Помочь сайту
Поздравления
Мертвенно - бледный свет фонарей (начало)
10 января 2017 -
Александр Гребёнкин
повесть - легенда
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Стивенсон смотрел в окно и наблюдал, как вагоны разрезают своими колесами волны серого ползучего тумана, лязгая, будто каторжники, железными цепями. Иногда ему казалось, что в закрученных вихрях серых клубней виднеются зеленовато - желтые черепа и поднятые вверх костлявые руки с растопыренными пальцами. Туман изменялся, и эти призрачные фигуры тут же исчезали. Дрожали холодные деревья с поблекшей листвой и начинающие облетать острые кусты. Поля были покрыты черно-зеленой мокротой от недавнего дождя.
Поезд шатало из стороны в сторону и напротив, в такт вагону, покачивался немногословный и серьезный молодой человек, одетый как франт. Стивенсон думал о том, сколько же тот выложил за свой новенький кремовый костюм, ведь он, по его словам, был студентом. Пиджак облегал его коренастую фигуру, мускулистую, как у гимнаста, и казалось, вот-вот лопнет на его плечах. В петлице его пиджака пламенела гвоздика. Как он сообщил, поезд мчал его к возлюбленной.
Отчаявшись разговорить молодого человека, Стивенсон, покашливая в платок, занялся газетой. На одной из страниц были поданы новые вести о нашумевшем убийстве в Лондоне. Писалось, что это была, возможно, личная месть. Мелькали рисунки присыпанного черной листвой тела и суровые лица инспекторов Скотленд – ярда.
Стивенсон, не будучи особо падким на такие новости, сразу же перевернул страницу, глянув еще раз на соседа. Молодой человек всматривался наивными голубыми глазами в рваный меловой туман, сквозь который проглядывались желто - зеленоватые постройки. Подъезжали к какой-то станции.
Вокзал оказался пустынным, гулким, словно горное эхо, и поезд простоял недолго. Вот паровоз свистнул, как вдруг они увидели господина, буквально летевшего к поезду. На бегу он вытянул вперед голову с острым носом и был схож с птицей. Полы его черного плаща развевались по ветру, под ними клубился, заворачивался веретеном туман. В руке у него была толстая трость. За ним еле поспевал полноватый носильщик, неся в руке дорожный чемодан.
Вскоре дверцы открылись, и Стивенсон увидел высокого стройного джентльмена, тяжело дышавшего, на ходу снимающего шляпу, обнажившую тронутые сединой слегка вьющиеся волосы. Так в купе появился новый пассажир.
Он представился доктором Габриэлем Джонсоном. Молодой человек у окна тоже назвал свое имя. Его звали Адамом Лэйном. Не желая видимо далее продолжать разговор, Адам тут же извлек из чемодана книгу (судя по обложке – стихов Уитмена) и углубился в чтение, сохраняя мечтательное выражение лица.
На какое-то время в воздухе повисло молчание, нарушаемое лишь стуком и лязгом вагона.
Стивенсон закрылся газетой, пытаясь углубиться в мир новостей. Но угол газеты предательски загибался, в поле зрения его то и дело попадал доктор. Стивенсон видел его глаза - выцветшие, с голубоватым оттенком и красными полосками. Иногда они словно покрывались пленкой. Казалось, что этот человек плохо провел последнюю ночь, возможно - страдает бессонницей. Взгляд его кружил по вагону, останавливался то на Стивенсоне, то на юном Адаме Лэйне. В руке подрагивала трость с большим набалдашником. Видно, как он нервничал, как будто не мог найти себе места.
Наконец, поймав взгляд Стивенсона, он, кашлянув, сказал какие-то мелочи о поезде, станции и осведомился о цели его путешествия. Речь доктора была то нарочито медлительной, то немного печальной, то слегка лукавой.
Стивенсон, будучи человеком несколько щепетильным в знакомствах, но, как литератор, все же любопытным, изволил ему ответить.
Оказывается, они ехали в один и тот же город, но путь Стивенсона лежал дальше, в почтовом экипаже, а доктор должен был остановиться в этом городке.
- Там жил мой брат, - пояснил он. - Его уже нет на этом грешном свете, он промотал все имущество, играя в карты, но я помню его, когда-то славного малого. Он похоронен на местном кладбище, и я собираюсь посетить его могилу.
Доктор говорил тихим и ласковым голосом, его седые брови, закрученные вверх, подрагивали.
Стивенсон рассказал о своих родственниках в Шотландии, которых хотел навестить. Время от времени они прерывали беседу и смотрели в окно, на мокрые зеленые холмы и большие синие и холодные чаши озер.
***
Последняя станция на пути показалась островком цивилизации среди диких лесов, гор с гладкими вершинами и глубоких ущелий. Дальше Стивенсону предстояло ехать с почтовым экипажем в полдень следующего дня.
Уже немного стемнело, когда их на перроне встретил человек с фонарем в руке. Он объяснил, что послан встретить пассажиров, а фонари разбили местные мальчишки.
Доктор Джонсон рассеянно что-то проворчал, прихватив свои вещи, подошел к кэбу, кучер которого мирно дремал. Тут он, обернувшись, на мгновение застыл, разведя в растерянности руки, открыв рот, словно хотел что-то сказать, но потом взял себя в руки.
Стивенсон устремился за ним, как нежный женский голос заставил обернуться.
Неподалеку стояла необыкновенно смуглая для этих широт молоденькая девушка с глубокими очень выразительными темно-карими глазами, очень пронзительными по взгляду, на фоне темно-бронзового оттенка лица. Тело девушки, будто рельефно вырезанное искусным небесным мастером, говорило о необыкновенном темпераменте, который она пыталась сдерживать и скрывать, но который выплескивался наружу, словно огонь из жерла вулкана.
Одета она была достаточно модно для такой глуши. Ее голову украшала изящная шляпка.
- Дорогой мой Адам! - воскликнула она, повиснув на шее у юного Лэйна.
- Маргарет! Любимая!
Адам охватил ее фигуру сильными руками, и вместе они сразу представили собой гармоничную пару, как будто созданы были друг для друга.
Поцелуй, последовавший за этим, казалось намертво сцепил юных любовников.
- O tempora! O mores! – блеклыми, показавшимися мне синеватыми губами произнес едва слышно доктор Джонсон, наблюдавший эту сцену, и цицероновская фраза на латыни («о времена, о нравы») показалась несколько странной и экзотичной в этом заброшенном месте, где-то, чуть ли не на краю света. Очевидно, доктор осуждал поступок Лэйна и его возлюбленной. Стивенсон же невольно залюбовался юной парой и вздохнул.
- В наши времена мы такого не могли себе позволить, - произнес доктор тихим голосом. – Не так были воспитаны.
В его глазах затанцевали красноватые искорки, выражавшие не то что гнев, а, как показалось Стивенсону, внезапный припадок бешенства.
Стивенсон взял его руку в перчатке, чтобы сдержать (в другой руке доктор гневно сжимал трость). Стивенсон сам не понимал, зачем, но, мгновение, и Габриэль Джонсон совладал с собой, внезапно успокоившись.
Молодые люди, смеясь и шутя, держась за руки, устремились к кучеру, чтобы договориться о поездке.
Оказалось, всем им было по пути. Доктор Джонсон и Стивенсон ехали в направлении местной гостиницы, а Адам и Маргарет должны были сойти где-то по дороге.
Колючий ветер заставил путешественников зябнуть, и они поспешили занять свои места.
Окончательно пробудившийся ленивый кучер хлестнул лошадей, и экипаж покатил своими четырьмя колесами в сгущающуюся темень, через чавкающую после недавнего дождя грязь.
Стивенсона привлекла смена настроений во всем облике доктора Джонсона, глаза которого то сияли каким-то оттенком нежности, то заливались пламенем гнева.
