Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая часть 25

Ч. 25   Страшное пророчество

Предвидеть – значит всего лишь ясно видеть настоящее и прошлое в их движении

Антонио Грамши

Слова провидцев бесплодными  судьба не оставляет

Бхаса

 

...И предсказания сбывались

И он об этом точно знал.

Они во сне ему являлись,

Ведь снам своим он доверял.

Игорь Терёхин

 

Палач Самсон

  Голубой бриллиант  Око Бхайравы действовал руками самих деятелей Революции. Лучший палач Франции Сансон один уже не справлялся, вынужден был не только нанимать, но и менять помощников. Не каждый выдержит такого объёма работ. Некоторые даже сходили с ума от вида отрубленных голов.  

   Сансон виртуозно работал, устраивая из казни настоящее представление. В течение 40 лет он присутствовал при последних минутах жизни жертв, которые порой ему даже не были известны.

Все они потом пройдут  перед ним в его снах бесконечной чередой, с головами под мышкой. Знаменитые и безвестные, богатые и бедные, аристократы и революционеры.

    Особенно часто к Сансону будет являться графиня дю Барри, в которую он  был влюблён в молодости.  Голова королевы Антуанетты будет моргать густыми ресницами, наводя ужас даже во сне.  А голова короля Людовика  XVI  каждый раз будет произносить:

– Гордись, они основали царство –  твоё, палач!

   Сансон стал палачом в 15-летнем возрасте, для него это была работа, работа хорошо оплачиваемая. Каким надо быть стойким человеком, чтобы видеть перед собой   людей, приговорённых к казни. Кто – то рыдал, кто-то кричал:

– Да здравствует король!

– Да здравствует республика!

Однажды Сансон услышал:

– Покойной ночи, господин палач!

Боялся ли сам палач  смерти? Видя страдания, Сансон философски рассуждал:

– Нож занесён над всеми, не всегда это нож гильотины – это нож господа Бога. Только Бог решает, когда человек уходит из жизни. Если он попал на эшафот, значит его время пришло.

  К смерти тоже относился философски:

– В мгновении смерти нет ужаса.

 Позже подсчитали, что  Сансон  провёл 2918 казней.  В один день  7 июля 1794 года лишились голов  54 человека.   Пророческими стали слова, произнесённые Эбером на эшафоте:

– Пока у палача много работы, Республика в безопасности!

Только в 1795 году  Сансон уйдёт  в отставку. Последние годы жизни он проведёт  в тишине и покое, играя на скрипке. Станет примерным  христианином и  будет вымаливать  прощение за свои грехи.

– Как тебе спится? – спросит его однажды Наполеон Бонапарт.

Сансон, не боясь,  ответит:

– Если императоры и короли спят хорошо, почему я должен спать плохо?

  Со  знаменитым палачом в начале XIX века  встретится Оноре де Бальзак. ⁽¹⁾

 Он начал работу над серией  романов  «Человеческая комедия»,  заводил самые разнообразные знакомства из разных сословий парижского общества. О суровом палаче  Бальзак был  наслышан.  Через знакомого директора одной из тюрем ему организовали эту необычную встречу.

    Писатель никак не думал, что   увидит перед собой  человека с благородным и печальным лицом. Сансон  был уже пожилым, но не лишённым  некоего магнетизма. Он притягивал к себе, в его  присутствии Бальзак почувствовал  уверенность, что  пришёл сюда не случайно.

– Я узнаю много интересного, – подумал он.

  Бальзак обладал незаурядной,  характерной  внешностью: невысокий, полный, с внимательным пронизывающим взглядом, этот взгляд   вызвал у Сансона  доверие. Он не обратил внимания, что  одежда сидела на писателе  неловко и была не очень опрятной. Сколько перед Сансоном  прошло людей,   богатых и знатных, бедных и простых, но ни один из них не смог  увлечь его таким обаянием, под которое он попал после нескольких минут разговора. Речь Бальзака была живой, образной и остроумной.

– Я  работаю над  произведением, которое назвал «Человеческая комедия», – доверительно сообщил  он Сансону.

–  Но почему «Человеческая комедия»? – недоумённо спросил Сансон.

– Жизнь – это и есть комедия, нагромождение мелких обстоятельств, и даже самые великие страсти –  только жалкое её подобие, подобие жизни. К тому же жизнь – трагедия, когда видишь её крупным планом, и комедия, когда смотришь на неё издали. ⁽²⁾  А я смотрю глазами писателя и пишу книгу живую, глубокую, где живёт и движется страшная, жуткая и вместе с тем реальная наша история и современность. ⁽³⁾  

– Вы правы, действительно жуткой  и страшной  порой бывает наша жизнь! Уж я - то знаю, столько насмотрелся, но изменить ничего не мог,  –  согласился  Сансон.

– Минувшее проще судить, чем изменить и исправить ошибки, – подтвердил Бальзак.

Перед  ним был  глубоко несчастный человек, за плечами которого история Великой Французской Революции.

– Чем постыднее жизнь человека, тем сильнее он за неё цепляется.

Эта фраза Бальзака тронула Сансона до глубины души.

–  Понимаете, я чувствую себя страшно несчастным, – разоткровенничался бывший палач. –  Я не цепляюсь за жизнь и не боюсь смерти. Никому раньше ничего не  рассказывал, но вам расскажу.

–  Ничего нет внутри людей, выставляющих всё наружу.

Бальзак говорил фразами, которые позже станут цитатами, а для Сансона они открывали его внутренний мир.

–  Вы найдёте правильные слова, чтобы описать, если это будет нужно то, о чём я вам сейчас поведаю.

 Бальзак приготовился слушать,  и это очень понравилось Сансону. Он  продолжал:

–  Вот моя исповедь. Я всегда был  роялистом  и после казни Людовика XVI не переставал мучиться раскаянием. На другой день после этой казни я заказал обедню за упокой души короля, вероятно, единственную, которая была в этот день отслужена в Париже.

  В 1831 году  беседа с Сансоном  станет основой рассказа Бальзака «Эпизод эпохи террора». Этот рассказ войдёт в  цикл произведений  «Сцены политической жизни» из  «Человеческой комедии»,  дописанной в 1842 году.   

      В посвящении автор укажет имя — Guyonnet-Merville, под руководством которого Бальзак изучал основы права.  

  Сюжет такой:   1793 год. Группа аристократов – роялистов  скрывается  от  революционных властей в бедном районе Парижа. Однажды их навещает таинственный незнакомец, пожелавщий принять участие в подготавливающейся в секрете от всех  мессе по казнённому королю  Людовику XVI.  Аристократы заинтригованы этим человеком, и только благодаря случайности узнают, с кем имели дело: на мессе появился палач короля – Шарль Анри Сансон. 

   Бальзак не станет раскрывать истину и  в предисловии напишет:

 – Рассказ  не основан на реальных событиях, а лишь на происшествии, которое могло иметь место.

   После революции в Париже было много разговоров о терроре, о гильотине, о палаче Сансоне.  Особенно говорили о пугающем пророчестве, сделанном не без помощи Ока Бхайравы,  за два десятка лет до Революции  великим, как его будут считать позже,  мистиком Жаком Казотом. ⁽⁴⁾  Грозное Око Бхайравы умело использовал людей, даже не связанных с ним,  в своих целях.

   Пророчество

 

 Жак Казот  родился в 1719 году в Дижоне⁽⁵⁾, учился в католическом колледже иезуитов. Способного ученика пристроили в министерство морского флота в Париже. Однако карьера Казота не задалась – он стал простым инспектором на острове Мартиника. Но подчинённые и жители острова его уважали за справедливость и честность. Здесь он женился по любви  на дочке главного судьи острова Элизабет Руаньян. Получил за неё хорошее приданое и вернулся с женой в Париж.

    Имея средства к существованию, Казот стал  заниматься любимым делом – писательским творчеством.

  По своему характеру Жак  Казот был спокойным человеком, улыбка всегда сияла на его лице. Многие обращали внимание на мягкость и привлекательность облика писателя, голубые глаза которого смотрели на мир удивлённо и благодушно. Жак  был просто  мечтателем,  жил в мире своих грёз, фантазий, ощущений и часто они становились для него наибόльшей реальностью, чем окружающий мир.  К тому же он  придумывал и рассказывал самые невероятные, причудливые истории, которые считались и правдой, и чудесной сказкой в духе «Тысячи и одной ночи».

Шарль Нодье⁽⁶⁾   позднее писал о Казоте:

«Природа одарила его особым даром видеть вещи в фантастическом свете».

