Роман про Африку. Глава тринадцатая
Глава тринадцатая
Небольшой пригородный аэропорт работал только в дневное время.
В одном из терминалов собрались пассажиры рейса на Безье. Точнее им казалось, что они полетят именно туда – к тёплому морю и городу, где все рады побыть в телах Адама и Евы.
Теперь, освободясь от скучных, словно бы на прокат взятых, одежд они с удовольствием разглядывали друг друга.
В этой компании выделялся седовласый мужчина с постепенно редеющей шевелюрой и пышными, похожими на казачьи, усами. Он выглядел довольно красивым, словно бы раздетый донага сувенирный казак
Рядом с ним стояла светловолосая и смущенная барышня с едва проклюнувшимся бюстом. Она искала глазами любой предмет, годный для загораживания своего странно вспотевшего лобка.
Только Антон с Анжеликой совершенно не тушевались. Им была приятна их прилюдная раздетость, казалось, что они подобно сказочному королю носили дорогую не всем видимую одежду.
Им нравилось бравировать своей молодостью. Без одежд и имён люди казались просто большими самодвижущими куклами. Такие вот биороботы – без стыда и совести, озабоченные только страстью к эксгибиционизму.
Наверняка они просто устали играть навязанные им роли и жаждали безнаказанности, той безнаказанности, какая бывает только в детстве.
Наконец их попросили пройти на посадку.
Они поднялись по закрытому трапу и вошли в салон ожидавшего их Боинга. Этот самолёт сразу стал напоминать группу в детском саду, голые люди счастливо улыбались и старались наценить на свои лица радостные физиономии дурачков и дурочек.
Вероятно, они так не веселились с дошкольного возраста. Даже седовласый старик улыбался, как шаловливый мальчишка.
Анжелика оказалась между матерью и братом. Близорукий Антон старательно пялился в иллюминатор и радовался ощущению свободы от опротивевших ему одежек
Ахмед, молча, обращался к Аллаху.
Он старался усмирить своё сердце, в сущности, он попросту выполняет свою обязанность – обязанность правоверного по отношению к неверным.
Он уже предвкушал этот длинный полёт. Рейнгольд говорил, что его ни в чём не обвинят. Что полученный сигнал о заложенной в салоне бомбе все воспримут, как должное, и решение изменить курс и лететь в Мавританию – посчитают подвигом.
Самолёт пошёл на взлёт.
В салоне царила тишина, если не принимать в расчет баюкающий гул турбин. Все пассажиры радостно подрёмывали.
Они совсем не интересовались курсом самолёта, они даже не заметили этого разворота, не заметили, как их путь в Рай сменился долгой дорогой в Ад.
Рейнгольд торжествовал. Он чувствовал вдохновение. Целый самолёт развратных людишек направлялся теперь по назначению.
Он вспоминал других, также расстающихся со свободой людей. Вспоминал, как превращал их в послушное стадо, озабоченное только одним лишним мигом земного бытия.
Все эти русские и впрямь казались произршедшими от приматов. Они сами уничтожили в себе образ Божий, и теперь согласно теории Дарвина готовились вновь стать приматами.
Он любовался этой толпой. Толпой, которая так послушна и предсказуема.
Он радовался тому, что видели его глаза. Красивый уголок земли был должен стать раем для избранных. Для таких, каков он, и ещё его секретарша.
Теперь он даже радовался своему долголетию. Долголетию, словно у того фольклорного персонажа из дурацкой детской книжки. Кощей Бессмертный. Да, именно так.
Омар Альбертович Шабанов наблюдал за своим хозяином. Этот старик был на вид божий одуванчик, но в душе его царил целый сонм демонов.
Он хотел царить. Царить над толпой обезличенных личностей. Толпой обезображенных и послушных существ, существ, которые были только на вид людьми.
Смерть обходила этого старика стороной. Она, вероятно, попросту презирала его. Презирала, как презирает кошка прокисшую на жаре кашу.
- Они сгорят на жгучем солнце, как та дамочка из Декамереона.
Омар Альбертович появился с медицинской каталкой.
- А это ты! – донеслось изо рта старика, словно из прелого колодца.
- Ваше тонизирующее.
- Гран мерси, Омар. Сегодня – великий день. Мой план, мой великий план.
- Вы уверены, герр, что всё сложится?
- Сложится, Омар, обязательно. Поверь мне. Эти дикари научат их жизни. Мне радостно от одной мысли, что эти людишки будут жариться на солнце, как куриные грудки.
- Не ходите, дети, в Африку гулять…
- Это вы сами сочинили?
- Нет, это один русский поэт. Точнее.
- Он был евреем? Не смущайтесь, Омар. Евреи всегда нужны. На них мы спишем все беды.
Ахмед старался утишить свою совесть.
Точка невозврата была пройдена.
Самолёт послушно стремился к африканскому континенту.
Пассажиры спали.