Чтобы его успокоить, Стивенсон рассказал маленькую историю о потерянной булавке с бриллиантом, когда-то им найденной в экипаже.
Доктор уже снисходительно улыбался, молодые люди в полутьме о чем-то шептались, и рука Адама обнимала юную Маргарет. Небольшая свеча в фонаре колебалась, и доктор несколько раздраженным голосом предложил погасить ее. После того, как Стивенсон задул свечу, стало таинственно и темно.
Их путь лежал среди гор, усеянных острым лесом. За горами тучи разошлись, и далекое заходящее солнце подсвечивало горы, словно лампа. В окно было слышно, как шумел под ветром, постепенно опадая, древний лес. Звонко топали копыта, а в окно доносился запах листвы и приближающегося дождя.
Тускло-желтый закат был вскоре скрыт тучей, которую пригнал ветер. Отдельные капли редкого дождя нечасто лопотали по крыше экипажа.
Показались невысокие серые каменные и темно-красные кирпичные строения. Колеса и копыта лошадей застучали по брусчатке. Городок казался игрушечным, будто из деревянного ящичка, откуда достают детям подарки. Он, по сути, состоял из одной большой улицы, мелькающей в каплях дождя желтыми глазами фонарей, и большого количества тесных и узких проулков. Лишь перед зданием ратуши и собором была большая мощеная площадь.
- Вот таков наш городок, – звонко сказала Маргарет, которая охотно и много говорила. – Он маленький и тихий. Здесь есть большой и красивый сад. Адам, ты первый раз здесь, и я уверена - город тебе понравится.
Адам что-то с улыбкой ответил, а Стивенсон вслушался. Именно так и было – город был тих и спокоен, стояла шуршащая тишина, лишь звонко падали капли в лужицы с карнизов, да шумели высокие деревья.
Дождь прекратился. Бледная луна, показавшаяся из-за туч, освещала нервным светом траншеи улиц, островерхие башни собора, приземистые дома, таинственные фигуры памятников.
Стивенсон оглянулся на доктора и увидел его кривоватую улыбку, как бы смущенную, руки заметно дрожали, трость шаталась в руках.
- Пахнет булочками! – радостно воскликнул Адам, подавшись всем своим мускулистым телом вперед, выставив лицо в окно, навстречу ветерку.
- Конечно, Адам, - воскликнула Маргарет, - мы ведь проехали булочную Шределя.
Адам рассмеялся, всплеснув руками.
– Сейчас выгрузишь вещи, и пойдем пить кофе с булочками!
Стивенсон заметил, как доктор внимательно посмотрел на Маргарет и сказал чуть дрогнувшим голосом:
- Гулять в такую пору... Хм, неосмотрительно, молодые люди. Уже поздно!
Адам усмехнулся, щелкнул крышечкой карманных часов:
- Но всего лишь седьмой час, доктор. Осень – очаровательное время года. Кроме того, у меня есть чем защищаться в случае нападения недоброжелателей. Поверьте, доктор, этим оружием я владею отменно!
И он, отодвинув полу пальто, продемонстрировал на поясе кинжал в ножнах. Адам тут же вынул его, взмахнув четырехгранным тонким и узким клинком, что заставило доктора слегка отшатнуться, а Маргарет радостно воскликнуть.
Доктор вдруг резко решил изменить свое мнение:
- О, при таком оружии, сударь, вам ничего не страшно. И у очаровательной Маргарет, я уверен, будет надежная защита! Кроме того, осень чудесна для прогулок, особенно для молодых людей, не правда ли мистер Стивенсон? Ах, какая поэзия! Крепкий запах опавшей листвы, воды в лужах, лунный свет – романтика молодости!
Стивенсон лишь частично согласился с доктором. Он сказал осторожно:
- Осень прекрасное время года. Но ее воздух опасен, это воздух умирания, ухода в другой мир. Можно гулять, любуясь красками осени, но не стоит увлекаться.
Адам удивился:
- Вы так говорите мистер Стивенсон, как будто сами уже одной ногой в могиле. Но вы ведь еще молоды...
Стивенсон покраснел, но посчитал, что в полумгле этого никто не заметил.
- Я люблю гулять осенью, когда теплые деньки и паутинка летит, позванивая как колокольчик, шепчут свои истории падающие листья. Но более всего люблю проводить время у камина за книгой, или в обществе моего сына, сражаясь с ним в разные игры...
Доктор Джонсон обаятельно улыбнулся:
- Совершенно с вами согласен, мистер Стивенсон. Я вижу, в душе вы поэт...
- О, да, это есть немножко, - заметил Стивенсон. – Я, скорее скромный литератор...
Маргарет только сейчас всмотрелась своими карими пронзительными глазами в этого худого, нескладного, длинного, как кузнечик, человека и попросила:
- А вы можете прочесть... что-то из своего, из своих стихов.
Стивенсон немного растерялся.
- Я мало читаю публично. Кроме того, я плохо помню наизусть свои стихи. Но для вас, так и быть, постараюсь вспомнить.
- Будем очень признательны, – сказал Адам вослед за своей подругой, слегка улыбнувшись.
Стивенсон на мгновение задумался.
- Хорошо, попытаюсь, - он на мгновение стал серьезным, представляя, как надевает на лицо маску актера, внутренне преображаясь, что он делал уже не раз.
Он собрался с духом, и одновременно отпустил себя на свободу, взмахнул худыми руками, словно мельница, и тихо начал читать:
Когда ни звезды, ни луна
Не светят в поздний час,
Я слышу топот скакуна,
Что мчится мимо нас.
Кто это скачет на коне
В сырую полночь, в тишине?
Под ветром дерево скрипит,
Качаются суда
И снова гулкий стук копыт
Доносится сюда.
И, возвращаясь в ту же ночь,
Галопом всадник скачет прочь.
Стивенсон замолчал, сразу чувствуя шуршащую, наполненную дыханием тишину. Затем хлопнула первая Маргарет, и посыпался жиденький звук аплодисментов.
- У вас просто тонкое чутье и верный глаз, - сказал мистер Джонсон.
- Так мило, поэтично, и так соответствует обстановке, - добавила Маргарет, блестя в темноте каштановыми глазами.
- Забавно, мистер Стивенсон – сдержанно сказал Адам.
Неистовый лай собаки прервал их разговор.
Экипаж остановился, и молодые люди сошли.
Они стояли под фонарем улыбчивые, удачливые, юные и свет падал на их задорные лица.
- Спасибо, господа! Приятно было путешествовать вместе! - сказал Адам.
- Прощайте! - воскликнула Маргарет своим мелодичным голосом, тут же задорно взяв под руку своего возлюбленного.
***
Экипаж, тяжело заскрипев, остановился у небольшого здания гостиницы, зажатого высокими домами.
- Вы намереваетесь остановиться здесь? – спросил доктор.
- Увы, это единственное место... – пожал худыми плечами Стивенсон.
Доктор дернул плечами, изящно выставив руку:
- Но это так неудобно. Представляю эти жесткие кровати и море клопов.
Стивенсон улыбнулся.
- Я не боюсь их. Поверьте, мне приходилось путешествовать и в Европе, и в Америке, я бывал и не в таких переделках.
Доктор улыбнулся.
- Я предлагаю остановиться в меблированных комнатах. Они здесь, неподалеку, сдаются в одном доме. Поверьте, там вы будете чувствовать себя замечательно. Камин и хороший ужин будут ждать вас!
Стивенсон чуть улыбнулся, поправив прическу:
- Ну, если вы рекомендуете...
- Поехали, - сказал доктор, и его глаза лихорадочно блеснули.
