соучастниками сокрытия преступления, но Севостьянов не был запачкан в этом дерьме. Именно это и угнетало начальника отделения, ведь не дай бог он хоть что-то прояснит, и тогда всем крышка. С этими грустными мыслями Колобродов въехал в город.
Ольга проснулась очень рано, около пяти утра. Около часа ей потребовалось, чтобы упаковать сыры в пакеты: вчера ей удалось сварить двадцать килограммов. За сколько она будет продавать продукт, Ольга решила определиться непосредственно на рынке, ведь ей было важно реализовать всё до последнего килограмма: нужно было отправить деньги детям, немного передать в храм отцу Василию.
В начале седьмого подъехал Николай. Он помог Ольге погрузить сумки в телегу.
– Спасибо, что подбросите до рынка, – поблагодарила она. – Даже и не знаю, как бы я без вас добра-лась туда с такой тяжестью.
– Да мне все равно в контору надо заехать, – ответил Николай. – Ну что, поехали?
Ольга молча кивнула.
Николай дёрнул вожжами, прикрикнув на запряженную кобылу:
– Вперед, Машуня, на рынок!
Ольга рассмеялась:
– Неужели туда и повезет?
– А то, – серьезно ответил Николай, – она у меня все дорожки знает. Бывало, уснешь по пути в лес, так она точно к избе и подвезет.
– Какая молодец, – удивилась Ольга.
Через час они подъехали к рынку. Егерь уехал, а Ольга, оплатив место для торговли, надела фартук и не спеша стала раскладывать на столе пакеты с сыром. В этот день сыром торговали немногие. Цена за кило колебалась от пятнадцати до шестнадцати тысяч рублей. Ольга решила, что это не очень дорого, и, вспомнив, как трудно было ей варить свою первую партию сыра, немного поколебавшись, написала на ценнике: «Семнадцать тысяч».
В течение первого часа люди подходили к прилавку, принюхивались к каждому куску сыра, задумывались и шли дальше. Ольга уж было заволновалась, что так и не сможет продать сыр, даже хотела снизить цену, но тут к ней подошел седовласый интеллигент-ный мужчина лет шестидесяти. Он скрупулезно осмотрел Ольгин сыр.
– Откуда сырочек? – спросил он.
Ольга улыбнулась:
– Из леса. Монастырский, свежий.
Мужчина удивленно взглянул на нее:
– Это какой же монастырь?
– Тот, что в лесу на горе, – ответила Ольга, – где бьют родники.
– Вы, барышня, меня, наверно, вводите в заблуждение, – недоверчиво заметил мужчина. – Монастырь в лесу, к вашему сведению, развалили преступные элементы, а семью дьякона расстреляли там же во дворе. Развалины там сейчас. Откуда же там возьмется сыр? Да и нет там уже никакой сыроварни. Да, знаю, сырок раньше покойница жена дьякона делала знатный, все за ним сюда приезжали. Да и я его всегда покупал. Как сейчас помню вкус. Так что ты, милая моя, ничего не придумывай.
Ольга не понимала, о чем говорил этот мужчина. Она вспомнила, как Николай ей рассказывал о погроме в монастыре, но о том, что там кого-то убили, он не проронил ни слова. Это стоило обдумать. Она постояла в оцепенении, потом спохватилась:
– Да вы только попробуйте, – обратилась она к мужчине, отрезав ломтик сыра. – Этот сыр сварен именно в этом монастыре, по тем же рецептам. Я там поселилась по разрешению местного батюшки, с его благословения очистила сыроварню от хлама, отмыла её всю. И вот вчера сварила первую партию сыра.
Мужчина нерешительно взял протянутый кусочек для пробы и, положив в рот, медленно стал его пережёвывать. Неожиданно для себя Ольга заметила, что их разговор внимательно слушают другие продавцы и любопытствующие покупатели. Ольга даже пожалела, что не попросила егеря побыть с ней хотя бы пару часов для моральной поддержки. То, что было дальше, для Ольги оказалось неожиданностью. Мужчина вдруг замер, потом, округлив глаза от удивления, проговорил:
– Не может быть… Да, это тот самый сыр, – он со все ещё удивленной улыбкой оглядел окружающих. – Господи, не может быть, вкуснотища какая! Взвесь мне весь кружок.
Люди стали подходить к Ольге с просьбой дать попробовать сыр. Она никому не отказывала. За мужчиной образовалась очередь. Никто не мог поверить, что это сыр из старого монастыря. Уже через полчаса весь сыр раскупили. Поймав на себе суровые и завистливые взгляды других торговок, Ольга поспешно ушла с рынка, крепко сжимая в руке заработанные деньги. Зайдя на почту, она сразу же перевела деньги родителям, затем зашла в храм к отцу Василию. Дав ему денег на нужды храма, она поделилась с ним своей радостью. И лишь после этого со спокойным сердцем пошла в магазин, чтобы купить себе немного еды. Обратно в монастырь Ольга шла пешком. Дорога была длинная, и в её памяти всплыл рассказ мужчины про монастырь и про убийство всей семьи священнослужителя. «Получается, что Николай либо ничего не знал об этом, либо он просто скрыл это от меня», – думала Ольга. Но больше всего её удивило, что и отец Василий умолчал об ужасах, творившихся в монастыре. «Сейчас, когда всё так благополучно началось с варкой сыра, когда появилась возможность оживить монастырь, заработать хоть какие-то деньги, оказать помощь своей семье, мне придётся озираться по сторонам и мучиться догадками», – не успокаиваясь, размышляла Ольга. Война в Чечне научила её быть осторожной и внимательной к поступкам людей. Да вот только рядом с ней нет тех, с кем она плечом к плечу шла на штурм Грозного. Сейчас она одна.
Глава 7
Вернувшись в отделение, майор Колобродов приказал дежурному найти участкового, на участке которого расположен бывший монастырь. По пути из города он всю дорогу думал, как сделать так, чтобы молодой опер Севостьянов не проявлял никакой инициативы по делу убийства семьи дьякона и разгрома монастыря. Этого допустить было никак нельзя. И поэтому, как только к нему зашел участковый Давыденко, Колобродов усадил его напротив себя и вкратце обрисовал, что тому нужно сделать.
– В ближайшие дни проверь злополучный монастырь и выясни, кто в нем поселился, что за птица такая стала вить там гнездо. Если шмара какая бомжацкая, то гони сразу, а ежели кто другой, сообщи мне. Туда иди один, Севостьянова с собой не бери: этот молотобоец рвётся туда, ему, видишь ли, хочется раскрыть громкое преступление. Даже и не знаю, что с ним делать.
Давыденко вопросительно посмотрел на начальника.
– Может, вам отправить его в город? Пока не докопал.
Майор скривил губы:
– Наблюдай пока за ним. Если что, говори мне сразу – избавимся. Жду от тебя полного доклада.
Давыденко ушел. Колобродов открыл тумбочку, достал початую бутылку водки и налил полный гранёный стакан. Перевёл взгляд на висевшую на стене фотографию президента.
– Давай, Борис Николаевич! Не хворай! Не отдавай свой Кремль никому, а тех, кто на него позарится, бей прямо в лоб, – Колобродов сжал пальцы в кулак. – За твою и мою удачу!
Шумно выдохнув, Колобродов опрокинул стакан, потом пригладил усы и закурил.
Последние дни мая были очень тёплыми. В один из таких дней Ольга, немного отдохнув, стала собираться за водой на родник. Нужно было заполнить две бочки. Взяв ведра, она начала подниматься из подвала сыроварни. Неожиданно в дверях, не давая ей пройти, встал человек в милицейской форме. От неожиданности Ольга вздрогнула и встала как вкопанная.
Милиционер хамовато улыбнулся:
– Чё испугалась? Ну, не бойся, я участковый.
– А я и не боюсь, – выдавила из себя Ольга. Она вдруг вспомнила слова егеря о том, что много кто шатается по лесу. И чего от них ожидать, никто не знает.
– Ну, вот и хорошо, что не боишься, – сказал он. – Документы есть какие-нибудь?
– Есть.
– Давай взглянем.
Ольга, оглядываясь, отошла к топчану, достала из-под подушки тряпичную сумку, где лежал паспорт, и протянула документ участковому.
Тот пренебрежительно пролистал паспорт, мельком взглянув на прописку.
– Ты прописана за две тысячи километров отсюда. Что же ты здесь-то забыла?
– Я работаю. Я здесь от батюшки Василия из храма, что в центре. Вот, сыроварню восстанавливаю, сыр людям варю. Батюшка сказал, скоро и весь монастырь восстанавливать будем.
– А твой батюшка Василий – он что, хрен с бугра, чтобы решения такие принимать? – с угрозой в голосе заметил участковый. – Для него глава района уже совсем не указ?
– Я просто говорю то, что мне сказали, – ответила Ольга.
– Слушай сюда, – процедил участковый, швырнув в угол паспорт. – Всё, что здесь ты видишь, всё это моя земля, мой участок. Я здесь хозяин, и только я могу решить, кто здесь может находиться. Значит, сыры, говоришь, готовишь? Следовательно, продаёшь? Отлично! Каждую неделю по выходным я буду приходить к тебе за своими процентами. Мои из них так и быть тридцать, всё остальное твоё. Если пропустишь неделю, мои будут пятьдесят. Ты меня поняла?
Ольга молчала, чувствуя, как ненависть заполняет её с головы до ног. Участковый злобно сплюнул на пол, развернулся и, поднявшись по ступеням, скрылся в лесной чаще. После ухода милиционера Ольга не находила себе места. Желание что-либо делать и зарабатывать деньги для своей семьи рухнуло в одночасье. А ведь всё так хорошо началось, она даже смогла отправить деньги детям и родителям, помочь храму отца Василия. Ольга хотела уже через месяц привезти к себе детей погостить и, может быть увлечь их своим делом, обучив их тому, чему научилась сама. Она уже представляла, с какой радостью дети будут просыпаться в лесу, ходить за грибами и ягодами. «Что же делать? – думала Ольга и решила: – Утром, когда пойду за молоком, зайду к отцу Василию, посоветуюсь с ним». Платить ментам она уж точно не собиралась. С какой стати?
Вдруг до неё донёсся конский топот. Ольга метнулась к выходу и у входа в сыроварню столкнулась с егерем. Увидев Ольгу, Николай по-молодецки спрыгнул с седла.
– Здравствуй! Ну, вот: я в гости, а хозяйка из дома бежит. Далеко?
Стараясь не показывать пережитого волнения, Ольга кивнула в сторону вёдер:
– За водой на родник.
– Подожди, – сказал Николай, привязывая лошадь к дереву у входа в подвал, – я с тобой.
Они стали подниматься в гору.
– Ты сегодня неразговорчивая, – обеспокоенно заметил Николай. – Что-то случилось?
Ольга остановилась и повернулась к егерю.
– Почему ты мне ничего не рассказал про убийство семьи дьякона?
Николай нагнулся, подобрал с земли маленькую веточку и молча начал её ломать. Было видно, что он не хотел обсуждать этот вопрос. Отбросив сломанную ветку, егерь медленно заговорил, подбирая слова:
– Я хотел тебе всё рассказать: и про убийство дьякона, и про то, что оставаться тебе здесь одной небезопасно. А потом столько оптимизма в твоих глазах увидел... В общем, решил, что уж лучше буду помогать тебе. Вижу, нравится тебе сыроварня. Ещё никто до тебя не пытался её восстановить, а дело-то это хорошее. А тут ты… Да и мне как-то веселее с тобой в лесу. А если вдруг менты начнут к тебе наезжать, сам буду с ними разговаривать...
Они пошли дальше. Ольга шла молча, раздумывая над тем, стоит ли рассказать Николаю об участковом, раз он с такой готовностью предложил помощь. Но егерь её опередил:
– И что он тебе сейчас наговорил?
– Кто? – спросила Ольга.
– Ну, этот участковый, который заходил к тебе.
Ольга остановилась. У самых её ног журчал родник.
– Откуда ты знаешь, что он приходил? – спросила она, наполняя вёдра прихваченной с собой кружкой.
– Я видел, как он спускался из леса на дорогу, – сказал Николай. – Там, внизу, его мотоцикл стоял. Сам он меня не заметил, торопился, наверно.
Набрав воду, Ольга присела на поваленное сухое дерево, лежащее у самого родника.
– Он сказал мне, что я должна отстёгивать ему от продажи сыра, – сказала она со сдержанным спокойствием в голосе.
Николай вскипел:
– Вот же сука! Всех данью обложил в районе. И что ты ему ответила?
Ольга покачала головой:
– Ничего.
- Он что, сам обещал зайти к тебе?
- Да, на следующей неделе.
Николай не унимался:
– Мало им, тварям, было дьякона. Шакалы прожорливые!
– Николай, я прошу тебя, расскажи мне всё, что ты знаешь об этом убийстве, – сказала Ольга. – Я обещаю никому ничего не говорить.
Николай опустил голову и помрачнел.
– Хорошо. Все эти годы я мучаюсь угрызениями совести, – он несколько раз стукнул кулаком себя в грудь. – Я боевой офицер и сдрейфил против этой гнилой системы! Понимаешь ты это?
– Но причём же здесь ты? – спросила Ольга.
- А притом! Я знаю, кто убил дьякона и его семью! Я знаю, кто развалил монастырь!
От услышанных слов Ольга не смогла сдержать волнения:
– Как… И кто же это сделал?
Николай взглянул на Ольгу, но тут же отвёл взгляд.
– Менты со своими гопниками. Есть у них всё время на подхвате несколько отмороженных, бывших уголовников. Опера их крышуют, а те в свою очередь трясут кооператоров, ну, там автозаправки, забегаловки, бабок на рынке. Ну а деньги, соответственно, делят пополам.
Ольга возмутилась:
– Почему никто не сообщил об этом в прокуратуру или, к примеру, в КГБ?
Николай улыбнулся:
– В какую прокуратуру, в какое такое КГБ? Да они каждую субботу все вместе на своей заимке лосей бьют и водку ящиками жрут! Понимаешь, тут всё пропиталось коррупцией, настолько, что аж слов нет.
Некоторое время сидели молча. Николай жевал сорванную травинку, а Ольга безотрывно смотрела на вырывающуюся из-под земли воду в роднике.
Потом вдруг встрепенулась:
– А как ты узнал, что они убили семью дьякона?
– Мне грибник Силантий об этом рассказал. Старичок местный, раньше охотником ярым был. Когда всё случилось, он был неподалёку, грибы собирал. А когда услышал выстрелы, чуть ближе к монастырю подкрался, скрытно, конечно. Его никто не увидел. А уж он-то всех как на ладони.
– И он никому не сообщил? – нетерпеливо спросила Ольга.
Николай мотнул головой:
– Только мне на следующий день. Сидели, выпивали у меня. Теперь вот его нет, а я один с этим мучаюсь.
– А где же он сейчас? – спросила Ольга.
– Помер на следующий день после нашей встречи. Бабка его сказала, что случился инфаркт. А у нас тут со «скорой», сама знаешь, беда: вызовешь – год не дождёшься. Царствие небесное, хороший был старик.
Ольга закрыла лицо ладонями:
– Господи, я думала, что война в Чечне будет последним для меня ужасом.
– А вот тебе надо срочно уезжать, – сказал Николай. – Если ты не будешь им платить, они будут тебя прессовать. Сначала изобьют, а потом… В общем, ты знаешь, что будет потом. Давай так: ты уезжай, а я дня через три поеду в Москву. Есть у меня один друг в столице, журналист. Он к нам ещё в Афган прилетал. Когда в Чечне началось, он брал интервью у самого Басаева. Его все боятся во власти. Ему всё и расскажу. А потом вернусь сюда и разберусь с этими. У меня для этого всё есть.
– Твоя война уже давно закончилась, – сказала Ольга. – Ты попадёшь под программу защиты свидетелей, службы спрячут тебя. Это сейчас практикуется. Не отдадут же они тебя на съедение.
Николай ничего не ответил, молча встал, взял вёдра с водой.
– Пошли, я тебе кое-что покажу.
Глава 8
Из бани, что стояла у самой кромки воды, с криками и матершинными возгласами выбежали трое голых пузатых мужчин. Они добежали до края причала и друг за другом попрыгали в прохладную речную гладь. Побарахтавшись и поорав от удовольствия, купальщики выбрались на берег.
– Ну, как вам банька, Сергей Иванович? – с улыбкой спросил Колобродов у развалившегося на скамейке прокурора района. Клубы пара вздымались кверху с раскрасневшегося жирного живота.
– Угодил, стервец, угодил! Знатная она у тебя! Всё ты стервёнок, предусмотрел: и квасок, и пивко.
– Стараюсь, Сергей Иванович, – почтительно, чуть ли не скороговоркой выпалил Колобродов, убирая с плеча прокурора прилипший листочек от дубового веника. – Разрешите вопрос, Сергей Иванович?
– Валяй, друг мой.
– Прошу прощения за назойливость, Сергей Иванович, но я тут случайно услышал, что будто бы вас в прокуроры области сватают. Расстроился я сразу. Покинете, получается, мой сказочный лесной домик, баньку эту. Неужели променяете на какой другой уголочек для отдыха? – Колобродов выжидающе замолчал.
Сергей Иванович, кряхтя, перевернулся на бок.
– Да, двигают, уговаривают, но не знаю, что решить. Понимаешь, дружище, хозяйство там запущенное, все нахапались – от вшивого следака и до самого верха. Иерархия потеряна, оборзели вконец. Придётся заново всё строить. Как сейчас модно говорить, команду собирать. Сам понимаешь, начальника ГУВД менять, замов менять, канцелярию старую разгонять. Надёжные и верные люди мне нужны будут, – прищурившись, он взглянул на Колобродова. – Ну, вот что-то навроде тебя.
Майор улыбнулся, давая понять, что похвала прокурора, как молитва, излечила от всех болезней сразу.
Прокурор встал со скамейки.
– Пошли, дорогой, примем на грешную душу самогоночки. Да потом ещё разок веничком пройдись по мне.
Колобродов мелкой рысью побежал вперёд, чтобы открыть перед дорогим гостем тяжелую дубовую дверь в баню.
Николай шёл с вёдрами впереди, Ольга еле поспевала за ним. Дойдя до развалин монастыря, он спу-стился в сыроварню, вылил воду в бочку и вышел к Ольге.
– Пошли, – махнул он рукой, – нам к болоту.
Ольга пошла следом, предчувствуя, что увидит что-то необычное. Они прошли около километра. У самой болотной топи Николай остановился, огляделся по сторонам и, достав нож, срезал с растущей берёзы одну из крепких ветвей. Очистив её ножом от мелких веток, протянул Ольге.
– Вот, возьми-ка, иди за мной и не отставай. Ноги будет немного засасывать, но ты не бойся: для болота это естественное дело.
Они потихоньку двинулись в нелёгкий путь.
– Метров через триста будет островок, именно туда нам и надо, – пояснил Николай. – А ты эту тропинку для себя примечай.
Прошло минут сорок, когда, наконец, они, уставшие, добрались до земли, по которой можно было уже уверенно ступать, не проваливаясь. Ольга легла на спину отдышаться, Николай присел рядом и закурил.
– Ну, и куда ты меня привёл? – спросила Ольга.
Сделав ещё пару затяжек, егерь погасил окурок в воде:
– Всё, пришли.
Ольга удивлённо привстала, наблюдая за Николаем. Тот сделал несколько шагов, нагнулся, пошарил рукой в траве и, уцепившись за что-то, резко потянул на себя. Это был металлический люк. От неожиданности Ольга даже подскочила и подбежала к Николаю. Она увидела вход в бункер. Чуть поодаль, заметила невысокую вентиляционную трубу. Удивлению её не было предела.
– А что это? – спросила она.
Николай сдержанно улыбнулся:
– Склад.
– Склад? – изумлённо переспросила Ольга.
– Да, самый настоящий, военный, – он влез в подземное помещение и уже оттуда тихо сказал: – Лезь сюда, только не отступись, а то упадёшь.
Ольга стала спускаться, держась за поручни железной лестницы. Казалось, спуск будет бесконечным: глубина бункера её ошеломила.
– Господи, как глубоко, – прошептала она.
И лишь когда она поняла, что достигла твёрдого пола, перевела дух.
В бункере было чрезвычайно темно, не было видно даже очертания фигуры Николая, стоявшего в двух метрах от неё.
– Ты где? – спросил Николай. – Протяни мне руку.
Ольга вытянула руку, ориентируясь на голос. Егерь взял её под руку:
– Теперь гусиным шагом за мной.
Пройдя около трёх метров, он остановил её.
– Стой здесь и ни шага в сторону. Я сейчас.
Оставив Ольгу одну в непроглядной тьме, он стал куда-то продвигаться.
– Почему ты не зажжёшь спичку? – спросила Ольга.
– Нельзя, – перелезая через что-то, ответил Николай. – Тут может быть концентрация болотного газа. Мы можем его просто пока не ощущать. Сейчас не пугайся: я покручу немного ручную вентиляцию, и вот тогда будет свет.
– А ты что, был уже здесь? – спросила Ольга. – Если говоришь о вентиляции.
– Причём неоднократно, – сказал Николай. – Тогда у меня был брелок-фонарик, он безопаснее.
– А, поняла, – отозвалась Ольга и, осторожно принюхавшись, заметила: – Кстати, здесь пахнет то ли машинным маслом, то ли солидолом.
– Сейчас поймёшь, почему так воняет, – сказал Николай.
Тут же Ольга услышала нарастающий шум раскручивающегося вентилятора. Через несколько минут запах действительно практически исчез.
– Включаю освещение, – предупредил Николай.
Тусклый свет от включившихся фонарей рассеял мрак. Ольга зажмурилась, но тут же открыла глаза и огляделась. Вдоль стен бункера размещались деревянные ящики. Их было много, около пятидесяти. Посреди помещения стоял стол, сделанный из толстых досок. В углу Ольга заметила умывальник, в другом – небольшой столик, на котором стояла большая армейская радио-станция. Точно такая же была у них в Чечне. Радист Вася всё время таскал её на спине, когда сопровождал комбата.
– Ну вот, – улыбнувшись, Николай повёл рукой, – мой приусадебный участок. Дача, так сказать.
Ольга шутливо подхватила:
– Ну да. А в ящиках твоя помидорная рассада. Вместительные. Кстати, что в них?
Николай подошёл к одному из ящиков и открыл крышку. Заглянув внутрь, Ольга обомлела: ящик был полностью загружен автоматами Калашникова. Тут же, в соседних ящиках, находились патроны, гранаты, противотанковые гранатомёты. В оцепенении она простояла около минуты. Затем, взяв в руки новенький, ещё в смазке, автомат, сняла его с предохранителя, передёрнула затвор. Егерь смотрел, как легко она обращается с оружием.
– Ну, как тебе? – спросил он. – Я, когда сам в первый раз всё это увидел, то сразу вспомнил свой «калаш» в Афгане.
– Круто, – протянула Ольга, положив автомат обратно в ящик. – Где ты их взял? Да ещё столько.
– Так я их нигде и не брал, – ответил Николай. – Егорыч, прежний лесник, рассказывал, что в восьмидесятых, когда не было этого болота, здесь проходили масштабные ученья. Солдатики окапывались, бегали в атаку, кричали «ура». А потом, прямо отсюда их на вертолётах переправили сначала в Узбекистан, а оттуда в Афган. Говорят, сборы были спешные и недолгие. Много тут чего после них мужики находили. Вот и про бункер этот, видать в спешке то и подзабыли. Такое в нашей армии сплошь и рядом. Я уж не говорю об оружии: людей иногда забывают взять. Да что мне тебе рассказывать? В Чечне, небось, и не такого навидалась.
Ольга покачала головой.
– Кошмар. Здесь этого добра хватит на роту. Неужели они потом не опомнились? Это же не сигареты, которые можно где-то оставить.
Николай пожал плечами.
– Получается, что нет.
Ольга посмотрела на егеря.
– И что ты хочешь со всем этим железом делать?
– Не знаю. Иногда хочется…
– Что хочется? – переспросила Ольга.
Николай задумчиво улыбнулся.
