Помочь сайту
Поздравления
Враг уничтожен. Часть 5. За пивом.
22 ноября 2015 -
Виктор Костильбург
— Ну, Свет, не злись, я так по привычке, — сказал Артамон и сморщил виноватое лицо.
Глубокие морщины человека, который привык ежедневно опохмеляться, как по команде окопались около рта и носа, пробороздили лоб и застыли вокруг глаз.
Изо рта дохнуло вчерашним чесноком, пивом и гниющей в желудке пищей.
Жена с отвращением посмотрела на него и закричала:
— Сколько раз я говорила тебе, Канарейкин, не плюй в потолок, а ты с маниакальным упорством повторяешь это каждый день! На потолок уже смотреть противно! Он весь в твоих зелёных соплях! — в её голосе появились истеричные нотки.
Мерлин, который листал красочно иллюстрированный мужской журнал, вальяжно развалившись на хозяйском ложе, одобрительно закивал головой.
— Ты будешь его белить? Ты? — входила в раж Светлана Бездоннова.
— Ну, хотя бы и я, — примирительно сказал Канарейкин и погладил по попе свою жену.
Бездоннова брезгливо отодвинулась от него.
— Отстань! От тебя воняет!
Мерлин усмехнулся и уставился на обнажённую красотку в журнале.
В груди у Канарейкина неприятно ёкнуло сердце. томление духа, которое мучило редактора Литпрома с самого момента пробуждения, усилилось и заиграло всеми цветами ревности. Но, прислушавшись к себе, Артамон понял, что тоска эта тягучая родилась не из-за жены. Жена только подкинула берёзовых дров в топку его мучений.
Канарейкину просто хотелось пива.
Хамовнического.
Пять бутылок.
Залпом.
Его правая рука мелко задрожала явственно ощущая влагу запотевшей холодной бутылки.
Артамон судорожно проглотил слюну.
— Готов искупить вину, я куплю вам пива! — пошёл на хитрость Канарейкин.
— Да кому оно нужно, твоё пиво! — ответила жена. — С самого утра об нём только и думаешь.
— А я бы лучше вискарика намахнул, — произнёс Мерлин и почесал свой второй подбородок. - Но, не буду. Мне сегодня интервью брать у полевого командира ополченцев ДНР.
«Вискарика ему, чмо пафосное, — зло подумал Артамон. — Перебьёшься, интервьюер хренов!»
Не теряя времени даром, Канарейкин накинул неизменную красную курточку на голое тело и выскочил из квартиры.
«Замок забыл закрыть, »- подумал он перепрыгивая через обшарпанные ступеньки старого питерского дома.
Возвращаться и терять драгоценные минуты, которые становились невыносимой стеной между ним и пивом не хотелось.
«Да что там воровать? Мерлина? Пох…й», — успокоил он сам себя.
Погода стояла как всегда гнилостная. Мелкий дождь временами усиливался и, набирая силу из мрачных туч, которые заволокли всё небо, упруго колотил по лужам выбивая из них пузыри.
Канарейкин натянул курточку на голову, обнажив свой худой волосатый живот, и сайгаком запрыгал через потоки вод, выбирая кратчайший маршрут до киоска, который расположился на автобусной остановке.
— Пять. Хамовнического, — сказал он хриплым голосом в амбразуру киоска и нетерпеливой рукой положил комок смятых денег.
Парень-киоскёр, посмотрел на него отстранённым взглядом, взял деньги и начал их не спеша разглаживать.
— Брат, побыстрее! — заегозил Канарейкин.
Парень кивнул и зазвенел бутылками в глубине киоска.
— «Спартак» — это мясо,
«Спартак» — это сыр,
«Спартак» — это к…итор,
протёртый до дыр! — послышалось невдалеке.
— На помойке красный флаг,
Это общество «Спартак»! — слаженно вторил мужской хор.
Болельщики славного футбольного клуба «Зенит» дружной колонной шествовали на матч с извечным врагом — московским «Спартаком».
Несколько человек отделилось от колонны и направились к киоску подогреть свои патриотичные зенитовские чувства.
— Эй, дядя, отойди. Нам некогда! — услышал Канарейкин, когда он принимал в свои руки лучший напиток похмельного утра.
Но это он так считал.
Представители зенитовской торсиды имели на этот предмет несколько иное мнение.
Их утомлённые души вековой враждой со «Спартаком» затрепетали от благородной ярости, когда у видели пиво в руках Артамона Канарейкина.
Хамовническое пиво.
— Ребята, смотрите! Он Хамовники пьёт! Это ж спартач, век свободы не видать!
— Точно с…ка издевается! Балтику не хочет пить?
— Смотри, пацаны! У него у него и куртка красного цвета, как спартаковский флаг! От мясо наглое!
— Ну-ка отойдите, щас я ему с ноги…
Первой ласточкой их несогласия со вкусовыми привязанностями Артамона был крепкий пинок под худосочный зад великого прозаика.
Второй — не сильная, но унизительная затрещина по его лохматому затылку.
— Фу! Как от него воняет! Свинья мясная!
Это уже было слишком!
Канарейкин достал свою Моторолу-раскладушку величиной с учебник, и метнул её в обидчика, который посмел поднять на него руку и который громче всех возмущался запахом, исходящим от его волос.
Моторола эта была для Артамона как бумеранг для аборигенов Австралии. Описывая полукруг, она била углом своего металлического корпуса в лоб противника и возвращалась в руки Канарейкина. Оттого телефон имел множество царапин и вмятин, но тем только усугублял любовь к нему и привязанность со стороны владельца.
На втором месте, без всякого сомнения, после любви к Хамовническому пиву, стояла эта боевая Моторола. По ней, кстати, можно было ещё и звонить.