«Фантастический свет» у Казота обретал реальные грани всё резче и чётче, не всем, конечно же, это было видно сразу.

  Еще за тридцать лет до 1793 года он пишет «Поэму об Оливье», в которой отразит свой необычный, страшный сон.

– Это необходимо описать, а потом зарисовать,  чтобы предостеречь потомков. Кому рассказать? Только  бумага выдержит подобное, – говоря сам с собою, Казот  стал описывать  страшное сооружение, представшее перед ним во сне –  гильотину задолго до её изобретения:

«Двухметровый деревянный остов,  к которому сверху крепится  огромное металлическое, к тому же косое, лезвие. Не понятно, как оно там удерживается. Внизу  корзина, а над ней круглое отверстие. Одно движение – и лезвие падает вниз с огромной скоростью».

 

  Казот остановился, сменил перо и продолжал  писать: 

 – Под  сооружением –  глубокая яма, полная отрубленных голов. Сюда, в это страшное место, попадает  Оливье, маркиз Эдесский. Головы смеются и плачут, рассказывая Оливье о  том, как их казнили.

 Казот вновь задумался:

– Чем  не  круги Ада, описанные Данте?  Только впечатление намного жёстче, так как оно  будет иметь реальное воплощение в дальнейшем.

В этом Казот был уверен. Вполне возможно, что голубой бриллиант Око Бхайравы вселил в него эту уверенность.

–Головы катились  точно бильярдные шары.  Последние остатки разума, затуманенного сим невероятным приключением, улетучились.  Прошло некоторое время, когда Оливье  осмелился  открыть глаза. Тут же  увидел, что его голова  помещается на чём-то вроде ступени амфитеатра, освещённого зловещим алым цветом,  а рядом и напротив установлено до восьми сотен других голов, принадлежавших людям обоего пола, всех возрастов и сословий. Головы эти сохраняли способность видеть и говорить. Самое странное было то, что все они непрестанно зевали, и Оливье  со всех сторон слышал невнятные возгласы:

–Ах, какая скука, с ума можно сойти.

 Чем не насмешка беспощадного  Ока Бхайравы?

  Позднее, мемуарист Жерар де Нерваль⁽⁷⁾ так прокомментировал это странное произведение молодого Жака  Казота:

«Причудливая на первый взгляд выдумка о заточенных вместе женщинах, воинах и ремесленниках, ведущих споры и отпускающих шуточки по поводу пыток и казней, скоро воплотится в жизнь в тюрьме Консьержери, где будут томиться знатные господа, дамы, поэты –  современники Казота; да и сам он сложит голову на плахе, стараясь, подобно другим, смеяться и шутить над фантазиями неумолимой феи убийцы, чье имя – Революция – он тридцать лет назад еще не мог назвать».

   Чуть позже Казот  пишет  роман, с равной долей мистики и иронии,  «Влюбленный дьявол», но особого успеха он ему не  принесёт. Литературные круги не спешили принимать незнакомого автора. Казот стал известен в обществе  устными рассказами, которые он  обычно сочинял прямо перед публикой.  Иногда эти рассказы имели характер пророчеств. Не все верили им, даже посмеивались, называя Казота в  насмешку  «Пророком».

    Пророком? Но все больше привыкли представлять Пророка с пылающим взором, немного мрачным аскетом, отрешённым от мира.  А Казот был необыкновенно добродушен, очень дипломатичен, умел тонко и изысканно смешить дам. Его обожали чужие дети, боготворила собственная дочь. Он был влюблен и не только в книги, свои мечты, прозрения, предчувствия, но и просто в жизнь, ее звуки, краски, запахи.

–Во вселенной нет ничего безразличного и незначительного,  – говорил Жак. – Надо просто  жить и радоваться каждому дню.

   Он и  жил, как обычный человек:  имел хороший дом, двух любимых детей,  красавицу – супругу,   преданных друзей.  Жил  в своём мире и наслаждался жизнью и  старостью, ему исполнилось 62 года.

    Но однажды в один из осенних дней 1788 года в салоне маркиза де Водрейля собрались несколько  вольно мыслящих аристократов, очень красивых и умных дам (в век господства философов красивым женщинам приходилось быть еще и умными, если они хотели быть модными).

   Приглашен был и Казот. Его знали как прекрасного рассказчика причудливых историй. Но  на удивление весь вечер молчал. Гости говорили о будущем, мечтали об уничтожении суеверий и невежества. Каждый задавался вопросами:

– Какие блага принесёт новая революция?

– Как изменится человечество в новую эпоху?

Тут к Казоту обратилась одна из молодых жеманниц, в ушах и на шее которой переливались всеми цветами радуги бриллианты:

– Вы сегодня не в духе? Милый Жак, скажите, что вы думаете по этому поводу?

 Длинные, волнистые волосы, мягкий, спокойный взгляд Казота притягивал  к себе молодых женщин. Его  голубые глаза на минуту  оживились при взгляде на красавицу.

 – Скажите, что вы думаете,  – поддержали даму другие гости. – У вас, наверное, есть какая-нибудь история по этому поводу? Расскажите!

– Я предпочитаю молчать, нежели соглашаться или не соглашаться с тем, чего не знаю, – ответил Казот и  замолчал. 

  Так продолжалось  довольно долгое время. Все посчитали его чудаковатым, хотя у писателя было своё мнение на многие обсуждаемые вопросы. Вечер затянулся и казался скучным.  Тогда не выдержал хозяин салона – маркиз де Водрейль.

– Месье Жак! Объясните нам своё  непонятное поведение.

Но Казот  только покачал головой, отказываясь что-либо объяснять, всё больше мрачнея. Ещё немного и все стали бы расходиться. Но тут одна из молодых дам, расстроенная, что вечер был неинтересным,  обратилась к Казоту:

–Ах, милый  Жак! Вы сегодня  весь день просидели в сторонке, не произнесли ни слова, может быть, потанцуем?

– Я не могу танцевать! Как можно танцевать! – громко воскликнул Казот.

  Это прозвучало как гром среди ясного неба. До этого в гостиной была тихая атмосфера, чуть слышные голоса, негромкая музыка, танцующие пары и вдруг все внезапно оцепенели. Музыканты перестали играть, скрипачи опустили смычки, дирижёр оглянулся и удивлённо посмотрел на Казота.

– Представляете, – обратился Казот уже  ко всем присутствующим. – Передо мной предстало видение: чёрное, грозовое  небо, без просвета, тюрьма, деревенская телега, в ней женщина в  белом  платье, величественная и отрешённая. Все кричат, но я не слышу ни одного слова. Понимаю, что это какое-то позорное действие.  Потом картинка сменилась, я увидел эшафот со странным сооружением, которое я описал в «Поэме об Оливье».

  Многие в салоне читали  это произведение Казота и помнили описание ужасного места с многочисленными отрубленными головами. Слушатели замерли в ожидании.

     Казот  тут же почернел лицом. Он увидел нечто более страшное – очередь людей, поднимавшихся на эшафот к этому невиданному ранее сооружению.  В  длиннейшей  очереди были  самые знаменитые фамилии Франции.

  – Что, что  месье Жак, вы ещё увидели? Что вас так напугало? – взволнованно стали спрашивать Казота.

Он не знал, как сказать, как объяснить своё видение. Никогда ещё ему в видениях не являлась такая страшная картина.  Потом всё-таки решился высказаться:

– Самое ужасное – я увидел, что от этого  механизма погибнут  все присутствовавшие.

Он замолчал, а все вокруг него взволнованно зашумели.

  Граф Кондорсе  недоверчиво воскликнул:

–И что же?

   Казот прищурился и заговорил чужим голосом:

– Вы, месье Кондорсе, умрёте на соломе в темнице. Счастливые события, о которых вы жадно мечтаете, заставят вас принять яд, чтобы избежать секиры палача.

 – Что за глупости! – вскричали одновременно Кондорсе и Шамфор.

– Вы не понимаете, месье Казот,– продолжал Шамфор,  – мы жаждем увидеть царство разума!

     Казот  продолжал:

– В этом царстве разума вы, господин Шамфор, вскроете себе вены.

– Что вы такое говорите! – вступил д’Азир.

– А вы, месье д’Азир, скончаетесь от потери крови.

– Как это возможно? – не выдержал Мальзерб.

– Вы же, Мальзерб и вы, Николани, умрёте на эшафоте. Вы, господин Байи, там же.

