Путешествие длиною в жизнь. Парижские каникулы ч.4

Не пытайтесь избежать неизбежного и достичь недостижимого
(мудрость жизни)
 
  Елизавета радовалась каждому проведённому дню в Париже. И сейчас, стоя на балконе и  глядя на Эйфелеву башню, всю в ярких огнях, она восторженно, тихим от волнения голосом, прошептала:
— Спасибо, милый, за прекрасные каникулы!
  Вздохнув, она подумала:
— Здесь в Париже заканчивается путешествие длиною в жизнь, которое началось с изучения творчества Элизабет Виже-Лебрен. Я в этом уверена.
  Максим увидел, что жена  опечалилась.
— Наши каникулы ещё продолжаются! Хотя каникулы не вечны, увы...
  Помахав головой из стороны в сторону, он произнёс:
— Мы ещё не были на острове Сите. Я читал, что именно оттуда и начинался Париж.
Елизавета удивлённо взглянула на мужа.
— Да, ты продолжаешь меня удивлять!
Максим махнул рукой.
— Ладно, хоть я и слесарь по ремонту автомобилей....
— Раритетных, — уточнила Лиза.
— Раритетных автомобилей, — согласился Максим, — но я, ты же знаешь, как любой мальчишка, в детстве зачитывался приключениями мушкетёров.
Лиза улыбнулась и кивнула. Какой девчонке не нравился Д'Артаньян.
— "Д'Артаньян и три мушкетёра" Александра Дюма — были моей настольной книгой, — продолжал Максим. — Мне папа подарил её  в 11 лет на день рождения.
— А я прочитала книгу, когда мне было 13.
— Итак, завтра по плану Сите!
Максим в знак подтверждения своих слов даже прихлопнул рукой по бедру.
— Значит нам предстоит прогулка по Консьержери? Бррррр....
Елизавета притворно поёжилась, будто ей страшно и неприятно. Максим понимающе кивнул, а потом покачал  головой.
  Елизавета захихикала. Он ей напомнил китайского болванчика. Такие игрушки обычно ставили на переднюю или заднюю панель автомобиля и они при движении  раскачивали головой из стороны в сторону.
— Не вижу ничего смешного!
Максим не обиделся. Он взял Елизавету за плечи, притянул к себе и поцеловал. Лиза ахнула и растворилась в поцелуе.

Теперь Елизавета понимала ностальгические чувства своих любимых писателей и поэтов Серебряного века, уехавших в эмиграцию из Советской России.
  Душу растревожили проникновенные строки и музыка песни "Ностальжи", звучавшие в вечером накануне в ресторане гостиницы, когда они с Максимом ужинали.

 Было ещё несколько прохладно, несмотря на лето. Максим и Елизавета прошли по Набережной Часов, вдоль которой тянулось  мрачное здание  Консьержери. У Лизы появилось тревожное предчувствие, от которого невольно сжалось сердце. Она даже задышала часто-часто.
  Максим попытался её успокоить, хорошо зная чувствительную натуру жены.
— Именно в Консьержери провели последние дни жизни многие её любимые исторические личности, в том числе Мария-Антуанетта, — подумал он, а вслух высказал:
— Своими остроконечными  башнями дворец напоминает  замки из рыцарских романов.
  Проникновенный голос мужа успокоил Лизу. Она поняла, что не одна и с ней ничего не случится.
— Консьержери не только напоминает, но и может рассказать о тех временах. Поторопимся!
— Тогда шире шаг!
Максим и Лиза попали в группу совсем молоденькой девушки-экскурсовода с мужским именем Миша.
— Миша — только у нас мужское имя, — шепнул Максим на ухо Лизе.
— Да...
 Спустившись от входа по довольно крутой лестнице,  Миша начала рассказ.
— В давние времена, когда Галлия была провинцией Римской империи, на острове Сите находилась резиденция легатов — наместников императора и посланников римского папы. Именно здесь римский легат зачитал Людовику VII буллу папы Евгения III с призывом к Крестовому походу. Правда, когда на  Рождество в 1145 году он объявил подданным о своём намерении выступить в поход, то столкнулся с негативной реакцией.
   Тут  Мишу прервали. Лиза поняла, что это был знаток истории Франции.
— Но Людовик VII всё же принял участие во 2 Крестовом походе вместе с германским королём Конрадом III, — убедительно заявил немолодой седовласый мужчина.
   Он представился:
— Профессор зарубежной истории Уральского университета Иван Дмитриевич Краснов.
— Очень приятно. Миша Бертон.
Экскурсанты оживились и стали знакомиться друг с другом. Миша продолжила:
— Поход  окончился неудачей.
-  А вы знаете,  — опять  высказался профессор.- После того как Людовик VII сообщил о том, что его вассалы  не желают принимать участие в Крестовом походе, папа отправил своего легата Бернарда Клервоского. Людовик VII созвал собрание в Вензеле 31 марта 1146 года.
— В Пальмовое воскресенье, — уточнила Миша.
Экскурсанты оживлённо зашушукались.
— Пальмовое — у славян Вербное воскресенье, — уточнил профессор.
Все в группе облегчённо выдохнули.
— Бернард Клервоский так вдохновил своей речью будущих крестоносцев, что не хватило заготовленных крестов, пришлось сопровождающим его монахам рвать собственные одеяния на лоскуты для крестов.
— Интересно!
— Вот это да!
Видя оживление среди слушателей, Миша и профессор переглянулись. Иван Дмитриевич развёл руками и пожал плечами.
Миша, а также и Елизавета поняли, что так он извинялся, что помешал лекции. Миша кивнула головой, мол, ничего страшного, и уверенно продолжила свой рассказ. Она постоянно вела экскурсии русскоязычных групп и уже привыкла  к тому, что всегда находился какой-нибудь всезнайка.
— Это обычное в русском характере лезть впереди паровоза, так у них говорят, — уверяла она себя мысленно.-  Я  бы тоже, наверное, уточнила факты, которые знаю. Тем более, с профессором истории не поспоришь. Можно немного передохнуть, когда он говорит.
  Миша любила свою работу. В летний сезон в день ей приходилось  проводить  2 -3, иногда 4 экскурсии русскоязычных групп. Постоянно говорить одно и тоже надоедает. Но лекции у Миши  всегда были разными. Нередко сами слушатели помогали наводящими вопросами, приходилось импровизировать, хотя  маршрут экскурсии не менялся.
 Тут Миша хитро улыбнулась.
-  А вы знаете, что 1039 году  в Консьержери жила ваша соотечественница — дочь Великого Киевского князя Ярослава Мудрого?
— Её звали Анна. Она  была женой Генриха I, — вставила своё слово Елизавета.
— Анри. Во Франции его называли Анри.
 Миша посмотрела на молодую красивую женщину с тайной печалью в глазах.
— Мне ещё не попадались такие  красивые и притягательные глаза, — подумала Миша, — как два глубоких  озера. Если бы я была мужчиной, я бы непременно влюбилась. Но рядом с ней интересный молодой человек, он смотрит на неё такими влюблёнными глазами.
  Миша вздохнула. Но потом встрепенулась, вспомнив о своём парне.
— Ой, что это я? У меня же Франсуа! И он меня любит!
Прошло всего несколько минут, как нечаянные мысли отвлекли её от работы. Такое с Мишей было впервые. Уши словно заложило ватой, но она слышала, что говорила  заинтересовавшая её женщина.
— После смерти мужа Анна стала регентшей  при малолетнем сыне — будущим Филиппе I.
  Но тут Лизу прервали.
— Анна, Филипп… ну и что?  Давайте дальше! Где мы идём?
Нетерпеливо высказался худощавый и высокий мужчина  лет 45. Его одёрнула полная женщина в джинсах в обтяжку.
— Виктор!  Ты как всегда торопишь события.
Лиза посмотрела на Мишу и улыбнулась.
— Прошу вас, продолжайте!
Миша заученно стала говорить:
— Из Консьержери в 1189 году Филипп II Август вместе со своим родственником и союзником Ричардом Львиное сердце отправился в 3 Крестовый поход, а позже распорядился возвести на этом  месте королевский замок, впоследствии перестроенный и расширенный Людовиком Святым.         
     Реконструкцию продолжил его внук Филипп Красивый, построивший ту часть королевского дворца, которую сейчас  и называют Консьержери. Со времен Людовика Святого и Филиппа Красивого многое сохранилось:
 -  Зал стражи. Мы сейчас здесь  проходим.