Он приказал кучеру ехать к госпоже Андерсон. Позже Стивенсон отослал с мальчишкой – посыльным записку на почту, чтобы знали, где его искать, если будет отъезжать почтовый дилижанс.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Адам и Маргарет летали, словно птицы между деревьями, смеясь, ловили друг друга руками, попадая в объятия и вновь вырываясь, шелестя медью и золотом опавших листьев. Наконец Адам у ствола старого бука сумел поймать сильными руками и крепко прижать свою подругу. Она еще вырывалась, подобно дикой горной кошке, а потом затихла укрощенным зверьком, и старый заросший парк был свидетелем, как встретились их губы, а тела, пронзенные сладкой истомой, слились воедино, наполнившись энергией и силой.
Маргарет держала его лицо в своих ладошках, гладила непослушную прядь волос, жарко целовала в щеки, ставшие пурпурными, а потом тихо спросила:
- Адам, ты мой? Ну, признайся, ты только мой? Если ты принадлежишь еще кому-то, если предаешь меня с другой, вот возьму ружье и пристрелю... О, ты не знаешь, как я хорошо стреляю. Я ведь охотница – бах!
И она игриво, со смехом, тыкала в него острым концом шпильки. Он, шутя, отобрал ее, погладил волосы девушки:
- Ну, что ты. Конечно только твой! Я ведь люблю тебя, и ты – весь мой мир, моя страсть, мое чудо... Самое главное чудо в жизни!
И он поцеловал ее пламенно и твердо, и она охватила тонкими трепетными руками его голову, задержала ее, продолжая музыку поцелуя.
Когда Маргарет оторвалась от его губ, вздыхая, поправляя выбившиеся из-под шляпки волосы, то реальный мир вернулся к ней - она услышала шелест опадающей листвы и крики грачей на соборной башне. Взгляд скользнул вверх – на нее глядели любопытными глазами свежие звезды, и Маргарет вспомнила о времени. Адам освободил руку, нырнувшую тут же в карман. Он достал карманные часы, стрелки которых сверкнули в лунно-серебристых лучах.
В шоколадных глазах девушки блеснула, колыхнувшись, легкая волна:
- Вечер кончается – скоро ночь. И нам надо будет расставаться. А так не хочется! Мне так нравится с тобою, Адам!
Адам, держа крепко в объятиях свою возлюбленную, произнес, ласково глядя ей в глаза:
- Ночи тоже проходят, жизнь перелистнет страничку, и ближе к обеду мы вновь будем вместе...
Маргарет сказала жалобно:
- Но мне так не хочется, чтобы ты уходил...
Адам еще крепче прижал к себе девушку, словно самую главную драгоценность, и, помолчав, добавил:
- Если я опоздаю, хозяин отеля не пустит меня в комнату... Тебе хорошо, твой дом в любое время примет тебя... Как здорово уметь распоряжаться собой и своим временем.
Маргарет кивнула:
- Да, я могу приходить поздно. В крайнем случае, меня встретит верный мне слуга и впустит через заднюю дверь. Но ведь еще немножко времени есть у нас?
Глаза Адама вдруг загорелись:
- Слушай, а коли так – пойдем к развалинам здешнего монастыря. Помнишь, ты хотела прогуляться туда, где жил старый монах, который был самым неистовым аскетом в этих местах?
Они сразу же одним порывом, как будто приняв быстрое решение, направились по темной, мощенной камнем дороге к седым развалинам, которые возвышались над деревьями вдалеке на фоне глубокого темно-синего неба. Уже стемнело настолько, что окружавшие предметы расплывались, становились большими и таинственными. Поздний вечер постепенно переходил в глухую и таинственную ночь, но идти было недалеко - серые стены заброшенного, наполовину рухнувшего в заболоченную речку собора уже виднелись серо-зеленой громадой в вечерних сумерках. Сизая полоса тумана начала медленно ползти им навстречу, когда они, весело переговариваясь, останавливаясь для сиюминутного поцелуя, вышли за пределы мерцающих фонарей, достигнув высокой ограды. Каменная стена завершалась вверху железной решеткой. Густо росшие деревья были похожи на старинные арабские шатры.
Кладбищенская калитка, закрывавшая путь в царство упокоения мертвых была заперта, но Маргарет уверенно тянула Адама за руку к одному знакомому ей месту.
Здесь огромное дерево, упавшее после лютой зимней бури, повредило решетку, поэтому путники через пролом очутились среди мертвых развалин.
Церковная башня высилась над ними и казалась призраком. Внутри ограды было кладбище, и памятники его возвышались в тумане, как привидения.
Старые монастырские стены были сплошь увиты плющом, который ловко взбирался до самой крыши. Эти древние стены защитили путников от поднявшегося ветра. Встретили их лишь шуршащие у стен мелкие твари, пыль и запах тления.
- Вот здесь он жил и молился в последние годы, - сказала Маргарет, глядя во мрак кельи. Звук ее голоса, внезапно отделившись, полетел среди обветшалых каменных стен.
– Жаль, что у нас с тобой нет ни фонаря, ни свечи. Говорят, он был очень грешен, потому и молился, - тихо произнесла она, оглядываясь.
- В чем же состояли его грехи? Грехи монаха?
Маргарет вздохнула, крепче прижавшись к Адаму. Ей вдруг стало зябко.
- О, это был необычный человек. Он умел удивительно говорить, да так, что птицы слетались к нему, пчелы летели, забыв о сладких кувшинках цветов. Конечно, он привлекал людей. И вот стало известно, что он полюбил мирскую женщину. Это была падшая женщина, продававшая свое тело на панели. Говорят, от нее он подхватил дурную болезнь и понял, что это наказание божье. Пытался ее лечить и обратить к богу.
- Ну, и как?
- Какое-то время она жила здесь с ним, что само по себе греховно, люди считали ее его женой и осуждали эту связь, противную богу и церкви.
- Тогда он очень большой грешник! – воскликнул Адам.
- Она ушла от него, когда узнала, что носит его ребенка. Он молился, ходил по людям, делал разные добрые дела. Мы с подругой были маленькими девочками, он угощал нас вкусными сластями, и мы за ним бегали, несмотря на то, что лицом он был страшен, как бы черен весь.... Вот и все о его грехе.
- Нет не все... Он еще отравил человека!
Раздавшийся за их спинами спокойный голос здорово напугал их, они резко развернулись и отпрянули к стене. Маргарет вскрикнула.
На фоне бледной затуманенной луны совершенно неподвижно стоял человек в темном одеянии и широкополой шляпе. Мертвенный свет окатывал его плечи и спину, скрывая лицо и потому, казалось, что у него и нет никакого лица.
- Кто вы? –первый воскликнул тонким голосом Адам, стараясь сохранять в самом себе необходимое душевное равновесие и мужество. Его рука сама по себе цеплялась за пояс, где висел стилет.
Маргарет почувствовала слабость и опиралась на его руку.
- Это он. Это монах с черным лицом, - шептали ее губы.
Стоявший вздохнул и промолвил:
- Я самый страшный злодей в мире! Ха-ха! Ладно, не бойтесь, я пошутил... Вы уже завершили свою экскурсию? Или хотите последовать примеру монаха? Здесь сыро и холодно. Пойдемте!
Они пошли за незнакомцем, словно бы он повелевал ими. Он поднял фонарь, стоявший светлячком на осенней земле и жухлой траве.
Маргарет, стараясь не крикнуть, пылко вцепилась в руку Адама, и тот крепко сжал ее пальцы. Шли молча среди траурного строя деревьев и памятников у склепов, в почти полной мгле, в которой ходили и дрожали зыбкие тени. Далеко пахло речной водой.
И вот, среди мрака, листья и ветви, окружавшие заброшенный монастырский погост, засветились жаром огня. Они вышли к пылающему костру.
У костра сидел гном в длинном плаще пилигрима с капюшоном.