Тут все,  очнувшись, зашумели:

– А вы, что вы?

– Что будет с вами?

  Казот сделал глубокий вдох, словно набираясь храбрости, и произнёс:

–  Первым в этой очереди стою я!   Сверкает и  падает   лезвие, как топор дровосека, но очередь не  уменьшается,  представляете! – Казот обвёл глазами всех присутствующих в зале. – Всё  время к эшафоту подъезжает   телега,  и оттуда высаживаются  очередные жертвы.

   После такого предвидения  воцарилось тягостное молчание. И тогда мадам Ренуарпопыталась пошутить:

–  В вашем рассказе, милый Жак,  меня более всего пугает не эшафот, но  телега. Фи, как это необычно!  Оставьте мне, по крайней мере, право подъехать к вашему загадочному сооружению в собственном экипаже.

 –  Увы, нет, – снова Казот заговорил странным, чужим голосом. – Право ехать на казнь в экипаже получит только король. Даже королева  отправится на казнь в позорной телеге, как и  мы с вами.⁽⁸⁾   

– Какие ужасы вы говорите! – испуганно прошептала герцогиня Беатрис де Граммон.  – Слава богу, нас, женщин, никакие революции не касаются!

Казот улыбнулся улыбкой хищника, на которую никогда не был способен:

– Ошибаетесь, мадам Граммон! Женщин будут карать наравне с  мужчинами. Например, вас привезут на эшафот в тележке палача со связанными за спиной руками, как преступницу. У вас даже не будет исповедника!

– О, ужас! Вы такое наговорили, что я не буду спать этой ночью.

 Герцогиня с надеждой взглянула на Казота:

– Вы меня разыгрываете, да?

 Но лицо писателя стало совсем белым.

– Впрочем, проповедника  не будет почти у всех вас. Последний, кому выпадет такая милость, будет…– Казот запнулся.

Его лицо покрылось потом,  дыхание участилось, но через несколько минут всё пришло в норму, и он продолжал:

– Королю Франции! 

– Как это возможно? Скорее бы уж пришло царство истинного разума, оно гораздо лучше, чем весь этот затхлый мир, в котором мы обитаем!

   В ответ Казот проговорил резко, словно выплюнул:

– Всё это случится именно в царстве разума и во имя философии человечности и свободы, о которой вы бредите, господа!   И это действительно будет царство разума, ибо разуму в то время  воздвигнут храм, более того, во всей Франции не будет других храмов, кроме храма разума.

   И это пророчество сбылось. Революция запретила религию. Зато разум занял ее место и поднялся на ступень обожествления. По всей стране действительно строили храмы разума, устраивали праздники в его честь. Но и разум, став богом, потребовал жертв. И сколь масштабных!

   – Вами, господа,  будет править только философия, только разум. И все те, кто погубит вас, будут философами. Они станут с утра до ночи произносить речи, подобные тем, что я выслушиваю от вас уже целый час, процитируют, подобно вам, стихи Дидро.

Слушавшие его  заносчивые аристократы  стали перешептываться:

 –  Да ведь он безумец!

 –   Вы разве не видите, что он шутит,   –   всем известно, что ему нравится приправлять свои шутки мистикой!

 –  Хороши шутки!  –  вставил своё слово  Шамфор.  –  Это настоящий юмор висельника.

Но никто не смеялся. Женщины невольно приподняли плечи, словно  стало холодно.  В зале воцарилась тишина. Казот  молчал, мрачно оглядывая всех. Потом снова заговорил, но опять чужим и каким-то металлическим голосом:

– Нам грозят величайшие бедствия.  Во всём совершаемом зле мы должны винить лишь самих себя. Солнце неизменно посылает на Землю свои лучи, то отвесные, то наклонные, так же и Провидение обходится с нами. Время от времени, когда местонахождение наше, туман либо ветер мешают нам постоянно наслаждаться теплом дневного светила, мы упрекаем его в том, что оно греет недостаточно сильно. И если Господь или какой-нибудь чудотворец не поможет нам, вряд ли можно уповать на спасение.

Когда Казот всё это высказал, он оглядел присутствующих, заглядывая каждому в глаза, и видел в них смерть.

 –  Извините, мне пора уходить.

 И Казот решительно, не кланяясь, вышел из гостиной.  Гости продолжали стоять в ужасе. Предсказатель страшных событий уже ушёл, но зловещие слова лёгким ветерком гуляли по залу:

 –  Всех вас уже нет, господа! Да, да, да, да!

   На улице было уже темно, луна пробивалась сквозь тёмные тучи, в воздухе витало  какое-то напряжение, словно природа чувствовала не просто приближение грозы, а  чего-то более страшного. 

– Как писал Нострадамус? – пришло на ум Казоту.

Сгущаются в небе суровые тучи

И судьбам истории нужен фонарь.

   Фонари только - только зажигались, пахло гарью как от тысячи  свечей. Но, несмотря на это, в голове Казота прояснилось. Ему уже было не так страшно.

– Есть время пожить, ни о чём не думая!

   Революция началась через год. Кондорсе, известный математик, действительно принял яд. Никола Шамфор, автор труда «Максимы и мысли», перерезал себе вены. Феликс Вик д’Азир, врач-анатом, член Французской Академии, скончался от потери крови в тюрьме. Бывший королевский министр Кретьен-Гийом Мальзерб вместе с любимцем дам, острословом Николани, склонили головы под нож гильотины. Та же участь постигла и Жана-Сильвена Байи, ставшего первым мэром «свободного Парижа».

  Как известно, революция не щадит своих детей, как, впрочем, и прелестных женщин. Герцогиня де Граммон отправилась на эшафот в позорной телеге. Её тоже ожидал «поцелуй гильотины».

Непризнанный писатель и пророк Жак Казот со всей своей семьей отказался признать революционную власть, сохранив верность монархии.

  Сын Казота – юный Сцевола однажды ценой собственной жизни защитил королевскую семью.  Когда разъяренная толпа во время октябрьских событий  1789 года пыталась вырвать Дофина из рук Антуантетты, чтобы растерзать мальчика, Сцевола   не дал это сделать. Королева  со слезами на глазах благодарила юношу.  Впоследствии Сцеволу арестовали, но ему чудом удалось вырваться из страшной тюрьмы Консьержери.

  Летом 1792 года   Жак Казот   примкнул к заговору  эмигрантов  и пытался организовать побег Людовика XVI из тюрьмы Консьержери. К  глубокому сожалению заговорщиков революционерами  были перехвачены письма Казота, в которых он рассчитывал, хватит ли места в его имении, чтобы разместить  с достаточным комфортом  сверженного короля с его свитой.  

    Возмущенный народ обвинял «пленников 10 августа» в том, что они радуются успехам армии герцога Брауншвейгского и ждут его как избавителя. Осуждалась медлительность чрезвычайной комиссии, созданной под давлением Коммуны Законодательным собранием; ходили слухи о заговоре, зреющем в тюрьмах, о подготовке к бунту в связи с приближением иностранных армий; говорили, что аристократы, вырвавшись из заточения, собираются устроить республиканцам вторую Варфоломеевскую ночь.

Жак Казот был арестован 10 сентября  1792 года в своем доме в Пьерри, заключен в тюрьму при аббатстве Сен-Жермен-де-Пре и приговорен к смертной казни.

   Его дочь Элизабет  со слезами обратилась к тюремщикам:

– Умоляю  вас помиловать моего  старика отца.

– Ваш отец,  гражданка, радовался  успехам армии герцога Брауншвейгского, он изменник Родины!

У герцога была найдена  коллекция драгоценностей, среди которых был голубой бриллиант французской короны, известный нам Око Бхайравы.

    Революционное правительство распорядилось, чтобы королевские драгоценности были помещены в Мебельный склад, превращённый  частично музей, частично, в  склад, где хранилась королевская мебель. Все желающие могли полюбоваться драгоценностями короны. Охрана была поставлена настолько плохо и бездарно, что историки до сих пор не могут понять, как их не украли ранее. Окна первого этажа не запирались, охранники несли службу из рук вон плохо. Голубой бриллиант  бесследно исчез. 

   Тюремщики решили покуражиться над девушкой на глазах   толпы, пришедшей поглазеть на казнь.  Один из стражников, некто Мишель, налил огромный стакан дешёвого вина и протянул ей со словами:

–Если вы, гражданка, хотите доказать, что не из проклятых аристократов, выпейте стакан вина, только  залпом,  за спасение Отечества и победу Республики!