 Все заинтересованно огляделись. Это было огромное помещение  в стиле готики. Высокий потолок украшались арочными перекрытиями. Миша продолжала:
  — Длина зала 64 метра, ширина 28 метров.  Ещё его называют залом вооружённых людей. Именно отсюда возникло слово "жандарм".
  Пройдя по гулкому залу, все увидели  столы.
— Это что, столовая?
На этот раз спросила женщина в джинсах. Миша ответила сразу же:
— Зал служил трапезной, то есть столовой для слуг и охраны дворца. И не только. Представьте, ночью на подогреваемом  полу иногда размещалось до 500 солдат.
— Получается, подогреваемые полы — не современное новшество? — удивился Максим.
— Получается так, — согласилась Миша. — Также как водопровод в древнем Риме.
— Многие  изобретения пришли к нам из прошлого, — согласился профессор.
— А что это за решётка? — спросил Виктор.
— Эти русские такие любознательные, — не уставала удивляться Миша.
— Вдоль зала стражи протянулся коридор, отделённый решёткой. Он называется "Парижской улицей", где располагались камеры заключенных.
   Максим и Лиза почувствовали, будто идут по следам обречённых на смерть людей.
    Здесь нет равенства. В одной из камер на  соломенной подстилке сидят восковые фигуры, изображающие   трёх молодых людей из простого народа: длинные волосы, шейные платки, у ног -  кувшины.
  Рядом комната получше — заключенный лежит на кровати, а чуть подальше -  камера-одиночка. За столом сидит  господин в приличной, но слегка помятой одежде и  читает книгу.
   Но  всех арестантов уравнивала близкая встреча с палачом, который не знал снисхождения даже к королевским особам.
 По "Парижской улице" главный палач переходил от одного здания в другое.
  Все невольно затихли. Так случалось всегда в этом месте. Упоминание про палача действовало на людей угнетающе.
— И мы переходим в  зал гвардии. Он тоже сохранился со времён Людовика Святого и Филиппа Красивого. Зал грандиозный,  площадь его  составляет около 2000 квадратных метров.
  Раздались удивлённые голоса экскурсантов:
— Ого-го!
— Вот это размеры!
Миша улыбнулась. Она знала, что русские очень эмоциональны, даже чересчур.
— Обратите внимание, свод держится на 69 колоннах и пилястрах. Пилястры, — уточнила Миша, — это вертикальные выступы, лишь условно изображающие  колонны.
 Все внимательно осматривались. Кто-то  стал вслух считать. Опять не выдержал Виктор.
— Почему зал такой огромный? Да ещё  стол из чёрного мрамора.
Миша посмотрела на любознательного экскурсанта и ответила:
— Этот зал одновременно служил столовой. Здесь проходили пиршества, пиры. А также зал использовался как  тронный и бальный. В перерывах между танцами звучала арфа,  менестрели пели свои весёлые или печальные песни.
 Елизавете даже показалось, что она слышит сладкозвучные звуки арфы. Перед глазами поплыло, но к действительности вернул голос Виктора.
— А это что за арка?
— Широкий арочный пролёт выводит в дворцовую кухню. Идёмте за мной, — предложила Миша.
Все заинтересованно и оживлённо
двинулись за экскурсоводом.
— Кухня построена в 1350 году при короле Жане Добром, но несмотря на это её позже назовут кухней святого Луи.
  Раздались восклицания:
— Ого!
— Какие  огромные камины!
— Эх, было время!
— 4 угла кухни срезаны 4 каминами, в каждом в лучшие времена жарились по 2 быка.
— Вот это да!
 Максим сглотнул слюну, ведь завтрак у них с Лизой был лёгким: пара бутербродов с сыром и ветчиной, да чашка кофе. Сейчас он почувствовал, что проголодался.
— Аппетит здесь отменный! Не то, что дома. За работой о еде совсем забываешь,  а Париж, получается, не только город любви, но и город-гурман, пробуждает, нет, возбуждает настоящий голод.
 При этом Максим невольно облизнул губы. Елизавета это заметила.
— И я проголодалась. Воздух здесь действует возбуждающе.
— Скорее кровожадно, — усмехнулся  Максим.
— Итак, с давних времён сохранились башни Консьержери, — продолжила Миша, поднимаясь вверх  по винтовой лестнице.
  Она уже привыкла к тому, что на  кухне у  экскурсантов пробуждается аппетит.
  — Башня Цезаря, названная так в память о римских временах. Башня Часов самая приметная и находится  в северо-восточном углу дворца. На ней в 1350 году установили первые во Франции часы. В 1585 году их заменили часами с красочным циферблатом, обрамленным барельефами с аллегорическими изображениями Закона и Правосудия. Часы до настоящего времени являются украшением Консьержери и всего Парижа.
— И то правда!
Это опять не выдержал непоседливый Виктор. Миша, не отвлекаясь, продолжала экскурсию.
— Ещё одна башня — Серебряная.
— Почему серебряная? Ничего особенного в ней нет, — прервала рассказ экскурсовода маленькая черноволосая женщина, как потом узнала Лиза, приехавшая в Париж из Владивостока.
  Миша не удивилась. Этот вопрос задавали ей не в первый раз.
— Эти русские очень  любопытны, — думала Миша. — Но с ними интересно. Совсем не знаешь, что они предпримут в следующую минуту.
 А на вопрос ответила, как обычно отвечала:
-  Парижане до сих пор верят, что в ней спрятаны королевские сокровища...  Итак, дальше. Башня Бонбек.
Тут все заулыбались. Многие произнесли это благозвучное слово, так красиво играющее на губах:
— Бон-бон, Бон-бек...
Но тут всех постигло разочарование.
— Название можно перевести как "мощный клюв".
Миша на секунду умолкла. Повисла гнетущая тишина, не слышно было даже дыхания десятка человек.
— Именно здесь находилась камера пыток, используемая по прямому назначению.
— Ах....
  Выдохнули несколько человек.
— Ах, ах, ах!
    По залам, словно ветер, разнеслось гулкое эхо.
Кое-кто невольно поёжился, но продолжал слушать дальше.
— В середине XIV века Карл V Мудрый переехал во дворец Сен-Поль, передав Консьержери в распоряжение парижского парламента. Утратив роль резиденции короля Консьержери становится Дворцом Правосудия. Здесь расположились счетная палата — высший финансовый орган королевства, королевский совет, — тут Миша сделала паузу, — и тюрьма.
  Лиза заметила, что на лица многих присутствующих набежала лёгкая тень. Миша вовремя нашла слова, чтобы отвлечь от нахлынувших воспоминаний, которые хранят стены Консьержери. Пока экскурсия шла как обычно, ничего особенного не происходило. Пока.
— Я вам ещё не рассказала, откуда произошло название "Консьержери".
— Да! Да!
— Интересно!
Все выдохнули облегчённо, хотя понимали, что предстоит увидеть и саму гильотину.
— Для того, чтобы следить за порядком, управлять зданием и информировать короля, Карл V учредил особую должность – консьерж. О происхождении слова есть много версий.
  По одной версии, название Консьержери происходит от французского слова «concierge», что означает «королевский сановник». По другой — замок назван в память о временах Карла Безумного, разжаловавшего своего канцлера в привратники — консьержи. Он следил за порядком, управлял зданием, докладывал королю обо всём, что происходило во дворце.
     Покидая Консьержери, король доверял его охрану консьержу. Столь важную должность могли занимать только очень влиятельные особы высокого ранга, в их числе была королева Изабелла Баварская.
  Экскурсанты оживились и заговорили почти одновременно.
— Королева и консьержка?
— Неужели?
— Вот это да!
— Что дальше?
— Я уже говорила, что при внутри дворцовых стен во все времена в Консьержери имелось тюремное помещение. В конце XIV века, когда соседняя тюрьма в Шатле оказалась переполненной, некоторых узников перевели в камеры дворца. В 1391 году здание стало официальной тюрьмой. В ней содержались и политические заключенные, и мошенники, и убийцы.