– А хочется взять вот эту дуру, – он положил ладонь на пулемёт Калашникова, – прихватить пару цин-ков и сходить к главе района. А заодно и к прокурору наведаться. Напомнить этим упырям, сколько душ они загубили, про вывезенный ими дармовой лес для их дворцов, про десятки убитых лосей, кабанов. Про семью дьякона…
– Понимаю тебя, – тихо сказала Ольга. – Пошли, мне пора.
Они вышли из болота и направились в сторону монастыря.
– Слушай, а может, ты временно переберёшься ко мне? – предложил Николай. – Есть у меня ещё одна комната. Да и безопаснее будет.
Ольга отрицательно покачала головой.
- Нет, я не могу. Там у меня всё под рукой, да и рынок ближе. А что касается их угроз, я так скажу: сыр буду варить как прежде, мне это по сердцу. А платить им я не буду. Это моё окончательное слово.
Упрямство Ольги и расстроило, и растрогало Николая:
- С сегодняшнего дня беру тебя под охрану, – твёрдо сказал он. – Если буду с тобой, эти упыри тебя не тронут. Они уже имели со мной дело и отлично знают, что я не тот человек, который вот так спустит им их произвол.
Но Ольга была непреклонна:
- Ты, пойми, – увещевала она Николая, – я просто не хочу обострять и без того сложную ситуацию. Я хочу здесь работать, мне это в радость. А с участковым я разберусь сама. Он просто берёт меня на испуг, а я дам ему понять, что это бесполезно и глупо.
Николаю не хотелось ссориться с Ольгой, и он в конце концов уступил.
- Хорошо, - согласился он неохотно, – но я очень тебя прошу: если вдруг ты поймёшь, что тебе необходима помощь, дай мне об этом знать через батюшку Василия.
Ольга противиться не стала, хоть и осталась при своём мнении:
– Постараюсь, – только и сказала она.
Проводив Ольгу до монастыря, егерь направился к себе, в лесничество. По пути он только и думал, что об участковом, который приходил к Ольге. «Нет, эти просто так не приходят. Они боятся, что Ольга своим занятием привлечёт к себе внимание людей. Да ещё, чего доброго, местная пресса заинтересуется», – взволнованно подумал он.
Глава 9
В эту ночь Ольга долго не могла заснуть. Перед сном она, как обычно, подпёрла изнутри дверь сыро-варни, поставила у входа два пустых ведра, чтобы незваные гости не смогли проникнуть внутрь бесшумно. Интуиция подсказывала ей, что приход участкового из милиции носил предупредительный характер. Скорее всего их насторожил тот факт, что она поселилась здесь, мелькнуло у неё. Мол, начнут к ней приходить грибники, охотники, станут расспрашивать про убийство семьи дьякона, поползут нехорошие сплетни, или, чего доброго, она сама наткнётся на какие-то улики.
Ольга тяжело вздохнула, прислушиваясь к шорохам за стеной. Как ей поступить дальше, она не знала. Ясно было лишь, что для решения этой проблемы у неё есть всего два пути: либо платить долю ментам, либо послать их к чертовой бабушке.
Так и не приняв какого-либо решения, Ольга заснула. Всю ночь ей снились кошмары: сначала скри-вившаяся физиономия участкового, потом минное поле, по которому она шла, ожидая, что следующий шаг будет последним...
Проснулась от собственного крика. За окном уже брезжил рассвет.
Дождавшись, когда рассвело окончательно, она взяла пакеты с пустыми пластиковыми бутылками, деньги, вырученные с продажи первой партии сыра и, выйдя из сыроварни, быстрой походкой направилась на станцию, где располагался базар. В этот раз, чтобы сварить больше сыра на продажу, ей предстояло купить немало молока, творога, яиц.
В это самое время в районном отделении милиции проходила утренняя планёрка. Майор Колобродов был в отвратительном настроении. Днем ранее его заслушивали в ГУВД, было много нареканий в адрес отделения. В тот момент он думал, что все заместители начальника главка разорвут его на мелкие кусочки, и лишь каким-то случайным образом смог выдержать этот прессинг. Накричав на личный состав, Колобродов отвёл душу. Потом заговорил по существу: потребовал активизировать работу, тащить в отделение всех бродяг, пьяниц и тунеядцев. Уделил внимание сбору штрафов, особенно за нарушение торговли на улицах и рынках. Наконец, обозвав всех сотрудников лоботрясами и лентяями, майор закончил планёрку.
– Давыденко остаться, остальные по рабочим местам! – рявкнул Колобродов.
Когда все вышли из кабинета, майор кивнул участковому на стул. – Давай, рассказывай, что там у тебя с монастырем в лесу. Что там еще за баба?
– Да ничего криминального, товарищ майор, – нервозно кашлянув, ответил Давыденко. – Женщина лет тридцати семи, с виду колхозница. Её туда отец Ва-силий пристроил.
– На кой хрен? – хмуро спросил Колобродов.
– Я у него не спрашивал, товарищ майор.
– Ну, и что тебе эта колхозница сказала?
– Говорит, сыр в сыроварне делает по просьбе отца Василия.
– Сыр? – усмехнувшись, переспросил Колобродов.
– Ну да. Якобы работу искала. Потому и приехала к отцу Василию.
– Я надеюсь, ты хоть данные её записал? – поинтересовался майор. – По базам пробил её?
– Так я посмотрел её паспорт, всё при ней. Зарегистрирована она в соседней области.
Колобродов взбесился:
– Ты идиот! А если она в розыске за кем-нибудь? А вдруг она замочила кого-то и прячется в нашем лесу?
Давыденко виновато опустил голову:
– Виноват, товарищ майор, завтра зайду опять и все подробно запишу.
Колобродов обжигающим взглядом смотрел на подчиненного.
– Только попробуй не зайти. Выбей из нее всю информацию: семья, муж, дети, родители, где работа-ла, с кем спала. Ты меня понял?
Давыденко вскочил со стула:
– Так точно!
Колобродов наклонился над столом и тихо, почти шепотом, произнес:
– Сделай так, чтобы жизнь ей медом не казалась. Что хочешь с ней делай, но эта баба должна свалить из монастыря, и как можно быстрее. И ты знаешь, почему.
Давыденко молча закивал головой.
– Всё, иди, – уже спокойно произнес Колобродов.
Закупив необходимые продукты, Ольга зашла в переговорный пункт, чтобы позвонить родителям. Трубку взяла мама. Она очень обрадовалась, стала в подробностях расспрашивать Ольгу о работе, жилье и самочувствии. Спросила, собирается ли она приехать домой или вернуться насовсем, посетовала на то, что дети по ней скучают. У Ольги навернулись на глаза слёзы, она смах-нула их, а сама постаралась успокоить мать. В конце концов она сказала, что, если работа не принесет денег, то она непременно вернётся обратно. На этом разговор и закончился. Идя с сумками по тропинке в гору, к монастырю, Ольга всё вспоминала о визите к ней участкового. Два года, проведенные в Чечне, оставили свой отпечаток на нервной системе: она понимала, что где-то в глубине души она осталась надломленной после того, что делала и видела вокруг себя. Окунувшись в тяжелую военную жизнь, она обрела способность к самосохранению. Её командир полка, прошедший Афган, имеющий ранения, не один раз твердил ей: «Оленька, это война. Не убьёшь ты – значит, убьют тебя. Для себя всегда держи гранату, в плен не сдавайся. И помни, что умирать не страшно: страшно встать перед врагом на колени». Дважды она висела на волоске от смерти: сначала в пригороде Грозного её зацепил снайпер чуть выше бедра, а потом осколки от разорвавшейся гранаты повредили плечо. В итоге попала в госпиталь, расположенный в Моздоке. После двух операций её отправили долечиваться в Ростов и уже оттуда комиссовали как негодную к военной службе. Возвратившись из госпиталя домой, Ольга пообещала себе, что никогда и ни при каких обстоятельствах не будет вспоминать о войне. А теперь война сама напоминает о себе: сначала участковый, потом этот бункер…
Вскоре Ольга дошла до монастыря. До поздней ночи она готовила сыр, и, к её радости, он получился просто на славу. Ей нравилось это занятие, такое непохожее на страшные в своей обыденности военные будни. Сожалела она лишь об одном: что рядом не было детей.
Глава 10
Николай проснулся, как обычно, около пяти утра. Он подошёл к висевшему на стене календарю. Было двенадцатое июня, праздник – День России. Предстояло сделать очень много дел, одно из них покупка колес к телеге: те, что стояли сейчас, пришли в негодность. Пять лет назад кузнец со станции приспособил на его телегу надувные колеса от сеялки, а приобрести их можно было только в одном месте – в мастерской, где стоит вся уборочная и посевная техника. Благо, что инженер там оказался человеком пьющим и легко согласился за два «пузыря» отдать Николаю колеса от списанной техники. Затем надо было заехать на рынок и оставить на реализацию мёд с пасеки. Там он надеялся увидеть Ольгу. Эта целеустремленная женщина ему очень нравилась. Понимая, что ей непросто в этом лесу одной жить и уж тем более готовить сыры, он всякий раз готов был прийти на помощь. Но боялся, что его желание помочь может показаться ей навязчивым.
Ольга проснулась, когда солнце только-только вставало. Выпив стакан молока, она уложила сыры по пакетам и, перекрестившись на дорогу, вышла из подвала монастыря. Народ постепенно заполнял рынок. Часа за три Ольга продала весь сыр. На этот раз она для пробы нарезала чуть больше кусочков. Люди с удовольствием пробовали, интересовались тем, как она его готовит, какие использует продукты. Узнав, что сыр приготовлен в сыроварне монастыря и что Ольга живёт там же, покупатели сразу же настораживались. Но любопытство, очевидно, заставляло их подойти вновь, и почти каждый из них тихо спрашивал: «А не страшно жить одной в лесу, да ещё в развалинах монастыря? Ты же, наверно, знаешь, что там убили всю семью священника?» На все такие вопросы Ольга отвечала одной фразой: «Да кому я нужна?»
Она уже собиралась уходить, когда к ней подошел Николай. Увидев егеря, она обрадовалась. На его предложение вместе поехать в лес Ольга согласилась, но попросила проехать мимо почты. От удачной продажи сыра настроение у Ольги было хорошее. Большую часть вырученных денег она решила отправить своим детям, батюшке Василию купить для храма свечи, а то, что останется, оставить себе на еду. Неделю назад она случайно узнала о подработке в местной пивной: теперь она будет мыть там полы дважды в неделю. На деньги, которые ей там заплатят, она купит все необходимое для новой партии сыра. К сыроварне они ехали не спеша. Лошадь словно чувствовала, что людям в телеге нужно поговорить. Они и разговаривали на самые разные темы, шутили, смеялись. Подъезжая к монастырю, Николай признался Ольге, что хочет сделать ей подарок. Откинув брезент, он достал новую флягу, которая была заполнена молоком. Ольга была на седьмом небе от счастья и, неожиданно для самой себя, поцеловала Николая в небритую щёку. От неожиданности тот смутился, но тут же улыбнулся. Они договорились, что в выходной обязательно встретятся: сделают шашлык и попьют лесного чая. Николай спустил в сыроварню флягу и тотчас уехал. Ольга села на топчан и, улыбаясь, перебирала в памяти моменты этой встречи. Его забота о ней взволновала её до глубины души. Несомненно, Николай вызывал у Ольги симпатию, но торопить события в отношениях ей не хотелось. К тому же, она не любила взваливать свои проблемы на друзей и близких, а сейчас они у неё, как ни крути, появились. Вспомнив, что у неё закончилась вода, она взяла ведро и направилась к выходу, собираясь дойти до родника. В это мгновенье дверь открылась, и на пороге появился участковый, тот самый, который приходил к ней несколько дней назад.
– Куда это ты собралась? – спросил он, не отводя взгляда от Ольги.
Она почувствовала исходящий от него резкий запах алкоголя.
– За водой, – сухо ответила она, давая своей сдержанностью понять, что он незваный гость и что его появление в сыроварне для неё неприятно.
Не ожидая от этой встречи ничего хорошего, Ольга, пока участковый не спохватился, попыталась занять более выгодную позицию, пройдя между ним и дверным проёмом, но в этот момент получила сильный удар кулаком в грудь. Она упала на пол, почувствовав, что ей трудно дышать, боль сковала всё тело. Участковый подошел к ней, и присел рядом на корточки.
– Ты сегодня была на рынке? – злобно спросил он, обхватив пальцами её горло.
Ольга молчала, в упор глядя на него, еле сдерживаясь, чтобы не застонать от боли в груди. Участковый был крупного телосложения и учитывая это, будучи прижатая им к полу, Ольга поняла, что возможности сопротивляться ему у неё не было. В создавшейся ситуации она думала лишь об одном: надо попытаться поймать подходящий момент, вскочить на ноги и выбежать из подвала.
– Отвечай, сука! – закричал милиционер.
Ольга почувствовала, как несколько капель его слюны упали на её лицо. Ярость участкового, взбешённого упорным молчанием Ольги, только усилилась. Он мельком осмотрел тесное помещение сыроварни, затем, взяв Ольгу за волосы, волоком потащил её к топчану. Она не закричала, лишь стиснула от боли зубы. Швырнув Ольгу на топчан, участковый стал снимать с себя рубашку.
– Значит, платить ты, падла, не хочешь, – кричал он, - а жить без прописки и зарабатывать бабло на вонючем сыре хочешь? Нет, дорогуша, за всё в этой жизни нужно платить.
Он навис над ней. Ольга почувствовала отвратительный запах перегара и пота. Она попыталась ударить участкового ногой в пах, но тот успел перехватить её, схватить за ступню и резко крутануть. Она вскрикнула от боли. Навалившись на Ольгу, он стал рвать на ней одежду. Ей удалось несколько раз ударить участкового по лицу, но под тяжестью его тела силы покидали её.
Нож! Она с первого дня прятала его под подушкой! Дотянувшись до него, Ольга нащупала прохладную рукоятку. Собрав все последние силы, она, размахнувшись, вонзила лезвие в бок участковому. Тот громко вскрикнул, замер на несколько секунд с выпученными от удивления глазами и рухнул с топчана на бетонный пол.
Все события данной книги являются вымышленными от начала и до конца. Все совпадения с реальными действиями либо ситуациями — случайность. Судьба любого человека в ту или иную секунду из прямой линии жизни может превратиться в ломаную. И никто не знает, когда и как это случится: оборвётся ли она неожиданно или под конец уже еле заметным пунктиром протянется к небытию. Несмотря на эти грустные нотки в обращении к вам, желаю приятного чтения.
Глава 1
Андрей Андреевич разлил по рюмкам коньяк и посмотрел на дочь.
– Вот мать то обрадуется. Часа через два придёт.
Ольга посмотрела на часы:
– А где она, бать?
– Подрабатывает сторожем у коммерсантов.
– А… понятно.
Отец взял рюмку и пригладил пальцами усы:
– Чем же, доченька, теперь заниматься будешь? – спросил он.
– Пока не знаю. Может, в фермеры подамся, – с едва заметной улыбкой ответила она. Добавив: – Буду снабжать вас сыром и сметаной.
– Чтобы быть фермером, надо иметь хорошее здоровье, – сдерживая отцовское волнение, сказал Андрей Андреевич. – Будешь напрягаться физически, тогда твои ранения встанут тебе боком. Два осколка не вытащили? Не вытащили. А где они сейчас? Хирурги тебе же ясно сказали: в сантиметре от сердца, вытаскивать нельзя, придётся жить с ними.
Андрей Андреевич помолчал, потом заговорил ещё серьёзнее:
– А у тебя двое детей. Да и мать пожалей. Пока ты в Чечне по горам лазила и по госпиталям валялась, она дорожку в церковь протаптывала и ночью в подушку ревела, – он залпом выпил содержимое рюмки, закусил лимоном. – Пойдёшь на спокойную работу. К примеру, продавщицей или кондуктором на автобус. Так и мне и матери будет спокойнее. Алименты Колька тебе за детей, слава Богу, платит. Забывай, доченька, эту страшную войну, пора к мирной жизни привыкать.
Ольга взяла со стола рюмку:
– Давай, отец, выпьем.
Андрей Андреевич налил себе в рюмку коньяк.
– С возвращением, доченька.
Они выпили и закусили.
– Я завтра в военкомат, на учёт надо встать, – сказала Ольга. – Оттуда на биржу. Может, работу какую найду.
Она подошла к зеркалу. Всмотрелась в своё отражение, задумчиво пригладила волосы. Да, за то время, пока была в Чечне, она сильно изменилась: похудела, лицо потеряло приятную округлость. От глаз, кажущихся ещё больше из-за залёгших под ними кругов, лучиками расходились преждевременные морщинки. Волосы утратили былую гладкость, стали сухими и тусклыми. На войне она чисто по-женски берегла лицо – боялась, что его изуродует какой-нибудь шальной осколок. Но необходимость пригибаться под пулями и таскать тяжёлый бронежилет сделали сутулость привычкой. Былая привлекательность почти исчезла: даже странно было вспоминать, что ещё совсем недавно она не могла выйти из дома, не воспользовавшись косметикой, следила за собой, ходила в парикмахерскую, меняла платья, туфли…
Чтобы не расстраиваться от неутешительных мыслей и рассуждений о том, как она теперь выглядит, Ольга остановила взгляд на бумажных листочках, лежавших на тумбочке.
– А это что за открытки?
Андрей Андреевич махнул рукой:
– Пригласительные билеты на избирательный участок, там, кстати, и твой тоже. На выборы в депутаты.
– За кого голосовать будете? – спросила Ольга. – Опять небось за ельцинских демократов?
Отец нахмурился с досады, нехотя ответил:
– А мне без разницы. Это мать твоя политик. А по мне – всех бы их метлой гнать. Хотя вот можно за коммунистов. Они как бы за народ.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга. – Ладно, я пойду, пройдусь немного. Сто лет в магазинах уже не была. Детей сейчас будить не буду, пусть выспятся. Проснутся – скажи, скоро приду.
Апрель выдался тёплым. Ольга шла по улице, всматриваясь в рекламные вывески. Два года назад в их районе было всего три магазина, а теперь они попадались на каждом шагу. Одних только похоронных ритуалов она целых три насчитала. В ряд стояли несколько видов гробов, образцы венков, крестов. Рядом рекламный баннер с надписью: «Для ветеранов войны акция: при покупке гроба второй за половину цены и венок в подарок».
Ольга стиснула зубы. Она вспомнила, как в декабре девяносто пятого в Гудермесе их рота попала в окружение в районе комендатуры и вокзала. Сама она чудом уцелела, ни царапинки. Тогда за час боя они потеряли убитыми сразу десять молодых ребят. Она хорошо помнила, как оставшиеся в живых, грязные и измотанные в бою восемнадцатилетние пацаны, бережно грузили тела погибших в кузов «Урала». И каждый, кто выжил тогда, думал только об одном: что если бы не прилетевшие вовремя «вертушки», то полегли бы все как один – боевиков было в несколько десятков раз больше. А на следующий день спешно спаянные цинковые гробы отправляли на аэродром…
Усилием воли Ольга заставила себя прервать тяжёлые воспоминания и зашла в торговый центр. В зале женской одежды она, разглядывая платья и блузки, вдруг с каким-то непонятным для себя страхом поняла, что все эти красивые вещи ей совсем неинтересны. Роднее всего для неё был и до сих пор остался комплект застиранной «афганки». Даже сейчас, одетая в поношенную юбку и простую кофту, Ольга ощущала какую-то тесноту и скованность в движении. Купив к чаю конфет и пройдя по скверу в центре города, она возвращалась домой уже по другой улице, где, она помнила, стояла небольшая часовня. В последний раз она была здесь перед самым отъездом на Кавказ. У неё не было при себе платка накрыть голову, но она всё же решилась войти внутрь. Народу в церкви было мало: две старушки, шепчущие у икон молитву, да молодая девчушка. Ольга купила две свечки: одну за упокой погибшим друзьям, а другую за здравие родителям и детям. У распятия она остановилась, и, поцеловав крест, тихо прошептала:
- Господи, прости меня за всё…
Перекрестившись, вышла на улицу, и в это время раздался звон колоколов, который еще долго слышался за её спиной. Она вернулась домой к обеду. Дети уже проснулись, а мать пришла с работы. Сколько же было радости и слёз на глазах у Ольги, когда она обнимала маму, сына Антона и дочку Ксению! Андрей Андреевич с улыбкой обнял жену.
– Ну, вот, Анна Павловна, и в сборе наше семейство. Давай собирай на стол всё, что есть.
Сидели до позднего часа. Мама рассказывала Ольге о детях, об их учёбе, переживая из-за школьных проблем: у Антона опять в дневнике замечание по поведению, а Ксюша не дотягивает по математике. Андрей Андреевич, вспомнив юность, взялся за старенькую гармонь: пел песни военных лет. Антон и Ксения в другой комнате смотрели телевизор. Когда легли спать, Ольга долго не могла заснуть. Её очень тревожило будущее: надо было найти работу и поднимать детей. Антон заканчивал девятый класс, Ксения седьмой. Через два-три года им надо будет куда-то поступать учиться. Сын мечтает пойти в военное училище. В свои четырнадцать он выглядит на семнадцать, высокий, рослый. По рассказам отца, Антон всё свободное время пропадает на стадионе. На полу в его комнате она заметила несколько тяжёлых гирь, а во дворе он себе сам сделал турник. А дочь хочет стать художником. Множеством её красивых рисунков обклеена стена в летней кухне. Рассматривая их, Ольга поняла, что для осуществления целей, которые дети поставили перед собой, будут необходимы, конечно же, деньги. И немалые: одна из её подруг однажды поведала ей о том, как поступал на учёбу в университет её сын. Сплошные поборы и намёки на взятки. «А куда было деваться? – говорила Инга. – Единственный сын. Хочешь, не хочешь, а давать пришлось. Ради его мечты я бы даже на панель пошла, чтоб набрать денег. Кое-как справилась: продала всё золото, машину». За этими воспоминаниями и мыслями о том, как устроить детей, Ольга незаметно для себя заснула.
Глава 2
Утром после военкомата Ольга пошла в центр занятости. Сотрудница центра лет тридцати, словно школьная «класснуха», долго перелистывала Ольгины документы, то и дело недоверчиво поглядывая на нее. Наконец, она что-то размашисто написала на листке, после чего, сняв очки, удивлённо спросила:
– Скажите, а что, на самом деле вы воевали, и у вас имеются ранения?
– Да, – ровным голосом ответила Ольга, – там же всё написано.
– Ну… даже и не знаю, – озадачено произнесла женщина, положив на стол перед Ольгой листочек. – Я тут указала адреса работодателей. К сожалению, вакансии медсестры, сейчас все заняты. А вот уборщицы и продавцы требуются. Если на собеседованиях от вашей кандидатуры откажутся или вы сами не захотите там работать, тогда по вопросу трудоустройства можно будет повторно обратиться только через три месяца. Ольга молча кивнула и вышла из кабинета. В сквере она присела на скамейку, развернула лист с адресами, где были нужны уборщицы и продавцы. Но, так и не дочитав до конца, Ольга скомкала бумагу и бросила её в урну. Сердце подсказывало, что это всё не для неё. Рядом с ней на скамейку присел старенький седой священник в рясе. Ей показалось, что ему нехорошо: он тяжело дышал и одной рукой держался за сердце, а пальцами другой руки теребил висевший на груди крест.
Ольга придвинулась поближе к нему:
– Вам плохо? Может, вам «скорую» вызвать?
Священник отрицательно замотал головой:
– Нет-нет, спасибо. Сейчас отпустит.
Он достал из футляра для очков таблетку и положил под язык. Ольга смотрела на старика, словно боялась, что без скорой помощи не обойдётся. Но с облегчением увидела, что ему становится лучше.
– А ты что же такая грустная, доченька? – спросил вдруг священник. Его глаза смотрели проницательно и с добротой, и Ольга, которой вовсе не хотелось тревожить старика, вдруг решила ему довериться.
– Да так, ерунда, – начала она, хотя её глаза говорили об обратном. – Ходила насчёт работы, а там сказали, что, кроме уборщиц, никто пока не нужен: сокращения везде. А у меня двое детей. Полы мыть я не боюсь, но за это платят копейки, их мне точно не хватит.