   И усмехаясь, продолжил:

– Останетесь стоять на ногах – заберёте папашку!

  Элизабет выхватила стакан и выпила содержимое  залпом.

–Я готова забрать отца! – истерически прокричала она.

Толпа, удивлённая поступком девушки,  расступилась перед ней. 

– Вот это аристократка! – зашумели мужчины.

Женщины зааплодировали.  Казот вернулся  с дочерью домой. Узнав, что его друг вернулся, тотчас же прибежал  месье де Сен-Шарль, позже написавший о нём мемуары. Он обнял Казота и взволнованно проговорил:

–Слава богу, вы спасены!

Казот покачал головой:

–Увы, ненадолго! Мне ещё в каземате было видение: жандармы снова отвозят  меня в Консьержери, ну а оттуда – в трибунал и на гильотину.

   Это было последнее пророчество Казота. На следующий день, 11 сентября, писателя вновь арестовали за то, что он опубликовал «Correspondance mystique», «Поздравления мистика», где открыто признавал верность монархии. Революционный трибунал, президентом которого  был его сокурсник по колледжу  Лаво, приговорил Казота  к смертной казни и 25 сентября 1792 года в семь часов вечера он взошёл на эшафот.

   Пророчество Казота приведёт в своей книге внук того, кто был в то время хозяином этой самой позорной телеги – Месье де Пари, палач города Парижа Шарль Анри Сансон. Когда Казота повезли на гильотину, он был рядом с ним. Нашлось даже время для разговора, по дороге и те несколько минут, когда проверяли  гильотину. До этого лезвие упало медленно, и крик  жертвы  эхом разнёсся по площади, устремляясь вверх, к небу.  Казот  же был спокоен. И хозяин телеги оценил это по достоинству, как знаток смерти.

    Казот рассказал Сансону о  своих видениях двадцатилетней давности.  Ещё не были казнены король и королева,  Сансон  удивился, он всю жизнь в глубине души оставался монархистом.

  Своему внуку  он рассказал  о господине Казоте и его пророчествах, добавив своё отношение к  событиям не столько давнего прошлого:

–  Несчастный Жак  спокойно, без наглой самоуверенности подошёл к гильотине, что ж,  он всё это уже пережил – он приготовился!  Знаешь, какие были  последние слова  Казота?

– Какие?

 –   Перед смертью громко крикнул:

«Я умираю, как и жил, верным Господу и моему Королю!» ⁽⁹⁾  

   За  время, пока Казот следовал до эшафота, он видел себя в двух лицах. Один  беседовал  с Сансоном, а другой, вернее его душа  листала страницы его жизни.  Страшные пророчества сбылись, но это не принесло Казоту  ни боли, ни радости.

    Он  думал о том, что воспитал достойных детей.  Дочь Элизабет, которая не побоялась придти за ним в тюрьму. Сын  Сцеола упорно шёл по  его стопам и принял  мистическую философию.  Отец и сын  провели вместе много времени в  рассуждениях  о смысле жизни и истине, о  хаосе, охватившем мир, о поисках  утерянной людьми  гармонии.

– Сын мой! Высшие таинственные силы управляют миром. Лишь они позволяют людям действовать с их помощью, – наставительно говорил Казот сыну.  – Пойми, ход истории не изменить.  Добро и зло на земле всегда были делом рук человеческих, ибо человеку эта планета дарована вечными законами Вселенной.  Лишь в нашей воле установить здесь такое  царство, которое Господь  заповедал нам. И мы не потерпим, чтобы враг, который без нашей помощи бессилен, продолжал при нашем попустительстве вершить зло!

   Казот не считал себя пророком. Он называл себя Провидцем, открывающим картины возможного будущего. Он говорил:

– Человек в силах изменить свою судьбу, если будет идти праведным путём.

Уходит жизнь по каплям, по кусочкам,

Отслаиваясь с краешка души.

Пока судьба нам не поставит точку,

Живи по совести, не пей и не греши.

 Казот  верил в то, что мир изменится к лучшему.

Придёт весна весёлая такая,

Раскрасит бирюзою небосвод,

Повесит радугу от края и до края,

В мир радость и удачу принесёт!

 Так завершилась жизнь этого странного человека, произносящего свои таинственные пророчества со спокойной улыбкой и ясным выражением глаз, из которых так и лился свет доброты.

 

  

 

⁽¹⁾  Оноре де Бальзак (фр. Honore de Balzak; 20 мая 1799 – 18 августа 1850) –французский писатель,  один из основоположников реализма в европейской литературе, величайший прозаик XIX века. Одним из самых крупнейших его произведений является серия романов и повестей «Человеческая комедия».Это картина нравов, художественная история и философия Франции после революции. Творчество Бальзака повлияло на прозу Диккенса, Достоевского, Золя, Фолкнера и многих других.

⁽²⁾   Высказывание Чарли Чаплина (очень понравилось и к месту).

⁽³⁾Высказывание Виктора Гюго о книгах Бальзака: «Все его книги образуют одну книгу, живую, блистательную, где живёт и движется страшная, жуткая и вместе с тем реальная наша современность».

⁽⁴⁾ Жак Казот  (1720 – 1792) – французский писатель. Первые  произведения Жака Казота «Кошачья лапка» (La Patte de chat, 1741), «Тысяча и одна глупость» (Les Mille et une Fadaises, 1742) и «В сказках можно стоя спать» (Contes a dormir debout, 1742) написаны в жанре фантастической сказки. Он пишет и  моралистические басни, шуточную поэму «Новая Рамеида», либретто комической оперы «Сабо» (вместе с драматургом Седеном), поэму в 2 томах на средневековый сюжет «Неповторимые подвиги Оливье, маркиза д’Эдисс» (Les Prouesses inimitables d'Ollivier, marquis d'Edesse, 1763). В 1767 году опубликован роман «Импровизированный лорд» (Lord Impromptu), в 1778-88 написан роман «Ракель, или Прекрасная иудейка». Последним произведением Казота стало «Продолжение 1001 ночи» (1788-1789). Однако в литературе имя Жака Казота осталось благодаря повести «Влюблённый дьявол» (Le Diable amoureus), увидевшей свет в 1772 году.  Полное собрание сочинений в 4-х томах издано в 1816—1817годах.

⁽⁵⁾ Дижон – город в 326 км. к северу-востоку от Парижа.

⁽⁶⁾ Жан Шарль Эммануэль Нодье (1780 – 1844) –французский писатель, библиограф эпохи романтизма, происходил из провинциальной мелкой буржуазии; отец его в годы Великой Французской Революции – председатель  революционного трибунала в  Безансоне. Революционные настроения юности у Шарля Нодье сменились в последствие игрой в революционера. В 1802 году он  пишет стихотворный памфлет против Наполеона, что не помешает ему стать его сторонником и получить  место в администрации. При Реставрации Нодье будет выдавать  себя за жертву Империи. Служил библиотекарем. В своём творчестве разработал жанр фантастической страшной новеллы и волшебной сказки: «Smarra» (Смарра,1821), «Lord Rutween, ou Les vampires» (Лорд Рётвин, или Вампиры, 1820), «La Fée aux miettes» (Фея хлебных крошек, 1832). Творчество Нодье полно противоречий. Наряду с мистицизмом, у него уживаются материалистические тенденции XVIII века, наряду с реакционными высказываниями — некоторые социальные идеи Великой французской революции («Жан Сбогар).

⁽⁷⁾ Жерар де Нерваль – псевдоним, настоящее имя Жерар Лабрюни(1808—1855) – французский писатель-романтик, родился в семье хирурга Наполеоновской армии. Работал над переводом «Фауста» Гёте. В своих произведениях занимался мистическими  поисками совершенства, которое связывал с образом идеальной женщины. Поклонник Гюго. Одой «Народ» воспел Июльскую революцию 1830 года, но потом разочаровался в ней. С 1841 года у Жерара появились признаки психического заболевания, прогрессирующего из года в год. Тем не менее, он продолжает писать. 26.01.1855 года писателя нашли повесившимся на улице Старого Фонаря в Париже.

⁽⁸⁾По мотивам рассказов Эдварда Радзинского «Пророчество Казота»

⁽⁹⁾   Елена Коровина «Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории» и Wise – kat на Я.ру.