   После падения монархии Консьержери стал тюрьмой Революционного трибунала. С того времени  любое упоминание Консьержери вызывает в памяти   французов грозные  времена Французской революции. В течение двух лет более 2 700 человек, приговоренных к смерти, провели в казематах старого дворца свои последние минуты.
 В те суровые дни камеры замка были заполнены сотнями граждан дворянского происхождения. Они проводили здесь свои последние часы, прежде чем подняться на помост с гильотиной. Среди них – королева Мария-Антуанетта, поэт Андре Шенье (1), сам Робеспьер. 
В подвал ведут разбитые ступени,
Шальные звуки будоражат тишь.
Таинственные оживают тени,
Летучая шарахается  мышь.
От фонаря летают блёстки
Как бабочки по кирпичам скользя...(2)
Здесь память, что забыть нельзя.
  Сегодня в помещениях, расположенных к югу от Зала гвардии воссоздана обстановка тюрьмы Коньсержери эпохи революции.   В сводчатом зале, разгороженном на маленькие комнатки, Елизавета и Максим ощутили себя свидетелями тех событий. Каких? В голове у Лизы замелькали эпитеты: 
— Французская революция — это события  «исторические», «великие», «трагические», ведь в результате только гильотинированы были тысячи людей.
 На стенах Консьержери   их имена.
А неподалеку поочередно высвечиваются портреты вождей Революции — Сен-Жюста, Дантона, Марата. Вот зазвучали их выступления, но обрываются на полуслове, слышен гул, а может быть, ропот толпы.
 В XIX веке  здесь томились маршал Ней, анархисты Орсини и Равашоль. В XX веке в одном из помещений приняла смерть известная шпионка Мата Хари.
В 1914 году тюрьму закрыли и присвоили дворцу статус исторического памятника.
  Миша продолжала рассказывать и показывать.
— Это  коридор узников, предназначенный для прогулок заключенных.
— А это, что за место? — спросила до того времени молчавшая   седовласая  пожилая женщина.
 Выглядела она моложаво в светлых серых брюках и жёлтой футболке. Миша обратила на это внимание.
— Вот бы и мы так выглядели в её возрасте, — подумала девушка.
Женщина, словно прочитала её мысли, улыбнулась, а глаза были серьёзные, усталые.
— Это  рабочее место секретаря суда, составлявшего списки осужденных. Рядом комната консьержа.
  Комната была чистой, хорошо убранной, без каких-либо излишеств. Ковёр на стене, стол, кресло и кровать, застланная дорогим покрывалом.
— А сейчас пройдём в туалетную, так называли камеру,  где перед казнью у приговоренных к смерти отбирали личные вещи, отрывали воротнички и обрезали волосы, правда, только на затылке.
— А почему только на затылке? — спросил любознательный Виктор.
Его жена на этот раз не стала его одёргивать. Видно было, что ей тоже интересно. 
— Это делалось не для того, чтобы волосы не мешали плавному скольжению ножа гильотины. По обычаю, палач, взяв отрубленную голову за волосы, должен был показать её  толпе, жаждущей зрелищ,  и лишь потом  бросал её  обратно в корзину. 
  Очевидцы рассказывали, что, выставляя на обозрение  толпе отрубленную голову Шарлотты Корде, убившей Марата, помощник палача ударил её по щеке, и щека покраснела. Люди в толпе ахнули. Осталось неизвестно, почему это произошло:  от негодования ли или же из-за того, что у палача были залиты кровью руки.
— Это  мистика! — отозвался профессор истории. — Просто Шарлотта Корде  была невинна, покраснела не щека, а её душа перед огромной беснующейся толпой. А ведь она призывала:
    «Французы! Вы знаете своих врагов, вставайте! Вперёд! О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов… моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце. Я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею...» 
Шарлотта представляла себя Жанной д, Арк, спасшей Францию от англичан.
  Все молчали, потрясённые словами юной девушки.
— Спасибо, профессор! У меня ещё не было такого хорошего комментатора, — нарушила тишину Миша. — Пройдёмте дальше. Обратите внимание -  это   капелла Жирондистов, получившая  название за то, что в этом помещении, построенном в Средние века, в 1793 году содержались перед казнью депутаты-жирондисты.
 А здесь капелла Марии-Антуанетты, построенная по желанию Людовика XVIII на месте, где находилась тюремная камера королевы.
 Капелла разделена на две части.  В западной её половине провел последние часы перед казнью Робеспьер. По иронии судьбы он попал в ту  же камеру, где последние дни перед смертью проводила Мария -Антуанетта. Когда он выходил, то ударился лбом о притолоку двери. Он забыл, что по его приказу притолока специально была сделана ниже роста Антуанетты.
"Пусть гордая австриячка кланяется при выходе", — писал Робеспьер в декрете.
    Здесь же профиль Неподкупного  Робеспьера.  Лизе показалось, что она слышит его глухой адвокатский голос, бросающий слова:
-"Рабы", "тираны", "террор"! Наконец, раздаётся призыв к «Разуму».
— Но кто знал тогда, к чему приведут эти слова, иногда громкие, иногда ужасные по своей взрывоопасной сути слова? — думала Лиза. — Это теперь мы знаем: списки казненных на стене, плывущие по Сене трупы.
    И как вещественный знак подобных лозунгов — нелепое сооружение с тяжёлым  треугольным ножом, висящим на простой веревке.
— А ведь  гильотина почему-то считалась самым гуманным орудием казни.
«Самопожирающее» свойство революции и других исторических катаклизмов давно замечено историками: вначале на эшафот события вытолкнули вождей революции Демулена и Дантона, а затем нож гильотины ожидал и несгибаемого, неподкупного  Робеспьера.
  В восточной половине дворца воспроизведена обстановка камеры Марии-Антуанетты. На полу – пёстрый ковёр.
— Это  подлинный ковер XVIII века, — уточнила Миша.
Лиза обратила внимание на  восковую  фигуру женщины в черном, за которой зорко следит охранник, отделённый от бывшей королевы ширмой.
— Бедная Антуанетта! Она даже не могла остаться одна! — ужаснулась Елизавета.
   Антуанетта  сидит спиной к посетителям и читает книгу,  а перед ней на стене с отрывающимися обоями с  изображением  геральдической лилии, висит распятие.
 Молчание затянулось.
  — Отсюда на эшафот везли Марию-Антуанетту, — нарушила тишину Миша. — Она, хотя и поседела за ночь, превратилась в последние часы ожидания смерти в старуху, выходила с гордо поднятой головой и поистине с королевским величием.
— Когда она взошла на эшафот, вся толпа, бесновавшаяся несколько мгновений назад, изумленно застыла – такое сильное  впечатление было от нечеловеческого самообладания гордой королевы. Уже подходя к гильотине, Мария-Антуанетта случайно наступила на ногу палачу и, нисколько не смутившись, произнесла тихим голосом:
"Прошу прощения, месье, это было не намеренно".
— Гордая королева умерла достойно! — так подумал каждый из экскурсантов.
  На женском дворе сохранился  один из каменных столов, а также фонтан, где узникам удавалось даже постирать.
  Двор окружали камеры, за пребывание в которых заключенные должны были платить. Одно из помещений называется "Уголок двенадцати", где мужчины и женщины могли переговариваться через решетку.
 Наиболее впечатлительные экскурсанты представили себя на месте несчастных.
— Здесь стояли узники, — нарушил молчание профессор, — последний раз щурясь после сырых тёмных камер на солнечный свет перед отправкой на гильотину… У  Лизы мурашки пробежали по коже, когда они вышли на залитый солнцем аккуратный зелёный газон после мрачноватых  камер Консьержери.