Батюшка сочувственно закивал:
– Тяжело, доченька, знаю. Не лучшие времена переживаем. Видать, Господь испытания народу посылает.
Они просидели на скамейке еще около получаса. Ольга рассказала ему о себе. Он, не перебивая, выслушал и, когда она, собираясь уходить, стала с ним прощаться, взял её за руку.
– Ты вот что: слушай и запоминай. Езжай в Псковскую область, станция Песчаная. Есть там храм святителя Николая Чудотворца, спроси батюшку Василия. Скажи, что от меня, от батюшки Афанасия. Поможет он тебе с работой. Бог даст, будет тебе и деткам твоим хлеб насущный. Иди с Богом.
– Я провожу вас, – вставая, предложила она.
– Не тревожься, я потихоньку дойду. Ступай.
Священник перекрестил её. Ольга пошла вдоль дороги. Через несколько шагов оглянувшись в сторону скамейки, она не обнаружила на ней старика. Он словно испарился. Придя домой, Ольга рассказала родителям о безрезультатном походе в центр занятости. Отец с матерью поспешили её успокоить, говорили, что работа обязательно найдется, хотя сами, кажется, не вполне в это верили. Выбрав удобный момент, когда мама вышла из комнаты, Ольга сообщила отцу о том, что ей необходимо ненадолго уехать в другой город.
– Зачем? – спросил Андрей Андреевич.
– Пока сказать не могу, но обещаю там долго не задерживаться, – ответила Ольга. – Я звонила подруге. Возможно, там у меня сложится с работой.
По поводу подруги она соврала, а рассказывать о встрече с батюшкой ей почему-то не хотелось.
Отец тяжело вздохнул:
– Ну вот, сначала мы ждали тебя с войны, теперь вот опять…
– Детям я всё объясню, – заверила его Ольга. – Думаю, что к началу нового учебного года я вернусь.
Андрей Андреевич обеспокоено посмотрел на Ольгу:
– А что я скажу матери?
– Придумай, папуль, что-нибудь. Я тебя очень прошу.
Глава 3
До Пскова Ольга добиралась с пересадкой в Москве. После прошедших майских праздников вокзалы были очень оживлёнными. Ожидая поезда, она нервничала: ей не сиделось в кресле зала ожидания, но она заставила себя перекусить приготовленными в дорогу бутербродами (утром она так и не позавтракала), полистала оставленные кем-то на скамейке газеты, поверх газетных страниц рассеянно разглядывала окружающих её людей. Мучила единственная мысль: правильно ли она поступает, отправляясь туда, где её никто не ждёт? Вдруг она не найдет того батюшку, к которому направил священник? Тогда деньги, потраченные на билеты, просто пропадут зря. Полученную при увольнении с контрактной службы денежную компенсацию она полностью хотела положить в банк под проценты. Впереди у детей государственные экзамены, а потом выпускной: Антону будет нужен костюм, а Ксюше платье. Да ещё плюс на столы, на подарки учителям. Поэтому, уезжая, Ольга оставила дома половину всех полученных денег, а вторую взяла с собой. В поезде ночью ей не спалось, и до самого рассвета она пролежала на верхней полке, смотря в тёмное окно. В голову лезли всякие мысли: вспоминала Чечню, своих друзей, подруг и, конечно же, тех, кто погиб в бою. В детстве при виде крови она могла упасть в обморок, а в Чечне кровь была повсюду: на растерзанных от взрывов и пуль телах раненых и погибших, на броне БТР, в кузовах машин и просто лужами на земле…
В шесть утра Ольга была в Пскове. Город ей понравился: пышная зелень, старые дома. Ей казалось, что небо у Пскова какое-то свое, раскинувшееся только над этим городом - с пушистыми облачками и голубым поднебесьем. Узнав у прохожих, как добраться до храма Николая Чудотворца, она села в автобус и уже через полчаса стояла у его ворот. Внутри народу было мало: люди заходили, ставили свечки, крестились и выходили, не задерживаясь, лишь некоторые останавливались у прилавка, где торговали церковным товаром. Ольга подошла к иконе Николая Чудотворца и поймала себя на мысли, что не знает, как ему молить-ся. Но удержаться, чтобы не попросить помощи у святителя, не смогла и тихо зашептала:
- Молю тебя, пошли здоровья детям моим, родителям любимым. Помоги, пожалуйста, найти мне работу и умоли Господа Иисуса Христа простить мне мой грех…
Глаза Ольги наполнились слезами.
– Бог простит, – неожиданно услышала она за спиной.
Оглянувшись, Ольга увидела батюшку в повседневном облачении. Ему можно было дать около семидесяти. Ольга отметила про себя, что он невысокого роста, а борода его совершенно седая, потом потонула в его добром взгляде.
– Здравствуйте, – тихо сказала она, торопливо вытерев слёзы. – Я… тут проездом. Мне бы очень надо увидеть батюшку Василия.
– Я и есть отец Василий.
Ольга обрадовалась:
– Меня к вам направил отец Афанасий.
Священник внимательно оглядел Ольгу, затем жестом пригласил её в одну из комнат. Ольга пошла за ним. В помещении, куда они вошли, стоял большой письменный стол, полки с множеством книг, шифоньер и длинная деревянная скамья у стены. Ольга вдруг перестала волноваться и почувствовала на душе удивительное спокойствие.
– Присаживайтесь. Вижу, что устали с дороги.
Он сел рядом с ней:
– Надеюсь, что отец Афанасий в добром здравии, коль вас прислал?
Она покивала:
– Да-да.
– Ну, что ж, это уже для меня радость. Слушаю вас, чем могу помочь?
Ольга рассказала батюшке о своей встрече со священником Афанасием и об их разговоре. Батюшка Василий внимательно выслушал её, поглаживая бородку.
– Как таковой официальной работы для кого-либо у меня нет. По всей вероятности, отец Афанасий имел в виду сыроварню в лесу, которую мы с ним когда-то мечтали восстановить. Ещё во времена революции местные дьяконы в подвале монастыря делали глиняные формы для отливания сыра. Был я там пару месяцев назад. Монастыря-то уж нет, один фундамент остался. И вход в подвал завалило остатками кирпичей да камней, стало быть, проникнуть внутрь я не смог. Завал разбирать надо, а сил моих и здоровья уж не осталось. Я понимаю так, что отец Афанасий хотел, чтобы ты сыроварением занялась.
Ольга растерялась:
– Про сыроварню он мне ничего не рассказывал.
Отец Василий понятливо закивал головой:
– Видно, боялся, что трудностей испугаешься.
– Но... Я одна, и мне ведь некому помочь. Тут же наверняка нужны мужские руки и умение.
Ольга почувствовала себя неловко. «Неужели я зря приехала? – подумала она. – Какие, Господи, сыры, и кто их будет покупать? Люди без работы и без денег сидят. Нет, надо извиниться и уезжать».
– Вы простите меня за то, что я отняла у вас время, – вставая, сказала Ольга. – Но мне на самом де-ле нужна работа, а не увлечение. У меня двое детей, которых нужно поднимать. До свидания, батюшка.
Ольга направилась к двери, но в этот момент услышала за спиной голос отца Василия:
– Жаль, доченька. Отец Афанасий никогда не ошибался в людях. Он очень расстроится.
Ольга вышла из церкви и тихо пошла в сторону автобусной остановки. Слова батюшки Василия о том, что отец Афанасий никогда не ошибался в людях, почему-то тронули её. Она остановилась, немного постояла, словно взвешивая свои действия, потом повернулась и быстрым шагом направилась обратно. Батюшку Василия она нашла в той же комнате, откуда вышла несколько минут назад. Он сидел за столом и что-то записывал в тетрадь. Увидев её, отец Ва-силий отложил своё занятие.
– Что-то забыла, доченька?
Ольга села на скамью:
- Батюшка, я подумала и решила, что я должна посмотреть эту сыроварню. Если, конечно, вы разрешите.
– Как же не разрешить, обязательно разрешу, – улыбнувшись, сказал отец Василий. – Ведь если сыро-варня оживёт вновь, то простой люд по тропинке, проложенной Господом, потянется к святому месту.
Ольга улыбнулась от внезапно нахлынувшей на неё радости:
– Спасибо вам, батюшка. Тогда я сейчас в город, мне надо снять комнату в гостинице. Я же только с поезда.
– Гостиниц всего лишь три, да и те наверняка заняты, – сказал он. – Сейчас очень много туристов за-граничных. Ты, доченька, вот что: временно поселись здесь, в церкви, комнатку мы тебе выделим. Завтра утром тебя проводят на место, осмотрись там, что к чему. Главная ценность сыроварни – это старинные рецепты сыра. Они выбиты на стенах внутри подвала. Будем надеяться, что всё сохранилось.
Ольгу поселили в комнате для сторожей. На следующий день утром отец Василий подвёл к ней невысокого, худенького мальчишку лет двенадцати.
– Ну вот, знакомьтесь, это Егор.
Она, улыбнувшись, протянула руку:
– Очень приятно, Егор, с тобой познакомиться. Меня зовут Ольга.
– Егор тебя проводит до разрушенного монастыря в лесу. Объяснит, как вернуться обратно. Перед тем, как идти, зайдите в трапезную: там вам собрали поесть в дорогу. Ну, всё, ступайте с Богом.
Доехав до окраины города, Ольга и Егор вышли с автобуса, и пошли в сторону леса.
– Егор, а к монастырю дороги нет совсем? – спросила она мальчика.
– Никакой нет, – замотал головой Егор. – Была тропка, да и та заросла. Люди боятся заходить в лес. В войну здесь партизанский отряд был, а немцы минировали всю окраину леса, потому как боялись. Вот городские сюда и не заходят – на мине не хотят подорваться.
– Неужели такое случалось? – с интересом спросила Ольга.
– Полно случаев таких. То ногу оторвёт кому, то и вовсе гибнут.
– А сколько туда нам идти?
– Около часа, может, и больше.
В дороге они не отдыхали. Приходилось подниматься в гору и пробираться через сильно заросший молодняк деревьев и кустарники. Наконец Егор оста-новился и, протянув руку, указал пальцем в глубь леса.
– Вон, видишь, дубы стоят?
Ольга присмотрелась:
– Вижу.
– Это монастырские дубы. Мы пришли.
Вид разрушенных до самого фундамента стен, кусков разбросанных кирпичей и валяющегося кругом мусора расстроили Ольгу до глубины души.
– Егор, а кто же разрушил монастырь?
Мальчишка устало присел на пенёк спиленной берёзы:
– Люди, кто же ещё. Когда ещё была дорога, приехали хозяева магазинов с района и увезли кирпич. Пацаны говорят, что они из него построили платный туалет.
– А что, здесь не было сторожа? – удивлённо спросила Ольга.
– Нет. Батюшка Василий сказал, что у крещёного человека рука не поднимется на воровство.
Ольга с грустью посмотрела на развалины:
– Ну да…
Егор показал Ольге заваленный обломками гнилых досок и брёвен вход в подвал.
– Это мы с батюшкой закидали, чтобы никто не увидел сыроварню.
Перекусив, Ольга с Егором принялись освобождать вход в подвал. Работы предстояло много, к тому же солнце уже поднялось высоко, и наступала жара. Только часа через три им удалось добраться до дверей. Они были очень тяжёлыми и поначалу не поддавались. Помог валявшийся рядом лом, который, очевидно, забыли те, кто приходил сюда за стенным камнем. Ольга зажгла свечку, и они с Егором стали потихоньку спускаться вниз по каменным ступеням. Помещение сыроварни было небольшим: около двадцати метров. Стены были выложены плоским светлым камнем, на них аккуратно и красиво были выбиты латинские буквы. Прочесть, что написано, Ольга не смогла из-за плохого освещения и пыли. Посреди комнаты стояли два длинных стола, изготовленных из хороших и толстых досок, похожих на дубовые. Рядом были такие же длинные скамейки. В самом углу стояла печь с дымоходом в стене. На полу было много глиняной посуды: разного размера горшки, чаны, деревянные ложки, ковшики, лопатки, формы, очевидно, для заливания в них готового сыра. Тут же стояли три дубовых бочки, наполовину заполненные мутной водой. На потолке висели светильники с подсвечниками, в которых ещё сохранились толстые подгоревшие свечки. Всё это настолько удивило Ольгу, что она с трудом удерживала в себе нахлынувшие эмоции. Весь остаток дня они с Егором отмывали комнату, посуду, стены. Помогло то, что воду набирали в роднике рядом с монастырем. Ближе к вечеру Ольга и Егор подустали, но остались довольны проделанной работой. Закрыв двери в подвал, они отправились обратно в город. В автобусе Егор, прислонившись щекой к окну, моментально заснул, а Ольга, глядя на него, думала о дочери и сыне. Она не знала, как они воспримут новость о том, что их мама пошла в какой-то лес, где, совершенно не зная, что её ждёт, занимается восстановлением столетней сыроварни. Больше всего она боялась, что, если это всё окажется напрасным, она зря истратит оставшиеся деньги. Но отступать было уже некуда: не привыкла она бросать начатые дела и обманывать доверие людей.
Глава 4
Вечером того же дня Ольга в подробностях рассказала отцу Василию о наведённом порядке в сыроварне разрушенного монастыря. Он внимательно выслушал, после чего спросил:
– С чего, дочь моя, ты намерена начать?
– Завтра нужно разобраться в рецептах и купить продукты для сыров, – ответила Ольга. – К тому же мне придётся жить там, чтобы никто ничего не растащил.
Отец Василий согласно кивнул:
– Ну, что же, одобряю такое решение. Но возьми с собой нашу собаку, ты её уже видела. Лает она очень громко, в обиду тебя не даст. Егеря попрошу оказывать тебе всяческую помощь. Ну, а в выходные дни приходи на службу, станем молитвами просить Господа помогать тебе в благом намерении. Ближе к осени будем начинать закладку новых стен монастыря. Через месяц, думаю, закупим кирпич, правда, бывший в употреблении, но годный для строительства. Машины подъедут к кромке леса, а хозяйственник наш Иван и несколько прихожан запрягут лошадку и на телеге потихонечку за день перевезут весь кирпич к монастырю. Фундамент там отменный, ещё с революции. А теперь отправляйся поужинать и спать. Завтра много дел будет у тебя, матушка.
Услышав, как отец Василий назвал её матушкой, Ольга, несмотря на усталость, почувствовала прилив сил.
Утром в трапезной Ольга положила себе в платок немного еды: лепёшку с творогом, сыр, два яйца, прихватила бутылку компота. По пути на остановку зашла на почту и отправила написанное ещё с вечера письмо родителям. Написала, что устроилась на временную работу, а к сентябрю обязательно приедет, чтобы приодеть детей к школе. Ближе к обеду она добралась до разрушенного монастыря с сыроварней. Вымыв стены, стол и полы ещё раз, Ольга приготовила посуду, натаскала дров, наполнила родниковой водой бочки. Достав ручку и блокнот, она стала тщательно переписывать слова, выбитые на плоском камне стены. Некоторые из них читались с трудом, но Ольга, как медик, знавшая латынь, распознала в них названия продуктов для приготовления монастырского сыра. Вечером она разожгла у монастыря костер, вскипятила воды и заварила себе китайской лапши, оставшейся у нее еще с поезда. Погода стояла удивительно теплая. Ольга сидела на камне и смотрела на звездное небо. Удивительно, но она не испытывала никакого страха: думала о родителях, сыне, дочери, и эти мысли согревали ее. Вдруг за спиной, раздался осторожный хруст ветки. Оглянувшись, Ольга увидела мужчину лет пятидесяти с немецкой овчаркой. Он был одет в застиранный камуфляж , перепоясанный вместо ремня полным патронташем. Из-под кепки «афганки» выглядывали тёмные с проседью волосы. В руках он держал охотничье ружье. Незнакомец остановился в нескольких шагах от Ольги и скомандовал собаке:
– Сидеть, Альфа!
Овчарка остановилась как вкопанная и тут же присела у его ног.
– Здравствуйте, – обратился мужчина к Ольге. – Извините, что напугали вас. Я увидел костер и подумал, что это опять браконьеры. Не бойтесь меня, я местный егерь.
Ольга встала и, стараясь скрыть свое беспокойство от неожиданной встречи с неизвестным мужчиной, к тому же вооруженным, пригласила его к костру.
– Присаживайтесь, отдохните. Хотите чаю?
– Да не откажусь.
Он взял два небольших камня и, положив их один на другой, присел напротив нее. Ольга повесила над костром чайник, бросив в воду несколько листочков ежевики.
– Меня зовут Николай, – егерь протянул ей руку.
– А я Ольга.
– Какими судьбами в нашем лесу? – с интересом спросил Николай. – Хотя, кажется, я догадываюсь. Видел сегодня батюшку, он просил оказать помощь, по всей видимости, вам. Если я правильно понял, вы хотите восстановить сыроварню?
Ольга улыбнулась:
– Да вот, – она развела руками, – пытаюсь. Пока только удалось убрать мусор, в самой сыроварне прибралась, посуду отмыла.
– Неужели кому-то удалось рецепты расшифровать? – поинтересовался егерь. – Я как-то раз увидел их мельком, но там одна латынь, да и буквы некоторые неразборчивы. Эх, жаль, власть не смогла уберечь сыроварню от бандюганов. Всё, сволочи, разорили… – в голосе Николая явно почувствовалось негодование.
Ольга разлила по кружкам чай.
– Я расшифровала. Правда, не сразу. А что за бандиты были?
– Почему были? – вопросом на вопрос ответил Николай. – Они и остались. Половина стала депутатами, половина милиционерами. Разве вам батюшка об этом не говорил?
Ольга покачала головой:
– Нет.
Николай только плечами пожал. Минут пять они молчали, прихлебывая ароматный чай из железных кружек. Ольга первой нарушила молчание:
– А вы давно работаете егерем?
– Да сразу после того, как комиссовали. У меня с Афгана три ранения и контузия. До армии жил в Москве. Год по госпиталям, потом вернулся. Пытался устроиться на работу, но где там. С этой долбаной перестройкой пошли сокращения: ни зарплат, вообще ничего не светило. Сослуживец написал в письме, что им здесь егеря требуются. Вот так я и оказался в этом лесу.
– А где вы живете? У вас квартира?
Николай рассмеялся:
– Да, пятикомнатная в центре города, – и уже серьёзно добавил: – В километре отсюда, сам строил.
Ольга улыбнулась:
– Как это?
– Да избушка небольшая у меня. Бревенчатая.
– Серьезно?
– Ну да, как-нибудь покажу.
Он закурил и раскашлялся. Клубы папиросного дыма, похожие на колючую проволоку, устремились вверх. Они ещё поговорили. Николай рассказал о своей молодости, родителях, однополчанах. А Ольга в рассказе о себе упомянула почему-то лишь родителей и детей. И сказала только, что приехала искать работу из другой области.
– Ты тут поаккуратнее, – предупредил Николай. – Много плохих людей бродит по лесу. Ты бы помощников себе, что ли, нашла, а то одной опасно.
– А у меня собачка будет батюшкина.
Николай опять рассмеялся:
– Собачка здесь не поможет – тут ружье-то не всегда помогает.
Он сделал еще несколько глотков чая, погладил лежащую рядом овчарку, после чего встал, закинув за спину ружье.
– Спасибо, хозяйка, за вкусный чай. Пойду еще к реке схожу, лебедей проверю. Браконьеры замучили: в прошлом году всю лебединую семью порешили.
Ольга сочувственно покачала головой:
– А что же, поймать их никак нельзя и наказать как следует?
– А кто их наказывать будет? Сами себя, что ли? Один из них начальник налоговой, другой – начальник милиции, а третий – начальник тюрьмы.
Ольга возмутилась:
– Да как же так? Ведь это беспредел какой-то. Может, на них в ФСБ написать?
Николай поправил кепку, грустно вздохнул:
– Да без толку это всё. Тут знаешь какие деньги кружатся, нам с тобой и не снилось. Ладно, пошел я. Если будет нужна срочно какая помощь, найдешь меня через батюшку. А так будет время – забегу. Мы же теперь вроде как соседи.
Проводив взглядом Николая, Ольга опять присела к костру. Прихлёбывая чай мелкими глотками, она размышляла над словами егеря. Бесчинство со стороны лиц, занимающих высокие посты, казалось ей диким, но сомневаться в словах Николая причин не было: этот человек показался Ольге порядочным. О том, что она сама только-только вернулась из Чечни, Ольга умолчала, сама не зная, почему. Может быть, потому, что там, на войне, мужчины её не обижали, но относились к ней как к товарищу. Наверное, так и нужно было, но войны больше не было, и Ольге хотелось чувствовать себя женщиной. Вот как это было сейчас, в разговоре с егерем, когда она ощущала мягкость в его голосе и видела, что явно ему симпатична. «Пора к мирной жизни привыкать», – всплыли в памяти недавние слова отца.
Расстелив на топчане старое покрывало, она вышла из сыроварни, затушила костер, после чего спустилась обратно и подперла изнутри дверь палкой. Помедлив в раздумье, она всё же достала спрятанный ею штык-нож, который привезла из Чечни, и положила его под подушку.
Заснуть сразу не получилось: мешали проснувшиеся ночные птицы, их шорох и свист тревожил Ольгу. Но она нашла в себе силы думать о предстоящей работе. Утром надо будет закупить на рынке продукты и, наконец, сделать пробную партию сыра, которую попытаться продать на том же рынке. На рынке она уже была. Сыры там тоже продавались, но стоили они для большинства нереально дорого. Ольга надеялась, что сможет продавать свой сыр немного дешевле, и его раскупят. Тогда она сможет часть вырученных денег отдать отцу Василию на нужды монастыря, а остальные отправить детям. Поглощённая этими мыслями, Ольга в конце концов не заметила, как заснула.
Глава 5
Всё получилось, как она и задумала. Рано утром она попила чаю с оставшимся хлебом и поспешила на рынок. У деревенских старушек ей удалось купить три ведра молока, несколько килограммов творога, яйца, сливочное масло, чайную соду, сахар, соль. Теперь возникала новая проблема: как все эти продукты доставить в сыроварню. Попросив одну из торговок присмотреть за продуктами, Ольга вышла на центральную улицу в надежде поймать частника на машине. Но всё было тщетно, местные бомбилы отсутствовали. Оставалась одна надежда – повозка с запряжённой лошадью. Начался сенокос, и местные жители, живущие в частных домах, частенько проезжали мимо рынка. На всякий случай Ольга оставила немного денег, чтобы заплатить за доставку. И тут Ольга не поверила своим глазам: на обо-чине дороги в запряжённой телеге сидел егерь. Его белая лошадь в яблоках, наклонив голову, лениво пощипывала траву. Ольга подошла к его повозке.
– Здравствуйте, Николай.
Он встрепенулся и, увидев Ольгу, заулыбался.
– А… это вы, здравствуйте, – как и в первую их встречу, Николай протянул для приветствия руку. – Ка-кими судьбами здесь?
Ольга рассказала, что купила всё для приготовления сыра и теперь думает, как это всё доставить. Николай охотно согласился отвезти всё прямо к сыро-варне, благо узкая просека для проезда телеги существовала. Погрузив в телегу продукты, егерь постелил на козлы старую фуфайку, помог сесть Ольге, затем сел сам. Путь был неблизким, к тому же в гору. По дороге Ольга опять рассказывала ему о своей семье: ее пожилые родители с обычными для пенсионеров проблемами, дети со своими увлечениями – все это, казалось, было ему действительно интересно.
– Да, семья – это хорошо, – грустно промолвил Николай. – У меня тоже она была.
– Почему была? – с интересом спросила Ольга.
– А как только я загремел в Афган, жена снюхалась со своим начальником. Через полгода меня ранило, три месяца по госпиталям, операции. Уже когда вернулся в часть, друзья письмо передали от жены. Написала, что уехала начинать новую жизнь, на развод, мол, сама подаст. Вот я и начал тогда воевать что есть мочи: лез, как дурак, под пули. Комбату доложили, что так и так, сержант Курасов смерть ищет. Вызвал меня командир и сказал, что ежели я ещё раз буду башку свою подставлять, он меня до самого дембеля в тыл отправит.
– И вы успокоились? – спросила Ольга.