 

⁽¹⁰⁾  строки  письма Казота гражданскому судье, месье Понто (1791 год)

© Copyright: Анна Магасумова, 2014

Регистрационный номер №0204178

от 25 марта 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0204178 выдан для произведения:

Ч. 25   Страшное пророчество

Предвидеть – значит всего лишь ясно видеть настоящее и прошлое в их движении

Антонио Грамши

Слова провидцев бесплодными  судьба не оставляет

Бхаса

 

...И предсказания сбывались

И он об этом точно знал.

Они во сне ему являлись,

Ведь снам своим он доверял.

Игорь Терёхин

 

Палач Самсон

  Голубой бриллиант  Око Бхайравы действовал руками самих деятелей Революции. Лучший палач Франции Сансон один уже не справлялся, вынужден был не только нанимать, но и менять помощников. Не каждый выдержит такого объёма работ. Некоторые даже сходили с ума от вида отрубленных голов.  

   Сансон виртуозно работал, устраивая из казни настоящее представление. В течение 40 лет он присутствовал при последних минутах жизни жертв, которые порой ему даже не были известны.

Все они потом пройдут  перед ним в его снах бесконечной чередой, с головами под мышкой. Знаменитые и безвестные, богатые и бедные, аристократы и революционеры.

    Особенно часто к Сансону будет являться графиня дю Барри, в которую он  был влюблён в молодости.  Голова королевы Антуанетты будет моргать густыми ресницами, наводя ужас даже во сне.  А голова короля Людовика  XVI  каждый раз будет произносить:

– Гордись, они основали царство –  твоё, палач!

   Сансон стал палачом в 15-летнем возрасте, для него это была работа, работа хорошо оплачиваемая. Каким надо быть стойким человеком, чтобы видеть перед собой   людей, приговорённых к казни. Кто – то рыдал, кто-то кричал:

– Да здравствует король!

– Да здравствует республика!

Однажды Сансон услышал:

– Покойной ночи, господин палач!

Боялся ли сам палач  смерти? Видя страдания, Сансон философски рассуждал:

– Нож занесён над всеми, не всегда это нож гильотины – это нож господа Бога. Только Бог решает, когда человек уходит из жизни. Если он попал на эшафот, значит его время пришло.

  К смерти тоже относился философски:

– В мгновении смерти нет ужаса.

 Позже подсчитали, что  Сансон  провёл 2918 казней.  В один день  7 июля 1794 года лишились голов  54 человека.   Пророческими стали слова, произнесённые Эбером на эшафоте:

– Пока у палача много работы, Республика в безопасности!

Только в 1795 году  Сансон уйдёт  в отставку. Последние годы жизни он проведёт  в тишине и покое, играя на скрипке. Станет примерным  христианином и  будет вымаливать  прощение за свои грехи.

– Как тебе спится? – спросит его однажды Наполеон Бонапарт.

Сансон, не боясь,  ответит:

– Если императоры и короли спят хорошо, почему я должен спать плохо?

  Со  знаменитым палачом в начале XIX века  встретится Оноре де Бальзак. ⁽¹⁾

 Он начал работу над серией  романов  «Человеческая комедия»,  заводил самые разнообразные знакомства из разных сословий парижского общества. О суровом палаче  Бальзак был  наслышан.  Через знакомого директора одной из тюрем ему организовали эту необычную встречу.

    Писатель никак не думал, что   увидит перед собой  человека с благородным и печальным лицом. Сансон  был уже пожилым, но не лишённым  некоего магнетизма. Он притягивал к себе, в его  присутствии Бальзак почувствовал  уверенность, что  пришёл сюда не случайно.

– Я узнаю много интересного, – подумал он.

  Бальзак обладал незаурядной,  характерной  внешностью: невысокий, полный, с внимательным пронизывающим взглядом, этот взгляд   вызвал у Сансона  доверие. Он не обратил внимания, что  одежда сидела на писателе  неловко и была не очень опрятной. Сколько перед Сансоном  прошло людей,   богатых и знатных, бедных и простых, но ни один из них не смог  увлечь его таким обаянием, под которое он попал после нескольких минут разговора. Речь Бальзака была живой, образной и остроумной.

– Я  работаю над  произведением, которое назвал «Человеческая комедия», – доверительно сообщил  он Сансону.

–  Но почему «Человеческая комедия»? – недоумённо спросил Сансон.

– Жизнь – это и есть комедия, нагромождение мелких обстоятельств, и даже самые великие страсти –  только жалкое её подобие, подобие жизни. К тому же жизнь – трагедия, когда видишь её крупным планом, и комедия, когда смотришь на неё издали. ⁽²⁾  А я смотрю глазами писателя и пишу книгу живую, глубокую, где живёт и движется страшная, жуткая и вместе с тем реальная наша история и современность. ⁽³⁾  

– Вы правы, действительно жуткой  и страшной  порой бывает наша жизнь! Уж я - то знаю, столько насмотрелся, но изменить ничего не мог,  –  согласился  Сансон.

– Минувшее проще судить, чем изменить и исправить ошибки, – подтвердил Бальзак.

Перед  ним был  глубоко несчастный человек, за плечами которого история Великой Французской Революции.

– Чем постыднее жизнь человека, тем сильнее он за неё цепляется.

Эта фраза Бальзака тронула Сансона до глубины души.

–  Понимаете, я чувствую себя страшно несчастным, – разоткровенничался бывший палач. –  Я не цепляюсь за жизнь и не боюсь смерти. Никому раньше ничего не  рассказывал, но вам расскажу.

–  Ничего нет внутри людей, выставляющих всё наружу.

Бальзак говорил фразами, которые позже станут цитатами, а для Сансона они открывали его внутренний мир.

–  Вы найдёте правильные слова, чтобы описать, если это будет нужно то, о чём я вам сейчас поведаю.

 Бальзак приготовился слушать,  и это очень понравилось Сансону. Он  продолжал:

–  Вот моя исповедь. Я всегда был  роялистом  и после казни Людовика XVI не переставал мучиться раскаянием. На другой день после этой казни я заказал обедню за упокой души короля, вероятно, единственную, которая была в этот день отслужена в Париже.

  В 1831 году  беседа с Сансоном  станет основой рассказа Бальзака «Эпизод эпохи террора». Этот рассказ войдёт в  цикл произведений  «Сцены политической жизни» из  «Человеческой комедии»,  дописанной в 1842 году.   

      В посвящении автор укажет имя — Guyonnet-Merville, под руководством которого Бальзак изучал основы права.  

  Сюжет такой:   1793 год. Группа аристократов – роялистов  скрывается  от  революционных властей в бедном районе Парижа. Однажды их навещает таинственный незнакомец, пожелавщий принять участие в подготавливающейся в секрете от всех  мессе по казнённому королю  Людовику XVI.  Аристократы заинтригованы этим человеком, и только благодаря случайности узнают, с кем имели дело: на мессе появился палач короля – Шарль Анри Сансон. 

   Бальзак не станет раскрывать истину и  в предисловии напишет:

 – Рассказ  не основан на реальных событиях, а лишь на происшествии, которое могло иметь место.

   После революции в Париже было много разговоров о терроре, о гильотине, о палаче Сансоне.  Особенно говорили о пугающем пророчестве, сделанном не без помощи Ока Бхайравы,  за два десятка лет до Революции  великим, как его будут считать позже,  мистиком Жаком Казотом. ⁽⁴⁾  Грозное Око Бхайравы умело использовал людей, даже не связанных с ним,  в своих целях.

   Пророчество

 

 Жак Казот  родился в 1719 году в Дижоне⁽⁵⁾, учился в католическом колледже иезуитов. Способного ученика пристроили в министерство морского флота в Париже. Однако карьера Казота не задалась – он стал простым инспектором на острове Мартиника. Но подчинённые и жители острова его уважали за справедливость и честность. Здесь он женился по любви  на дочке главного судьи острова Элизабет Руаньян. Получил за неё хорошее приданое и вернулся с женой в Париж.

    Имея средства к существованию, Казот стал  заниматься любимым делом – писательским творчеством.

  По своему характеру Жак  Казот был спокойным человеком, улыбка всегда сияла на его лице. Многие обращали внимание на мягкость и привлекательность облика писателя, голубые глаза которого смотрели на мир удивлённо и благодушно. Жак  был просто  мечтателем,  жил в мире своих грёз, фантазий, ощущений и часто они становились для него наибόльшей реальностью, чем окружающий мир.  К тому же он  придумывал и рассказывал самые невероятные, причудливые истории, которые считались и правдой, и чудесной сказкой в духе «Тысячи и одной ночи».