Человек в шляпе пригласил их присесть на ствол опрокинутого дерева. При свете костра лицо его сначала показалось стариковским, но, присмотревшись, Адам понял, что перед ними еще достаточно молодой и сильный мужчина. Его старили борода и усы. У него была странная привычка – застывать надолго на одном месте и стоять без движения. Глаза у него были живые, веселые. Из-под шляпы виднелись длинные, уже начинающие седеть волосы.
Гном, оказавшийся простым мальчишкой, серьезно осмотрел пришедших и
тут же принялся ломать о колено хворост и бросать в костер. Незнакомый господин улыбнулся и протянул Маргарет флягу.
- Вот вам старый ямайский ром, тот самый, который пивал знаменитый пират Кидд! Выпейте и вы воспрянете для жизни. Милая леди, вы ведь вся продрогли. Да и вы тоже, сударь...
Маргарет послушно глотнула рому и закашлялась. Глотнул огненной жидкости и Адам.
Тоже кашлянув, крякнув от крепости напитка, он спросил:
- Простите, а кто вы? С кем имею честь?
Тепло заструилась по их телам, а незнакомец, улыбался, медлил с ответом.
- Называйте меня мистером Бирном. Я ученый, занимаюсь изысканиями в этом монастыре, на этом кладбище. Тревожу прах предков, поднимаю мертвецов и гоняю привидения...Это мой сын и помощник. Не удивляйтесь его молчанию - мальчик нем, как рыба, и так было с рождения...
Адам внимательно посмотрел на мальчика, кивнул, потом перевел взгляд на мистера Бирна, назвал себя и свою подругу.
- И что, здесь есть что искать, мистер Бирн?
- Конечно, - серьезно ответил Бирн. – Здесь я нашел остатки монастырской библиотеки, кстати, и книги Джозефа Алстона, последнего жившего здесь. Кроме того, само по себе кладбище, эти заброшенные, заросшие мхом и кустарником, скрытые за деревьями склепы, представляют немалый интерес. Им уже несколько столетий...
Маргарет быстро освоилась, поняла, что окончательно согрелась и весело спросила мистера Бирна, он уже ей казался совсем не страшным.
- Простите, мистер Бирн, вы говорили о монахе, как об отравителе.
- Да, есть такая неприятная история. Джозеф Алстон, полюбив гулящую Мэри и пытаясь спасти ее, отравил с помощью яда ее хозяйку бандершу. Вы понимаете, о чем я говорю.
- Представляю, как он мучился, замаливая этот грех. И все напрасно! – громко сказала Маргарет.
- Почему напрасно? – спросил мистер Бирн.
- Да ведь Мэри вернулась к прежним занятиям.
Бирн вздохнул, пошевелив длинной палкой уголья костра. Потом застыл на месте, словно памятник, не двигаясь. Говорили только его губы:
- А вот мои поиски, дорогая леди Маргарет, дали совсем другой результат. Мэри забросила свои занятия. Ее приняли в больнице соседнего города. Там ведь жили ее родные. Она родила мальчика. Алстон, как вы знаете, исчез из города, его келья заброшена, как и весь старый монастырь. Дело в том, что он собрал кое-какие средства, пожертвования, уехал к своей возлюбленной Мэри. Они поселились вместе в одном загородном доме, тоже брошенном, принадлежащем родственникам мисс Мэри. Но кара господа настигла его здесь. Он скончался в мучениях...
- А могила его? – спросил Адам.
- Там же. А вот Мэри изменилась. О грехах своей юности она уже не вспоминала. О ней теперь все говорили, как о сестре милосердия. Организовала приют для подкидышей и сирот в госпитале графини Элизабет. В мирное время сёстры общины ухаживали только за больными женщинами, а в военное — и за мужчинами, нуждающимися в медицинской помощи. Много сделала эта община и для больных разными болезнями.
Наступила тишина. Все присутствующие, казалось, задумались над рассказанной судьбой. Луна ушла за облака, зашумел ветер. Мистер Бирн завернулся в плащ.
- Спасибо за ваш интересный рассказ, мистер Бирн.
Бирн кивнул, сделал знак мальчику. Тот залил водой из котелка костер и затоптал его.
- Луна ушла и ветер усиливается. Пойдемте, я выведу вас отсюда. Ведь уже поздно, и вас, вероятно, ждут, - сказал мистер Бирн. И добавил:
- Джонни, не забудь вещи, мы уходим. И зажги фонарь.
Они тронулись в обратный путь в торжественной тишине, среди покрытых тайнами надгробий, загадочно немых памятников. Только деревья шумели под знобящимся ветром. Тонко светящие звезды выглядывали из-за туч. Впереди шел суровый мистер Бирн с фонарем в руке, за ним шагал маленький Джонни с вещевым мешком, такой же серьезный и сосредоточенный, замыкали шествие взволнованные Адам и Маргарет.
Когда они достигли городского парка, мистер Бирн внезапно застыл на месте, словно кукла – манекен. Он стоял, не шевелясь, будто прислушиваясь. Потом, повернувшись, ступил несколько шагов назад по аллее. Остальные удивленно наблюдали за ним.
Шум деревьев переходил в легкий свист, далеко был слышен топот копыт.
- Тени былого крадутся за нами, иль неизвестные еще злоумышленники, - загадочно, то ли шутя, то ли серьезно, сказал он. – Мистер Адам, необходимо найти для юной леди экипаж..., а мы, мужчины, в случае нападения грабителей, сможем постоять за себя. Не так ли?
Адам кивнул, храбрый и веселый, держась за рукоятку ножа.
На городской площади горела цепочка бледных фонарей. Мистер Бирн быстро нашел кэб, и влюбленные поцеловались.
- Я завтра жду тебя, родной, - ласково произнесла Маргарет.
А потом обратилась к хмуро застывшему Бирну.
- Спасибо вам, мистер Бирн, - сказала она. – Только... только один вопрос... Откуда вы знаете такие подробности о жизни несчастного Алстона?
- Я отчим его сына, - прозвучал ответ.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Комната, занимаемая Стивенсоном, была обширна, с высоким потолком, напоминающим былую роскошь сквайра, жившего здесь в давние времена. Каминный очаг, украшенный бронзовыми львами, был невелик и не мог как следует обогреть всю комнату. Стивенсон практически не отходил от очага, завернув свое худое тело в теплый халат. Сидя у багрового огня, он грел руки, посматривая на мрачные и высокие стены, украшенные охотничьими трофеями и скрещенными мечами. Пахло вереском и углем.
Спустя полчаса подали ужин.
Стивенсон спустился в круглую комнату, бывшую в небольшой башенке, где был накрыт стол на два прибора. Коридоры дома были длинны, каждое движение, каждый шаг отдавались гулким эхом. Стол накрывала служанка, которую звали Жанной – деревенская девушка, присланная в услужение миссис Андерсон от каких-то знакомых. Она уже проявила нерасторопность,
уронив большой сверток из чемодана доктора, в результате испачкав в угольной пыли новое пальто, купленное доктором где-то в пути, поэтому ходила с морковным лицом, то и дело приговаривая фразу «что-то у меня сегодня плохое настроение». Хозяйка дома –датчанка, казалась молчаливой и величественной, словно соборная башня. Это была высокая и крепкая телом женщина неопределенного возраста: ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят лет.
Стивенсон сидел за длинным столом со свечами, а за его спиной за стеклом окна бушевал осенний ветер. За поржавевшей решеткой в камине плескался багрово- синеватый огонь.
Спустя десять минут появился доктор Джонсон, улыбающийся, румяный, с влажным лицом.
- Как вам здесь? Не правда ли, чудесно? Здешняя хозяйка моя хорошая знакомая. Вы скоро убедитесь, что вам здесь будет очень удобно.