  Этот замок — зеркало тревожных времён в истории Франции, времён заговоров и мятежей.
   Посещение какого-нибудь исторического места или даже краеведческого музея — это уже своеобразное путешествие в прошлое, особенно для людей с богатым воображением, способных в уме дорисовать утраченные со временем детали.
   Такой «провал» в прошлое произошел с Лизой и Максимом. Ими овладело какое-то странное подавленное состояние. Их поразила  абсолютная тишина, её не нарушали ни разговоры, ни шаги экскурсантов. Серый полумрак и тишина...
   Когда стало охватывать нарастающее чувство беспокойства, они наконец-то заметили двух странно одетых мужчин в зеленых мундирах и треуголках. Решив, что это артисты или экскурсоводы, одетые по старинной моде, Елизавета спросила: 
— Где выход?
— Кто вы? Как вы здесь оказались?

На Лизу смотрели удивлённые глаза  молодого конвоира, так похожие на глаза Максима. Он тоже  ничего не понимал.
  Елизавета огляделась, мужа рядом не было. Голова стала тяжёлой, но через некоторое время всё прояснилось. Лиза смотрела своими глазами, но она была не она!  Длинное тёмное платье старинного покроя, с лифом под грудью,  на ногах простые тряпичные туфли. В руках -  поднос, на котором стоял белый фаянсовый кофейник, пахнущий дешёвым кофе, серый хлеб, выглядевший не очень аппетитно, и почему-то железная кружка  с бульоном. От бульона шёл  едва уловимый  запах курицы.
-  Как-будто бульон на курином кубике «Магги», а не настоящий бульон из курицы, — подумала Лиза и услышала свой голос, прозвучавший для неё как гром среди ясного неба:
— Максимен!  Это же я!  Я иду к королеве, ой… к мадам Антуанетте.
— Розали! Здесь темновато, вот я тебя и не узнал.
— Значит, долго буду жить! Ой…Я что-то опять не то сказала.
— Так и у нас говорят, — подумала Елизавета. – Так, это точно не Элизабет Виже. Простая девушка. Но кто же? И где я? Ох…это же Консьержери!
  Глаза выхватывали отдельные фрагменты.  Полутёмный коридор. Камеры с решётками. Тут девушку грубо окликнули:
— Мамзеля!   Не нам несёшь?
  Это подал голос  один из парней, мимо муляжей которых  недавно проходили Лиза с Максимом.
Он смотрел с наглой ухмылкой и ехидно улыбался. Простое лицо, спутанные волосы вызывали неприязнь.
— Будь поскромнее, Николя! Это моя девушка! – Максимен  ударил укладом по железной решётке, чуть не попал по пальцам  парню.
Тот отпрянул и так же, ухмыляясь проговорил:
— Всё, молчу, молчу, молчу….
— Так-то!  А то в карцере сидеть будешь.
— За что? – Николя перестал улыбаться.
— Я найду за что.
  Розали-Лиза всё ещё слышала эту перепалку, удаляясь на достаточное расстояние от того места. 
   Розали уже остановилась  перед железной дверью, перед  которой стояло два вооружённых ружьями
охранника. Один за другим они обратились к ней:
— Что несёшь, красавица?
— Не нам ли?
— Я вам не служанка!  Открывайте двери!

  Розали, служанка тюремного коменданта Фукье — Тенвиля, входит в камеру королевы. Антуанетта  в чёрном платье сидит в кресле, устремив  взгляд в маленькое окно, из которого видно клочок серого утреннего неба.  
 –  Мадам,  вы вчера вечером почти ничего не ели,  –   взволнованно произнесла  Розали — Лиза.
В  её голосе слышится сострадание   приговорённой к смерти королеве.
 –  Я принесла вам горячего бульону.
 – Дитя моё,  скоро мне ничего не будет нужно!  Для меня всё кончено.
–  Но, мадам, вам нужны силы! – убеждала Розали.
–  Да, дитя, ты права.
Антуанетта через силу  и без аппетита выпила  бульон. Королеве уже всё равно.
 –  Антуанетта готова к смерти,  –  бьётся мысль Лизы.
–  Мадам, Фукье –Тенвиль приказал вам переодеться в белое платье,  –  произносит Розали.
А потом передразнивает  коменданта:
–  Одежда вдовы – вызов всему народу Франции! Только в белом!
– Ну что, ж белое, чёрное – мне всё равно, –  усталым голосом произносит Антуанетта. – Душе будет спокойнее в белом. Белый цвет — цвет ангельских одежд. Я ведь ни в чём не виновата!
   Розали горестно вздыхает. Лиза понимает, что ей жалко королеву.
— Антунетт? Что с тобой революция сделала?
  Рано поседевшая, разлучённая с близкими людьми, королева выглядит уставшей, но несломленной.
— Девочка моя! У каждого своя судьба, свой час исхода.
Розали горько вздыхает и  помогает Антуанетте с платьем.   Белое платье только одно –  лёгкое, не по погоде.
 –  Ничего не поделаешь, другого нет,  – думает Розали-Лиза.
  Королева аккуратно расправляет складки платья.  Лицо её очень бедное. Около года Антуанетта не была на свежем воздухе, небо видела только из  зарешёченного окна высоко над головой. Она взволнованна, сердце бьётся учащённо.От ожидания неизбежного появляется лёгкий румянец на щеках.
 –  Какая она всё-таки красавица! – думает Розали-Лиза.
А в мыслях  Антуанетты совсем другое:
– Скоро я воссоединюсь с Людовиком. Нужно сохранить своё  достоинство.
   Розали-Лиза наблюдает, как Антуанетта накинула  на платье  чёрный шерстяной  платок, единственно тёмное пятно на её наряде. Чёрные туфли  сменили  атласные  лиловые.
 – Это  королева проявляет  милосердие к народу Франции,   – убеждена Лиза.
  Рано поседевшие   волосы  Антуанетта прячет под чепец. 
  В это время входит комендант Фукье-Тенвиль.
– Ну, нет!  Убрать чёрный платок! Только белый!
От резкого окрика Розали вздрогнула.
– Месье комендант! Но  мадам замёрзнет, – пыталась вступиться за Антуанетту   служанка.
– Не  твоё дело! Быстро прочь отсюда! Здесь тебе не место!
Не опасаясь Фукье -Тенвиля, Розали  набрасывает на плечи  Антуанетты свой  белый  платок, потом, сняв с шеи   маленький серебряный крестик, отдаёт его королеве.  Антуанетта со слезами на глазах принимает последние скромные подарки,  протянув  девушке  на прощание свой платок. При этом, вместо слов,  кивнула.
  Розали  вся в слезах бросилась  из камеры, прижимая  к груди чёрный платок Антуанетты, пахнущий лесными фиалками. Убегая от этого страшного места, она шептала:
– Моя бедная, бедная  королева! Прощай и прости!
Навстречу Розали -Лизе вышел Максимен и голосом Максима произнёс:
 – Что с тобой, милая? Ты вся в слезах!
Лиза изумлённо посмотрела на мужа.
 –  Ты это видел?
Максим, никогда раньше не веривший в перемещение во времени, от удивления слегка вытаращил глаза.
 – Мы были в прошлом?! Как такое могло случиться?
  Елизавета, немного успокоилась. Дыхание и сердцебиение пришло в норму. Она глубоко вздохнула, смахнула со щеки слезинку.
 –  Знаешь, Максим!  Порой случаются воистину фантастические происшествия, когда, гуляя среди старинных картин или  зданий, можно перенестись через столетия и на самом деле оказаться в прошлом.
Максим покачал головой.
 – Я ничего не понимаю! Но ты говоришь так убедительно! Тем более, я тоже  вдруг оказался в зелёном мундире стражника, а передо мной юная служанка, моя подружка  – Розали.
 
