Враг уничтожен. Часть 1. Похмельное утро.
22 ноября 2015 -
Виктор Костильбург
По привычке.
Он любил наблюдать, как харчок, большей частью состоящий из похмельных соплей, покачиваясь вытягивается на своей ножке. Затем ножка истончается-истончается, и лопаясь пополам отпускает в свободный полёт вниз серо-зелёный сгусток. У Артамона была такая примета — если попадёт в лоб, то день удастся.
Шматок слизи шлёпнулся рядом. Канарейкин с детства отличался настырным упрямством и потому повторил попытку. Опять мимо. Настроение начинало портиться с самого утра. И так плохо: голова трещит от неизвестно чего выпитого на очередной тусовке Литпромовских чтений, во рту, как кошки со всего Петербурга нагадили, так ещё собственный плевок, который он с трудом насобирал в своём потрёпанном организме, и тот отказывается лететь в цель.
Артамон грязно выругался и что есть мочи изверг из себя очередную порцию слюны и соплей в многострадальный потолок, который был весь грязных пятнах от былых Канареевских упражнений.
— Ещё раз в меня попадёт — морду набью, кусок г…вна, — монотонно и беззлобно прокомментировал мужской голос рядом.
Канарейкин задумался — кто же это может быть? На голос жены не похож. Не поворачиваясь к обладателю голоса он пошарил рукой для пущей уверенности.
Быстро отдёрнул руку. Факт, что не жена.
— Ахтунг! — также монотонно произнёс голос рядом. — Ты давно, Артамон, проявляешь интерес к мужским гениталиям?
На этот раз Канарейкин повернулся на правый бок и упёрся лицом к лицу в публициста под псевдонимом Мерлин.
Длинно, витиевато выматерился и вспомнил.
Вспомнил, что Мерлин, как и он является редактором контркультурного сайта Литпром, который в народе окрестили Жидпромом за преобладающее большинство пользователей известной всем национальности. Также Артамон припомнил, что вчера весь вечер и полночи известный в среде контркультурных литераторов поэт Каркуша читал свои стихи, по-бабски подбоченясь и ехидно улыбаясь.
Стихи были хорошие.
Сначала про то, что хохлы за сало продадут и себя, и мать родную. Потом, что новороссы и путиноиды годами не снимают своих ватников даже ложась спать. Далее обозвал Обаму макакой, а английскую королеву старой сутенёршей. Коснулся проблемы гейской любви и махрового черносотенства в отсталой России.
Хлопали в ладоши, подбадривая Каркушу и пили.
Кто-то нюхнул коксу для пущей контркультурности. Затем, как водится, отметелили поэта, выбив ему передний зуб и разбив верхнюю губу, в следствии чего она распухла и сделала Каркушу похожим на кролика.
Опомнившись, что Главный редактор Жидпрома Багир Батыров урежет им финансовый поток за испорченный интерфейс его любимого поэта, все также хором, как били, стали приводить его в порядок. Чуть ли не насильно влили в него пинту шотландского виски. Скотч подействовал и Каркуша продолжил своё лицедейство на сцене с утроенным усердием.
Дальше Канарейкин уже помнил не так отчётливо. Кого-то называл братом, с кем-то пил на брудершафт, зачем-то пытался совокупиться с неизвестной дамой, которая пребольно ударила ему сумочкой в пах. Кто-то засунул его головой в унитаз. А за что хоть?
«М-м-м».
— Что мычишь? Вставать будем? — спросил Мерлин.
— А где Света? — сказал Канарейкин, в его душе зашевелилась ревность. — Мы чё, опять втроём спали?
— А что в этом такого? — ответил зевнув Мерлин. - Да, не нужна она мне, — успокоил он Артамона и хлопнул по плечу.
— Да пошёл ты в ж…пу, — дёрнул плечиком Канарейкин и обиженно засопел. — Ты же обещал мне, что не будешь лезть в постель, когда я с женой сплю!
— Так пьяные же были, — миролюбиво напомнил ему Мерлин. — Никто ничего не понимал, хе-хе.
С кухни доносилось громыхание посуды. Приятно потянуло кофеем.
— Мальчики, завтракать будем? — в комнату заглянула жена Канарейкина, поэтесса Светлана Бездоннова.
Она была подозрительно в приподнятом настроении. Короткий домашний халатик был накинут на голое тело.
— Будем, — Канарейкин кряхтя стал сползать на пол.
Радикулит рецидивировал после попоек.
На лице его красовалась короткая бородка, которая усиливала и без того татарские черты лица. Длинные волосы, которые днём он убирал в хвостик, перетянув резинкой, запутались, были сальными и грязными. Обильная седина закралась в них, и Канарейкин всё чаще и чаще задумывался о том, чтобы воспользоваться красителем для волос своей супруги.
Сеточка алкогольных морщин удобно расположилась на его лице, сделав похожим на персонажа романа Булгакова «Собачье сердце».
— Канарейкин! — воскликнула жена. — Ты опять в потолок харкал уё…ище?! — и хлопнула с силой дверью.