Стивенсон кивал, помалкивая о холодной комнате, не желая расстраивать доктора.
- Не сочиняете ли вы что-нибудь занятное? Вот напишите про этот дом. Его история, характеры его владельцев – это будет очень интересно и поучительно.
Доктор сел за тарелку и открыл крышку.
- О, мой любимый омлет...
И он заговорил о светских новостях, почерпнутых из газеты. Поговорили о новом владельце одного из заводов, человеке, сказочно разбогатевшем.
Тут глаза доктора гневно блеснули, и он выпрямился, как струна, бросив на минуту ужин, вытирая нервно руки салфеткой, сказал:
- Богатство развращает. Увы, как и любовь к женщине. Потому что ни деньги, ни любовь никто не употребляет с пользой. Особенно любовь к женщине – она действует развращающе... Она лишает человека душевного равновесия. А богатство вызывает новые желания и аппетиты. И так до моральной деградации.
- Быть может вы, профессор, не знали любви, - спросил Стивенсон, слегка подогретый вином.
- О, ну что вы... Я влюблен... (он поправился), был влюблен. И крепко... Но, все же с достоинством выдержал этот удар!
В дальнейшем ужин проходил в тишине. Неслышно ходила вокруг Жанна, забирая тарелки, гудел, плескался огонь в очаге, да шумел ветер, сотрясая стекла.
Когда они отужинали, доктор пригласил Стивенсона в гостиную. Здесь еле теплился камин. Доктор открыл шкаф, перебирая ноты.
- Вы, как человек искусства, должны находить отдохновение в звуках прекрасной музыки.
Он сел за фортепиано, а Стивенсон расположил свое худое уставшее тело на восточном диване. Доктор Джонсон исполнил сочинение Моцарта. Его руки, которые вначале подрагивали и играли неуверенно, наконец обрели покой и целеустремленность, лаская клавиши. И звуки музыки, казалось, взлетали по комнате, устремлялись в окно, сплетаясь с осенним ветром и падающими листьями.
- Да, это прекрасно, - сказал Стивенсон. – Искусство украшает наш жизненный путь.
- Да, и радует глаз, и дает отдых после долгих и тяжких трудов.
Доктор вздохнул, закрыл крышку рояля и пояснил:
- Мне приходится принимать много больных, и часто музыка служит и отвлечением, и вдохновением.
Он, помолчав, провел руками по лицу и задал обычный вопрос:
- А как вы пишите?
- Подмечаю многое в жизни, соединяю со своей фантазией, - просто ответил Стивенсон. - Все это ложится на бумагу. Я внешне, быть может, хрупок и незащищен, но господь мне дал удивительную способность – читать в мыслях и сердцах людей. И отображать это в творчестве.
Доктор вздрогнул. Как-то сердито и недоверчиво посмотрел на Стивенсона. После этих его слов он стал более закрытым и каким-то отстраненным.
Вечер был скомкан – сдержанно обсудив недолго последние новости из газет, ссылаясь на усталость после дороги, оба удалились в отведенные покои.
Стивенсон всегда плохо засыпал в новых местах. Его неудобная старая кровать стояла под выцветшим ковром. И теперь он долго пытался согреться в холодной постели, вертелся, крутился, наконец-то затих. Звуки летали вокруг, проникая в комнату, слышно было стук колес проехавшего за окном экипажа, шорохи и скрипы за дверью.
Наконец все звуки слились для него в сплошной океан, в вихре которого он начал засыпать.
Проснулся он глубокой ночью то ли от смеха, то ли от плача.
Звуки доносились из соседней комнаты и так сливались с гудением ветра за окном, что Стивенсону показалось, что он и слышит ветер. Он слышал, как хлопнула дверь за окном, и кто-то быстрыми шагами спустился по скрипучим ступенькам вниз. Кто это был? Доктор? Или к нему кто-то приходил? Быть может это хозяйка? Но шаги были совсем не женскими, скорее шаги еще не старого мужчины...
Сон прошел, как не бывало. Ветер стучал в окно, звеня стеклами, двигая старую раму.
Стивенсон быстро поднялся, зажег керосиновую лампу. От нее разлился желтый свет. Охотничьи трофеи и оружие блестели на стенах таинственно и мрачно. Не спеша, на длинных тонких ногах он подошел к окну. Ветер трепал звезды и луну. По ветру косо летели листья, падая в лужи и на брусчатую мостовую.
Скрипнула калитка – кто-то открыл ее, чтобы выйти на улицу. Темная фигура, живая, деятельная, напоминала крадущегося паука. На мгновение мертвенный свет выхватил лицо – Стивенсон увидел доктора Джонсона.
Он видел его всего какое-то мгновение и, казалось, что видит другого человека. Доктор в движениях был быстр. Одет он был как-то небрежно, его седые волосы развевались по ветру, а на лице мелькнула какая-то хищная улыбка.
Стивенсону стало не по себе. Калитка хлопнула, доктор исчез, и Стивенсон отпрянул от окна. Куда ушел доктор? Возможно его вызвали к какому-то больному? Но почему он так небрежно одет и без шляпы? Впрочем, быть может, он шляпу держал в руке, и Стивенсон этого не заметил. А быть может, доктору просто не спится, и он отправился на прогулку... Ночью, в такую погоду?
Стивенсон улегся в постель, но что-то его насторожило в поведении доктора.
Он долго еще ворочался в постели, прислушиваясь, не вернется ли Джонсон, и лишь под утро крепко уснул.
***
Утром выяснилось, что почтовый дилижанс сломался и отправится в путь после починки лишь через день. Об этом известил запиской посыльный. Стивенсон, тяжело вздохнув, посмотрев в окно на тусклый утренний осенний мир, вышел завтракать. Попивая кофе, он листал газету, ожидая появления доктора Джонсона. Но того не было.
Вошла миссис Андерсон – домоправительница, прямая, крепкая телом, с приветливым, когда-то красивым лицом. В ее облике было что-то странное, необычное – терпеливое спокойствие сочеталось в нем с какой-то едва видимой печатью страха, словно ей довелось пережить невыразимый ужас, но самообладание и воля помогали ей бороться с пережитым и держаться достойно.
Поздоровавшись, она спросила Стивенсона о том, как ему почивалось на новом месте.
Поблагодарив, Стивенсон в свою очередь осведомился у нее о докторе.
- Я заглядывала в его комнату, мистер Стивенсон. Доктор еще спит.
- Миссис Андерсон, заранее прошу прощения за мою назойливость, но вы не случайно не знаете, отлучался ли доктор куда-нибудь этой ночью?
- Ну, ... я точно сказать не могу, мистер Стивенсон. Быть может доктор и выходил... Я не очень интересуюсь частной жизнью моих клиентов.
Последние слова миссис Андерсон произнесла сухо и стала осматривать свои руки с длинными пальцами, словно еще раз хотела проверить блеск и красоту перстня с бледным камнем.
- Но, возможно, доктора вызывали к какому-нибудь больному? – спросил Стивенсон.
- Думаю это исключено... Я бы знала об этом. А что вас заставило так думать?
Она вновь перевела взгляд на Стивенсона.
- Я видел, как ночью доктор открывал калитку... Это было... Точный час назвать трудно.
Неясная тень тревоги появилась на лице миссис Андерсон.
- Я знаю доктора Джонсона неплохо. Он уже останавливался у меня. Во всех отношениях это безупречный человек. Правда...
Стивенсон внимательно всмотрелся в глаза миссис Андерсон, заметив в них некое волнение.
- Ведь вы сказали, что возможно доктор и выходил... Значит, вы допускаете...
Миссис Андерсон тяжело вздохнула:
- Вы очень любопытный человек, мистер Стивенсон.
Стивенсон смешался.