 
(1) Андре Мари Шенье (1762-1794) — французский поэт,  посвятил оду Шарлотте Конде — убийце Марата, казнён на гильотине 25.07.1794 года.
(2) строки взяты из сценария С.Николаевой  "Романтики пленительный огонь" (Сценарии и репертуар, 2, 2008)

 

© Copyright: Анна Магасумова, 2015

Регистрационный номер №0294635

от 22 июня 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0294635 выдан для произведения:

Меж двух времён

Не пытайтесь избежать неизбежного и достичь недостижимого
(мудрость жизни)
 
  Елизавета радовалась каждому проведённому дню в Париже. И сейчас, стоя на балконе и  глядя на Эйфелеву башню, всю в ярких огнях, она восторженно, тихим от волнения голосом, прошептала:
— Спасибо, милый, за прекрасные каникулы!
  Вздохнув, она подумала:
— Здесь в Париже заканчивается путешествие длиною в жизнь, которое началось с изучения творчества Элизабет Виже-Лебрен. Я в этом уверена.
  Максим увидел, что жена  опечалилась.
— Наши каникулы ещё продолжаются! Хотя каникулы не вечны, увы...
  Помахав головой из стороны в сторону, он произнёс:
— Мы ещё не были на острове Сите. Я читал, что именно оттуда и начинался Париж.
Елизавета удивлённо взглянула на мужа.
— Да, ты продолжаешь меня удивлять!
Максим махнул рукой.
— Ладно, хоть я и слесарь по ремонту автомобилей....
— Раритетных, — уточнила Лиза.
— Раритетных автомобилей, — согласился Максим, — но я, ты же знаешь, как любой мальчишка, в детстве зачитывался приключениями мушкетёров.
Лиза улыбнулась и кивнула. Какой девчонке не нравился Д'Артаньян.
— "Д'Артаньян и три мушкетёра" Александра Дюма — были моей настольной книгой, — продолжал Максим. — Мне папа подарил её  в 11 лет на день рождения.
— А я прочитала книгу, когда мне было 13.
— Итак, завтра по плану Сите!
Максим в знак подтверждения своих слов даже прихлопнул рукой по бедру.
— Значит нам предстоит прогулка по Консьержери? Бррррр....
Елизавета притворно поёжилась, будто ей страшно и неприятно. Максим понимающе кивнул, а потом покачал  головой.
  Елизавета захихикала. Он ей напомнил китайского болванчика. Такие игрушки обычно ставили на переднюю или заднюю панель автомобиля и они при движении  раскачивали головой из стороны в сторону.
— Не вижу ничего смешного!
Максим не обиделся. Он взял Елизавету за плечи, притянул к себе и поцеловал. Лиза ахнула и растворилась в поцелуе.

Прогулка по Консьержери

 

 Утром Максим и Лиза встали рано. Хотя они и приобрели музейную карту, которая давала право бесплатно посетить некоторые музеи Парижа и  Консьержери, в том числе, но карта не давала права пройти без очереди, а меньше народу было как раз ранним утром. Кроме того, придя пораньше, они без проблем могли  попасть в группу с русскоязычным экскурсоводом, а значит, услышать увлекательные истории из далёкого прошлого на родном, русском,  языке, по которому уже скучали.

Теперь Елизавета понимала ностальгические чувства своих любимых писателей и поэтов Серебряного века, уехавших в эмиграцию из Советской России.
  Душу растревожили проникновенные строки и музыка песни "Ностальжи", звучавшие в вечером накануне в ресторане гостиницы, когда они с Максимом ужинали.

 Было ещё несколько прохладно, несмотря на лето. Максим и Елизавета прошли по Набережной Часов, вдоль которой тянулось  мрачное здание  Консьержери. У Лизы появилось тревожное предчувствие, от которого невольно сжалось сердце. Она даже задышала часто-часто.
  Максим попытался её успокоить, хорошо зная чувствительную натуру жены.
— Именно в Консьержери провели последние дни жизни многие её любимые исторические личности, в том числе Мария-Антуанетта, — подумал он, а вслух высказал:
— Своими остроконечными  башнями дворец напоминает  замки из рыцарских романов.
  Проникновенный голос мужа успокоил Лизу. Она поняла, что не одна и с ней ничего не случится.
— Консьержери не только напоминает, но и может рассказать о тех временах. Поторопимся!
— Тогда шире шаг!
Максим и Лиза попали в группу совсем молоденькой девушки-экскурсовода с мужским именем Миша.
— Миша — только у нас мужское имя, — шепнул Максим на ухо Лизе.
— Да...
 Спустившись от входа по довольно крутой лестнице,  Миша начала рассказ.
— В давние времена, когда Галлия была провинцией Римской империи, на острове Сите находилась резиденция легатов — наместников императора и посланников римского папы. Именно здесь римский легат зачитал Людовику VII буллу папы Евгения III с призывом к Крестовому походу. Правда, когда на  Рождество в 1145 году он объявил подданным о своём намерении выступить в поход, то столкнулся с негативной реакцией.
   Тут  Мишу прервали. Лиза поняла, что это был знаток истории Франции.
— Но Людовик VII всё же принял участие во 2 Крестовом походе вместе с германским королём Конрадом III, — убедительно заявил немолодой седовласый мужчина.
   Он представился:
— Профессор зарубежной истории Уральского университета Иван Дмитриевич Краснов.
— Очень приятно. Миша Бертон.
Экскурсанты оживились и стали знакомиться друг с другом. Миша продолжила:
— Поход  окончился неудачей.
-  А вы знаете,  — опять  высказался профессор.- После того как Людовик VII сообщил о том, что его вассалы  не желают принимать участие в Крестовом походе, папа отправил своего легата Бернарда Клервоского. Людовик VII созвал собрание в Вензеле 31 марта 1146 года.
— В Пальмовое воскресенье, — уточнила Миша.
Экскурсанты оживлённо зашушукались.
— Пальмовое — у славян Вербное воскресенье, — уточнил профессор.
Все в группе облегчённо выдохнули.
— Бернард Клервоский так вдохновил своей речью будущих крестоносцев, что не хватило заготовленных крестов, пришлось сопровождающим его монахам рвать собственные одеяния на лоскуты для крестов.
— Интересно!
— Вот это да!
Видя оживление среди слушателей, Миша и профессор переглянулись. Иван Дмитриевич развёл руками и пожал плечами.
Миша, а также и Елизавета поняли, что так он извинялся, что помешал лекции. Миша кивнула головой, мол, ничего страшного, и уверенно продолжила свой рассказ. Она постоянно вела экскурсии русскоязычных групп и уже привыкла  к тому, что всегда находился какой-нибудь всезнайка.
— Это обычное в русском характере лезть впереди паровоза, так у них говорят, — уверяла она себя мысленно.-  Я  бы тоже, наверное, уточнила факты, которые знаю. Тем более, с профессором истории не поспоришь. Можно немного передохнуть, когда он говорит.
  Миша любила свою работу. В летний сезон в день ей приходилось  проводить  2 -3, иногда 4 экскурсии русскоязычных групп. Постоянно говорить одно и тоже надоедает. Но лекции у Миши  всегда были разными. Нередко сами слушатели помогали наводящими вопросами, приходилось импровизировать, хотя  маршрут экскурсии не менялся.
 Тут Миша хитро улыбнулась.
-  А вы знаете, что 1039 году  в Консьержери жила ваша соотечественница — дочь Великого Киевского князя Ярослава Мудрого?
— Её звали Анна. Она  была женой Генриха I, — вставила своё слово Елизавета.
— Анри. Во Франции его называли Анри.
 Миша посмотрела на молодую красивую женщину с тайной печалью в глазах.
— Мне ещё не попадались такие  красивые и притягательные глаза, — подумала Миша, — как два глубоких  озера. Если бы я была мужчиной, я бы непременно влюбилась. Но рядом с ней интересный молодой человек, он смотрит на неё такими влюблёнными глазами.
  Миша вздохнула. Но потом встрепенулась, вспомнив о своём парне.
— Ой, что это я? У меня же Франсуа! И он меня любит!
Прошло всего несколько минут, как нечаянные мысли отвлекли её от работы. Такое с Мишей было впервые. Уши словно заложило ватой, но она слышала, что говорила  заинтересовавшая её женщина.
— После смерти мужа Анна стала регентшей  при малолетнем сыне — будущим Филиппе I.
  Но тут Лизу прервали.
— Анна, Филипп… ну и что?  Давайте дальше! Где мы идём?
Нетерпеливо высказался худощавый и высокий мужчина  лет 45. Его одёрнула полная женщина в джинсах в обтяжку.
— Виктор!  Ты как всегда торопишь события.
Лиза посмотрела на Мишу и улыбнулась.
— Прошу вас, продолжайте!
Миша заученно стала говорить:
— Из Консьержери в 1189 году Филипп II Август вместе со своим родственником и союзником Ричардом Львиное сердце отправился в 3 Крестовый поход, а позже распорядился возвести на этом  месте королевский замок, впоследствии перестроенный и расширенный Людовиком Святым.         
     Реконструкцию продолжил его внук Филипп Красивый, построивший ту часть королевского дворца, которую сейчас  и называют Консьержери. Со времен Людовика Святого и Филиппа Красивого многое сохранилось:
 -  Зал стражи. Мы сейчас здесь  проходим.

