Павел не сразу понял то, что произошло под Москвой в конце первой недели декабря. На отдельных участках фронта Красная армия нанесла по немецким войскам несколько мощных ударов, вклинившись в их передний край обороны. Затем начали откатываться моторизованные дивизии Гудериана от Тулы. Оптимисты говорили, что Сталин готовится к бегству, и бросил остатки Красной армии, чтобы выиграть несколько дней для эвакуации ценностей и уничтожения секретных документов.
– Это даже лучше для нас, – заявляли они. – Русские быстрее истощат себя, и дальше будут драпать до Урала так, что их не смогут догнать лучшие части вермахта.
Однако к середине декабря стало ясно даже самым наивным, что немецкие войска отступают. Ими был сдан Клин, вскоре Волоколамск и Калинин. Совинформбюро сообщило о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой.
В Крайске тоже не было спокойствия. 14 декабря взлетели пакгаузы с горючим и боеприпасами на аэродроме. Через два дня произошел взрыв водокачки на железнодорожном узле. На три дня остановилось движение в обоих направлениях. Эшелоны застряли на подъезде к Крайску и с Запада, и с Востока. Павел поспешил передать об этом в Москву:
«После выведения из строя водокачки на железнодорожном узле Крайска отмечается скопление эшелонов идущих как в восточном, так и в западном направлении. Ремонт водокачки продлится не менее трех суток. Рысь».
На следующий день на подъездные железнодорожные узлы советские бомбардировщики обрушили град бомб, отрезав дорогу для уцелевших эшелонов и вперед, и назад. Несколько немецких эшелонов было уничтожено.
Оберштурмбанфюрер Ланг рвал и метал, требуя от подчиненных немедленно отыскать виновников диверсий на аэродроме и на водокачке. Продолжала работать неизвестная русская рация.
Ланг приказал провести облаву, взять двадцать заложников и повесить на Гитлерплац, центральной площади. Одиннадцать женщин и девушек, восемь мужчин разного возраста и один подросток были повешены 21 декабря. Павел стоял среди офицеров и скрежетал зубами. – Тебе, оберштурмбанфюрер Ланг, после этого не жить – поклялся Павел, глядя на несчастных с петлями на шее, стоящих на ящиках, вместо помостов.
2.
Новый год Павел встречал в казино. Эрика спела свои песенки до наступления полуночи, и села за столик к Павлу. Ровно в двенадцать ночи они выпили шампанское за сорок второй год.
– Пусть он принесет людям счастья, – сказала Эрика. – Пусть он принесет нам победу, – сказал Павел. – Кому «нам»? – лукаво улыбнувшись, спросила Эрика. – Нам с тобой, милая, – тоже улыбнулся Павел.
Веселье в зале разгоралось с неимоверной скоростью. Изрядно выпившие еще до полуночи офицеры теперь пили безостановочно.
Около часа к Павлу подошел оберштурмбанфюрер Ланг. Он был почти трезв и мрачен. Ланг поздравил гауптмана Шульца и его подругу с Новым годом и сообщил, что получил вызов в Берлин.
– Я ничего хорошего не жду от этой поездки. Кальтенбруннер не простит мне здешних моих проколов, – сказал он Павлу. – Может больше не увидимся, гауптман. – Когда уезжаешь, оберштурмбанфюрер? – поинтересовался Павел. – Завтра… Нет, уже сегодня, – ответил Ланг.
Павел нахмурился. Столь скоропалительный отъезд начальника Крайского СД мешал Павлу привести в исполнение приговор карателю. Ланг выпил налитый на донышко фужера коньяк. Павел в это время шепнул Эрике: – Пригласи его потанцевать. Потом… потом позови его к себе в гости, намекни, что с приятным продолжением…
При этих словах он так сильно сжал ей руку, что Эрика поморщилась от боли, но едва Ланг поставил фужер на стол, она кокетливо улыбнулась ему: – Герр оберштурмбанфюрер, не откажите даме в танце.
Ланг удивленно посмотрел на нее, потом на Павла, сидевшего с недовольным лицом. – Гауптман, твоя дама просит меня… – Пусть делает, что хочет. Я ей не муж, – зло ответил Павел и налил в свой фужер коньяк почти до краев. – Вы, никак, поссорились, – сказал Ланг и подал Эрике руку.
Едва они направились к танцевальному пятачку, где под томную мелодию танцевали две или три пары, Павел поднялся со стула и, прихватив бутылку с оставшимся коньяком, вышел из зала. Он надел утепленную шинель и фуражку. У входных дверей стоял промерзший насквозь часовой в железной каске и в тонкой шинели. На сизом его носу висела капля.
Павел, прикинувшись пьяным, похлопал солдата по плечу и сунул ему в руки бутылку, проговорив: – На, подогрей свою кровь, солдат. На улице минус тридцать, а в ней плюс сорок. Результат в твою пользу. Глаза у солдата радостно блеснули. – Благодарю вас, герр гауптман.
На улице действительно было морозно, но не более, чем минус десять. Только вдоль улицы дул, словно в трубу, пронизывающий ветер, мигом выдувая из-под шинели тепло. Павел быстро отыскал «мерседес» оберштурмбанфюрера. Павел знал, что Ланг любит водить машину сам и услугами шофера пользуется редко. Никого вблизи от «мерседеса» не было. Шофера, которым запрещалось оставлять включенным мотор машин надолго из-за экономии бензина, попрятались кто где. Впрочем, и машин было немного. Открыв незапертую заднюю дверцу, Павел нырнул в салон и сел, пригнувшись так, чтобы не быть заметным со стороны, в надежде, что Ланг не откажется от восхитительного тела Эрики.