- Извините, если я был нетактичен, миссис Андерсон... Но видимо, такая уж наша привычка литераторов и газетчиков – совать везде свой нос...
И Стивенсон добродушно улыбнулся.
Миссис Андерсон ответила просто:
- Доктор имеет привычку гулять по ночам. Поначалу это удивляло, но потом все к этому привыкли. Ведь это не мешает никому из моих постояльцев. Неужели это вам принесло какое-то неудобство, мистер Стивенсон?
- Ну, что вы... Отнюдь...
- Кстати, мы сейчас спросим у Жанны.
И она, открыв дверь, кликнула прислугу. Худощавая и маленькая Жанна в черном платье с белым передником тут же припорхнула, словно бабочка.
- Жанна, дорогая, вы не видели, отлучался ли доктор этой ночью?
Жанна стала в недоумении, как будто весть ее огорошила.
- Нет, не видела, миссис Андерсон, этой ночью не видела. А вот прошлой ночью приходило... оно...
- А что было прошлой ночью?
- Видение... Призрак... Это страшно...
- Призрак? – спросил с любопытством Стивенсон. – Ну, говорите же... Что за призрак?
Жанна робко взглянула на хозяйку. Та едва заметно кивнула головой.
- Оно приходит среди ночи, - быстро и волнуясь заговорила Жанна. - Его я видела в окно уже не раз. У него черное длинное тело и ужасное белое лицо, такое как маска...
Посмотрев пристально Стивенсону в лицо, она добавила:
- Это привидение, сэр! Ох, я чувствую, что сегодня у меня будет дурное настроение!
- Ладно, Жанна, не преувеличивай, - сказала миссис Андерсон и отослала девушку.
Стивенсон сидел, улыбаясь:
- В каком старинном доме без привидений...
- Да, вот и у нас завелось свое... И не так давно. Вы знаете, я тоже сначала думала, что это глупые россказни прислуги, пока сама не увидела его, мистер Стивенсон. Это было в лунную ночь... Он ползло над травой, над высохшими цветами, в черном одеянии, с бледным, будто луна, лицом и жуткими мертвыми губами. Оно посмотрело в окно - я вскрикнула и отшатнулась.... Без чувств упала в кресло... А когда очнулась и опять глянула в окно – его уже не было... Оно растаяло, как дым!
- Вы говорите, что у призрака было бледное лицо?
- Да, такое даже молочно-белое, четкое, словно маска... Выражение лица такое... скептическое, что ли, хитрое и коварное... Напоминало этого философа греческого, как его... Сократа...
Стивенсон улыбнулся:
- Да, чего только не почудится лунной ночью! Возможно, вы читали на ночь жизнеописания древних философов...
Миссис Андерсон медленно покачала головой.
- Нет, мистер Стивенсон, все это мне не почудилось... Это была реальность, и с тех пор страх поселился в моей душе. Я стараюсь занавешивать окна, закрывать ставни... У меня ощущение, что появление этого призрака не предвещает ничего доброго...
Тут вошла кухарка и доложила о прибытии торговца продуктами, и миссис Андерсон пришлось уйти.
Ее рассказ очень заинтересовал Стивенсона.
Он пошел к себе наверх, записал рассказ о призраке, а потом посидел в кресле, задумавшись. Затем осторожно вышел в гулкий и темный коридор. Сделав несколько шагов по скрипучим половицам, он остановился перед дверью комнаты, где остановился доктор Джонсон, прислушался... А потом, не удержавшись, повернул ручку и осторожно заглянул в комнату.
Доктор действительно еще спал. Видимо он вернулся поздно после своей отлучки. А уходил ли он куда-то? Быть может Стивенсону это только приснилось?
Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, Стивенсон подошел поближе к постели Джонсона. У кровати в беспорядке валялась одежда, словно ее снимали быстро и лихорадочно. Стивенсон оторопел. Верхняя одежда на вешалке еще не успела просохнуть от ночного дождика, а башмаки стояли грязные. На рукаве сюртука было темное пятно. Очень похоже на кровь... Еще посмотрев некоторые вещи доктора, Стивенсон тихо вышел в коридор и аккуратно прикрыл дверь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спустя полчаса Стивенсон, опираясь на зонтик, уже шагал по городу.
День был светлым и прохладным. Городок казался сонным, а улицы его – тихими и безмолвными. Некоторые узкие проулки вели в тупики, из которых не было выхода. Стивенсон шел почти наугад, в конце концов, заплутав в лабиринте улочек, в колодцах старых дворов, над которыми высились покатые потемневшие черепичные крыши да серое хмурое небо.
Наконец-то он вышел на широкую улицу с печальными опадающими деревьями, со скудной травой, зашел к кукольнику, посмотрев его изделия (особенно его заинтересовали модели шхун, бригантин и фрегатов), потом к шляпнику, намереваясь подобрать себе новую шляпу, вместо обвисшей старой. Совершив покупку, он остановил кэб и поехал к центру города.
Выглянуло соломенное осеннее солнце, и городской парк был залит золотым светом – опавшая листва покрывала его ковром. У входа взгляд останавливала серая толпа. Люди окружили плотным кольцом человека в форме полицейского.
Приказав остановиться, Стивенсон неспешным шагом приблизился к уже поредевшей толпе. Взгляды у людей были испуганными и взволнованными. По возгласам Стивенсон понял - что-то произошло.
- Убийство, - сообщил взволнованный толстый человек с испуганными голубыми глазами. – Какой ужас! Такого в нашем городе не было давно!
- В парке, неподалёку от входа, был обнаружен труп человека - в усы сказал рыжий полицейский, отвечая на вопрос Стивенсона.
Одним жестом он снял покрывало с тела.
Стивенсон склонился, и сердце его сжалось. На осыпавшемся с веток червонном золоте лежало тело молодого человека. Его белокурые волосы смешались с листвой.
- Да это же...
Возглас его не укрылся от бдительного полицейского.
- Простите, сэр. Инспектор Гарри Смолл. Я вынужден задать вам вопрос. Вы знали убитого? – спросил он, пристально глядя в глаза Стивенсону.
Стивенсону непросто было взять себя в руки.
- Да, в некотором роде. Вчера ехал с ним в поезде.
- И вы можете назвать его имя?
- Да. Его звали Адамом. Он студент. А фамилия... Кажется, Лэйн... А что с ним?
- Его застрелили. Возможно из револьвера.
- Ограбление?
- Трудно сказать, сэр. Вряд ли...Позвольте вас спросить, сэр. ...А когда вы видели его в последний раз?
- Вчера вечером. Его встречала девушка – Маргарет.
- Вот как... – протянул полицейский. – Маргарет. Очень интересно. Не можете описать, как она выглядит?
Стивенсон коротко описал ее внешность.
- Я помню, что Адам и ехал на встречу с этой девушкой. Кажется, она его невеста. Во всяком случае, они вели себя, как влюбленные... Я помню, что экипаж остановился возле какого-то богатого особняка, кажется, рядом с городской площадью.
- А это не так уж далеко. Придется отыскать эту мисс. Сэр, не могли бы вы показать хотя бы приблизительно то место, где они сошли? Вы говорите у какого-то богатого дома?
Когда они ехали в узкой, неудобной карете, Стивенсон внимательно смотрел в окно, не чувствуя тряски.
- Я не уверен... тогда было темно. Кажется, экипаж останавливался возле этого фонаря. Да, смотрите, вот забор, узорчатая решетка, во дворе видно собаку. Я хорошо запомнил собачий лай...
Стивенсон говорил угрюмо и как-то обреченно. Печальная участь молодого Лэйна угнетала его.
Так же механически, словно кукла, он вышел.
Небо постепенно покрылось рваными черными тучами, и мир посерел. Поднимая листву на дороге, подул холодный ветер.