 Все заинтересованно огляделись. Это было огромное помещение  в стиле готики. Высокий потолок украшались арочными перекрытиями. Миша продолжала:
  — Длина зала 64 метра, ширина 28 метров.  Ещё его называют залом вооружённых людей. Именно отсюда возникло слово "жандарм".
  Пройдя по гулкому залу, все увидели  столы.
— Это что, столовая?
На этот раз спросила женщина в джинсах. Миша ответила сразу же:
— Зал служил трапезной, то есть столовой для слуг и охраны дворца. И не только. Представьте, ночью на подогреваемом  полу иногда размещалось до 500 солдат.
— Получается, подогреваемые полы — не современное новшество? — удивился Максим.
— Получается так, — согласилась Миша. — Также как водопровод в древнем Риме.
— Многие  изобретения пришли к нам из прошлого, — согласился профессор.
— А что это за решётка? — спросил Виктор.
— Эти русские такие любознательные, — не уставала удивляться Миша.
— Вдоль зала стражи протянулся коридор, отделённый решёткой. Он называется "Парижской улицей", где располагались камеры заключенных.
   Максим и Лиза почувствовали, будто идут по следам обречённых на смерть людей.
    Здесь нет равенства. В одной из камер на  соломенной подстилке сидят восковые фигуры, изображающие   трёх молодых людей из простого народа: длинные волосы, шейные платки, у ног -  кувшины.
  Рядом комната получше — заключенный лежит на кровати, а чуть подальше -  камера-одиночка. За столом сидит  господин в приличной, но слегка помятой одежде и  читает книгу.
   Но  всех арестантов уравнивала близкая встреча с палачом, который не знал снисхождения даже к королевским особам.
 По "Парижской улице" главный палач переходил от одного здания в другое.
  Все невольно затихли. Так случалось всегда в этом месте. Упоминание про палача действовало на людей угнетающе.
— И мы переходим в  зал гвардии. Он тоже сохранился со времён Людовика Святого и Филиппа Красивого. Зал грандиозный,  площадь его  составляет около 2000 квадратных метров.
  Раздались удивлённые голоса экскурсантов:
— Ого-го!
— Вот это размеры!
Миша улыбнулась. Она знала, что русские очень эмоциональны, даже чересчур.
— Обратите внимание, свод держится на 69 колоннах и пилястрах. Пилястры, — уточнила Миша, — это вертикальные выступы, лишь условно изображающие  колонны.
 Все внимательно осматривались. Кто-то  стал вслух считать. Опять не выдержал Виктор.
— Почему зал такой огромный? Да ещё  стол из чёрного мрамора.
Миша посмотрела на любознательного экскурсанта и ответила:
— Этот зал одновременно служил столовой. Здесь проходили пиршества, пиры. А также зал использовался как  тронный и бальный. В перерывах между танцами звучала арфа,  менестрели пели свои весёлые или печальные песни.
 Елизавете даже показалось, что она слышит сладкозвучные звуки арфы. Перед глазами поплыло, но к действительности вернул голос Виктора.
— А это что за арка?
— Широкий арочный пролёт выводит в дворцовую кухню. Идёмте за мной, — предложила Миша.
Все заинтересованно и оживлённо
двинулись за экскурсоводом.
— Кухня построена в 1350 году при короле Жане Добром, но несмотря на это её позже назовут кухней святого Луи.
  Раздались восклицания:
— Ого!
— Какие  огромные камины!
— Эх, было время!
— 4 угла кухни срезаны 4 каминами, в каждом в лучшие времена жарились по 2 быка.
— Вот это да!
 Максим сглотнул слюну, ведь завтрак у них с Лизой был лёгким: пара бутербродов с сыром и ветчиной, да чашка кофе. Сейчас он почувствовал, что проголодался.
— Аппетит здесь отменный! Не то, что дома. За работой о еде совсем забываешь,  а Париж, получается, не только город любви, но и город-гурман, пробуждает, нет, возбуждает настоящий голод.
 При этом Максим невольно облизнул губы. Елизавета это заметила.
— И я проголодалась. Воздух здесь действует возбуждающе.
— Скорее кровожадно, — усмехнулся  Максим.
— Итак, с давних времён сохранились башни Консьержери, — продолжила Миша, поднимаясь вверх  по винтовой лестнице.
  Она уже привыкла к тому, что на  кухне у  экскурсантов пробуждается аппетит.
  — Башня Цезаря, названная так в память о римских временах. Башня Часов самая приметная и находится  в северо-восточном углу дворца. На ней в 1350 году установили первые во Франции часы. В 1585 году их заменили часами с красочным циферблатом, обрамленным барельефами с аллегорическими изображениями Закона и Правосудия. Часы до настоящего времени являются украшением Консьержери и всего Парижа.
— И то правда!
Это опять не выдержал непоседливый Виктор. Миша, не отвлекаясь, продолжала экскурсию.
— Ещё одна башня — Серебряная.
— Почему серебряная? Ничего особенного в ней нет, — прервала рассказ экскурсовода маленькая черноволосая женщина, как потом узнала Лиза, приехавшая в Париж из Владивостока.
  Миша не удивилась. Этот вопрос задавали ей не в первый раз.
— Эти русские очень  любопытны, — думала Миша. — Но с ними интересно. Совсем не знаешь, что они предпримут в следующую минуту.
 А на вопрос ответила, как обычно отвечала:
-  Парижане до сих пор верят, что в ней спрятаны королевские сокровища...  Итак, дальше. Башня Бонбек.
Тут все заулыбались. Многие произнесли это благозвучное слово, так красиво играющее на губах:
— Бон-бон, Бон-бек...
Но тут всех постигло разочарование.
— Название можно перевести как "мощный клюв".
Миша на секунду умолкла. Повисла гнетущая тишина, не слышно было даже дыхания десятка человек.
— Именно здесь находилась камера пыток, используемая по прямому назначению.
— Ах....
  Выдохнули несколько человек.
— Ах, ах, ах!
    По залам, словно ветер, разнеслось гулкое эхо.
Кое-кто невольно поёжился, но продолжал слушать дальше.
— В середине XIV века Карл V Мудрый переехал во дворец Сен-Поль, передав Консьержери в распоряжение парижского парламента. Утратив роль резиденции короля Консьержери становится Дворцом Правосудия. Здесь расположились счетная палата — высший финансовый орган королевства, королевский совет, — тут Миша сделала паузу, — и тюрьма.
  Лиза заметила, что на лица многих присутствующих набежала лёгкая тень. Миша вовремя нашла слова, чтобы отвлечь от нахлынувших воспоминаний, которые хранят стены Консьержери. Пока экскурсия шла как обычно, ничего особенного не происходило. Пока.
— Я вам ещё не рассказала, откуда произошло название "Консьержери".
— Да! Да!
— Интересно!
Все выдохнули облегчённо, хотя понимали, что предстоит увидеть и саму гильотину.
— Для того, чтобы следить за порядком, управлять зданием и информировать короля, Карл V учредил особую должность – консьерж. О происхождении слова есть много версий.
  По одной версии, название Консьержери происходит от французского слова «concierge», что означает «королевский сановник». По другой — замок назван в память о временах Карла Безумного, разжаловавшего своего канцлера в привратники — консьержи. Он следил за порядком, управлял зданием, докладывал королю обо всём, что происходило во дворце.
     Покидая Консьержери, король доверял его охрану консьержу. Столь важную должность могли занимать только очень влиятельные особы высокого ранга, в их числе была королева Изабелла Баварская.
  Экскурсанты оживились и заговорили почти одновременно.
— Королева и консьержка?
— Неужели?
— Вот это да!
— Что дальше?
— Я уже говорила, что при внутри дворцовых стен во все времена в Консьержери имелось тюремное помещение. В конце XIV века, когда соседняя тюрьма в Шатле оказалась переполненной, некоторых узников перевели в камеры дворца. В 1391 году здание стало официальной тюрьмой. В ней содержались и политические заключенные, и мошенники, и убийцы.