Мерлин блаженно улыбался.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0317783 выдан для произведения:
Первым делом, как проснулся, Артамон Канарейкин плюнул в потолок.
По привычке.
Он любил наблюдать, как харчок, большей частью состоящий из похмельных соплей, покачиваясь вытягивается на своей ножке. Затем ножка истончается-истончается, и лопаясь пополам отпускает в свободный полёт вниз серо-зелёный сгусток. У Артамона была такая примета — если попадёт в лоб, то день удастся.
Шматок слизи шлёпнулся рядом. Канарейкин с детства отличался настырным упрямством и потому повторил попытку. Опять мимо. Настроение начинало портиться с самого утра. И так плохо: голова трещит от неизвестно чего выпитого на очередной тусовке Литпромовских чтений, во рту, как кошки со всего Петербурга нагадили, так ещё собственный плевок, который он с трудом насобирал в своём потрёпанном организме, и тот отказывается лететь в цель.
Артамон грязно выругался и что есть мочи изверг из себя очередную порцию слюны и соплей в многострадальный потолок, который был весь грязных пятнах от былых Канареевских упражнений.
— Ещё раз в меня попадёт — морду набью, кусок г…вна, — монотонно и беззлобно прокомментировал мужской голос рядом.
Канарейкин задумался — кто же это может быть? На голос жены не похож. Не поворачиваясь к обладателю голоса он пошарил рукой для пущей уверенности.
Быстро отдёрнул руку. Факт, что не жена.
— Ахтунг! — также монотонно произнёс голос рядом. — Ты давно, Артамон, проявляешь интерес к мужским гениталиям?
На этот раз Канарейкин повернулся на правый бок и упёрся лицом к лицу в публициста под псевдонимом Мерлин.
Длинно, витиевато выматерился и вспомнил.
Вспомнил, что Мерлин, как и он является редактором контркультурного сайта Литпром, который в народе окрестили Жидпромом за преобладающее большинство пользователей известной всем национальности. Также Артамон припомнил, что вчера весь вечер и полночи известный в среде контркультурных литераторов поэт Каркуша читал свои стихи, по-бабски подбоченясь и ехидно улыбаясь.
Стихи были хорошие.
Сначала про то, что хохлы за сало продадут и себя, и мать родную. Потом, что новороссы и путиноиды годами не снимают своих ватников даже ложась спать. Далее обозвал Обаму макакой, а английскую королеву старой сутенёршей. Коснулся проблемы гейской любви и махрового черносотенства в отсталой России.
Хлопали в ладоши, подбадривая Каркушу и пили.
Кто-то нюхнул коксу для пущей контркультурности. Затем, как водится, отметелили поэта, выбив ему передний зуб и разбив верхнюю губу, в следствии чего она распухла и сделала Каркушу похожим на кролика.
Опомнившись, что Главный редактор Жидпрома Багир Батыров урежет им финансовый поток за испорченный интерфейс его любимого поэта, все также хором, как били, стали приводить его в порядок. Чуть ли не насильно влили в него пинту шотландского виски. Скотч подействовал и Каркуша продолжил своё лицедейство на сцене с утроенным усердием.
Дальше Канарейкин уже помнил не так отчётливо. Кого-то называл братом, с кем-то пил на брудершафт, зачем-то пытался совокупиться с неизвестной дамой, которая пребольно ударила ему сумочкой в пах. Кто-то засунул его головой в унитаз. А за что хоть?
«М-м-м».
— Что мычишь? Вставать будем? — спросил Мерлин.
— А где Света? — сказал Канарейкин, в его душе зашевелилась ревность. — Мы чё, опять втроём спали?
— А что в этом такого? — ответил зевнув Мерлин. - Да, не нужна она мне, — успокоил он Артамона и хлопнул по плечу.
— Да пошёл ты в ж…пу, — дёрнул плечиком Канарейкин и обиженно засопел. — Ты же обещал мне, что не будешь лезть в постель, когда я с женой сплю!
— Так пьяные же были, — миролюбиво напомнил ему Мерлин. — Никто ничего не понимал, хе-хе.
С кухни доносилось громыхание посуды. Приятно потянуло кофеем.
— Мальчики, завтракать будем? — в комнату заглянула жена Канарейкина, поэтесса Светлана Бездоннова.
Она была подозрительно в приподнятом настроении. Короткий домашний халатик был накинут на голое тело.
— Будем, — Канарейкин кряхтя стал сползать на пол.
Радикулит рецидивировал после попоек.
На лице его красовалась короткая бородка, которая усиливала и без того татарские черты лица. Длинные волосы, которые днём он убирал в хвостик, перетянув резинкой, запутались, были сальными и грязными. Обильная седина закралась в них, и Канарейкин всё чаще и чаще задумывался о том, чтобы воспользоваться красителем для волос своей супруги.
Сеточка алкогольных морщин удобно расположилась на его лице, сделав похожим на персонажа романа Булгакова «Собачье сердце».
— Канарейкин! — воскликнула жена. — Ты опять в потолок харкал уё…ище?! — и хлопнула с силой дверью.