Шарль Нодье⁽⁶⁾   позднее писал о Казоте:

«Природа одарила его особым даром видеть вещи в фантастическом свете».

«Фантастический свет» у Казота обретал реальные грани всё резче и чётче, не всем, конечно же, это было видно сразу.

  Еще за тридцать лет до 1793 года он пишет «Поэму об Оливье», в которой отразит свой необычный, страшный сон.

– Это необходимо описать, а потом зарисовать,  чтобы предостеречь потомков. Кому рассказать? Только  бумага выдержит подобное, – говоря сам с собою, Казот  стал описывать  страшное сооружение, представшее перед ним во сне –  гильотину задолго до её изобретения:

«Двухметровый деревянный остов,  к которому сверху крепится  огромное металлическое, к тому же косое, лезвие. Не понятно, как оно там удерживается. Внизу  корзина, а над ней круглое отверстие. Одно движение – и лезвие падает вниз с огромной скоростью».

 

  Казот остановился, сменил перо и продолжал  писать: 

 – Под  сооружением –  глубокая яма, полная отрубленных голов. Сюда, в это страшное место, попадает  Оливье, маркиз Эдесский. Головы смеются и плачут, рассказывая Оливье о  том, как их казнили.

 Казот вновь задумался:

– Чем  не  круги Ада, описанные Данте?  Только впечатление намного жёстче, так как оно  будет иметь реальное воплощение в дальнейшем.

В этом Казот был уверен. Вполне возможно, что голубой бриллиант Око Бхайравы вселил в него эту уверенность.

–Головы катились  точно бильярдные шары.  Последние остатки разума, затуманенного сим невероятным приключением, улетучились.  Прошло некоторое время, когда Оливье  осмелился  открыть глаза. Тут же  увидел, что его голова  помещается на чём-то вроде ступени амфитеатра, освещённого зловещим алым цветом,  а рядом и напротив установлено до восьми сотен других голов, принадлежавших людям обоего пола, всех возрастов и сословий. Головы эти сохраняли способность видеть и говорить. Самое странное было то, что все они непрестанно зевали, и Оливье  со всех сторон слышал невнятные возгласы:

–Ах, какая скука, с ума можно сойти.

 Чем не насмешка беспощадного  Ока Бхайравы?

  Позднее, мемуарист Жерар де Нерваль⁽⁷⁾ так прокомментировал это странное произведение молодого Жака  Казота:

«Причудливая на первый взгляд выдумка о заточенных вместе женщинах, воинах и ремесленниках, ведущих споры и отпускающих шуточки по поводу пыток и казней, скоро воплотится в жизнь в тюрьме Консьержери, где будут томиться знатные господа, дамы, поэты –  современники Казота; да и сам он сложит голову на плахе, стараясь, подобно другим, смеяться и шутить над фантазиями неумолимой феи убийцы, чье имя – Революция – он тридцать лет назад еще не мог назвать».

   Чуть позже Казот  пишет  роман, с равной долей мистики и иронии,  «Влюбленный дьявол», но особого успеха он ему не  принесёт. Литературные круги не спешили принимать незнакомого автора. Казот стал известен в обществе  устными рассказами, которые он  обычно сочинял прямо перед публикой.  Иногда эти рассказы имели характер пророчеств. Не все верили им, даже посмеивались, называя Казота в  насмешку  «Пророком».

    Пророком? Но все больше привыкли представлять Пророка с пылающим взором, немного мрачным аскетом, отрешённым от мира.  А Казот был необыкновенно добродушен, очень дипломатичен, умел тонко и изысканно смешить дам. Его обожали чужие дети, боготворила собственная дочь. Он был влюблен и не только в книги, свои мечты, прозрения, предчувствия, но и просто в жизнь, ее звуки, краски, запахи.

–Во вселенной нет ничего безразличного и незначительного,  – говорил Жак. – Надо просто  жить и радоваться каждому дню.

   Он и  жил, как обычный человек:  имел хороший дом, двух любимых детей,  красавицу – супругу,   преданных друзей.  Жил  в своём мире и наслаждался жизнью и  старостью, ему исполнилось 62 года.

    Но однажды в один из осенних дней 1788 года в салоне маркиза де Водрейля собрались несколько  вольно мыслящих аристократов, очень красивых и умных дам (в век господства философов красивым женщинам приходилось быть еще и умными, если они хотели быть модными).

   Приглашен был и Казот. Его знали как прекрасного рассказчика причудливых историй. Но  на удивление весь вечер молчал. Гости говорили о будущем, мечтали об уничтожении суеверий и невежества. Каждый задавался вопросами:

– Какие блага принесёт новая революция?

– Как изменится человечество в новую эпоху?

Тут к Казоту обратилась одна из молодых жеманниц, в ушах и на шее которой переливались всеми цветами радуги бриллианты:

– Вы сегодня не в духе? Милый Жак, скажите, что вы думаете по этому поводу?

 Длинные, волнистые волосы, мягкий, спокойный взгляд Казота притягивал  к себе молодых женщин. Его  голубые глаза на минуту  оживились при взгляде на красавицу.

 – Скажите, что вы думаете,  – поддержали даму другие гости. – У вас, наверное, есть какая-нибудь история по этому поводу? Расскажите!

– Я предпочитаю молчать, нежели соглашаться или не соглашаться с тем, чего не знаю, – ответил Казот и  замолчал. 

  Так продолжалось  довольно долгое время. Все посчитали его чудаковатым, хотя у писателя было своё мнение на многие обсуждаемые вопросы. Вечер затянулся и казался скучным.  Тогда не выдержал хозяин салона – маркиз де Водрейль.

– Месье Жак! Объясните нам своё  непонятное поведение.

Но Казот  только покачал головой, отказываясь что-либо объяснять, всё больше мрачнея. Ещё немного и все стали бы расходиться. Но тут одна из молодых дам, расстроенная, что вечер был неинтересным,  обратилась к Казоту:

–Ах, милый  Жак! Вы сегодня  весь день просидели в сторонке, не произнесли ни слова, может быть, потанцуем?

– Я не могу танцевать! Как можно танцевать! – громко воскликнул Казот.

  Это прозвучало как гром среди ясного неба. До этого в гостиной была тихая атмосфера, чуть слышные голоса, негромкая музыка, танцующие пары и вдруг все внезапно оцепенели. Музыканты перестали играть, скрипачи опустили смычки, дирижёр оглянулся и удивлённо посмотрел на Казота.

– Представляете, – обратился Казот уже  ко всем присутствующим. – Передо мной предстало видение: чёрное, грозовое  небо, без просвета, тюрьма, деревенская телега, в ней женщина в  белом  платье, величественная и отрешённая. Все кричат, но я не слышу ни одного слова. Понимаю, что это какое-то позорное действие.  Потом картинка сменилась, я увидел эшафот со странным сооружением, которое я описал в «Поэме об Оливье».

  Многие в салоне читали  это произведение Казота и помнили описание ужасного места с многочисленными отрубленными головами. Слушатели замерли в ожидании.

     Казот  тут же почернел лицом. Он увидел нечто более страшное – очередь людей, поднимавшихся на эшафот к этому невиданному ранее сооружению.  В  длиннейшей  очереди были  самые знаменитые фамилии Франции.

  – Что, что  месье Жак, вы ещё увидели? Что вас так напугало? – взволнованно стали спрашивать Казота.

Он не знал, как сказать, как объяснить своё видение. Никогда ещё ему в видениях не являлась такая страшная картина.  Потом всё-таки решился высказаться:

– Самое ужасное – я увидел, что от этого  механизма погибнут  все присутствовавшие.

Он замолчал, а все вокруг него взволнованно зашумели.

  Граф Кондорсе  недоверчиво воскликнул:

–И что же?

   Казот прищурился и заговорил чужим голосом:

– Вы, месье Кондорсе, умрёте на соломе в темнице. Счастливые события, о которых вы жадно мечтаете, заставят вас принять яд, чтобы избежать секиры палача.

 – Что за глупости! – вскричали одновременно Кондорсе и Шамфор.

– Вы не понимаете, месье Казот,– продолжал Шамфор,  – мы жаждем увидеть царство разума!

     Казот  продолжал:

– В этом царстве разума вы, господин Шамфор, вскроете себе вены.

– Что вы такое говорите! – вступил д’Азир.

– А вы, месье д’Азир, скончаетесь от потери крови.

– Как это возможно? – не выдержал Мальзерб.

– Вы же, Мальзерб и вы, Николани, умрёте на эшафоте. Вы, господин Байи, там же.