   После падения монархии Консьержери стал тюрьмой Революционного трибунала. С того времени  любое упоминание Консьержери вызывает в памяти   французов грозные  времена Французской революции. В течение двух лет более 2 700 человек, приговоренных к смерти, провели в казематах старого дворца свои последние минуты.
 В те суровые дни камеры замка были заполнены сотнями граждан дворянского происхождения. Они проводили здесь свои последние часы, прежде чем подняться на помост с гильотиной. Среди них – королева Мария-Антуанетта, поэт Андре Шенье (1), сам Робеспьер. 
В подвал ведут разбитые ступени,
Шальные звуки будоражат тишь.
Таинственные оживают тени,
Летучая шарахается  мышь.
От фонаря летают блёстки
Как бабочки по кирпичам скользя...(2)
Здесь память, что забыть нельзя.
  Сегодня в помещениях, расположенных к югу от Зала гвардии воссоздана обстановка тюрьмы Коньсержери эпохи революции.   В сводчатом зале, разгороженном на маленькие комнатки, Елизавета и Максим ощутили себя свидетелями тех событий. Каких? В голове у Лизы замелькали эпитеты: 
— Французская революция — это события  «исторические», «великие», «трагические», ведь в результате только гильотинированы были тысячи людей.
 На стенах Консьержери   их имена.
А неподалеку поочередно высвечиваются портреты вождей Революции — Сен-Жюста, Дантона, Марата. Вот зазвучали их выступления, но обрываются на полуслове, слышен гул, а может быть, ропот толпы.
 В XIX веке  здесь томились маршал Ней, анархисты Орсини и Равашоль. В XX веке в одном из помещений приняла смерть известная шпионка Мата Хари.
В 1914 году тюрьму закрыли и присвоили дворцу статус исторического памятника.
  Миша продолжала рассказывать и показывать.
— Это  коридор узников, предназначенный для прогулок заключенных.
— А это, что за место? — спросила до того времени молчавшая   седовласая  пожилая женщина.
 Выглядела она моложаво в светлых серых брюках и жёлтой футболке. Миша обратила на это внимание.
— Вот бы и мы так выглядели в её возрасте, — подумала девушка.
Женщина, словно прочитала её мысли, улыбнулась, а глаза были серьёзные, усталые.
— Это  рабочее место секретаря суда, составлявшего списки осужденных. Рядом комната консьержа.
  Комната была чистой, хорошо убранной, без каких-либо излишеств. Ковёр на стене, стол, кресло и кровать, застланная дорогим покрывалом.
— А сейчас пройдём в туалетную, так называли камеру,  где перед казнью у приговоренных к смерти отбирали личные вещи, отрывали воротнички и обрезали волосы, правда, только на затылке.
— А почему только на затылке? — спросил любознательный Виктор.
Его жена на этот раз не стала его одёргивать. Видно было, что ей тоже интересно. 
— Это делалось не для того, чтобы волосы не мешали плавному скольжению ножа гильотины. По обычаю, палач, взяв отрубленную голову за волосы, должен был показать её  толпе, жаждущей зрелищ,  и лишь потом  бросал её  обратно в корзину. 
  Очевидцы рассказывали, что, выставляя на обозрение  толпе отрубленную голову Шарлотты Корде, убившей Марата, помощник палача ударил её по щеке, и щека покраснела. Люди в толпе ахнули. Осталось неизвестно, почему это произошло:  от негодования ли или же из-за того, что у палача были залиты кровью руки.
— Это  мистика! — отозвался профессор истории. — Просто Шарлотта Корде  была невинна, покраснела не щека, а её душа перед огромной беснующейся толпой. А ведь она призывала:
    «Французы! Вы знаете своих врагов, вставайте! Вперёд! О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов… моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце. Я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею...» 
Шарлотта представляла себя Жанной д, Арк, спасшей Францию от англичан.
  Все молчали, потрясённые словами юной девушки.
— Спасибо, профессор! У меня ещё не было такого хорошего комментатора, — нарушила тишину Миша. — Пройдёмте дальше. Обратите внимание -  это   капелла Жирондистов, получившая  название за то, что в этом помещении, построенном в Средние века, в 1793 году содержались перед казнью депутаты-жирондисты.
 А здесь капелла Марии-Антуанетты, построенная по желанию Людовика XVIII на месте, где находилась тюремная камера королевы.
 Капелла разделена на две части.  В западной её половине провел последние часы перед казнью Робеспьер. По иронии судьбы он попал в ту  же камеру, где последние дни перед смертью проводила Мария -Антуанетта. Когда он выходил, то ударился лбом о притолоку двери. Он забыл, что по его приказу притолока специально была сделана ниже роста Антуанетты.
"Пусть гордая австриячка кланяется при выходе", — писал Робеспьер в декрете.
    Здесь же профиль Неподкупного  Робеспьера.  Лизе показалось, что она слышит его глухой адвокатский голос, бросающий слова:
-"Рабы", "тираны", "террор"! Наконец, раздаётся призыв к «Разуму».
— Но кто знал тогда, к чему приведут эти слова, иногда громкие, иногда ужасные по своей взрывоопасной сути слова? — думала Лиза. — Это теперь мы знаем: списки казненных на стене, плывущие по Сене трупы.
    И как вещественный знак подобных лозунгов — нелепое сооружение с тяжёлым  треугольным ножом, висящим на простой веревке.
— А ведь  гильотина почему-то считалась самым гуманным орудием казни.
«Самопожирающее» свойство революции и других исторических катаклизмов давно замечено историками: вначале на эшафот события вытолкнули вождей революции Демулена и Дантона, а затем нож гильотины ожидал и несгибаемого, неподкупного  Робеспьера.
  В восточной половине дворца воспроизведена обстановка камеры Марии-Антуанетты. На полу – пёстрый ковёр.
— Это  подлинный ковер XVIII века, — уточнила Миша.
Лиза обратила внимание на  восковую  фигуру женщины в черном, за которой зорко следит охранник, отделённый от бывшей королевы ширмой.
— Бедная Антуанетта! Она даже не могла остаться одна! — ужаснулась Елизавета.
   Антуанетта  сидит спиной к посетителям и читает книгу,  а перед ней на стене с отрывающимися обоями с  изображением  геральдической лилии, висит распятие.
 Молчание затянулось.
  — Отсюда на эшафот везли Марию-Антуанетту, — нарушила тишину Миша. — Она, хотя и поседела за ночь, превратилась в последние часы ожидания смерти в старуху, выходила с гордо поднятой головой и поистине с королевским величием.
— Когда она взошла на эшафот, вся толпа, бесновавшаяся несколько мгновений назад, изумленно застыла – такое сильное  впечатление было от нечеловеческого самообладания гордой королевы. Уже подходя к гильотине, Мария-Антуанетта случайно наступила на ногу палачу и, нисколько не смутившись, произнесла тихим голосом:
"Прошу прощения, месье, это было не намеренно".
— Гордая королева умерла достойно! — так подумал каждый из экскурсантов.
  На женском дворе сохранился  один из каменных столов, а также фонтан, где узникам удавалось даже постирать.
  Двор окружали камеры, за пребывание в которых заключенные должны были платить. Одно из помещений называется "Уголок двенадцати", где мужчины и женщины могли переговариваться через решетку.
 Наиболее впечатлительные экскурсанты представили себя на месте несчастных.
— Здесь стояли узники, — нарушил молчание профессор, — последний раз щурясь после сырых тёмных камер на солнечный свет перед отправкой на гильотину… У  Лизы мурашки пробежали по коже, когда они вышли на залитый солнцем аккуратный зелёный газон после мрачноватых  камер Консьержери.