– Пыл, конечно, поубавил, но через полгода в одном кишлаке наш взвод под хороший замес попал. Главное, что ведь знали: не должно быть духов, а они, оказывается, за день до нас зарылись рядышком. Ну, и тут же миномётами, суки, накрыли… – Николай замолчал. Ольга слышала, как он заскрипел зубами.
– Одна из мин нам троим под ноги, – продолжил Николай после небольшого молчания. – Два моих кореша наповал, а мне чуть подфартило: осколки прошли по черепушке и руки-ноги покромсало. В общем, очнулся я в госпитале, хирурги слепили из того, что было. Потом комиссовали, ну а остальное ты знаешь. Он ещё немного помолчал, а потом произнёс:
– Подставили нас, чувствую. Ротный тогда хотел разведку выслать, но в штабе дивизии его приказ отклонили, дескать, времени не теряйте, местность изучена идущей впереди колонной брони. Командир поверил, и зря: он и сам там навсегда лёг. Нас пятеро осталось от роты. Предали, крысы штабные!
Глаза Николая наполнились слезами. Ольга заволновалась: зачем она только затеяла этот разговор? Поддавшись внезапному порыву, она тихонько сжала его руку.
– Ты это… Николай, если хочешь, поплачь. Будет легче, по себе знаю. А хочешь, давай остановимся, ты успокоишься?
Николай замотал головой, давая понять, что всё нормально. Ольга и сама не знала, что в тот момент на неё нашло. Может, это была солидарность прошедших войну, а может, просто желание поддержать человека, но Ольга неожиданно для себя призналась:
? А знаешь, я ведь тоже недавно вернулась из Чечни. Как и ты, лечилась после ранений в госпиталях. Бог миловал, восстановилась. И что значит потерять друзей, мне хорошо известно.
Николай подбодрился.
– Так, получается, мы с тобой коллеги? – удивился он. – А я бы и не подумал, глядя на тебя. Не каждая вот так всё бросит – и на фронт.
– Понимаешь, я это не из патриотизма делала, – призналась Ольга. – Мне детей надо было одевать и обувать. Я поначалу кинулась работу какую искать, но что я могла заработать? Три-пять тысяч. Родители на нищенской пенсии сидят, школа деньги высасывает, коммуналка, налоги. А детям то это хочется, то другое. Не могла я без боли в их глазёнки смотреть. Как-то раз подругу встретила. Она медиком была, уехала в Чечню, под Гудермесом часть её стояла. Там она в госпитале хирургом была. Тоже, бедная, насмотрелась на кровь, на убитых. Поболтали с ней. В общем, перетянула она меня в Чечню. Так я на войну и попала.
За разговором они и не заметили, как доехали до сыроварни. Николай помог Ольге выгрузить куп-ленные продукты.
– Ну, стало быть, можно приезжать сырку отведать? – сказал он, улыбнувшись.
– Это если он ещё получится. Никогда его не делала раньше, – ответила она, досадуя на свое неумение.
Николай успокоил:
– Обязательно получится.
Ольга, вздохнув, пожала плечами.
Егерь уехал, а Ольга стала готовить кухню к ва-рению сыра: разожгла печь, натаскала воды для мытья посуды, поставила греть молоко. Еще раньше, перечитав рецепты, она составила план последовательных действий, ведь если что-то пойдёт не так, значит, пропадут вложенные деньги. Для неё это был в своём роде риск. Подойдя к иконе Пресвятой Богородицы, которую она нашла в куче мусора, очистила и отмыла от грязи, Ольга вполголоса прочитала написанную на листочке молитву «Отче наш», после чего принялась за дело.
На удивление всё шло хорошо. Разлив по тарелкам получившуюся массу, она, наконец, присела отдохнуть. Вся работа заняла около четырёх часов. От напряжения и волнения Ольга ощутила усталость. Поставив тарелки с сыром в прохладное место, она прилегла на топчан и тут же заснула.
Ольга проснулась, когда солнце уже садилось. Осмотрев то, что у неё получилось, Ольга решила по-пробовать маленький кусочек. Её радости не было предела: сыр вышел очень вкусным. Весь вечер у Ольги было приподнятое настроение. «Завтра утром еду на рынок продавать сыр, – решила она. – Надо будет не забыть вытряхнуть его из форм, упаковать в пакеты».
Вечером, как стемнело, заехал Николай. Как и обещала, она угостила егеря сыром, и он был в восторге, заявив, что ничего вкуснее не ел. Ольга обрадовалась, когда он обещал подвезти её утром до рынка. Они просидели у костра до глубокой ночи. Николай угостил Ольгу настойкой из ежевики, рассказывал ей разные истории из жизни. Было весело.
Глава 6
Постукивая пальцем по стеклянной стенке аквариума и что-то бормоча себе под нос, начальник отделения милиции станции Песчаная майор Колобродов словно заворожённый рассматривал плавающих рыбок. Аквариум с сомиками, корягами и миниатюрными зaмками ему подарили на День милиции его подчинённые. Ранее он стоял в помещении кружка юных натуралистов в местной школе, где училась дочка одного из оперов его отделения. Про этот аквариум она неоднократно говорила своему отцу, недвусмысленно намекая, что хотела бы иметь такой. Вот почему этот шедевр в один миг перекочевал из ведомства Министерства образования в ведомство Министерства внутренних дел.
В дверь постучали.
– Входите, кто там? – громко спросил майор.
– Разрешите? – в кабинет заглянул оперуполномоченный Севостьянов.
– Говори, что хотел, а то я сейчас уезжаю, – Колобродов отвлёкся от аквариума и стал складывать в папку документы.
– Товарищ майор, я доложить. На моём участке разрушенный монастырь.
– Ну, ну, – одёрнул его майор, – знаю, это где сыроварня была?
– Так точно. Так вот: еду вчера в автобусе, смотрю, значит, в окно и вижу, как мой поднадзорный дорогу переходит. Ну, я вышел на остановке и к нему. Почему, говорю, отмечаться не пришёл?
Колобродов перебил:
– Ты что, Севостьянов, пришёл ко мне рассказывать про отмазку твоего зека? У меня времени на это нет.
– Я вкратце, товарищ майор. Так вот он мне сказал, что вчера по лесу грибы собирал и, проходя мимо сыроварни, заметил, что с трубы дымок валит. Подошел, говорит, поближе и увидел, как из подвала баба какая-то с вёдрами вышла и к роднику потопала. Он говорит, что успел заглянуть в сыроварню, а там сыром попахивает. Сразу и ушёл оттуда.
Колобродов сел в кресло и откинулся на спинку.
– Баба? Сыр? Что за бред? Этот разрушенный монастырь после убийства семьи дьякона все стороной обходят. Ахинею несёт твой гоблин, Севостьянов. Может, беляк у него, а ты, как лох, повёлся?
Оперативник, словно допуская такой вариант, затоптался у двери:
– Разрешите лично проверить, товарищ майор?
Тот несколько секунд раздумывал.
– В общем, так, Севостьянов. Давыденко, он там участковый, много лет знает этот участок, человек с опытом. Сначала проверит он, а потом сходишь ты. Но учти: чтобы никто об этом не знал. Мы только-только от газетчиков отмахнулись по этой мокрухе. Стоит им сейчас услышать, что кто-то появился на сыроварне, начнётся шумиха: корреспондентов туда погонят, а мне это на хрен не нужно.
Севостьянов, согласно кивнув, вышел из кабинета. Колобродов посмотрел через открытое окно в сторону леса. «Может, бомжиха какая-нибудь. Глядишь, потрётся да свалит», – подумал он.
Взяв папку, майор пошёл к выходу. Уже в машине Колобродов опять зациклился на словах опера. Для Севостьянова, который проработал всего год, это убийство значилось «темняком», в отделение он пришёл гораздо позже. Но весь личный состав, в том чис-ле и Колобродов, знали убийц, и на момент его совершения им пришлось поневоле дать им скрыться. Всё потому, что одним из преступников был сын главы района, а с ним два его дружка. Тогда за якобы нераскрытое убийство с Колобродова сняли одну звезду с погон, но глава района в благодарность за укрытие своего отпрыска эту звезду вернул ему уже через пол-года. Майор знал, что все опера и участковые будут молчать, поскольку были соучастниками сокрытия преступления, но Севостьянов не был запачкан в этом дерьме. Именно это и угнетало начальника отделения, ведь не дай бог он хоть что-то прояснит, и тогда всем крышка. С этими грустными мыслями Колобродов въехал в город.
Ольга проснулась очень рано, около пяти утра. Около часа ей потребовалось, чтобы упаковать сыры в пакеты: вчера ей удалось сварить двадцать килограммов. За сколько она будет продавать продукт, Ольга решила определиться непосредственно на рынке, ведь ей было важно реализовать всё до последнего килограмма: нужно было отправить деньги детям, немного передать в храм отцу Василию.
В начале седьмого подъехал Николай. Он помог Ольге погрузить сумки в телегу.
– Спасибо, что подбросите до рынка, – поблагодарила она. – Даже и не знаю, как бы я без вас добра-лась туда с такой тяжестью.
– Да мне все равно в контору надо заехать, – ответил Николай. – Ну что, поехали?
Ольга молча кивнула.
Николай дёрнул вожжами, прикрикнув на запряженную кобылу:
– Вперед, Машуня, на рынок!
Ольга рассмеялась:
– Неужели туда и повезет?
– А то, – серьезно ответил Николай, – она у меня все дорожки знает. Бывало, уснешь по пути в лес, так она точно к избе и подвезет.
– Какая молодец, – удивилась Ольга.
Через час они подъехали к рынку. Егерь уехал, а Ольга, оплатив место для торговли, надела фартук и не спеша стала раскладывать на столе пакеты с сыром. В этот день сыром торговали немногие. Цена за кило колебалась от пятнадцати до шестнадцати тысяч рублей. Ольга решила, что это не очень дорого, и, вспомнив, как трудно было ей варить свою первую партию сыра, немного поколебавшись, написала на ценнике: «Семнадцать тысяч».
В течение первого часа люди подходили к прилавку, принюхивались к каждому куску сыра, задумывались и шли дальше. Ольга уж было заволновалась, что так и не сможет продать сыр, даже хотела снизить цену, но тут к ней подошел седовласый интеллигент-ный мужчина лет шестидесяти. Он скрупулезно осмотрел Ольгин сыр.
– Откуда сырочек? – спросил он.
Ольга улыбнулась:
– Из леса. Монастырский, свежий.
Мужчина удивленно взглянул на нее:
– Это какой же монастырь?
– Тот, что в лесу на горе, – ответила Ольга, – где бьют родники.
– Вы, барышня, меня, наверно, вводите в заблуждение, – недоверчиво заметил мужчина. – Монастырь в лесу, к вашему сведению, развалили преступные элементы, а семью дьякона расстреляли там же во дворе. Развалины там сейчас. Откуда же там возьмется сыр? Да и нет там уже никакой сыроварни. Да, знаю, сырок раньше покойница жена дьякона делала знатный, все за ним сюда приезжали. Да и я его всегда покупал. Как сейчас помню вкус. Так что ты, милая моя, ничего не придумывай.
Ольга не понимала, о чем говорил этот мужчина. Она вспомнила, как Николай ей рассказывал о погроме в монастыре, но о том, что там кого-то убили, он не проронил ни слова. Это стоило обдумать. Она постояла в оцепенении, потом спохватилась:
– Да вы только попробуйте, – обратилась она к мужчине, отрезав ломтик сыра. – Этот сыр сварен именно в этом монастыре, по тем же рецептам. Я там поселилась по разрешению местного батюшки, с его благословения очистила сыроварню от хлама, отмыла её всю. И вот вчера сварила первую партию сыра.
Мужчина нерешительно взял протянутый кусочек для пробы и, положив в рот, медленно стал его пережёвывать. Неожиданно для себя Ольга заметила, что их разговор внимательно слушают другие продавцы и любопытствующие покупатели. Ольга даже пожалела, что не попросила егеря побыть с ней хотя бы пару часов для моральной поддержки. То, что было дальше, для Ольги оказалось неожиданностью. Мужчина вдруг замер, потом, округлив глаза от удивления, проговорил:
– Не может быть… Да, это тот самый сыр, – он со все ещё удивленной улыбкой оглядел окружающих. – Господи, не может быть, вкуснотища какая! Взвесь мне весь кружок.
Люди стали подходить к Ольге с просьбой дать попробовать сыр. Она никому не отказывала. За мужчиной образовалась очередь. Никто не мог поверить, что это сыр из старого монастыря. Уже через полчаса весь сыр раскупили. Поймав на себе суровые и завистливые взгляды других торговок, Ольга поспешно ушла с рынка, крепко сжимая в руке заработанные деньги. Зайдя на почту, она сразу же перевела деньги родителям, затем зашла в храм к отцу Василию. Дав ему денег на нужды храма, она поделилась с ним своей радостью. И лишь после этого со спокойным сердцем пошла в магазин, чтобы купить себе немного еды. Обратно в монастырь Ольга шла пешком. Дорога была длинная, и в её памяти всплыл рассказ мужчины про монастырь и про убийство всей семьи священнослужителя. «Получается, что Николай либо ничего не знал об этом, либо он просто скрыл это от меня», – думала Ольга. Но больше всего её удивило, что и отец Василий умолчал об ужасах, творившихся в монастыре. «Сейчас, когда всё так благополучно началось с варкой сыра, когда появилась возможность оживить монастырь, заработать хоть какие-то деньги, оказать помощь своей семье, мне придётся озираться по сторонам и мучиться догадками», – не успокаиваясь, размышляла Ольга. Война в Чечне научила её быть осторожной и внимательной к поступкам людей. Да вот только рядом с ней нет тех, с кем она плечом к плечу шла на штурм Грозного. Сейчас она одна.
Глава 7
Вернувшись в отделение, майор Колобродов приказал дежурному найти участкового, на участке которого расположен бывший монастырь. По пути из города он всю дорогу думал, как сделать так, чтобы молодой опер Севостьянов не проявлял никакой инициативы по делу убийства семьи дьякона и разгрома монастыря. Этого допустить было никак нельзя. И поэтому, как только к нему зашел участковый Давыденко, Колобродов усадил его напротив себя и вкратце обрисовал, что тому нужно сделать.
– В ближайшие дни проверь злополучный монастырь и выясни, кто в нем поселился, что за птица такая стала вить там гнездо. Если шмара какая бомжацкая, то гони сразу, а ежели кто другой, сообщи мне. Туда иди один, Севостьянова с собой не бери: этот молотобоец рвётся туда, ему, видишь ли, хочется раскрыть громкое преступление. Даже и не знаю, что с ним делать.
Давыденко вопросительно посмотрел на начальника.
– Может, вам отправить его в город? Пока не докопал.
Майор скривил губы:
– Наблюдай пока за ним. Если что, говори мне сразу – избавимся. Жду от тебя полного доклада.
Давыденко ушел. Колобродов открыл тумбочку, достал початую бутылку водки и налил полный гранёный стакан. Перевёл взгляд на висевшую на стене фотографию президента.
– Давай, Борис Николаевич! Не хворай! Не отдавай свой Кремль никому, а тех, кто на него позарится, бей прямо в лоб, – Колобродов сжал пальцы в кулак. – За твою и мою удачу!
Шумно выдохнув, Колобродов опрокинул стакан, потом пригладил усы и закурил.
Последние дни мая были очень тёплыми. В один из таких дней Ольга, немного отдохнув, стала собираться за водой на родник. Нужно было заполнить две бочки. Взяв ведра, она начала подниматься из подвала сыроварни. Неожиданно в дверях, не давая ей пройти, встал человек в милицейской форме. От неожиданности Ольга вздрогнула и встала как вкопанная.
Милиционер хамовато улыбнулся:
– Чё испугалась? Ну, не бойся, я участковый.
– А я и не боюсь, – выдавила из себя Ольга. Она вдруг вспомнила слова егеря о том, что много кто шатается по лесу. И чего от них ожидать, никто не знает.
– Ну, вот и хорошо, что не боишься, – сказал он. – Документы есть какие-нибудь?
– Есть.
– Давай взглянем.
Ольга, оглядываясь, отошла к топчану, достала из-под подушки тряпичную сумку, где лежал паспорт, и протянула документ участковому.
Тот пренебрежительно пролистал паспорт, мельком взглянув на прописку.
– Ты прописана за две тысячи километров отсюда. Что же ты здесь-то забыла?
– Я работаю. Я здесь от батюшки Василия из храма, что в центре. Вот, сыроварню восстанавливаю, сыр людям варю. Батюшка сказал, скоро и весь монастырь восстанавливать будем.
– А твой батюшка Василий – он что, хрен с бугра, чтобы решения такие принимать? – с угрозой в голосе заметил участковый. – Для него глава района уже совсем не указ?
– Я просто говорю то, что мне сказали, – ответила Ольга.
– Слушай сюда, – процедил участковый, швырнув в угол паспорт. – Всё, что здесь ты видишь, всё это моя земля, мой участок. Я здесь хозяин, и только я могу решить, кто здесь может находиться. Значит, сыры, говоришь, готовишь? Следовательно, продаёшь? Отлично! Каждую неделю по выходным я буду приходить к тебе за своими процентами. Мои из них так и быть тридцать, всё остальное твоё. Если пропустишь неделю, мои будут пятьдесят. Ты меня поняла?
Ольга молчала, чувствуя, как ненависть заполняет её с головы до ног. Участковый злобно сплюнул на пол, развернулся и, поднявшись по ступеням, скрылся в лесной чаще. После ухода милиционера Ольга не находила себе места. Желание что-либо делать и зарабатывать деньги для своей семьи рухнуло в одночасье. А ведь всё так хорошо началось, она даже смогла отправить деньги детям и родителям, помочь храму отца Василия. Ольга хотела уже через месяц привезти к себе детей погостить и, может быть увлечь их своим делом, обучив их тому, чему научилась сама. Она уже представляла, с какой радостью дети будут просыпаться в лесу, ходить за грибами и ягодами. «Что же делать? – думала Ольга и решила: – Утром, когда пойду за молоком, зайду к отцу Василию, посоветуюсь с ним». Платить ментам она уж точно не собиралась. С какой стати?
Вдруг до неё донёсся конский топот. Ольга метнулась к выходу и у входа в сыроварню столкнулась с егерем. Увидев Ольгу, Николай по-молодецки спрыгнул с седла.
– Здравствуй! Ну, вот: я в гости, а хозяйка из дома бежит. Далеко?
Стараясь не показывать пережитого волнения, Ольга кивнула в сторону вёдер:
– За водой на родник.
– Подожди, – сказал Николай, привязывая лошадь к дереву у входа в подвал, – я с тобой.
Они стали подниматься в гору.
– Ты сегодня неразговорчивая, – обеспокоенно заметил Николай. – Что-то случилось?
Ольга остановилась и повернулась к егерю.
– Почему ты мне ничего не рассказал про убийство семьи дьякона?
Николай нагнулся, подобрал с земли маленькую веточку и молча начал её ломать. Было видно, что он не хотел обсуждать этот вопрос. Отбросив сломанную ветку, егерь медленно заговорил, подбирая слова:
– Я хотел тебе всё рассказать: и про убийство дьякона, и про то, что оставаться тебе здесь одной небезопасно. А потом столько оптимизма в твоих глазах увидел... В общем, решил, что уж лучше буду помогать тебе. Вижу, нравится тебе сыроварня. Ещё никто до тебя не пытался её восстановить, а дело-то это хорошее. А тут ты… Да и мне как-то веселее с тобой в лесу. А если вдруг менты начнут к тебе наезжать, сам буду с ними разговаривать...
Они пошли дальше. Ольга шла молча, раздумывая над тем, стоит ли рассказать Николаю об участковом, раз он с такой готовностью предложил помощь. Но егерь её опередил:
– И что он тебе сейчас наговорил?
– Кто? – спросила Ольга.
– Ну, этот участковый, который заходил к тебе.
Ольга остановилась. У самых её ног журчал родник.
– Откуда ты знаешь, что он приходил? – спросила она, наполняя вёдра прихваченной с собой кружкой.
– Я видел, как он спускался из леса на дорогу, – сказал Николай. – Там, внизу, его мотоцикл стоял. Сам он меня не заметил, торопился, наверно.
Набрав воду, Ольга присела на поваленное сухое дерево, лежащее у самого родника.
– Он сказал мне, что я должна отстёгивать ему от продажи сыра, – сказала она со сдержанным спокойствием в голосе.
Николай вскипел:
– Вот же сука! Всех данью обложил в районе. И что ты ему ответила?
Ольга покачала головой:
– Ничего.
- Он что, сам обещал зайти к тебе?
- Да, на следующей неделе.
Николай не унимался:
– Мало им, тварям, было дьякона. Шакалы прожорливые!
– Николай, я прошу тебя, расскажи мне всё, что ты знаешь об этом убийстве, – сказала Ольга. – Я обещаю никому ничего не говорить.
Николай опустил голову и помрачнел.
– Хорошо. Все эти годы я мучаюсь угрызениями совести, – он несколько раз стукнул кулаком себя в грудь. – Я боевой офицер и сдрейфил против этой гнилой системы! Понимаешь ты это?
– Но причём же здесь ты? – спросила Ольга.
- А притом! Я знаю, кто убил дьякона и его семью! Я знаю, кто развалил монастырь!
От услышанных слов Ольга не смогла сдержать волнения:
– Как… И кто же это сделал?
Николай взглянул на Ольгу, но тут же отвёл взгляд.
– Менты со своими гопниками. Есть у них всё время на подхвате несколько отмороженных, бывших уголовников. Опера их крышуют, а те в свою очередь трясут кооператоров, ну, там автозаправки, забегаловки, бабок на рынке. Ну а деньги, соответственно, делят пополам.
Ольга возмутилась:
– Почему никто не сообщил об этом в прокуратуру или, к примеру, в КГБ?
Николай улыбнулся:
– В какую прокуратуру, в какое такое КГБ? Да они каждую субботу все вместе на своей заимке лосей бьют и водку ящиками жрут! Понимаешь, тут всё пропиталось коррупцией, настолько, что аж слов нет.
Некоторое время сидели молча. Николай жевал сорванную травинку, а Ольга безотрывно смотрела на вырывающуюся из-под земли воду в роднике.
Потом вдруг встрепенулась:
– А как ты узнал, что они убили семью дьякона?
– Мне грибник Силантий об этом рассказал. Старичок местный, раньше охотником ярым был. Когда всё случилось, он был неподалёку, грибы собирал. А когда услышал выстрелы, чуть ближе к монастырю подкрался, скрытно, конечно. Его никто не увидел. А уж он-то всех как на ладони.
– И он никому не сообщил? – нетерпеливо спросила Ольга.
Николай мотнул головой:
– Только мне на следующий день. Сидели, выпивали у меня. Теперь вот его нет, а я один с этим мучаюсь.
– А где же он сейчас? – спросила Ольга.
– Помер на следующий день после нашей встречи. Бабка его сказала, что случился инфаркт. А у нас тут со «скорой», сама знаешь, беда: вызовешь – год не дождёшься. Царствие небесное, хороший был старик.
Ольга закрыла лицо ладонями:
– Господи, я думала, что война в Чечне будет последним для меня ужасом.
– А вот тебе надо срочно уезжать, – сказал Николай. – Если ты не будешь им платить, они будут тебя прессовать. Сначала изобьют, а потом… В общем, ты знаешь, что будет потом. Давай так: ты уезжай, а я дня через три поеду в Москву. Есть у меня один друг в столице, журналист. Он к нам ещё в Афган прилетал. Когда в Чечне началось, он брал интервью у самого Басаева. Его все боятся во власти. Ему всё и расскажу. А потом вернусь сюда и разберусь с этими. У меня для этого всё есть.
– Твоя война уже давно закончилась, – сказала Ольга. – Ты попадёшь под программу защиты свидетелей, службы спрячут тебя. Это сейчас практикуется. Не отдадут же они тебя на съедение.
Николай ничего не ответил, молча встал, взял вёдра с водой.
– Пошли, я тебе кое-что покажу.