Дом был старый, с ромбовидными стеклами, с частым свинцовым переплетом. К нему примыкала стена увядшего фруктового сада с хорошо вымощенными дорожками. В жухлой траве лежали коричневые сморщенные груши. На крыльце, украшенном затейливой резьбой, стоял нарядно одетый слуга.
Ждать пришлось недолго. Из дома медленно вышла встревоженная Маргарет с инспектором. Сегодня смуглое лицо казалось еще темнее. Чтобы при виде погибшего она не лишилась чувств, инспектор велел прихватить из дома нюхательную соль.
Вытирая слезинки кружевным платочком, Маргарет стала сбивчиво рассказывать:
- Он проводил меня и пошел в гостиницу. Да, он становился в отеле «Три дуба». А я осталась дома... Боже, какое горе, какое горе...! Мой бедный Адам!
Инспектор вынул из саквояжа помощника что-то длинное, завернутое в платок.
- Миссис Маргарет, на месте преступления был найден вот этот нож, точнее стилет. Как вы думаете, его обронил убийца?
Маргарет замотала головой:
- Нет, этот нож мне знаком. Он принадлежал Адаму!
- Вы можете подтвердить это, сэр? - спросил инспектор Смолл Стивенсона.
Стивенсон внимательно осмотрел нож.
- Точно такой стилет я видел у Адама Лэйна вчерашним вечером. Он еще говорил, что в случае нападения, он сможет с помощью его защитить себя и возлюбленную.
Инспектор Смолл задумался.
- Значит, Адам выхватил нож для защиты от неизвестного злоумышленника! Прошу всех следовать со мной в гостиницу, где остановился Лэйн.
***
Инспектор Смолл и его помощник, посадив в карету всхлипывающую Маргарет, пригласив мистера Стивенсона, нанесли визит в гостиницу «Три дуба». Но там не видели Адама с прошлого вечера.
- Он оставил вещи и ушел. Вот с этой девушкой, сэр, - сказал седоголовый хозяин. – Сказал, что на прогулку.
Инспектор Смолл задумался, почесывая рыжеватые виски.
- Путь к отелю – через старый парк. Кто-то подстерег Адама...
Маргарет, вытерев залитое слезами лицо, сказала хрипловатым голосом:
- Мы ходили на прогулку... к монастырю. Там познакомились с неким мистером ... Бирном и его сыном...
- Кто этот мистер Бирн? – быстро спросил инспектор.
- Судя по всему, искатель древностей. Мы с ним были какое-то время на кладбище..., - тихо сказала Маргарет.
- Каким он вам показался, мисс?
- Он...Ну, достаточно доброжелательным... Но... было в нем и что-то странное... Он еще предостерег нас, что в такое позднее время возможно нападение грабителей. Говорил, что он сам и Адам – мужчины и смогут постоять за себя.
- К чему он это говорил, мисс?
- Советовал побыстрее проводить меня домой... Боже мой, неужели на моего Адама напали грабители?
- Не думаю, что они стали бы убивать, - промычал инспектор Смолл. И добавил:
- А вот с этим мистером Бирном любопытно было бы познакомиться... Вы хорошо запомнили его лицо, мисс? Сможете пройти со мной к монастырю?
Маргарет кивнула, всхлипывая, утирая слезы.
Сказав ей слова утешения, Стивенсон откланялся, и, надвинув шляпу, так как ветер был холодным, поспешил уйти. Потом он сидел в сером погребке за рюмкой хереса, сосредоточенный и задумчивый. В очаге ярко горел торф. Согревшись, невнимательно полистав газету, Стивенсон вышел на улочку.
Серая мгла укутала город. Стивенсон быстро зашагал, прячась от ветра, пронизывающего его тощую фигуру, несущего листву и необъяснимую тревогу.
Фонарщик, подставив лесенку, зажигал уличные фонари. Они сияли в сгущающейся тьме перламутровым светом.
Вереница серых стен и деревьев казалась бесконечной. Вот и дом, тоже показавшийся Стивенсону мрачным и холодным – с пыльными стеклами, с расшатанным переплетом окон. Он постоял под деревом, дожидаясь, когда в окнах появится свет, в очаге заполощется пламя, и из трубы взовьется в небо сизый дымок.
***
Стивенсон пробовал забыться, но тревожное состояние его не уходило. Он выпил чаю, посидел у камина, читая книгу, но строчки уходили куда-то в небытие. Он с удовольствием бы уехал отсюда, но время тащилось, словно старая кляча, и долго приходилось ждать, когда же упрямые часы отобьют следующий час. За окном под ветром летали листья и липли к стеклу.
Наконец в круглой комнате появилась темная фигура. Стряхнув с одежды редкие капли, вошел доктор Джонсон, впуская в дом клочья тумана.
Еще в дверях он приветствовал Стивенсона.
- А, господин литератор, вы еще здесь? А почему вы не уехали? – спросил он угрюмым голосом.
- Возможно, уеду лишь завтра. Почтовая карета сегодня не выехала – кажется, что-то сломалось...
Доктор пожевал губами в задумчивости:
- Вот как... Быть может это даже хорошо, что вы не уехали. Значит, вечер проведем вместе. Вы ведь любите поэзию?
Стивенсон кивнул, серьезно глядя на доктора.
- Вот видите, и я обожаю. Предлагаю устроить вечер поэзии! – нарочито повысив голос, громко сказал доктор и деланно улыбнулся. – Знаете, я не терплю азартных игр. Гонять шары по сукну и сидеть за картами – не для меня! Предпочитаю культурный отдых для души и тела! Хорошая беседа за натуральным вином, размышления здравого ума, не искаженного софизмами, приятные рифмы – это мое.
Улыбка сбежала с его лица, он опять стоял понурый в своем длинном плаще и сапогах.
- Хорошо, конечно, что-то почитаем, – пообещал Стивенсон. – А где это вы так извозились, доктор?
- А что?
Доктор Джонсон стал нервно оглядывать свою одежду. К полам его плаща прилепился сухой колючий кустарник, сапоги были в глине.
- Ах, да! Сейчас отдам для чистки.
Он побагровел от нарастающего гнева, вероятно оттого, что Стивенсон заметил непорядок в его одежде. И тут же визгливым голосом позвал:
- Жанна! Жанна! Черт побери, куда она запропастилась?
Он стоял, сердито оглядываясь по сторонам.
- В последний раз я заметил, как она спускалась в подпол, - промолвил Стивенсон.
Доктор, гневно и немного растерянно блеснув на него глазом, схватил медный колокольчик и позвонил.
Наконец-то появилась всполошенная Жанна.
- Что вы так трезвоните, сэр? Шум подняли... Я уже здесь... У меня и так сегодня плохое настроение...
- Ты бродишь где-то далеко, в то время как очень нужна мне! ... Жанна, вот что... Возьми мой плащ и почисть его. Сейчас я переоденусь и выставлю за дверь сапоги, - резко и нервно сказал доктор.
Жанна, нахмурившись, кивнула.
Широкими шагами доктор Джонсон пересек округлую комнату и поднялся наверх.
Спустя полчаса он уже спускался к ужину – переодетый, освеженный, но какой-то понурый, как будто что-то его угнетало, и он едва держится из последних сил. Постоял у очага, смотря на огонь, сжимая в руке бокал с хересом так, что тот чуть не лопнул. Потом залпом допил вино, выплеснув капли в пурпурное пламя, поставил бокал на стол и подержал в руках огромные щипцы. Потом все же сел к столу, заметно волновался, разрезая ростбиф - руки его дрожали, нож сверкал в руке, вилка звенела о тарелку. Изящные черты тонкогубого лица менялись, принимая виноватое, а временами даже хищное выражение, ноздри стали глубокими впадинами, во всем облике доктора виделось что-то зловещее.