Просвистев пулей, американский гаджет врезался в лоб мужественного фаната «Зенита». До того мужественного, что Канарейкин, имея опыт прохождения срочной службы в ракетной части под Самарой, не раздумывая поскакал через лужи по мостовой, напрягая все свои жизненные силы, которые он ещё не растратил на Литпромовских попойках и в объятиях контркультурных поэтесс, в том числе Светы Бездонновой.
Позабыв про классовую ненависть к «Спартаку», любители футбола ринулись в погоню за литератором.
Артамон Канарейкин уходил от них по всем правилам конспирации: переходил вброд Неву, пересаживался с одной ветки метрополитена на другую, отсиживался в помойном баке и использовал методы челночного бега.
Но в рядах фанатов, видать, затесался непревзойденный городской следопыт, который безошибочно вычислял все ухищрения Канарейкина.
Артамон стал изнемогать. Он уже мало верил в победу своих ног. Сумрак предчувствия близкой кончины овладел им, и Канарейкин стал терять темп. Он захлёбывался воздухом, а в правом боку скручивало от боли печень, уже наполовину разрушенную и переродившуюся в жир от постоянных возлияний алкоголя.
За спиной слышался тяжёлый топот ног преследователей, который становился всё ближе и ближе.
Как загнанный заяц Канарейкин бежал по кругу и потому впереди замаячил силуэт знакомого киоска.
Превозмогая боль в ногах, он сделал последний рывок и выдохнул в раскрытое окно:
— Открой дверь!
Киоскёр не стал задавать лишних вопросов, а открыл дверь этому косматому человеку, мокрому и грязному, в татарских глазах которого затаился испуг и звериное желание жизни.
Канарейкин ввалился в киоск и упал в угол за старый протёртый диван в грязных пятнах от пролитого пива и ещё чего-то.
Он тяжело дышал и из его угла потянуло животным запахом испуганной псины.
Через несколько минут в киоск затарабанило несколько кулаков:
— Эй, ты не видел куда побежал спартаковский чмырь с волосами, как у бабы и бородкой?
Канарейкин перестал дышать.
— К Невскому, — бесстрашно соврал парень.
— Вот г…ндон! — заорало несколько глоток. — Поймаем — глаза на ж…пу натянешь, свиноматке! Зенит чемпион! — и топот ног удалился в сторону Невского проспекта.
Канарейкин полежал ещё с полчаса для пущей уверенности, что беда миновала и только потом вылез из своего убежища.
— У…баны! Ха-ха! Канарейкина просто так не возьмешь! — сказал он и нервно хохотнул.
Потом огляделся, прищурился и спросил:
— Может выпьем?
— Давай, — ответил парень.
Выживший литератор жадно схватил бутылку любимого Хамовнического пива и впился в крышку зубами в попытке открыть её.
— Открывашка есть, — тусклым голосом сказал парень.
— А, ладно, — прохрипел Артамон, и кадык его заходил принимая в себя живительную влагу амврозии, то есть Хамовнического.
— А ты, чё какой-то не такой? — спросил Канарейкин своего спасителя, когда осушил бутылку.
— Девушку убили, — ответил киоскёр.
— Какую девушку? Твою?
— Наверно, — странно ответил парень.
— Как это «наверно»? — удивился Канарейкин. — Хотя, моя жена тоже — наверно.
Парень сидел на диване и безучастно смотрел в пол.
— Держи, — поэт протянул ему пиво. — Пей. Помогает. Проверено.
Киоскёр послушно взял протянутую бутылку и сделал глоток.
Потом пили водку «Зелёная марка», закусывали маринованными болгарскими огурчиками, а Канарейкин читал свои стихи про любовь, про Мальвину, про Буратино, который был им, Канарейкиным.
Парень ожил и на лице его появился румянец.
Канарейкин обнимал его, по-дружески лез целоваться, оставляя на щеках липкую, дурно пахнущую слюну.
На прощание Канарейкин дал ему свой емэйл, посоветовал (по редакторской привычке) никогда не писать стихов и прозы, натянул на голову куртку и шагнул в дождь.
***
Он подошёл к своей двери тяжёлой поступью человека полностью успокоившего свою мятежную душу обезболивающим алкоголем. Достал ключи и упёрся плечом в дверь. Дверь слегка скрипнула и послушно открылась.
«Точняк! Я же её не закрыл», — вспомнил Канарейкин.
Квартира встретила его тишиной.
Он прошёл в прихожую и заглянул в комнату.
Дыхание спёрло. В глазах потемнело.
На его постели лежал на спине Мерлин, прикрыв от блаженства глаза. Левая нога его свесилась и подёргивалась в такт движению головы Светы Бездонновой. Светлые волосы её рассыпались по толстому животу Мерлина.
Но вот нога его задёргалась всё чаще и чаще. Он положил руку на затылок Светы и застонав с силой надавил на него.
Супруга Канарейкина поперхнулась, но выдержала.
Канарейкин прислонился спиной к косяку и стал сползать на пол.
Он сначала еле слышно заскулил.
Потом завизжал, как далёкие предки татары во время набегов, чья кровь текла в его венах.
Затем утробно завыл с тоской и томлением, как воют зимней ночью собаки, вспоминая своё вольноё волчье прошлое, сидючи на ржавой цепи.
Мерлин недоумённо раскрыл глаза. Они у него были ещё подёрнуты дымкой сладостной неги.
Света Бездоннова, закрыв рот ладошкой, из уголков которого вытекала беловатая мутная жидкость, опрометью кинулась в туалет, шлёпая босыми ногами по полу.
Рейтинг: 0
495 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