Глава 8
Из бани, что стояла у самой кромки воды, с криками и матершинными возгласами выбежали трое голых пузатых мужчин. Они добежали до края причала и друг за другом попрыгали в прохладную речную гладь. Побарахтавшись и поорав от удовольствия, купальщики выбрались на берег.
– Ну, как вам банька, Сергей Иванович? – с улыбкой спросил Колобродов у развалившегося на скамейке прокурора района. Клубы пара вздымались кверху с раскрасневшегося жирного живота.
– Угодил, стервец, угодил! Знатная она у тебя! Всё ты стервёнок, предусмотрел: и квасок, и пивко.
– Стараюсь, Сергей Иванович, – почтительно, чуть ли не скороговоркой выпалил Колобродов, убирая с плеча прокурора прилипший листочек от дубового веника. – Разрешите вопрос, Сергей Иванович?
– Валяй, друг мой.
– Прошу прощения за назойливость, Сергей Иванович, но я тут случайно услышал, что будто бы вас в прокуроры области сватают. Расстроился я сразу. Покинете, получается, мой сказочный лесной домик, баньку эту. Неужели променяете на какой другой уголочек для отдыха? – Колобродов выжидающе замолчал.
Сергей Иванович, кряхтя, перевернулся на бок.
– Да, двигают, уговаривают, но не знаю, что решить. Понимаешь, дружище, хозяйство там запущенное, все нахапались – от вшивого следака и до самого верха. Иерархия потеряна, оборзели вконец. Придётся заново всё строить. Как сейчас модно говорить, команду собирать. Сам понимаешь, начальника ГУВД менять, замов менять, канцелярию старую разгонять. Надёжные и верные люди мне нужны будут, – прищурившись, он взглянул на Колобродова. – Ну, вот что-то навроде тебя.
Майор улыбнулся, давая понять, что похвала прокурора, как молитва, излечила от всех болезней сразу.
Прокурор встал со скамейки.
– Пошли, дорогой, примем на грешную душу самогоночки. Да потом ещё разок веничком пройдись по мне.
Колобродов мелкой рысью побежал вперёд, чтобы открыть перед дорогим гостем тяжелую дубовую дверь в баню.
Николай шёл с вёдрами впереди, Ольга еле поспевала за ним. Дойдя до развалин монастыря, он спу-стился в сыроварню, вылил воду в бочку и вышел к Ольге.
– Пошли, – махнул он рукой, – нам к болоту.
Ольга пошла следом, предчувствуя, что увидит что-то необычное. Они прошли около километра. У самой болотной топи Николай остановился, огляделся по сторонам и, достав нож, срезал с растущей берёзы одну из крепких ветвей. Очистив её ножом от мелких веток, протянул Ольге.
– Вот, возьми-ка, иди за мной и не отставай. Ноги будет немного засасывать, но ты не бойся: для болота это естественное дело.
Они потихоньку двинулись в нелёгкий путь.
– Метров через триста будет островок, именно туда нам и надо, – пояснил Николай. – А ты эту тропинку для себя примечай.
Прошло минут сорок, когда, наконец, они, уставшие, добрались до земли, по которой можно было уже уверенно ступать, не проваливаясь. Ольга легла на спину отдышаться, Николай присел рядом и закурил.
– Ну, и куда ты меня привёл? – спросила Ольга.
Сделав ещё пару затяжек, егерь погасил окурок в воде:
– Всё, пришли.
Ольга удивлённо привстала, наблюдая за Николаем. Тот сделал несколько шагов, нагнулся, пошарил рукой в траве и, уцепившись за что-то, резко потянул на себя. Это был металлический люк. От неожиданности Ольга даже подскочила и подбежала к Николаю. Она увидела вход в бункер. Чуть поодаль, заметила невысокую вентиляционную трубу. Удивлению её не было предела.
– А что это? – спросила она.
Николай сдержанно улыбнулся:
– Склад.
– Склад? – изумлённо переспросила Ольга.
– Да, самый настоящий, военный, – он влез в подземное помещение и уже оттуда тихо сказал: – Лезь сюда, только не отступись, а то упадёшь.
Ольга стала спускаться, держась за поручни железной лестницы. Казалось, спуск будет бесконечным: глубина бункера её ошеломила.
– Господи, как глубоко, – прошептала она.
И лишь когда она поняла, что достигла твёрдого пола, перевела дух.
В бункере было чрезвычайно темно, не было видно даже очертания фигуры Николая, стоявшего в двух метрах от неё.
– Ты где? – спросил Николай. – Протяни мне руку.
Ольга вытянула руку, ориентируясь на голос. Егерь взял её под руку:
– Теперь гусиным шагом за мной.
Пройдя около трёх метров, он остановил её.
– Стой здесь и ни шага в сторону. Я сейчас.
Оставив Ольгу одну в непроглядной тьме, он стал куда-то продвигаться.
– Почему ты не зажжёшь спичку? – спросила Ольга.
– Нельзя, – перелезая через что-то, ответил Николай. – Тут может быть концентрация болотного газа. Мы можем его просто пока не ощущать. Сейчас не пугайся: я покручу немного ручную вентиляцию, и вот тогда будет свет.
– А ты что, был уже здесь? – спросила Ольга. – Если говоришь о вентиляции.
– Причём неоднократно, – сказал Николай. – Тогда у меня был брелок-фонарик, он безопаснее.
– А, поняла, – отозвалась Ольга и, осторожно принюхавшись, заметила: – Кстати, здесь пахнет то ли машинным маслом, то ли солидолом.
– Сейчас поймёшь, почему так воняет, – сказал Николай.
Тут же Ольга услышала нарастающий шум раскручивающегося вентилятора. Через несколько минут запах действительно практически исчез.
– Включаю освещение, – предупредил Николай.
Тусклый свет от включившихся фонарей рассеял мрак. Ольга зажмурилась, но тут же открыла глаза и огляделась. Вдоль стен бункера размещались деревянные ящики. Их было много, около пятидесяти. Посреди помещения стоял стол, сделанный из толстых досок. В углу Ольга заметила умывальник, в другом – небольшой столик, на котором стояла большая армейская радио-станция. Точно такая же была у них в Чечне. Радист Вася всё время таскал её на спине, когда сопровождал комбата.
– Ну вот, – улыбнувшись, Николай повёл рукой, – мой приусадебный участок. Дача, так сказать.
Ольга шутливо подхватила:
– Ну да. А в ящиках твоя помидорная рассада. Вместительные. Кстати, что в них?
Николай подошёл к одному из ящиков и открыл крышку. Заглянув внутрь, Ольга обомлела: ящик был полностью загружен автоматами Калашникова. Тут же, в соседних ящиках, находились патроны, гранаты, противотанковые гранатомёты. В оцепенении она простояла около минуты. Затем, взяв в руки новенький, ещё в смазке, автомат, сняла его с предохранителя, передёрнула затвор. Егерь смотрел, как легко она обращается с оружием.
– Ну, как тебе? – спросил он. – Я, когда сам в первый раз всё это увидел, то сразу вспомнил свой «калаш» в Афгане.
– Круто, – протянула Ольга, положив автомат обратно в ящик. – Где ты их взял? Да ещё столько.
– Так я их нигде и не брал, – ответил Николай. – Егорыч, прежний лесник, рассказывал, что в восьмидесятых, когда не было этого болота, здесь проходили масштабные ученья. Солдатики окапывались, бегали в атаку, кричали «ура». А потом, прямо отсюда их на вертолётах переправили сначала в Узбекистан, а оттуда в Афган. Говорят, сборы были спешные и недолгие. Много тут чего после них мужики находили. Вот и про бункер этот, видать в спешке то и подзабыли. Такое в нашей армии сплошь и рядом. Я уж не говорю об оружии: людей иногда забывают взять. Да что мне тебе рассказывать? В Чечне, небось, и не такого навидалась.
Ольга покачала головой.
– Кошмар. Здесь этого добра хватит на роту. Неужели они потом не опомнились? Это же не сигареты, которые можно где-то оставить.
Николай пожал плечами.
– Получается, что нет.
Ольга посмотрела на егеря.
– И что ты хочешь со всем этим железом делать?
– Не знаю. Иногда хочется…
– Что хочется? – переспросила Ольга.
Николай задумчиво улыбнулся.
– А хочется взять вот эту дуру, – он положил ладонь на пулемёт Калашникова, – прихватить пару цин-ков и сходить к главе района. А заодно и к прокурору наведаться. Напомнить этим упырям, сколько душ они загубили, про вывезенный ими дармовой лес для их дворцов, про десятки убитых лосей, кабанов. Про семью дьякона…
– Понимаю тебя, – тихо сказала Ольга. – Пошли, мне пора.
Они вышли из болота и направились в сторону монастыря.
– Слушай, а может, ты временно переберёшься ко мне? – предложил Николай. – Есть у меня ещё одна комната. Да и безопаснее будет.
Ольга отрицательно покачала головой.
- Нет, я не могу. Там у меня всё под рукой, да и рынок ближе. А что касается их угроз, я так скажу: сыр буду варить как прежде, мне это по сердцу. А платить им я не буду. Это моё окончательное слово.
Упрямство Ольги и расстроило, и растрогало Николая:
- С сегодняшнего дня беру тебя под охрану, – твёрдо сказал он. – Если буду с тобой, эти упыри тебя не тронут. Они уже имели со мной дело и отлично знают, что я не тот человек, который вот так спустит им их произвол.
Но Ольга была непреклонна:
- Ты, пойми, – увещевала она Николая, – я просто не хочу обострять и без того сложную ситуацию. Я хочу здесь работать, мне это в радость. А с участковым я разберусь сама. Он просто берёт меня на испуг, а я дам ему понять, что это бесполезно и глупо.
Николаю не хотелось ссориться с Ольгой, и он в конце концов уступил.
- Хорошо, - согласился он неохотно, – но я очень тебя прошу: если вдруг ты поймёшь, что тебе необходима помощь, дай мне об этом знать через батюшку Василия.
Ольга противиться не стала, хоть и осталась при своём мнении:
– Постараюсь, – только и сказала она.
Проводив Ольгу до монастыря, егерь направился к себе, в лесничество. По пути он только и думал, что об участковом, который приходил к Ольге. «Нет, эти просто так не приходят. Они боятся, что Ольга своим занятием привлечёт к себе внимание людей. Да ещё, чего доброго, местная пресса заинтересуется», – взволнованно подумал он.
Глава 9
В эту ночь Ольга долго не могла заснуть. Перед сном она, как обычно, подпёрла изнутри дверь сыро-варни, поставила у входа два пустых ведра, чтобы незваные гости не смогли проникнуть внутрь бесшумно. Интуиция подсказывала ей, что приход участкового из милиции носил предупредительный характер. Скорее всего их насторожил тот факт, что она поселилась здесь, мелькнуло у неё. Мол, начнут к ней приходить грибники, охотники, станут расспрашивать про убийство семьи дьякона, поползут нехорошие сплетни, или, чего доброго, она сама наткнётся на какие-то улики.
Ольга тяжело вздохнула, прислушиваясь к шорохам за стеной. Как ей поступить дальше, она не знала. Ясно было лишь, что для решения этой проблемы у неё есть всего два пути: либо платить долю ментам, либо послать их к чертовой бабушке.
Так и не приняв какого-либо решения, Ольга заснула. Всю ночь ей снились кошмары: сначала скри-вившаяся физиономия участкового, потом минное поле, по которому она шла, ожидая, что следующий шаг будет последним...
Проснулась от собственного крика. За окном уже брезжил рассвет.
Дождавшись, когда рассвело окончательно, она взяла пакеты с пустыми пластиковыми бутылками, деньги, вырученные с продажи первой партии сыра и, выйдя из сыроварни, быстрой походкой направилась на станцию, где располагался базар. В этот раз, чтобы сварить больше сыра на продажу, ей предстояло купить немало молока, творога, яиц.
В это самое время в районном отделении милиции проходила утренняя планёрка. Майор Колобродов был в отвратительном настроении. Днем ранее его заслушивали в ГУВД, было много нареканий в адрес отделения. В тот момент он думал, что все заместители начальника главка разорвут его на мелкие кусочки, и лишь каким-то случайным образом смог выдержать этот прессинг. Накричав на личный состав, Колобродов отвёл душу. Потом заговорил по существу: потребовал активизировать работу, тащить в отделение всех бродяг, пьяниц и тунеядцев. Уделил внимание сбору штрафов, особенно за нарушение торговли на улицах и рынках. Наконец, обозвав всех сотрудников лоботрясами и лентяями, майор закончил планёрку.
– Давыденко остаться, остальные по рабочим местам! – рявкнул Колобродов.
Когда все вышли из кабинета, майор кивнул участковому на стул. – Давай, рассказывай, что там у тебя с монастырем в лесу. Что там еще за баба?
– Да ничего криминального, товарищ майор, – нервозно кашлянув, ответил Давыденко. – Женщина лет тридцати семи, с виду колхозница. Её туда отец Ва-силий пристроил.
– На кой хрен? – хмуро спросил Колобродов.
– Я у него не спрашивал, товарищ майор.
– Ну, и что тебе эта колхозница сказала?
– Говорит, сыр в сыроварне делает по просьбе отца Василия.
– Сыр? – усмехнувшись, переспросил Колобродов.
– Ну да. Якобы работу искала. Потому и приехала к отцу Василию.
– Я надеюсь, ты хоть данные её записал? – поинтересовался майор. – По базам пробил её?
– Так я посмотрел её паспорт, всё при ней. Зарегистрирована она в соседней области.
Колобродов взбесился:
– Ты идиот! А если она в розыске за кем-нибудь? А вдруг она замочила кого-то и прячется в нашем лесу?
Давыденко виновато опустил голову:
– Виноват, товарищ майор, завтра зайду опять и все подробно запишу.
Колобродов обжигающим взглядом смотрел на подчиненного.
– Только попробуй не зайти. Выбей из нее всю информацию: семья, муж, дети, родители, где работа-ла, с кем спала. Ты меня понял?
Давыденко вскочил со стула:
– Так точно!
Колобродов наклонился над столом и тихо, почти шепотом, произнес:
– Сделай так, чтобы жизнь ей медом не казалась. Что хочешь с ней делай, но эта баба должна свалить из монастыря, и как можно быстрее. И ты знаешь, почему.
Давыденко молча закивал головой.
– Всё, иди, – уже спокойно произнес Колобродов.
Закупив необходимые продукты, Ольга зашла в переговорный пункт, чтобы позвонить родителям. Трубку взяла мама. Она очень обрадовалась, стала в подробностях расспрашивать Ольгу о работе, жилье и самочувствии. Спросила, собирается ли она приехать домой или вернуться насовсем, посетовала на то, что дети по ней скучают. У Ольги навернулись на глаза слёзы, она смах-нула их, а сама постаралась успокоить мать. В конце концов она сказала, что, если работа не принесет денег, то она непременно вернётся обратно. На этом разговор и закончился. Идя с сумками по тропинке в гору, к монастырю, Ольга всё вспоминала о визите к ней участкового. Два года, проведенные в Чечне, оставили свой отпечаток на нервной системе: она понимала, что где-то в глубине души она осталась надломленной после того, что делала и видела вокруг себя. Окунувшись в тяжелую военную жизнь, она обрела способность к самосохранению. Её командир полка, прошедший Афган, имеющий ранения, не один раз твердил ей: «Оленька, это война. Не убьёшь ты – значит, убьют тебя. Для себя всегда держи гранату, в плен не сдавайся. И помни, что умирать не страшно: страшно встать перед врагом на колени». Дважды она висела на волоске от смерти: сначала в пригороде Грозного её зацепил снайпер чуть выше бедра, а потом осколки от разорвавшейся гранаты повредили плечо. В итоге попала в госпиталь, расположенный в Моздоке. После двух операций её отправили долечиваться в Ростов и уже оттуда комиссовали как негодную к военной службе. Возвратившись из госпиталя домой, Ольга пообещала себе, что никогда и ни при каких обстоятельствах не будет вспоминать о войне. А теперь война сама напоминает о себе: сначала участковый, потом этот бункер…
Вскоре Ольга дошла до монастыря. До поздней ночи она готовила сыр, и, к её радости, он получился просто на славу. Ей нравилось это занятие, такое непохожее на страшные в своей обыденности военные будни. Сожалела она лишь об одном: что рядом не было детей.
Глава 10
Николай проснулся, как обычно, около пяти утра. Он подошёл к висевшему на стене календарю. Было двенадцатое июня, праздник – День России. Предстояло сделать очень много дел, одно из них покупка колес к телеге: те, что стояли сейчас, пришли в негодность. Пять лет назад кузнец со станции приспособил на его телегу надувные колеса от сеялки, а приобрести их можно было только в одном месте – в мастерской, где стоит вся уборочная и посевная техника. Благо, что инженер там оказался человеком пьющим и легко согласился за два «пузыря» отдать Николаю колеса от списанной техники. Затем надо было заехать на рынок и оставить на реализацию мёд с пасеки. Там он надеялся увидеть Ольгу. Эта целеустремленная женщина ему очень нравилась. Понимая, что ей непросто в этом лесу одной жить и уж тем более готовить сыры, он всякий раз готов был прийти на помощь. Но боялся, что его желание помочь может показаться ей навязчивым.
Ольга проснулась, когда солнце только-только вставало. Выпив стакан молока, она уложила сыры по пакетам и, перекрестившись на дорогу, вышла из подвала монастыря. Народ постепенно заполнял рынок. Часа за три Ольга продала весь сыр. На этот раз она для пробы нарезала чуть больше кусочков. Люди с удовольствием пробовали, интересовались тем, как она его готовит, какие использует продукты. Узнав, что сыр приготовлен в сыроварне монастыря и что Ольга живёт там же, покупатели сразу же настораживались. Но любопытство, очевидно, заставляло их подойти вновь, и почти каждый из них тихо спрашивал: «А не страшно жить одной в лесу, да ещё в развалинах монастыря? Ты же, наверно, знаешь, что там убили всю семью священника?» На все такие вопросы Ольга отвечала одной фразой: «Да кому я нужна?»
Она уже собиралась уходить, когда к ней подошел Николай. Увидев егеря, она обрадовалась. На его предложение вместе поехать в лес Ольга согласилась, но попросила проехать мимо почты. От удачной продажи сыра настроение у Ольги было хорошее. Большую часть вырученных денег она решила отправить своим детям, батюшке Василию купить для храма свечи, а то, что останется, оставить себе на еду. Неделю назад она случайно узнала о подработке в местной пивной: теперь она будет мыть там полы дважды в неделю. На деньги, которые ей там заплатят, она купит все необходимое для новой партии сыра. К сыроварне они ехали не спеша. Лошадь словно чувствовала, что людям в телеге нужно поговорить. Они и разговаривали на самые разные темы, шутили, смеялись. Подъезжая к монастырю, Николай признался Ольге, что хочет сделать ей подарок. Откинув брезент, он достал новую флягу, которая была заполнена молоком. Ольга была на седьмом небе от счастья и, неожиданно для самой себя, поцеловала Николая в небритую щёку. От неожиданности тот смутился, но тут же улыбнулся. Они договорились, что в выходной обязательно встретятся: сделают шашлык и попьют лесного чая. Николай спустил в сыроварню флягу и тотчас уехал. Ольга села на топчан и, улыбаясь, перебирала в памяти моменты этой встречи. Его забота о ней взволновала её до глубины души. Несомненно, Николай вызывал у Ольги симпатию, но торопить события в отношениях ей не хотелось. К тому же, она не любила взваливать свои проблемы на друзей и близких, а сейчас они у неё, как ни крути, появились. Вспомнив, что у неё закончилась вода, она взяла ведро и направилась к выходу, собираясь дойти до родника. В это мгновенье дверь открылась, и на пороге появился участковый, тот самый, который приходил к ней несколько дней назад.
– Куда это ты собралась? – спросил он, не отводя взгляда от Ольги.
Она почувствовала исходящий от него резкий запах алкоголя.
– За водой, – сухо ответила она, давая своей сдержанностью понять, что он незваный гость и что его появление в сыроварне для неё неприятно.
Не ожидая от этой встречи ничего хорошего, Ольга, пока участковый не спохватился, попыталась занять более выгодную позицию, пройдя между ним и дверным проёмом, но в этот момент получила сильный удар кулаком в грудь. Она упала на пол, почувствовав, что ей трудно дышать, боль сковала всё тело. Участковый подошел к ней, и присел рядом на корточки.
– Ты сегодня была на рынке? – злобно спросил он, обхватив пальцами её горло.
Ольга молчала, в упор глядя на него, еле сдерживаясь, чтобы не застонать от боли в груди. Участковый был крупного телосложения и учитывая это, будучи прижатая им к полу, Ольга поняла, что возможности сопротивляться ему у неё не было. В создавшейся ситуации она думала лишь об одном: надо попытаться поймать подходящий момент, вскочить на ноги и выбежать из подвала.
– Отвечай, сука! – закричал милиционер.
Ольга почувствовала, как несколько капель его слюны упали на её лицо. Ярость участкового, взбешённого упорным молчанием Ольги, только усилилась. Он мельком осмотрел тесное помещение сыроварни, затем, взяв Ольгу за волосы, волоком потащил её к топчану. Она не закричала, лишь стиснула от боли зубы. Швырнув Ольгу на топчан, участковый стал снимать с себя рубашку.
– Значит, платить ты, падла, не хочешь, – кричал он, - а жить без прописки и зарабатывать бабло на вонючем сыре хочешь? Нет, дорогуша, за всё в этой жизни нужно платить.
Он навис над ней. Ольга почувствовала отвратительный запах перегара и пота. Она попыталась ударить участкового ногой в пах, но тот успел перехватить её, схватить за ступню и резко крутануть. Она вскрикнула от боли. Навалившись на Ольгу, он стал рвать на ней одежду. Ей удалось несколько раз ударить участкового по лицу, но под тяжестью его тела силы покидали её.
Нож! Она с первого дня прятала его под подушкой! Дотянувшись до него, Ольга нащупала прохладную рукоятку. Собрав все последние силы, она, размахнувшись, вонзила лезвие в бок участковому. Тот громко вскрикнул, замер на несколько секунд с выпученными от удивления глазами и рухнул с топчана на бетонный пол.
Глава 11
Колобродов сидел во главе стола и безмолвно смотрел на входящий в актовый зал личный состав. До начала вечерней планёрки оставалось три минуты. Последним вошёл дежурный.
– Так, всё, тишина! – почти крикнул начальник. Все затихли и открыли ежедневники. – Зачитывай ориентировки, – обратился он к дежурному.
Дождавшись, когда все сделали записи о последних происшествиях, Колобродов заслушал участковых о результатах работы.
– Смирнов, – обратился он к участковому, – на въезде в наш район на твоей земле есть рекламный щит.
Молоденький лейтенант Смирнов, недавно прибывший из школы милиции, вскочил со стула:
– Так точно, товарищ майор.
– Кто на нём изображён, ты помнишь? – сурово спросил Колобродов.
– Президент, – с опаской промямлил участковый.
– Президент России Борис Николаевич Ельцин, – жёстко поправил начальник.
– Виноват, товарищ майор, – Смирнов по-детски опустил взгляд.
Начальник на этом не успокоился:
– А ты видел, какое нехорошее слово появилось под фотографией президента?
Участковый побледнел.
– Не заметил, товарищ майор.
– Сейчас, после планёрки, пойдёшь туда пешком и сотрешь это слово. Ты меня понял?
– Так точно.
– Пешком! – крикнул Колобродов. – Ты что, сопляк, хочешь, чтобы к нам сюда на недельку комиссия приехала из МВД?
Смирнов изменился в лице.
– Никак нет, товарищ майор. Я сейчас пойду и все сотру.
– Убежал! Быстро! – заорал начальник.
Тот выбежал из актового зала.
Майор оглядел сидящих в зале сотрудников, после чего удивлённо спросил у стоявшего с ним рядом дежурного:
– Я не понял, а где Давыденко?
Дежурный также окинул всех взглядом.
– Не могу знать, товарищ майор. В последний раз он отзвонился мне перед обедом. Сказал, что пошёл по участку.
– Срочно найди мне его, – сказал Колобродов.