Тут все,  очнувшись, зашумели:

– А вы, что вы?

– Что будет с вами?

  Казот сделал глубокий вдох, словно набираясь храбрости, и произнёс:

–  Первым в этой очереди стою я!   Сверкает и  падает   лезвие, как топор дровосека, но очередь не  уменьшается,  представляете! – Казот обвёл глазами всех присутствующих в зале. – Всё  время к эшафоту подъезжает   телега,  и оттуда высаживаются  очередные жертвы.

   После такого предвидения  воцарилось тягостное молчание. И тогда мадам Ренуарпопыталась пошутить:

–  В вашем рассказе, милый Жак,  меня более всего пугает не эшафот, но  телега. Фи, как это необычно!  Оставьте мне, по крайней мере, право подъехать к вашему загадочному сооружению в собственном экипаже.

 –  Увы, нет, – снова Казот заговорил странным, чужим голосом. – Право ехать на казнь в экипаже получит только король. Даже королева  отправится на казнь в позорной телеге, как и  мы с вами.⁽⁸⁾   

– Какие ужасы вы говорите! – испуганно прошептала герцогиня Беатрис де Граммон.  – Слава богу, нас, женщин, никакие революции не касаются!

Казот улыбнулся улыбкой хищника, на которую никогда не был способен:

– Ошибаетесь, мадам Граммон! Женщин будут карать наравне с  мужчинами. Например, вас привезут на эшафот в тележке палача со связанными за спиной руками, как преступницу. У вас даже не будет исповедника!

– О, ужас! Вы такое наговорили, что я не буду спать этой ночью.

 Герцогиня с надеждой взглянула на Казота:

– Вы меня разыгрываете, да?

 Но лицо писателя стало совсем белым.

– Впрочем, проповедника  не будет почти у всех вас. Последний, кому выпадет такая милость, будет…– Казот запнулся.

Его лицо покрылось потом,  дыхание участилось, но через несколько минут всё пришло в норму, и он продолжал:

– Королю Франции! 

– Как это возможно? Скорее бы уж пришло царство истинного разума, оно гораздо лучше, чем весь этот затхлый мир, в котором мы обитаем!

   В ответ Казот проговорил резко, словно выплюнул:

– Всё это случится именно в царстве разума и во имя философии человечности и свободы, о которой вы бредите, господа!   И это действительно будет царство разума, ибо разуму в то время  воздвигнут храм, более того, во всей Франции не будет других храмов, кроме храма разума.

   И это пророчество сбылось. Революция запретила религию. Зато разум занял ее место и поднялся на ступень обожествления. По всей стране действительно строили храмы разума, устраивали праздники в его честь. Но и разум, став богом, потребовал жертв. И сколь масштабных!

   – Вами, господа,  будет править только философия, только разум. И все те, кто погубит вас, будут философами. Они станут с утра до ночи произносить речи, подобные тем, что я выслушиваю от вас уже целый час, процитируют, подобно вам, стихи Дидро.

Слушавшие его  заносчивые аристократы  стали перешептываться:

 –  Да ведь он безумец!

 –   Вы разве не видите, что он шутит,   –   всем известно, что ему нравится приправлять свои шутки мистикой!

 –  Хороши шутки!  –  вставил своё слово  Шамфор.  –  Это настоящий юмор висельника.

Но никто не смеялся. Женщины невольно приподняли плечи, словно  стало холодно.  В зале воцарилась тишина. Казот  молчал, мрачно оглядывая всех. Потом снова заговорил, но опять чужим и каким-то металлическим голосом:

– Нам грозят величайшие бедствия.  Во всём совершаемом зле мы должны винить лишь самих себя. Солнце неизменно посылает на Землю свои лучи, то отвесные, то наклонные, так же и Провидение обходится с нами. Время от времени, когда местонахождение наше, туман либо ветер мешают нам постоянно наслаждаться теплом дневного светила, мы упрекаем его в том, что оно греет недостаточно сильно. И если Господь или какой-нибудь чудотворец не поможет нам, вряд ли можно уповать на спасение.

Когда Казот всё это высказал, он оглядел присутствующих, заглядывая каждому в глаза, и видел в них смерть.

 –  Извините, мне пора уходить.

 И Казот решительно, не кланяясь, вышел из гостиной.  Гости продолжали стоять в ужасе. Предсказатель страшных событий уже ушёл, но зловещие слова лёгким ветерком гуляли по залу:

 –  Всех вас уже нет, господа! Да, да, да, да!

   На улице было уже темно, луна пробивалась сквозь тёмные тучи, в воздухе витало  какое-то напряжение, словно природа чувствовала не просто приближение грозы, а  чего-то более страшного. 

– Как писал Нострадамус? – пришло на ум Казоту.

Сгущаются в небе суровые тучи

И судьбам истории нужен фонарь.

   Фонари только - только зажигались, пахло гарью как от тысячи  свечей. Но, несмотря на это, в голове Казота прояснилось. Ему уже было не так страшно.

– Есть время пожить, ни о чём не думая!

   Революция началась через год. Кондорсе, известный математик, действительно принял яд. Никола Шамфор, автор труда «Максимы и мысли», перерезал себе вены. Феликс Вик д’Азир, врач-анатом, член Французской Академии, скончался от потери крови в тюрьме. Бывший королевский министр Кретьен-Гийом Мальзерб вместе с любимцем дам, острословом Николани, склонили головы под нож гильотины. Та же участь постигла и Жана-Сильвена Байи, ставшего первым мэром «свободного Парижа».

  Как известно, революция не щадит своих детей, как, впрочем, и прелестных женщин. Герцогиня де Граммон отправилась на эшафот в позорной телеге. Её тоже ожидал «поцелуй гильотины».

Непризнанный писатель и пророк Жак Казот со всей своей семьей отказался признать революционную власть, сохранив верность монархии.

  Сын Казота – юный Сцевола однажды ценой собственной жизни защитил королевскую семью.  Когда разъяренная толпа во время октябрьских событий  1789 года пыталась вырвать Дофина из рук Антуантетты, чтобы растерзать мальчика, Сцевола   не дал это сделать. Королева  со слезами на глазах благодарила юношу.  Впоследствии Сцеволу арестовали, но ему чудом удалось вырваться из страшной тюрьмы Консьержери.

  Летом 1792 года   Жак Казот   примкнул к заговору  эмигрантов  и пытался организовать побег Людовика XVI из тюрьмы Консьержери. К  глубокому сожалению заговорщиков революционерами  были перехвачены письма Казота, в которых он рассчитывал, хватит ли места в его имении, чтобы разместить  с достаточным комфортом  сверженного короля с его свитой.  

    Возмущенный народ обвинял «пленников 10 августа» в том, что они радуются успехам армии герцога Брауншвейгского и ждут его как избавителя. Осуждалась медлительность чрезвычайной комиссии, созданной под давлением Коммуны Законодательным собранием; ходили слухи о заговоре, зреющем в тюрьмах, о подготовке к бунту в связи с приближением иностранных армий; говорили, что аристократы, вырвавшись из заточения, собираются устроить республиканцам вторую Варфоломеевскую ночь.

Жак Казот был арестован 10 сентября  1792 года в своем доме в Пьерри, заключен в тюрьму при аббатстве Сен-Жермен-де-Пре и приговорен к смертной казни.

   Его дочь Элизабет  со слезами обратилась к тюремщикам:

– Умоляю  вас помиловать моего  старика отца.

– Ваш отец,  гражданка, радовался  успехам армии герцога Брауншвейгского, он изменник Родины!

У герцога была найдена  коллекция драгоценностей, среди которых был голубой бриллиант французской короны, известный нам Око Бхайравы.

    Революционное правительство распорядилось, чтобы королевские драгоценности были помещены в Мебельный склад, превращённый  частично музей, частично, в  склад, где хранилась королевская мебель. Все желающие могли полюбоваться драгоценностями короны. Охрана была поставлена настолько плохо и бездарно, что историки до сих пор не могут понять, как их не украли ранее. Окна первого этажа не запирались, охранники несли службу из рук вон плохо. Голубой бриллиант  бесследно исчез. 

   Тюремщики решили покуражиться над девушкой на глазах   толпы, пришедшей поглазеть на казнь.  Один из стражников, некто Мишель, налил огромный стакан дешёвого вина и протянул ей со словами:

–Если вы, гражданка, хотите доказать, что не из проклятых аристократов, выпейте стакан вина, только  залпом,  за спасение Отечества и победу Республики!