Стивенсон решил проявить участие.
- Что с вами доктор? Вы плохо себя чувствуете?
Доктор помолчал, а потом, нахмурившись, с усилием заговорил, не глядя Стивенсону в глаза:
-Я сегодня был на кладбище, где похоронен мой бедный брат. Это ужасно... Его могила в запущенном состоянии. Это угнетает...Пришлось немного потрудиться.
- Привели могилу в порядок, - сказал Стивенсон, отхлебывая из бокала.
- Да, - растерянно ответил доктор и широко махнул рукой. – Провозился я пару часов на кладбище... Приятного конечно мало... Но нет худа без добра! Чистый сосновый смолистый воздух (знаете, там по соседству лес) – это даже полезно для восстановления здоровья. Духовного и физического! Впрочем, не будем об этом... Давайте лучше что-нибудь почитаем.... Сейчас, подождите, я вспомню что-то близкое этому вечеру и настроению. Например, из Эдгара По...
- Как, вы тоже любите «безумного Эдгара»? – удивленно спросил Стивенсон.
- Да, иногда у него попадаются хорошие стихи..., - сказал доктор, по-прежнему не глядя на Стивенсона. - Как например...
Он замер, запрокинув седоватую голову, припоминая.
- А вы знаете у него «Лелли»? А ну, прочтите начало...- попросил он.
Стивенсон ответил задумчиво:
- Подождите, дайте припомнить...
Исполнен упрека,
Я жил одиноко,
В затоне моих утомительных дней,
Пока белокурая нежная Лелли не стала стыдливой невестой моей,
Пока златокудрая юная Лелли не стала счастливой невестой моей.
И тут доктор подхватил:
Созвездия ночи
Темнее, чем очи
Красавицы-девушки, милой моей.
И свет бестелесный
Вкруг тучки небесной
От ласково-лунных жемчужных лучей
Не может сравниться с волною небрежной ее золотистых воздушных кудрей,
С волною кудрей светлоглазой и скромной невесты красавицы, Лелли моей...
Последние слова доктор произнес совсем тихо, а потом замер. Глаза его заблестели, он был во власти чувств, чем растрогал Стивенсона.
В это время пробили часы.
***
Доктор поднялся с кресла, сухо и вежливо пожелал доброй ночи.
Они молча разошлись по своим комнатам. Стивенсон шел позади и наблюдал, как тяжело идет доктор, с трудом переступая по лестнице ногами.
Зайдя в свою комнату, Стивенсон закрыл дверь, зажег лампу, сел к столу, подвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и стал набрасывать свои впечатления о текущем дне. Он слышал, как за стеной возился доктор, всхлипывал, кашлял и, наконец-то, затих.
Стивенсон сидел за столом, потирая руки, стараясь согреться. Пламя камина отбрасывало зыбкие тени, танцевавшие на стенах. Погрев руки у грустного пламени печи, он облачил свое худое тело в теплый халат, и подошел к окну. На улицах царствовала темнота, и лишь рыжие фонари озаряли опавшую на дорогу листву.
Ледяная постель приняла его в свои объятия, он поджал ноги, а потом замер, стараясь уснуть. Но, несмотря на все старания, сон не шел к нему. Сумасшедшие видения нынешнего дня, нелепая и страшная гибель Адама, образы увиденных людей не отпускали его. А он ведь так и не сказал доктору о гибели Адама. Впрочем, завтра Джонсон все сам узнает из газет.
Прокрутившись в постели достаточно длительное время, Стивенсон понял, что заснуть в эту ночь вряд ли удастся. Он лежал, уставившись в потолок, дрожа от озноба, разглядывая странные бледно-голубые видения, порхающие по стенам темной комнаты. Наконец, он погрузился в какой-то странный полусон. Мертвенно – бледный свет заливал улицу. Стивенсон шагал в полутьме и видел впереди девичью фигурку. Он хотел догнать девушку, ему хотелось что –то сказать ей, предупредить о чем-то, о какой-то опасности, как вдруг темная и страшная фигура выскочила в сноп мертвенного света между ним и девушкой. В этой зловещей фигуре было мало человеческого, больше звериного. В два страшных прыжка страшное существо настигло девушку, и предупреждающий об опасности крик Стивенсона слился с криком о помощи девушки, которая, как осознавал Стивенсон, была как две капли воды схожа с Маргарет! Страшное существо било и калечило девушку тяжелой тростью, топтало ее ногами, а когда Стивенсон вцепился мертвой хваткой в тело существа, оно обернулось. Хищное безумное лицо доктора Джонсона показалось в бледном свете фонаря, и не было в этом лице ничего респектабельного и доброго. С ненавистью и огромной силой отбросил он руки Стивенсона, зарычав, бросился прочь, исчезнув за одним из домов... Стивенсон воскликнул над телом девушки...и проснулся.
Его пробуждение совпало с тем, что он услышал далекий слабый голос, шедший из глубин города. Как будто кто-то кого – то звал. Стивенсон вслушался, но голос умолк, и только раскатистое жалобное эхо летало меж домов. Все утихло, и Стивенсон решил, что ему почудилось.
У стены послышались шорохи, как будто бы там бегали юркие крысы. От этой мысли Стивенсон вздрогнул от отвращения, но потом понял, что шорохи были за стеной, то есть в комнате доктора. Спустя время далеко скрипнула дверь, и раздались шаги в коридоре.
Мысль о том, что доктор покидает дом и, что возможно предупреждающий сон, станет явью, охватила Стивенсона. Он выглянул в окно, подождал несколько минут. Вот фигура доктора Джонсона показалась на пороге, остановилась, осматриваясь и ожидая. Стивенсон отпрянул от окна, хотя, лампы он не зажигал, и доктор вряд ли мог его увидеть. Не попал ли он в поток лунного света?
Быстро одевшись, набросав короткую записку, Стивенсон, закрыв дверь, торопливо спустился по скрипучей лестнице. Только он подошел к входной двери, как лязгнул замок. Кто-то, вероятно сам доктор, запер ее снаружи. Подергав наглухо запертую дверь, Стивенсон решительно подошел к маленькой комнате Жанны и постучал.
Заспанная Жанна в капоте, наброшенном на ночную сорочку, поначалу ничего не могла понять.
- Жанна, вот что. Мне нужно срочно покинуть дом. Мне хотелось бы знать, где ключи? – строго спросил Стивенсон.
- Ох, сэр, какие же вы все любители ночных прогулок! Ключи, как обычно, висят за одежным шкафом..., - полушепотом ответила немного испуганная Жанна.
- А у доктора свой ключ?
- Вероятно, сэр. Доктор у нас несколько раз останавливался. Он может входить и выходить свободно и, днем и ночью...Ох, сэр, чувствую, что сейчас у меня будет плохое настроение...
Стивенсон какие-то секунды загадочно смотрел на нее, раздумывая, а потом сказал:
- Вот записка. Если я до утра не вернусь – отнесешь ее в полицию, инспектору Смоллу. Хорошо? Запомнила? Инспектору Смоллу... Не забудь! Миссис Андерсон пока ничего не говори. А теперь ступай за мной – запрешь дверь.
И он быстро зашагал к выходу.
Окончание следует.
Рейтинг: +2
682 просмотра
Комментарии (6)
| Светлана Громова # 10 января 2017 в 17:29 +1 | ||
|
| Александр Гребёнкин # 10 января 2017 в 19:25 0 | ||
|
| Нина Колганова # 5 января 2018 в 14:19 +1 | ||
|
| Александр Гребёнкин # 5 января 2018 в 16:09 +1 | ||
|
| Нина Колганова # 6 января 2018 в 17:08 +1 | ||
|
| Александр Гребёнкин # 6 января 2018 в 19:23 +1 | ||
|
Новые произведения