Ольга, судорожно дыша, села на край топчана, невидящим взглядом уставившись на окровавленный нож, всё ещё зажатый в руке. Под упавшим на пол участковым расползалась большая лужа крови. Она разжала пальцы – нож упал рядом с телом милиционера. Не помня себя, Ольга выскочила из подвала сыроварни и не разбирая дороги побежала в глубину ле-са. Перед её глазами снова и снова всплывало ухмыляющееся лицо участкового. У небольшой опушки Ольга упала, споткнувшись об лежащую ветку, да так и осталась лежать, спрятав лицо в перепачканных землёй ладонях.
Колобродов проснулся от настойчивого треньканья телефона. Его жена, привыкшая к полуночным звонкам мужу с отделения милиции, что-то буркнула под нос и натянула одеяло на голову.
– Да, – сонно ответил Колобродов в трубку.
Звонил дежурный.
– Товарищ майор, Давыденко на связь так и не вышел. Звонила его супруга, интересовалась, почему мужа до сих пор нет дома.
– Что ты ей сказал? – спросил Колобродов.
– Сказал, что сами не можем найти…
Колобродов тяжело вздохнул, прогоняя остатки сна.
– Слушай, а кроме жены баба у него есть? Ну, может, он зависает у какой-нибудь шлюхи?
– Не могу знать, товарищ майор. Вроде всегда домой ехал после службы, – неуверенно ответил дежурный. – Хотя… не знаю. Смирнов тут сказал, что тот собирался в заброшенный монастырь сходить, якобы проверить кого-то.
Колобродов моментально проснулся.
– А хрен ли ты молчишь, идиот? – крикнул он в трубку. – Быстро всех по тревоге в отделение. Я буду через полчаса. Звони кинологу, пусть возьмёт собачку. Ты меня понял?
– Так точно.
Дежурный бросил трубку. Колобродов со злости ударил кулаком по подушке.
– Ну, что там опять? – с тревогой спросила жена.
Не удостоив её ответом, он оделся и вышел из дома. Часы показывали час ночи. В отделении милиции майор собрал экстренное совещание со всеми операми, участковыми, инспекторами по несовершеннолетним.
– Так, у нас есть проблема, – твердым голосом сказал он. – Пропал Давыденко. В последний раз он звонил дежурному в районе обеда. А до обеда Давыденко в разговоре со Смирновым обмолвился, что якобы намеревается сходить в заброшенный монастырь. Для чего, никому не известно. Я правильно говорю, Смирнов? – начальник и все остальные посмотрели на Смирнова.
– Да, товарищ майор, – подтвердил тот.
Колобродов, конечно, отлично помнил, что Давыденко должен был сходить в заброшенный монастырь по его указанию, но сделал вид, что и ему самому ничего не известно о служебных делах Давыденко.
На поиски пропавшего участкового Калабродов тут же сформировал две группы, по семь человек в каждой.
– Первая группа пойдёт в сам монастырь, – сказал майор. – Старшим назначаю Рогова. Вторая группа прочешет окрестности вокруг монастыря. Возглавлять группу буду лично. Группам держать связь по радио-станции. Всем получить табельное оружие, на каждую группу по одному автомату с двумя дополнительными магазинами. Также взять с собой фонарики и сигнальные ракеты. Если одна из групп обнаружит Давыденко, то старший группы отстреливает зеленую ракету. Дежурному подготовить две машины. Выезд через десять минут.
Колобродов заметно нервничал: чутьё подсказывало ему, что Давыденко попал во внештатную ситуацию. Майор знал участкового как физически креп-кого человека, и его исчезновение говорило только об одном: либо он в сильной стадии опьянения и где-то отсыпается, либо… Колобродов не смог выговорить даже про себя это страшное слово и в душе надеялся на первый вариант.
Было около трёх ночи, когда Николай вернулся в своё лесничество. Он слез с лошади, снял седло, положил в кормушку охапку сена и немного фуража. Выкурив сигарету, вошёл в избу. Вдруг он заметил через окно, как в небе появилась вспышка зелёного цвета. Подойдя к окну, он присмотрелся: это была зеленая сигнальная ракета. Год назад он ловил в лесу браконьеров, которые давали такие сигналы сообщникам, когда забивали лося или нужно было срочно эвакуироваться. Николай спешно схватил ружьё, патронташ и выбежал из избы. Он запрыгнул на неосёдланную лошадь и поскакал туда, откуда по его расчётам могли стрелять из ракетницы.
Глава 12
Ольга очнулась от донёсшегося до неё лая собаки. Приподняв голову и оглядевшись по сторонам, сквозь темноту увидела знакомый овраг, где несколько дней назад они проходили с Николаем. Здесь, совсем рядом, проходит заветная тропинка, ведущую к болоту. Желающих идти через топь, по словам Николая, почти не находилось. Даже грибники не решались сунуться в неё, разве что только опытные охотники могли себе это позволить, но только на крайний случай и несколько раз перекрестившись.
Поднявшись с земли, она пошла к началу болота. Шла прихрамывая: сильно болела нога, которую она повредила при падении. Тем временем к собачьему лаю добавились человеческие голоса и звуки радиосигналов. Ольга окончательно убедилась в том, что ищут её, и, превозмогая боль, ускорила шаг. Мысль о том, что она убила человека, к тому же сотрудника милиции, будто острое сверло, терзала мозг. Хотелось разреветься, завыть по-бабьи, но накопленная за время войны выносливость удержала от моральной слабости. Ольга уже ясно видела перед собой болотную жижу, как вдруг, кто-то одной рукой осторожно обхватил её за шею, а ладонью другой руки прикрыл ей рот. Затем сильные руки медленно развернули Ольгу, и она, к своему удивлению увидела Николая. Приложив указательный палец к губам, он подал ей знак молчать. Убедившись в её спокойствии, он жестом приказал Ольге пригнуться, после чего тихо произнёс:
- Ступай-ка за мной след в след, только молча.
Она кивнула и шагнула за ним в болото. Словно спасением был для них расстилающийся поверх топи серый туман. Шли около часа. Иногда вода доходила до пояса, а местами и выше, но хладнокровие Николая придавало Ольге сил.
Опасения Колобродова подтвердились: первая группа, которая пошла ночью в заброшенный мона-стырь, сразу же обнаружила в подвале труп участкового Давыденко. Старший группы опер Рогов выстрелил из ракетницы в ночное небо. Подбежавшим коллегам и Колобродову, еще не успевшим спуститься в бывшую сыроварню монастыря, он сообщил:
– Здесь его труп. Ножевое ранение, лежит в луже крови. Заточка лежит рядом. Я так пригляделся, удар пришёлся прямо в печень. Никаких шансов у него не было. Думаю, что на рукоятке ножа есть следы пальчиков. Никаких документов не обнаружено, есть только женские вещи из одежды, немного продуктов. Что будем делать, товарищ майор?
Колобродов, не скрывая нервозности, растёр ладонями лицо.
– Оставь здесь пару человек для охраны места происшествия, а сам с остальными прочеши лес вдоль и поперёк. Пусти собаку, может, учует след. А я со Смирновым повыше в гору поднимусь. Оттуда по радиостанции можно докричаться до городского отдела. Вызову следственную группу и ОМОН для блокирования всего лесного участка. Всё, работаем!
Впереди замаячил тот самый поросший травой островок, куда раньше её приводил Николай. Ольга устало выбралась на твердую землю и легла на спину. Николай присел рядом.
– Надо влезть в бункер. Сейчас встанет солнце, туман исчезнет, и нас могут увидеть через оптику. Пошли, вставай.
Ольга послушно поднялась.
Николай поднял тяжелый люк, помог Ольге спуститься в бункер. Затем, привычно нащупав в темноте щит управления, включил свет и вентиляцию.
– Ты только посмотри, – удивился он вслух. – Столько лет без обслуживания, а щелочным аккумуляторам хоть бы хны.
Он сел напротив Ольги.
– Ночью я выехал в лес, чтобы найти тех, кто стрелял из сигнальной ракетницы, но так никого и не встретил. Однако душой почувствовал что-то неладное. А уж когда услышал лай собаки и звуки рации сразу понял, что ты попала в беду. Никак тебя искали?
– Меня... – тихо произнесла Ольга, выливая болотную жижу из обуви. Затем она опустила голову на колени и заплакала. Дождавшись, когда она немного успокоилась, Николай попросил её рассказать, что произошло.
- Плохи дела, - сказал Николай, выслушал её рассказ. – Как стемнеет, тебе нужно срочно уходить, Я ведь говорил тебе: они ни перед чем и ни перед кем не остановятся. Уж если они убили всю семью дьякона, только за то, что он отказался им платить и ходить перед ними на цыпочках, убить тебя им не составит труда. Они в одной упряжке с прокурором. Даже если не убьют, то за убийство мента тебе грозит срок, возможно, пожизненный.
Николай на секунду замолчал и задумался.
– Значит, так, – продолжил он: – вечером я схожу на разведку к лесу, посмотрю, где есть лазейка проскочить мимо них. Пока я их отвлеку, ты рванёшь через лес к трассе, там много машин проезжает. В основном дальнобойщики. Думаю, что тебе повезёт, и ты уедешь. Вопрос в другом: знают ли они твои данные. Вспомни, показывала ли ты кому-нибудь свой паспорт?
Ольга, тяжело всхлипывая, вздохнула:
– Я не помню. У меня всё перемешалось в голове. Может быть, и показывала. Я ведь когда приехала, то зашла сразу в храм к батюшке Василию. К нему меня направил один священник из моего города.
– Я знаю батюшку Василия, – сказал Николай. – Постараюсь зайти к нему и попросить его никому из милиции о тебе не рассказывать. И ещё. Ну... этот нож, которым ты… Он остался в подвале?
– Кажется, я его бросила рядом с ним, – печально проговорила Ольга.
Николай тяжело вздохнул.
– Значит, могут остаться следы пальцев. Это уже не очень хорошо. Будут искать по своим базам. Если твоя дактилоскопия есть только в министерстве обороны, а это связано с Чечнёй, тогда у тебя будет шанс, чтобы исчезнуть. Пока менты сделают запрос, пока те на него ответят, пройдёт куча времени.
Ольга отрешённо покачала головой:
– Нет, я для себя уже всё решила.
– Что ты решила? – спросил Николай.
Она пальцами рук вытерла слёзы, но ответила не сразу, словно боялась произнести своё решение:
– Живой я им не сдамся. Если они хотят моей крови, значит, я дам им бой.
Николай отрицательно замотал головой:
– Нет, это исключено.
Ольга усмехнулась сквозь слёзы:
– Я знаю, что, если выйду к ним с поднятыми руками, то честного и открытого суда надо мной не будет. А сидеть за тех, кто навязывает мне свои правила жизни, при этом пытаясь сделать из меня быдло, я не буду. Мои дети и родители меня за это не осудят. А всё остальное для меня сейчас уже не важно. К тому же этим подонкам неизвестно, что я буду хорошо вооружена.
– В каком смысле? – спросил Николай.
– Ну, ты же не будешь возражать, если я воспользуюсь твоими находками?
Николай перевёл взгляд от Ольги на ящики с оружием. Затем молча встал, подошёл к одному из них и, открыв крышку, достал пулемёт Калашникова. Из соседнего ящика вынул несколько магазинов с ленточным боекомплектом. Положил всё рядом с люком. Вернулся и из другого ящика вытащил два автомата уже со снаряженными магазинами. Отнёс их также к выходу. Сев на ступеньку лестницы, закурил, разгоняя рукой дым от сигареты.
– Я пойду с тобой, – произнёс он ровным голосом, как будто речь шла о самых обычных вещах.
– Зачем? – тихо спросила Ольга. – Ночью уйдёшь отсюда незаметно, никто о тебе и не вспомнит. Не волнуйся, я справлюсь. У меня только будет одна просьба к тебе, — она достала из кармана кофты свёрнутый лист бумаги и протянула Николаю. – Вот здесь адрес, где живут мои родители и дети. Написала, когда ещё приехала сюда, всё боялась, что со мной случится что. Да, видно, пригодилось. Расскажешь им обо мне, что так, мол, и так… скажешь, что не подвела их.
Николай не взял протянутого ему Ольгой листка, а лишь внимательно посмотрел на неё.
– Знаешь, там, в Афгане, у нас было единственное правило для всех: сам погибай, но товарища выручай. А с этими ворами и убийцами я уже несколько лет в состоянии войны. Я же живность люблю, в лесу каждый зверёк мне дорог, как родной. А менты эти вместе с прокурорами каждый месяц ко мне в лес ныряют, лосей со всех стволов бьют прямо с детёнышами, кабанов извели напрочь. Несколько раз ловил я их, а что толку? Они же неприкасаемые. Все депутаты, мать их! Увешали свои кабинеты портретами Ельцина и жируют, твари. Избу мою три раза жгли, кобылу с жеребёнком демонстративно прирезали. Мне не один раз угрожали убийством. Вот поэтому мы идём вместе. Главное для нас – это выйти к трассе. А уж с боем это будет или без боя, знает только Господь.
Ольга тяжело вздохнула:
– Ну, как знаешь.
Николай утаил от неё лишь одно: Ольга очень нравилась ему, но говорить ей об этом сейчас ему показалось несвоевременно.
Глава 13
По радиостанции из ГУВД Колобродову сообщили, что на место преступления вылетел вертолёт, на борту которого находится лично начальник управления генерал Тихонов.
Майор видел генерала лишь однажды, когда его направляли на аттестационную комиссию при вступлении его в должность начальника районного отделения милиции. Уже позже из разговора со своим дружком прокурором Колобродов узнал много интересного о Тихонове. К примеру, то, что отец нынешнего генерала был вхож в администрацию главы государства. Ну, и самое интересное: что генерал крышевал всю проституцию области. А это были не просто большие денежные течения: это были реки бабла. Тогда майор конкретно струхнул: испугался, что, если кто-нибудь узнает, что прокурор ляпнул ему по пьяни компрометирующую информацию на генерала, его, Колобродова, просто живьём закопают на скотном дворе.
Едва рассвело, когда винтокрылая машина медленно коснулась земли колёсами. Колобродов вдруг ощутил, что от страха перед встречей с таким большим начальством его колотит до самых костей. Как только двигатель вертолёта затих, открылась железная дверь, из которой выпрыгнули восемь хорошо вооружённых бойцов спецподразделения. Они сразу окружили вертолёт, взяв его под охрану. Только после этого вышел генерал с каким-то штабным офицером. Колобродов буквально кинулся навстречу, отдавая рукой честь.
– Товарищ генерал, начальник районного отделения милиции майор Колобродов. Нахожусь на месте преступления и руковожу следственно-оперативными действиями.
Генерал досадливо махнул рукой, давая понять, что сейчас не время умиляться этой встречей. Глядя в глаза Колобродову, он неторопливо поинтересовался:
– Преступление раскрыто?
– Так точно, товарищ генерал.
– Ну и кто же так жёстко завалил твоего участкового?
– Женщина, товарищ генерал. Бомжиха.
– А фамилия есть у этой бомжихи? – спросил Тихонов, повысив тон. – Место последнего жительства, родственники, дети?
Колобродову показалось, что он по пояс проваливается в землю, а рот становится ватным. Все его мысли и вся добытая о преступнице информация вылетели из его головы. С трудом вновь сосредоточившись, он ответил:
– Установлено, товарищ генерал, что эта женщина прибыла в наш район в конце апреля этого года. По прибытии она сразу же пришла в местный храм к батюшке Василию.
– Откуда у вас такие сведения? – спросил начальник управления. – Вам об этом рассказал священник?
– Никак нет, об этом мне ранее докладывал погибший.
– А что же вам сообщил батюшка?
– Он сообщил, что действительно к нему приходила женщина лет сорока, но ему неизвестна её фамилия и то, откуда она приехала. Из сострадания священник позволил ей устроиться в подвале заброшенного монастыря, то есть здесь, товарищ генерал, – Колобродов торопливо указал рукой на расположенный невдалеке от них подвал.
– Так что же получается, – подытожил генерал, – что твой покойный участковый при первой встрече с этой женщиной даже не уточнил её данные?
Майор молчал, не зная, что ответить, и лишь хлопал глазами. От этого молчания генерал не на шутку вспылил:
– Кого ты теперь будешь искать, дубина? Иголку в стогу сена?
Колобродов, заикаясь, выпалил:
– Сос... составим фо… фоторобот преступницы со слов священника, товарищ генерал. К тому же нам известно, что она продавала на рынке сыр и была знакома с местным лесничим. Их видели, когда они вместе ехали на телеге в лес. Мы уже выявляем людей, которые помогут в составлении фоторобота.
– А лесничего нашли? – сурово спросил генерал. – А если это её подельник?
– Его пока нигде нет, товарищ генерал. Возможно, он где-то на своём участке. Ищем.
Тихонов подал знак Колобродову подойти по-ближе.
– Я уже дал указание, твой район полностью оцеплен. Где, по-твоему, может скрываться убийца?
– Выходы из леса, товарищ генерал, есть только в наш район и на федеральную трассу. Всё остальное вокруг – это практически непроходимые болота. Я уверен, что в болото она не сунется – будет выходить к нам. Где мы её и возьмём.
Генерал задумался:
– Твой егерь наверняка может знать тропу в болоте. И не одну, а несколько.Ты об этом думал?
– Так точно. Думал.
– Ты понимаешь, – произнёс Тихонов, – мне твои думки не упёрлись в заднее место. Ищи, кого хо-чешь, но найди среди охотников человека, который укажет хотя бы примерно, где есть тропы по болоту. В этих местах сажай засаду. Через час всё болото будут облетать военные вертолёты, с ними я договорюсь. Ты понял?
Майор деревянно повторил:
– Понял.
Генерал подозвал к себе бойцов спецподразделения.
– Эти люди, – генерал указал Колобродову на хорошо экипированных, вооружённых спецназовцев, – будут самостоятельно осуществлять поиск преступницы здесь, в лесу. Обменяйтесь позывными, и чтобы к завтрашнему вечеру операция по задержанию убийцы была завершена. И помни, майор, упустишь её – это будет конец твоей карьеры и началом уголовного дела о твоей халатности.
Колобродов побледнел и застыл в оцепенении. Генерал отозвал в сторону командира бойцов, прилетевших с ним:
– Ты должен найти её первым. Помни, что живая она мне не нужна. Ты меня понял?
Тот молча кивнул. Через минуту вертолёт с генералом взмыл в небо. Колобродов подозвал своего опера:
– Возьми кого-нибудь с собой и бегом в дом егеря. Тащи его сюда за шкирку.
Через полчаса были установлены засады вдоль болота. На федеральной трассе стояли вооружённые автоматчики и бронетехника из ближней воинской части. Дежурному по отделу майор приказал доставить в камеру батюшку Василия и выбивать из него данные по женщине. Всё было сделано, осталось лишь ждать, пока где-то не появится убийца.
Глава 14
Весь день Николай и Ольга провели в бункере. Перед предстоящей вылазкой Николай уговорил Ольгу немного вздремнуть:
– Ты немного поспи. Я выйду на разведку, посмотрю, что там, на твёрдой земле у леса. Если не будет ментов мы тихо проберёмся к трассе.
Он накрыл её своим пиджаком и, прихватив с собой снайперскую винтовку СВД, вылез из бункера. Над болотом всё ещё стоял туман. Тихонько спустив-шись с холмика, он направился по своей тропинке в сторону леса. Когда сквозь темноту и туман уже стали видны кроны деревьев и кустарники, Николай притаился в зарослях камыша и прильнул глазом к оптике. Внимательно осмотрев берег, он заметил, что примерно через каждые пятьдесят метров в кустах и за деревьями засели люди. «Маскировка у вас, ребята, конечно, ни к чёрту», – подумал Николай. Но от этого ему легче не стало: выйти из болота в лес незамеченным точно не получится. Он решил пройти правее, где деревья росли прямо впритык к топи. Оттуда до трассы было рукой подать. Надежда вырваться из кольца ещё теплилась. В этот момент Николай услышал над головой приближающийся гул вертолётного двигателя. Он поднял голову и увидел, как два военных вертолёта с включёнными прожекторами в бреющем полёте пролетают над болотом. Очевидно, наблюдатели на борту осматривали каждый кустик, каждую кочку. Они летели в его сторону. Понимая, что может стать замеченным, Николай набрал в рот воздуха и окунулся с головой в болотную жижу. Он услышал сильный рокот, который пронёсся прямо над ним и стал удаляться. Он почувствовал, как ветер от вертолетных винтов всколыхнул воду. Сейчас он боялся только одного: что лётчики используют тепловизоры для точного определения живого человека. Но всё обошлось. Тот участок берега, который его интересовал, также оказался под наблюдением каких-то вооружённых лиц.
«Обложили плотно, – подумал Николай. – Значит, им неизвестны данные Ольги, и они боятся, что она скроется. Наверняка они допросили батюшку Василия, и он им ничего не сказал». Эта мысль согрела Николая. Перед собой он поставил лишь одну цель: сделать всё, чтобы она спаслась. С этими мыслями он стал возвращаться обратно в бункер. Вдруг неожиданно с противоположной стороны болота, где казалось Николаю не было троп, послышалась длинная автоматная очередь. Потом ещё и ещё. Где-то в глубине его сознания появилась жуткая мысль, что причиной стрельбы была Ольга. Вернуться быстро не получалось: вода была по пояс. Наконец, добравшись до бункера, он распахнул люк и спустился вниз. Его опасения подтвердились: Ольги в бункере не было. Ящик, где лежали автоматы, был открытым, на полу валялся пустой цинк для патронов. Исчезло несколько гранат. Но самое страшное Николай увидел прямо перед собой. На стенке одного из ящиков он увидел торопливо выведенное грязью слово: «Прости».
Тем временем стрельба не утихала. Николай схватил приготовленный им ранее пулемёт Калашникова и магазины, рассовал по карманам гранаты и бросился к выходу. Не зная троп, он по пояс в воде стал быстро идти прямо в центр видимой им перестрелки. То, что там находилась Ольга, сомнений уже не было. Он даже вычислил примерное её местонахождение по трассерам от пуль. Ещё месяц назад он навещал этот бункер, осматривал оружие. Ещё тогда Николай заметил, что в магазинах трассеры чередовались с обычными патронами. В общей сложности предстояло пройти по болоту около четырехсот метров. Уже не сдерживая волнения, он снова и снова повторял: «Ну, зачем, зачем ты это сделала?» По его щекам текли слёзы. Ему казалось, что она услышит его и, осознав свою ошибку, вернётся назад. Местами он проваливался в ямы по самую шею, но находил в себе силы и выбирался из них. Грязное болото безжалостно засасывало его под тяжестью пулемёта и боеприпасов. От отчаяния к горлу подкатывался ком. Были моменты, когда стрельба на секунды умолкала, тогда Николай просто, как мог, кричал: "Я здесь, я иду!". Но тут же канонада начиналась вновь. И вот уже до берега осталось около пятидесяти метров. При свете луны он заметил стреляющих на ходу людей, которые перебежками передвигались среди молодых берёз и невысокой травы. Николай понял, что стреляли они по Ольге. Ни секунды немедля, он направил пулемёт в их сторону и нажал на спусковой крючок. Плотный огонь стал для них неожиданным и губительным. Те, кто остался жив, залегли и открыли огонь по Николаю. Пули со свистом врезались в болотную жижу, образовывая вокруг Николая фонтаны брызг.
К своей радости, он увидел Ольгу: она, отстреливаясь, бежала по склону в сторону федеральной трассы, очевидно, ещё не понимая, что он спешил к ней на помощь. Николай выбрался на твёрдую землю, кинул две гранаты в преследовавших Ольгу спецназовцев и побежал вслед за ней. Он успел окликнуть её, когда она взбиралась вверх по оврагу. Увидев его, Ольга закричала:
– Уходи! Немедленно уходи!