Мерлин блаженно улыбался.
По привычке.
Он любил наблюдать, как харчок, большей частью состоящий из похмельных соплей, покачиваясь вытягивается на своей ножке. Затем ножка истончается-истончается, и лопаясь пополам отпускает в свободный полёт вниз серо-зелёный сгусток. У Артамона была такая примета — если попадёт в лоб, то день удастся.
Шматок слизи шлёпнулся рядом. Канарейкин с детства отличался настырным упрямством и потому повторил попытку. Опять мимо. Настроение начинало портиться с самого утра. И так плохо: голова трещит от неизвестно чего выпитого на очередной тусовке Литпромовских чтений, во рту, как кошки со всего Петербурга нагадили, так ещё собственный плевок, который он с трудом насобирал в своём потрёпанном организме, и тот отказывается лететь в цель.
Артамон грязно выругался и что есть мочи изверг из себя очередную порцию слюны и соплей в многострадальный потолок, который был весь грязных пятнах от былых Канареевских упражнений.
— Ещё раз в меня попадёт — морду набью, кусок г…вна, — монотонно и беззлобно прокомментировал мужской голос рядом.
Канарейкин задумался — кто же это может быть? На голос жены не похож. Не поворачиваясь к обладателю голоса он пошарил рукой для пущей уверенности.
Быстро отдёрнул руку. Факт, что не жена.
— Ахтунг! — также монотонно произнёс голос рядом. — Ты давно, Артамон, проявляешь интерес к мужским гениталиям?
На этот раз Канарейкин повернулся на правый бок и упёрся лицом к лицу в публициста под псевдонимом Мерлин.
Длинно, витиевато выматерился и вспомнил.
Вспомнил, что Мерлин, как и он является редактором контркультурного сайта Литпром, который в народе окрестили Жидпромом за преобладающее большинство пользователей известной всем национальности. Также Артамон припомнил, что вчера весь вечер и полночи известный в среде контркультурных литераторов поэт Каркуша читал свои стихи, по-бабски подбоченясь и ехидно улыбаясь.
Стихи были хорошие.
Сначала про то, что хохлы за сало продадут и себя, и мать родную. Потом, что новороссы и путиноиды годами не снимают своих ватников даже ложась спать. Далее обозвал Обаму макакой, а английскую королеву старой сутенёршей. Коснулся проблемы гейской любви и махрового черносотенства в отсталой России.
Хлопали в ладоши, подбадривая Каркушу и пили.
Кто-то нюхнул коксу для пущей контркультурности. Затем, как водится, отметелили поэта, выбив ему передний зуб и разбив верхнюю губу, в следствии чего она распухла и сделала Каркушу похожим на кролика.
Опомнившись, что Главный редактор Жидпрома Багир Батыров урежет им финансовый поток за испорченный интерфейс его любимого поэта, все также хором, как били, стали приводить его в порядок. Чуть ли не насильно влили в него пинту шотландского виски. Скотч подействовал и Каркуша продолжил своё лицедейство на сцене с утроенным усердием.
Дальше Канарейкин уже помнил не так отчётливо. Кого-то называл братом, с кем-то пил на брудершафт, зачем-то пытался совокупиться с неизвестной дамой, которая пребольно ударила ему сумочкой в пах. Кто-то засунул его головой в унитаз. А за что хоть?
«М-м-м».
— Что мычишь? Вставать будем? — спросил Мерлин.
— А где Света? — сказал Канарейкин, в его душе зашевелилась ревность. — Мы чё, опять втроём спали?
— А что в этом такого? — ответил зевнув Мерлин. - Да, не нужна она мне, — успокоил он Артамона и хлопнул по плечу.
— Да пошёл ты в ж…пу, — дёрнул плечиком Канарейкин и обиженно засопел. — Ты же обещал мне, что не будешь лезть в постель, когда я с женой сплю!
— Так пьяные же были, — миролюбиво напомнил ему Мерлин. — Никто ничего не понимал, хе-хе.
С кухни доносилось громыхание посуды. Приятно потянуло кофеем.
— Мальчики, завтракать будем? — в комнату заглянула жена Канарейкина, поэтесса Светлана Бездоннова.
Она была подозрительно в приподнятом настроении. Короткий домашний халатик был накинут на голое тело.
— Будем, — Канарейкин кряхтя стал сползать на пол.
Радикулит рецидивировал после попоек.
На лице его красовалась короткая бородка, которая усиливала и без того татарские черты лица. Длинные волосы, которые днём он убирал в хвостик, перетянув резинкой, запутались, были сальными и грязными. Обильная седина закралась в них, и Канарейкин всё чаще и чаще задумывался о том, чтобы воспользоваться красителем для волос своей супруги.
Сеточка алкогольных морщин удобно расположилась на его лице, сделав похожим на персонажа романа Булгакова «Собачье сердце».
— Канарейкин! — воскликнула жена. — Ты опять в потолок харкал уё…ище?! — и хлопнула с силой дверью.
Мерлин блаженно улыбался.
Рейтинг: +1
579 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!