   И усмехаясь, продолжил:

– Останетесь стоять на ногах – заберёте папашку!

  Элизабет выхватила стакан и выпила содержимое  залпом.

–Я готова забрать отца! – истерически прокричала она.

Толпа, удивлённая поступком девушки,  расступилась перед ней. 

– Вот это аристократка! – зашумели мужчины.

Женщины зааплодировали.  Казот вернулся  с дочерью домой. Узнав, что его друг вернулся, тотчас же прибежал  месье де Сен-Шарль, позже написавший о нём мемуары. Он обнял Казота и взволнованно проговорил:

–Слава богу, вы спасены!

Казот покачал головой:

–Увы, ненадолго! Мне ещё в каземате было видение: жандармы снова отвозят  меня в Консьержери, ну а оттуда – в трибунал и на гильотину.

   Это было последнее пророчество Казота. На следующий день, 11 сентября, писателя вновь арестовали за то, что он опубликовал «Correspondance mystique», «Поздравления мистика», где открыто признавал верность монархии. Революционный трибунал, президентом которого  был его сокурсник по колледжу  Лаво, приговорил Казота  к смертной казни и 25 сентября 1792 года в семь часов вечера он взошёл на эшафот.

   Пророчество Казота приведёт в своей книге внук того, кто был в то время хозяином этой самой позорной телеги – Месье де Пари, палач города Парижа Шарль Анри Сансон. Когда Казота повезли на гильотину, он был рядом с ним. Нашлось даже время для разговора, по дороге и те несколько минут, когда проверяли  гильотину. До этого лезвие упало медленно, и крик  жертвы  эхом разнёсся по площади, устремляясь вверх, к небу.  Казот  же был спокоен. И хозяин телеги оценил это по достоинству, как знаток смерти.

    Казот рассказал Сансону о  своих видениях двадцатилетней давности.  Ещё не были казнены король и королева,  Сансон  удивился, он всю жизнь в глубине души оставался монархистом.

  Своему внуку  он рассказал  о господине Казоте и его пророчествах, добавив своё отношение к  событиям не столько давнего прошлого:

–  Несчастный Жак  спокойно, без наглой самоуверенности подошёл к гильотине, что ж,  он всё это уже пережил – он приготовился!  Знаешь, какие были  последние слова  Казота?

– Какие?

 –   Перед смертью громко крикнул:

«Я умираю, как и жил, верным Господу и моему Королю!» ⁽⁹⁾  

   За  время, пока Казот следовал до эшафота, он видел себя в двух лицах. Один  беседовал  с Сансоном, а другой, вернее его душа  листала страницы его жизни.  Страшные пророчества сбылись, но это не принесло Казоту  ни боли, ни радости.

    Он  думал о том, что воспитал достойных детей.  Дочь Элизабет, которая не побоялась придти за ним в тюрьму. Сын  Сцеола упорно шёл по  его стопам и принял  мистическую философию.  Отец и сын  провели вместе много времени в  рассуждениях  о смысле жизни и истине, о  хаосе, охватившем мир, о поисках  утерянной людьми  гармонии.

– Сын мой! Высшие таинственные силы управляют миром. Лишь они позволяют людям действовать с их помощью, – наставительно говорил Казот сыну.  – Пойми, ход истории не изменить.  Добро и зло на земле всегда были делом рук человеческих, ибо человеку эта планета дарована вечными законами Вселенной.  Лишь в нашей воле установить здесь такое  царство, которое Господь  заповедал нам. И мы не потерпим, чтобы враг, который без нашей помощи бессилен, продолжал при нашем попустительстве вершить зло!

   Казот не считал себя пророком. Он называл себя Провидцем, открывающим картины возможного будущего. Он говорил:

– Человек в силах изменить свою судьбу, если будет идти праведным путём.

Уходит жизнь по каплям, по кусочкам,

Отслаиваясь с краешка души.

Пока судьба нам не поставит точку,

Живи по совести, не пей и не греши.

 Казот  верил в то, что мир изменится к лучшему.

Придёт весна весёлая такая,

Раскрасит бирюзою небосвод,

Повесит радугу от края и до края,

В мир радость и удачу принесёт!

 Так завершилась жизнь этого странного человека, произносящего свои таинственные пророчества со спокойной улыбкой и ясным выражением глаз, из которых так и лился свет доброты.

 

  

 

⁽¹⁾  Оноре де Бальзак (фр. Honore de Balzak; 20 мая 1799 – 18 августа 1850) –французский писатель,  один из основоположников реализма в европейской литературе, величайший прозаик XIX века. Одним из самых крупнейших его произведений является серия романов и повестей «Человеческая комедия».Это картина нравов, художественная история и философия Франции после революции. Творчество Бальзака повлияло на прозу Диккенса, Достоевского, Золя, Фолкнера и многих других.

⁽²⁾   Высказывание Чарли Чаплина (очень понравилось и к месту).

⁽³⁾Высказывание Виктора Гюго о книгах Бальзака: «Все его книги образуют одну книгу, живую, блистательную, где живёт и движется страшная, жуткая и вместе с тем реальная наша современность».

⁽⁴⁾ Жак Казот  (1720 – 1792) – французский писатель. Первые  произведения Жака Казота «Кошачья лапка» (La Patte de chat, 1741), «Тысяча и одна глупость» (Les Mille et une Fadaises, 1742) и «В сказках можно стоя спать» (Contes a dormir debout, 1742) написаны в жанре фантастической сказки. Он пишет и  моралистические басни, шуточную поэму «Новая Рамеида», либретто комической оперы «Сабо» (вместе с драматургом Седеном), поэму в 2 томах на средневековый сюжет «Неповторимые подвиги Оливье, маркиза д’Эдисс» (Les Prouesses inimitables d'Ollivier, marquis d'Edesse, 1763). В 1767 году опубликован роман «Импровизированный лорд» (Lord Impromptu), в 1778-88 написан роман «Ракель, или Прекрасная иудейка». Последним произведением Казота стало «Продолжение 1001 ночи» (1788-1789). Однако в литературе имя Жака Казота осталось благодаря повести «Влюблённый дьявол» (Le Diable amoureus), увидевшей свет в 1772 году.  Полное собрание сочинений в 4-х томах издано в 1816—1817годах.

⁽⁵⁾ Дижон – город в 326 км. к северу-востоку от Парижа.

⁽⁶⁾ Жан Шарль Эммануэль Нодье (1780 – 1844) –французский писатель, библиограф эпохи романтизма, происходил из провинциальной мелкой буржуазии; отец его в годы Великой Французской Революции – председатель  революционного трибунала в  Безансоне. Революционные настроения юности у Шарля Нодье сменились в последствие игрой в революционера. В 1802 году он  пишет стихотворный памфлет против Наполеона, что не помешает ему стать его сторонником и получить  место в администрации. При Реставрации Нодье будет выдавать  себя за жертву Империи. Служил библиотекарем. В своём творчестве разработал жанр фантастической страшной новеллы и волшебной сказки: «Smarra» (Смарра,1821), «Lord Rutween, ou Les vampires» (Лорд Рётвин, или Вампиры, 1820), «La Fée aux miettes» (Фея хлебных крошек, 1832). Творчество Нодье полно противоречий. Наряду с мистицизмом, у него уживаются материалистические тенденции XVIII века, наряду с реакционными высказываниями — некоторые социальные идеи Великой французской революции («Жан Сбогар).

⁽⁷⁾ Жерар де Нерваль – псевдоним, настоящее имя Жерар Лабрюни(1808—1855) – французский писатель-романтик, родился в семье хирурга Наполеоновской армии. Работал над переводом «Фауста» Гёте. В своих произведениях занимался мистическими  поисками совершенства, которое связывал с образом идеальной женщины. Поклонник Гюго. Одой «Народ» воспел Июльскую революцию 1830 года, но потом разочаровался в ней. С 1841 года у Жерара появились признаки психического заболевания, прогрессирующего из года в год. Тем не менее, он продолжает писать. 26.01.1855 года писателя нашли повесившимся на улице Старого Фонаря в Париже.

⁽⁸⁾По мотивам рассказов Эдварда Радзинского «Пророчество Казота»

https://www.youtube.com/watch?v=1wcVgcoi3vk

⁽⁹⁾   Елена Коровина «Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории» и Wise – kat на Я.ру.

⁽¹⁰⁾  строки  письма Казота гражданскому судье, месье Понто (1791 год)

 

Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая часть 26

Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая часть 24