      В гостях у прошлого

Замок Консьержери угрюмый и серый своим видом наводит тяжёлые мысли.

  Этот замок — зеркало тревожных времён в истории Франции, времён заговоров и мятежей.
   Посещение какого-нибудь исторического места или даже краеведческого музея — это уже своеобразное путешествие в прошлое, особенно для людей с богатым воображением, способных в уме дорисовать утраченные со временем детали.
   Такой «провал» в прошлое произошел с Лизой и Максимом. Ими овладело какое-то странное подавленное состояние. Их поразила  абсолютная тишина, её не нарушали ни разговоры, ни шаги экскурсантов. Серый полумрак и тишина...
   Когда стало охватывать нарастающее чувство беспокойства, они наконец-то заметили двух странно одетых мужчин в зеленых мундирах и треуголках. Решив, что это артисты или экскурсоводы, одетые по старинной моде, Елизавета спросила: 
— Где выход?
— Кто вы? Как вы здесь оказались?

На Лизу смотрели удивлённые глаза  молодого конвоира, так похожие на глаза Максима. Он тоже  ничего не понимал.
  Елизавета огляделась, мужа рядом не было. Голова стала тяжёлой, но через некоторое время всё прояснилось. Лиза смотрела своими глазами, но она была не она!  Длинное тёмное платье старинного покроя, с лифом под грудью,  на ногах простые тряпичные туфли. В руках -  поднос, на котором стоял белый фаянсовый кофейник, пахнущий дешёвым кофе, серый хлеб, выглядевший не очень аппетитно, и почему-то железная кружка  с бульоном. От бульона шёл  едва уловимый  запах курицы.
-  Как-будто бульон на курином кубике «Магги», а не настоящий бульон из курицы, — подумала Лиза и услышала свой голос, прозвучавший для неё как гром среди ясного неба:
— Максимен!  Это же я!  Я иду к королеве, ой… к мадам Антуанетте.
— Розали! Здесь темновато, вот я тебя и не узнал.
— Значит, долго буду жить! Ой…Я что-то опять не то сказала.
— Так и у нас говорят, — подумала Елизавета. – Так, это точно не Элизабет Виже. Простая девушка. Но кто же? И где я? Ох…это же Консьержери!
  Глаза выхватывали отдельные фрагменты.  Полутёмный коридор. Камеры с решётками. Тут девушку грубо окликнули:
— Мамзеля!   Не нам несёшь?
  Это подал голос  один из парней, мимо муляжей которых  недавно проходили Лиза с Максимом.
Он смотрел с наглой ухмылкой и ехидно улыбался. Простое лицо, спутанные волосы вызывали неприязнь.
— Будь поскромнее, Николя! Это моя девушка! – Максимен  ударил укладом по железной решётке, чуть не попал по пальцам  парню.
Тот отпрянул и так же, ухмыляясь проговорил:
— Всё, молчу, молчу, молчу….
— Так-то!  А то в карцере сидеть будешь.
— За что? – Николя перестал улыбаться.
— Я найду за что.
  Розали-Лиза всё ещё слышала эту перепалку, удаляясь на достаточное расстояние от того места. 
   Розали уже остановилась  перед железной дверью, перед  которой стояло два вооружённых ружьями
охранника. Один за другим они обратились к ней:
— Что несёшь, красавица?
— Не нам ли?
— Я вам не служанка!  Открывайте двери!

  Розали, служанка тюремного коменданта Фукье — Тенвиля, входит в камеру королевы. Антуанетта  в чёрном платье сидит в кресле, устремив  взгляд в маленькое окно, из которого видно клочок серого утреннего неба.  
 –  Мадам,  вы вчера вечером почти ничего не ели,  –   взволнованно произнесла  Розали — Лиза.
В  её голосе слышится сострадание   приговорённой к смерти королеве.
 –  Я принесла вам горячего бульону.
 – Дитя моё,  скоро мне ничего не будет нужно!  Для меня всё кончено.
–  Но, мадам, вам нужны силы! – убеждала Розали.
–  Да, дитя, ты права.
Антуанетта через силу  и без аппетита выпила  бульон. Королеве уже всё равно.
 –  Антуанетта готова к смерти,  –  бьётся мысль Лизы.
–  Мадам, Фукье –Тенвиль приказал вам переодеться в белое платье,  –  произносит Розали.
А потом передразнивает  коменданта:
–  Одежда вдовы – вызов всему народу Франции! Только в белом!
– Ну что, ж белое, чёрное – мне всё равно, –  усталым голосом произносит Антуанетта. – Душе будет спокойнее в белом. Белый цвет — цвет ангельских одежд. Я ведь ни в чём не виновата!
   Розали горестно вздыхает. Лиза понимает, что ей жалко королеву.
— Антунетт? Что с тобой революция сделала?
  Рано поседевшая, разлучённая с близкими людьми, королева выглядит уставшей, но несломленной.
— Девочка моя! У каждого своя судьба, свой час исхода.
Розали горько вздыхает и  помогает Антуанетте с платьем.   Белое платье только одно –  лёгкое, не по погоде.
 –  Ничего не поделаешь, другого нет,  – думает Розали-Лиза.
  Королева аккуратно расправляет складки платья.  Лицо её очень бедное. Около года Антуанетта не была на свежем воздухе, небо видела только из  зарешёченного окна высоко над головой. Она взволнованна, сердце бьётся учащённо.От ожидания неизбежного появляется лёгкий румянец на щеках.
 –  Какая она всё-таки красавица! – думает Розали-Лиза.
А в мыслях  Антуанетты совсем другое:
– Скоро я воссоединюсь с Людовиком. Нужно сохранить своё  достоинство.
   Розали-Лиза наблюдает, как Антуанетта накинула  на платье  чёрный шерстяной  платок, единственно тёмное пятно на её наряде. Чёрные туфли  сменили  атласные  лиловые.
 – Это  королева проявляет  милосердие к народу Франции,   – убеждена Лиза.
  Рано поседевшие   волосы  Антуанетта прячет под чепец. 
  В это время входит комендант Фукье-Тенвиль.
– Ну, нет!  Убрать чёрный платок! Только белый!
От резкого окрика Розали вздрогнула.
– Месье комендант! Но  мадам замёрзнет, – пыталась вступиться за Антуанетту   служанка.
– Не  твоё дело! Быстро прочь отсюда! Здесь тебе не место!
Не опасаясь Фукье -Тенвиля, Розали  набрасывает на плечи  Антуанетты свой  белый  платок, потом, сняв с шеи   маленький серебряный крестик, отдаёт его королеве.  Антуанетта со слезами на глазах принимает последние скромные подарки,  протянув  девушке  на прощание свой платок. При этом, вместо слов,  кивнула.
  Розали  вся в слезах бросилась  из камеры, прижимая  к груди чёрный платок Антуанетты, пахнущий лесными фиалками. Убегая от этого страшного места, она шептала:
– Моя бедная, бедная  королева! Прощай и прости!
Навстречу Розали -Лизе вышел Максимен и голосом Максима произнёс:
 – Что с тобой, милая? Ты вся в слезах!
Лиза изумлённо посмотрела на мужа.
 –  Ты это видел?
Максим, никогда раньше не веривший в перемещение во времени, от удивления слегка вытаращил глаза.
 – Мы были в прошлом?! Как такое могло случиться?
  Елизавета, немного успокоилась. Дыхание и сердцебиение пришло в норму. Она глубоко вздохнула, смахнула со щеки слезинку.
 –  Знаешь, Максим!  Порой случаются воистину фантастические происшествия, когда, гуляя среди старинных картин или  зданий, можно перенестись через столетия и на самом деле оказаться в прошлом.
Максим покачал головой.
 – Я ничего не понимаю! Но ты говоришь так убедительно! Тем более, я тоже  вдруг оказался в зелёном мундире стражника, а передо мной юная служанка, моя подружка  – Розали.
 
 
(1) Андре Мари Шен
ье (1762-1794) — французский поэт,  посвятил оду Шарлотте Конде — убийце Марата, казнён на гильотине 25.07.1794 года.
(2) строки взяты из сценария С.Николаевой  "Романтики пленительный огонь" (Сценарии и репертуар, 2, 2008)

 

 

Путешествие длиною в жизнь. Парижские каникулы ч.3

Путешествие длиною в жизнь. Парижские каникулы ч.5