Эрика, а за нею Ланг вышли минут через двадцать. Эрика смеялась и висла на руке оберштурмбанфюрера.
Павел опустился на пол и вынул из рукава шинели стилет с тонким стальным клинком.
Ланг усадил Эрику на переднее сидение, обошел машину и сел за руль. Его рука потянулась к ключу зажигания, но в то же мгновение клинок вонзился штурмбанфюреру сзади в шею, скользнув по нижнему краю черепа. Начальник Крайского отделения СД Ланг даже не успел понять, что он убит. И вряд ли до его мозга дошла боль. Но Павлу некогда было размышлять на эту тему. Он только приказал Эрике: – Быстро выходи из машины и иди к моей. Только не кричи. Потом, потом отнервничаешься.
Эрика послушно покинула «мерседес», подошла к рядом стоящему «опелю» и села в его промерзший салон.
Павел, выйдя из «мерседеса», внимательно осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, тоже сел в «опель». Заправленный качественным трофейным бензином, он завелся с пол-оборота.
Эрика, как только машина тронулась, разрыдалась: – Ты его убил, Пауль? Убил? – Я привел в исполнение приговор, – угрюмо ответил Павел. – Чей? Зачем? – Ты знаешь, он на днях казнил двадцать ни в чем неповинных людей – женщин, мужчин, стариков и даже подростка не пожалел. Я решил его за них покарать. Ты не согласна? Тогда беги, доноси на меня в СД. Я остановлю машину. Павел и впрямь притормозил, но Эрика схватила его за руку и сказала с обидой: – Как ты мог это мне сказать, Пауль? Я испугалась. Я никогда не видела, как убивают людей. А он меня перед этим так целовал, обрадованный возможностью провести остаток Новогодней ночи в моей постели…
3.
2 января Павла вызвали к штурмбанфюреру Веберу, временно исполнявшему обязанности начальника Крайского отделения СД вместо убитого Ланга.
– Судя по показаниям часового, находившегося у входа, вы, гауптман, покинули казино около часу ночи один. – Да, герр штурмбанфюрер. У нас с фройляйн Кох вышла размолвка, и я решил уехать. – Причина размолвки? – Я хотел пойти с нею танцевать, но она предпочла оберштурмбанфюрера Ланга. Я не мог этого стерпеть. – Вы вышли из казино и сели в машину оберштурмбанфюрера? – Зачем мне было садиться в чужую машину, герр штурмбанфюрер? – Чтобы отомстить оберштурмбанфюреру. – За что? Скорее я отомстил бы фройляйн Кох за нанесенную мне обиду. Но на свежем воздухе моя горячность прошла, и я подумал, не вернуться ли мне, но в это время вышли оберштурмбанфюрер Ланг и фройляйн Кох и направились к машине оберштурмбанфюрера. Фройляйн Кох, увидев мою машину, что-то сказала Лангу и подошла ко мне. Она сказала мне, что не хотела меня обидеть, согласившись потанцевать с оберштурмбанфюрером. Я открыл дверцу и сказал ей: «Тогда садись, поедем заниматься любовью». Она села и мы уехали.
– А оберштурмбанфюрер? – Мы уехали вперед. – Оберштурмбанфюрер был убит профессиональным ударом в шею тончайшим клинком, похожим на стилет. Вы же обучались этому? – Да, герр штурмбанфюрер. И если бы я хотел убить вашего шефа, то не таким способом, а скорее удавкой или ударом по голове чем-нибудь тяжелым. Но тогда мне пришлось бы убить и фройляйн Кох. Нас учили, не оставлять в живых свидетелей. А вы, как понимаю, будете допрашивать и ее, не так ли, герр штурмбанфюрер? – Уже, – ответил Вебер. – Уже допросили. Ваши и ее показания совпадают. Только она показала, что не сама подошла к вам, а вы окликнули ее и попросили прощения за то, что бросили ее одну. А оберштурмбанфюрер любезно согласился отвезти ее домой. – Пусть будет так, штурмбанфюрер. Женщина есть женщина, – проговорил Павел. – Да, я позвал ее и попросил прощения. Внесите это исправление в протокол. Вы не верите мне? – У меня нет никаких улик против вас, гауптман – признался Вебер. – Но мой нюх подсказывает, что… Впрочем, я не исключаю и стечение обстоятельств и вашу профессиональную подготовку. И знаю, что вы могли бы убить оберштурмбанфюрера так, что на вас не упало бы и тени подозрения. – Вы правы, герр штурмбанфюрер. И я тогда бы охотился бы сам за собою.
…– Я перетрухала, когда Вебер стал допрашивать меня, – призналась Эрика. – Я боялась, что-нибудь напутать… – И напутала, – усмехнулся Павел, – сказав, что я окликнул тебя, и я попросил у тебя прощения. – Я подумала, что так будет логичней – ответила Эрика. – Прости, я подвела тебя. – Наоборот, это расхождение только усилило в глазах Вебера правдоподобность наших показаний. Ты умница. Теперь ты можешь считать себя участницей ликвидации начальника Крайского отделения СД оберштурмбанфюрера СД и карателя Ланга, – сказал ей Павел.
Помочь сайту
Поздравления