Сильный автоматный огонь заставил их обоих залечь. Выяснять, кто прав, а кто не прав, было уже некогда, да и невозможно. Николая и Ольгу медленно окружали, не давая им даже поднять головы. Он перезарядил пулемёт. Им удалось на какое-то время заставить нападавших бойцов спецподразделения прижаться к земле. Воспользовавшись этим мгновением, он оглядел Ольгу. Из раны на её ноге выше колена текла кровь. На щеке виднелся кровавый подтёк: по-видимому, пуля прошла по касательной. Спутанные и испачканные в крови волосы то и дело лезли ей на глаза. Такой запомнил он Ольгу в последний раз. Осколок разорвавшейся в нескольких метрах гранаты буквально распорол ему шею. Судорожно глотая воздух ртом, сквозь пелену, нависшую перед глазами, Николай увидел наклонившееся над ним лицо Ольги. Обняв его, она безудержно зарыдала, приглаживая его растрёпанные, смешанные с землёй волосы. Чувствуя, что силы покидают, Николай с трудом выдавил из себя: "Беги..."
Она привстала на колено, выпустила длинную очередь по наступающим, отбросила в сторону автомат с пустым магазином и побежала вверх по сухому глинистому склону. Ей удалось вскарабкаться на равнину, откуда до трассы оставалось около сотни метров, но, пробежав несколько шагов упала от острого удара в спину. Почувствовав, что тяжело ранена и уйти от погони ей уже не удастся, она перевернулась на спину, сунула руку в карман, где лежала последняя граната. Глазные веки быстро отяжелели, словно наливались свинцом, зрение с каждой секундой теряло резкость. Одежда пропитывалась кровью. Сквозь наплывающую на глаза пелену смутно увидела силуэты подошедших к ней спецназовцев. Кто-то из них пнул её ногой, затем наклонился над её лицом. Нащупав пальцами предохранительное кольцо, Ольга плавно выдернула его из запала. Мощная взрывная волна сбросила с близко растущих деревьев часть листвы, и они зелёным дождём пустились в свой ранний листопад.
Проснувшийся среди ночи Андрей Андреевич увидел стоявшую у окна супругу. Яркая луна как никогда освещала комнату, словно лампочка.
– Ты чего не спишь, мать? – спросил он.
– Да сердце что-то сильно прихватило. Вот, валидол взяла. Неспокойно мне как-то. Оленька приснилась, будто она ещё совсем маленькая. Ручки свои тянет ко мне.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0517572 выдан для произведения:
Дорогие друзья!
Все события данной книги являются вымышленными от начала и до конца. Все совпадения с реальными действиями либо ситуациями — случайность. Судьба любого человека в ту или иную секунду из прямой линии жизни может превратиться в ломаную. И никто не знает, когда и как это случится: оборвётся ли она неожиданно или под конец уже еле заметным пунктиром протянется к небытию.
Несмотря на эти грустные нотки в обращении к вам, желаю приятного чтения.
Глава 1
Андрей Андреевич разлил по рюмкам коньяк и посмотрел на дочь.
– Вот мать то обрадуется. Часа через два придёт.
Ольга посмотрела на часы.
– А где она, бать?
– Подрабатывает сторожем у коммерсантов.
– А… понятно.
Отец взял рюмку и пригладил пальцами усы.
– Чем же, доченька, теперь заниматься будешь? – спросил он.
– Пока не знаю. Может, в фермеры подамся, – с едва заметной улыбкой ответила она. Добавив: – Буду снабжать вас сыром и сметаной.
– Чтобы быть фермером, надо иметь хорошее здоровье, – сдерживая отцовское волнение, сказал Андрей Андреевич. – Будешь напрягаться физически, тогда твои ранения встанут тебе боком. Два осколка не вытащили? Не вытащили. А где они сейчас? Хирурги тебе же ясно сказали: в сантиметре от сердца, вытаскивать нельзя, придётся жить с ними.
Андрей Андреевич помолчал, потом заговорил ещё серьёзнее:
– А у тебя двое детей. Да и мать пожалей. Пока ты в Чечне по горам лазила и по госпиталям валялась, она дорожку в церковь протаптывала и ночью в подушку ревела, – он залпом выпил содержимое рюмки, закусил лимоном. – Пойдёшь на спокойную работу. К примеру, продавщицей или кондуктором на автобус. Так и мне и матери будет спокойнее. Алименты Колька тебе за детей, слава Богу, платит. Забывай, доченька, эту страшную войну, пора к мирной жизни привыкать.
Ольга взяла со стола рюмку:
– Давай, отец, выпьем.
Андрей Андреевич налил себе в рюмку коньяк.
– С возвращением, доченька.
Они выпили и закусили.
– Я завтра в военкомат, на учёт надо встать, – сказала Ольга. – Оттуда на биржу. Может, работу какую найду.
Она подошла к зеркалу. Всмотрелась в своё отражение, задумчиво пригладила волосы. Да, за то время, пока была в Чечне, она сильно изменилась: похудела, лицо потеряло приятную округлость. От глаз, кажущихся ещё больше из-за залёгших под ними кругов, лучиками расходились преждевременные морщинки. Волосы утратили былую гладкость, стали сухими и тусклыми. На войне она чисто по-женски берегла лицо – боялась, что его изуродует какой-нибудь шальной осколок. Но необходимость пригибаться под пулями и таскать тяжёлый бронежилет сделали сутулость привычкой. Былая привлекательность почти исчезла: даже странно было вспоминать, что ещё совсем недавно она не могла выйти из дома, не воспользовавшись косметикой, следила за собой, ходила в парикмахерскую, меняла платья, туфли…
Чтобы не расстраиваться от неутешительных мыслей и рассуждений о том, как она теперь выглядит, Ольга остановила взгляд на бумажных листочках, лежавших на тумбочке.
– А это что за открытки?
Андрей Андреевич махнул рукой.
– Пригласительные билеты на избирательный участок, там, кстати, и твой тоже. На выборы в депутаты.
– За кого голосовать будете? – спросила Ольга. – Опять небось за ельцинских демократов?
Отец нахмурился с досады, нехотя ответил:
– А мне без разницы. Это мать твоя политик. А по мне – всех бы их метлой гнать. Хотя вот можно за коммунистов. Они как бы за народ.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга. – Ладно, я пойду, пройдусь немного. Сто лет в магазинах уже не была. Детей сейчас будить не буду, пусть выспятся. Проснутся – скажи, скоро приду.
Апрель выдался тёплым. Ольга шла по улице, всматриваясь в рекламные вывески. Два года назад в их районе было всего три магазина, а теперь они попадались на каждом шагу. Одних только похоронных ритуалов она целых три насчитала. В ряд стояли несколько видов гробов, образцы венков, крестов. Рядом рекламный баннер с надписью: «Для ветеранов войны акция: при покупке гроба второй за половину цены и венок в подарок».
Ольга стиснула зубы. Она вспомнила, как в декабре девяносто пятого в Гудермесе их рота попала в окружение в районе комендатуры и вокзала. Сама она чудом уцелела, ни царапинки. Тогда за час боя они потеряли убитыми сразу десять молодых ребят. Она хорошо помнила, как оставшиеся в живых, грязные и измотанные в бою восемнадцатилетние пацаны, бережно грузили тела погибших в кузов «Урала». И каждый, кто выжил тогда, думал только об одном: что если бы не прилетевшие вовремя «вертушки», то полегли бы все как один – боевиков было в несколько десятков раз больше. А на следующий день спешно спаянные цинковые гробы отправляли на аэродром…
Усилием воли Ольга заставила себя прервать тяжёлые воспоминания и зашла в торговый центр. В зале женской одежды она, разглядывая платья и блузки, вдруг с каким-то непонятным для себя страхом поняла, что все эти красивые вещи ей совсем неинтересны. Роднее всего для неё был и до сих пор остался комплект застиранной «афганки». Даже сейчас, одетая в поношенную юбку и простую кофту, Ольга ощущала какую-то тесноту и скованность в движении.
Купив к чаю конфет и пройдя по скверу в центре города, она возвращалась домой уже по другой улице, где, она помнила, стояла небольшая часовня. В последний раз она была здесь перед самым отъездом на Кавказ.
У неё не было при себе платка накрыть голову, но она всё же решилась войти внутрь. Народу в церкви было мало: две старушки, шепчущие у икон молитву, да молодая девчушка. Ольга купила две свечки: одну за упокой погибшим друзьям, а другую за здравие родителям и детям. У распятия она остановилась, и, поцеловав крест, тихо прошептала: «Господи, прости меня за всё…»
Перекрестившись, вышла на улицу, и в это время раздался звон колоколов, который еще долго слышался за её спиной.
Она вернулась домой к обеду. Дети уже проснулись, а мать пришла с работы. Сколько же было радости и слёз на глазах у Ольги, когда она обнимала маму, сына Антона и дочку Ксению! Андрей Андреевич с улыбкой обнял жену.
– Ну, вот, Анна Павловна, и в сборе наше семейство. Давай собирай на стол всё, что есть.
Сидели до позднего часа. Мама рассказывала Ольге о детях, об их учёбе, переживая из-за школьных проблем: у Антона опять в дневнике замечание по поведению, а Ксюша не дотягивает по математике. Андрей Андреевич, вспомнив юность, взялся за старенькую гармонь: пел песни военных лет. Антон и Ксения в другой комнате смотрели телевизор.
Когда легли спать, Ольга долго не могла заснуть. Её очень тревожило будущее: надо было найти работу и поднимать детей. Антон заканчивал девятый класс, Ксения седьмой. Через два-три года им надо будет куда-то поступать учиться. Сын мечтает пойти в военное училище. В свои четырнадцать он выглядит на семнадцать, высокий, рослый. По рассказам отца, Антон всё свободное время пропадает на стадионе. На полу в его комнате она заметила несколько тяжёлых гирь, а во дворе он себе сам сделал турник. А дочь хочет стать художником. Множеством её красивых рисунков обклеена стена в летней кухне. Рассматривая их, Ольга поняла, что для осуществления целей, которые дети поставили перед собой, будут необходимы, конечно же, деньги. И немалые: одна из её подруг однажды поведала ей о том, как поступал на учёбу в университет её сын. Сплошные поборы и намёки на взятки. «А куда было деваться? – говорила Инга. – Единственный сын. Хочешь, не хочешь, а давать пришлось. Ради его мечты я бы даже на панель пошла, чтоб набрать денег. Кое-как справилась: продала всё золото, машину». За этими воспоминаниями и мыслями о том, как устроить детей, Ольга незаметно для себя заснула.
Глава 2
Утром после военкомата Ольга пошла в центр занятости. Сотрудница центра лет тридцати, словно школьная «класснуха», долго перелистывала Ольгины документы, то и дело недоверчиво поглядывая на нее. Наконец, она что-то размашисто написала на листке, после чего, сняв очки, удивлённо спросила:
– Скажите, а что, на самом деле вы воевали, и у вас имеются ранения?
– Да, – ровным голосом ответила Ольга, – там же всё написано.
– Ну… даже и не знаю, – озадачено произнесла женщина, положив на стол перед Ольгой листочек. – Я тут указала адреса работодателей. К сожалению, вакансии медсестры, сейчас все заняты. А вот уборщицы и продавцы требуются. Если на собеседованиях от вашей кандидатуры откажутся или вы сами не захотите там работать, тогда по вопросу трудоустройства можно будет повторно обратиться только через три месяца. Ольга молча кивнула и вышла из кабинета. В сквере она присела на скамейку, развернула лист с адресами, где были нужны уборщицы и продавцы. Но, так и не дочитав до конца, Ольга скомкала бумагу и бросила её в урну. Сердце подсказывало, что это всё не для неё. Рядом с ней на скамейку присел старенький седой священник в рясе. Ей показалось, что ему нехорошо: он тяжело дышал и одной рукой держался за сердце, а пальцами другой руки теребил висевший на груди крест.
Ольга придвинулась поближе к нему:
– Вам плохо? Может, вам «скорую» вызвать?
Священник отрицательно замотал головой.
– Нет-нет, спасибо. Сейчас отпустит.
Достал из футляра для очков таблетку и положил под язык.
Ольга смотрела на старика, словно боялась, что без скорой помощи не обойдётся. Но с облегчением увидела, что ему становится лучше.
– А ты что же такая грустная, доченька? – спросил вдруг священник. Его глаза смотрели проницательно и с добротой, и Ольга, которой вовсе не хотелось тревожить старика, вдруг решила ему довериться.
– Да так, ерунда, – начала она, хотя её глаза говорили об обратном. – Ходила насчёт работы, а там сказали, что, кроме уборщиц, никто пока не нужен: сокращения везде. А у меня двое детей. Полы мыть я не боюсь, но за это платят копейки, их мне точно не хватит.
Батюшка сочувственно закивал:
– Тяжело, доченька, знаю. Не лучшие времена переживаем. Видать, Господь испытания народу посылает.
Они просидели на скамейке еще около получаса. Ольга рассказала ему о себе. Он, не перебивая, выслушал и, когда она, собираясь уходить, стала с ним прощаться, взял её за руку.
– Ты вот что: слушай и запоминай. Езжай в Псковскую область, станция Песчаная. Есть там храм святителя Николая Чудотворца, спроси батюшку Василия. Скажи, что от меня, от батюшки Афанасия. Поможет он тебе с работой. Бог даст, будет тебе и деткам твоим хлеб насущный. Иди с Богом.
– Я провожу вас, – вставая, предложила она.
– Не тревожься, я потихоньку дойду. Ступай.
Священник перекрестил её. Ольга пошла вдоль дороги. Через несколько шагов оглянувшись в сторону скамейки, она не обнаружила на ней старика. Он словно испарился. Придя домой, Ольга рассказала родителям о безрезультатном походе в центр занятости. Отец с матерью поспешили её успокоить, говорили, что работа обязательно найдется, хотя сами, кажется, не вполне в это верили. Выбрав удобный момент, когда мама вышла из комнаты, Ольга сообщила отцу о том, что ей необходимо ненадолго уехать в другой город.
– Зачем? – спросил Андрей Андреевич.
– Пока сказать не могу, но обещаю там долго не задерживаться, – ответила Ольга. – Я звонила подруге. Возможно, там у меня сложится с работой.
По поводу подруги она соврала, а рассказывать о встрече с батюшкой ей почему-то не хотелось.
Отец тяжело вздохнул.
– Ну вот, сначала мы ждали тебя с войны, теперь вот опять…
– Детям я всё объясню, – заверила его Ольга. – Думаю, что к началу нового учебного года я вернусь.
Андрей Андреевич обеспокоено посмотрел на Ольгу:
– А что я скажу матери?
– Придумай, папуль, что-нибудь. Я тебя очень прошу.
Глава 3
До Пскова Ольга добиралась с пересадкой в Москве. После прошедших майских праздников вокзалы были очень оживлёнными. Ожидая поезда, она нервничала: ей не сиделось в кресле зала ожидания, но она заставила себя перекусить приготовленными в дорогу бутербродами (утром она так и не позавтракала), полистала оставленные кем-то на скамейке газеты, поверх газетных страниц рассеянно разглядывала окружающих её людей. Мучила единственная мысль: правильно ли она поступает, отправляясь туда, где её никто не ждёт? Вдруг она не найдет того батюшку, к которому направил священник? Тогда деньги, потраченные на билеты, просто пропадут зря. Полученную при увольнении с контрактной службы денежную компенсацию она полностью хотела положить в банк под проценты. Впереди у детей государственные экзамены, а потом выпускной: Антону будет нужен костюм, а Ксюше платье. Да ещё плюс на столы, на подарки учителям. Поэтому, уезжая, Ольга оставила дома половину всех полученных денег, а вторую взяла с собой. В поезде ночью ей не спалось, и до самого рассвета она пролежала на верхней полке, смотря в тёмное окно. В голову лезли всякие мысли: вспоминала Чечню, своих друзей, подруг и, конечно же, тех, кто погиб в бою. В детстве при виде крови она могла упасть в обморок, а в Чечне кровь была повсюду: на растерзанных от взрывов и пуль телах раненых и погибших, на броне БТР, в кузовах машин и просто лужами на земле…
В шесть утра Ольга была в Пскове. Город ей понравился: пышная зелень, старые дома. Ей казалось, что небо у Пскова какое-то свое, раскинувшееся только над этим городом - с пушистыми облачками и голубым поднебесьем. Узнав у прохожих, как добраться до храма Николая Чудотворца, она села в автобус и уже через полчаса стояла у его ворот. Внутри народу было мало: люди заходили, ставили свечки, крестились и выходили, не задерживаясь, лишь некоторые останавливались у прилавка, где торговали церковным товаром. Ольга подошла к иконе Николая Чудотворца и поймала себя на мысли, что не знает, как ему молить-ся. Но удержаться, чтобы не попросить помощи у святителя, не смогла и тихо зашептала: «Молю тебя, пошли здоровья детям моим, родителям любимым. Помоги, пожалуйста, найти мне работу и умоли Господа Иисуса Христа простить мне мой грех…»
Глаза Ольги наполнились слезами.
– Бог простит, – неожиданно услышала она за спиной.
Оглянувшись, Ольга увидела батюшку в повседневном облачении. Ему можно было дать около семидесяти. Ольга отметила про себя, что он невысокого роста, а борода его совершенно седая, потом потонула в его добром взгляде.
– Здравствуйте, – тихо сказала она, торопливо вытерев слёзы. – Я… тут проездом. Мне бы очень надо увидеть батюшку Василия.
– Я и есть отец Василий.
Ольга обрадовалась.
– Меня к вам направил отец Афанасий.
Священник внимательно оглядел Ольгу, затем жестом пригласил её в одну из комнат. Ольга пошла за ним. В помещении, куда они вошли, стоял большой письменный стол, полки с множеством книг, шифоньер и длинная деревянная скамья у стены. Ольга вдруг перестала волноваться и почувствовала на душе удивительное спокойствие.
– Присаживайтесь. Вижу, что устали с дороги.
Он сел рядом с ней.
– Надеюсь, что отец Афанасий в добром здравии, коль вас прислал?
Она покивала:
– Да-да.
– Ну, что ж, это уже для меня радость. Слушаю вас, чем могу помочь?
Ольга рассказала батюшке о своей встрече со священником Афанасием и об их разговоре. Батюшка Василий внимательно выслушал её, поглаживая бородку.
– Как таковой официальной работы для кого-либо у меня нет. По всей вероятности, отец Афанасий имел в виду сыроварню в лесу, которую мы с ним когда-то мечтали восстановить. Ещё во времена революции местные дьяконы в подвале монастыря делали глиняные формы для отливания сыра. Был я там пару месяцев назад. Монастыря-то уж нет, один фундамент остался. И вход в подвал завалило остатками кирпичей да камней, стало быть, проникнуть внутрь я не смог. Завал разбирать надо, а сил моих и здоровья уж не осталось. Я понимаю так, что отец Афанасий хотел, чтобы ты сыроварением занялась.
Ольга растерялась:
– Про сыроварню он мне ничего не рассказывал.
Отец Василий понятливо закивал головой:
– Видно, боялся, что трудностей испугаешься.
– Но... Я одна, и мне ведь некому помочь. Тут же наверняка нужны мужские руки и умение.
Ольга почувствовала себя неловко. «Неужели я зря приехала? – подумала она. – Какие, Господи, сыры, и кто их будет покупать? Люди без работы и без денег сидят. Нет, надо извиниться и уезжать».
– Вы простите меня за то, что я отняла у вас время, – вставая, сказала Ольга. – Но мне на самом де-ле нужна работа, а не увлечение. У меня двое детей, которых нужно поднимать. До свидания, батюшка.
Ольга направилась к двери, но в этот момент услышала за спиной голос отца Василия:
– Жаль, доченька. Отец Афанасий никогда не ошибался в людях. Он очень расстроится.
Ольга вышла из церкви и тихо пошла в сторону автобусной остановки. Слова батюшки Василия о том, что отец Афанасий никогда не ошибался в людях, почему-то тронули её. Она остановилась, немного постояла, словно взвешивая свои действия, потом повернулась и быстрым шагом направилась обратно. Батюшку Василия она нашла в той же комнате, откуда вышла несколько минут назад. Он сидел за столом и что-то записывал в тетрадь. Увидев её, отец Ва-силий отложил своё занятие.
– Что-то забыла, доченька?
Ольга села на скамью.
- Батюшка, я подумала и решила, что я должна посмотреть эту сыроварню. Если, конечно, вы разрешите.
– Как же не разрешить, обязательно разрешу, – улыбнувшись, сказал отец Василий. – Ведь если сыро-варня оживёт вновь, то простой люд по тропинке, проложенной Господом, потянется к святому месту.
Ольга улыбнулась от внезапно нахлынувшей на неё радости.
– Спасибо вам, батюшка. Тогда я сейчас в город, мне надо снять комнату в гостинице. Я же только с поезда.
– Гостиниц всего лишь три, да и те наверняка заняты, – сказал он. – Сейчас очень много туристов за-граничных. Ты, доченька, вот что: временно поселись здесь, в церкви, комнатку мы тебе выделим. Завтра утром тебя проводят на место, осмотрись там, что к чему. Главная ценность сыроварни – это старинные рецепты сыра. Они выбиты на стенах внутри подвала. Будем надеяться, что всё сохранилось.
Ольгу поселили в комнате для сторожей. На следующий день утром отец Василий подвёл к ней невысокого, худенького мальчишку лет двенадцати.
– Ну вот, знакомьтесь, это Егор.
Она, улыбнувшись, протянула руку.
– Очень приятно, Егор, с тобой познакомиться. Меня зовут Ольга.
– Егор тебя проводит до разрушенного монастыря в лесу. Объяснит, как вернуться обратно. Перед тем, как идти, зайдите в трапезную: там вам собрали поесть в дорогу. Ну, всё, ступайте с Богом.
Доехав до окраины города, Ольга и Егор вышли с автобуса, и пошли в сторону леса.
– Егор, а к монастырю дороги нет совсем? – спросила она мальчика.
– Никакой нет, – замотал головой Егор. – Была тропка, да и та заросла. Люди боятся заходить в лес. В войну здесь партизанский отряд был, а немцы минировали всю окраину леса, потому как боялись. Вот городские сюда и не заходят – на мине не хотят подорваться.
– Неужели такое случалось? – с интересом спросила Ольга.
– Полно случаев таких. То ногу оторвёт кому, то и вовсе гибнут.
– А сколько туда нам идти?
– Около часа, может, и больше.
В дороге они не отдыхали. Приходилось подниматься в гору и пробираться через сильно заросший молодняк деревьев и кустарники. Наконец Егор оста-новился и, протянув руку, указал пальцем в глубь леса.
– Вон, видишь, дубы стоят?
Ольга присмотрелась:
– Вижу.
– Это монастырские дубы. Мы пришли.
Вид разрушенных до самого фундамента стен, кусков разбросанных кирпичей и валяющегося кругом мусора расстроили Ольгу до глубины души.
– Егор, а кто же разрушил монастырь?
Мальчишка устало присел на пенёк спиленной берёзы.
– Люди, кто же ещё. Когда ещё была дорога, приехали хозяева магазинов с района и увезли кирпич. Пацаны говорят, что они из него построили платный туалет.
– А что, здесь не было сторожа? – удивлённо спросила Ольга.
– Нет. Батюшка Василий сказал, что у крещёного человека рука не поднимется на воровство.
Ольга с грустью посмотрела на развалины:
– Ну да…
Егор показал Ольге заваленный обломками гнилых досок и брёвен вход в подвал.
– Это мы с батюшкой закидали, чтобы никто не увидел сыроварню.
Перекусив, Ольга с Егором принялись освобождать вход в подвал. Работы предстояло много, к тому же солнце уже поднялось высоко, и наступала жара. Только часа через три им удалось добраться до дверей. Они были очень тяжёлыми и поначалу не поддавались. Помог валявшийся рядом лом, который, очевидно, забыли те, кто приходил сюда за стенным камнем. Ольга зажгла свечку, и они с Егором стали потихоньку спускаться вниз по каменным ступеням.