Глава тринадцатая
Небольшой пригородный аэропорт работал только в дневное время.
В одном из терминалов собрались пассажиры рейса на Безье. Точнее им казалось, что они полетят именно туда – к тёплому морю и городу, где все рады побыть в телах Адама и Евы.
Теперь, освободясь от скучных, словно бы на прокат взятых, одежд они с удовольствием разглядывали друг друга.
В этой компании выделялся седовласый мужчина с постепенно редеющей шевелюрой и пышными, похожими на казачьи, усами. Он выглядел довольно красивым, словно бы раздетый донага сувенирный казак
Рядом с ним стояла светловолосая и смущенная барышня с едва проклюнувшимся бюстом. Она искала глазами любой предмет, годный для загораживания своего странно вспотевшего лобка.
Только Антон с Анжеликой совершенно не тушевались. Им была приятна их прилюдная раздетость, казалось, что они подобно сказочному королю носили дорогую не всем видимую одежду.
Им нравилось бравировать своей молодостью. Без одежд и имён люди казались просто большими самодвижущими куклами. Такие вот биороботы – без стыда и совести, озабоченные только страстью к эксгибиционизму.
Наверняка они просто устали играть навязанные им роли и жаждали безнаказанности, той безнаказанности, какая бывает только в детстве.
Наконец их попросили пройти на посадку.
Они поднялись по закрытому трапу и вошли в салон ожидавшего их Боинга. Этот самолёт сразу стал напоминать группу в детском саду, голые люди счастливо улыбались и старались наценить на свои лица радостные физиономии дурачков и дурочек.
Вероятно, они так не веселились с дошкольного возраста. Даже седовласый старик улыбался, как шаловливый мальчишка.
Анжелика оказалась между матерью и братом. Близорукий Антон старательно пялился в иллюминатор и радовался ощущению свободы от опротивевших ему одежек
Ахмед, молча, обращался к Аллаху.
Он старался усмирить своё сердце, в сущности, он попросту выполняет свою обязанность – обязанность правоверного по отношению к неверным.
Он уже предвкушал этот длинный полёт. Рейнгольд говорил, что его ни в чём не обвинят. Что полученный сигнал о заложенной в салоне бомбе все воспримут, как должное, и решение изменить курс и лететь в Мавританию – посчитают подвигом.
Самолёт пошёл на взлёт.
В салоне царила тишина, если не принимать в расчет баюкающий гул турбин. Все пассажиры радостно подрёмывали.
Они совсем не интересовались курсом самолёта, они даже не заметили этого разворота, не заметили, как их путь в Рай сменился долгой дорогой в Ад.
Рейнгольд торжествовал. Он чувствовал вдохновение. Целый самолёт развратных людишек направлялся теперь по назначению.
Он вспоминал других, также расстающихся со свободой людей. Вспоминал, как превращал их в послушное стадо, озабоченное только одним лишним мигом земного бытия.
Все эти русские и впрямь казались произршедшими от приматов. Они сами уничтожили в себе образ Божий, и теперь согласно теории Дарвина готовились вновь стать приматами.
Он любовался этой толпой. Толпой, которая так послушна и предсказуема.
Он радовался тому, что видели его глаза. Красивый уголок земли был должен стать раем для избранных. Для таких, каков он, и ещё его секретарша.
Теперь он даже радовался своему долголетию. Долголетию, словно у того фольклорного персонажа из дурацкой детской книжки. Кощей Бессмертный. Да, именно так.
Омар Альбертович Шабанов наблюдал за своим хозяином. Этот старик был на вид божий одуванчик, но в душе его царил целый сонм демонов.
Он хотел царить. Царить над толпой обезличенных личностей. Толпой обезображенных и послушных существ, существ, которые были только на вид людьми.
Смерть обходила этого старика стороной. Она, вероятно, попросту презирала его. Презирала, как презирает кошка прокисшую на жаре кашу.
- Они сгорят на жгучем солнце, как та дамочка из Декамереона.
Омар Альбертович появился с медицинской каталкой.
- А это ты! – донеслось изо рта старика, словно из прелого колодца.
- Ваше тонизирующее.
- Гран мерси, Омар. Сегодня – великий день. Мой план, мой великий план.
- Вы уверены, герр, что всё сложится?
- Сложится, Омар, обязательно. Поверь мне. Эти дикари научат их жизни. Мне радостно от одной мысли, что эти людишки будут жариться на солнце, как куриные грудки.
- Не ходите, дети, в Африку гулять…
- Это вы сами сочинили?
- Нет, это один русский поэт. Точнее.
- Он был евреем? Не смущайтесь, Омар. Евреи всегда нужны. На них мы спишем все беды.
Ахмед старался утишить свою совесть.
Точка невозврата была пройдена.
Самолёт послушно стремился к африканскому континенту.
Пассажиры спали.
Людмила Пименова # 23 июля 2014 в 18:12 0 | ||
|