Помещение сыроварни было небольшим: около двадцати метров. Стены были выложены плоским светлым камнем, на них аккуратно и красиво были выбиты латинские буквы. Прочесть, что написано, Ольга не смогла из-за плохого освещения и пыли. Посреди комнаты стояли два длинных стола, изготовленных из хороших и толстых досок, похожих на дубовые. Рядом были такие же длинные скамейки. В самом углу стояла печь с дымоходом в стене. На полу было много глиняной посуды: разного размера горшки, чаны, деревянные ложки, ковшики, лопатки, формы, очевидно, для заливания в них готового сыра. Тут же стояли три дубовых бочки, наполовину заполненные мутной водой. На потолке висели светильники с подсвечниками, в которых ещё сохранились толстые подгоревшие свечки. Всё это настолько удивило Ольгу, что она с трудом удерживала в себе нахлынувшие эмоции. Весь остаток дня они с Егором отмывали комнату, посуду, стены. Помогло то, что воду набирали в роднике рядом с монастырем. Ближе к вечеру Ольга и Егор подустали, но остались довольны проделанной работой. Закрыв двери в подвал, они отправились обратно в город. В автобусе Егор, прислонившись щекой к окну, моментально заснул, а Ольга, глядя на него, думала о дочери и сыне. Она не знала, как они воспримут новость о том, что их мама пошла в какой-то лес, где, совершенно не зная, что её ждёт, занимается восстановлением столетней сыроварни. Больше всего она боялась, что, если это всё окажется напрасным, она зря истратит оставшиеся деньги. Но отступать было уже некуда: не привыкла она бросать начатые дела и обманывать доверие людей.
Все события данной книги являются вымышленными от начала и до конца. Все совпадения с реальными действиями либо ситуациями — случайность. Судьба любого человека в ту или иную секунду из прямой линии жизни может превратиться в ломаную. И никто не знает, когда и как это случится: оборвётся ли она неожиданно или под конец уже еле заметным пунктиром протянется к небытию.
Несмотря на эти грустные нотки в обращении к вам, желаю приятного чтения.
Глава 1
Андрей Андреевич разлил по рюмкам коньяк и посмотрел на дочь.
– Вот мать то обрадуется. Часа через два придёт.
Ольга посмотрела на часы.
– А где она, бать?
– Подрабатывает сторожем у коммерсантов.
– А… понятно.
Отец взял рюмку и пригладил пальцами усы.
– Чем же, доченька, теперь заниматься будешь? – спросил он.
– Пока не знаю. Может, в фермеры подамся, – с едва заметной улыбкой ответила она. Добавив: – Буду снабжать вас сыром и сметаной.
– Чтобы быть фермером, надо иметь хорошее здоровье, – сдерживая отцовское волнение, сказал Андрей Андреевич. – Будешь напрягаться физически, тогда твои ранения встанут тебе боком. Два осколка не вытащили? Не вытащили. А где они сейчас? Хирурги тебе же ясно сказали: в сантиметре от сердца, вытаскивать нельзя, придётся жить с ними.
Андрей Андреевич помолчал, потом заговорил ещё серьёзнее:
– А у тебя двое детей. Да и мать пожалей. Пока ты в Чечне по горам лазила и по госпиталям валялась, она дорожку в церковь протаптывала и ночью в подушку ревела, – он залпом выпил содержимое рюмки, закусил лимоном. – Пойдёшь на спокойную работу. К примеру, продавщицей или кондуктором на автобус. Так и мне и матери будет спокойнее. Алименты Колька тебе за детей, слава Богу, платит. Забывай, доченька, эту страшную войну, пора к мирной жизни привыкать.
Ольга взяла со стола рюмку:
– Давай, отец, выпьем.
Андрей Андреевич налил себе в рюмку коньяк.
– С возвращением, доченька.
Они выпили и закусили.
– Я завтра в военкомат, на учёт надо встать, – сказала Ольга. – Оттуда на биржу. Может, работу какую найду.
Она подошла к зеркалу. Всмотрелась в своё отражение, задумчиво пригладила волосы. Да, за то время, пока была в Чечне, она сильно изменилась: похудела, лицо потеряло приятную округлость. От глаз, кажущихся ещё больше из-за залёгших под ними кругов, лучиками расходились преждевременные морщинки. Волосы утратили былую гладкость, стали сухими и тусклыми. На войне она чисто по-женски берегла лицо – боялась, что его изуродует какой-нибудь шальной осколок. Но необходимость пригибаться под пулями и таскать тяжёлый бронежилет сделали сутулость привычкой. Былая привлекательность почти исчезла: даже странно было вспоминать, что ещё совсем недавно она не могла выйти из дома, не воспользовавшись косметикой, следила за собой, ходила в парикмахерскую, меняла платья, туфли…
Чтобы не расстраиваться от неутешительных мыслей и рассуждений о том, как она теперь выглядит, Ольга остановила взгляд на бумажных листочках, лежавших на тумбочке.
– А это что за открытки?
Андрей Андреевич махнул рукой.
– Пригласительные билеты на избирательный участок, там, кстати, и твой тоже. На выборы в депутаты.
– За кого голосовать будете? – спросила Ольга. – Опять небось за ельцинских демократов?
Отец нахмурился с досады, нехотя ответил:
– А мне без разницы. Это мать твоя политик. А по мне – всех бы их метлой гнать. Хотя вот можно за коммунистов. Они как бы за народ.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга. – Ладно, я пойду, пройдусь немного. Сто лет в магазинах уже не была. Детей сейчас будить не буду, пусть выспятся. Проснутся – скажи, скоро приду.
Апрель выдался тёплым. Ольга шла по улице, всматриваясь в рекламные вывески. Два года назад в их районе было всего три магазина, а теперь они попадались на каждом шагу. Одних только похоронных ритуалов она целых три насчитала. В ряд стояли несколько видов гробов, образцы венков, крестов. Рядом рекламный баннер с надписью: «Для ветеранов войны акция: при покупке гроба второй за половину цены и венок в подарок».
Ольга стиснула зубы. Она вспомнила, как в декабре девяносто пятого в Гудермесе их рота попала в окружение в районе комендатуры и вокзала. Сама она чудом уцелела, ни царапинки. Тогда за час боя они потеряли убитыми сразу десять молодых ребят. Она хорошо помнила, как оставшиеся в живых, грязные и измотанные в бою восемнадцатилетние пацаны, бережно грузили тела погибших в кузов «Урала». И каждый, кто выжил тогда, думал только об одном: что если бы не прилетевшие вовремя «вертушки», то полегли бы все как один – боевиков было в несколько десятков раз больше. А на следующий день спешно спаянные цинковые гробы отправляли на аэродром…
Усилием воли Ольга заставила себя прервать тяжёлые воспоминания и зашла в торговый центр. В зале женской одежды она, разглядывая платья и блузки, вдруг с каким-то непонятным для себя страхом поняла, что все эти красивые вещи ей совсем неинтересны. Роднее всего для неё был и до сих пор остался комплект застиранной «афганки». Даже сейчас, одетая в поношенную юбку и простую кофту, Ольга ощущала какую-то тесноту и скованность в движении.
Купив к чаю конфет и пройдя по скверу в центре города, она возвращалась домой уже по другой улице, где, она помнила, стояла небольшая часовня. В последний раз она была здесь перед самым отъездом на Кавказ.
У неё не было при себе платка накрыть голову, но она всё же решилась войти внутрь. Народу в церкви было мало: две старушки, шепчущие у икон молитву, да молодая девчушка. Ольга купила две свечки: одну за упокой погибшим друзьям, а другую за здравие родителям и детям. У распятия она остановилась, и, поцеловав крест, тихо прошептала: «Господи, прости меня за всё…»
Перекрестившись, вышла на улицу, и в это время раздался звон колоколов, который еще долго слышался за её спиной.
Она вернулась домой к обеду. Дети уже проснулись, а мать пришла с работы. Сколько же было радости и слёз на глазах у Ольги, когда она обнимала маму, сына Антона и дочку Ксению! Андрей Андреевич с улыбкой обнял жену.
– Ну, вот, Анна Павловна, и в сборе наше семейство. Давай собирай на стол всё, что есть.
Сидели до позднего часа. Мама рассказывала Ольге о детях, об их учёбе, переживая из-за школьных проблем: у Антона опять в дневнике замечание по поведению, а Ксюша не дотягивает по математике. Андрей Андреевич, вспомнив юность, взялся за старенькую гармонь: пел песни военных лет. Антон и Ксения в другой комнате смотрели телевизор.
Когда легли спать, Ольга долго не могла заснуть. Её очень тревожило будущее: надо было найти работу и поднимать детей. Антон заканчивал девятый класс, Ксения седьмой. Через два-три года им надо будет куда-то поступать учиться. Сын мечтает пойти в военное училище. В свои четырнадцать он выглядит на семнадцать, высокий, рослый. По рассказам отца, Антон всё свободное время пропадает на стадионе. На полу в его комнате она заметила несколько тяжёлых гирь, а во дворе он себе сам сделал турник. А дочь хочет стать художником. Множеством её красивых рисунков обклеена стена в летней кухне. Рассматривая их, Ольга поняла, что для осуществления целей, которые дети поставили перед собой, будут необходимы, конечно же, деньги. И немалые: одна из её подруг однажды поведала ей о том, как поступал на учёбу в университет её сын. Сплошные поборы и намёки на взятки. «А куда было деваться? – говорила Инга. – Единственный сын. Хочешь, не хочешь, а давать пришлось. Ради его мечты я бы даже на панель пошла, чтоб набрать денег. Кое-как справилась: продала всё золото, машину». За этими воспоминаниями и мыслями о том, как устроить детей, Ольга незаметно для себя заснула.
Глава 2
Утром после военкомата Ольга пошла в центр занятости. Сотрудница центра лет тридцати, словно школьная «класснуха», долго перелистывала Ольгины документы, то и дело недоверчиво поглядывая на нее. Наконец, она что-то размашисто написала на листке, после чего, сняв очки, удивлённо спросила:
– Скажите, а что, на самом деле вы воевали, и у вас имеются ранения?
– Да, – ровным голосом ответила Ольга, – там же всё написано.
– Ну… даже и не знаю, – озадачено произнесла женщина, положив на стол перед Ольгой листочек. – Я тут указала адреса работодателей. К сожалению, вакансии медсестры, сейчас все заняты. А вот уборщицы и продавцы требуются. Если на собеседованиях от вашей кандидатуры откажутся или вы сами не захотите там работать, тогда по вопросу трудоустройства можно будет повторно обратиться только через три месяца. Ольга молча кивнула и вышла из кабинета. В сквере она присела на скамейку, развернула лист с адресами, где были нужны уборщицы и продавцы. Но, так и не дочитав до конца, Ольга скомкала бумагу и бросила её в урну. Сердце подсказывало, что это всё не для неё. Рядом с ней на скамейку присел старенький седой священник в рясе. Ей показалось, что ему нехорошо: он тяжело дышал и одной рукой держался за сердце, а пальцами другой руки теребил висевший на груди крест.
Ольга придвинулась поближе к нему:
– Вам плохо? Может, вам «скорую» вызвать?
Священник отрицательно замотал головой.
– Нет-нет, спасибо. Сейчас отпустит.
Достал из футляра для очков таблетку и положил под язык.
Ольга смотрела на старика, словно боялась, что без скорой помощи не обойдётся. Но с облегчением увидела, что ему становится лучше.
– А ты что же такая грустная, доченька? – спросил вдруг священник. Его глаза смотрели проницательно и с добротой, и Ольга, которой вовсе не хотелось тревожить старика, вдруг решила ему довериться.
– Да так, ерунда, – начала она, хотя её глаза говорили об обратном. – Ходила насчёт работы, а там сказали, что, кроме уборщиц, никто пока не нужен: сокращения везде. А у меня двое детей. Полы мыть я не боюсь, но за это платят копейки, их мне точно не хватит.
Батюшка сочувственно закивал:
– Тяжело, доченька, знаю. Не лучшие времена переживаем. Видать, Господь испытания народу посылает.
Они просидели на скамейке еще около получаса. Ольга рассказала ему о себе. Он, не перебивая, выслушал и, когда она, собираясь уходить, стала с ним прощаться, взял её за руку.
– Ты вот что: слушай и запоминай. Езжай в Псковскую область, станция Песчаная. Есть там храм святителя Николая Чудотворца, спроси батюшку Василия. Скажи, что от меня, от батюшки Афанасия. Поможет он тебе с работой. Бог даст, будет тебе и деткам твоим хлеб насущный. Иди с Богом.
– Я провожу вас, – вставая, предложила она.
– Не тревожься, я потихоньку дойду. Ступай.
Священник перекрестил её. Ольга пошла вдоль дороги. Через несколько шагов оглянувшись в сторону скамейки, она не обнаружила на ней старика. Он словно испарился. Придя домой, Ольга рассказала родителям о безрезультатном походе в центр занятости. Отец с матерью поспешили её успокоить, говорили, что работа обязательно найдется, хотя сами, кажется, не вполне в это верили. Выбрав удобный момент, когда мама вышла из комнаты, Ольга сообщила отцу о том, что ей необходимо ненадолго уехать в другой город.
– Зачем? – спросил Андрей Андреевич.
– Пока сказать не могу, но обещаю там долго не задерживаться, – ответила Ольга. – Я звонила подруге. Возможно, там у меня сложится с работой.
По поводу подруги она соврала, а рассказывать о встрече с батюшкой ей почему-то не хотелось.
Отец тяжело вздохнул.
– Ну вот, сначала мы ждали тебя с войны, теперь вот опять…
– Детям я всё объясню, – заверила его Ольга. – Думаю, что к началу нового учебного года я вернусь.
Андрей Андреевич обеспокоено посмотрел на Ольгу:
– А что я скажу матери?
– Придумай, папуль, что-нибудь. Я тебя очень прошу.
Глава 3
До Пскова Ольга добиралась с пересадкой в Москве. После прошедших майских праздников вокзалы были очень оживлёнными. Ожидая поезда, она нервничала: ей не сиделось в кресле зала ожидания, но она заставила себя перекусить приготовленными в дорогу бутербродами (утром она так и не позавтракала), полистала оставленные кем-то на скамейке газеты, поверх газетных страниц рассеянно разглядывала окружающих её людей. Мучила единственная мысль: правильно ли она поступает, отправляясь туда, где её никто не ждёт? Вдруг она не найдет того батюшку, к которому направил священник? Тогда деньги, потраченные на билеты, просто пропадут зря. Полученную при увольнении с контрактной службы денежную компенсацию она полностью хотела положить в банк под проценты. Впереди у детей государственные экзамены, а потом выпускной: Антону будет нужен костюм, а Ксюше платье. Да ещё плюс на столы, на подарки учителям. Поэтому, уезжая, Ольга оставила дома половину всех полученных денег, а вторую взяла с собой. В поезде ночью ей не спалось, и до самого рассвета она пролежала на верхней полке, смотря в тёмное окно. В голову лезли всякие мысли: вспоминала Чечню, своих друзей, подруг и, конечно же, тех, кто погиб в бою. В детстве при виде крови она могла упасть в обморок, а в Чечне кровь была повсюду: на растерзанных от взрывов и пуль телах раненых и погибших, на броне БТР, в кузовах машин и просто лужами на земле…
В шесть утра Ольга была в Пскове. Город ей понравился: пышная зелень, старые дома. Ей казалось, что небо у Пскова какое-то свое, раскинувшееся только над этим городом - с пушистыми облачками и голубым поднебесьем. Узнав у прохожих, как добраться до храма Николая Чудотворца, она села в автобус и уже через полчаса стояла у его ворот. Внутри народу было мало: люди заходили, ставили свечки, крестились и выходили, не задерживаясь, лишь некоторые останавливались у прилавка, где торговали церковным товаром. Ольга подошла к иконе Николая Чудотворца и поймала себя на мысли, что не знает, как ему молить-ся. Но удержаться, чтобы не попросить помощи у святителя, не смогла и тихо зашептала: «Молю тебя, пошли здоровья детям моим, родителям любимым. Помоги, пожалуйста, найти мне работу и умоли Господа Иисуса Христа простить мне мой грех…»
Глаза Ольги наполнились слезами.
– Бог простит, – неожиданно услышала она за спиной.
Оглянувшись, Ольга увидела батюшку в повседневном облачении. Ему можно было дать около семидесяти. Ольга отметила про себя, что он невысокого роста, а борода его совершенно седая, потом потонула в его добром взгляде.
– Здравствуйте, – тихо сказала она, торопливо вытерев слёзы. – Я… тут проездом. Мне бы очень надо увидеть батюшку Василия.
– Я и есть отец Василий.
Ольга обрадовалась.
– Меня к вам направил отец Афанасий.
Священник внимательно оглядел Ольгу, затем жестом пригласил её в одну из комнат. Ольга пошла за ним. В помещении, куда они вошли, стоял большой письменный стол, полки с множеством книг, шифоньер и длинная деревянная скамья у стены. Ольга вдруг перестала волноваться и почувствовала на душе удивительное спокойствие.
– Присаживайтесь. Вижу, что устали с дороги.
Он сел рядом с ней.
– Надеюсь, что отец Афанасий в добром здравии, коль вас прислал?
Она покивала:
– Да-да.
– Ну, что ж, это уже для меня радость. Слушаю вас, чем могу помочь?
Ольга рассказала батюшке о своей встрече со священником Афанасием и об их разговоре. Батюшка Василий внимательно выслушал её, поглаживая бородку.
– Как таковой официальной работы для кого-либо у меня нет. По всей вероятности, отец Афанасий имел в виду сыроварню в лесу, которую мы с ним когда-то мечтали восстановить. Ещё во времена революции местные дьяконы в подвале монастыря делали глиняные формы для отливания сыра. Был я там пару месяцев назад. Монастыря-то уж нет, один фундамент остался. И вход в подвал завалило остатками кирпичей да камней, стало быть, проникнуть внутрь я не смог. Завал разбирать надо, а сил моих и здоровья уж не осталось. Я понимаю так, что отец Афанасий хотел, чтобы ты сыроварением занялась.
Ольга растерялась:
– Про сыроварню он мне ничего не рассказывал.
Отец Василий понятливо закивал головой:
– Видно, боялся, что трудностей испугаешься.
– Но... Я одна, и мне ведь некому помочь. Тут же наверняка нужны мужские руки и умение.
Ольга почувствовала себя неловко. «Неужели я зря приехала? – подумала она. – Какие, Господи, сыры, и кто их будет покупать? Люди без работы и без денег сидят. Нет, надо извиниться и уезжать».
– Вы простите меня за то, что я отняла у вас время, – вставая, сказала Ольга. – Но мне на самом де-ле нужна работа, а не увлечение. У меня двое детей, которых нужно поднимать. До свидания, батюшка.
Ольга направилась к двери, но в этот момент услышала за спиной голос отца Василия:
– Жаль, доченька. Отец Афанасий никогда не ошибался в людях. Он очень расстроится.
Ольга вышла из церкви и тихо пошла в сторону автобусной остановки. Слова батюшки Василия о том, что отец Афанасий никогда не ошибался в людях, почему-то тронули её. Она остановилась, немного постояла, словно взвешивая свои действия, потом повернулась и быстрым шагом направилась обратно. Батюшку Василия она нашла в той же комнате, откуда вышла несколько минут назад. Он сидел за столом и что-то записывал в тетрадь. Увидев её, отец Ва-силий отложил своё занятие.
– Что-то забыла, доченька?
Ольга села на скамью.
- Батюшка, я подумала и решила, что я должна посмотреть эту сыроварню. Если, конечно, вы разрешите.
– Как же не разрешить, обязательно разрешу, – улыбнувшись, сказал отец Василий. – Ведь если сыро-варня оживёт вновь, то простой люд по тропинке, проложенной Господом, потянется к святому месту.
Ольга улыбнулась от внезапно нахлынувшей на неё радости.
– Спасибо вам, батюшка. Тогда я сейчас в город, мне надо снять комнату в гостинице. Я же только с поезда.
– Гостиниц всего лишь три, да и те наверняка заняты, – сказал он. – Сейчас очень много туристов за-граничных. Ты, доченька, вот что: временно поселись здесь, в церкви, комнатку мы тебе выделим. Завтра утром тебя проводят на место, осмотрись там, что к чему. Главная ценность сыроварни – это старинные рецепты сыра. Они выбиты на стенах внутри подвала. Будем надеяться, что всё сохранилось.
Ольгу поселили в комнате для сторожей. На следующий день утром отец Василий подвёл к ней невысокого, худенького мальчишку лет двенадцати.
– Ну вот, знакомьтесь, это Егор.
Она, улыбнувшись, протянула руку.
– Очень приятно, Егор, с тобой познакомиться. Меня зовут Ольга.
– Егор тебя проводит до разрушенного монастыря в лесу. Объяснит, как вернуться обратно. Перед тем, как идти, зайдите в трапезную: там вам собрали поесть в дорогу. Ну, всё, ступайте с Богом.
Доехав до окраины города, Ольга и Егор вышли с автобуса, и пошли в сторону леса.
– Егор, а к монастырю дороги нет совсем? – спросила она мальчика.
– Никакой нет, – замотал головой Егор. – Была тропка, да и та заросла. Люди боятся заходить в лес. В войну здесь партизанский отряд был, а немцы минировали всю окраину леса, потому как боялись. Вот городские сюда и не заходят – на мине не хотят подорваться.
– Неужели такое случалось? – с интересом спросила Ольга.
– Полно случаев таких. То ногу оторвёт кому, то и вовсе гибнут.
– А сколько туда нам идти?
– Около часа, может, и больше.
В дороге они не отдыхали. Приходилось подниматься в гору и пробираться через сильно заросший молодняк деревьев и кустарники. Наконец Егор оста-новился и, протянув руку, указал пальцем в глубь леса.
– Вон, видишь, дубы стоят?
Ольга присмотрелась:
– Вижу.
– Это монастырские дубы. Мы пришли.
Вид разрушенных до самого фундамента стен, кусков разбросанных кирпичей и валяющегося кругом мусора расстроили Ольгу до глубины души.
– Егор, а кто же разрушил монастырь?
Мальчишка устало присел на пенёк спиленной берёзы.
– Люди, кто же ещё. Когда ещё была дорога, приехали хозяева магазинов с района и увезли кирпич. Пацаны говорят, что они из него построили платный туалет.
– А что, здесь не было сторожа? – удивлённо спросила Ольга.
– Нет. Батюшка Василий сказал, что у крещёного человека рука не поднимется на воровство.
Ольга с грустью посмотрела на развалины:
– Ну да…
Егор показал Ольге заваленный обломками гнилых досок и брёвен вход в подвал.
– Это мы с батюшкой закидали, чтобы никто не увидел сыроварню.
Перекусив, Ольга с Егором принялись освобождать вход в подвал. Работы предстояло много, к тому же солнце уже поднялось высоко, и наступала жара. Только часа через три им удалось добраться до дверей. Они были очень тяжёлыми и поначалу не поддавались. Помог валявшийся рядом лом, который, очевидно, забыли те, кто приходил сюда за стенным камнем. Ольга зажгла свечку, и они с Егором стали потихоньку спускаться вниз по каменным ступеням.
Помещение сыроварни было небольшим: около двадцати метров. Стены были выложены плоским светлым камнем, на них аккуратно и красиво были выбиты латинские буквы. Прочесть, что написано, Ольга не смогла из-за плохого освещения и пыли. Посреди комнаты стояли два длинных стола, изготовленных из хороших и толстых досок, похожих на дубовые. Рядом были такие же длинные скамейки. В самом углу стояла печь с дымоходом в стене. На полу было много глиняной посуды: разного размера горшки, чаны, деревянные ложки, ковшики, лопатки, формы, очевидно, для заливания в них готового сыра. Тут же стояли три дубовых бочки, наполовину заполненные мутной водой. На потолке висели светильники с подсвечниками, в которых ещё сохранились толстые подгоревшие свечки. Всё это настолько удивило Ольгу, что она с трудом удерживала в себе нахлынувшие эмоции. Весь остаток дня они с Егором отмывали комнату, посуду, стены. Помогло то, что воду набирали в роднике рядом с монастырем. Ближе к вечеру Ольга и Егор подустали, но остались довольны проделанной работой. Закрыв двери в подвал, они отправились обратно в город. В автобусе Егор, прислонившись щекой к окну, моментально заснул, а Ольга, глядя на него, думала о дочери и сыне. Она не знала, как они воспримут новость о том, что их мама пошла в какой-то лес, где, совершенно не зная, что её ждёт, занимается восстановлением столетней сыроварни. Больше всего она боялась, что, если это всё окажется напрасным, она зря истратит оставшиеся деньги. Но отступать было уже некуда: не привыкла она бросать начатые дела и обманывать доверие людей.
Рейтинг: 0
209 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения